ХОЧЕТСЯ, ЧТОБ КТО-ТО
ТЕБЯ ОКЛИКНУЛ
Хочется, чтоб кто-то тебя окликнул и остановил.
Заговорил с тобой так, словно выглядывал тебя всю
жизнь и томился несказанно в ожидании встречи с
тобой. И чтоб без суеты и фальши, и мысли проно-
сились в голове светлые и восторженные, – и не были
бы скомканы торопливостью. И глаза (эти зеркала
души!) отражали бы такую глубину чувств – чтоб аж
дух захватывало! И сердце щемяще-радостно отсту-
кивало счастливые и сладкие мгновения встречи. И
ты вдруг так стремительно взмываешь к вершине по-
нимания и горячей симпатии к возникшему объекту,
что расставание с ним – грозит неотступной болью. И
так отчаянно всей душой прикипаешь к своему собе-
седнику, что и не отодрать тебя. И спастись можешь
разве что обоюдными чувствами, чтоб заглушить в
себе крик души своей, этот вопль одиночества. Зага-
сить и отвлечь, переключить и направить мысли свои
непутёвые в более безопасное русло, подпитывая себя
вечным генератором – любовью.
Хочется, чтоб кто-то тебя окликнул и остановил.
Было бы здорово – если б девчонка тормознула и оза-
рила улыбкой твоё сосуществование...
МОЖНО И ВПРЯМЬ
ОБАЛДЕТЬ
Чем ближе к смерти — тем больше хочется жить.
Жажда какая-то неприличная возникает, закипаешь
весь и выгадываешь, как бы так подгадать, чтоб от-
тянуть на неопределённое время этот трепетный мо-
мент прогулки на катафалке.
Увильнуть, понятное дело, не получится. Придётся
когда-то всё же менять прописку и переселяться на
постоянное место жительства, но не горишь желани-
ем преждевременно, отбрыкиваешься активно, жадно
цепляешься за каждый месяц, день, минуточку. По-
тому как «сыграть в ящик» — не вдохновляет, как бы
натурально не проходила эта щемящая церемония, не
радует она нас почему-то, не прониклись мы востор-
гом в минуты прощания. В других краях, сказывают,
это приличный повод повеселиться, а у нас — так один
только намёк на это действо слезу нешуточно выши-
бает. А пожелай кому скорее лебединую песню спеть
— так ведь не поймут, обидятся, камнями забросают.
Потому как привязались мы к этому миру накрепко,
клещами нас не отодрать. Так интересное дело: я пони-
маю, если ты в роскоши купаешься, в славе плещешься
— это объяснимо, а то гол как сокол — и туда же: «Я
ещё, — говорит, — не насладился этой жизнью».
— Что-что-что ты, — говорю, — ещё не сделал? А
ты хоть знаешь, что такое наслаждение? Ты это ког-
да-нибудь пробовал на зуб или на ощупь? Во сне в
полный рост ясные очертания своего удовольствия,
что называешь наслаждением — видел?
— А я, — гнёт своё упрямец, — балдею от одного
того, что живу на земле.
Оглядел я его со всех сторон — взглядом же не за
что зацепиться: в кармашке ветер свистит, а мысли
какие выдаёт: «Балдею от одного того, что живу».
Хотел я с ним схлестнуться, да как-то притормозил
в последний момент. А потом поднял голову к небу,
прищурился от солнышка, в лёгкие воздуха побольше
заглотнул, огляделся вокруг — мать честная! Весна же
пришла, ребята!
А ведь действительно: можно и впрямь обалдеть!
ЧТОБ ПРОНЗИТЕЛЬНО
И ЗВОНКО
Преимущества холостяцкой жизни, конечно, нали-
цо. С этим никто и не спорит. Не надо отчитываться,
почему задержался, с кем был, сколько выпил. Нако-
нец, по дому никто тебя не терроризирует. Висит на
стене вот уже три года перекошенная картина и гвоз-
дь из стенки навязчиво выпирает – и никто тебя не
пилит. А ещё никто тебя не заедает занудно: «Мужик
ты или не мужик в доме?».
В общем, живи себе в удовольствие, процветай от
полноты свободы. Но порой тоска противная наез-
жает, спасу нет от этой нахалки. Беспардонно воз-
никает в самый неподходящий момент и мурыжит.
Душа скулит непонятно отчего. Настроение угне-
тает, радость жизни коверкает. Удовольствия, что в
жизни причитаются человеку – как-то приглушает
откровенно. И всплеск восторгов от полноты жиз-
ни, как предполагалось изначально, – не последует.
Какая-то скрытая нервотрёпка в организм твой впи-
вается. И пожирает настроение, абсолютно не инте-
ресуясь, как потом в душе отзовётся. А душа-то всё
больше косит, чтоб дёрнуть подальше от этих серых
будней. Пытается как-то подгадать, чтоб в пике уне-
стись самостоятельно. Вот здесь-то и происходит
разлад. И мысли, как ржавые петли, скрипят раздра-
жающе, абсолютно не соображая, отчего так плохо
человеку. Ждёшь облегчения, а оно и не торопится,
чтоб спасти человека.
Но сколько ж можно испытывать терпение? Возму-
щение высказываешь. Бунтуешь, оглядываясь трево-
жно по сторонам. Ищешь объект, которому смог бы
предъявить свои претензии.
Но вдруг выходит на поверку, что ты носишься по
заданной орбите самостоятельно. В глубоком одино-
честве наматываешь годы своей жизни.
Лирическая проза
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Вот здесь, конечно, пардон. Одиночества шараха-
ешься. Понимаешь, что срочно надо нестись на сбли-
жение. Женщину высматриваешь. А свободы ой как
жалко. Расставаться с этой дамочкой совсем не вдох-
новляет. Сдружились с ней накрепко. Не хотелось бы
отпускать её, попробуй потом догони. В кои веки под-
фартило человеку, и на тебе – собственными руками
сдёрнуть покрывало. И снова обнажить свои чувства
и балансировать, словно канатоходец, оттачивая вир-
туозность семейной жизни.
