– Что ж ты в таком нецензурном виде на людях разгуливаешь, а, Крючков? – окликнул кто-то бредущего по краю тротуара долговязого мужчину в накинутом на плечи, слегка поношенном серовато-голубом пиджаке и рубашке того же цвета, выпущенной поверх брюк.
– А, это ты, Панкрат. Да так… – понуро вздохнул шедший, обменялся с собеседником вялым рукопожатием и попытался засунуть длинные руки в карманы.
– Ладно, не стесняйся, выкладывай, – ухмыльнулся не менее неуклюжий товарищ, в пятый раз поправляя на себе скособоченную мешковатую бледно-голубую безрукавку.
– Чего рассказывать-то?.. Повздорил вчера с женой и в споре легонько стукнул ее по пустой голове, чтоб не верещала, а она как схватила чайник с кипятком да как бросила в меня… – без особого желания поведал о своих печальных семейных приключениях Ефрем. – Чайник попал в пах – знала, куда метит, стерва! – но, слава богу, вода из него выплеснулась в сторону. Дело-то было ночью…
– А что ты по ночам-то не спишь? – спросил Панкрат.
– Тебе-то какое дело, чем я занимаюсь дома? Сам же полюбопытствовал, и будь любезен, не перебивай! Ты просто не представляешь, как мне круто повезло… Ладно, пошли в пивак, выпьем с горя «жидкого чайку».
– Слушай, у меня денег нет, – почесав затылок, жалостливо проскулил хитрый Твердолобов.
– Откуда у старухи трудодни, коль в колхозе не работает. Ха-ха-ха!!! Пошли-пошли, – и горе-семьянин украдкой показал, не вытаскивая из глубокого кармана серых измятых брюк, горлышко бутылочки беленькой. – Она всегда защитит от невзгод! А бабла у тебя никогда и не было, хотя это странно – железнодорожники ведь неплохо получают.
Пиявка присосалась.
– Богатый ты, черт возьми. – У Панкрата от вожделения загорелись глаза, водка для него часто становилась важнее самого святого. – Ладно, в следующий раз я угощу тебя. Мои запасы истощились. – И безоговорочно признался в своей нищете: – Нам пока зарплату не дали…
И старые приятели, не спеша, вразвалочку, походкой, присущей людям, уверенным в следующей минуте своей удачливой жизни, направились к пивбару, который находился рядом с прекрасным природным зеленым уголком города. Крючков взял каждому по три кружки пива, и друзья сразу же, не откладывая удовольствия, пропустили по одной, в следующую порцию пенистого сам бог велел добавить водки, ну а третий бокал отполировал первые два. Ефрем отправился к барной стойке за дополнительной дозой освежающего напитка и принес еще четыре бокала; между делом в пылу распития оба усердно поливали «комплиментами» своих домашних «злых ведьм». Порой собутыльникам казалось, что они развлекаются в лесу, на заросшей уютной травой полянке – так естественно они себя никогда не чувствовали.
– Слушай, Крючков, я тебя вообще не понимаю, – щелкая арахис, важно начал воспитывать спонсора Твердолобов. – У вас детей нет, взял бы кепку, куртку, натянул ботинки да свалил бы из этой тюрьмы, нашел бы себе милую барышню, которая за небольшую ласку с твоей стороны согласится в старости стакан воды тебе подать. И живи по-человечески, радуйся. Брось ты эту свою замызганную Феклу, она еще немало сюрпризов тебе преподнесет. Сделай это, и тогда я тебе первый скажу: «Наконец, мужик, ты избрал правильный путь», – проглатывая пиво большими глотками, показал другу верную дорогу «колбасник».
– Ну ты, туловище без головы! Однако хорошо сказано! Ты заслуживаешь самого высокого ученого звания. Ммм… Напутственно, – обдумывая, как содержательнее ответить, заплетающимся языком пробубнил Ефрем, не привыкший говорить наспех. – Да сегодня она – Фекла, а завтра я стану как красная свекла. И представить боюсь, что будет потом, когда она найдет меня и спросит «Где твоя семья?» Выпустит всю мою пунцовую кровь своими блестящими белыми зубками – ответить не успею… Понимаешь, мне невыносимо тошно и скверно, но и умирать я еще пока не намерен…
– Ты всегда был ее рабом, им и останешься… Этого следовало ожидать. Ты ее страшишься, – щелкнул пальцами Панкрат, вернее, попытался щелкнуть, так как они все время разъезжались от опьянения. – Никак не хочешь ощутить долгожданную свободу. Вот смотри, ты считаешь, она будет рада видеть тебя в таком виде? Думаю, нет. Надо искать женщину, которая всегда будет рада! Тогда твое имя не исчезнет из этого мира без следа!
Подобная искра таланта остроумия, вдруг сверкнувшая в Твердолобове, способна заставить написать стихи, поэму, роман, даже завещание после смерти…
– Чего ты впустую воздух молотишь, как истеричный больной? Распустился как боярышник! – горячо возмутился Крючков, но, тут же успокоившись, добавил: – Ты думаешь: так легко от нее избавиться? И что принесет мне будущее? Короче, меняем тему! Сам разберусь.
– Да брось ты, не канючь. Я бы от такой давно избавился. Вот гляжу я на тебя…
– Вот-вот, сегодня подумай, завтра скажешь. Слушай, Панкрат, я тебе и пиво купил, и водочкой угостил, почему ты уверен, что имеешь право меня оскорблять и поучать? Где твое джентльменство?.. Змей! Не зря у тебя фамилия Твердолобов. Еще бы назвали Пустоголовик. Ха-ха-ха! Раскинь не имеющимися мозгами! Ну как, звучит?
– Звучит-звучит, – опустил голову Панкрат и задумался: «Вера первобытных людей в существование духа во всем анимизмом называется, а Крючков занимается нехорошим делом, и, как мне кажется, называется это почти также». Кратковременные вспышки света кончились, хотя что спьяну в голову не взбредет, иногда и научные открытия играючи совершаются. Ефрем стал искать по своим карманам гроши, чтобы купить еще пива. Что-то нащупал, а когда стал вытаскивать, обронил ключи от квартиры. Те упали на его же ботинки, потом на пол, но их глухой стук, увы, не донесся до мужика. – Ладно, Крючок, раз теперь ты меня оскорбляешь, тогда пойди возьми еще по бокалу пива, – разгадал намерение приятеля Твердолобов. – Выпьем и пойдем, – не стал он ломать старый обычай на посошок.
