Продолжение.
Начало в №№ 90-93.
В лагере двое моих подельников по побегу Саня
Могила и казах Марат Жумабаев. Они соскочили
первыми, следом за Пантелеем. Задержали их неде-
ли через две у кого-то на даче.
Жумабаев забился в мужичий отряд, я его и не ви-
дел. Могилу подтянули блатные, и он сходу принял-
ся наводить «воровские движения».
В лагере у любого человека остаются два направ-
ления: вниз или вверх. Если он сумеет не покатить-
ся вниз, то идёт вверх.
Я дремал на шконке, когда меня разбудил Саня.
Он вошёл в барак с холода, раздражённый и злой.
– Развелось козлоты, – сказал он, – в барак к по-
рядочным арестантам зайти невозможно… Шныри
скоро пропуск начнут спрашивать, как мусора.
Саня по лагерным меркам одет, как Денди. Чёр-
ный милюстиновый лепень, пошитая у лагерного
умельца-портного кепка-пидорка с широким ко-
зырьком.
По новой фене это уже не пидорка – феска.
Я достал сигарету.
– Шикарно выглядишь, – сказал Саня. – Худой!
Стройный!
Мы долго хлопали друг друга по плечам.
– Как там Пантелей? – спрашивал Саня. – Что у
Жени?
– Лёня выхватил пятнашку, уехал на крытую. Ки-
пиш уже дома. Обещал передачу, но чего-то не спе-
шит.
Бывший подельник принёс мне сигареты, чай.
Посидел у меня в проходе. Побренчал чётками.
– Ну, ты обращайся, если что. Поможем... Кому
надо, укажем...
Я заверил, что обязательно обращусь.
Мой знакомый по дурке Олег тоже был в лаге-
ре. Уже работал дневальным, или шнырём моего
отряда. Всего лишь пару месяцев назад на крутой
лестнице лагерной иерархии он был всего лишь че-
ловеком из толпы, стоящей внизу. Но сейчас уже
поднялся на ступень выше.
Теперь он был совсем другой, важный. Выглядел,
как аким в современной Киргизии.
Так я понял, что в критических ситуациях про-
является истинное лицо человека. Причём, в таком
виде, который он не мог предположить и сам.
Вероятно, сладки были ему нынешний статус и
то право, которым он теперь обладал. А кое-какие
права у него были, ибо он ещё назначал, кому мыть
полы.
И люди туда требовались постоянно, так как пло-
щадь полов в бараке была обширной и постоянно
грязной.
В отряде его начали побаиваться, так он ходил к
куму, минуя отрядника.
Всё это завышало самооценку его собственных
поступков. Неизбежно наступало гипертрофиро-
ванное осознание своей значимости.
Кто-то сказал про него: «Важный, как манды
клок». Выражение понравилось.
Погоняло дали – Клок.
В одной секции барака со мной оказался ингуш
Алихан Тебоев. Алик по-нашему. Кентовался он с
чеченцами, их в зоне было человек пять. Алихан
был неплохой парень, честный, порядочный. Я
знал его ещё по тюрьме. Несколько раз пересекался
с ним в транзитной хате, во время этапов.
В тот день Алик с круглыми глазами влетел в сек-
цию, вытянул из ботинка выкидной нож, бросил
его мне.
– Прибери. Меня менты в ШИЗО пакуют. Клок,
сука, докладную написал.
Только я успел спрятать выкидуху в матрас, зашёл
Вася Мент. Увёл Алика в надзорку.
Вечером чеченцы оттянули Клока в сторону,
спросили:
– Где Алик? Что случилось?
Клок сделал большие глаза, стал клясться мамой,
что ничего не знает.
«Если ты сейчас промолчишь, то считай, что тебя
уже нет», – пронеслось в моей голове.
Я поднялся с кровати и крикнул:
– Это же ты, сука кумовская, Алика сдал!
Вокруг нас образовалась плотная тишина.
Клок сорвался с места. Выбежал в коридор. Через
несколько минут в секцию зашли шныри, несколь-
ко бригадиров.
Кто-то ударил меня в лицо. Я упал, и прежде
чем успел подняться, меня начали бить ногами. Я
уткнулся лицом в ещё мокрый пол. Удары прихо-
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
дились на тело, руками я успевал лишь закрывать
голову. Запомнились пудовые зэковские ботинки
с тупыми носами. Я был уверен, это Клок. Он всё
время норовил пнуть меня по голове.
Потом, уже через много лет после освобождения
я читал воспоминания Вадима Туманова, много лет
отсидевшего на Колыме и ставшего первым совет-
ским миллионером. Он писал о том, что и сам ка-
ким-то образом за мгновенье до удара даже через
ватник или бушлат безошибочно чувствовал, куда
он придётся. Подтверждаю, так и есть.