Но ведь свобода свободой, а тепла тоже страсть как
хочется. Нас всю жизнь преследует тоскливая мысль,
что недополучаем мы в этом мире. Обкрадывает нас
кто-то усердно. А кому пожалуешься? Понимаешь, что
хныкать обиженно на каждом углу просто глупо. И
забаррикадировался конкретно от окружающих, чтоб
любопытные не приставали. Лишь на расстоянии ве-
дёшь диалог. Не торопишься обнажать чувства свои и
распахнуть объятия ближнему. Всё оттягиваешь этот
процесс с надеждой на счастливую встречу и упрямо
конспирируешься, украдкой поглядывая по сторонам.
А годы мелькают стремительно, несутся, как снеж-
ный ком, безжалостно сметая всё, что ни возникает
на их пути. И не замечает человек в этой кутерьме,
что вылетает на обочину. Ему намекают, что он уже
сыграл свою роль в этом мире. А он вдруг в растерян-
ности оглядывается – сотой, тысячной доли не отдал
людям, что имел в душе. И не заметят этой трагедии
потому, что никто не ведал о богатстве его души. И
вдогонку не всплеснут руками в огорчении, и словом
не обмолвятся прощальным.
А что здесь говорить, братцы? Пожмёшь руками
устало, смахнёшь украдкой слезу и тихо засеменишь
в последний путь, догоняя таких же самонадеянных
и глупых, неспособных толково распорядиться своей
жизнью.
Как правило, после нас только черновики остают-
ся. Потому что живём вяло, если по большому счёту.
Редко кто из нас сразу замахивается на чистовик. А
глупость прожитых лет с годами дышит в затылок, и
носишься с этим грузом по жизни, в паузах оплакивая
себя до того, как другие заметят. Иногда встрепенёшь-
ся, пытаешься спасти ситуацию, чтоб настоящее не
было таким рыхлым и бесформенным. А душевного
спокойствия всё нет, да видимо, и не будет никогда,
потому что наше бренное тело, как правило, не поспе-
вает за душой. Потому что душа – это песня человека.
А за песней невозможно угнаться. Иногда она звучит
только внутри, заполняя всего человека. Окружаю-
щие не слышат. А песня нарастает, звонче становит-
ся и стремительно вдруг рвётся ввысь, унося с собой
человека, который при жизни своей так и не спел. А
так мечталось: пронзительно и звонко, чтоб окружа-
ющие заслушались и, удивлённо захлопав ресницами,
потом спрашивали, теребя друг друга в нетерпении:
«Кто спел-то?».
НЕ ВЕРНУСЬ К НЕМУ
НИКОГДА!..
(отрывок из девичьего дневника)
Поссорилась с любимым. Наговорила ему всяких
глупостей, – переживаю. Но зато высказала всё, что
давно на языке вертелось. Пусть теперь знает, что он
за фрукт. Но он почему-то, странный такой, здорово
обиделся на меня. Что ты – не подходи и близко. Ви-
деть и слышать, оказывается, не желает. И что я ему
такого оскорбительного сказала, если разобраться?
Ровным счётом ничего, чтоб так дуться на меня. Смо-
трите, какая капризная мамзель в брюках! Заслужил
– получи в полном объёме, не привередничай. А он
ещё и нос воротит. И это притом, что в мой адрес тоже
ведь не шибко церемонился, позволял себе вольно-
сти, изгалялся. И что получается: ему так можно на
меня наговаривать, что в голову взбредёт, а как мне
что супротив заикнуться – рот на замок. Дискрими-
нация сплошная. Ещё чего не хватало! Не те времена,
ребятки, чтоб молча обиды глотать безропотно.
Ладно, думаю, не буду его ожесточать, помолчу
час-другой, а потом и позвоню. Поинтересуюсь, в ка-
ком состоянии его нервная система пребывает.
Позвонила минут через двадцать. Терпение было
уже на пределе. А он, извращенец, не поднимал труб-
ку. Воспитывал. Ну не садюга? Но меня тоже голыми
руками не возьмёшь. Если надо – любого загоняю по
кругу.
Молодец! Всё-таки не долго сопротивлялся, взял
трубку. Но не успела растолковать ему причину на-
ших ссор, он сразу в «бутылку полез» и непонятно ре-
бусами заговорил: «Наша песня, – говорит, – хороша,
начинай сначала».
Это он про что, несчастный? Заговариваться стал,
что ли? «Хотя бы не повредился головой, беднень-
кий», – захлопотала заботливо в мыслях, а этот бес-
чувственный чурбан, нахально так перебивает меня и
требует, чтоб я не звонила больше.
И это в ответ на моё к нему такое сердечное распо-
ложение! На корню может зарубить добрые чувства. А
мне и удержу нет, чтоб не набрать его номер телефона.
Каждую б минуточку звонила и не уставала интересо-
ваться его здоровьем. А этот филин уже вскрикивает в
трубку, что и слов не разобрать. Что его так раздража-
ет? Может телефон неисправный, засорился или какие-
то помехи в его аппарате возникают, но я-то при чём?
Неужто действительно так часто к нему пристаю,
что и остывать не успевает? Опять почему-то труб-
ку бросил. Тогда плохи его дела, но я ведь с добрыми
побуждениями вязну к нему. Снова звоню и медовым
голосочком всей душой напеваю ему в трубку, что он
лапочка, а эта дремучая скотина ещё и угрожать стал.
Хватило наглости так грубо отвечать на мою привет-
ливость.
Наверное, я всё-таки крепко его чем-то зацепила, но
так ему и надо! Сколько кровищи выпил у меня этот
упырь! Ну не устраивает меня моя роль в наших от-
ношениях!
С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА № 5 (94) 2016 год
Он категорически почему-то не желает мне под-
чиняться. Строптивый какой уродился. Ещё меня
и стервой обзывает. Хорошенькое дельце, да он сам
стервятник порядочный. А я в себе ничего такого не-
приличного не наблюдаю.
Нет, представляете, и у этого неврастеника я ещё
как-то просила прощение. Вины своей не видела, а
просила. Вот какая я податливая – намекаю ему. А он
в ответ, чтоб только насолить мне: ты, говорит, не по-
датливая, а поддатая ко мне заявилась. Тебя, говорит,
так штормило!..
