Давно, ещё в конце шестидесятых, в одном небольшом сибирском городке встал вопрос об устройстве паромной переправы. Так уж случилось, этот городок расположился на пустынной степной местности около быстрой и полноводной реки. Для горожан это было и радостным обстоятельством и в то же время довольно досадным: являясь непреодолимым препятствием, река отделяла город от красивой, богатой природы на другой её стороне. Тайга, густым покрывалом укрывающая горы, манила к себе ягодами, грибами, охотой, а возможность заготовки дров и древесины для строительства не давала покоя местному руководству.
Городской глава Иван Спиридонович Лукьянов на совещании, специально собранному по этому поводу, расхаживая по ковровой дорожке своего кабинета, говорил подчинённым.
– Без парома нам как без воздуха! Лодки имеют только единицы, да и лодками дела не решить. Я уже не раз просил областное руководство, партийное, но недавно они вроде бы пошли навстречу. Пообещали деньги, технику и материалы.
– Иван Спиридонович, – улыбнулся зам, – а может… это руководство… нам как-нибудь того, под бочок, намекнуть, мол, мост бы лучше помогли построить?..
– Ну, куда хватил! Мост! Нет, дорогие мои товарищи – про мост даже и мечтать не советую. Населённых пунктов на той стороне нет, а значит, и крыть нам тут нечем.
Присев в своё кресло, добавил:
– Спасибо, что хоть с паромом не отказали. Сколько лет болит душа, сколько лет с этой затеей обиваю пороги, и вот, наконец, решение приняли. На днях должны привезти специальный канат, пришлют технику, будут перетягивать реку. Ну а мы, как сможем, будем помогать.
– Иван Спиридонович, а кто будет заниматься переправой? – спросил один из присутствующих. – Работник, то есть паромщик потребуется, ставка нужна.
– Вопрос решаем. Да это не главное. Я интересовался, как делается в других местах. За переправу берётся небольшая плата с людей, с техники чуть больше. В общем, не в убыток работа. Раз уж будет паром, то и решиться насчёт штатной единицы. Всё будет законно.
Через неделю работа у реки закипела. Съехалась техника, из центра прислали специальную бригаду. На лесовозах привезли два железных понтона, сваренных на военном заводе.
Иван Спиридонович большую часть времени находился около места работ и следил за всем с нескрываемым нетерпением и интересом. Многие горожане тоже приходили сюда и наблюдали, как прямо на глазах осуществлялась их давняя и, казалось, несбыточная мечта.
Паром сдали как раз к грибному сезону. Открытие переправы отметили торжественно: собралось много народа, пригласили духовой оркестр. Как и полагается, розовую ленточку разрезал сам глава города, и он же одним из первых прокатился до другого берега.
С этого момента для горожан наступила совсем другая жизнь. Теперь противоположный берег стал одним из любимых мест для прогулок, походов. Шаман-гора, о которой ходило множество таинственных и страшных легенд и которую можно было видеть раньше только издалека, открылась для всех совсем с другой стороны – доброй и щедрой. Неутомимых грибников она одарила своими богатствами: не было наверное ни одного, кто бы не набрал тут ведёрко, а то и два, беленьких, сырых и мохнатых груздей; красношляпые подосиновики то и дело, словно часовые столбики, внезапно являлись перед их внимательным взором; а серо-коричневые подберёзовики тщетно пытались замаскироваться в гнилой, опавшей листве. Дальше по склону горы расстилался земляничный ковёр; в небольших открытых лужайках с августа по сентябрь поспевала и другая ягода: синело море голубики, жимолости, в кустарниках зрел брусничник. А ещё дальше, где находилась падь, издавна прозванная Волчьей, охотники теперь промышляли всевозможной дичью и зверьём, да и вездесущие рыбаки открыли для себя много хороших мест.
Так продолжалось много лет. Но в середине восьмидесятых в стране наступили сложные времена, названные «перестройкой», а после нагрянули и «лихие девяностые».
Однажды по городу пробежала тревожная новость: кто-то убил паромщика, пожилого мужика Филимона, по прозвищу «Филя». Ходили слухи, что это местные «крутые». Никого не нашли.
