Родилась в Новосибирске в 1940 г. С 1947 года по 1988
жила в Москве. Окончила Московский Лесотехнический
институт в 1962 году. Эмигрировала в США в 1988 году.
В два часа ночи ко мне кто-то постучал в
дверь. Я едва пришла в себя от глубокого сна
и немного испугалась. Кто бы это мог быть? На
часах горело 2.17. Здесь не принято приходить
без предварительного звонка даже днём, а ночью
особенно. Кто бы это мог быть? Моя маленькая
собачка надрывалась от лая. Я понимала, что
она не может меня ничем иным защитить, но и
шума в ночном доме мне не нужно было. Я встала
и, держась за стены, пошла к двери. «Кто там?»
Молчание. Собака буквально прыгает на дверь. За
дверью явно кто-то стоял. Я снова спросила: «Кто
там?» Так продолжалось несколько минут, пока,
наконец, я не услышала знакомый голос моей
соседки. Господи! Чего я испугалась! «Заходи».
Моя соседка по имени Галя стояла передо мной
и лучезарно улыбалась вставными зубами. Все
мои сверстники носят такие зубы, и их улыбки
обычно пугают людей. Я не соглашаюсь на
протезы и поэтому еду, в основном, перемалы-
ваю дёснами. Но в данном случае речь не обо мне.
«Галя! В чём дело? Ты опять забыла ключи?»
«Да, нет, какие ключи? Мне нужно помыть голову
и поехать к врачу».
Галя часто забывала ключи и часами про-
сиживала в подъезде, ожидая своего сына Фе-
дю. При этом она всегда утверждала, что не
забыла ключи, что просто не может открыть
дверь и что сыну не нужно звонить, не нужно
его беспокоить. Вот и сейчас она стояла передо
мной и улыбалась. Чего ей было надо? Я не могла
понять, посоветовала пойти домой и лечь спать.
Она продолжала просто улыбаться, и её вставные
зубы, поблескивая в темноте, наводили на меня
ужас. Я закрыла перед ней дверь и снова легла
спать. Моя собака успокоилась и запрыгнула ко
мне под одеяло.
Но недолго мы спали. Собака выпрыгнула из-
под одеяла и снова принялась лаять и бросаться
на дверь. Спрашиваю: «Кто там?» Слышу не-
знакомый женский голос. Открываю на свой
риск, так как думаю, что что-то случилось с
Галей. И правда. Женщина с девятого этажа,
занимающаяся какой-то подпольной торговлей,
видимо, встречаясь с очередными клиентами,
шастала по этажам и увидела Галю.
«Смотрите, эта женщина стоит у вашей две-
ри», – взволнованно и с участием заговорила
распространительница нелегального товара. Га-
ля стояла, прижавшись всем своим невероятно
худым телом к стенке, поджав одну ногу. На её
голове был замотан шарф в высокий тюрбан.
Всем своим видом она напоминала некую птицу
наподобие цапли из «Тысячи и одной ночи». На
самом же деле она была из Бердичева.
«Заходи», – предложила я ей. И стала думать, что
же с ней делать. Выгнать? Позвонить в скорую? А
как же я, моя совесть? И в первый-то раз, когда я
закрыла перед ней двери, мне такое приснилось,
что страшно вспомнить. А если бы это была моя
мать? Позвонить её сыну, Феде? Он противный,
но это мог бы быть и мой сын. Зачем же будить
его ночью?
«Иди Галя, ложись на диван». Галя недовольно
повела плечами и спросила: «А зачем это я пойду
на диван? Мне надо вымыть голову и пойти к
врачу». «Завтра вымоешь», – резко сказала я. Мне
очень хотелось спать, и кружилась голова. «Что
ты на меня кричишь? Я не глухая», – возмути-
лась Галя. Надо с ней нежно, вспомнила я Галин
харкатер. К ней нужен «подход». «Иди, иди, Галя,
ложись спать». Я осторожно подтолкнула её к
дивану. Он села, после чего я положила её голову
на подушку. Она забеспокоилась: «Мои туфли! Я
испачкаю диван!» «Не волнуйся, не испачкаешь»,
– успокоила я её и сняла с неё туфли.
Как ни странно, я заснула. Но ненадолго.
Проснулась оттого, что Галя стояла надо мной.