Я чуть не задохнулась от возмущения. Какой зло-
памятный. Это ж надо такое выкопать, археолог. Да,
меня тогда действительно здорово кидало из стороны
в сторону, палуба уходила из-под ног. Не отрицаю. А
кто, спрашивается, спровоцировал? При очередной
ссоре навешал на меня таких собак, что я не стерпе-
ла и несколько потеряла над собой контроль, слегка
рассерчала. Может, и заштормило потом маленько, но
меня можно понять. Я пылала справедливым негодо-
ванием, и потому он сам во всём виноват. Вы пред-
ставляете, на других дур у него всегда времени валом,
а как на меня – свободной минуточки не может вы-
кроить этот маньяк. Я всегда почему-то должна напо-
минать о себе, сигналы подавать. Я ему что – свето-
фор? Вот и получил по заслугам.
Нечего было обещать встречаться со мной. Мне же
внимание надо. А он как думал? Дал слово – держи.
Никто ж тебя за язык не тянул, чтоб встречаться.
Потом пожалела его, сказала, что простила, а этот
змей в ответ как ляпнет: «А я тебя ещё не простил».
Надо же, гад какой! Сколько высокомерия, так и
распирает всего. Он ещё, оказывается, на меня и оби-
делся. Сам же спровоцировал ситуацию, а потом в
кусты и губищи свои надул. Как будто это я распоя-
салась. Судите сами. Как-то выходим мы из троллей-
буса, а этот кавалер сиганул первым и, не оглядываясь
на меня, почесал себе дальше. Вот это, думаю, нады-
бала себе сокровище. Стою, онемевшая на несколько
секунд от нахлынувших чувств на ступеньках. Хоро-
шо ещё – не перевелись у нас романтические натуры.
Двое незнакомых парней, правда, под «мухой», тянут
свои «грабли», чтоб помочь.
Ох и обозлилась я в ту минуту на своего бойфрен-
да. «Ты что ж, – говорю, – совсем повредился голо-
вой? Девушке своей уважение не высказываешь». А
он оглянулся и, как бы не замечая меня, воспитан-
ным ребятам небрежно так: «Заберите её в рабство».
Я чуть не выпала тогда в осадок. Какое изощрённое
коварство! Неслыханное надругательство над моей
неординарной личностью. Он же нанёс мне такую
глубокую душевную травму, что я долгое время ни-
как не могла оклематься. Причём сознательно, собака.
Именно с того времени и зародил он в моей головонь-
ке первые серьёзные сомнения, что до его персоны.
Потихоньку стала анализировать. Возможно, вышло
у него что-то из под контроля – не спорю. Какой-то
шарик не в ту сторону завертелся – не отрицаю. Так
всё же думать надо, как со мной себя вести, а не оз-
вучивать развязно сплошь одни оскорбления. Я ему
что – шавка бездомная или общественная урна, куда
можно всё сбрасывать, что ни попадя? А у меня, меж-
ду прочим, и гордость девичья имеется, если верить
поэтам. И с какой такой стати я должна позволять
ему всё? Беспредельщик! Поэтому, при очередной те-
лефонной беседе, я всё-таки переломила ситуацию и
перехватила инициативу. А он весь и обмяк. Дай мне,
говорит, время «на остыть». Ты, говорит, ждать долж-
на, когда я тебе позвоню.
В принципе, меня обрадовала такая ситуация. Зна-
чит, ещё не всё потеряно, есть надежда к обоюдному
согласию прийти. Я ему в ответ почтительно: дескать,
всё поняла, «яволь» и вежливо трубку положила. Мы
так мирно расстались, что я аж удивилась его сговор-
чивости и спокойствию.
Но, с другой стороны, шепчет мне внутренний
голос, что это у него за выходка: должна ждать. По-
звольте! Я ничего и никому не должна. Во-вторых,
как это – ждать? А потом какие последуют коман-
ды: «служить», «сидеть», «голос»? Я вообще девушка
свободная, нечего мной помыкать кому вздумается
и угнетать бесперебойно. Ишь ты, террорист какой
выискался. Кто вбил в его дырявый «казанок» такие
замашки? И вдруг вспоминаю: батюшки! А я ему ещё
как-то давала свою гитару напрокат. Бесплатно, меж-
ду прочим. По-человечески вошла в положение. А
ведь могла бы и сказать, что «ничем не могу помочь»,
как он частенько досаждает мне в ответ на мои невин-
ные просьбы.
И представляете, эта редиска, в знак благодарности,
долго потом не отдавал мне гитару. Без конца находил
повод, чтоб отказать. Беспардонно мурыжил, навер-
ное, надеялся прибрать её к рукам, нахально мотиви-
руя тем, что это якобы и не моя вовсе гитара. Он лич-
но у меня ничего не брал, поэтому и возвращать-то
нечего.
Ну супчик достался мне. Такое сокровище возмож-
но лишь в лотерею выиграть. И то, разве что в каче-
стве нагрузки. Интересно получается: я ему не гово-
рила, что дарю гитару. Об этом вообще не шла речь,
а он вцепился мёртвой хваткой и слышать ничего не
желает. Потом его как-то пробило и признался, что
поменял он на моей гитаре струны и теперь по всему
так складывается, что отныне она его.
Как будто я просила об этом! А дальше такое
загнул... Ты можешь, говорит, даже в суд подать, всё
равно ничего у тебя не выйдет.
Вот хам невероятный! Но не на ту нарвался, чтоб я
легко так уступила. И через полгода всё-таки вынуж-
ден был выбросить белый флаг. Приволок ко мне до-
мой гитару.
Вы бы посмотрели, что он с ней сделал. Как она бед-
няжка пострадала в руках этого «композитора»! На-
верняка какие-то изощрённые пытки проводил над
беззащитным инструментом. Гитара имела такой жал-
кий вид, что я не выдержала и горько разрыдалась.
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
И вот, после таких экзекуций с его стороны, я, до-
верчивая и простодушная девушка, представьте, про-
стила этому палачу. Так этот прыщ не оценил моего
красивого и благородного порыва. Как только какая
перебранка возникает (а они у нас вспыхивают при
каждой встрече), гитарой в меня тычет, обиды выска-
зывает, что конфисковала у него свой же инструмент.