Крючков, прислушавшись к мнению «большинства», выписывая пьяными пятками вавилоны, кое-как добрался до стойки, но все-таки смог принести, не разлив, два бокала. Выпив, они начали обниматься, горланить песни, истерично крича, вскоре из бара их благополучно вытурили, и друзья, угомонившись, поплелись по домам.
Ефрем с грехом пополам достиг своего дома, а он был пятиэтажный. Лифт в таких зданиях не предусмотрен, и превратить иногда движимое «недвижимое имущество» подъездов в туалет после дербалызнутого пива не имелось возможности. Чего нет, того и не имеешь! Крючков кое-как поднялся на четвертый этаж, тщательно считая ступеньки лестницы. Он выполнял это упражнение ежедневно, в чем проявлялся его явный математический талант. Подойдя к двери квартиры, пьяный мужик позвонил, но дверь ему никто не открыл. Ефрем озадаченно сдвинул брови, долго и неумело поковырялся в карманах, а ключей-то тю-тю.
Мы же взрослые люди и прекрасно знаем, что требуется человеку после пива. Вот и Крючков, забыв о том, что минуту назад жаждал зайти в квартиру, сбежал стремглав по лестнице вниз, нашел укромное место за толстым стволом дерева и пристроился, уронив от наслаждения голову на грудь. Он успел только выдохнуть: «Вот теперь понимаю, что такое настоящее счастье!», а дальше уже ничего не помнил. Веселые глаза счастливца закрылись, мгновение, и наступил мрак! Случайно проходящий мимо прыткий дружинник – обломок советского режима исполинского роста – без зазрения совести отобрал у мужика кратковременные моменты блаженства земным благополучием.
Дагестанский поэт Расул Гамзатов лучше, чем Чарльз Дарвин, проследил пути прогресса и регресса человека:
Произойти от обезьяны
Был человеку путь не мал.
В обратный путь пустился пьяный,
За час опять животным стал…
Бог богат и великодушен, поэтому одарил народную медицину уникальным древним рецептом «Пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь», но природа слишком прямолинейна, она смогла окружить человека густыми зарослями тропических джунглей и одарить катаньем на лодке в крокодиловых озерах. И не надо было морочить голову людям, создавая за горой капитализм, а в степи социализм. Жуткая несуразность! Посему следует заслуженный упрек в ее адрес: непредусмотрительность в наличии мест для декоративных фонтанов «Лето в детском возрасте».
Утром субботнего дня Крючкова, ошеломленного обстоятельствами, разбудили в беспроцентном вытрезвителе, и молодой офицер жестоко выпнул его на улицу, провожая словами: «Мы благородного происхождения, поэтому или плати за крышу над головой, или убирайся». Ефрем застонал, перебирая всех изящными словами, в том числе и Панкрата, но добрался-таки до дома пешком, несмотря на то что на улице дул сильный холодный ветер. Уставший, он позвонил в дверь. Жена, скрытая за бигудями, открыла и удивленно уставилась на блудного мужа, будто он – курчавый баран, заявившийся в нотариальную контору:
– Где ты по ночам шляешься, скотина? – желчный поток вылился на страдальца от зеленого змия. – Ну, валяй, что у тебя на этот раз! – выставляя напоказ вызывающие аппетит ляжки, потребовала истеричная Фёкла.
– В трамвай не мог попасть, – отмежевался Ефрем, чувствуя себя немного виноватым: «Что это я, впрямь, дом забросил?», хотя совестливый мужик не знал, что, в тот момент, когда он поздно вечером отчаянно топтался у порога, его обнаглевшая и обуреваемая страстями жена была занята своим любовником, и ей было не до тренькающей двери.
Зацелованная ненасытным «возлюбленным», доступная женщина улыбнулась про себя и не на шутку обрадовалась ответу непридирчивого мужа, поскольку вчера, услышав звонок, всё же немного напугалась – кому хочется быть застигнутым врасплох в неглиже с чужим мужиком. И в ее круглой головке закрутился вопрос: «Кто же тогда звонил? Кажется, и в замке ковырялись? Или мне послышалось? Если грабители, то они зашли бы… Или я была настолько пьяна, что всё перепутала».
– Что ты врешь? В трамваях уже для тебя место не оставляют? – с истерическим смехом начала раскручивать мужа на извинения жеманница.
– Какого черта так сильно орешь? Закругляйся! Верещишь, аж тошно. Я не вру!
– Скажи, сам жив-здоров воротился и, слава Богу. Давай уж, не стесняйся, выговорись!
В ответ Крючков что-то промямлил, и Фёкла милостиво, как-то сразу подобрев, пропустила его в квартиру. Из объяснений мужа «пупсик в шалаше»* поняла: ночь тот провел с коллегами по бутылке.
– Так почему ты сам не смог открыть дверь?
– Не помню, где я ключи потерял: то ли в пивбаре, то ли по дороге, то ли в вытрезвителе.
– Ах, сволочь, воры ведь найдут их и обкрадут нас! – от такого ответа Ефрема Фёклу как будто парализовало.
М-да, если бы жулики нагрянули, то очень бы удивились «изобилию» нажитого семейством имущества…
– Я ничего не боюсь, потому что уже ничего не имею.
– Мерзавец! – яростно зашипела жена Крючкова. – Я тебе свои ключи не дам. Иди и ищи те, что потерял. Надрался так, что до квартиры доползти сил не хватило…
И начались мытарства Ефрема. Где бы он ни был, всюду искал свои ключи, но, увы, они никак не хотели еще раз встретиться с хозяином. А Фёкле это было только на руку, каждый день она подначивала мужа издевками: «Куда же запропастился ключ? Надоело из-за тебя с кровати вставать. Да и вообще, твой ли это теперь дом?» Дошло до того, что «верная» жена уже без страха и зазрения совести, когда ей было удобно, приводила в квартиру своих ненасытных и пошлых любовников, и дверь во время утех, посмеиваясь до коликов в животе, своему законному не отворяла.