«Пусти меня домой. У меня там сын. Он
маленький. Он же плачет, наверное, он кушать
хочет или ещё чего-нибудь». У меня защемило
сердце. Я тоже до сих пор иногда думаю, что
мой сын совсем маленький. «О, Боже, Галя, спи,
пожалуйста, твой сын в другом доме, не здесь».
«Как это не здесь?» – возмутилась Галя, но ушла
спать. И я снова заснула. Никто не поверит,
что я, в этом возрасте, так легко просыпалась и
засыпала снова. Видимо, сюрреализм ситуации
побуждал меня вернуться к реальности, хотя бы
к нормальному сну, и я спешила заснуть, не теряя
ни минуты.
Но недолго и в этот раз пришлось поспать.
Опять я проснулась, в данном случае оттого,
что Галя, заботливо склонившись надо мной,
Трагедия
2016 год № 3 (92) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
закрывала одеялом мою открытую спину. Со-
бака никак не реагировала, спала в ногах. «Как
трогательно. Мне почти никогда никто не поп-
равлял одеяло. Может же такое случиться? Мне
самой скоро умирать, а тут кто-то чужой так
нежно поправляет мне одеяло. Может быть, так
поправлала мне одеяло моя мама, да я забыла?»
Наконец мы заснули на несколько часов, и
уже в 6 утра Галя начала требовать, чтобы я её
выпустила. Я согласилась и велела ей ждать внизу
Федю, которому и позвонила немедленно. Федя
сказал, что должен заехать на работу, а потом
приедет. В его голосе не было ни беспокйства, ни
тревоги. Тон был спокойный и совсем холодный.
Как страшно, ведь так будет и со мной. Надо
держаться и не терять рассудок. Галя спустилась
вниз и села в вестибюле. Я оделась и вышла гулять
с собакой. Тут же, около дома, я встретила Галю.
Она полураздетая, без ключей, дрожала у подъез-
да, из которого вышла, чтобы «пойти домой».
«Где же твой дом, Галя?» «Да вон там, через
дорогу. Знаешь, наш дом снесли, вернее, он
сгорел. А потом построили новый, вот туда я и
иду». «Идём ко мне, Галя, сейчас Федя приедет», –
с болью в сердце попросила я. «Чего это я пойду
к тебе? Что я, больная что ли? И чего ты орёшь на
меня всё время?» «Идём, пожалуйста, идём, тебе
нельзя быть на морозе, и домой тебе не попасть,
у тебя нет ключей», – старалась я говорить тихо,
хотя меня всё время преследовала мысль, что,
если я буду говорить громче, она поймёт меня
лучше. Так мы всегда думаем и всегда ошибаемся.
Наконец, Галя согласилась, и мы пошли ко
мне. «Давай завтракать». «А что ты мне дашь?»
– неожиданно трезво спросила Галя. «А что ты
обычно ешь?» – спросила я. Я уже успокоилась,
и мне даже стало хорошо с ней, потому что мне
всегда лучше быть с кем-то, а не одной. Многим
компанию заменяют кошки и собаки, но, пусть
не обижается моя собачка, мне нужны люди. «Я
ем овсяную кашу», – заявила Галя и села на стул,
поджав тонкие спички ног. «С молоком?» – по-
интересовалась я, уже приготовив кастрюльку.
«С молоком, но с соевым», – значительно заме-
тила Галя, глядя на меня испытывающе. «У меня
нет соевого молока», – почти растерянно ска-
зала я. «Ну тогда я не буду есть твою кашу», –
презрительно поджала губы Галя.
В конце концов она приняла моё предложение
съесть «два варёных яичка, не очень мягко
сваренных, но не жёстких также». Я всё так и
сделала. Она долго чистила одно яйцо и долго
жевала его, поругивая свой протез. Второе яй-
цо есть не стала. «Ничего есть не могу, а ты
говоришь». Я пила свой кофе. Галя некоторое
время молча смотрела на меня, а потом вдруг
сообщила: «Знаешь, я многого в жизни достигла.
Знаешь, многого. Но вот о чём жалею, так это о
том, что не научилась играть на гитаре». Я уже
ничего не говорила, а слушала.
«Однажды Федя пришёл и сказал, что отрезал
себе палец. Напугал меня. Но я залечила ему.
Знаешь, тёртая морковочка – лучшее лекарство». Я
подумала, что Галя действительно многого в жиз-
ни достигла, если единственно о чём жалеет, так
только о том, что не научилась играть на гитаре.
