Так положил Иисус начало
чудесам в Кане Галилейской...
Иоанн, 2,11
Позднее утро. Лёгкий скрип колёс. Подбитые
медью ободья мягко стучат по булыжной мо-
стовой. Приглушённо цокают копыта. Оба куче-
ра правят парными пристяжными несуетливо и
чинно, без лишних телодвижений, будто экономя
энергию; создаётся впечатление, что и вожжи им
без надобности. Лошади прядают ушами, фырка-
ют, но тоже не без деликатности, вполсилы.
Свадебный кортеж ползёт с черепашьей скоро-
стью. Важно и торжественно. Впрочем, «кортеж»
— это громко сказано. Для церемонии наняты два
экипажа, якобы стилизованные под придворные
кареты эпохи Леопольда Второго. На самом деле
и тут видна похвальная экономия: обе колымаги
смахивают скорее на помесь похоронных дрог с
цыганской кибиткой — парусиновый верх и от-
крытые незастеклённые окна; цвета, само собой,
отнюдь не траурные — сливки с золотом. Как и
положено. Боковые фонарики украшены веноч-
ками из искусственных розанов.
Сидящий в головной карете молодой человек в
старомодном котелке и явно видавшем виды смо-
кинге довольно улыбается: служба в похоронном
бюро имеет свои плюсы, и один из них — не надо
тратиться на транспорт и аксессуары. Даже если
это твой собственный свадебный кортеж.
Молодой человек в смокинге — жених, Рогир
ван дер Эйк. Имя громкое, хотя и распростра-
нённое. На вид ему — лет тридцать с хвостиком.
Он хорошо сложен, белокур и голубоглаз; черты
лица правильные, почти классические. Тонкие
бескровные губы и оттопыренные уши слегка
портят его, но не слишком.
Кроме него, в каретах, на обитых искусствен-
ным бархатом сиденьях расположились ещё семь
человек — по четверо в каждой.
Два шафера в национальных фламандских ко-
стюмах и с алыми лентами через плечо катят сле-
дом на дорожных велосипедах. По случаю тор-
жества велосипеды тоже украшены цветочными
гирляндами.
Невеста — Ханнелора Дефрудт, девица двад-
цати трёх лет — едет во втором экипаже. Она --
красавица. Настоящая красавица. И этим всё ска-
зано. По крайней мере, для Рогира ван дер Эйка.
На ней — свадебное платье из нескольких слоев
воздушной кисеи нежно-молочного, даже кремо-
вого цвета, высокий кружевной воротник, тон-
кий серебряный поясок. На голове у неё лёгкий
венец, осыпанный блёстками и пластмассовыми
жемчугами; в руках — неизменный батистовый
платочек с вышитым гарусом именем новобрач-
ной. После свадьбы его вставят в рамку и повесят
на почётное место, над камином, или где ещё.
В карете жениха сидят два его дяди: один, Пи-
тер Хилдерсон — по материнской линии; второй,
Вим ван дер Эйк — по отцовской. С ними племян-
ник Рогира, сын дяди Питера, восемнадцатилет-
ний Жан-Клод. Оба почтенных дядюшки вполне
соответствуют расхожим представлениям ино-
странцев о типичном облике фламандского бюр-
гера — очень толстые, очень коренастые, с багро-
выми отёчными лицами. Жан-Клод, несмотря на
внушительное расстояние от ступней до холки,
выглядит недорослем. Крошечные водянистые
глазки смотрят совершенно бессмысленно; при-
бавьте к этому слюнявый лягушачий рот, огром-
ные оттопыренные уши (наследственная черта),
нос, пламенеющий протуберанцами юношеских
угрей, и стрижку — вдохновенное произведение
парикмахера, страдающего, судя по всему, болез-
нью Паркинсона.
Тут почти все ныне здравствующие родствен-
ники Рогира ван дер Эйка. Отсутствие родите-
лей объясняется безвременной кончиной оных
несколько лет назад. Есть ещё тётка — Лилиан
ван дер Эйк. Но старуха передвигается с трудом;
выдержать церемонию бракосочетания ей не по
силам. Тем не менее, ожидается, что она почтит
своим присутствием свадебное застолье.
Вместе с невестой следуют её родители — Аль-
берт и Людвиг Дефрудты — высокие, импозант-
ного вида мужчины средних лет, похожие друг на
друга словно близнецы. На обоих — малиновые
с искрой костюмы от Лагерфельда, оба счастли-
во улыбаются и умильно поглядывают на дочь.
Людвиг нет-нет да и смахивает слезу радости зе-
лёным шёлковым платком. Дефрудты — старин-
ные поставщики ритуальной конторы ван дер
Эйков. Древесина ценных сортов, разнообраз-
ные обивочные ткани, золотая и серебряная ка-
нитель, прочая фурнитура — всё проходит через
их посредническую фирму. Так что породниться
промеж собой было давнишней мечтой обоих се-
мейств. Предстоящая свадьба — сделка взаимо-
выгодная.
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Здесь же, рядом с невестой, сидит её верная
подружка — Корнелия-Вильгельмина де Витт,
молодая девушка необычайно пышных форм,
одетая в облегающее розовое платье, украшенное
поразительным количеством лент, рюшей и вола-
нов. Она то и дело поправляет кисейные оборки
на коленях Ханнелоры и от избытка чувств чмо-
кает её в щёчку через фату.
Ехать недалеко. Собор Богоматери совсем ря-
дом, рукой подать. В Брюгге всё близко. Но сва-
дебный кортеж по обычаю движется кружным
путём, совершает обязательную петлю почёта. С
Рыночной площади — через ущелья узких про-
улков — на Бургплац; мимо дворца Губернатора
Провинции, мимо Сторожевой Башни, Ратуши,
блошиного рынка и базилики Св.Крови — к го-
родским воротам. Оттуда — сквозь хитрую пау-
тину десятка торговых улочек с их шоколадными,
пивными и ювелирными развалами — к Озеру
Любви...
Именно здесь, под сенью клёнов романтическо-
го приозерного парка, Рогир впервые встретил
своё счастье, свою Ханнелору. Незабываемый
день! Год пролетел с той встречи, но каждая де-
таль, каждая мелочь помнятся отчётливо, словно
случилось это вчера. Как прелестна казалась она
в короткой кружевной юбочке и белоснежной
блузе! Как удивительно шёл ей атласный жакет,
выгодно подчёркивающий природную грацию
стана, пышность высокой девичьей груди... Хан-
нелора стояла на берегу и бросала в воду хлеб-
ные крошки, кормила лебедей. Он приблизился и
робко протянул ей только что сорванный цветок
асфоделя...
Процессия минует помпезное великолепие Пес-
чаной улицы и выезжает на набережную Дайвер.
Порывистый свежий ветер будоражит зелёные
воды канала. Сильная рябь превращается у гра-
нитных берегов в небольшие волны, увенчанные
симпатичными белыми барашками.
Рогир ван дер Эйк выглядывает из экипажа, смо-
трит вверх и вновь с удовольствием убеждается,
что утро выдалось погожее и ясное. Пускай и ве-
треное. По ослепительно голубому небу стреми-
тельно несутся редкие перистые облачка; солнце
светит по-весеннему ярко, в воздухе ощущаются
манящие ароматы мидий и картофеля-фри. Под-
ходящая погода для свадьбы. Редко случается,
чтобы окружающая обстановка настолько верно
отражала его настроение.
А ведь ещё неделю назад по всему северу-западу
Бельгии бушевали снежные вьюги. И это притом,
что даже относительно морозная зима случается
в здешних краях совсем не каждое десятилетие.
Дошло до того, что Рогир нигде не смог найти
распустившейся берёзки по приемлемой цене и
принужден был посадить в качестве майского
дерева под окнами возлюбленной молоденькую
ель. К счастью, ни родители Ханнелоры, ни она
сама (последнее — не удивительно) не выказали
по сему поводу ни малейшего неудовольствия.
На следующий же день пригласили на кофе с кро-
кембушем. Чуткие и благородные люди!
На набережной, вдоль парапета выстроилась
большая группа туристов. Кажется, японцев.
Они так обильно увешаны фотоаппаратурой и
оптическими приборами, что походят на воен-
ных корреспондентов. Ветер нещадно ерошит
вороньи гнёзда их странных причёсок, рвёт полы
одежды, но они внимательно и терпеливо слуша-
ют гида. Тот что-то быстро лопочет на непонят-
ном языке, машет руками в сторону выстроив-
шихся вдоль набережной средневековых зданий,
тычет пальцем в замысловатые гербы гильдий су-
конщиков, пекарей и пивоваров. Вероятно, живо-
писует местные достопримечательности, расска-
зывает древние предания... Где-то поблизости во
времена оны пролегала улица Цепа, значит, как
пить дать, вспомнит душещипательную легенду
о нежной дружбе Балдуина IX с фермером Эли.
А может, напротив, поведает о кровавых бунтах
ткачей и сукновалов под водительством Заннеки-
на и Якова Пейта... Стоит гиду на минуту замол-
чать, туристы разражаются целым потоком ожив-
лённых восклицаний и восторженных возгласов.
Да и разве ветшающая красота Брюгге, непереда-
ваемое очарование старинной архитектуры, сама
здешняя атмосфера могут оставить кого-то рав-
нодушным? Любоваться этим городом можно до
бесконечности.
Рогир вад дер Эйк отворачивается от туристов
и тоже задумчиво скользит взглядом по прянич-
ным фасадам, по черепичным крышам всех от-
тенков охры и каротина, по венчающему их лесу
из флюгеров, башенок, замысловатых изваяний
птиц, карликов, фантастических бестий... Он лю-
бит свой родной город. И ни за что не променяет
его ни на какой иной...
Брюгге. Город патрициев, ремесленников и мо-
реплавателей. Величайшая торговая гавань меж-
ду Зундом и Гибралтаром, былая космополитиче-
ская столица Западной Фландрии.
Да, именно былая. Ибо, увы, прошёл, безвоз-
вратно канул в Лету период расцвета Брюгге. Кто
вспомнит теперь времена, когда город вместе
с соседними портами являлся непреодолимым
магнитом для товаров, стекавшихся в Нидер-
ландские провинции из Италии и Центральной
Европы? Купцы всех стран, берега которых омы-
ваются морем, от Прованса до далёкой Балтики,
швартовались у здешних причалов. Город манил
чужеземных негоциантов, как Святая Земля кре-
С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА № 5 (94) 2016 год
стоносцев. Высокие шпили его колоколен служи-
ли им путеводными маяками. Грубая гортанная
речь немцев, англичан и скандинавов смешива-
лась на его улицах и площадях с певучим говором
флорентинцев, оживлённой трескотней обитате-
лей Пиренеев и солидным прононсом уроженцев
Лангедока. Здесь шумели многолюдные разноя-
зыкие ярмарки: продавались голубой туф из зна-
менитых каменоломен Турнэ, оружие и шитые
золотом ткани тороватых ломбардцев, льняные и
шерстяные сукна, изготовленные в самой Флан-
дрии, строевой лес, металлы и мягкая рухлядь
из Швеции и Новгорода. А что говорить о гру-
дах пряностей, цветного дерева, шёлка и прочих
восточных диковинах, завозимых из Средизем-
номорья? По Шельде сюда доставляли бочки с
драгоценными винами Бордо и Шампани; Рейн
служил широкой артерией для более дешёвой
германской лозы; загрузив этим добром пузатые
купеческие посудины, бравые брюггские моряки
храбро пересекали бурное Северное море и, гор-
ланя хриплыми голосами «Kyrie eleison», подни-
мались вверх по Темзе — от Лондона до рынков
Оксфорда, Рединга и далее, в глубь страны...
Разумеется, некогда, многие столетия назад, всё
так и было. Было и исчезло. Умерло навсегда, раз-
веялось словно морок, тень морока, пригрезив-
шаяся тень туманного морока...
И ныне лишь толпы восторженно-суетливых
туристов беспокоят мертвенный сон древнего го-
рода.
Рогир ван дер Эйк кидает последний взгляд
назад, на исчезающих за очередным поворотом
японцев, на восьмигранное навершие Белфорда,
всё ещё различимое за ступенчатыми пирами-
дами высоких фронтонов, и с грустным вздохом
откидывается на спинку сидения. Однако в такой
день меланхолия не способна сколько-нибудь
долго смущать его ликующую душу. Уже очень
скоро, этим самым вечером, он соединится, со-
льётся в экстатическом трансе и вкусит неземное
блаженство со своей возлюбленной! С красави-
цей Ханнелорой! Эта счастливая мысль мгно-
венно вытесняет все прочие, лицо Рогира снова
озаряет улыбка радости. Сидящие напротив Пи-
тер Хилдерсон и Вим ван дер Эйк смотрят на пле-
мянника в угрюмом недоумении. Всепобежда-
ющим унынием и смертной скукой веет от них,
ничто на свете не может тронуть их заскорузлые
сердца, растопить леё впавших в летаргическую
спячку душ; кажется, даже солнечные лучи туск-
неют, едва коснувшись одутловатых физиономий
почтенных бюргеров. Этим старым трухлявым
пенькам не понять, что нынче самый важный
день в его, Рогира ван дер Эйка, жизни. На брак
они смотрят с сугубо прагматической точки зре-
ния, никакой романтики... Несчастные реликты,
жалкие глупцы! Союз двух любящих сердец для
них — пустой звук; они способны думать только
о прибыли и приплоде, достатке и продолжении
рода. Но в этом ли смысл брака? Только ли в этом?