Изумрудные воды залива иногда становятся серого цвета. Ефрем был доверчивым человеком, но наглость супруги была настолько явной, что даже он – воплощение наивности – стал подозревать ее в нечистой игре. Поэтому в один из субботних дней, включив определенную силу воображения и применив ловкость рук, мужик стащил из ее дамской сумочки ключи и побежал в мастерскую, где делают дубликаты. Он заказал себе аж три экземпляра и быстро вернулся домой, а пока их изготавливали, занимал жену разговорами и домашними делами, чтобы у той не возникло желания выходить на улицу и таскаться по магазинам. На его благо, стирки за месяц накопилось много, женщина была и так занята, но муж резво, суетливо и, как никогда, усердно помогал ей справиться с заботами по хозяйству. Крючков даже похлебку сварил, чего ни разу в своей семейной жизни не делал, чем донельзя удивил Фёклу: супруга была растрогана до глубины души и перестала отчитывать мужа как неаккуратного ребенка. Вечером заветные ключи были у Ефрема в кармане. Один экземпляр он оставил у себя на работе на всякий аварийный случай. Жена же не догадывалась, что Крючков что-то задумал, ведь мужу редко удавалось обвести ее вокруг пальца. Эх, самолюбие, как же ты слепо!
После этих событий прошло где-то месяца два-три. Одна женщина с работы, которую звали Зинаида Казакова, весьма соблазнительно выглядела и обладала приятными чертами лица. Она давно провожала чувственными взглядами Ефрема и всячески намекала ему на возможное «сладкое» будущее. Катакомбы перестройки и гласности развили неуемное воображение демократичных коммерческих сделок между неугомонными мужчинами и женщинами. К тому же врожденные способности человека и всеобщая двойственность природы заставляют его идти к отдаленной цели, не сворачивая. Такой путеводной звездой для Зины оказался Крючков. Она была весьма интересной дамой и от отсутствия кавалеров не страдала. Но чем-то именно Ефрем пришелся ей по вкусу. Разве женщин поймешь? Особенно тогда, когда они озабочены общеизвестным простым вопросом: «Как привязать к себе мужчину?»
Муж Казаковой год назад погиб в автокатастрофе, и она, как говорят, была «холостая». После короткой беседы в роковой, а может быть, и счастливый для обоих обеденный перерыв между Ефремом и Зиной установился тесный контакт, дальше активно пошли шуры-муры, и вскоре он, когда единственный взрослый сын вдовы уехал в командировку, посетил милую. Люди понравились друг другу. Крючков понял, что Зиночка – не парковая мимолетная любовь, а неиссякаемая волшебная шкатулочка страстных чувств. Но, когда вскоре не вовремя вернулся отпрыск Казаковой, «молодой чете» встречаться стало негде. А Ефрему позарез надо было еще хотя бы пару раз «обняться» с Зиночкой, которая никогда ничего не брала за свой труд, и он, сильно сокрушаясь из-за препятствия, недолго думая, рискнул пригласить ее к себе: практика является источником познания. Хорошо всё продумав и рассчитав, мужик, договорившись с Зинаидой, прекрасно знал, что жена должна в это время быть на работе. Любовники едва приступили к доказательству того, что любовь есть хотение, но не прошло и получаса, как противно, во всю мощь своей несправедливости, начал, не переставая, греметь звонок.
Ефрем глухим голосом тихо объяснил подруге:
– По всей вероятности, я не могу обходиться без трудностей. Кажется, это моя жена, – и злорадно улыбнулся. – Гуляет, где хочет, а я в силу обязательств должен обращаться с ней вежливо, чтобы она мираж удачи не пропустила со своими любовниками. Надо мной уже люди смеются. Она практически превратила меня в ничтожество… Ведьма! Старое дырявое ведро!.. Только странно, что звонит. Она – темный лес для меня… – пылая гневом, муж Феклы рассказал Зине, что с ним недавно произошло. – Она ведь в курсе, что у меня ключей нет, чего в пустую квартиру трезвонить?.. Я не выдержу этого. И так столько терпел. – Он действительно мог гордиться своей выдержкой. – Пойти потолковать с ней, что ли?
– Зачем тебе это? Но я согласна с тобой. Нельзя же мужика эксплуатировать безгранично, – угрюмо поддержала его Казакова, и повисло неестественное молчание…
Вот и вышло так, что теперь уже Ефрем не открыл жене дверь, мстительно ожидая, когда она уберется, поскольку считал, что она так и не оправдалась перед ним.
Но и Фекла не дура! Она, недолго думая, прыгнула в тот же вечер к молодому и холостому соседу в постель. Нашла баба выход, как вылечить изнурительную болезнь.
Среди ночи Крючков, теперь уже заклятый враг жены, детально обследовав прилегающие к квартире территории, понял, что путь чист, и выпроводил подругу. А через несколько минут сам, безумно счастливый, тоже шмыгнул в темноту, еле поспевая за неугомонной женщиной…
Иногда улица для утех лучше, чем теплая квартира...
Вечером следующего дня, где-то около шести часов вечера, Ефрем пришел с работы. И нисколько не удивился, увидев, что около двери, прислонившись к лестничным перилам, торчит жена, с высоко зачесанными волосами, в короткой юбке с разрезами по бокам, и трясется, словно подхватила желтую лихорадку. «Точно, бабья жизнь проклятая. Разные периоды жизни и бабы разные. Но тебя-то я уже знаю как облупленную», – подумал Крючков, хотел поздороваться и невозмутимо пройти мимо как ни в чем не бывало. Мало ли, чего она тут стоит, не надо лезть в личное пространство человека. Но все же не удержался и, едва сдерживая смех, безразлично спросил:
– Ты кого здесь караулишь?