Я, конечно, терпеливая, но не до такой же степени,
чтоб смолчать. А он себе разошёлся как горячий са-
мовар, прямо напирает на беззащитную девушку. Не
желаю, говорит, я больше ничего с тобой иметь. Отвя-
жись, холера. Я, говорит, как вспомню, какую ты исте-
рику закатила мне за гитару...
Вот жук! В глаза смотрит и не бледнеет. Совсем от
рук отбился. Возможно, моё поведение чем-то и сму-
тило его, но войдите и в моё положение. Что мне оста-
валось, если он со мной без видимой причины поссо-
рился, а гитару отдавать и не собирался.
Странный он всё-таки, однако: я – плохая, гитара –
детская (это он так выразился, когда впервые её уви-
дел. Не знаю, почему ему такое померещилось. Безу-
словно, не концертный вариант инструмента у меня
был дома. Как будто я занимаюсь профессиональной
игрой), а вот на гитару мою всё-таки глаз положил.
Вдруг заявляет так цинично: «Я тебе её не отдам». «С
какой это радости?» – тогда подумалось. И как это я
должна была, интересно, реагировать на подобный
волюнтаризм? И вообще, это что у него за тактика та-
кая: то зовёт меня к себе, а то, говорит, ушивайся?
Странное у него понятие о гостеприимстве, о хлебо-
сольности и не заикаюсь, определённо он с головой не
дружит. Или испытывает меня на терпение? Напрас-
но. Как говорят в Одессе: не дождётесь.
А вообще-то я догадываюсь, в чём моя проблема:
постоянно прощаю его. Другого б давно «бортонула».
Но с этим кандидатом вечно у меня колебания. Прямо
помрачнение какое-то находит. Как подумаю, что он
может другой достаться – так всю и выворачивает.
Так жалко отдавать его, а вдруг и себе пригодится.
К тому же, сколько сил моих ушло на него и вдруг
– здрасьте! – своими руками отпускать. Благотвори-
тельность устраивать. Кто ж меня после всего этого
умной-то назовёт? Надо ещё малость потерпеть.
Я так понимаю, он свободой шибко дорожит, хо-
чется ему, кобелю мартовскому, ещё погулять. А меня
удерживает, чтоб если «гульки» его закончатся, всегда
под боком я у него оставалась, запасным аэродромом.
Вдруг его попрут отовсюду – вот он тогда, родимый, и
спланирует в мои объятия.
Вариант этот весьма привлекательный и как будто
бы неплохой, но сколько ж он, ненасытный, собирает-
ся нервы мои трепать? Сколько ж надо выглядывать,
Казанова местного разлива? Ему ж далеко не двадцать
и даже не тридцать. А может, он вовсе и не нужен мне,
этот заморыш? Что ж я такая дура, словно клещами
в него вцепилась? Тоже мне – райское наслаждение!
Откуда только свалился такой подарок судьбы? Одна
только горечь разливается по телу. Никак не могу са-
мостоятельно разобраться. А он и рад тому чрезмер-
но, ему льстит, что я свихнулась на нём, проявляю
знаки внимания. И это великовозрастное дитя ещё и
капризничает, всем своим видом подчёркивает, что
это именно я не дотягиваю до его идеала. И рисуется
передо мною, закатывая глазки, рисуется…
Пейзажист какой выискался! И я тоже хороша. Вце-
пилась, словно блоха в жупон, и света в окошке – что
смазливая его физиономия. Даже сама себе удивляюсь
такому вкусу. Окружающие шарахаются от него, а я,
словно заколдованная, прикипела. Правда, иногда так
хочется наорать на него. Я ему больше не доверяю, не
хочу и общаться. Пусть даже в друзья не набивается.
Ничего ему не обломится. Сам во всём виноват. А ведь
как я любила его! Какие сказочные видения посещали!
Даже жутко вспомнить. Была вся преданна и хотелось
только одного – быть вместе. А он, неблагодарный,
только вертел мной, как взбредёт в голову. Игрушку
нашёл. А я почему-то ещё и порываюсь в мыслях что-
то сделать для него хорошего. Пусть даже и не оценит.
Если б только выведать, что у него в душе? Какие виды
на меня? А если он и вправду не испытывает ко мне
никаких симпатий? Это получается, что мои мысли и
переживания беспочвенны. Поэтому устрою-ка себе
паузу. Займусь конкретными делами. Пойду учиться.
Стану потом знаменитой и деньги лопатой загребать
буду. И он ещё пожалеет, змей, что оттолкнул меня.
Видите ли, воспротивился подчиниться. Тоже мне,
неуправляемый. Я сама такая, чтоб кто терпел меня
с моими причудами. Может быть, на двери его квар-
тиры написать: «Тут живёт царь»? Пусть люди посме-
ются. Незаменимых нет. Цаца какая! Как будто свет
клином на нём сошёлся. И если у меня пока на его ме-
сто никого нет – это ещё ни о чём не говорит. Завлечь
красного молодца для меня труда не составит. Бровью
повела игриво, глазёнки томно опустила, хохотнула
сдержанно, улыбнулась многообещающе, пальчиком
шутливо поманила и уже целая стая парнишек око-
ло меня в нетерпении слетелась. Но мне, оказывается,
кроме него никто и не нужен – вот подлость! Замкну-
тый круг.
Ладно. Дальше будет видно, что и почём. Мне ли
грустить по этому поводу? Дайте только маленько
оглядеться. Слишком заигралась я с этим кандида-
том, а он, поросёнок, вообразил, что я теперь навеки
его собственность. Это мы ещё поглядим. Я сдавать-
ся не собираюсь. Пусть теперь он попляшет. Вот мы
и понаблюдаем, как это у него получится. Способен
ли он, скажем, на глубокие чувства, спустится с не-
бес, чтоб меня понять и оценить. Если не шелохнёт-
ся у него ничего в груди – скатертью дорожка! Пусть
высматривает себе новую «жертву». Мне совсем не
интересно, если мной, я не говорю – не восхищают-
ся, а просто высказывают пренебрежение. Стерпеть
такую жуткую несправедливость – не в моих силах.
И кто он вообще такой, чтоб я так изводила себя до
обморочного состояния? Гонору, поди, столько, что и
на козе не объедешь. Крупный специалист по строи-
тельству воздушных замков на песке. Всё – точка! Моё
терпение лопнуло. Не вернусь к нему никогда!.. Если
первый не позвонит.