Последнее время паромщик уже сам поговаривал, что хочет уйти. Многие горожане, оставшись без работы, перестали оплачивать переезд, даже копеечная плата казалась им теперь наглой обдираловкой. А для новой молодёжи, которая утверждалась жестокостью и напитывалась криминальной романтикой, платить «какому-то лоху» было унижением своего достоинства. Старому Филимону от неё часто доставалось, а потом и вовсе его нашли мёртвым в воде, прибитым течением к береговым кустам.
Так паром остался без хозяина. Никто больше работать на нём не желал.
Те жители, которые приходили поутру, чтобы переправиться, часто видели как паром, отвязанный, иной раз болтался где-нибудь посреди реки. Хорошо, если находились смельчаки добраться до него вплавь и пригнать обратно. Для подростков же паром стал отличной находкой, игрушкой для забавы: накатавшись вдоволь, перед уходом домой они привязывали руль и злорадно отпускали его на противоположный берег. И каких ещё грустных историй о своих мучителях и вредителях мог бы рассказать паром, если б умел говорить!
Но со временем он как будто возмутился. Это была уже середина девяностых. На реке однажды случилось сильное наводнение, целое бедствие: вода поднялась, как никогда до этого, вышла из берегов и затопила ближайшие луга и дома. Давление её стало таким сильным, что железобетонные крепления, на которых держался канат, не выдержали – и паром оторвался. Течение быстро понесло его вниз по реке, в другой далёкий и неизвестный мир. Никто и не попытался спасти: не до него тогда всем было. В стране, как и на реке, тоже разгоралось стихийное бедствие. Наверное, в покинувшем людей пароме было что-то символическое.
Иван Спиридонович через год ушёл в отставку. На посту его сменил другой руководитель – «новой формации».
Полтора десятка лет жители даже не помышляли о лесе, привыкнув обходиться без него и всевозможных его даров. Новое поколение выросло за эти годы. Но совсем недавно в городскую администрацию вдруг пришёл один из старожилов с просьбой о строительстве новой паромной переправы. Хоть и пожилой это был человек, прихрамывал, опираясь на тросточку, но энергии и энтузиазма ему было не занимать. Узнав, что он агитирует начальство за устройство переправы, многие жители откликнулись, и даже предложили денежную помощь.
Сначала властные руководители отнеслись к нему, как к сумасшедшему, но потом, видя, как он настойчиво обивает пороги и добивается встречи с самим главой, всё же задумались, хотя ничего и не пообещали. Наконец, его принял и глава.
Когда Иван Спиридонович (да, это был он, но уже с белой от седины головой, в очках с толстыми линзами) вошёл в кабинет, Геннадий Петрович даже всплеснул руками:
– О, кто к нам пожаловал! А я-то думаю, какой это фантазёр донимает всех моих коллег. Они мне каждый раз про тебя докладывают. Ну, Иван Спиридонович проходи, присаживайся сюда на кресло, слушаю тебя.
Иван Спиридонович сел напротив.
– Мда… – оглядев кабинет, заметил он, – всё здесь по-другому стало. Не узнать теперь моего бывшего кабинета, мы скромнее жили.
– Ну, что ж поделаешь, времена идут, вроде немного лучше стали жить, богаче.
– Да, это точно, богаче… А денег на паром найти не можем!
Геннадий Петрович сочувствующе пожал плечами.
– Сложнее стало такие проекты осуществлять. Кажется и денег теперь немало, а сделать ничего не дают.
– Потому что мимо людей эти деньги идут. Вон, смотрю я, какие Мерседесы, да дорогие внедорожники около входа стоят, какие уж тут проекты!
Геннадий Петрович заулыбался.
– Я вижу, ты, Спиридонович, не утратил своего пыла.
– Ну, так как же насчет парома? Людям он необходим. Да и я хоть со спокойной душой потом умереть смогу.
Глава встал и нервно прошёлся по кабинету.
– Не упрашивай меня! Я не против, но это невозможно! Никто не даст денег!
– Многие жители помогут своими средствами.
– Меня не поймут, если я с таким предложением обращусь выше! Сами мы ведь это не осилим!
Иван Спиридонович тоже встал.
