Она лежала на больничной постели в больнице, которую в этой стране называют госпиталем. Много лет прошло с тех пор, как она здесь оказалась, много всего случилось, но так и не пришло к ней чувство покоя, хотя она с самого начала этой жизни понимала, что всё это ей прямое наказание за то, что она совершила в той другой жизни. Чувство вины и греха никогда не покидало её, хотя она и уехала далеко от того места, где совершила преступление.
Исповеди и различные откровения и самобичивания не помогали. Она пробовала, разумется, как ей и советовали– не думать , не вспоминать..не помогало. Она даже однажды попробовала довольно смешной способ, рекомендуемый опытными психиатрами. Она мысленно положила свой грех в железный ящик и выбросила его в близлежащий океан. И что же? Этот ящик моментально появился в другом месте. Ну, знаете, как с тем пятном, которое невозможно стереть. Буквально так.
А еще это жуткое чувство жуткости содеянного имело свойства вполне материальные. Порой оно разного вида пресмыкающимися вползало и выползало отовсюду, изо всех щелей и углов. Порой это были тараканы. Но постоянно это было неуничтожимой пылью, покрывающей всю её жизнь. И стереть эту пыль не представлялось возможным.
Она пробовала уговаривать себя перед сном, чтобы не увидеть ночью своего греха в полном объеме. Не помогало. Всякие лекарства наоборот усиливали реальность сновидений. А сновидения, надо сказать, были страшными и однообразными. Она постоянно и безуспешно старалась выбежать из охваченного пламенем деревянного барака. И постоянно и страшно из всех закрытых наглухо дверей комнтат, расположенных по сторонам коридора, по которому она бежала раздавался детский крик и явственно слышалось страшное слово «Мама».
Много лет назад, когда она была молода, она бросила кольцо, подаренное ей любимым, об асфльт на проезжую часть и кольцо укатилось неизвестно куда. Именно тогда она решилась. Была больница и страшные люди в белых халатах. Было полное забвение и тот покой, которого она так желала теперь, когда она опять в больнице и ей 92 года. И нет сейчас покоя, потому что она в полном сознании.
Нет не лишил её Господь разума, чтобы наказать, скорее наоборот. Вот за занавеской лежит и стонет соседка по палате. Ей значительно меньше лет, но она абсолюто лишена памяти. Ничего, абсолютно, ничего не помнит. Никого не узнает, даже своих детей. И всё!. Не правда ли, благодать?
А вот к ней даже здесь через щели под закрытыми на ночь дверями вползает её грех. Не раскаяние , не страх, а просто грех. Он имеет телесность и силу. В молодости она была уверена, что её тело принадлежит ей, и только ей, и что ее мысли и чувства принадлежат ей, и только ей. Она думала, что безраздельно владеет собой и может делать с собой, что угодно. Именно поэтому, когда она распорядилась своим телом так, что ей, по непонятным причинам, стало невыносимо больно и плохо, она решила ещё раз распорядиться своим телом. Она перерезала вены и чуть не умерла, но ее спасли. Спасли, как и тогда , в другой больнице и в другой жизни.
Тогда женщина врач сказала, что уж очень много крови она потеряла, и что они едва спасли ей жизнь. Они ли спасли? Она потом часто думала, что это, как с её сознанием. Кто-то постоянно заботится о том, чтобы она жила долго и в полном сознании. Ни на минуту, она не переставала думать, и думать, и думать о своем грехе. И было мало ночей за все эти 70 лет, когда бы ей не снился коридор горящего барака.
Но вот в этом госпитале, как они называют больницу для стариков, где она лежит на кровати, оборудованной всякими технологическими погремушками, ей скоро сделают давно желанный укол. Да, да, здесь убивают стариков и даже тех, кто значительно моложе ее и тех., кто уже ничего не помнит. Все знают это, и она знает, потому что ее дочь голосовала за эфтаназию в их штате. Проект был принят большинством голосов.
Вопрос состоял только в том, когда и при каком антураже. Они хотят, чтобы присутствовали все близкие. Но она решила, что не надо. Не надо никаких близких, тем более, что близкими они никогда ей не были. И всё же, надо их пожалеть и освободить от воспоминаний и страшных снов.