ТЕБЯ ОКЛИКНУЛ
Хочется, чтоб кто-то тебя окликнул и остановил.
Заговорил с тобой так, словно выглядывал тебя всю
жизнь и томился несказанно в ожидании встречи с
тобой. И чтоб без суеты и фальши, и мысли проно-
сились в голове светлые и восторженные, – и не были
бы скомканы торопливостью. И глаза (эти зеркала
души!) отражали бы такую глубину чувств – чтоб аж
дух захватывало! И сердце щемяще-радостно отсту-
кивало счастливые и сладкие мгновения встречи. И
ты вдруг так стремительно взмываешь к вершине по-
нимания и горячей симпатии к возникшему объекту,
что расставание с ним – грозит неотступной болью. И
так отчаянно всей душой прикипаешь к своему собе-
седнику, что и не отодрать тебя. И спастись можешь
разве что обоюдными чувствами, чтоб заглушить в
себе крик души своей, этот вопль одиночества. Зага-
сить и отвлечь, переключить и направить мысли свои
непутёвые в более безопасное русло, подпитывая себя
вечным генератором – любовью.
Хочется, чтоб кто-то тебя окликнул и остановил.
Было бы здорово – если б девчонка тормознула и оза-
рила улыбкой твоё сосуществование...
МОЖНО И ВПРЯМЬ
ОБАЛДЕТЬ
Чем ближе к смерти — тем больше хочется жить.
Жажда какая-то неприличная возникает, закипаешь
весь и выгадываешь, как бы так подгадать, чтоб от-
тянуть на неопределённое время этот трепетный мо-
мент прогулки на катафалке.
Увильнуть, понятное дело, не получится. Придётся
когда-то всё же менять прописку и переселяться на
постоянное место жительства, но не горишь желани-
ем преждевременно, отбрыкиваешься активно, жадно
цепляешься за каждый месяц, день, минуточку. По-
тому как «сыграть в ящик» — не вдохновляет, как бы
натурально не проходила эта щемящая церемония, не
радует она нас почему-то, не прониклись мы востор-
гом в минуты прощания. В других краях, сказывают,
это приличный повод повеселиться, а у нас — так один
только намёк на это действо слезу нешуточно выши-
бает. А пожелай кому скорее лебединую песню спеть
— так ведь не поймут, обидятся, камнями забросают.
Потому как привязались мы к этому миру накрепко,
клещами нас не отодрать. Так интересное дело: я пони-
маю, если ты в роскоши купаешься, в славе плещешься
— это объяснимо, а то гол как сокол — и туда же: «Я
ещё, — говорит, — не насладился этой жизнью».
— Что-что-что ты, — говорю, — ещё не сделал? А
ты хоть знаешь, что такое наслаждение? Ты это ког-
да-нибудь пробовал на зуб или на ощупь? Во сне в
полный рост ясные очертания своего удовольствия,
что называешь наслаждением — видел?
— А я, — гнёт своё упрямец, — балдею от одного
того, что живу на земле.
Оглядел я его со всех сторон — взглядом же не за
что зацепиться: в кармашке ветер свистит, а мысли
какие выдаёт: «Балдею от одного того, что живу».
Хотел я с ним схлестнуться, да как-то притормозил
в последний момент. А потом поднял голову к небу,
прищурился от солнышка, в лёгкие воздуха побольше
заглотнул, огляделся вокруг — мать честная! Весна же
пришла, ребята!
А ведь действительно: можно и впрямь обалдеть!
ЧТОБ ПРОНЗИТЕЛЬНО
И ЗВОНКО
Преимущества холостяцкой жизни, конечно, нали-
цо. С этим никто и не спорит. Не надо отчитываться,
почему задержался, с кем был, сколько выпил. Нако-
нец, по дому никто тебя не терроризирует. Висит на
стене вот уже три года перекошенная картина и гвоз-
дь из стенки навязчиво выпирает – и никто тебя не
пилит. А ещё никто тебя не заедает занудно: «Мужик
ты или не мужик в доме?».
В общем, живи себе в удовольствие, процветай от
полноты свободы. Но порой тоска противная наез-
жает, спасу нет от этой нахалки. Беспардонно воз-
никает в самый неподходящий момент и мурыжит.
Душа скулит непонятно отчего. Настроение угне-
тает, радость жизни коверкает. Удовольствия, что в
жизни причитаются человеку – как-то приглушает
откровенно. И всплеск восторгов от полноты жиз-
ни, как предполагалось изначально, – не последует.
Какая-то скрытая нервотрёпка в организм твой впи-
вается. И пожирает настроение, абсолютно не инте-
ресуясь, как потом в душе отзовётся. А душа-то всё
больше косит, чтоб дёрнуть подальше от этих серых
будней. Пытается как-то подгадать, чтоб в пике уне-
стись самостоятельно. Вот здесь-то и происходит
разлад. И мысли, как ржавые петли, скрипят раздра-
жающе, абсолютно не соображая, отчего так плохо
человеку. Ждёшь облегчения, а оно и не торопится,
чтоб спасти человека.
Но сколько ж можно испытывать терпение? Возму-
щение высказываешь. Бунтуешь, оглядываясь трево-
жно по сторонам. Ищешь объект, которому смог бы
предъявить свои претензии.
Но вдруг выходит на поверку, что ты носишься по
заданной орбите самостоятельно. В глубоком одино-
честве наматываешь годы своей жизни.
Лирическая проза
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Вот здесь, конечно, пардон. Одиночества шараха-
ешься. Понимаешь, что срочно надо нестись на сбли-
жение. Женщину высматриваешь. А свободы ой как
жалко. Расставаться с этой дамочкой совсем не вдох-
новляет. Сдружились с ней накрепко. Не хотелось бы
отпускать её, попробуй потом догони. В кои веки под-
фартило человеку, и на тебе – собственными руками
сдёрнуть покрывало. И снова обнажить свои чувства
и балансировать, словно канатоходец, оттачивая вир-
туозность семейной жизни.