– Знаешь, Геннадий Петрович, а я тебя ещё вот таким пацанёнком, – он вытянул трость, – помню! С родителями твоими приходилось работать. Порядочные, ответственные люди были. А ты в кого такой – извини меня – бюрократ? Я ведь к тебе один только раз обратился.
– Да не могу я, пойми меня, Спиридонович!
Иван Спиридонович немного подумал, стукнул тростью о пол и направился к выходу.
– Подожди! – остановил его глава. – Присядь на секунду!
Сели на стулья у стены. Глава, мучаясь каким-то внутренним беспокойством, продолжил:
– Выслушай меня, Спиридонович, не кипятись. Никому бы это не сказал, а с тобой поделиться хочу, – тут он сделал паузу, поскрипел зубами, вздохнул. – Помнишь, как у нас раньше было? Уйдут люди в гости, или даже на работу, а дверь просто сничкой прикроют, без замка. А вместо него даже записочку оставят, куда ушли и во сколько придут. А можно ли сегодня такое представить?
– К чему ты это?..
– К тому, что люди другие стали. Новый человек сформировался, сегодняшнее время нового гомо-сапиенса вылепило. Люди воспитаны на другой, не нашей идеологии: бить, крушить, ломать, жечь, распродать. Вон, вся Россия горит, стоит только новости включить. Живут одним днём, а завтра хоть потоп. Не бюрократ я, Спиридонович. Можно конечно при огромном желании попытаться сделать, только не верю я в эту затею. Не верю.
– Какого чёрта тогда кресло занимаешь?
– Резонно.
Геннадий Петрович встал.
– Вот, что я тебе скажу. Не имею права отказывать тебе, потому что знаю и уважаю тебя как честного человека, знаю, сколько полезного в своё время ты сделал для города. В общем, постараюсь пробить этот вопрос и всё, что от меня зависит, я сделаю.
Иван Спиридонович уже в дверях, пожимая руку, задумчиво произнёс:
– А ты не злись: просто многое сегодня я перестал понимать. Но, говорят, риск дело благородное?
– Что ж, рискнём…
Через месяц у реки снова появилась техника. Часть денег была собрана жителями, в основном пожилыми и небогатыми, часть организациями, кое в чём помогло областное руководство. Начались работы.
К осени новую паромную переправу сдали. На торжественном открытии, глава Геннадий Петрович произнес речь.
– Вот и свершилось задуманное нами! Спасибо вам, дорогие мои земляки, за вашу бескорыстную помощь. Особенно хочу поблагодарить Ивана Спиридоновича, нашего неутомимого, беспокойного гражданина, земляка, экс-главу и моего помощника. Без него этого могло бы не случиться.
Под аплодисменты и фейерверки паром отправился в первый свой путь к другому берегу. Он был полон людей, они радовались, ликовали, кто-то прихватил гармонь. У Ивана Спиридоновича навернулись слёзы. Но у Геннадия Петровича, наблюдавшего паром с берега, было не очень праздничное чувство в душе: «Да, риск, дело благородное, но не дай бог, не дай бог…» – думал он про себя, а сам всё вздыхал, всё вздыхал…
И однажды, в одну из осенних ночей, реку и край города вдруг озарило ярким светом. Огромное зарево огня пылало над водой. Многие, кто не спал в эту ночь, поняли – это горит паром. Горел он как факел, гирлянды искр и клубы дыма уносились в тёмное небо. Пожарный расчёт приехал слишком поздно, деревянная палуба и ограждение парома полностью выгорела.
На следующий день у главы состоялось экстренное заседание. Местное милицейское начальство докладывало:
– Наши ребята были сегодня на месте пожара. Нашли кучу пустых бутылок, отсняли многочисленные следы от мотоциклов. По предварительным данным, гуляла и каталась на нём молодёжь. А потом, для полного веселья, видимо облили паром бензином и запалили. Есть уже задержанные, они дают показания.
– Восстановлению подлежит?
– Почти одно железо осталось.
Но за неделю, пока решался вопрос с паромом, многие железные его части – руль, цепи, всевозможные детали и крепления – кто-то снял и увёз в пункт приёма металлолома. Там они и исчезли навсегда. А ещё через неделю, кто-то подогнал трактор и сдёрнул канат, который тоже исчез бесследно в пункте приёма металла.