Уворачиваясь от ударов, я крутился как уж, боясь,
что уже не встану.
Никто, ни мужики, ни блатные не вмешивались.
Чеченцы тоже стояли в стороне, зыркали по сто-
ронам. Что-то гырчали по-своему.
Я чувствовал себя беспомощно и мерзко. Лицо
было разбито, зубы покрошены, болели рёбра.
Клок улыбался.
– Ой! Что это с тобой? Упал? – спрашивал он с
притворным испугом.
Во рту у меня скопилась кровь. Я сплюнул на пол.
– Ладно, – сказал я, – ты не переживай. Мы разбе-
рёмся, – и вышел из барака.
Рядом с Виталиком сидели Миша Колобок и не-
знакомый чернявый парень, баюкающий руку со
скукоженными пальцами. На нём была чёрная фут-
болка с вырезом на груди. Из выреза выглядывал
белый алюминиевый крестик.
Ребята собирались чифирить. Над закопчённой
кружкой поднималась жёлтая пенная шапка.
Колобок перелил чай.
– Кто тебя? – спросил Виталик.
– Козлы, – ответил я. – Клок и шныри.
Чернявый протянул мне кружку:
– Ну, давай, сейчас чифирнём и сходим.
Миша Колобок промолчал.
Я спросил чернявого, кивая на руку.
– Не помешает?
Виталик засмеялся.
– Ни в коей мере. Женя работает ногами пример-
но так же, как ты кулаками. Женя, покажь!
Парень усмехнулся, скинул с ноги ботинок и, со-
вершенно не напрягаясь, почесал большим пальцем
ноги у себя за ухом.
Я уважительно кивнул головой.
– Да-ааа! Мастерство не пропьёшь.
Чифирнуть мне не дали. Через несколько минут в
коридоре раздался топот сапог.
Вася-Мент поманил меня пальцем:
– Пошли. ШИЗО по тебе плачет!
Предупредил:
– Шаг вправо, шаг влево – считается побег. Бью
дубиналом. Больно! Без предупреждения!
Виталик сунул мне в карман спичечный коробок.
Буркнул:
– Там мойка. Аккуратней!
Продолжение следует.
Начало в №№ 90-93.
В лагере двое моих подельников по побегу Саня
Могила и казах Марат Жумабаев. Они соскочили
первыми, следом за Пантелеем. Задержали их неде-
ли через две у кого-то на даче.
Жумабаев забился в мужичий отряд, я его и не ви-
дел. Могилу подтянули блатные, и он сходу принял-
ся наводить «воровские движения».
В лагере у любого человека остаются два направ-
ления: вниз или вверх. Если он сумеет не покатить-
ся вниз, то идёт вверх.
Я дремал на шконке, когда меня разбудил Саня.
Он вошёл в барак с холода, раздражённый и злой.
– Развелось козлоты, – сказал он, – в барак к по-
рядочным арестантам зайти невозможно… Шныри
скоро пропуск начнут спрашивать, как мусора.
Саня по лагерным меркам одет, как Денди. Чёр-
ный милюстиновый лепень, пошитая у лагерного
умельца-портного кепка-пидорка с широким ко-
зырьком.
По новой фене это уже не пидорка – феска.
Я достал сигарету.
– Шикарно выглядишь, – сказал Саня. – Худой!
Стройный!
Мы долго хлопали друг друга по плечам.
– Как там Пантелей? – спрашивал Саня. – Что у
Жени?
– Лёня выхватил пятнашку, уехал на крытую. Ки-
пиш уже дома. Обещал передачу, но чего-то не спе-
шит.
Бывший подельник принёс мне сигареты, чай.
Посидел у меня в проходе. Побренчал чётками.
– Ну, ты обращайся, если что. Поможем... Кому
надо, укажем...
Я заверил, что обязательно обращусь.
Мой знакомый по дурке Олег тоже был в лаге-
ре. Уже работал дневальным, или шнырём моего
отряда. Всего лишь пару месяцев назад на крутой
лестнице лагерной иерархии он был всего лишь че-
ловеком из толпы, стоящей внизу. Но сейчас уже
поднялся на ступень выше.
Теперь он был совсем другой, важный. Выглядел,
как аким в современной Киргизии.
Так я понял, что в критических ситуациях про-
является истинное лицо человека. Причём, в таком
виде, который он не мог предположить и сам.
Вероятно, сладки были ему нынешний статус и
то право, которым он теперь обладал. А кое-какие
права у него были, ибо он ещё назначал, кому мыть
полы.