Вот процессия в очередной раз пересекает Бур-
гплац. Возницы натягивают поводья. Свадебный
кортеж останавливается. Шаферы, прислонив ве-
лосипеды к гранитным тумбам возле горбато-
го мостика, спешат распахнуть дверцы карет, и
пассажиры один за другим выбираются наружу.
Перед ними — Собор Богоматери, поражающая
воображение громада величаво-угрюмого OnzeLieve-Vrouwekerk.
В ту же минуту воздух наполняют протяжные
гудящие звуки. Они несутся откуда-то сверху,
чуть не из-под облаков. Это Angelus. Прибывших
приветствует колокольный карильон высочай-
шей в городе, если не во всей Фландрии, звонни-
цы.
* * *
Резные двери главного портала гостеприимно
распахнуты. Изображения святых, чертей и му-
чеников из белого брабантского песчаника, окру-
женные каменными же черепами и кружевами,
как будто оживают при блеске солнца и друже-
любно поглядывают на проходящих под ними
людей.
Будущий супруг поднимает невесту на руки и
под ободряющие возгласы родственников несёт
через церковный порог. Восхитительная белоку-
рая головка Ханнелоры доверчиво клонится на
его плечо.
Стоит Рогиру ван дер Эйку ступить под высо-
кие готические своды, как чувства его странным
образом обостряются. Он явственно ощущает
волны благодати и умиротворения, нисходящие
на него прямиком из-под крестообразно пере-
плетающихся стрельчатых арок. Мощные звуки
органа, гремящие подобно трубам Страшного
Суда, наполняют каждый придел, каждый зако-
улок необозримого пространства пятинефной
храмины, усугубляя впечатление торжественно-
сти и без того волнующего момента. Исподволь
приходит понимание, насколько велик и дивен
Тот, Кому воздвигнуто сие великолепное капище.
Всё вокруг приобретает некий потаённый, сокры-
тый от профанов смысл. Свет, струящийся через
цветные витражи, придаёт мёртвым мраморным
изваяниям иллюзорное подобие существования.
Многочисленные статуи бургомистров, ратма-
нов и олдерменов, соседствующие с бронзой и
серебром усыпальниц гордых владык Бургундии,
невольно приковывают внимание, заставляют за-
думаться о преходящей суетности мирской сла-
вы, тщете тварного мира, о жалком жребии его
обитателей.
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Рогир ван дер Эйк задерживается было по при-
вычке перед «Святым семейством» Яна Маеса
у медной кропильницы со святой водой, но об-
лачённый в белоснежный стихарь служка уже
ведёт его и всех прочих дальше, к сакральному
нефу Священной капеллы. Именно там предсто-
ит совершиться церемонии.
Около восточной стены придела толпятся вез-
десущие газетчики из «Le Soir», «La Libre Belgique»
и других, не известных ван дер Эйку из-
даний. Щёлкают вспышки фотокамер, стрекочет
видеоаппаратура. Рогиру кажется даже, что он
узнаёт самого Рика ван Каувелаарта, главного ре-
дактора популярнейшего журнала «Knack», чья
специализация — освещение светской жизни
знаменитостей. Ну что ж, ничего удивительно-
го. Событие-то отнюдь не рядовое. В некотором
смысле, знаковое событие.
Перед алтарём установлены два кресла с высо-
кими резными спинками. Вызолоченные подло-
котники и ножки делают их похожими на троны
августейших особ. В то время как Альберт и Люд-
виг Дефрудты приглашают будущего зятя занять
место на правом седалище, два дюжих шафера
подхватывают под руки Ханнелору и с отменной
любезностью усаживают слева от жениха. Похо-
жая на дебелое розовое облако Корнелия-Виль-
гельмина де Витт остаётся нести вахту позади
кресла подруги, придерживая откинутую назад
фату. Сам Рогир согласно обычаю склоняется к
любимой и запечатлевает поцелуй на её запястье.
Подняв голову, он с удовольствием видит спокой-
ную улыбку, озаряющую очаровательное личико
Ханнелоры, его ненаглядной Ханхен.
Орган постепенно смолкает. И в то время, по-
куда немногочисленные родичи занимают места
на первом ряду сидений, из-за алтаря уже появ-
ляется приземистая дама в оранжевом брючном
костюме. Это бургомистр, госпожа Ангелина Ле
Мерк. Присутствующие встречают её сдержан-
ными, но несомненно искренними аплодисмен-
тами. Репортёрская братия подвигается ближе,
к самым хорам, огороженным изящной резной
балюстрадой.
Бургомистр взбирается по крутым ступенькам
кафедры, одаряет публику дружеским взмахом
руки и раскрывает красную сафьяновую папку.
— Дорогие жених и невеста, — начинает госпо-
жа Ле Мерк, — уважаемые гости! Я рада привет-
ствовать вас сегодня в этом величественном хра-
ме, в сей обители горних сил. Рогир и Ханнелора!
Вот и наступил самый волнующий, самый знаме-
нательный момент в вашей жизни. Вы пришли
сюда, дабы соединить свои сердца и судьбы, дабы
создать новую семью, ещё одну ячейку нашего
свободного демократического общества! Семья.
Какое удивительное слово! Сколь глубокий смысл
заложен в нём. И вам предстоит вместе разгадать
его и понять, насколько важно обрести любимо-
го человека, с которым можно разделить минуты
радости и печали, и который отныне всегда бу-
дет рядом. Помните, семья — это великое благо,
берегите её. И пусть торжествует... — бургомистр
выдерживает паузу и буквально поёт умильным
меццо-сопрано: — ЛЮБО-О-ОВЬ!
В ту же секунду возобновляется и гудение орга-
на; патетические раскаты его снижают голосовой
регистр г-жи Ле Мерк до драматически насыщен-
ного контральто, но вскоре обрываются. Бурго-
мистр продолжает:
— Однако сегодняшний день знаменателен и
важен не только для наших будущих новобрач-
ных. О нет! Это поистине исторический день
для каждого подданного Бельгии, для каждого
гражданина Евросоюза... Вы спросите, почему?
А я вам отвечу! Задумайтесь: а разве столь уж
много лет прошло с тех пор, как мы, европейцы,
окончательно узаконили собственные осново-
полагающие ценности? Разве настолько далеко
от нас время, когда общие для цивилизованных
людей гуманистические идеалы признавались
отнюдь не всеми странами и народами континен-
та? Давно ли мы, например, отвоевали в нелёгкой
борьбе всю полноту гражданских и человеческих
прав для лиц с так называемой нетрадиционной
сексуальной ориентацией? Для нашего славного
гей-сообщества? Не так уж и давно, если смо-
треть в масштабах истории...
Репортёры кидаются к чете Дефрудтов; опять
щёлкают вспышки фотокамер; Альберт и Людвиг
розовеют от удовольствия, берутся за руки и сму-
щённо улыбаются в объективы.
— А ведь были, были времена, — коли не вери-
те, спросите у своих бабушек и дедушек! — ког-
да указанную категорию граждан обзывали не
иначе, как секс-меньшинствами! Да, да, вы не
ослышались, именно меньшинствами! Сейчас
это звучит дико. Но так было. Однако зададимся
вопросом: есть ли у нас сейчас достаточные осно-
вания для благодушия, для почивания на лаврах?
Увы! Таковых оснований по-прежнему нет. Вы
спросите, почему? А я вам скажу, почему...
Рогир ван дер Эйк не слушает, он с возраста-
ющим вожделением смотрит на Ханнелору. Под
воздушным тюлем чётко обрисовываются два со-
вершенных полушария божественной груди. Её
руки и плечи, налитые упругой полнотой молодо-
сти, сулят блаженство; до невозможности изящ-
ные ножки, кажущиеся в тонкой сетке шёлковых
чулок почти бесплотными, способны ввергнуть в
нерестильный экстаз самого Кальвина; румянец
ланит будит воспоминания о Елене, Леде и Кон-
С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА № 5 (94) 2016 год
чите Вурст. «О, ты прекрасна, возлюбленная моя,
ты прекрасна!» — тихо шепчет ей на ушко взвол-
нованный Рогир страстные причитания древнего
царя.
— ...И опять же, достаточно вспомнить, что
ещё совсем недавно коренные права и свободы
другой, но не менее многочисленной и социаль-
но значимой части наших сограждан жестоко
ущемлялись. Я говорю о людях с психическими
расстройствами или, как их правильнее назы-
вать, личностях с нестандартными мыслями и
поведением. А ведь они составляют от пятнадца-
ти до двадцати процентов населения! И лишь в
начале этого десятилетия правозащитному дви-
жению удалось добиться пропорционального
представительства указанных лиц в органах за-
конодательной и исполнительной власти. И пото-
му только теперь мы с гордостью можем конста-
тировать, что в Сенате, Палате Представителей
и самом Правительстве Его Величества, в отли-
чие от властных структур остальных государств
Евросоюза, помимо шизофреников и аутистов
представлены и плодотворно трудятся депутаты,
сенаторы и министры всех трёх стадий олигоф-
рении: есть и дебилы, и имбецилы и даже пароч-
ка идиотов...
Представители прессы в очередной раз спешат
к переднему ряду сидений, но теперь объектом их
назойливого внимания становятся племянник и
оба дяди жениха. Последние, набычившись (если
такое выражение подходит к их расплывшим-
ся монголоидным физиономиям с поросячьими
глазками), тупо моргают в объективы фото- и
телекамер; Жан-Клод по обыкновению пускает
слюни, не забывая одной короткопалой ручкой
махать репортёрам, а второй — исследовать не-
дра багрового носа.
Рогир ван дер Эйк далёк от этой суеты. Сейчас
он смотрит прямо перед собой, на величествен-
ный алтарь работы знаменитого Пеперса. Там,
в самом его центре, меж порфировых колонн и
среди вычурного великолепия барочной резьбы
восседает Мадонна Брюгге великого Буонарот-
ти. За пуленепробиваемым стеклом Дева Мария
выглядит невозмутимо и отрешённо. Настолько
отрешённо, что Рогиру чудится, будто Младенец
вот-вот спрыгнет с колен исполненной боже-
ственного равнодушия Матери и разобьётся на
тысячу мраморных осколков... Впрочем, мысли,
снующие в голове Рогира, в целом благостны. Он
думает о детях. Мечтает, что и у них с Ханнелорой
когда-нибудь... Рассеянный взор его невольно об-
ращается на окружённых толпой репортёров ро-
дичей. М-да, складывается впечатление, словно
во всей их малосимпатичной семейке он, Рогир,
единственный абсолютно нормальный человек...
Он переводит взгляд на Дефрудтов. Какие же,
всё-таки, милые родители у его суженой! Сколько
благородства, сколько искренней благожелатель-
ности! Мысль о плохой наследственности, спо-
собная поколебать кого угодно, ни на минуту не
остановила ни господина Альберта, ни господина
Людвига. Но всё же, всё же... В его ситуации веро-
ятно стоит-таки подумать об усыновлении. Что
может быть проще? Подобрать одного-двух, а то
даже и трех симпатичных детишек... В какой-ни-
будь не слишком благополучной стране. Напри-
мер, в Галичине. Ну конечно же! При нынешнем
гауляйтере Украинского Протектората никаких
проблем в этом вопросе возникнуть не должно.
Говорят, отдают задёшево, а тех, которых вылови-
ли на Юго-Востоке, — и вовсе задаром. Госпожа
бургомистр будет только рада помочь. Да что там
бургомистр! Сам губернатор провинции не отка-
жет, нажмёт на какие надо рычаги... Безусловно,
именно так они с Ханнелорой и поступят. Ребё-
нок в доме. Что может быть лучше? Семья без де-
тей — это нонсенс, это неправильно. Разве можно
такую семью считать полноценной?.. Рогир ван
Эйк с улыбкой кивает собственным мыслям.
Между тем, госпожа Ангелина Ле Мерк всё ещё
продолжает говорить:
— ...И вот в прошлый четверг — новый триумф
демократии и толерантности! Впервые Председа-
телем Еврокомиссии избран человек с синдромом
Дауна! Думаю, все здесь присутствующие имели
удовольствие наблюдать в прямом эфире, как
тысячи граждан с аналогичным синдромом, со-
бравшиеся на Гран-Плас в Брюсселе, восторжен-
но приветствовали избрание на один из высших
государственных постов своего коллеги – колле-
ги по состоянию. Напомню, что десять лет назад
в Конституции Евросоюза было закреплено, что
шизофрению, олигофрению, аутизм и прочие по-
добные аномалии следует именовать не болезня-
ми, а состояниями...
Откуда-то из благовонного сумрака апсиды, из-
за нагромождения погребальных мемориалов и
монументов, едва освещённых дюжиной масля-
ных светильников, выступает высокая мрачная
фигура в фиолетовой ризе; накинутая поверх
ризы епитрахиль загадочно мерцает в полутьме
бокового нефа золотым шитьём крестов и шести-
крылых серафов. Это настоятель, преподобный
Теобальд Деккен. Мрачность ему придают узкое
костлявое лицо и густые брови, нависающие над
глубоко запавшими глазами аскета, посверки-
вающими из-под надбровных дуг, словно угли в
недрах пещеры лапифов. Обманчивое впечатле-
ние. Отец Теобальд известен отменным доброду-
шием, широтой взглядов и жизнелюбием. Улучив
момент, когда госпожа Ле Мерк смотрит в его
сторону, он поддёргивает рукав ризы и бросает
выразительный взгляд на наручные часы.
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
— Ну что же, дорогие мои Рогир и Ханнелора!
— восклицает бургомистр, закрывая наконец
красную сафьяновую папку. — Позвольте мне
ещё раз поздравить вас с по-настоящему вол-
нительным и — не побоюсь этого слова! — по-
воротным моментом вашей, так сказать, жизни.
