* * *
Я неудачно прожил жизнь –
В её ранжиры не внедрился,
Не преуспел на поле лжи,
На поле денег не косился.
Любил смотреть на облака,
Гулять в лесу, сидеть у пруда…
И жить пределами стиха,
Где в строчках – высверк изумруда…
ИСПЫТАНИЕ ИСТРЕБИТЕЛЕЙ
Старый бомж, стрелявший сигарету,
Омерзенье вызвал, будто бес –
Отшатнулся – подмигнувши лету,
В лесопарк ушёл, густой, как лес.
В церковь ты заходишь. Страх и трепет.
Нищим подаёшь? Душа пуста.
Эгоизм тебя, как хочет, лепит,
Что не отрицает высота.
Золота в любой довольно церкви.
Громоздится вверх иконостас.
А стереотипы, будто цепи,
К бытию приковывают нас.
Совесть развивая, кем ты будешь
В яви, что бессовестна весьма?
Солнце бьёт, как раньше, в яркий бубен.
Жизнь идёт – нам кажется – сама.
Истребители в душе найдутся –
Зла – любовь, и правда, и добро…
Испытай их… Иль милей на блюдце
Эскимо?
Тогда душа, как ров…
ДВОЙНОЕ ЧАЕПИТИЕ
1
– Торт у меня смотри какой!
На нём цветут, пестрея, розы.
Есть одному его на кой?
Оставь– ка, смерть, свои угрозы,
И приходи ко мне на чай!
И вот придёт – вполне красива.
Который, любопытно, час,
И каковы мне перспективы?
Часы стоят, и смерть молчит,
Но улыбается при этом.
Я режу торт – вот в нём лучи
Разрезов дадены сюжетом.
– Смерть, а какой тебе кусок?
С цукатами иллюзий, может?
Откуда– то звучащий Моцарт
Мне объяснить столь много смог.
Из крема розы – из надежд,
Бисквит различных упований.
Смерть молода – её надел
Из разномастных страхов ваших.
Пьём чай. И поедаем торт.
Проснёшься – вот и вся история.
Иль день судьбы сейчас не тот,
Чтоб свет постичь?
Иль свет и горе я
Уже постиг, коль снятся сны
Столь непонятной глубины?
2
Пригласил на чай. Она пришла.
– Кто придумал, что старуха? – Знаешь, –
Улыбнулась, – ты и то бываешь
Разным. Я ж легка – и тяжела.
Заварил карминно– крепкий чай.
Торт красивый. Пряники. Варенье.
– Смерть, пожалуй, ты и разливай!
Чай с тобой чудесно в день весенний
Пить – его приятен аромат.
Разлила, умильно улыбаясь.
– Коль малыш – донельзя милый заяц –
Умирает – кто тут виноват?
– Не отвечу. Мамой прихожу
Я к нему. – А к Моцарту, к примеру?
– Ангелом. – Тебя я не сержу,
Что вторгаюсь в этакую сферу?
– Нет. Я, помню, к Гофману пришла
Девушкой – он даже не поверил.
– Ну а монстром? Чтоб колокола
Били? – Только к чёрным людям времени.
– К Берии? Иль к Геббельсу? – Ну да.
Торт красивый, розами украшен.
Смерть… За ней державы, города,
Мириады судеб, тыщи башен…
ИНТЕНСИВНОСТЬ ОГНЯ
Интенсивность моего огня
От высот и от низин зависит.
Мысли тяжелы порой, как висмут,
Будто крест к земле пригнут меня.
И – в такие дни едва горит
Мой огонь, и в черноту окрашен.
Впрочем, даже сумма адских башен
Свой имеет, сложный колорит.
Дни труда огонь вздымают вверх,
Он – как мощно поднятое знамя.
И тогда – ты точно человек,
И других порадуешь дарами.
Умиленье и восторг дают
Пламени красивые оттенки.
Ну а если тупики гнетут –
Гаснет… И лицом прижмёшься к стенке.
Интенсивность этого огня
Многое – как жизнь – определяет.
Не сожжёт, надеюсь я, меня,
И не зря, мечтается, пылает.
* * *
Омерзенье к написанным книгам
Равносильно ночной темноте –
Засосёт, очень сильная, мигом,
Растворишься в её пустоте.
Квант судьбы в строчки вкладывал – было,
И энергии лил керосин.
Что тебя ж сумма книг погубила
Бездной бедных идей и картин?
И глядишь на изданья, и хочешь
Уничтожить их, выдравши из
Жизни прожитой… Даром хлопочешь,
Ибо в них и была эта жизнь.
* * *
Сыночек, цветочек маленький!
И варево жизни, в каком
Всё кружится, булькает – али я
Не понял реальность о чём?
Сыночек чудесный, крепенький,
Улыбка, рассыпчат смех.
И как ты сумеешь крест нести,
Раз это для всех?
Играем с тобою в шарики,
На мячике прыгаешь ты.
Сыночек – цветочек маленький
Великой земной красоты.