– А-а-а, дезертир, попался! Разумеется, тебя! – жадно наблюдая, как двигаются его губы, презрительно ответила супруга. – Что зарос в землю, не думал меня здесь увидеть?
– Глазам не верю! С каких пор ты стала меня так встречать, как короля – при полном параде? – недоверчиво окинул взглядом свою жену Крючков.
– А почему бы и нет?
– Ладно, не заливай. Наверно, просто заблудилась. – Тут Ефрем засек, что Фекла одной рукой медленно все выше и выше поднимает подол ярко-синей юбки, обнажая весьма недурные бедра, на поверхности которых не было и капельки жира. Он, вообразив ее без одежды, в душе сказал себе: «Не женщина, а настоящий диван «Ажур». Неплохая офисная мебель для дома. Что же я на стороне-то ищу?». Мгновенно в нем вспыхнуло пламя желания, но мужик, понимая все же, что мечтать вредно, с трудом сдержался: – Не делай так, украдут тебя добрые друзья. Хоть сто рублей да наши. Не считай себя всесильной, ты живешь среди людей, а люди – те же звери, забыла?!
– Не бойся, я не донна и не девушка, и прятаться в амфоре не собираюсь, – не в бровь, а прямо в глаз. Глаз-то волком смотрит, а на лице ее отразилась неимоверная скука. Хотя тут она кривила душой. Говорят, что женщинам всего дороже их красота, так в макаронной фабрике гордятся длиной макаронины. – Просто я тоже ключи потеряла. Крючков, будешь со мной всю ночь, притом ежесуточно, – и она по всем правилам искусства соблазнения подала вперед свои естественные возвышенности, по-иному отменные груди, так, будто в них кипяток булькал. Фекла несомненно знала себе цену. – Будет тебе над чем ломать голову.
– Ну и как мы в квартиру попадем, душка?
– Да хватит врать-то! Что ты мне голову морочишь? – зло выплюнула супруга Ефрема. Ноздри ее были раздуты. – То, что ты дурак, это ясно. Идти в гору тебе не под силу. А меня-то зачем за дуру принимаешь? Мне соседи доложили, что вчера ночью ты был здесь со своей проституткой. И даже не надейся, что у меня тут же начнутся боли в левой половине грудной клетки. Сдался ты мне!
Огонь ревности успел причинить ущерб, или какие-то новые непонятные чувства зародились во Вселенной? Сама женщина вытворяла всякие мошеннические проделки и хоть бы хны. Но бедный Крючков, похожий на прозрачный забор, не уловил предупредительные сигналы о грядущем, попался на удочку и сгоряча, словно ему подсунули подержать в руках раскаленное железо, довольно неуклюже лавируя между рискованными выражениями, высказался – он больше не в силах был сносить упреки:
– Во-первых, она не проститутка… Она – буженина, повкуснее некоторых будет, и нечего вешать ярлыки! Слушать противно! – его трудно было узнать: Крючков, тихий Крючков, клокотал от бешенства, он бы не отказался в данный момент от физической расправы над женой. – Во-вторых, я ничего постыдного не совершил, только двадцать лет промучился с геморроем, живя с такой женщиной высоких моральных принципов, как ты… Жаль… А у тебя подмышками уже появились влажные круги от пота…
Фекла от неожиданности опупела:
– Ну и что с того?
– Бедный я, несчастный… Какая ты тупая! Пора изменять – вот что! И отстань от меня. Я не люблю ни тебя, ни ее. Оставь меня в покое! Ни я не занимал у тебя, ни ты мне не должна. Чужая ты мне! Как говорится, чужая беда – смех, своя беда – грех. Подумай над этим и будь здорова! Займись проблемами в интимной жизни. Я не собираюсь платить бесконечно своими рогами…
– Ага! Значит, у тебя ключи и в самом деле есть.
Вот стерва! Знала ведь, на войне главное – победа.
– А ты что думала? Когда я как щенок стоял у двери и скулил, просясь домой, ты наслаждалась любовными утехами, теперь я тебя не буду пускать в мой дом. Ты же не подушки обнимала с гагачьим пухом или готовила лебединые перья, чтобы написать роман о несчастной любви. Мы с тобой квиты, иди слушать кантату развода! – и, особо долго не размышляя, Ефрем распахнул дверь в квартиру, зашел и, с издевательской улыбкой помахав жене, демонстративно взялся за резную ручку. Она рванулась за ним с эгоистическим стремлением к самосохранению. – Начинается борьба за место под солнцем? Не советую тебе делать это, и ни к чему твоя резвая суета, – замысловато произнес Крючков и закрыл вход в теплое пространство прямо перед носом зажравшейся от наглости супруги.
Изгнание из рая состоялось. Но ведь Фекла, олицетворяя собой всех хитрых женщин, не намерена останавливаться. Она найдет дозволительные или не дозволительные приемы того, как обуздать «одичавшего» супруга:
– Кабы боле такого не было, пусть тебе в з… воткнут кактус с касторовым маслом, чтобы в глазах созревали помидоры! – Новый рекорд в генетике и неплохая реклама для «садистов». Только разыщутся ли проявившие заинтересованность к такому злопыхательскому варианту выращивания томатов. Говорят, старому призыву «Берегите мужчин!» учиться поздно, но в то же время утверждают, что тренировать навык «Извлекать урок из события!» никогда не поздно. – Я так хотела бы после этого проверить твой кишечник… – Будто она делала это всю жизнь. Ведь даже опытным акушерам вход туда всегда был закрыт. – Ты и любить-то не умеешь! Ну подожди у меня, погань несчастная! – А теперь гениальное торжество разума: – Я поставлю кодовый замок без ключа и куплю профессиональный секатор «Хирург», отсеку все лишнее…
Известно, ведь, утопающий и за соломинку хватается, но только Фёкла ли, фекальная ли забыла, что муж – он и есть муж, и в Африке, и в гареме также муж, и лучше быть замужем, чем за решеткой.