После завтрака Галя снова собралась уходить:
«Мне надо отвести Федю в школу». Еле её удер-
жала. Помогла музыка. У меня было включено
радио классической музыки, но, как назло, завели
что-то несуразно быстрое и дисгармоничное. Га-
ля тут же сморщилась и сказала: « Как ты можешь
слушать такую музыку? Я бы и полчаса не вы-
держала». Мне было нечего возразить, потому
как и мне такая музыка совсем не нравится. И тут
я вспомнила, что Галя очень верующая особа, и
что вся их семья, и Федя – протестанты, ходят в
собрания регулярно и всё делают «по воле Бога».
Я достала диск с замечательным церковным пе-
нием. Галя внимательно прислушалась и сказала
одобрительно: «Да, эта музыка мне нравится».
Приехал Федя. Высокий и бледный, аскетичного
вида. Похож на фанатика с гравюр времён Рефор-
мизма в Европе. «Мама, пойдём домой». Я реши-
лась посоветовать ему: «Надо бы взять её к себе!»
Он посмотрел на меня безо всякого выражения
в холодных глазах и снова обратился к матери:
«Пойдём». Я всё-таки продолжила: «Она же вас
полчаса назад хотела в школу вести». Галя взмет-
нулась: «Я»?! Да что ты говоришь! Ты, что, боль-
ная? Он же взрослый мужчина, посмотри на него».
Федя добавил: «Видите! Она совсем нормальная,
не навешивайте на неё. Просто бывают заскоки».
Когда они ушли, я встретила другую соседку,
мою хорошую приятельницу: «И чего это ты с
этой Галей возишься? Тоже мне, матерь Тереза
выискалась. Хочешь добренькой быть?» Она уже
не впервые меня обзывает «матерью» Терезой,
и всегда в её голосе звучит презрение. То же
презрение я услышала и от собственного сына,
которому рассказала свои ночные приключения.
«И чего, тебе больше всех нужно? Всё хочешь
быть добренькой? Тебе надо пойти к психиатру».
Через пару дней я снова встретила Галю на улице.
Она дрожала у подъезда без пальто и ключей.
жила в Москве. Окончила Московский Лесотехнический
институт в 1962 году. Эмигрировала в США в 1988 году.
В два часа ночи ко мне кто-то постучал в
дверь. Я едва пришла в себя от глубокого сна
и немного испугалась. Кто бы это мог быть? На
часах горело 2.17. Здесь не принято приходить
без предварительного звонка даже днём, а ночью
особенно. Кто бы это мог быть? Моя маленькая
собачка надрывалась от лая. Я понимала, что
она не может меня ничем иным защитить, но и
шума в ночном доме мне не нужно было. Я встала
и, держась за стены, пошла к двери. «Кто там?»
Молчание. Собака буквально прыгает на дверь. За
дверью явно кто-то стоял. Я снова спросила: «Кто
там?» Так продолжалось несколько минут, пока,
наконец, я не услышала знакомый голос моей
соседки. Господи! Чего я испугалась! «Заходи».
Моя соседка по имени Галя стояла передо мной
и лучезарно улыбалась вставными зубами. Все
мои сверстники носят такие зубы, и их улыбки
обычно пугают людей. Я не соглашаюсь на
протезы и поэтому еду, в основном, перемалы-
ваю дёснами. Но в данном случае речь не обо мне.
«Галя! В чём дело? Ты опять забыла ключи?»
«Да, нет, какие ключи? Мне нужно помыть голову
и поехать к врачу».
Галя часто забывала ключи и часами про-
сиживала в подъезде, ожидая своего сына Фе-
дю. При этом она всегда утверждала, что не
забыла ключи, что просто не может открыть
дверь и что сыну не нужно звонить, не нужно
его беспокоить. Вот и сейчас она стояла передо
мной и улыбалась. Чего ей было надо? Я не могла
понять, посоветовала пойти домой и лечь спать.
Она продолжала просто улыбаться, и её вставные
зубы, поблескивая в темноте, наводили на меня
ужас. Я закрыла перед ней дверь и снова легла
спать. Моя собака успокоилась и запрыгнула ко
мне под одеяло.
