Он сидел передо мной, мутно уставившись в одну точку, пряча взгляд в мерзкий сигаретный дым. Даже в Европе и в Египте – наши паленые сигареты из Мршаска, где вместо табака – капустные листья политые химией для духа! Он – это Кешка – местный выскочка, поднявшийся с самого дна жизнюхи. Он только что вернулся с Красного моря, где с аквалангом опускался к затопленной в войну английской подводной лодке. Он принес в беседку бутылку поддельного трехзвездочного конька, пахнущего раздавленными клопами, в пузастой бутылке с прилепленной акцизной маркой. Мы выпили по рюмке этой отравы, и он травил о жизни под дымок модного «Парламента» с угольным фильтром…
В 30-х годах в деревне, откуда его корни создавали комбед. С мужиками, после войн, плоховато было, и всю власть в деревне взяли под себя три самых жабастых и нищих бабы. Две крепких многодетных семьи выселили в языки леса – Данышки - они одними своими криками. Кулаки вырыли там пещеру и распахали целину. Прабабка со слезами отвела на общественный двор свою справную кобылку. Поначалу они с мужем, конюхом, путали ее передние ноги толстой цепью и сажали концы цепи на замок. Но разве горлопанок перекричишь. Отдали. И чтобы картошку перепахать приходилось идти на поклон в комбед и просить свою лошадку. Здесь еще одна напасть. Увидали комбедовки портрет Сталина из «Огонька» в чело печи смотрит. Сказали моей бабке: «Ждите». Вот и не спали по ночам. Все ожидали стука в дверь. Не сорвать, ни заклеить. Крестный ход из соседнего села комбедовки от своих домов прогоняли. Шла жизнь. Мужики воевали, гибли, расписывались на рейхстаге. Однажды в 49 году, в страшную засуху, внучок одной из комбедовок с товарищем из соседского села вздумали попечь картошки, прямо у дома. Вспыхнул стог. Поднялся ветер. От горящего дома гаретки полетели на соседские соломенные крыши. Вмиг запылала вся деревня в сорок домов….Одна из ярых сталинок в старухах ослепла, для другой даже у детей и внуков – жизнь маслом не казалась – диабетом болели, а у третьей дочка в церковь устроилась – пожертвования для храма в банку со щелью собирать. Подавали, каждом нищем видя Бога. Наверное, замолила грехи. Дети хорошо устроились. Даже в городскую администрацию пробились. Тем самым поджигателем и был мой собеседник Кеша.
– В школе в комсомол приняли – вводит он меня в курс дела, подчеркивая биографию, которая мне якобы должна пригодиться, как будто бы я, глупец, – ее не знаю. – Дошел до секретаря горкома. Как только разрешили торговлю. Все сбережения вложил в товар. Стал за барахлом на Черкизон ездить. Сперва на «Икарусе» с баулами до Москвы. Потом «двойку» дефицитную с рук взял. Зимой по три свитера и трое штанов на себя напяливал. Ментам отстегивал и бандитам – за «крышу». Обувал всех лохов – по страшному, как и все, но это не для печати. В церковь ходил. Коммунистом со свечкой за глаза стали звать. Прибыль в дом вкладывал. Купил родовое гнездо одного из бандитов, хозяина бензоколонки. Раз конкурентам дорогу перешел – сожгли. Назло всем выстроил рядом с пожарищем терем. Красной черепицей покрыл. «Жигуль» сменил на подержанный «Мерс». Это как у Брежнева, еще в СССР был. Теперь вот «Лэнд-Крузер» у меня. А жизни нет.
Он жадно затянулся и снова уставился в даль. Теперь у Кеши свои магазины в центре городка в 30 тысяч жителей. Он возглавляет местное отделение правящей в стране партии бюрократов и воров, и взял под свою опеку партию местного городка. Он обладатель редкой коллекции самоваров и известный меценат, жертвующий огромные деньги на искусство. Отдыхает на Канарах, Кипре, в Гоа. С аквалангом ныряет в Красное море. А на коньяке для друга - экономит. Семьи нет – бодибиллер . И исповедаться некому и мозгов – сделать революцию в городе и стать его мэром – не хватает. Он пришел сватать меня в пиарщики. Обещает златые горы, если пройдет во власть. Место редактора местной газетенки с солидным окладом мне обеспечено. Я пока думаю, и собеседника это бесит. На моем стуле он сидит как на иголках или горячей сковородке. А в джипе устал ждать задницевоз-телохранитель. Я рассматриваю брюзглое лицо будущего мэра. Мне мерзок его взгляд сквозь толстые в золотой оправе очки и поддельные, большие швейцарские часы на правой кисти в подражание президенту. Думаю, и портретик в углу уже висит, как у всех членов новой партии, нырнувших в мутную воду и вышедших сухими из воды перемен. Даже мини-значок на лацкан прицепил. А богатство то твое – в мешках под глазами. Все почки, видать, пропил. А в областном центре всего один прибор гемодиализа. Куда подашься лечиться, друг мой ситный, или прикупишь на базаре бомжонка на запчасти? – думаю я про себя. Вон, внутренний карман пиджака оттопырен от долларов. А у меня за душой ни гроша. Со вчерашнего дня жена пилит на счет денег. Ребенка надо собирать в школу, и требуется несколько тысяч…. Знаю, придя к власти, друган нувориш тут же забудет про меня – сотрет, как файл в компьютере. Но – соглашаюсь. Он, Кеша, радостный – уезжает…