Счастья вам, любви и взаимопонимания! Самое
время передать вас из рук властей светских в
руки властей, как говорится, духовных. Всем же
присутствующим хочу ещё раз напомнить, слегка
перефразировав, бессмертные слова Армстронга:
то, чему мы сегодня являемся очевидцами, — это
возможно только один маленький шаг для моло-
дой семьи ван дер Эйков, но несомненно гигант-
ский скачок для прочего человечества!
Госпожа Ле Мерк под громкие аплодисменты
зрителей покидает кафедру; её место на амвоне
занимает преподобный Теобальд Деккен.
— Не задавайтесь, мои дети! Не задавайтесь!
— говорит он, с усмешкой грозя крючковатым
пальцем жениху и невесте. — Избегайте гордыни
пуще проказы. Госпожа бургомистр много чего
вам тут наговорила. Едва ли не до небес вознесла.
Вы, мол, такие да разэтакие Колумбы с Магелла-
нами. В чём-то она и права... Ну а я вам так скажу:
есть дыра, будет и прореха! Последователи ждать
себя не заставят. Думается даже, что таковых, по
несказанной благодати и милосердию Божьему,
будет превеликое множество. Эх, клянусь святым
Дрого, когда бы не целибат... Но я отвлёкся. Пора
и за дело!
С этими словами кюре Собора Богоматери бо-
дро спускается по ступеням кафедры и приступа-
ет к священнодействию, которое явно не обещает
быть продолжительным.
Покуда звучат «Benedictus» и «Pater noster», Ро-
гир, не в силах более сдерживать обуревающее
его чувство нетерпеливого томления, нежно сжи-
мает ладонью маленькую, затянутую в кружев-
ную перчатку ручку Ханнелоры. Ему кажется,
что любимая с благожелательной готовностью
отвечает на его пожатье, и ладонь Рогира спол-
зает чуть ниже, принимаясь оглаживать восхи-
тительную округлость коленки своего божества,
своего сокровища... Невыразимое, упоительное
мгновение! Вся ты прекрасна, возлюбленная моя,
и изъяна в тебе нет! Сотовый мёд каплет из уст
твоих, и благоухание одежд твоих подобно бла-
гоуханию Ливана! Внутренность моя взволнова-
лась от тебя, ибо ласки твои лучше вина, и благо-
воние мастей твоих лучше всех ароматов!
Отец Теобальд замечает сей маневр и понимаю-
ще улыбается. Разумеется, ни на секунду не пре-
рывая плавное течение торжественной службы.
Ах, молодость, молодость! Что с неё взять! В их
возрасте и дом Божий — любовное гнездышко.
Всё это весеннее брожение соков и гормональное
половодье. Избыток тестостерона, свежесть эмо-
ций...
Церемония близится к завершению. Жених
надевает кольцо на левую руку невесты. Вновь
запел орган. И вот уже несутся под древними
стрельчатыми сводами сакраментальные слова
ещё более древнего заклятья: «Ego conjngo vos
in matrimonium in nomine Patris, et Filii, et Spiriti
Sancti!».
* * *
Последними, около девяти вечера, уходят ша-
феры. Им пришлось задержаться чуть дольше
остальных, помочь новоиспечённому супругу
привести всё в надлежащий порядок. Со вздохом
облегчения, в данной ситуации вполне прости-
тельном, ван дер Эйк захлопывает за ними дверь
и спешит вернуться в гостиную.
Свадебное застолье утомило и порядком вы-
мотало Рогира. Хотя длилось не более полутора
часов. Но ему эти девяносто минут показались
вечностью. Неужели так трудно понять, что мо-
лодым сейчас не до гостей? Присутствовали всё
те же лица, что и на церемонии венчания. Да ещё
старуха Лилиан ван дер Эйк... Чокнутая клепто-
манка! Девяносто три года зимой стукнуло, соб-
ственного имени не назовёт без подсказки, а всё
никак не уймётся. Да, видно, горбатого могила
исправит.
Рогир ван дер Эйк со злорадством вспоминает,
как старая карга запихивала в сумочку столовые
приборы, не ведая, что он загодя обо всём побес-
покоился — вместо серебряных ножей и вилок
положил мельхиоровые.
А дяди с племянничком! Наблюдать за процес-
сом их насыщения оказалось натуральной пыт-
кой. Как назло, вся троица устроилась аккурат
напротив. Изысканный говяжий гуляш они уму-
дрялись смешивать с рыбным waterzooi и хлебали
эту жуткую тюрю, похрюкивая от удовольствия.
Шаферы тоже хороши. Присосались к даровой
выпивке, будто сроду сидра не пробовали. По
крайней мере утешительно, что на вине он дога-
дался сэкономить. Сколько бы эти мордовороты
его выхлестали — представить страшно...
Всё-таки с количеством приглашений вышел яв-
ный перебор. Вполне можно было без некоторых
субъектов обойтись. Хотя бы без придурковатого
Жан-Клода. Весь аппетит испортил подлец. То и
дело сморкался в накрахмаленные салфетки. Из
чистого льна, между прочим, салфетки. А когда
не сморкался — ронял зелёные капли прямо в
своё отвратительное месиво из гуляша с супом.
Одно светлое пятно — речь старшего родителя
Ханхен, господина Альберта. Замечательно гово-
рил, трогательно, от сердца. Патриотично даже.
С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА № 5 (94) 2016 год
Могли ли, дескать, они с Людвигом мечтать о столь
завидной судьбе для любимой дочурки? Ещё ка-
ких-нибудь два месяца назад подобный союз был
бы невозможен. Ибо нет ничего труднее, нежели
победить людскую косность, въевшиеся в плоть
и кровь общества пагубные предрассудки. А ведь
по сути речь-то идёт о норме. Не более и не менее.
Борьба с врождёнными поведенческими инстин-
ктами — дело заведомо бессмысленное, обречён-
ное на провал. Тем не менее, ещё совсем недавно
большинство населения принимало такого рода
безобидные особенности в штыки. Готово было
ополчиться на всякого, кто не вписывался в рам-
ки замшелой морали... Но разве хоть у кого-то из
присутствующих есть сомнения в том, что такой
человек, как Рогир ван дер Эйк, сумеет стать до-
стойным супругом и составить счастье их с Люд-
вигом дочери, малышки Ханнелоры?.. Насколько
же удачно сложилось, что именно теперь, когда
соответствующий закон прошёл обе палаты и
утверждён Его Величеством, когда последние
препоны на пути к счастью Рогира и Ханнелоры
пали, их дети решились связать себя нерасторжи-
мыми узами брака! Короче говоря, да здравству-
ет торжествующая толерантность и европейские
ценности! Слава Брюгге, слава Бельгии, да пребу-
дет во веки Свободная Единая Европа!
Вот такую вот речь толкнул дорогой тесть. Хо-
рошо получилось. По ходу даже убогонького
Жан-Клода по щеке потрепал — сами, мол, види-
те, ничего страшного и не противно нисколько...
Жаль только, что Корнелия-Вильгельмина всё
это время глупо хихикала. Дура дурой. Право
слово. Нет, придётся всё-таки отказать этой тол-
стухе от дома. Ханнелора возражать не станет.
Да и не сможет — подумаешь, школьная подруга!
Семейная жизнь, она ответственность предпола-
гает. Отныне у них всё пойдёт по-другому. Иначе
пойдёт. А подруги... Что ж, подруги — дело на-
живное. Новых найдём, лучше. И не таких жир-
ных.
Зато сама Ханхен — просто чудо! Настоящее
сокровище, бриллиант чистой воды. Сидит, улы-
бается... Никакого раздражения, ни полсловечка
упрёка, полное самообладание. В ответ на лю-
бой тост, любое пожелание, даже и сдобренное
неуместными колкостями и намёками (один из
шаферов отличился!), — милая, исполненная до-
брожелательности, улыбка. Вкупе со спокойной
непринуждённостью — величием даже! — осан-
ки. Как и должно быть. Как и положено. Имен-
но такая хозяйка и нужна дому ван дер Эйков.
Молчаливая выдержка, пленительная грация и
достойная медицейской Венеры безмятежность в
любой жизненной ситуации — оптимальное со-
четание качеств для идеальной супруги.
Рогир с нежностью думает о своей наречённой,
о своей драгоценной супруге. Ещё тогда, во время
самой первой встречи в приозёрном парке, ког-
да всемогущему случаю угодно было их познако-
мить, он почувствовал, что в душе его вспыхнул
пламень, доселе неведомый. Что заставило его
подойти к Ханнелоре? Внезапный порыв? Любо-
пытство? Пустая прихоть? Нет, больше, чем по-
рыв, любопытство или прихоть — судьба!.. Ис-
пуганная неожиданным появлением незнакомца,
девушка смотрела на него не без некоторого
смятения, даже со страхом. Страхом, подобным
тому, что овладевает неосторожным путником,
когда бедняга, тщетно борясь с головокружени-
ем, заглядывает в таинственные глубины пропа-
сти, внезапно разверзнувшейся прямо перед его
ногами. И вот, увидев это смущение, этот сердеч-
ный трепет, Рогир ясно осознал, что после соот-
ветствующей огранки алмаз сей засверкает под
стать великолепному «Санси» или легендарному
«Кохинору»; и уж по крайней мере, ярче любого
раритета «Де Бирс». Осознал и протянул Ханне-
лоре стебелёк белого асфоделя...
Но довольно грёз. Любимая уже наверняка его
заждалась, готова принять на ложе наслаждений
своего законного повелителя, своего Шахрияра
или, лучше сказать, своего Абу Бакра аль-Багда-
ди.
У них обоих впереди — целая ночь любви. Пер-
вая ночь настоящей страстной любви.
И, Господь свидетель, он, Рогир ван дер Эйк,
ждал сего вожделенного момента с воистину сто-
ическим терпением!
Последний раз окинув взглядом гостиную --
всё ли в порядке? — Рогир направляется к вин-
товой лестнице, ведущей на второй этаж. Едва ли
не всю площадь его, за исключением двух кро-
шечных туалетных комнат, занимает самое об-
ширное помещение родового дома ван дер Эйков
— спальный покой. Дверь его слегка приоткры-
та, но ни малейшего лучика света не вырывается
наружу. Рогир бесшумно проникает вовнутрь и
останавливается, заворожённый чудесным зре-
лищем...
Три четверти пространства старинной опочи-
вальни отведено под брачное ложе — широкое
и приземистое; четыре витые колонны резно-
го красного дерева поддерживают балдахин из
тёмно-лилового бархата; края его собраны в тя-
жёлые складки и подвязаны золотыми шнурами
с массивными серебряными кистями. Тончайшее
батистовое бельё, непомерно огромное стёганое
одеяло, пышные атласные подушки, покрыва-
ло бесценной золотой парчи, небрежно отки-
нутое в изножье кровати, — благоухают арома-
тами лаванды, мирры и сандала. А там, среди
всего этого восточного великолепия, словно дра-
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
гоценная жемчужина в перламутровой раковине
Margaritifera, покойно возлежит молодая супруга
его, предмет сокровенных мечтаний, источник
божественно одухотворённого вожделения...
В углу, справа от входа, висит большое анти-
кварное зеркало в бронзовой раме эпохи Габсбур-
гов; оно расположено таким образом, чтобы
лунный свет, струящийся в окно, отражался от
древнего венецианского стекла и падал как раз на
изголовье брачного ложа. Бледные лучи печаль-
ной Селены, дважды преломляясь в оконном и
зеркальном стеклах, придают окружающим пред-
метам романтический мертвенно-зеленоватый
оттенок.
Рогир ван дер Эйк приближается к кровати и
устремляет пламенный взор на Ханнелору. За-
таив дыхание, разглядывает он безупречный
абрис бледного покатого лба, смотрит на тонко
очерченный нос с ноздрями самой совершенной
лепки, на чувственные губы, даже и сейчас чуть
тронутые лёгкой улыбкой, сулящей — он в этом
уверен! — восторги неземных наслаждений; смо-
трит на густые пряди белокурых волос, сверкаю-
щим нимбом разметавшиеся по чёрному атласу
подушки, на беломраморную кожу лежащей по-
верх одеяла руки с полупрозрачными, благород-
ного воскового оттенка пальцами... Смотрит и
не может налюбоваться пленительной красотой
своей избранницы. Право, разве хоть одна дева
во всей Бельгии может сравниться с его Ханнело-
рой? Да что там — Бельгии! Неужто ещё у кого-то
в мире сыщется подобная строгая соразмерность
членов, гармония и непередаваемая прелесть
пропорций? Возможно ли у кого-то в целом све-
те найти столь же роскошные бёдра, напитанные
сладострастной негой лядвеи и пробуждающие
рой нескромных желаний перси?..
Глаза Ханнелоры закрыты, она будто бы спит,
раскинувшись в исполненной тихой истомы сво-
бодной позе. Словно и не замечает молодого су-
пруга. Но едва заметный изгиб губ, сложенных
в очаровательную улыбку, убеждает Рогира, что
любимая чувствует его присутствие, не может
не чувствовать; он быстро сбрасывает одежду,
скользит под одеяло и впивается в уста избран-
ницы своего сердца... О, сладостный миг вожде-
лённой близости!..
* * *
Творится нечто несообразное. Жители Брюг-
ге в недоумении. От веку заведённый порядок
нарушен. И нарушен самым неподобающим об-
разом. Куранты Белфорда, не знавшие до сей
поры поломок и сбоев, зазвонили в полночь.