Я неудачно прожил жизнь –
В её ранжиры не внедрился,
Не преуспел на поле лжи,
На поле денег не косился.
Любил смотреть на облака,
Гулять в лесу, сидеть у пруда…
И жить пределами стиха,
Где в строчках – высверк изумруда…
ИСПЫТАНИЕ ИСТРЕБИТЕЛЕЙ
Старый бомж, стрелявший сигарету,
Омерзенье вызвал, будто бес –
Отшатнулся – подмигнувши лету,
В лесопарк ушёл, густой, как лес.
В церковь ты заходишь. Страх и трепет.
Нищим подаёшь? Душа пуста.
Эгоизм тебя, как хочет, лепит,
Что не отрицает высота.
Золота в любой довольно церкви.
Громоздится вверх иконостас.
А стереотипы, будто цепи,
К бытию приковывают нас.
Совесть развивая, кем ты будешь
В яви, что бессовестна весьма?
Солнце бьёт, как раньше, в яркий бубен.
Жизнь идёт – нам кажется – сама.
Истребители в душе найдутся –
Зла – любовь, и правда, и добро…
Испытай их… Иль милей на блюдце
Эскимо?
Тогда душа, как ров…
ДВОЙНОЕ ЧАЕПИТИЕ
1
– Торт у меня смотри какой!
На нём цветут, пестрея, розы.
Есть одному его на кой?
Оставь– ка, смерть, свои угрозы,
И приходи ко мне на чай!
И вот придёт – вполне красива.
Который, любопытно, час,
И каковы мне перспективы?
Часы стоят, и смерть молчит,
Но улыбается при этом.
Я режу торт – вот в нём лучи
Разрезов дадены сюжетом.
– Смерть, а какой тебе кусок?
С цукатами иллюзий, может?
Откуда– то звучащий Моцарт
Мне объяснить столь много смог.
Из крема розы – из надежд,
Бисквит различных упований.
Смерть молода – её надел
Из разномастных страхов ваших.
Пьём чай. И поедаем торт.
Проснёшься – вот и вся история.
Иль день судьбы сейчас не тот,
Чтоб свет постичь?
Иль свет и горе я
Уже постиг, коль снятся сны
Столь непонятной глубины?
2
Пригласил на чай. Она пришла.
– Кто придумал, что старуха? – Знаешь, –
Улыбнулась, – ты и то бываешь
Разным. Я ж легка – и тяжела.
Заварил карминно– крепкий чай.
Торт красивый. Пряники. Варенье.
– Смерть, пожалуй, ты и разливай!
Чай с тобой чудесно в день весенний
Пить – его приятен аромат.
Разлила, умильно улыбаясь.
– Коль малыш – донельзя милый заяц –
Умирает – кто тут виноват?
– Не отвечу. Мамой прихожу
Я к нему. – А к Моцарту, к примеру?
– Ангелом. – Тебя я не сержу,
Что вторгаюсь в этакую сферу?
– Нет. Я, помню, к Гофману пришла
Девушкой – он даже не поверил.
– Ну а монстром? Чтоб колокола
Били? – Только к чёрным людям времени.
– К Берии? Иль к Геббельсу? – Ну да.
Торт красивый, розами украшен.
Смерть… За ней державы, города,
Мириады судеб, тыщи башен…
ИНТЕНСИВНОСТЬ ОГНЯ
Интенсивность моего огня
От высот и от низин зависит.
Мысли тяжелы порой, как висмут,
Будто крест к земле пригнут меня.
И – в такие дни едва горит
Мой огонь, и в черноту окрашен.
Впрочем, даже сумма адских башен
Свой имеет, сложный колорит.
Дни труда огонь вздымают вверх,
Он – как мощно поднятое знамя.
И тогда – ты точно человек,
И других порадуешь дарами.
Умиленье и восторг дают
Пламени красивые оттенки.
Ну а если тупики гнетут –
Гаснет… И лицом прижмёшься к стенке.
Интенсивность этого огня
Многое – как жизнь – определяет.
Не сожжёт, надеюсь я, меня,
И не зря, мечтается, пылает.
* * *
Омерзенье к написанным книгам
Равносильно ночной темноте –
Засосёт, очень сильная, мигом,
Растворишься в её пустоте.
Квант судьбы в строчки вкладывал – было,
И энергии лил керосин.
Что тебя ж сумма книг погубила
Бездной бедных идей и картин?
И глядишь на изданья, и хочешь
Уничтожить их, выдравши из
Жизни прожитой… Даром хлопочешь,
Ибо в них и была эта жизнь.
* * *
Сыночек, цветочек маленький!
И варево жизни, в каком
Всё кружится, булькает – али я
Не понял реальность о чём?
Сыночек чудесный, крепенький,
Улыбка, рассыпчат смех.
И как ты сумеешь крест нести,
Раз это для всех?
Играем с тобою в шарики,
На мячике прыгаешь ты.
Сыночек – цветочек маленький
Великой земной красоты.