Почему в природе все существа производят на свет только себе подобных, а люди, как всегда, выделываются? У собаки рождается собака, от тигра – тигр, от шакала – шакал, а вот от человека – всё, что угодно! Давайте лучше вспомним мудрые слова Фаины Раневской: «Отсутствие вкуса – путь к преступлению»…
– А, это ты, Панкрат. Да так… – понуро вздохнул шедший, обменялся с собеседником вялым рукопожатием и попытался засунуть длинные руки в карманы.
– Ладно, не стесняйся, выкладывай, – ухмыльнулся не менее неуклюжий товарищ, в пятый раз поправляя на себе скособоченную мешковатую бледно-голубую безрукавку.
– Чего рассказывать-то?.. Повздорил вчера с женой и в споре легонько стукнул ее по пустой голове, чтоб не верещала, а она как схватила чайник с кипятком да как бросила в меня… – без особого желания поведал о своих печальных семейных приключениях Ефрем. – Чайник попал в пах – знала, куда метит, стерва! – но, слава богу, вода из него выплеснулась в сторону. Дело-то было ночью…
– А что ты по ночам-то не спишь? – спросил Панкрат.
– Тебе-то какое дело, чем я занимаюсь дома? Сам же полюбопытствовал, и будь любезен, не перебивай! Ты просто не представляешь, как мне круто повезло… Ладно, пошли в пивак, выпьем с горя «жидкого чайку».
– Слушай, у меня денег нет, – почесав затылок, жалостливо проскулил хитрый Твердолобов.
– Откуда у старухи трудодни, коль в колхозе не работает. Ха-ха-ха!!! Пошли-пошли, – и горе-семьянин украдкой показал, не вытаскивая из глубокого кармана серых измятых брюк, горлышко бутылочки беленькой. – Она всегда защитит от невзгод! А бабла у тебя никогда и не было, хотя это странно – железнодорожники ведь неплохо получают.
Пиявка присосалась.
– Богатый ты, черт возьми. – У Панкрата от вожделения загорелись глаза, водка для него часто становилась важнее самого святого. – Ладно, в следующий раз я угощу тебя. Мои запасы истощились. – И безоговорочно признался в своей нищете: – Нам пока зарплату не дали…
И старые приятели, не спеша, вразвалочку, походкой, присущей людям, уверенным в следующей минуте своей удачливой жизни, направились к пивбару, который находился рядом с прекрасным природным зеленым уголком города. Крючков взял каждому по три кружки пива, и друзья сразу же, не откладывая удовольствия, пропустили по одной, в следующую порцию пенистого сам бог велел добавить водки, ну а третий бокал отполировал первые два. Ефрем отправился к барной стойке за дополнительной дозой освежающего напитка и принес еще четыре бокала; между делом в пылу распития оба усердно поливали «комплиментами» своих домашних «злых ведьм». Порой собутыльникам казалось, что они развлекаются в лесу, на заросшей уютной травой полянке – так естественно они себя никогда не чувствовали.
– Слушай, Крючков, я тебя вообще не понимаю, – щелкая арахис, важно начал воспитывать спонсора Твердолобов. – У вас детей нет, взял бы кепку, куртку, натянул ботинки да свалил бы из этой тюрьмы, нашел бы себе милую барышню, которая за небольшую ласку с твоей стороны согласится в старости стакан воды тебе подать. И живи по-человечески, радуйся. Брось ты эту свою замызганную Феклу, она еще немало сюрпризов тебе преподнесет. Сделай это, и тогда я тебе первый скажу: «Наконец, мужик, ты избрал правильный путь», – проглатывая пиво большими глотками, показал другу верную дорогу «колбасник».
– Ну ты, туловище без головы! Однако хорошо сказано! Ты заслуживаешь самого высокого ученого звания. Ммм… Напутственно, – обдумывая, как содержательнее ответить, заплетающимся языком пробубнил Ефрем, не привыкший говорить наспех. – Да сегодня она – Фекла, а завтра я стану как красная свекла. И представить боюсь, что будет потом, когда она найдет меня и спросит «Где твоя семья?» Выпустит всю мою пунцовую кровь своими блестящими белыми зубками – ответить не успею… Понимаешь, мне невыносимо тошно и скверно, но и умирать я еще пока не намерен…
– Ты всегда был ее рабом, им и останешься… Этого следовало ожидать. Ты ее страшишься, – щелкнул пальцами Панкрат, вернее, попытался щелкнуть, так как они все время разъезжались от опьянения. – Никак не хочешь ощутить долгожданную свободу. Вот смотри, ты считаешь, она будет рада видеть тебя в таком виде? Думаю, нет. Надо искать женщину, которая всегда будет рада! Тогда твое имя не исчезнет из этого мира без следа!
Подобная искра таланта остроумия, вдруг сверкнувшая в Твердолобове, способна заставить написать стихи, поэму, роман, даже завещание после смерти…
– Чего ты впустую воздух молотишь, как истеричный больной? Распустился как боярышник! – горячо возмутился Крючков, но, тут же успокоившись, добавил: – Ты думаешь: так легко от нее избавиться? И что принесет мне будущее? Короче, меняем тему! Сам разберусь.
– Да брось ты, не канючь. Я бы от такой давно избавился. Вот гляжу я на тебя…
– Вот-вот, сегодня подумай, завтра скажешь. Слушай, Панкрат, я тебе и пиво купил, и водочкой угостил, почему ты уверен, что имеешь право меня оскорблять и поучать? Где твое джентльменство?.. Змей! Не зря у тебя фамилия Твердолобов. Еще бы назвали Пустоголовик. Ха-ха-ха! Раскинь не имеющимися мозгами! Ну как, звучит?
– Звучит-звучит, – опустил голову Панкрат и задумался: «Вера первобытных людей в существование духа во всем анимизмом называется, а Крючков занимается нехорошим делом, и, как мне кажется, называется это почти также». Кратковременные вспышки света кончились, хотя что спьяну в голову не взбредет, иногда и научные открытия играючи совершаются. Ефрем стал искать по своим карманам гроши, чтобы купить еще пива. Что-то нащупал, а когда стал вытаскивать, обронил ключи от квартиры. Те упали на его же ботинки, потом на пол, но их глухой стук, увы, не донесся до мужика. – Ладно, Крючок, раз теперь ты меня оскорбляешь, тогда пойди возьми еще по бокалу пива, – разгадал намерение приятеля Твердолобов. – Выпьем и пойдем, – не стал он ломать старый обычай на посошок.