Как такое возможно? Разве не обязаны они мол-
чать с последнего вечернего часа до первого часа
утреннего? Разве есть у кого-то право тревожить
мирный сон обывателей Брюгге? Но сейчас точ-
но приблудный нечистый дух вселился в дивно
отлаженные механизмы курантов — все сорок
семь бронзовых колоколов древней сторожевой
башни трезвонят почём зря, отбивая без всякого
ладу странную, неслыханную прежде плясовую
мелодию! Гудящие звуки стремительно несутся
по узким улочкам, гулким эхом отражаются от
стен домов, заставляют тонко дребезжать окон-
ные стёкла... Впрочем, не стоит дольше задержи-
вать внимание читателя на этом происшествии.
Дело в том, что никто так никогда и не узнает,
чем была вызвана и что, собственно, означала
описанная полночная неурядица. Как не узнает и
того, что же на самом деле стряслось с безупреч-
ными некогда брюггскими Glockenspieles, ибо на
следующий день никаких поломок в их механи-
ческом чреве обнаружить не удастся. А потому --
прочь от Дозорной башни и её спятивших валов,
колёс, противовесов и шестерёнок; возвраща-
емся назад, в родовой особняк ван дер Эйков на
Philipstockstraat.
Тем более, Рогир ван дер Эйк не слышит коло-
кольного безобразия, он — в ванной комнате,
принимает душ.
Ровно в 12.05. хозяин заканчивает с водными
процедурами, тщательно вытирается махровым
полотенцем и, обвязав его вокруг пояса на манер
набедренной повязки, выходит в коридор. В доме
прохладно, но это обстоятельство его не смущает;
он спускается вниз и направляется в продолгова-
тую, похожую на пенал комнату, служащую библи-
отекой. Три стены её заняты дубовыми стеллажа-
ми; полки сплошь, до самого потолка заставлены
внушительными томами в переплётах телячьей
кожи. Несмотря на то, что ни на полках, ни на са-
мих книгах не видно ни пылинки, таким безысход-
ным унынием веет от этого собрания человеческой
мудрости, что любому становится очевидно — уже
долгие годы никто не тревожил покой слипшихся в
непробиваемую броню фолиантов.
Если пристально вглядеться в стеллажи торце-
вой стены библиотеки, можно заметить едва раз-
личимый зазор между ними, тянущийся от одной
из кессонных потолочных балок до самого пола.
Сведущий человек сразу сообразит, что здесь
скрыта потайная дверь. Так оно и есть. Присмо-
тревшись ещё внимательнее, нетрудно увидеть и
отличную от прочих книгу, прямо на уровне глаз.
Это оксфордское издание египетской «Книги
врат» в роскошном переплёте зелёного сафьяна.
Лёгкое нажатие пальцем на сафьяновый корешок
— стеллаж отползает в сторону, и перед Рогиром
— пологая, ведущая в подвал лестница.
Здесь, в подвале, — настоящее средоточие дома
ван дер Эйков. Можно сказать, sacra sacrarium,
святая святых. Подвальное помещение выгля-
С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА № 5 (94) 2016 год
дит просторным, с высокими потолками. Окна,
само собой, отсутствуют. Трубки люминесцент-
ных ламп льют холодный безжизненный свет на
окружающую обстановку. Впрочем, последняя
не отличается многообразием или изысканно-
стью: свинцово-серые кафельные стены, пол из
тусклых керамических плиток, по углам — два
грубо сколоченных деревянных стола наподобие
верстаков; третий — больших размеров и по-
крытый оцинкованным железом — в центре; да
ещё — поместительная и прочная металлическая
этажерка как раз напротив лестницы. Это всё. В
целом смахивает на прозекторскую танатологи-
ческого отделения. Впечатление усугубляют за-
полняющие деревянные столы и этажерку пред-
меты: чего тут только нет — многочисленные и
различные по форме стеклянные и фарфоровые
ёмкости с реактивами, маслами и иными разно-
цветными жидкостями неведомого назначения;
шприцы всех размеров и конфигураций, иглы,
крючки, крючочки, свинцовые и резиновые труб-
ки, допотопные ланцеты и современные скальпе-
ли (остроконечные, тупоконечные, прямые, изо-
гнутые, серповидные, пуговчатые), секционные и
ампутационные электроножи, канюли, эсмархо-
вы кружки из стекла и резины, дрели, свёрла, за-
жимы, подставки с пробирками, хирургические
ножницы разных видов, пинцеты анатомические
и зубчатые, ванночки, кюветы, упаковки с лига-
турой...
Даже сама атмосфера помещения какая-то осо-
бенная; кажется, будто она пропитана духом тле-
ния. Возможно, виной тому ядовитые испарения
из неплотно укупоренных склянок с химикатами,
Бог ведает. Но тлетворные запахи окутывают всё
вокруг, буквально въелись в каждый предмет ме-
бели и самые стены подвала.
Рогир ван дер Эйк сбрасывает полотенце и об-
лачается в кожаный фартук, висевший на крюке
возле входа, — широкий и длинный, он закрыва-
ет почти весь корпус — от середины груди до щи-
колоток. Последний штрих — пара медицинских
перчаток из латекса и овальная полиэтиленовая
шапочка.
Завершив переодевание, он медленно обхо-
дит помещение, задерживается возле этажерки
и задумчиво рассматривает расставленные на её
полках предметы. Наконец, выбирает несколько
пузырьков, глубокую прямоугольную кювету,
стеклянную мензурку с делениями — и перено-
сит на центральный стол.
Теперь главное — не ошибиться в пропорциях.
Итак, сулемы — десять граммов, сто миллили-
тров этилена, водного раствора муравьиной кис-
лоты — столько же, хлористого цинка возьмём
вдвое меньше... Граммов пять (не больше!) тимо-
ла...
Рогир, используя мензурку, наливает в фаянсо-
вую кювету пахучие жидкости из разных пузырь-
ков и миниатюрной серебряной ложечкой сыплет
туда же какие-то порошкообразные вещества.
Далее: глицерина — шестьсот миллилитров (с
ним экономить не следует, иначе не избежать вы-
сыхания), уксусного калия и натрия — по трид-
цать; не переборщить бы с антимонитом... До-
вольно будет и пяти частей... Надо ли подлить
эозина? А, наверное, не стоит...
Серебряной ложечкой он тщательно размеши-
вает полученный раствор; постепенно тот приоб-
ретает насыщенный кроваво-красный оттенок.
Ага. Сейчас добавим ароматических масел. Это
обязательно. Нет ничего важнее запаха. Пожа-
луй, на сей раз возьмём вот эти — бергамотовое,
лавандовое и розовое...
Рогир склоняет лицо над кюветой и осторожно
принюхивается.
М-да, то что надо... Марк Крейтенс в таких слу-
чаях использует смесь аниса с сандалом, миррой
и одеколоном. Качественным, разумеется. Но
он, Рогир, не выносит парикмахерских запахов.
Вообще никакого парфюма не выносит. Это не
comme il faut. Совсем не comme il faut!..
...Да, старина Марк Крейтенс... Именно он, да
ещё Гвидо ван Маэль с Яном Девальде явились
первыми членами, а по сути — отцами-основа-
телями приватного клуба «Элизиум». Поначалу
всем четверым приходилось ютиться у него в
похоронном бюро. Не слишком удобно. Сосе-
ди стали любопытствовать; свои же работники
косились — что это босс ночами в конторе по-
делывает? Неужто дня ему мало? Слухи пошли,
разговоры всякие ненужные. Скоро и полиция
заинтересовалась. Дармоеды! Заняться-то боль-
ше нечем. Нет, чтобы бандитов ловить... При-
шлось перебазироваться сюда, в его, Рогира,
жилище. Тут уж им никто не мешал. Засунули
языки, куда следует. И количество членов немед-
ленно возросло, сначала — до десятка, а позже --
и до полусотни... Да ведь, если разобраться, что
такого противозаконного они делали? Чьи права
нарушали?.. Совершенно невинное же увлече-
ние! Всё равно, что какого-нибудь таксидермиста
или коллекционера бабочек к ответственности
привлечь... Ну, да дело прошлое. Теперь-то, слава
Богу, всё иначе. Прятаться не нужно.
Рогир пододвигает к столу полуметровый шта-
тив и подвешивает к нему пластиковый, похожий
на кружку Эсмарха ирригатор. К ирригатору ре-
зиновой трубкой присоединена канюля с длин-
ной прямой иглой. Нацепив на трубку зажим,
Рогир с максимальной осторожностью наливает
в пластиковую ёмкость только что приготовлен-
ный раствор и добавляет туда же пол-литра воды.
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Потом берёт с этажерки медный поднос, застила-
ет чистой салфеткой и принимается выкладывать
на неё потребные инструменты.
Несколько минут — и всё готово. Взяв в одну
руку штатив, а во вторую — поднос, Рогир под-
нимается обратно в библиотеку. Поднимается
и, склонив голову набок, замирает на месте. На
улице творится какая-то чертовщина — слышны
жуткие завывания ветра, оглушительное хлопа-
нье плохо закрепленных ставен и пронзительный
скрежет черепицы.
Он выглядывает в окно. Всё небо заволокло
низкой угольно-сизой пеленой. Не утихавший
весь день ветер успел нагнать целые легионы тя-
жёлых туч. По всей видимости, в эту самую ми-
нуту где-то в окрестностях города зарождается и
набирает силу ураган — потоки ветра то и дело
меняют направление, заставляя огромные ско-
пления взбаламученных водяных паров с порази-
тельной скоростью мчаться навстречу друг другу,
сталкиваться и с грозным ворчанием кружиться
подобно гигантскому водовороту над крышей
дома... Ну что ж, после яркого, богатого события-
ми дня — бурная грозовая ночь. Что может быть
прекраснее?
Рогир поднимается на второй этаж; каучуковые
подошвы его тапочек не производят никакого
шума; только инструменты на подносе мелодич-
но позвякивают. Впрочем, топай он как слон, всё
одно никто не услышит — снаружи ураган оче-
видным образом усиливается.
В спальном покое, обитом плотными штофны-
ми обоями, завешанном старинными гобеленами
и драпировками, вой ветра почти не различим.
Рогир щёлкает выключателем и помещение зали-
вает приглушённый рассеянный свет.
Ханнелора по-прежнему лежит на изрядно по-
мятых после бурной ночи батистовых простынях
их семейного ложа. Она явно не спит, — глаза от-
крыты, — но, кажется, пребывает в некоей про-
страции — члены её совершенно неподвижны и
расслаблены, безучастный взгляд устремлён вверх,
на пышные складки тяжёлого бархатного полога.
Рогир опускает поднос на низенький прикро-
ватный столик и тут же рядом устанавливает
штатив с закреплённым на нём ирригатором.
Взяв с подноса зубчатый пинцет, изогнутую в
форме буквы S иглу Дешампа и хирургические
ножницы с острыми кривыми кончиками, скло-
няется над обнажёнными бёдрами любимой. По-
сле некоторых непродолжительных манипуля-
ций поправляет штатив и аккуратно вводит иглу
канюли в правую бедренную артерию. Ханнелора
никак не реагирует. Рогир снимает зажим с рези-
новой трубки и со вздохом облегчения садится на
кровать. Теперь остаётся только ждать и внима-
тельно следить за уровнем жидкости.
Так проходит минут тридцать. Время от вре-
мени, заметив, что уровень жидкости в эсмар-
ховой кружке перестал понижаться, Рогир це-
пляет зажим обратно на трубку и принимается
нежно массировать лицо, руки и ноги Ханнело-
ры; после вновь продолжает вливание. Нако-
нец, спустя два часа, всё закончено. Рогир вы-
таскивает канюлю, поднимается и критически,
с ног до головы, осматривает супругу. Результа-
ты, по-видимому, его удовлетворяют — он до-
вольно кивает и отходит шага на два назад. Не-
ожиданно брови Рогира сходятся на переносице
— он замечает, что левый уголок рта любимой
чуть опустился, что делает её улыбку несколь-
ко кривой. Вероятно, виной тому страстные
ночные поцелуи. Ну, это дело поправимое. Ро-
гир хватает с подноса лигатурную иглу и ловко
устраняет дефект.
Вот теперь, и правда, практически всё гото-
во. Остаётся подновить макияж; возможно, за-
менить глазные яблоки — голубые ей пойдут
больше, нежели теперешние, карие. У него в
подвале — широкий выбор глазных протезов
из самого качественного стекла; есть даже из
богемского.
Разумеется он уже проделывал ранее все над-
лежащие процедуры. В строгом соответствии с
методом Броша и в гораздо большем объёме. Не
столь и давно, как раз за две недели до венчания.
Сразу после того, как некий злодей подстерёг
бедняжку вечером в тёмном переулке, да и пыр-
нул ножом. Прямо под сердце. Ужасная трагедия!
Преступника поймать не удалось; личность тоже
не установили. Так до сей поры и неведомо, кто
же это мог быть. Никому — вернее, почти никому
— неведомо...
По тонким бескровным губам Рогира ван дер
Эйка змеится загадочная улыбка.
Ага, такие вот дела... К счастью, очень удачно
вышло, что незадолго до трагического события
Парламент принял наконец закон о полной лега-
лизации некрофилии. Потому-то гибель невесты
свадьбы не расстроила. Даже напротив... Но се-
годня бальзамирование непременно надлежало
повторить. Закрепить полученный результат. А
через каждые полгода — снова. Ни в коем случае
нельзя допустить дубления, иссыхания или какой
иной порчи кожного покрова, тем паче — упаси
Господи! — мумификации.
Нужно, чтобы Ханнелора — его прелесть, его
обожаемое сокровище! — всегда оставалась мо-
лодой и прекрасной, продолжала радовать своего
супруга и впредь, ещё долгие дни, месяцы и годы.
Да, именно так. Ещё долгие, долгие годы... Всю
жизнь!