И люди туда требовались постоянно, так как пло-
щадь полов в бараке была обширной и постоянно
грязной.
В отряде его начали побаиваться, так он ходил к
куму, минуя отрядника.
Всё это завышало самооценку его собственных
поступков. Неизбежно наступало гипертрофиро-
ванное осознание своей значимости.
Кто-то сказал про него: «Важный, как манды
клок». Выражение понравилось.
Погоняло дали – Клок.
В одной секции барака со мной оказался ингуш
Алихан Тебоев. Алик по-нашему. Кентовался он с
чеченцами, их в зоне было человек пять. Алихан
был неплохой парень, честный, порядочный. Я
знал его ещё по тюрьме. Несколько раз пересекался
с ним в транзитной хате, во время этапов.
В тот день Алик с круглыми глазами влетел в сек-
цию, вытянул из ботинка выкидной нож, бросил
его мне.
– Прибери. Меня менты в ШИЗО пакуют. Клок,
сука, докладную написал.
Только я успел спрятать выкидуху в матрас, зашёл
Вася Мент. Увёл Алика в надзорку.
Вечером чеченцы оттянули Клока в сторону,
спросили:
– Где Алик? Что случилось?
Клок сделал большие глаза, стал клясться мамой,
что ничего не знает.
«Если ты сейчас промолчишь, то считай, что тебя
уже нет», – пронеслось в моей голове.
Я поднялся с кровати и крикнул:
– Это же ты, сука кумовская, Алика сдал!
Вокруг нас образовалась плотная тишина.
Клок сорвался с места. Выбежал в коридор. Через
несколько минут в секцию зашли шныри, несколь-
ко бригадиров.
Кто-то ударил меня в лицо. Я упал, и прежде
чем успел подняться, меня начали бить ногами. Я
уткнулся лицом в ещё мокрый пол. Удары прихо-
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
дились на тело, руками я успевал лишь закрывать
голову. Запомнились пудовые зэковские ботинки
с тупыми носами. Я был уверен, это Клок. Он всё
время норовил пнуть меня по голове.
Потом, уже через много лет после освобождения
я читал воспоминания Вадима Туманова, много лет
отсидевшего на Колыме и ставшего первым совет-
ским миллионером. Он писал о том, что и сам ка-
ким-то образом за мгновенье до удара даже через
ватник или бушлат безошибочно чувствовал, куда
он придётся. Подтверждаю, так и есть.
Уворачиваясь от ударов, я крутился как уж, боясь,
что уже не встану.
Никто, ни мужики, ни блатные не вмешивались.
Чеченцы тоже стояли в стороне, зыркали по сто-
ронам. Что-то гырчали по-своему.
Я чувствовал себя беспомощно и мерзко. Лицо
было разбито, зубы покрошены, болели рёбра.
Клок улыбался.
– Ой! Что это с тобой? Упал? – спрашивал он с
притворным испугом.
Во рту у меня скопилась кровь. Я сплюнул на пол.
– Ладно, – сказал я, – ты не переживай. Мы разбе-
рёмся, – и вышел из барака.
Рядом с Виталиком сидели Миша Колобок и не-
знакомый чернявый парень, баюкающий руку со
скукоженными пальцами. На нём была чёрная фут-
болка с вырезом на груди. Из выреза выглядывал
белый алюминиевый крестик.
Ребята собирались чифирить. Над закопчённой
кружкой поднималась жёлтая пенная шапка.
Колобок перелил чай.
– Кто тебя? – спросил Виталик.
– Козлы, – ответил я. – Клок и шныри.
Чернявый протянул мне кружку:
– Ну, давай, сейчас чифирнём и сходим.
Миша Колобок промолчал.
Я спросил чернявого, кивая на руку.
– Не помешает?
Виталик засмеялся.
– Ни в коей мере. Женя работает ногами пример-
но так же, как ты кулаками. Женя, покажь!
Парень усмехнулся, скинул с ноги ботинок и, со-
вершенно не напрягаясь, почесал большим пальцем
ноги у себя за ухом.
Я уважительно кивнул головой.
– Да-ааа! Мастерство не пропьёшь.
Чифирнуть мне не дали. Через несколько минут в
коридоре раздался топот сапог.
Вася-Мент поманил меня пальцем:
– Пошли. ШИЗО по тебе плачет!
Предупредил:
– Шаг вправо, шаг влево – считается побег. Бью
дубиналом. Больно! Без предупреждения!
Виталик сунул мне в карман спичечный коробок.
Буркнул:
– Там мойка. Аккуратней!
Продолжение следует.