Но ведь свобода свободой, а тепла тоже страсть как
хочется. Нас всю жизнь преследует тоскливая мысль,
что недополучаем мы в этом мире. Обкрадывает нас
кто-то усердно. А кому пожалуешься? Понимаешь, что
хныкать обиженно на каждом углу просто глупо. И
забаррикадировался конкретно от окружающих, чтоб
любопытные не приставали. Лишь на расстоянии ве-
дёшь диалог. Не торопишься обнажать чувства свои и
распахнуть объятия ближнему. Всё оттягиваешь этот
процесс с надеждой на счастливую встречу и упрямо
конспирируешься, украдкой поглядывая по сторонам.
А годы мелькают стремительно, несутся, как снеж-
ный ком, безжалостно сметая всё, что ни возникает
на их пути. И не замечает человек в этой кутерьме,
что вылетает на обочину. Ему намекают, что он уже
сыграл свою роль в этом мире. А он вдруг в растерян-
ности оглядывается – сотой, тысячной доли не отдал
людям, что имел в душе. И не заметят этой трагедии
потому, что никто не ведал о богатстве его души. И
вдогонку не всплеснут руками в огорчении, и словом
не обмолвятся прощальным.
А что здесь говорить, братцы? Пожмёшь руками
устало, смахнёшь украдкой слезу и тихо засеменишь
в последний путь, догоняя таких же самонадеянных
и глупых, неспособных толково распорядиться своей
жизнью.
Как правило, после нас только черновики остают-
ся. Потому что живём вяло, если по большому счёту.
Редко кто из нас сразу замахивается на чистовик. А
глупость прожитых лет с годами дышит в затылок, и
носишься с этим грузом по жизни, в паузах оплакивая
себя до того, как другие заметят. Иногда встрепенёшь-
ся, пытаешься спасти ситуацию, чтоб настоящее не
было таким рыхлым и бесформенным. А душевного
спокойствия всё нет, да видимо, и не будет никогда,
потому что наше бренное тело, как правило, не поспе-
вает за душой. Потому что душа – это песня человека.
А за песней невозможно угнаться. Иногда она звучит
только внутри, заполняя всего человека. Окружаю-
щие не слышат. А песня нарастает, звонче становит-
ся и стремительно вдруг рвётся ввысь, унося с собой
человека, который при жизни своей так и не спел. А
так мечталось: пронзительно и звонко, чтоб окружа-
ющие заслушались и, удивлённо захлопав ресницами,
потом спрашивали, теребя друг друга в нетерпении:
«Кто спел-то?».
НЕ ВЕРНУСЬ К НЕМУ
НИКОГДА!..
(отрывок из девичьего дневника)
Поссорилась с любимым. Наговорила ему всяких
глупостей, – переживаю. Но зато высказала всё, что
давно на языке вертелось. Пусть теперь знает, что он
за фрукт. Но он почему-то, странный такой, здорово
обиделся на меня. Что ты – не подходи и близко. Ви-
деть и слышать, оказывается, не желает. И что я ему
такого оскорбительного сказала, если разобраться?
Ровным счётом ничего, чтоб так дуться на меня. Смо-
трите, какая капризная мамзель в брюках! Заслужил
– получи в полном объёме, не привередничай. А он
ещё и нос воротит. И это притом, что в мой адрес тоже
ведь не шибко церемонился, позволял себе вольно-
сти, изгалялся. И что получается: ему так можно на
меня наговаривать, что в голову взбредёт, а как мне
что супротив заикнуться – рот на замок. Дискрими-
нация сплошная. Ещё чего не хватало! Не те времена,
ребятки, чтоб молча обиды глотать безропотно.
Ладно, думаю, не буду его ожесточать, помолчу
час-другой, а потом и позвоню. Поинтересуюсь, в ка-
ком состоянии его нервная система пребывает.
Позвонила минут через двадцать. Терпение было
уже на пределе. А он, извращенец, не поднимал труб-
ку. Воспитывал. Ну не садюга? Но меня тоже голыми
руками не возьмёшь. Если надо – любого загоняю по
кругу.
Молодец! Всё-таки не долго сопротивлялся, взял
трубку. Но не успела растолковать ему причину на-
ших ссор, он сразу в «бутылку полез» и непонятно ре-
бусами заговорил: «Наша песня, – говорит, – хороша,
начинай сначала».
Это он про что, несчастный? Заговариваться стал,
что ли? «Хотя бы не повредился головой, беднень-
кий», – захлопотала заботливо в мыслях, а этот бес-
чувственный чурбан, нахально так перебивает меня и
требует, чтоб я не звонила больше.
И это в ответ на моё к нему такое сердечное распо-
ложение! На корню может зарубить добрые чувства. А
мне и удержу нет, чтоб не набрать его номер телефона.
Каждую б минуточку звонила и не уставала интересо-
ваться его здоровьем. А этот филин уже вскрикивает в
трубку, что и слов не разобрать. Что его так раздража-
ет? Может телефон неисправный, засорился или какие-
то помехи в его аппарате возникают, но я-то при чём?
Неужто действительно так часто к нему пристаю,
что и остывать не успевает? Опять почему-то труб-
ку бросил. Тогда плохи его дела, но я ведь с добрыми
побуждениями вязну к нему. Снова звоню и медовым
голосочком всей душой напеваю ему в трубку, что он
лапочка, а эта дремучая скотина ещё и угрожать стал.
Хватило наглости так грубо отвечать на мою привет-
ливость.
Наверное, я всё-таки крепко его чем-то зацепила, но
так ему и надо! Сколько кровищи выпил у меня этот
упырь! Ну не устраивает меня моя роль в наших от-
ношениях!
С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА № 5 (94) 2016 год
Он категорически почему-то не желает мне под-
чиняться. Строптивый какой уродился. Ещё меня
и стервой обзывает. Хорошенькое дельце, да он сам
стервятник порядочный. А я в себе ничего такого не-
приличного не наблюдаю.
Нет, представляете, и у этого неврастеника я ещё
как-то просила прощение. Вины своей не видела, а
просила. Вот какая я податливая – намекаю ему. А он
в ответ, чтоб только насолить мне: ты, говорит, не по-
датливая, а поддатая ко мне заявилась. Тебя, говорит,
так штормило!..