чудесам в Кане Галилейской...
Иоанн, 2,11
Позднее утро. Лёгкий скрип колёс. Подбитые
медью ободья мягко стучат по булыжной мо-
стовой. Приглушённо цокают копыта. Оба куче-
ра правят парными пристяжными несуетливо и
чинно, без лишних телодвижений, будто экономя
энергию; создаётся впечатление, что и вожжи им
без надобности. Лошади прядают ушами, фырка-
ют, но тоже не без деликатности, вполсилы.
Свадебный кортеж ползёт с черепашьей скоро-
стью. Важно и торжественно. Впрочем, «кортеж»
— это громко сказано. Для церемонии наняты два
экипажа, якобы стилизованные под придворные
кареты эпохи Леопольда Второго. На самом деле
и тут видна похвальная экономия: обе колымаги
смахивают скорее на помесь похоронных дрог с
цыганской кибиткой — парусиновый верх и от-
крытые незастеклённые окна; цвета, само собой,
отнюдь не траурные — сливки с золотом. Как и
положено. Боковые фонарики украшены веноч-
ками из искусственных розанов.
Сидящий в головной карете молодой человек в
старомодном котелке и явно видавшем виды смо-
кинге довольно улыбается: служба в похоронном
бюро имеет свои плюсы, и один из них — не надо
тратиться на транспорт и аксессуары. Даже если
это твой собственный свадебный кортеж.
Молодой человек в смокинге — жених, Рогир
ван дер Эйк. Имя громкое, хотя и распростра-
нённое. На вид ему — лет тридцать с хвостиком.
Он хорошо сложен, белокур и голубоглаз; черты
лица правильные, почти классические. Тонкие
бескровные губы и оттопыренные уши слегка
портят его, но не слишком.
Кроме него, в каретах, на обитых искусствен-
ным бархатом сиденьях расположились ещё семь
человек — по четверо в каждой.
Два шафера в национальных фламандских ко-
стюмах и с алыми лентами через плечо катят сле-
дом на дорожных велосипедах. По случаю тор-
жества велосипеды тоже украшены цветочными
гирляндами.
Невеста — Ханнелора Дефрудт, девица двад-
цати трёх лет — едет во втором экипаже. Она --
красавица. Настоящая красавица. И этим всё ска-
зано. По крайней мере, для Рогира ван дер Эйка.
На ней — свадебное платье из нескольких слоев
воздушной кисеи нежно-молочного, даже кремо-
вого цвета, высокий кружевной воротник, тон-
кий серебряный поясок. На голове у неё лёгкий
венец, осыпанный блёстками и пластмассовыми
жемчугами; в руках — неизменный батистовый
платочек с вышитым гарусом именем новобрач-
ной. После свадьбы его вставят в рамку и повесят
на почётное место, над камином, или где ещё.
В карете жениха сидят два его дяди: один, Пи-
тер Хилдерсон — по материнской линии; второй,
Вим ван дер Эйк — по отцовской. С ними племян-
ник Рогира, сын дяди Питера, восемнадцатилет-
ний Жан-Клод. Оба почтенных дядюшки вполне
соответствуют расхожим представлениям ино-
странцев о типичном облике фламандского бюр-
гера — очень толстые, очень коренастые, с багро-
выми отёчными лицами. Жан-Клод, несмотря на
внушительное расстояние от ступней до холки,
выглядит недорослем. Крошечные водянистые
глазки смотрят совершенно бессмысленно; при-
бавьте к этому слюнявый лягушачий рот, огром-
ные оттопыренные уши (наследственная черта),
нос, пламенеющий протуберанцами юношеских
угрей, и стрижку — вдохновенное произведение
парикмахера, страдающего, судя по всему, болез-
нью Паркинсона.
Тут почти все ныне здравствующие родствен-
ники Рогира ван дер Эйка. Отсутствие родите-
лей объясняется безвременной кончиной оных
несколько лет назад. Есть ещё тётка — Лилиан
ван дер Эйк. Но старуха передвигается с трудом;
выдержать церемонию бракосочетания ей не по
силам. Тем не менее, ожидается, что она почтит
своим присутствием свадебное застолье.
Вместе с невестой следуют её родители — Аль-
берт и Людвиг Дефрудты — высокие, импозант-
ного вида мужчины средних лет, похожие друг на
друга словно близнецы. На обоих — малиновые
с искрой костюмы от Лагерфельда, оба счастли-
во улыбаются и умильно поглядывают на дочь.
Людвиг нет-нет да и смахивает слезу радости зе-
лёным шёлковым платком. Дефрудты — старин-
ные поставщики ритуальной конторы ван дер
Эйков. Древесина ценных сортов, разнообраз-
ные обивочные ткани, золотая и серебряная ка-
нитель, прочая фурнитура — всё проходит через
их посредническую фирму. Так что породниться
промеж собой было давнишней мечтой обоих се-
мейств. Предстоящая свадьба — сделка взаимо-
выгодная.
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Здесь же, рядом с невестой, сидит её верная
подружка — Корнелия-Вильгельмина де Витт,
молодая девушка необычайно пышных форм,
одетая в облегающее розовое платье, украшенное
поразительным количеством лент, рюшей и вола-
нов. Она то и дело поправляет кисейные оборки
на коленях Ханнелоры и от избытка чувств чмо-
кает её в щёчку через фату.
Ехать недалеко. Собор Богоматери совсем ря-
дом, рукой подать. В Брюгге всё близко. Но сва-
дебный кортеж по обычаю движется кружным
путём, совершает обязательную петлю почёта. С
Рыночной площади — через ущелья узких про-
улков — на Бургплац; мимо дворца Губернатора
Провинции, мимо Сторожевой Башни, Ратуши,
блошиного рынка и базилики Св.Крови — к го-
родским воротам. Оттуда — сквозь хитрую пау-
тину десятка торговых улочек с их шоколадными,
пивными и ювелирными развалами — к Озеру
Любви...
Именно здесь, под сенью клёнов романтическо-
го приозерного парка, Рогир впервые встретил
своё счастье, свою Ханнелору. Незабываемый
день! Год пролетел с той встречи, но каждая де-
таль, каждая мелочь помнятся отчётливо, словно
случилось это вчера. Как прелестна казалась она
в короткой кружевной юбочке и белоснежной
блузе! Как удивительно шёл ей атласный жакет,
выгодно подчёркивающий природную грацию
стана, пышность высокой девичьей груди... Хан-
нелора стояла на берегу и бросала в воду хлеб-
ные крошки, кормила лебедей. Он приблизился и
робко протянул ей только что сорванный цветок
асфоделя...
Процессия минует помпезное великолепие Пес-
чаной улицы и выезжает на набережную Дайвер.
Порывистый свежий ветер будоражит зелёные
воды канала. Сильная рябь превращается у гра-
нитных берегов в небольшие волны, увенчанные
симпатичными белыми барашками.
Рогир ван дер Эйк выглядывает из экипажа, смо-
трит вверх и вновь с удовольствием убеждается,
что утро выдалось погожее и ясное. Пускай и ве-
треное. По ослепительно голубому небу стреми-
тельно несутся редкие перистые облачка; солнце
светит по-весеннему ярко, в воздухе ощущаются
манящие ароматы мидий и картофеля-фри. Под-
ходящая погода для свадьбы. Редко случается,
чтобы окружающая обстановка настолько верно
отражала его настроение.
А ведь ещё неделю назад по всему северу-западу
Бельгии бушевали снежные вьюги. И это притом,
что даже относительно морозная зима случается
в здешних краях совсем не каждое десятилетие.
Дошло до того, что Рогир нигде не смог найти
распустившейся берёзки по приемлемой цене и
принужден был посадить в качестве майского
дерева под окнами возлюбленной молоденькую
ель. К счастью, ни родители Ханнелоры, ни она
сама (последнее — не удивительно) не выказали
по сему поводу ни малейшего неудовольствия.
На следующий же день пригласили на кофе с кро-
кембушем. Чуткие и благородные люди!
На набережной, вдоль парапета выстроилась
большая группа туристов. Кажется, японцев.
Они так обильно увешаны фотоаппаратурой и
оптическими приборами, что походят на воен-
ных корреспондентов. Ветер нещадно ерошит
вороньи гнёзда их странных причёсок, рвёт полы
одежды, но они внимательно и терпеливо слуша-
ют гида. Тот что-то быстро лопочет на непонят-
ном языке, машет руками в сторону выстроив-
шихся вдоль набережной средневековых зданий,
тычет пальцем в замысловатые гербы гильдий су-
конщиков, пекарей и пивоваров. Вероятно, живо-
писует местные достопримечательности, расска-
зывает древние предания... Где-то поблизости во
времена оны пролегала улица Цепа, значит, как
пить дать, вспомнит душещипательную легенду
о нежной дружбе Балдуина IX с фермером Эли.
А может, напротив, поведает о кровавых бунтах
ткачей и сукновалов под водительством Заннеки-
на и Якова Пейта... Стоит гиду на минуту замол-
чать, туристы разражаются целым потоком ожив-
лённых восклицаний и восторженных возгласов.
Да и разве ветшающая красота Брюгге, непереда-
ваемое очарование старинной архитектуры, сама
здешняя атмосфера могут оставить кого-то рав-
нодушным? Любоваться этим городом можно до
бесконечности.
Рогир вад дер Эйк отворачивается от туристов
и тоже задумчиво скользит взглядом по прянич-
ным фасадам, по черепичным крышам всех от-
тенков охры и каротина, по венчающему их лесу
из флюгеров, башенок, замысловатых изваяний
птиц, карликов, фантастических бестий... Он лю-
бит свой родной город. И ни за что не променяет
его ни на какой иной...
Брюгге. Город патрициев, ремесленников и мо-
реплавателей. Величайшая торговая гавань меж-
ду Зундом и Гибралтаром, былая космополитиче-
ская столица Западной Фландрии.
Да, именно былая. Ибо, увы, прошёл, безвоз-
вратно канул в Лету период расцвета Брюгге. Кто
вспомнит теперь времена, когда город вместе
с соседними портами являлся непреодолимым
магнитом для товаров, стекавшихся в Нидер-
ландские провинции из Италии и Центральной
Европы? Купцы всех стран, берега которых омы-
ваются морем, от Прованса до далёкой Балтики,
швартовались у здешних причалов. Город манил
чужеземных негоциантов, как Святая Земля кре-
С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА № 5 (94) 2016 год
стоносцев. Высокие шпили его колоколен служи-
ли им путеводными маяками. Грубая гортанная
речь немцев, англичан и скандинавов смешива-
лась на его улицах и площадях с певучим говором
флорентинцев, оживлённой трескотней обитате-
лей Пиренеев и солидным прононсом уроженцев
Лангедока. Здесь шумели многолюдные разноя-
зыкие ярмарки: продавались голубой туф из зна-
менитых каменоломен Турнэ, оружие и шитые
золотом ткани тороватых ломбардцев, льняные и
шерстяные сукна, изготовленные в самой Флан-
дрии, строевой лес, металлы и мягкая рухлядь
из Швеции и Новгорода. А что говорить о гру-
дах пряностей, цветного дерева, шёлка и прочих
восточных диковинах, завозимых из Средизем-
номорья? По Шельде сюда доставляли бочки с
драгоценными винами Бордо и Шампани; Рейн
служил широкой артерией для более дешёвой
германской лозы; загрузив этим добром пузатые
купеческие посудины, бравые брюггские моряки
храбро пересекали бурное Северное море и, гор-
ланя хриплыми голосами «Kyrie eleison», подни-
мались вверх по Темзе — от Лондона до рынков
Оксфорда, Рединга и далее, в глубь страны...
Разумеется, некогда, многие столетия назад, всё
так и было. Было и исчезло. Умерло навсегда, раз-
веялось словно морок, тень морока, пригрезив-
шаяся тень туманного морока...
И ныне лишь толпы восторженно-суетливых
туристов беспокоят мертвенный сон древнего го-
рода.
Рогир ван дер Эйк кидает последний взгляд
назад, на исчезающих за очередным поворотом
японцев, на восьмигранное навершие Белфорда,
всё ещё различимое за ступенчатыми пирами-
дами высоких фронтонов, и с грустным вздохом
откидывается на спинку сидения. Однако в такой
день меланхолия не способна сколько-нибудь
долго смущать его ликующую душу. Уже очень
скоро, этим самым вечером, он соединится, со-
льётся в экстатическом трансе и вкусит неземное
блаженство со своей возлюбленной! С красави-
цей Ханнелорой! Эта счастливая мысль мгно-
венно вытесняет все прочие, лицо Рогира снова
озаряет улыбка радости. Сидящие напротив Пи-
тер Хилдерсон и Вим ван дер Эйк смотрят на пле-
мянника в угрюмом недоумении. Всепобежда-
ющим унынием и смертной скукой веет от них,
ничто на свете не может тронуть их заскорузлые
сердца, растопить леё впавших в летаргическую
спячку душ; кажется, даже солнечные лучи туск-
неют, едва коснувшись одутловатых физиономий
почтенных бюргеров. Этим старым трухлявым
пенькам не понять, что нынче самый важный
день в его, Рогира ван дер Эйка, жизни. На брак
они смотрят с сугубо прагматической точки зре-
ния, никакой романтики... Несчастные реликты,
жалкие глупцы! Союз двух любящих сердец для
них — пустой звук; они способны думать только
о прибыли и приплоде, достатке и продолжении
рода. Но в этом ли смысл брака? Только ли в этом?
Вот процессия в очередной раз пересекает Бур-
гплац. Возницы натягивают поводья. Свадебный
кортеж останавливается. Шаферы, прислонив ве-
лосипеды к гранитным тумбам возле горбато-
го мостика, спешат распахнуть дверцы карет, и
пассажиры один за другим выбираются наружу.