Сегодня ей сделали укол, все было безболезненно. Наконец, её оставило сознание. Но в тот момент, когда оно окончательно покидало её он увидела перед собой женщину в белом халате и услышала явственно слова : «Что же ты наделала? Там уже были ручки и ножки».
Исповеди и различные откровения и самобичивания не помогали. Она пробовала, разумется, как ей и советовали– не думать , не вспоминать..не помогало. Она даже однажды попробовала довольно смешной способ, рекомендуемый опытными психиатрами. Она мысленно положила свой грех в железный ящик и выбросила его в близлежащий океан. И что же? Этот ящик моментально появился в другом месте. Ну, знаете, как с тем пятном, которое невозможно стереть. Буквально так.
А еще это жуткое чувство жуткости содеянного имело свойства вполне материальные. Порой оно разного вида пресмыкающимися вползало и выползало отовсюду, изо всех щелей и углов. Порой это были тараканы. Но постоянно это было неуничтожимой пылью, покрывающей всю её жизнь. И стереть эту пыль не представлялось возможным.
Она пробовала уговаривать себя перед сном, чтобы не увидеть ночью своего греха в полном объеме. Не помогало. Всякие лекарства наоборот усиливали реальность сновидений. А сновидения, надо сказать, были страшными и однообразными. Она постоянно и безуспешно старалась выбежать из охваченного пламенем деревянного барака. И постоянно и страшно из всех закрытых наглухо дверей комнтат, расположенных по сторонам коридора, по которому она бежала раздавался детский крик и явственно слышалось страшное слово «Мама».
Много лет назад, когда она была молода, она бросила кольцо, подаренное ей любимым, об асфльт на проезжую часть и кольцо укатилось неизвестно куда. Именно тогда она решилась. Была больница и страшные люди в белых халатах. Было полное забвение и тот покой, которого она так желала теперь, когда она опять в больнице и ей 92 года. И нет сейчас покоя, потому что она в полном сознании.
Нет не лишил её Господь разума, чтобы наказать, скорее наоборот. Вот за занавеской лежит и стонет соседка по палате. Ей значительно меньше лет, но она абсолюто лишена памяти. Ничего, абсолютно, ничего не помнит. Никого не узнает, даже своих детей. И всё!. Не правда ли, благодать?
А вот к ней даже здесь через щели под закрытыми на ночь дверями вползает её грех. Не раскаяние , не страх, а просто грех. Он имеет телесность и силу. В молодости она была уверена, что её тело принадлежит ей, и только ей, и что ее мысли и чувства принадлежат ей, и только ей. Она думала, что безраздельно владеет собой и может делать с собой, что угодно. Именно поэтому, когда она распорядилась своим телом так, что ей, по непонятным причинам, стало невыносимо больно и плохо, она решила ещё раз распорядиться своим телом. Она перерезала вены и чуть не умерла, но ее спасли. Спасли, как и тогда , в другой больнице и в другой жизни.
Тогда женщина врач сказала, что уж очень много крови она потеряла, и что они едва спасли ей жизнь. Они ли спасли? Она потом часто думала, что это, как с её сознанием. Кто-то постоянно заботится о том, чтобы она жила долго и в полном сознании. Ни на минуту, она не переставала думать, и думать, и думать о своем грехе. И было мало ночей за все эти 70 лет, когда бы ей не снился коридор горящего барака.
Но вот в этом госпитале, как они называют больницу для стариков, где она лежит на кровати, оборудованной всякими технологическими погремушками, ей скоро сделают давно желанный укол. Да, да, здесь убивают стариков и даже тех, кто значительно моложе ее и тех., кто уже ничего не помнит. Все знают это, и она знает, потому что ее дочь голосовала за эфтаназию в их штате. Проект был принят большинством голосов.
Вопрос состоял только в том, когда и при каком антураже. Они хотят, чтобы присутствовали все близкие. Но она решила, что не надо. Не надо никаких близких, тем более, что близкими они никогда ей не были. И всё же, надо их пожалеть и освободить от воспоминаний и страшных снов.
Сегодня ей сделали укол, все было безболезненно. Наконец, её оставило сознание. Но в тот момент, когда оно окончательно покидало её он увидела перед собой женщину в белом халате и услышала явственно слова : «Что же ты наделала? Там уже были ручки и ножки».