Тем и закончилась эта эпопея. Факел, который той ночью освещал реку и город, наверное, многим показался тоже символичным. Иван Спиридонович, не пережив это известие, вскоре покинул земной мир и ушёл в мир иной.
Городской глава Иван Спиридонович Лукьянов на совещании, специально собранному по этому поводу, расхаживая по ковровой дорожке своего кабинета, говорил подчинённым.
– Без парома нам как без воздуха! Лодки имеют только единицы, да и лодками дела не решить. Я уже не раз просил областное руководство, партийное, но недавно они вроде бы пошли навстречу. Пообещали деньги, технику и материалы.
– Иван Спиридонович, – улыбнулся зам, – а может… это руководство… нам как-нибудь того, под бочок, намекнуть, мол, мост бы лучше помогли построить?..
– Ну, куда хватил! Мост! Нет, дорогие мои товарищи – про мост даже и мечтать не советую. Населённых пунктов на той стороне нет, а значит, и крыть нам тут нечем.
Присев в своё кресло, добавил:
– Спасибо, что хоть с паромом не отказали. Сколько лет болит душа, сколько лет с этой затеей обиваю пороги, и вот, наконец, решение приняли. На днях должны привезти специальный канат, пришлют технику, будут перетягивать реку. Ну а мы, как сможем, будем помогать.
– Иван Спиридонович, а кто будет заниматься переправой? – спросил один из присутствующих. – Работник, то есть паромщик потребуется, ставка нужна.
– Вопрос решаем. Да это не главное. Я интересовался, как делается в других местах. За переправу берётся небольшая плата с людей, с техники чуть больше. В общем, не в убыток работа. Раз уж будет паром, то и решиться насчёт штатной единицы. Всё будет законно.
Через неделю работа у реки закипела. Съехалась техника, из центра прислали специальную бригаду. На лесовозах привезли два железных понтона, сваренных на военном заводе.
Иван Спиридонович большую часть времени находился около места работ и следил за всем с нескрываемым нетерпением и интересом. Многие горожане тоже приходили сюда и наблюдали, как прямо на глазах осуществлялась их давняя и, казалось, несбыточная мечта.
Паром сдали как раз к грибному сезону. Открытие переправы отметили торжественно: собралось много народа, пригласили духовой оркестр. Как и полагается, розовую ленточку разрезал сам глава города, и он же одним из первых прокатился до другого берега.
С этого момента для горожан наступила совсем другая жизнь. Теперь противоположный берег стал одним из любимых мест для прогулок, походов. Шаман-гора, о которой ходило множество таинственных и страшных легенд и которую можно было видеть раньше только издалека, открылась для всех совсем с другой стороны – доброй и щедрой. Неутомимых грибников она одарила своими богатствами: не было наверное ни одного, кто бы не набрал тут ведёрко, а то и два, беленьких, сырых и мохнатых груздей; красношляпые подосиновики то и дело, словно часовые столбики, внезапно являлись перед их внимательным взором; а серо-коричневые подберёзовики тщетно пытались замаскироваться в гнилой, опавшей листве. Дальше по склону горы расстилался земляничный ковёр; в небольших открытых лужайках с августа по сентябрь поспевала и другая ягода: синело море голубики, жимолости, в кустарниках зрел брусничник. А ещё дальше, где находилась падь, издавна прозванная Волчьей, охотники теперь промышляли всевозможной дичью и зверьём, да и вездесущие рыбаки открыли для себя много хороших мест.
Так продолжалось много лет. Но в середине восьмидесятых в стране наступили сложные времена, названные «перестройкой», а после нагрянули и «лихие девяностые».
Однажды по городу пробежала тревожная новость: кто-то убил паромщика, пожилого мужика Филимона, по прозвищу «Филя». Ходили слухи, что это местные «крутые». Никого не нашли.
Последнее время паромщик уже сам поговаривал, что хочет уйти. Многие горожане, оставшись без работы, перестали оплачивать переезд, даже копеечная плата казалась им теперь наглой обдираловкой. А для новой молодёжи, которая утверждалась жестокостью и напитывалась криминальной романтикой, платить «какому-то лоху» было унижением своего достоинства. Старому Филимону от неё часто доставалось, а потом и вовсе его нашли мёртвым в воде, прибитым течением к береговым кустам.