Перед ними — Собор Богоматери, поражающая
воображение громада величаво-угрюмого OnzeLieve-Vrouwekerk.
В ту же минуту воздух наполняют протяжные
гудящие звуки. Они несутся откуда-то сверху,
чуть не из-под облаков. Это Angelus. Прибывших
приветствует колокольный карильон высочай-
шей в городе, если не во всей Фландрии, звонни-
цы.
* * *
Резные двери главного портала гостеприимно
распахнуты. Изображения святых, чертей и му-
чеников из белого брабантского песчаника, окру-
женные каменными же черепами и кружевами,
как будто оживают при блеске солнца и друже-
любно поглядывают на проходящих под ними
людей.
Будущий супруг поднимает невесту на руки и
под ободряющие возгласы родственников несёт
через церковный порог. Восхитительная белоку-
рая головка Ханнелоры доверчиво клонится на
его плечо.
Стоит Рогиру ван дер Эйку ступить под высо-
кие готические своды, как чувства его странным
образом обостряются. Он явственно ощущает
волны благодати и умиротворения, нисходящие
на него прямиком из-под крестообразно пере-
плетающихся стрельчатых арок. Мощные звуки
органа, гремящие подобно трубам Страшного
Суда, наполняют каждый придел, каждый зако-
улок необозримого пространства пятинефной
храмины, усугубляя впечатление торжественно-
сти и без того волнующего момента. Исподволь
приходит понимание, насколько велик и дивен
Тот, Кому воздвигнуто сие великолепное капище.
Всё вокруг приобретает некий потаённый, сокры-
тый от профанов смысл. Свет, струящийся через
цветные витражи, придаёт мёртвым мраморным
изваяниям иллюзорное подобие существования.
Многочисленные статуи бургомистров, ратма-
нов и олдерменов, соседствующие с бронзой и
серебром усыпальниц гордых владык Бургундии,
невольно приковывают внимание, заставляют за-
думаться о преходящей суетности мирской сла-
вы, тщете тварного мира, о жалком жребии его
обитателей.
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Рогир ван дер Эйк задерживается было по при-
вычке перед «Святым семейством» Яна Маеса
у медной кропильницы со святой водой, но об-
лачённый в белоснежный стихарь служка уже
ведёт его и всех прочих дальше, к сакральному
нефу Священной капеллы. Именно там предсто-
ит совершиться церемонии.
Около восточной стены придела толпятся вез-
десущие газетчики из «Le Soir», «La Libre Belgique»
и других, не известных ван дер Эйку из-
даний. Щёлкают вспышки фотокамер, стрекочет
видеоаппаратура. Рогиру кажется даже, что он
узнаёт самого Рика ван Каувелаарта, главного ре-
дактора популярнейшего журнала «Knack», чья
специализация — освещение светской жизни
знаменитостей. Ну что ж, ничего удивительно-
го. Событие-то отнюдь не рядовое. В некотором
смысле, знаковое событие.
Перед алтарём установлены два кресла с высо-
кими резными спинками. Вызолоченные подло-
котники и ножки делают их похожими на троны
августейших особ. В то время как Альберт и Люд-
виг Дефрудты приглашают будущего зятя занять
место на правом седалище, два дюжих шафера
подхватывают под руки Ханнелору и с отменной
любезностью усаживают слева от жениха. Похо-
жая на дебелое розовое облако Корнелия-Виль-
гельмина де Витт остаётся нести вахту позади
кресла подруги, придерживая откинутую назад
фату. Сам Рогир согласно обычаю склоняется к
любимой и запечатлевает поцелуй на её запястье.
Подняв голову, он с удовольствием видит спокой-
ную улыбку, озаряющую очаровательное личико
Ханнелоры, его ненаглядной Ханхен.
Орган постепенно смолкает. И в то время, по-
куда немногочисленные родичи занимают места
на первом ряду сидений, из-за алтаря уже появ-
ляется приземистая дама в оранжевом брючном
костюме. Это бургомистр, госпожа Ангелина Ле
Мерк. Присутствующие встречают её сдержан-
ными, но несомненно искренними аплодисмен-
тами. Репортёрская братия подвигается ближе,
к самым хорам, огороженным изящной резной
балюстрадой.
Бургомистр взбирается по крутым ступенькам
кафедры, одаряет публику дружеским взмахом
руки и раскрывает красную сафьяновую папку.
— Дорогие жених и невеста, — начинает госпо-
жа Ле Мерк, — уважаемые гости! Я рада привет-
ствовать вас сегодня в этом величественном хра-
ме, в сей обители горних сил. Рогир и Ханнелора!
Вот и наступил самый волнующий, самый знаме-
нательный момент в вашей жизни. Вы пришли
сюда, дабы соединить свои сердца и судьбы, дабы
создать новую семью, ещё одну ячейку нашего
свободного демократического общества! Семья.
Какое удивительное слово! Сколь глубокий смысл
заложен в нём. И вам предстоит вместе разгадать
его и понять, насколько важно обрести любимо-
го человека, с которым можно разделить минуты
радости и печали, и который отныне всегда бу-
дет рядом. Помните, семья — это великое благо,
берегите её. И пусть торжествует... — бургомистр
выдерживает паузу и буквально поёт умильным
меццо-сопрано: — ЛЮБО-О-ОВЬ!
В ту же секунду возобновляется и гудение орга-
на; патетические раскаты его снижают голосовой
регистр г-жи Ле Мерк до драматически насыщен-
ного контральто, но вскоре обрываются. Бурго-
мистр продолжает:
— Однако сегодняшний день знаменателен и
важен не только для наших будущих новобрач-
ных. О нет! Это поистине исторический день
для каждого подданного Бельгии, для каждого
гражданина Евросоюза... Вы спросите, почему?
А я вам отвечу! Задумайтесь: а разве столь уж
много лет прошло с тех пор, как мы, европейцы,
окончательно узаконили собственные осново-
полагающие ценности? Разве настолько далеко
от нас время, когда общие для цивилизованных
людей гуманистические идеалы признавались
отнюдь не всеми странами и народами континен-
та? Давно ли мы, например, отвоевали в нелёгкой
борьбе всю полноту гражданских и человеческих
прав для лиц с так называемой нетрадиционной
сексуальной ориентацией? Для нашего славного
гей-сообщества? Не так уж и давно, если смо-
треть в масштабах истории...
Репортёры кидаются к чете Дефрудтов; опять
щёлкают вспышки фотокамер; Альберт и Людвиг
розовеют от удовольствия, берутся за руки и сму-
щённо улыбаются в объективы.
— А ведь были, были времена, — коли не вери-
те, спросите у своих бабушек и дедушек! — ког-
да указанную категорию граждан обзывали не
иначе, как секс-меньшинствами! Да, да, вы не
ослышались, именно меньшинствами! Сейчас
это звучит дико. Но так было. Однако зададимся
вопросом: есть ли у нас сейчас достаточные осно-
вания для благодушия, для почивания на лаврах?
Увы! Таковых оснований по-прежнему нет. Вы
спросите, почему? А я вам скажу, почему...
Рогир ван дер Эйк не слушает, он с возраста-
ющим вожделением смотрит на Ханнелору. Под
воздушным тюлем чётко обрисовываются два со-
вершенных полушария божественной груди. Её
руки и плечи, налитые упругой полнотой молодо-
сти, сулят блаженство; до невозможности изящ-
ные ножки, кажущиеся в тонкой сетке шёлковых
чулок почти бесплотными, способны ввергнуть в
нерестильный экстаз самого Кальвина; румянец
ланит будит воспоминания о Елене, Леде и Кон-
С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА № 5 (94) 2016 год
чите Вурст. «О, ты прекрасна, возлюбленная моя,
ты прекрасна!» — тихо шепчет ей на ушко взвол-
нованный Рогир страстные причитания древнего
царя.
— ...И опять же, достаточно вспомнить, что
ещё совсем недавно коренные права и свободы
другой, но не менее многочисленной и социаль-
но значимой части наших сограждан жестоко
ущемлялись. Я говорю о людях с психическими
расстройствами или, как их правильнее назы-
вать, личностях с нестандартными мыслями и
поведением. А ведь они составляют от пятнадца-
ти до двадцати процентов населения! И лишь в
начале этого десятилетия правозащитному дви-
жению удалось добиться пропорционального
представительства указанных лиц в органах за-
конодательной и исполнительной власти. И пото-
му только теперь мы с гордостью можем конста-
тировать, что в Сенате, Палате Представителей
и самом Правительстве Его Величества, в отли-
чие от властных структур остальных государств
Евросоюза, помимо шизофреников и аутистов
представлены и плодотворно трудятся депутаты,
сенаторы и министры всех трёх стадий олигоф-
рении: есть и дебилы, и имбецилы и даже пароч-
ка идиотов...
Представители прессы в очередной раз спешат
к переднему ряду сидений, но теперь объектом их
назойливого внимания становятся племянник и
оба дяди жениха. Последние, набычившись (если
такое выражение подходит к их расплывшим-
ся монголоидным физиономиям с поросячьими
глазками), тупо моргают в объективы фото- и
телекамер; Жан-Клод по обыкновению пускает
слюни, не забывая одной короткопалой ручкой
махать репортёрам, а второй — исследовать не-
дра багрового носа.
Рогир ван дер Эйк далёк от этой суеты. Сейчас
он смотрит прямо перед собой, на величествен-
ный алтарь работы знаменитого Пеперса. Там,
в самом его центре, меж порфировых колонн и
среди вычурного великолепия барочной резьбы
восседает Мадонна Брюгге великого Буонарот-
ти. За пуленепробиваемым стеклом Дева Мария
выглядит невозмутимо и отрешённо. Настолько
отрешённо, что Рогиру чудится, будто Младенец
вот-вот спрыгнет с колен исполненной боже-
ственного равнодушия Матери и разобьётся на
тысячу мраморных осколков... Впрочем, мысли,
снующие в голове Рогира, в целом благостны. Он
думает о детях. Мечтает, что и у них с Ханнелорой
когда-нибудь... Рассеянный взор его невольно об-
ращается на окружённых толпой репортёров ро-
дичей. М-да, складывается впечатление, словно
во всей их малосимпатичной семейке он, Рогир,
единственный абсолютно нормальный человек...
Он переводит взгляд на Дефрудтов. Какие же,
всё-таки, милые родители у его суженой! Сколько
благородства, сколько искренней благожелатель-
ности! Мысль о плохой наследственности, спо-
собная поколебать кого угодно, ни на минуту не
остановила ни господина Альберта, ни господина
Людвига. Но всё же, всё же... В его ситуации веро-
ятно стоит-таки подумать об усыновлении. Что
может быть проще? Подобрать одного-двух, а то
даже и трех симпатичных детишек... В какой-ни-
будь не слишком благополучной стране. Напри-
мер, в Галичине. Ну конечно же! При нынешнем
гауляйтере Украинского Протектората никаких
проблем в этом вопросе возникнуть не должно.
Говорят, отдают задёшево, а тех, которых вылови-
ли на Юго-Востоке, — и вовсе задаром. Госпожа
бургомистр будет только рада помочь. Да что там
бургомистр! Сам губернатор провинции не отка-
жет, нажмёт на какие надо рычаги... Безусловно,
именно так они с Ханнелорой и поступят. Ребё-
нок в доме. Что может быть лучше? Семья без де-
тей — это нонсенс, это неправильно. Разве можно
такую семью считать полноценной?.. Рогир ван
Эйк с улыбкой кивает собственным мыслям.
Между тем, госпожа Ангелина Ле Мерк всё ещё
продолжает говорить:
— ...И вот в прошлый четверг — новый триумф
демократии и толерантности! Впервые Председа-
телем Еврокомиссии избран человек с синдромом
Дауна! Думаю, все здесь присутствующие имели
удовольствие наблюдать в прямом эфире, как
тысячи граждан с аналогичным синдромом, со-
бравшиеся на Гран-Плас в Брюсселе, восторжен-
но приветствовали избрание на один из высших
государственных постов своего коллеги – колле-
ги по состоянию. Напомню, что десять лет назад
в Конституции Евросоюза было закреплено, что
шизофрению, олигофрению, аутизм и прочие по-
добные аномалии следует именовать не болезня-
ми, а состояниями...
Откуда-то из благовонного сумрака апсиды, из-
за нагромождения погребальных мемориалов и
монументов, едва освещённых дюжиной масля-
ных светильников, выступает высокая мрачная
фигура в фиолетовой ризе; накинутая поверх
ризы епитрахиль загадочно мерцает в полутьме
бокового нефа золотым шитьём крестов и шести-
крылых серафов. Это настоятель, преподобный
Теобальд Деккен. Мрачность ему придают узкое
костлявое лицо и густые брови, нависающие над
глубоко запавшими глазами аскета, посверки-
вающими из-под надбровных дуг, словно угли в
недрах пещеры лапифов. Обманчивое впечатле-
ние. Отец Теобальд известен отменным доброду-
шием, широтой взглядов и жизнелюбием. Улучив
момент, когда госпожа Ле Мерк смотрит в его
сторону, он поддёргивает рукав ризы и бросает
выразительный взгляд на наручные часы.
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
— Ну что же, дорогие мои Рогир и Ханнелора!
— восклицает бургомистр, закрывая наконец
красную сафьяновую папку. — Позвольте мне
ещё раз поздравить вас с по-настоящему вол-
нительным и — не побоюсь этого слова! — по-
воротным моментом вашей, так сказать, жизни.