Но недолго мы спали. Собака выпрыгнула из-
под одеяла и снова принялась лаять и бросаться
на дверь. Спрашиваю: «Кто там?» Слышу не-
знакомый женский голос. Открываю на свой
риск, так как думаю, что что-то случилось с
Галей. И правда. Женщина с девятого этажа,
занимающаяся какой-то подпольной торговлей,
видимо, встречаясь с очередными клиентами,
шастала по этажам и увидела Галю.
«Смотрите, эта женщина стоит у вашей две-
ри», – взволнованно и с участием заговорила
распространительница нелегального товара. Га-
ля стояла, прижавшись всем своим невероятно
худым телом к стенке, поджав одну ногу. На её
голове был замотан шарф в высокий тюрбан.
Всем своим видом она напоминала некую птицу
наподобие цапли из «Тысячи и одной ночи». На
самом же деле она была из Бердичева.
«Заходи», – предложила я ей. И стала думать, что
же с ней делать. Выгнать? Позвонить в скорую? А
как же я, моя совесть? И в первый-то раз, когда я
закрыла перед ней двери, мне такое приснилось,
что страшно вспомнить. А если бы это была моя
мать? Позвонить её сыну, Феде? Он противный,
но это мог бы быть и мой сын. Зачем же будить
его ночью?
«Иди Галя, ложись на диван». Галя недовольно
повела плечами и спросила: «А зачем это я пойду
на диван? Мне надо вымыть голову и пойти к
врачу». «Завтра вымоешь», – резко сказала я. Мне
очень хотелось спать, и кружилась голова. «Что
ты на меня кричишь? Я не глухая», – возмути-
лась Галя. Надо с ней нежно, вспомнила я Галин
харкатер. К ней нужен «подход». «Иди, иди, Галя,
ложись спать». Я осторожно подтолкнула её к
дивану. Он села, после чего я положила её голову
на подушку. Она забеспокоилась: «Мои туфли! Я
испачкаю диван!» «Не волнуйся, не испачкаешь»,
– успокоила я её и сняла с неё туфли.
Как ни странно, я заснула. Но ненадолго.
Проснулась оттого, что Галя стояла надо мной.
«Пусти меня домой. У меня там сын. Он
маленький. Он же плачет, наверное, он кушать
хочет или ещё чего-нибудь». У меня защемило
сердце. Я тоже до сих пор иногда думаю, что
мой сын совсем маленький. «О, Боже, Галя, спи,
пожалуйста, твой сын в другом доме, не здесь».
«Как это не здесь?» – возмутилась Галя, но ушла
спать. И я снова заснула. Никто не поверит,
что я, в этом возрасте, так легко просыпалась и
засыпала снова. Видимо, сюрреализм ситуации
побуждал меня вернуться к реальности, хотя бы
к нормальному сну, и я спешила заснуть, не теряя
ни минуты.
Но недолго и в этот раз пришлось поспать.
Опять я проснулась, в данном случае оттого,
что Галя, заботливо склонившись надо мной,
Трагедия
2016 год № 3 (92) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
закрывала одеялом мою открытую спину. Со-
бака никак не реагировала, спала в ногах. «Как
трогательно. Мне почти никогда никто не поп-
равлял одеяло. Может же такое случиться? Мне
самой скоро умирать, а тут кто-то чужой так
нежно поправляет мне одеяло. Может быть, так
поправлала мне одеяло моя мама, да я забыла?»
Наконец мы заснули на несколько часов, и
уже в 6 утра Галя начала требовать, чтобы я её
выпустила. Я согласилась и велела ей ждать внизу
Федю, которому и позвонила немедленно. Федя
сказал, что должен заехать на работу, а потом
приедет. В его голосе не было ни беспокйства, ни
тревоги. Тон был спокойный и совсем холодный.
Как страшно, ведь так будет и со мной. Надо
держаться и не терять рассудок. Галя спустилась
вниз и села в вестибюле. Я оделась и вышла гулять
с собакой. Тут же, около дома, я встретила Галю.
Она полураздетая, без ключей, дрожала у подъез-
да, из которого вышла, чтобы «пойти домой».