Так паром остался без хозяина. Никто больше работать на нём не желал.
Те жители, которые приходили поутру, чтобы переправиться, часто видели как паром, отвязанный, иной раз болтался где-нибудь посреди реки. Хорошо, если находились смельчаки добраться до него вплавь и пригнать обратно. Для подростков же паром стал отличной находкой, игрушкой для забавы: накатавшись вдоволь, перед уходом домой они привязывали руль и злорадно отпускали его на противоположный берег. И каких ещё грустных историй о своих мучителях и вредителях мог бы рассказать паром, если б умел говорить!
Но со временем он как будто возмутился. Это была уже середина девяностых. На реке однажды случилось сильное наводнение, целое бедствие: вода поднялась, как никогда до этого, вышла из берегов и затопила ближайшие луга и дома. Давление её стало таким сильным, что железобетонные крепления, на которых держался канат, не выдержали – и паром оторвался. Течение быстро понесло его вниз по реке, в другой далёкий и неизвестный мир. Никто и не попытался спасти: не до него тогда всем было. В стране, как и на реке, тоже разгоралось стихийное бедствие. Наверное, в покинувшем людей пароме было что-то символическое.
Иван Спиридонович через год ушёл в отставку. На посту его сменил другой руководитель – «новой формации».
Полтора десятка лет жители даже не помышляли о лесе, привыкнув обходиться без него и всевозможных его даров. Новое поколение выросло за эти годы. Но совсем недавно в городскую администрацию вдруг пришёл один из старожилов с просьбой о строительстве новой паромной переправы. Хоть и пожилой это был человек, прихрамывал, опираясь на тросточку, но энергии и энтузиазма ему было не занимать. Узнав, что он агитирует начальство за устройство переправы, многие жители откликнулись, и даже предложили денежную помощь.
Сначала властные руководители отнеслись к нему, как к сумасшедшему, но потом, видя, как он настойчиво обивает пороги и добивается встречи с самим главой, всё же задумались, хотя ничего и не пообещали. Наконец, его принял и глава.
Когда Иван Спиридонович (да, это был он, но уже с белой от седины головой, в очках с толстыми линзами) вошёл в кабинет, Геннадий Петрович даже всплеснул руками:
– О, кто к нам пожаловал! А я-то думаю, какой это фантазёр донимает всех моих коллег. Они мне каждый раз про тебя докладывают. Ну, Иван Спиридонович проходи, присаживайся сюда на кресло, слушаю тебя.
Иван Спиридонович сел напротив.
– Мда… – оглядев кабинет, заметил он, – всё здесь по-другому стало. Не узнать теперь моего бывшего кабинета, мы скромнее жили.
– Ну, что ж поделаешь, времена идут, вроде немного лучше стали жить, богаче.
– Да, это точно, богаче… А денег на паром найти не можем!
Геннадий Петрович сочувствующе пожал плечами.
– Сложнее стало такие проекты осуществлять. Кажется и денег теперь немало, а сделать ничего не дают.
– Потому что мимо людей эти деньги идут. Вон, смотрю я, какие Мерседесы, да дорогие внедорожники около входа стоят, какие уж тут проекты!
Геннадий Петрович заулыбался.
– Я вижу, ты, Спиридонович, не утратил своего пыла.
– Ну, так как же насчет парома? Людям он необходим. Да и я хоть со спокойной душой потом умереть смогу.
Глава встал и нервно прошёлся по кабинету.
– Не упрашивай меня! Я не против, но это невозможно! Никто не даст денег!
– Многие жители помогут своими средствами.
– Меня не поймут, если я с таким предложением обращусь выше! Сами мы ведь это не осилим!
Иван Спиридонович тоже встал.
– Знаешь, Геннадий Петрович, а я тебя ещё вот таким пацанёнком, – он вытянул трость, – помню! С родителями твоими приходилось работать. Порядочные, ответственные люди были. А ты в кого такой – извини меня – бюрократ? Я ведь к тебе один только раз обратился.
– Да не могу я, пойми меня, Спиридонович!