Счастья вам, любви и взаимопонимания! Самое
время передать вас из рук властей светских в
руки властей, как говорится, духовных. Всем же
присутствующим хочу ещё раз напомнить, слегка
перефразировав, бессмертные слова Армстронга:
то, чему мы сегодня являемся очевидцами, — это
возможно только один маленький шаг для моло-
дой семьи ван дер Эйков, но несомненно гигант-
ский скачок для прочего человечества!
Госпожа Ле Мерк под громкие аплодисменты
зрителей покидает кафедру; её место на амвоне
занимает преподобный Теобальд Деккен.
— Не задавайтесь, мои дети! Не задавайтесь!
— говорит он, с усмешкой грозя крючковатым
пальцем жениху и невесте. — Избегайте гордыни
пуще проказы. Госпожа бургомистр много чего
вам тут наговорила. Едва ли не до небес вознесла.
Вы, мол, такие да разэтакие Колумбы с Магелла-
нами. В чём-то она и права... Ну а я вам так скажу:
есть дыра, будет и прореха! Последователи ждать
себя не заставят. Думается даже, что таковых, по
несказанной благодати и милосердию Божьему,
будет превеликое множество. Эх, клянусь святым
Дрого, когда бы не целибат... Но я отвлёкся. Пора
и за дело!
С этими словами кюре Собора Богоматери бо-
дро спускается по ступеням кафедры и приступа-
ет к священнодействию, которое явно не обещает
быть продолжительным.
Покуда звучат «Benedictus» и «Pater noster», Ро-
гир, не в силах более сдерживать обуревающее
его чувство нетерпеливого томления, нежно сжи-
мает ладонью маленькую, затянутую в кружев-
ную перчатку ручку Ханнелоры. Ему кажется,
что любимая с благожелательной готовностью
отвечает на его пожатье, и ладонь Рогира спол-
зает чуть ниже, принимаясь оглаживать восхи-
тительную округлость коленки своего божества,
своего сокровища... Невыразимое, упоительное
мгновение! Вся ты прекрасна, возлюбленная моя,
и изъяна в тебе нет! Сотовый мёд каплет из уст
твоих, и благоухание одежд твоих подобно бла-
гоуханию Ливана! Внутренность моя взволнова-
лась от тебя, ибо ласки твои лучше вина, и благо-
воние мастей твоих лучше всех ароматов!
Отец Теобальд замечает сей маневр и понимаю-
ще улыбается. Разумеется, ни на секунду не пре-
рывая плавное течение торжественной службы.
Ах, молодость, молодость! Что с неё взять! В их
возрасте и дом Божий — любовное гнездышко.
Всё это весеннее брожение соков и гормональное
половодье. Избыток тестостерона, свежесть эмо-
ций...
Церемония близится к завершению. Жених
надевает кольцо на левую руку невесты. Вновь
запел орган. И вот уже несутся под древними
стрельчатыми сводами сакраментальные слова
ещё более древнего заклятья: «Ego conjngo vos
in matrimonium in nomine Patris, et Filii, et Spiriti
Sancti!».
* * *
Последними, около девяти вечера, уходят ша-
феры. Им пришлось задержаться чуть дольше
остальных, помочь новоиспечённому супругу
привести всё в надлежащий порядок. Со вздохом
облегчения, в данной ситуации вполне прости-
тельном, ван дер Эйк захлопывает за ними дверь
и спешит вернуться в гостиную.
Свадебное застолье утомило и порядком вы-
мотало Рогира. Хотя длилось не более полутора
часов. Но ему эти девяносто минут показались
вечностью. Неужели так трудно понять, что мо-
лодым сейчас не до гостей? Присутствовали всё
те же лица, что и на церемонии венчания. Да ещё
старуха Лилиан ван дер Эйк... Чокнутая клепто-
манка! Девяносто три года зимой стукнуло, соб-
ственного имени не назовёт без подсказки, а всё
никак не уймётся. Да, видно, горбатого могила
исправит.
Рогир ван дер Эйк со злорадством вспоминает,
как старая карга запихивала в сумочку столовые
приборы, не ведая, что он загодя обо всём побес-
покоился — вместо серебряных ножей и вилок
положил мельхиоровые.
А дяди с племянничком! Наблюдать за процес-
сом их насыщения оказалось натуральной пыт-
кой. Как назло, вся троица устроилась аккурат
напротив. Изысканный говяжий гуляш они уму-
дрялись смешивать с рыбным waterzooi и хлебали
эту жуткую тюрю, похрюкивая от удовольствия.
Шаферы тоже хороши. Присосались к даровой
выпивке, будто сроду сидра не пробовали. По
крайней мере утешительно, что на вине он дога-
дался сэкономить. Сколько бы эти мордовороты
его выхлестали — представить страшно...
Всё-таки с количеством приглашений вышел яв-
ный перебор. Вполне можно было без некоторых
субъектов обойтись. Хотя бы без придурковатого
Жан-Клода. Весь аппетит испортил подлец. То и
дело сморкался в накрахмаленные салфетки. Из
чистого льна, между прочим, салфетки. А когда
не сморкался — ронял зелёные капли прямо в
своё отвратительное месиво из гуляша с супом.
Одно светлое пятно — речь старшего родителя
Ханхен, господина Альберта. Замечательно гово-
рил, трогательно, от сердца. Патриотично даже.
С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА № 5 (94) 2016 год
Могли ли, дескать, они с Людвигом мечтать о столь
завидной судьбе для любимой дочурки? Ещё ка-
ких-нибудь два месяца назад подобный союз был
бы невозможен. Ибо нет ничего труднее, нежели
победить людскую косность, въевшиеся в плоть
и кровь общества пагубные предрассудки. А ведь
по сути речь-то идёт о норме. Не более и не менее.
Борьба с врождёнными поведенческими инстин-
ктами — дело заведомо бессмысленное, обречён-
ное на провал. Тем не менее, ещё совсем недавно
большинство населения принимало такого рода
безобидные особенности в штыки. Готово было
ополчиться на всякого, кто не вписывался в рам-
ки замшелой морали... Но разве хоть у кого-то из
присутствующих есть сомнения в том, что такой
человек, как Рогир ван дер Эйк, сумеет стать до-
стойным супругом и составить счастье их с Люд-
вигом дочери, малышки Ханнелоры?.. Насколько
же удачно сложилось, что именно теперь, когда
соответствующий закон прошёл обе палаты и
утверждён Его Величеством, когда последние
препоны на пути к счастью Рогира и Ханнелоры
пали, их дети решились связать себя нерасторжи-
мыми узами брака! Короче говоря, да здравству-
ет торжествующая толерантность и европейские
ценности! Слава Брюгге, слава Бельгии, да пребу-
дет во веки Свободная Единая Европа!
Вот такую вот речь толкнул дорогой тесть. Хо-
рошо получилось. По ходу даже убогонького
Жан-Клода по щеке потрепал — сами, мол, види-
те, ничего страшного и не противно нисколько...
Жаль только, что Корнелия-Вильгельмина всё
это время глупо хихикала. Дура дурой. Право
слово. Нет, придётся всё-таки отказать этой тол-
стухе от дома. Ханнелора возражать не станет.
Да и не сможет — подумаешь, школьная подруга!
Семейная жизнь, она ответственность предпола-
гает. Отныне у них всё пойдёт по-другому. Иначе
пойдёт. А подруги... Что ж, подруги — дело на-
живное. Новых найдём, лучше. И не таких жир-
ных.
Зато сама Ханхен — просто чудо! Настоящее
сокровище, бриллиант чистой воды. Сидит, улы-
бается... Никакого раздражения, ни полсловечка
упрёка, полное самообладание. В ответ на лю-
бой тост, любое пожелание, даже и сдобренное
неуместными колкостями и намёками (один из
шаферов отличился!), — милая, исполненная до-
брожелательности, улыбка. Вкупе со спокойной
непринуждённостью — величием даже! — осан-
ки. Как и должно быть. Как и положено. Имен-
но такая хозяйка и нужна дому ван дер Эйков.
Молчаливая выдержка, пленительная грация и
достойная медицейской Венеры безмятежность в
любой жизненной ситуации — оптимальное со-
четание качеств для идеальной супруги.
Рогир с нежностью думает о своей наречённой,
о своей драгоценной супруге. Ещё тогда, во время
самой первой встречи в приозёрном парке, ког-
да всемогущему случаю угодно было их познако-
мить, он почувствовал, что в душе его вспыхнул
пламень, доселе неведомый. Что заставило его
подойти к Ханнелоре? Внезапный порыв? Любо-
пытство? Пустая прихоть? Нет, больше, чем по-
рыв, любопытство или прихоть — судьба!.. Ис-
пуганная неожиданным появлением незнакомца,
девушка смотрела на него не без некоторого
смятения, даже со страхом. Страхом, подобным
тому, что овладевает неосторожным путником,
когда бедняга, тщетно борясь с головокружени-
ем, заглядывает в таинственные глубины пропа-
сти, внезапно разверзнувшейся прямо перед его
ногами. И вот, увидев это смущение, этот сердеч-
ный трепет, Рогир ясно осознал, что после соот-
ветствующей огранки алмаз сей засверкает под
стать великолепному «Санси» или легендарному
«Кохинору»; и уж по крайней мере, ярче любого
раритета «Де Бирс». Осознал и протянул Ханне-
лоре стебелёк белого асфоделя...
Но довольно грёз. Любимая уже наверняка его
заждалась, готова принять на ложе наслаждений
своего законного повелителя, своего Шахрияра
или, лучше сказать, своего Абу Бакра аль-Багда-
ди.
У них обоих впереди — целая ночь любви. Пер-
вая ночь настоящей страстной любви.
И, Господь свидетель, он, Рогир ван дер Эйк,
ждал сего вожделенного момента с воистину сто-
ическим терпением!
Последний раз окинув взглядом гостиную --
всё ли в порядке? — Рогир направляется к вин-
товой лестнице, ведущей на второй этаж. Едва ли
не всю площадь его, за исключением двух кро-
шечных туалетных комнат, занимает самое об-
ширное помещение родового дома ван дер Эйков
— спальный покой. Дверь его слегка приоткры-
та, но ни малейшего лучика света не вырывается
наружу. Рогир бесшумно проникает вовнутрь и
останавливается, заворожённый чудесным зре-
лищем...
Три четверти пространства старинной опочи-
вальни отведено под брачное ложе — широкое
и приземистое; четыре витые колонны резно-
го красного дерева поддерживают балдахин из
тёмно-лилового бархата; края его собраны в тя-
жёлые складки и подвязаны золотыми шнурами
с массивными серебряными кистями. Тончайшее
батистовое бельё, непомерно огромное стёганое
одеяло, пышные атласные подушки, покрыва-
ло бесценной золотой парчи, небрежно отки-
нутое в изножье кровати, — благоухают арома-
тами лаванды, мирры и сандала. А там, среди
всего этого восточного великолепия, словно дра-
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
гоценная жемчужина в перламутровой раковине
Margaritifera, покойно возлежит молодая супруга
его, предмет сокровенных мечтаний, источник
божественно одухотворённого вожделения...
В углу, справа от входа, висит большое анти-
кварное зеркало в бронзовой раме эпохи Габсбур-
гов; оно расположено таким образом, чтобы
лунный свет, струящийся в окно, отражался от
древнего венецианского стекла и падал как раз на
изголовье брачного ложа. Бледные лучи печаль-
ной Селены, дважды преломляясь в оконном и
зеркальном стеклах, придают окружающим пред-
метам романтический мертвенно-зеленоватый
оттенок.
Рогир ван дер Эйк приближается к кровати и
устремляет пламенный взор на Ханнелору. За-
таив дыхание, разглядывает он безупречный
абрис бледного покатого лба, смотрит на тонко
очерченный нос с ноздрями самой совершенной
лепки, на чувственные губы, даже и сейчас чуть
тронутые лёгкой улыбкой, сулящей — он в этом
уверен! — восторги неземных наслаждений; смо-
трит на густые пряди белокурых волос, сверкаю-
щим нимбом разметавшиеся по чёрному атласу
подушки, на беломраморную кожу лежащей по-
верх одеяла руки с полупрозрачными, благород-
ного воскового оттенка пальцами... Смотрит и
не может налюбоваться пленительной красотой
своей избранницы. Право, разве хоть одна дева
во всей Бельгии может сравниться с его Ханнело-
рой? Да что там — Бельгии! Неужто ещё у кого-то
в мире сыщется подобная строгая соразмерность
членов, гармония и непередаваемая прелесть
пропорций? Возможно ли у кого-то в целом све-
те найти столь же роскошные бёдра, напитанные
сладострастной негой лядвеи и пробуждающие
рой нескромных желаний перси?..
Глаза Ханнелоры закрыты, она будто бы спит,
раскинувшись в исполненной тихой истомы сво-
бодной позе. Словно и не замечает молодого су-
пруга. Но едва заметный изгиб губ, сложенных
в очаровательную улыбку, убеждает Рогира, что
любимая чувствует его присутствие, не может
не чувствовать; он быстро сбрасывает одежду,
скользит под одеяло и впивается в уста избран-
ницы своего сердца... О, сладостный миг вожде-
лённой близости!..
* * *
Творится нечто несообразное. Жители Брюг-
ге в недоумении. От веку заведённый порядок
нарушен. И нарушен самым неподобающим об-
разом. Куранты Белфорда, не знавшие до сей
поры поломок и сбоев, зазвонили в полночь.