Я чуть не задохнулась от возмущения. Какой зло-
памятный. Это ж надо такое выкопать, археолог. Да,
меня тогда действительно здорово кидало из стороны
в сторону, палуба уходила из-под ног. Не отрицаю. А
кто, спрашивается, спровоцировал? При очередной
ссоре навешал на меня таких собак, что я не стерпе-
ла и несколько потеряла над собой контроль, слегка
рассерчала. Может, и заштормило потом маленько, но
меня можно понять. Я пылала справедливым негодо-
ванием, и потому он сам во всём виноват. Вы пред-
ставляете, на других дур у него всегда времени валом,
а как на меня – свободной минуточки не может вы-
кроить этот маньяк. Я всегда почему-то должна напо-
минать о себе, сигналы подавать. Я ему что – свето-
фор? Вот и получил по заслугам.
Нечего было обещать встречаться со мной. Мне же
внимание надо. А он как думал? Дал слово – держи.
Никто ж тебя за язык не тянул, чтоб встречаться.
Потом пожалела его, сказала, что простила, а этот
змей в ответ как ляпнет: «А я тебя ещё не простил».
Надо же, гад какой! Сколько высокомерия, так и
распирает всего. Он ещё, оказывается, на меня и оби-
делся. Сам же спровоцировал ситуацию, а потом в
кусты и губищи свои надул. Как будто это я распоя-
салась. Судите сами. Как-то выходим мы из троллей-
буса, а этот кавалер сиганул первым и, не оглядываясь
на меня, почесал себе дальше. Вот это, думаю, нады-
бала себе сокровище. Стою, онемевшая на несколько
секунд от нахлынувших чувств на ступеньках. Хоро-
шо ещё – не перевелись у нас романтические натуры.
Двое незнакомых парней, правда, под «мухой», тянут
свои «грабли», чтоб помочь.
Ох и обозлилась я в ту минуту на своего бойфрен-
да. «Ты что ж, – говорю, – совсем повредился голо-
вой? Девушке своей уважение не высказываешь». А
он оглянулся и, как бы не замечая меня, воспитан-
ным ребятам небрежно так: «Заберите её в рабство».
Я чуть не выпала тогда в осадок. Какое изощрённое
коварство! Неслыханное надругательство над моей
неординарной личностью. Он же нанёс мне такую
глубокую душевную травму, что я долгое время ни-
как не могла оклематься. Причём сознательно, собака.
Именно с того времени и зародил он в моей головонь-
ке первые серьёзные сомнения, что до его персоны.
Потихоньку стала анализировать. Возможно, вышло
у него что-то из под контроля – не спорю. Какой-то
шарик не в ту сторону завертелся – не отрицаю. Так
всё же думать надо, как со мной себя вести, а не оз-
вучивать развязно сплошь одни оскорбления. Я ему
что – шавка бездомная или общественная урна, куда
можно всё сбрасывать, что ни попадя? А у меня, меж-
ду прочим, и гордость девичья имеется, если верить
поэтам. И с какой такой стати я должна позволять
ему всё? Беспредельщик! Поэтому, при очередной те-
лефонной беседе, я всё-таки переломила ситуацию и
перехватила инициативу. А он весь и обмяк. Дай мне,
говорит, время «на остыть». Ты, говорит, ждать долж-
на, когда я тебе позвоню.
В принципе, меня обрадовала такая ситуация. Зна-
чит, ещё не всё потеряно, есть надежда к обоюдному
согласию прийти. Я ему в ответ почтительно: дескать,
всё поняла, «яволь» и вежливо трубку положила. Мы
так мирно расстались, что я аж удивилась его сговор-
чивости и спокойствию.
Но, с другой стороны, шепчет мне внутренний
голос, что это у него за выходка: должна ждать. По-
звольте! Я ничего и никому не должна. Во-вторых,
как это – ждать? А потом какие последуют коман-
ды: «служить», «сидеть», «голос»? Я вообще девушка
свободная, нечего мной помыкать кому вздумается
и угнетать бесперебойно. Ишь ты, террорист какой
выискался. Кто вбил в его дырявый «казанок» такие
замашки? И вдруг вспоминаю: батюшки! А я ему ещё
как-то давала свою гитару напрокат. Бесплатно, меж-
ду прочим. По-человечески вошла в положение. А
ведь могла бы и сказать, что «ничем не могу помочь»,
как он частенько досаждает мне в ответ на мои невин-
ные просьбы.
И представляете, эта редиска, в знак благодарности,
долго потом не отдавал мне гитару. Без конца находил
повод, чтоб отказать. Беспардонно мурыжил, навер-
ное, надеялся прибрать её к рукам, нахально мотиви-
руя тем, что это якобы и не моя вовсе гитара. Он лич-
но у меня ничего не брал, поэтому и возвращать-то
нечего.
Ну супчик достался мне. Такое сокровище возмож-
но лишь в лотерею выиграть. И то, разве что в каче-
стве нагрузки. Интересно получается: я ему не гово-
рила, что дарю гитару. Об этом вообще не шла речь,
а он вцепился мёртвой хваткой и слышать ничего не
желает. Потом его как-то пробило и признался, что
поменял он на моей гитаре струны и теперь по всему
так складывается, что отныне она его.
Как будто я просила об этом! А дальше такое
загнул... Ты можешь, говорит, даже в суд подать, всё
равно ничего у тебя не выйдет.
Вот хам невероятный! Но не на ту нарвался, чтоб я
легко так уступила. И через полгода всё-таки вынуж-
ден был выбросить белый флаг. Приволок ко мне до-
мой гитару.
Вы бы посмотрели, что он с ней сделал. Как она бед-
няжка пострадала в руках этого «композитора»! На-
верняка какие-то изощрённые пытки проводил над
беззащитным инструментом. Гитара имела такой жал-
кий вид, что я не выдержала и горько разрыдалась.
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
И вот, после таких экзекуций с его стороны, я, до-
верчивая и простодушная девушка, представьте, про-
стила этому палачу. Так этот прыщ не оценил моего
красивого и благородного порыва. Как только какая
перебранка возникает (а они у нас вспыхивают при
каждой встрече), гитарой в меня тычет, обиды выска-
зывает, что конфисковала у него свой же инструмент.
Я, конечно, терпеливая, но не до такой же степени,
чтоб смолчать. А он себе разошёлся как горячий са-
мовар, прямо напирает на беззащитную девушку. Не
желаю, говорит, я больше ничего с тобой иметь. Отвя-
жись, холера. Я, говорит, как вспомню, какую ты исте-
рику закатила мне за гитару...