Крючков, прислушавшись к мнению «большинства», выписывая пьяными пятками вавилоны, кое-как добрался до стойки, но все-таки смог принести, не разлив, два бокала. Выпив, они начали обниматься, горланить песни, истерично крича, вскоре из бара их благополучно вытурили, и друзья, угомонившись, поплелись по домам.
Ефрем с грехом пополам достиг своего дома, а он был пятиэтажный. Лифт в таких зданиях не предусмотрен, и превратить иногда движимое «недвижимое имущество» подъездов в туалет после дербалызнутого пива не имелось возможности. Чего нет, того и не имеешь! Крючков кое-как поднялся на четвертый этаж, тщательно считая ступеньки лестницы. Он выполнял это упражнение ежедневно, в чем проявлялся его явный математический талант. Подойдя к двери квартиры, пьяный мужик позвонил, но дверь ему никто не открыл. Ефрем озадаченно сдвинул брови, долго и неумело поковырялся в карманах, а ключей-то тю-тю.
Мы же взрослые люди и прекрасно знаем, что требуется человеку после пива. Вот и Крючков, забыв о том, что минуту назад жаждал зайти в квартиру, сбежал стремглав по лестнице вниз, нашел укромное место за толстым стволом дерева и пристроился, уронив от наслаждения голову на грудь. Он успел только выдохнуть: «Вот теперь понимаю, что такое настоящее счастье!», а дальше уже ничего не помнил. Веселые глаза счастливца закрылись, мгновение, и наступил мрак! Случайно проходящий мимо прыткий дружинник – обломок советского режима исполинского роста – без зазрения совести отобрал у мужика кратковременные моменты блаженства земным благополучием.
Дагестанский поэт Расул Гамзатов лучше, чем Чарльз Дарвин, проследил пути прогресса и регресса человека:
Произойти от обезьяны
Был человеку путь не мал.
В обратный путь пустился пьяный,
За час опять животным стал…
Бог богат и великодушен, поэтому одарил народную медицину уникальным древним рецептом «Пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь», но природа слишком прямолинейна, она смогла окружить человека густыми зарослями тропических джунглей и одарить катаньем на лодке в крокодиловых озерах. И не надо было морочить голову людям, создавая за горой капитализм, а в степи социализм. Жуткая несуразность! Посему следует заслуженный упрек в ее адрес: непредусмотрительность в наличии мест для декоративных фонтанов «Лето в детском возрасте».
Утром субботнего дня Крючкова, ошеломленного обстоятельствами, разбудили в беспроцентном вытрезвителе, и молодой офицер жестоко выпнул его на улицу, провожая словами: «Мы благородного происхождения, поэтому или плати за крышу над головой, или убирайся». Ефрем застонал, перебирая всех изящными словами, в том числе и Панкрата, но добрался-таки до дома пешком, несмотря на то что на улице дул сильный холодный ветер. Уставший, он позвонил в дверь. Жена, скрытая за бигудями, открыла и удивленно уставилась на блудного мужа, будто он – курчавый баран, заявившийся в нотариальную контору:
– Где ты по ночам шляешься, скотина? – желчный поток вылился на страдальца от зеленого змия. – Ну, валяй, что у тебя на этот раз! – выставляя напоказ вызывающие аппетит ляжки, потребовала истеричная Фёкла.
– В трамвай не мог попасть, – отмежевался Ефрем, чувствуя себя немного виноватым: «Что это я, впрямь, дом забросил?», хотя совестливый мужик не знал, что, в тот момент, когда он поздно вечером отчаянно топтался у порога, его обнаглевшая и обуреваемая страстями жена была занята своим любовником, и ей было не до тренькающей двери.
Зацелованная ненасытным «возлюбленным», доступная женщина улыбнулась про себя и не на шутку обрадовалась ответу непридирчивого мужа, поскольку вчера, услышав звонок, всё же немного напугалась – кому хочется быть застигнутым врасплох в неглиже с чужим мужиком. И в ее круглой головке закрутился вопрос: «Кто же тогда звонил? Кажется, и в замке ковырялись? Или мне послышалось? Если грабители, то они зашли бы… Или я была настолько пьяна, что всё перепутала».
– Что ты врешь? В трамваях уже для тебя место не оставляют? – с истерическим смехом начала раскручивать мужа на извинения жеманница.
– Какого черта так сильно орешь? Закругляйся! Верещишь, аж тошно. Я не вру!
– Скажи, сам жив-здоров воротился и, слава Богу. Давай уж, не стесняйся, выговорись!
В ответ Крючков что-то промямлил, и Фёкла милостиво, как-то сразу подобрев, пропустила его в квартиру. Из объяснений мужа «пупсик в шалаше»* поняла: ночь тот провел с коллегами по бутылке.
– Так почему ты сам не смог открыть дверь?
– Не помню, где я ключи потерял: то ли в пивбаре, то ли по дороге, то ли в вытрезвителе.
– Ах, сволочь, воры ведь найдут их и обкрадут нас! – от такого ответа Ефрема Фёклу как будто парализовало.
М-да, если бы жулики нагрянули, то очень бы удивились «изобилию» нажитого семейством имущества…
– Я ничего не боюсь, потому что уже ничего не имею.
– Мерзавец! – яростно зашипела жена Крючкова. – Я тебе свои ключи не дам. Иди и ищи те, что потерял. Надрался так, что до квартиры доползти сил не хватило…
И начались мытарства Ефрема. Где бы он ни был, всюду искал свои ключи, но, увы, они никак не хотели еще раз встретиться с хозяином. А Фёкле это было только на руку, каждый день она подначивала мужа издевками: «Куда же запропастился ключ? Надоело из-за тебя с кровати вставать. Да и вообще, твой ли это теперь дом?» Дошло до того, что «верная» жена уже без страха и зазрения совести, когда ей было удобно, приводила в квартиру своих ненасытных и пошлых любовников, и дверь во время утех, посмеиваясь до коликов в животе, своему законному не отворяла.