«Где же твой дом, Галя?» «Да вон там, через
дорогу. Знаешь, наш дом снесли, вернее, он
сгорел. А потом построили новый, вот туда я и
иду». «Идём ко мне, Галя, сейчас Федя приедет», –
с болью в сердце попросила я. «Чего это я пойду
к тебе? Что я, больная что ли? И чего ты орёшь на
меня всё время?» «Идём, пожалуйста, идём, тебе
нельзя быть на морозе, и домой тебе не попасть,
у тебя нет ключей», – старалась я говорить тихо,
хотя меня всё время преследовала мысль, что,
если я буду говорить громче, она поймёт меня
лучше. Так мы всегда думаем и всегда ошибаемся.
Наконец, Галя согласилась, и мы пошли ко
мне. «Давай завтракать». «А что ты мне дашь?»
– неожиданно трезво спросила Галя. «А что ты
обычно ешь?» – спросила я. Я уже успокоилась,
и мне даже стало хорошо с ней, потому что мне
всегда лучше быть с кем-то, а не одной. Многим
компанию заменяют кошки и собаки, но, пусть
не обижается моя собачка, мне нужны люди. «Я
ем овсяную кашу», – заявила Галя и села на стул,
поджав тонкие спички ног. «С молоком?» – по-
интересовалась я, уже приготовив кастрюльку.
«С молоком, но с соевым», – значительно заме-
тила Галя, глядя на меня испытывающе. «У меня
нет соевого молока», – почти растерянно ска-
зала я. «Ну тогда я не буду есть твою кашу», –
презрительно поджала губы Галя.
В конце концов она приняла моё предложение
съесть «два варёных яичка, не очень мягко
сваренных, но не жёстких также». Я всё так и
сделала. Она долго чистила одно яйцо и долго
жевала его, поругивая свой протез. Второе яй-
цо есть не стала. «Ничего есть не могу, а ты
говоришь». Я пила свой кофе. Галя некоторое
время молча смотрела на меня, а потом вдруг
сообщила: «Знаешь, я многого в жизни достигла.
Знаешь, многого. Но вот о чём жалею, так это о
том, что не научилась играть на гитаре». Я уже
ничего не говорила, а слушала.
«Однажды Федя пришёл и сказал, что отрезал
себе палец. Напугал меня. Но я залечила ему.
Знаешь, тёртая морковочка – лучшее лекарство». Я
подумала, что Галя действительно многого в жиз-
ни достигла, если единственно о чём жалеет, так
только о том, что не научилась играть на гитаре.
После завтрака Галя снова собралась уходить:
«Мне надо отвести Федю в школу». Еле её удер-
жала. Помогла музыка. У меня было включено
радио классической музыки, но, как назло, завели
что-то несуразно быстрое и дисгармоничное. Га-
ля тут же сморщилась и сказала: « Как ты можешь
слушать такую музыку? Я бы и полчаса не вы-
держала». Мне было нечего возразить, потому
как и мне такая музыка совсем не нравится. И тут
я вспомнила, что Галя очень верующая особа, и
что вся их семья, и Федя – протестанты, ходят в
собрания регулярно и всё делают «по воле Бога».
Я достала диск с замечательным церковным пе-
нием. Галя внимательно прислушалась и сказала
одобрительно: «Да, эта музыка мне нравится».
Приехал Федя. Высокий и бледный, аскетичного
вида. Похож на фанатика с гравюр времён Рефор-
мизма в Европе. «Мама, пойдём домой». Я реши-
лась посоветовать ему: «Надо бы взять её к себе!»
Он посмотрел на меня безо всякого выражения
в холодных глазах и снова обратился к матери:
«Пойдём». Я всё-таки продолжила: «Она же вас
полчаса назад хотела в школу вести». Галя взмет-
нулась: «Я»?! Да что ты говоришь! Ты, что, боль-
ная? Он же взрослый мужчина, посмотри на него».
Федя добавил: «Видите! Она совсем нормальная,
не навешивайте на неё. Просто бывают заскоки».
Когда они ушли, я встретила другую соседку,
мою хорошую приятельницу: «И чего это ты с
этой Галей возишься? Тоже мне, матерь Тереза
выискалась. Хочешь добренькой быть?» Она уже
не впервые меня обзывает «матерью» Терезой,
и всегда в её голосе звучит презрение. То же
презрение я услышала и от собственного сына,
которому рассказала свои ночные приключения.
«И чего, тебе больше всех нужно? Всё хочешь
быть добренькой? Тебе надо пойти к психиатру».
Через пару дней я снова встретила Галю на улице.
Она дрожала у подъезда без пальто и ключей.