Как такое возможно? Разве не обязаны они мол-
чать с последнего вечернего часа до первого часа
утреннего? Разве есть у кого-то право тревожить
мирный сон обывателей Брюгге? Но сейчас точ-
но приблудный нечистый дух вселился в дивно
отлаженные механизмы курантов — все сорок
семь бронзовых колоколов древней сторожевой
башни трезвонят почём зря, отбивая без всякого
ладу странную, неслыханную прежде плясовую
мелодию! Гудящие звуки стремительно несутся
по узким улочкам, гулким эхом отражаются от
стен домов, заставляют тонко дребезжать окон-
ные стёкла... Впрочем, не стоит дольше задержи-
вать внимание читателя на этом происшествии.
Дело в том, что никто так никогда и не узнает,
чем была вызвана и что, собственно, означала
описанная полночная неурядица. Как не узнает и
того, что же на самом деле стряслось с безупреч-
ными некогда брюггскими Glockenspieles, ибо на
следующий день никаких поломок в их механи-
ческом чреве обнаружить не удастся. А потому --
прочь от Дозорной башни и её спятивших валов,
колёс, противовесов и шестерёнок; возвраща-
емся назад, в родовой особняк ван дер Эйков на
Philipstockstraat.
Тем более, Рогир ван дер Эйк не слышит коло-
кольного безобразия, он — в ванной комнате,
принимает душ.
Ровно в 12.05. хозяин заканчивает с водными
процедурами, тщательно вытирается махровым
полотенцем и, обвязав его вокруг пояса на манер
набедренной повязки, выходит в коридор. В доме
прохладно, но это обстоятельство его не смущает;
он спускается вниз и направляется в продолгова-
тую, похожую на пенал комнату, служащую библи-
отекой. Три стены её заняты дубовыми стеллажа-
ми; полки сплошь, до самого потолка заставлены
внушительными томами в переплётах телячьей
кожи. Несмотря на то, что ни на полках, ни на са-
мих книгах не видно ни пылинки, таким безысход-
ным унынием веет от этого собрания человеческой
мудрости, что любому становится очевидно — уже
долгие годы никто не тревожил покой слипшихся в
непробиваемую броню фолиантов.
Если пристально вглядеться в стеллажи торце-
вой стены библиотеки, можно заметить едва раз-
личимый зазор между ними, тянущийся от одной
из кессонных потолочных балок до самого пола.
Сведущий человек сразу сообразит, что здесь
скрыта потайная дверь. Так оно и есть. Присмо-
тревшись ещё внимательнее, нетрудно увидеть и
отличную от прочих книгу, прямо на уровне глаз.
Это оксфордское издание египетской «Книги
врат» в роскошном переплёте зелёного сафьяна.
Лёгкое нажатие пальцем на сафьяновый корешок
— стеллаж отползает в сторону, и перед Рогиром
— пологая, ведущая в подвал лестница.
Здесь, в подвале, — настоящее средоточие дома
ван дер Эйков. Можно сказать, sacra sacrarium,
святая святых. Подвальное помещение выгля-
С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА № 5 (94) 2016 год
дит просторным, с высокими потолками. Окна,
само собой, отсутствуют. Трубки люминесцент-
ных ламп льют холодный безжизненный свет на
окружающую обстановку. Впрочем, последняя
не отличается многообразием или изысканно-
стью: свинцово-серые кафельные стены, пол из
тусклых керамических плиток, по углам — два
грубо сколоченных деревянных стола наподобие
верстаков; третий — больших размеров и по-
крытый оцинкованным железом — в центре; да
ещё — поместительная и прочная металлическая
этажерка как раз напротив лестницы. Это всё. В
целом смахивает на прозекторскую танатологи-
ческого отделения. Впечатление усугубляют за-
полняющие деревянные столы и этажерку пред-
меты: чего тут только нет — многочисленные и
различные по форме стеклянные и фарфоровые
ёмкости с реактивами, маслами и иными разно-
цветными жидкостями неведомого назначения;
шприцы всех размеров и конфигураций, иглы,
крючки, крючочки, свинцовые и резиновые труб-
ки, допотопные ланцеты и современные скальпе-
ли (остроконечные, тупоконечные, прямые, изо-
гнутые, серповидные, пуговчатые), секционные и
ампутационные электроножи, канюли, эсмархо-
вы кружки из стекла и резины, дрели, свёрла, за-
жимы, подставки с пробирками, хирургические
ножницы разных видов, пинцеты анатомические
и зубчатые, ванночки, кюветы, упаковки с лига-
турой...
Даже сама атмосфера помещения какая-то осо-
бенная; кажется, будто она пропитана духом тле-
ния. Возможно, виной тому ядовитые испарения
из неплотно укупоренных склянок с химикатами,
Бог ведает. Но тлетворные запахи окутывают всё
вокруг, буквально въелись в каждый предмет ме-
бели и самые стены подвала.
Рогир ван дер Эйк сбрасывает полотенце и об-
лачается в кожаный фартук, висевший на крюке
возле входа, — широкий и длинный, он закрыва-
ет почти весь корпус — от середины груди до щи-
колоток. Последний штрих — пара медицинских
перчаток из латекса и овальная полиэтиленовая
шапочка.
Завершив переодевание, он медленно обхо-
дит помещение, задерживается возле этажерки
и задумчиво рассматривает расставленные на её
полках предметы. Наконец, выбирает несколько
пузырьков, глубокую прямоугольную кювету,
стеклянную мензурку с делениями — и перено-
сит на центральный стол.
Теперь главное — не ошибиться в пропорциях.
Итак, сулемы — десять граммов, сто миллили-
тров этилена, водного раствора муравьиной кис-
лоты — столько же, хлористого цинка возьмём
вдвое меньше... Граммов пять (не больше!) тимо-
ла...
Рогир, используя мензурку, наливает в фаянсо-
вую кювету пахучие жидкости из разных пузырь-
ков и миниатюрной серебряной ложечкой сыплет
туда же какие-то порошкообразные вещества.
Далее: глицерина — шестьсот миллилитров (с
ним экономить не следует, иначе не избежать вы-
сыхания), уксусного калия и натрия — по трид-
цать; не переборщить бы с антимонитом... До-
вольно будет и пяти частей... Надо ли подлить
эозина? А, наверное, не стоит...
Серебряной ложечкой он тщательно размеши-
вает полученный раствор; постепенно тот приоб-
ретает насыщенный кроваво-красный оттенок.
Ага. Сейчас добавим ароматических масел. Это
обязательно. Нет ничего важнее запаха. Пожа-
луй, на сей раз возьмём вот эти — бергамотовое,
лавандовое и розовое...
Рогир склоняет лицо над кюветой и осторожно
принюхивается.
М-да, то что надо... Марк Крейтенс в таких слу-
чаях использует смесь аниса с сандалом, миррой
и одеколоном. Качественным, разумеется. Но
он, Рогир, не выносит парикмахерских запахов.
Вообще никакого парфюма не выносит. Это не
comme il faut. Совсем не comme il faut!..
...Да, старина Марк Крейтенс... Именно он, да
ещё Гвидо ван Маэль с Яном Девальде явились
первыми членами, а по сути — отцами-основа-
телями приватного клуба «Элизиум». Поначалу
всем четверым приходилось ютиться у него в
похоронном бюро. Не слишком удобно. Сосе-
ди стали любопытствовать; свои же работники
косились — что это босс ночами в конторе по-
делывает? Неужто дня ему мало? Слухи пошли,
разговоры всякие ненужные. Скоро и полиция
заинтересовалась. Дармоеды! Заняться-то боль-
ше нечем. Нет, чтобы бандитов ловить... При-
шлось перебазироваться сюда, в его, Рогира,
жилище. Тут уж им никто не мешал. Засунули
языки, куда следует. И количество членов немед-
ленно возросло, сначала — до десятка, а позже --
и до полусотни... Да ведь, если разобраться, что
такого противозаконного они делали? Чьи права
нарушали?.. Совершенно невинное же увлече-
ние! Всё равно, что какого-нибудь таксидермиста
или коллекционера бабочек к ответственности
привлечь... Ну, да дело прошлое. Теперь-то, слава
Богу, всё иначе. Прятаться не нужно.
Рогир пододвигает к столу полуметровый шта-
тив и подвешивает к нему пластиковый, похожий
на кружку Эсмарха ирригатор. К ирригатору ре-
зиновой трубкой присоединена канюля с длин-
ной прямой иглой. Нацепив на трубку зажим,
Рогир с максимальной осторожностью наливает
в пластиковую ёмкость только что приготовлен-
ный раствор и добавляет туда же пол-литра воды.
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Потом берёт с этажерки медный поднос, застила-
ет чистой салфеткой и принимается выкладывать
на неё потребные инструменты.
Несколько минут — и всё готово. Взяв в одну
руку штатив, а во вторую — поднос, Рогир под-
нимается обратно в библиотеку. Поднимается
и, склонив голову набок, замирает на месте. На
улице творится какая-то чертовщина — слышны
жуткие завывания ветра, оглушительное хлопа-
нье плохо закрепленных ставен и пронзительный
скрежет черепицы.
Он выглядывает в окно. Всё небо заволокло
низкой угольно-сизой пеленой. Не утихавший
весь день ветер успел нагнать целые легионы тя-
жёлых туч. По всей видимости, в эту самую ми-
нуту где-то в окрестностях города зарождается и
набирает силу ураган — потоки ветра то и дело
меняют направление, заставляя огромные ско-
пления взбаламученных водяных паров с порази-
тельной скоростью мчаться навстречу друг другу,
сталкиваться и с грозным ворчанием кружиться
подобно гигантскому водовороту над крышей
дома... Ну что ж, после яркого, богатого события-
ми дня — бурная грозовая ночь. Что может быть
прекраснее?
Рогир поднимается на второй этаж; каучуковые
подошвы его тапочек не производят никакого
шума; только инструменты на подносе мелодич-
но позвякивают. Впрочем, топай он как слон, всё
одно никто не услышит — снаружи ураган оче-
видным образом усиливается.
В спальном покое, обитом плотными штофны-
ми обоями, завешанном старинными гобеленами
и драпировками, вой ветра почти не различим.
Рогир щёлкает выключателем и помещение зали-
вает приглушённый рассеянный свет.
Ханнелора по-прежнему лежит на изрядно по-
мятых после бурной ночи батистовых простынях
их семейного ложа. Она явно не спит, — глаза от-
крыты, — но, кажется, пребывает в некоей про-
страции — члены её совершенно неподвижны и
расслаблены, безучастный взгляд устремлён вверх,
на пышные складки тяжёлого бархатного полога.
Рогир опускает поднос на низенький прикро-
ватный столик и тут же рядом устанавливает
штатив с закреплённым на нём ирригатором.
Взяв с подноса зубчатый пинцет, изогнутую в
форме буквы S иглу Дешампа и хирургические
ножницы с острыми кривыми кончиками, скло-
няется над обнажёнными бёдрами любимой. По-
сле некоторых непродолжительных манипуля-
ций поправляет штатив и аккуратно вводит иглу
канюли в правую бедренную артерию. Ханнелора
никак не реагирует. Рогир снимает зажим с рези-
новой трубки и со вздохом облегчения садится на
кровать. Теперь остаётся только ждать и внима-
тельно следить за уровнем жидкости.
Так проходит минут тридцать. Время от вре-
мени, заметив, что уровень жидкости в эсмар-
ховой кружке перестал понижаться, Рогир це-
пляет зажим обратно на трубку и принимается
нежно массировать лицо, руки и ноги Ханнело-
ры; после вновь продолжает вливание. Нако-
нец, спустя два часа, всё закончено. Рогир вы-
таскивает канюлю, поднимается и критически,
с ног до головы, осматривает супругу. Результа-
ты, по-видимому, его удовлетворяют — он до-
вольно кивает и отходит шага на два назад. Не-
ожиданно брови Рогира сходятся на переносице
— он замечает, что левый уголок рта любимой
чуть опустился, что делает её улыбку несколь-
ко кривой. Вероятно, виной тому страстные
ночные поцелуи. Ну, это дело поправимое. Ро-
гир хватает с подноса лигатурную иглу и ловко
устраняет дефект.
Вот теперь, и правда, практически всё гото-
во. Остаётся подновить макияж; возможно, за-
менить глазные яблоки — голубые ей пойдут
больше, нежели теперешние, карие. У него в
подвале — широкий выбор глазных протезов
из самого качественного стекла; есть даже из
богемского.
Разумеется он уже проделывал ранее все над-
лежащие процедуры. В строгом соответствии с
методом Броша и в гораздо большем объёме. Не
столь и давно, как раз за две недели до венчания.
Сразу после того, как некий злодей подстерёг
бедняжку вечером в тёмном переулке, да и пыр-
нул ножом. Прямо под сердце. Ужасная трагедия!
Преступника поймать не удалось; личность тоже
не установили. Так до сей поры и неведомо, кто
же это мог быть. Никому — вернее, почти никому
— неведомо...
По тонким бескровным губам Рогира ван дер
Эйка змеится загадочная улыбка.
Ага, такие вот дела... К счастью, очень удачно
вышло, что незадолго до трагического события
Парламент принял наконец закон о полной лега-
лизации некрофилии. Потому-то гибель невесты
свадьбы не расстроила. Даже напротив... Но се-
годня бальзамирование непременно надлежало
повторить. Закрепить полученный результат. А
через каждые полгода — снова. Ни в коем случае
нельзя допустить дубления, иссыхания или какой
иной порчи кожного покрова, тем паче — упаси
Господи! — мумификации.
Нужно, чтобы Ханнелора — его прелесть, его
обожаемое сокровище! — всегда оставалась мо-
лодой и прекрасной, продолжала радовать своего
супруга и впредь, ещё долгие дни, месяцы и годы.
Да, именно так. Ещё долгие, долгие годы... Всю
жизнь!