Изумрудные воды залива иногда становятся серого цвета. Ефрем был доверчивым человеком, но наглость супруги была настолько явной, что даже он – воплощение наивности – стал подозревать ее в нечистой игре. Поэтому в один из субботних дней, включив определенную силу воображения и применив ловкость рук, мужик стащил из ее дамской сумочки ключи и побежал в мастерскую, где делают дубликаты. Он заказал себе аж три экземпляра и быстро вернулся домой, а пока их изготавливали, занимал жену разговорами и домашними делами, чтобы у той не возникло желания выходить на улицу и таскаться по магазинам. На его благо, стирки за месяц накопилось много, женщина была и так занята, но муж резво, суетливо и, как никогда, усердно помогал ей справиться с заботами по хозяйству. Крючков даже похлебку сварил, чего ни разу в своей семейной жизни не делал, чем донельзя удивил Фёклу: супруга была растрогана до глубины души и перестала отчитывать мужа как неаккуратного ребенка. Вечером заветные ключи были у Ефрема в кармане. Один экземпляр он оставил у себя на работе на всякий аварийный случай. Жена же не догадывалась, что Крючков что-то задумал, ведь мужу редко удавалось обвести ее вокруг пальца. Эх, самолюбие, как же ты слепо!
После этих событий прошло где-то месяца два-три. Одна женщина с работы, которую звали Зинаида Казакова, весьма соблазнительно выглядела и обладала приятными чертами лица. Она давно провожала чувственными взглядами Ефрема и всячески намекала ему на возможное «сладкое» будущее. Катакомбы перестройки и гласности развили неуемное воображение демократичных коммерческих сделок между неугомонными мужчинами и женщинами. К тому же врожденные способности человека и всеобщая двойственность природы заставляют его идти к отдаленной цели, не сворачивая. Такой путеводной звездой для Зины оказался Крючков. Она была весьма интересной дамой и от отсутствия кавалеров не страдала. Но чем-то именно Ефрем пришелся ей по вкусу. Разве женщин поймешь? Особенно тогда, когда они озабочены общеизвестным простым вопросом: «Как привязать к себе мужчину?»
Муж Казаковой год назад погиб в автокатастрофе, и она, как говорят, была «холостая». После короткой беседы в роковой, а может быть, и счастливый для обоих обеденный перерыв между Ефремом и Зиной установился тесный контакт, дальше активно пошли шуры-муры, и вскоре он, когда единственный взрослый сын вдовы уехал в командировку, посетил милую. Люди понравились друг другу. Крючков понял, что Зиночка – не парковая мимолетная любовь, а неиссякаемая волшебная шкатулочка страстных чувств. Но, когда вскоре не вовремя вернулся отпрыск Казаковой, «молодой чете» встречаться стало негде. А Ефрему позарез надо было еще хотя бы пару раз «обняться» с Зиночкой, которая никогда ничего не брала за свой труд, и он, сильно сокрушаясь из-за препятствия, недолго думая, рискнул пригласить ее к себе: практика является источником познания. Хорошо всё продумав и рассчитав, мужик, договорившись с Зинаидой, прекрасно знал, что жена должна в это время быть на работе. Любовники едва приступили к доказательству того, что любовь есть хотение, но не прошло и получаса, как противно, во всю мощь своей несправедливости, начал, не переставая, греметь звонок.
Ефрем глухим голосом тихо объяснил подруге:
– По всей вероятности, я не могу обходиться без трудностей. Кажется, это моя жена, – и злорадно улыбнулся. – Гуляет, где хочет, а я в силу обязательств должен обращаться с ней вежливо, чтобы она мираж удачи не пропустила со своими любовниками. Надо мной уже люди смеются. Она практически превратила меня в ничтожество… Ведьма! Старое дырявое ведро!.. Только странно, что звонит. Она – темный лес для меня… – пылая гневом, муж Феклы рассказал Зине, что с ним недавно произошло. – Она ведь в курсе, что у меня ключей нет, чего в пустую квартиру трезвонить?.. Я не выдержу этого. И так столько терпел. – Он действительно мог гордиться своей выдержкой. – Пойти потолковать с ней, что ли?
– Зачем тебе это? Но я согласна с тобой. Нельзя же мужика эксплуатировать безгранично, – угрюмо поддержала его Казакова, и повисло неестественное молчание…
Вот и вышло так, что теперь уже Ефрем не открыл жене дверь, мстительно ожидая, когда она уберется, поскольку считал, что она так и не оправдалась перед ним.
Но и Фекла не дура! Она, недолго думая, прыгнула в тот же вечер к молодому и холостому соседу в постель. Нашла баба выход, как вылечить изнурительную болезнь.
Среди ночи Крючков, теперь уже заклятый враг жены, детально обследовав прилегающие к квартире территории, понял, что путь чист, и выпроводил подругу. А через несколько минут сам, безумно счастливый, тоже шмыгнул в темноту, еле поспевая за неугомонной женщиной…
Иногда улица для утех лучше, чем теплая квартира...
Вечером следующего дня, где-то около шести часов вечера, Ефрем пришел с работы. И нисколько не удивился, увидев, что около двери, прислонившись к лестничным перилам, торчит жена, с высоко зачесанными волосами, в короткой юбке с разрезами по бокам, и трясется, словно подхватила желтую лихорадку. «Точно, бабья жизнь проклятая. Разные периоды жизни и бабы разные. Но тебя-то я уже знаю как облупленную», – подумал Крючков, хотел поздороваться и невозмутимо пройти мимо как ни в чем не бывало. Мало ли, чего она тут стоит, не надо лезть в личное пространство человека. Но все же не удержался и, едва сдерживая смех, безразлично спросил:
– Ты кого здесь караулишь?
– А-а-а, дезертир, попался! Разумеется, тебя! – жадно наблюдая, как двигаются его губы, презрительно ответила супруга. – Что зарос в землю, не думал меня здесь увидеть?