Вот жук! В глаза смотрит и не бледнеет. Совсем от
рук отбился. Возможно, моё поведение чем-то и сму-
тило его, но войдите и в моё положение. Что мне оста-
валось, если он со мной без видимой причины поссо-
рился, а гитару отдавать и не собирался.
Странный он всё-таки, однако: я – плохая, гитара –
детская (это он так выразился, когда впервые её уви-
дел. Не знаю, почему ему такое померещилось. Безу-
словно, не концертный вариант инструмента у меня
был дома. Как будто я занимаюсь профессиональной
игрой), а вот на гитару мою всё-таки глаз положил.
Вдруг заявляет так цинично: «Я тебе её не отдам». «С
какой это радости?» – тогда подумалось. И как это я
должна была, интересно, реагировать на подобный
волюнтаризм? И вообще, это что у него за тактика та-
кая: то зовёт меня к себе, а то, говорит, ушивайся?
Странное у него понятие о гостеприимстве, о хлебо-
сольности и не заикаюсь, определённо он с головой не
дружит. Или испытывает меня на терпение? Напрас-
но. Как говорят в Одессе: не дождётесь.
А вообще-то я догадываюсь, в чём моя проблема:
постоянно прощаю его. Другого б давно «бортонула».
Но с этим кандидатом вечно у меня колебания. Прямо
помрачнение какое-то находит. Как подумаю, что он
может другой достаться – так всю и выворачивает.
Так жалко отдавать его, а вдруг и себе пригодится.
К тому же, сколько сил моих ушло на него и вдруг
– здрасьте! – своими руками отпускать. Благотвори-
тельность устраивать. Кто ж меня после всего этого
умной-то назовёт? Надо ещё малость потерпеть.
Я так понимаю, он свободой шибко дорожит, хо-
чется ему, кобелю мартовскому, ещё погулять. А меня
удерживает, чтоб если «гульки» его закончатся, всегда
под боком я у него оставалась, запасным аэродромом.
Вдруг его попрут отовсюду – вот он тогда, родимый, и
спланирует в мои объятия.
Вариант этот весьма привлекательный и как будто
бы неплохой, но сколько ж он, ненасытный, собирает-
ся нервы мои трепать? Сколько ж надо выглядывать,
Казанова местного разлива? Ему ж далеко не двадцать
и даже не тридцать. А может, он вовсе и не нужен мне,
этот заморыш? Что ж я такая дура, словно клещами
в него вцепилась? Тоже мне – райское наслаждение!
Откуда только свалился такой подарок судьбы? Одна
только горечь разливается по телу. Никак не могу са-
мостоятельно разобраться. А он и рад тому чрезмер-
но, ему льстит, что я свихнулась на нём, проявляю
знаки внимания. И это великовозрастное дитя ещё и
капризничает, всем своим видом подчёркивает, что
это именно я не дотягиваю до его идеала. И рисуется
передо мною, закатывая глазки, рисуется…
Пейзажист какой выискался! И я тоже хороша. Вце-
пилась, словно блоха в жупон, и света в окошке – что
смазливая его физиономия. Даже сама себе удивляюсь
такому вкусу. Окружающие шарахаются от него, а я,
словно заколдованная, прикипела. Правда, иногда так
хочется наорать на него. Я ему больше не доверяю, не
хочу и общаться. Пусть даже в друзья не набивается.
Ничего ему не обломится. Сам во всём виноват. А ведь
как я любила его! Какие сказочные видения посещали!
Даже жутко вспомнить. Была вся преданна и хотелось
только одного – быть вместе. А он, неблагодарный,
только вертел мной, как взбредёт в голову. Игрушку
нашёл. А я почему-то ещё и порываюсь в мыслях что-
то сделать для него хорошего. Пусть даже и не оценит.
Если б только выведать, что у него в душе? Какие виды
на меня? А если он и вправду не испытывает ко мне
никаких симпатий? Это получается, что мои мысли и
переживания беспочвенны. Поэтому устрою-ка себе
паузу. Займусь конкретными делами. Пойду учиться.
Стану потом знаменитой и деньги лопатой загребать
буду. И он ещё пожалеет, змей, что оттолкнул меня.
Видите ли, воспротивился подчиниться. Тоже мне,
неуправляемый. Я сама такая, чтоб кто терпел меня
с моими причудами. Может быть, на двери его квар-
тиры написать: «Тут живёт царь»? Пусть люди посме-
ются. Незаменимых нет. Цаца какая! Как будто свет
клином на нём сошёлся. И если у меня пока на его ме-
сто никого нет – это ещё ни о чём не говорит. Завлечь
красного молодца для меня труда не составит. Бровью
повела игриво, глазёнки томно опустила, хохотнула
сдержанно, улыбнулась многообещающе, пальчиком
шутливо поманила и уже целая стая парнишек око-
ло меня в нетерпении слетелась. Но мне, оказывается,
кроме него никто и не нужен – вот подлость! Замкну-
тый круг.
Ладно. Дальше будет видно, что и почём. Мне ли
грустить по этому поводу? Дайте только маленько
оглядеться. Слишком заигралась я с этим кандида-
том, а он, поросёнок, вообразил, что я теперь навеки
его собственность. Это мы ещё поглядим. Я сдавать-
ся не собираюсь. Пусть теперь он попляшет. Вот мы
и понаблюдаем, как это у него получится. Способен
ли он, скажем, на глубокие чувства, спустится с не-
бес, чтоб меня понять и оценить. Если не шелохнёт-
ся у него ничего в груди – скатертью дорожка! Пусть
высматривает себе новую «жертву». Мне совсем не
интересно, если мной, я не говорю – не восхищают-
ся, а просто высказывают пренебрежение. Стерпеть
такую жуткую несправедливость – не в моих силах.
И кто он вообще такой, чтоб я так изводила себя до
обморочного состояния? Гонору, поди, столько, что и
на козе не объедешь. Крупный специалист по строи-
тельству воздушных замков на песке. Всё – точка! Моё
терпение лопнуло. Не вернусь к нему никогда!.. Если
первый не позвонит.