Ночью меня будит бибиканье авто. В беседку, где я спал после паленого коньяка заходит сосед и говорит, что видел на трассе «Лэнд-Крузер» с пулевыми пробоинами. И двоих на носилках уносили в черных мешках. Бога не обманешь, сплюнул я и пошел досыпать…
В 30-х годах в деревне, откуда его корни создавали комбед. С мужиками, после войн, плоховато было, и всю власть в деревне взяли под себя три самых жабастых и нищих бабы. Две крепких многодетных семьи выселили в языки леса – Данышки - они одними своими криками. Кулаки вырыли там пещеру и распахали целину. Прабабка со слезами отвела на общественный двор свою справную кобылку. Поначалу они с мужем, конюхом, путали ее передние ноги толстой цепью и сажали концы цепи на замок. Но разве горлопанок перекричишь. Отдали. И чтобы картошку перепахать приходилось идти на поклон в комбед и просить свою лошадку. Здесь еще одна напасть. Увидали комбедовки портрет Сталина из «Огонька» в чело печи смотрит. Сказали моей бабке: «Ждите». Вот и не спали по ночам. Все ожидали стука в дверь. Не сорвать, ни заклеить. Крестный ход из соседнего села комбедовки от своих домов прогоняли. Шла жизнь. Мужики воевали, гибли, расписывались на рейхстаге. Однажды в 49 году, в страшную засуху, внучок одной из комбедовок с товарищем из соседского села вздумали попечь картошки, прямо у дома. Вспыхнул стог. Поднялся ветер. От горящего дома гаретки полетели на соседские соломенные крыши. Вмиг запылала вся деревня в сорок домов….Одна из ярых сталинок в старухах ослепла, для другой даже у детей и внуков – жизнь маслом не казалась – диабетом болели, а у третьей дочка в церковь устроилась – пожертвования для храма в банку со щелью собирать. Подавали, каждом нищем видя Бога. Наверное, замолила грехи. Дети хорошо устроились. Даже в городскую администрацию пробились. Тем самым поджигателем и был мой собеседник Кеша.
– В школе в комсомол приняли – вводит он меня в курс дела, подчеркивая биографию, которая мне якобы должна пригодиться, как будто бы я, глупец, – ее не знаю. – Дошел до секретаря горкома. Как только разрешили торговлю. Все сбережения вложил в товар. Стал за барахлом на Черкизон ездить. Сперва на «Икарусе» с баулами до Москвы. Потом «двойку» дефицитную с рук взял. Зимой по три свитера и трое штанов на себя напяливал. Ментам отстегивал и бандитам – за «крышу». Обувал всех лохов – по страшному, как и все, но это не для печати. В церковь ходил. Коммунистом со свечкой за глаза стали звать. Прибыль в дом вкладывал. Купил родовое гнездо одного из бандитов, хозяина бензоколонки. Раз конкурентам дорогу перешел – сожгли. Назло всем выстроил рядом с пожарищем терем. Красной черепицей покрыл. «Жигуль» сменил на подержанный «Мерс». Это как у Брежнева, еще в СССР был. Теперь вот «Лэнд-Крузер» у меня. А жизни нет.
Он жадно затянулся и снова уставился в даль. Теперь у Кеши свои магазины в центре городка в 30 тысяч жителей. Он возглавляет местное отделение правящей в стране партии бюрократов и воров, и взял под свою опеку партию местного городка. Он обладатель редкой коллекции самоваров и известный меценат, жертвующий огромные деньги на искусство. Отдыхает на Канарах, Кипре, в Гоа. С аквалангом ныряет в Красное море. А на коньяке для друга - экономит. Семьи нет – бодибиллер . И исповедаться некому и мозгов – сделать революцию в городе и стать его мэром – не хватает. Он пришел сватать меня в пиарщики. Обещает златые горы, если пройдет во власть. Место редактора местной газетенки с солидным окладом мне обеспечено. Я пока думаю, и собеседника это бесит. На моем стуле он сидит как на иголках или горячей сковородке. А в джипе устал ждать задницевоз-телохранитель. Я рассматриваю брюзглое лицо будущего мэра. Мне мерзок его взгляд сквозь толстые в золотой оправе очки и поддельные, большие швейцарские часы на правой кисти в подражание президенту. Думаю, и портретик в углу уже висит, как у всех членов новой партии, нырнувших в мутную воду и вышедших сухими из воды перемен. Даже мини-значок на лацкан прицепил. А богатство то твое – в мешках под глазами. Все почки, видать, пропил. А в областном центре всего один прибор гемодиализа. Куда подашься лечиться, друг мой ситный, или прикупишь на базаре бомжонка на запчасти? – думаю я про себя. Вон, внутренний карман пиджака оттопырен от долларов. А у меня за душой ни гроша. Со вчерашнего дня жена пилит на счет денег. Ребенка надо собирать в школу, и требуется несколько тысяч…. Знаю, придя к власти, друган нувориш тут же забудет про меня – сотрет, как файл в компьютере. Но – соглашаюсь. Он, Кеша, радостный – уезжает…
Ночью меня будит бибиканье авто. В беседку, где я спал после паленого коньяка заходит сосед и говорит, что видел на трассе «Лэнд-Крузер» с пулевыми пробоинами. И двоих на носилках уносили в черных мешках. Бога не обманешь, сплюнул я и пошел досыпать…