– Глазам не верю! С каких пор ты стала меня так встречать, как короля – при полном параде? – недоверчиво окинул взглядом свою жену Крючков.
– А почему бы и нет?
– Ладно, не заливай. Наверно, просто заблудилась. – Тут Ефрем засек, что Фекла одной рукой медленно все выше и выше поднимает подол ярко-синей юбки, обнажая весьма недурные бедра, на поверхности которых не было и капельки жира. Он, вообразив ее без одежды, в душе сказал себе: «Не женщина, а настоящий диван «Ажур». Неплохая офисная мебель для дома. Что же я на стороне-то ищу?». Мгновенно в нем вспыхнуло пламя желания, но мужик, понимая все же, что мечтать вредно, с трудом сдержался: – Не делай так, украдут тебя добрые друзья. Хоть сто рублей да наши. Не считай себя всесильной, ты живешь среди людей, а люди – те же звери, забыла?!
– Не бойся, я не донна и не девушка, и прятаться в амфоре не собираюсь, – не в бровь, а прямо в глаз. Глаз-то волком смотрит, а на лице ее отразилась неимоверная скука. Хотя тут она кривила душой. Говорят, что женщинам всего дороже их красота, так в макаронной фабрике гордятся длиной макаронины. – Просто я тоже ключи потеряла. Крючков, будешь со мной всю ночь, притом ежесуточно, – и она по всем правилам искусства соблазнения подала вперед свои естественные возвышенности, по-иному отменные груди, так, будто в них кипяток булькал. Фекла несомненно знала себе цену. – Будет тебе над чем ломать голову.
– Ну и как мы в квартиру попадем, душка?
– Да хватит врать-то! Что ты мне голову морочишь? – зло выплюнула супруга Ефрема. Ноздри ее были раздуты. – То, что ты дурак, это ясно. Идти в гору тебе не под силу. А меня-то зачем за дуру принимаешь? Мне соседи доложили, что вчера ночью ты был здесь со своей проституткой. И даже не надейся, что у меня тут же начнутся боли в левой половине грудной клетки. Сдался ты мне!
Огонь ревности успел причинить ущерб, или какие-то новые непонятные чувства зародились во Вселенной? Сама женщина вытворяла всякие мошеннические проделки и хоть бы хны. Но бедный Крючков, похожий на прозрачный забор, не уловил предупредительные сигналы о грядущем, попался на удочку и сгоряча, словно ему подсунули подержать в руках раскаленное железо, довольно неуклюже лавируя между рискованными выражениями, высказался – он больше не в силах был сносить упреки:
– Во-первых, она не проститутка… Она – буженина, повкуснее некоторых будет, и нечего вешать ярлыки! Слушать противно! – его трудно было узнать: Крючков, тихий Крючков, клокотал от бешенства, он бы не отказался в данный момент от физической расправы над женой. – Во-вторых, я ничего постыдного не совершил, только двадцать лет промучился с геморроем, живя с такой женщиной высоких моральных принципов, как ты… Жаль… А у тебя подмышками уже появились влажные круги от пота…
Фекла от неожиданности опупела:
– Ну и что с того?
– Бедный я, несчастный… Какая ты тупая! Пора изменять – вот что! И отстань от меня. Я не люблю ни тебя, ни ее. Оставь меня в покое! Ни я не занимал у тебя, ни ты мне не должна. Чужая ты мне! Как говорится, чужая беда – смех, своя беда – грех. Подумай над этим и будь здорова! Займись проблемами в интимной жизни. Я не собираюсь платить бесконечно своими рогами…
– Ага! Значит, у тебя ключи и в самом деле есть.
Вот стерва! Знала ведь, на войне главное – победа.
– А ты что думала? Когда я как щенок стоял у двери и скулил, просясь домой, ты наслаждалась любовными утехами, теперь я тебя не буду пускать в мой дом. Ты же не подушки обнимала с гагачьим пухом или готовила лебединые перья, чтобы написать роман о несчастной любви. Мы с тобой квиты, иди слушать кантату развода! – и, особо долго не размышляя, Ефрем распахнул дверь в квартиру, зашел и, с издевательской улыбкой помахав жене, демонстративно взялся за резную ручку. Она рванулась за ним с эгоистическим стремлением к самосохранению. – Начинается борьба за место под солнцем? Не советую тебе делать это, и ни к чему твоя резвая суета, – замысловато произнес Крючков и закрыл вход в теплое пространство прямо перед носом зажравшейся от наглости супруги.
Изгнание из рая состоялось. Но ведь Фекла, олицетворяя собой всех хитрых женщин, не намерена останавливаться. Она найдет дозволительные или не дозволительные приемы того, как обуздать «одичавшего» супруга:
– Кабы боле такого не было, пусть тебе в з… воткнут кактус с касторовым маслом, чтобы в глазах созревали помидоры! – Новый рекорд в генетике и неплохая реклама для «садистов». Только разыщутся ли проявившие заинтересованность к такому злопыхательскому варианту выращивания томатов. Говорят, старому призыву «Берегите мужчин!» учиться поздно, но в то же время утверждают, что тренировать навык «Извлекать урок из события!» никогда не поздно. – Я так хотела бы после этого проверить твой кишечник… – Будто она делала это всю жизнь. Ведь даже опытным акушерам вход туда всегда был закрыт. – Ты и любить-то не умеешь! Ну подожди у меня, погань несчастная! – А теперь гениальное торжество разума: – Я поставлю кодовый замок без ключа и куплю профессиональный секатор «Хирург», отсеку все лишнее…
Известно, ведь, утопающий и за соломинку хватается, но только Фёкла ли, фекальная ли забыла, что муж – он и есть муж, и в Африке, и в гареме также муж, и лучше быть замужем, чем за решеткой.
Почему в природе все существа производят на свет только себе подобных, а люди, как всегда, выделываются? У собаки рождается собака, от тигра – тигр, от шакала – шакал, а вот от человека – всё, что угодно! Давайте лучше вспомним мудрые слова Фаины Раневской: «Отсутствие вкуса – путь к преступлению»…