Иван Спиридонович немного подумал, стукнул тростью о пол и направился к выходу.
– Подожди! – остановил его глава. – Присядь на секунду!
Сели на стулья у стены. Глава, мучаясь каким-то внутренним беспокойством, продолжил:
– Выслушай меня, Спиридонович, не кипятись. Никому бы это не сказал, а с тобой поделиться хочу, – тут он сделал паузу, поскрипел зубами, вздохнул. – Помнишь, как у нас раньше было? Уйдут люди в гости, или даже на работу, а дверь просто сничкой прикроют, без замка. А вместо него даже записочку оставят, куда ушли и во сколько придут. А можно ли сегодня такое представить?
– К чему ты это?..
– К тому, что люди другие стали. Новый человек сформировался, сегодняшнее время нового гомо-сапиенса вылепило. Люди воспитаны на другой, не нашей идеологии: бить, крушить, ломать, жечь, распродать. Вон, вся Россия горит, стоит только новости включить. Живут одним днём, а завтра хоть потоп. Не бюрократ я, Спиридонович. Можно конечно при огромном желании попытаться сделать, только не верю я в эту затею. Не верю.
– Какого чёрта тогда кресло занимаешь?
– Резонно.
Геннадий Петрович встал.
– Вот, что я тебе скажу. Не имею права отказывать тебе, потому что знаю и уважаю тебя как честного человека, знаю, сколько полезного в своё время ты сделал для города. В общем, постараюсь пробить этот вопрос и всё, что от меня зависит, я сделаю.
Иван Спиридонович уже в дверях, пожимая руку, задумчиво произнёс:
– А ты не злись: просто многое сегодня я перестал понимать. Но, говорят, риск дело благородное?
– Что ж, рискнём…
Через месяц у реки снова появилась техника. Часть денег была собрана жителями, в основном пожилыми и небогатыми, часть организациями, кое в чём помогло областное руководство. Начались работы.
К осени новую паромную переправу сдали. На торжественном открытии, глава Геннадий Петрович произнес речь.
– Вот и свершилось задуманное нами! Спасибо вам, дорогие мои земляки, за вашу бескорыстную помощь. Особенно хочу поблагодарить Ивана Спиридоновича, нашего неутомимого, беспокойного гражданина, земляка, экс-главу и моего помощника. Без него этого могло бы не случиться.
Под аплодисменты и фейерверки паром отправился в первый свой путь к другому берегу. Он был полон людей, они радовались, ликовали, кто-то прихватил гармонь. У Ивана Спиридоновича навернулись слёзы. Но у Геннадия Петровича, наблюдавшего паром с берега, было не очень праздничное чувство в душе: «Да, риск, дело благородное, но не дай бог, не дай бог…» – думал он про себя, а сам всё вздыхал, всё вздыхал…
И однажды, в одну из осенних ночей, реку и край города вдруг озарило ярким светом. Огромное зарево огня пылало над водой. Многие, кто не спал в эту ночь, поняли – это горит паром. Горел он как факел, гирлянды искр и клубы дыма уносились в тёмное небо. Пожарный расчёт приехал слишком поздно, деревянная палуба и ограждение парома полностью выгорела.
На следующий день у главы состоялось экстренное заседание. Местное милицейское начальство докладывало:
– Наши ребята были сегодня на месте пожара. Нашли кучу пустых бутылок, отсняли многочисленные следы от мотоциклов. По предварительным данным, гуляла и каталась на нём молодёжь. А потом, для полного веселья, видимо облили паром бензином и запалили. Есть уже задержанные, они дают показания.
– Восстановлению подлежит?
– Почти одно железо осталось.
Но за неделю, пока решался вопрос с паромом, многие железные его части – руль, цепи, всевозможные детали и крепления – кто-то снял и увёз в пункт приёма металлолома. Там они и исчезли навсегда. А ещё через неделю, кто-то подогнал трактор и сдёрнул канат, который тоже исчез бесследно в пункте приёма металла.
Тем и закончилась эта эпопея. Факел, который той ночью освещал реку и город, наверное, многим показался тоже символичным. Иван Спиридонович, не пережив это известие, вскоре покинул земной мир и ушёл в мир иной.