Вы думаете, что на мелком месте в реке невозможно
утонуть, если вы не дитя. Вы ошибаетесь. Даже очень
можно, если попадёте в воронку.
Он сидел в комнате ожидания официального уче-
реждения. Ему обязательно нужно было получить
разрешение. В этой же комнате сидели и другие люди,
которым тоже нужно было получить разрешения. Все
молчали и не смотрели друг на друга. В дверях стоял
полицейский с дубинкой в руке. Полицейский охранял
вход, а не выход. Выйти было можно. Войти не всегда.
Люди в комнате были удачливыми. После нескольких
месяцев переписки с официальным учереждением по
поводу возможности получения разрешения, они по-
лучили разрешение на ожидание в комнате ожидания.
Он сидел, ни о чём не думал и ни на кого не смотрел.
Ему очень хотелось поскорее получить разрешение и
выйти отсюда.
Это безумное желание захватило его целиком, поэ-
тому он всё время смотрел на часы, повешенные над
дверью той комнаты, в которой сидели люди, выдаю-
щие разрешения.
Людей, ожидавших разрешения, вызывали по оче-
реди, составленной неизвестно по какому принципу.
Счастливчиков пока не было. Никого не вызывали.
А время шло, и Он это видел по неумолимому и не-
подкупному передвижению стрелок на часах. Прошло
больше часа.
Женщина с ребёнком, сидевшая напротив него,
встала и, держа ребёнка на руках, подошла к поли-
цейскому. Он слышал, как она попросила разреше-
ния выйти, потому что её ребёнку пора есть и спать.
Полицейский был готов дать своё разрешение, но
предупредил, что второй раз она не сможет войти в
это помещение, потому что разрешение на ожидание
разрешения в комнате ожидания даётся только один
раз и, что если она выйдет, ей придётся снова напи-
сать заявление на получение разрешения на ожидание
в комнате ожидания.
Женщина вернулась и снова села на лавку напротив
него. Ребёнок заплакал, чем разбудил сидящего рядом
пожилого мужчину. Мужчина встрепенулся и гром-
ко сказал: «Я здесь сижу уже три часа. Меня так и не
вызвали». Полицейский посоветовал: «Вы подойдите
к регистратуре и спросите». Мужчина встал и пошёл
к прилавку, за которым сидели трое молодых людей.
Двое из них оживлённо беседовали, а третий смотрел
в большой экран служебного компьютера, на котором
мелькали обнажённые тела женщин и горящие авто-
мобили.
В течение часа (так сообщили ему стрелки часов),
он наблюдал за этим мужчиной и работниками офи-
циального учреждения. На беднягу и его нечленораз-
дельные вопросы никто не обращал внимания. Двое
оживленно беседовали, третий заинтересованно вгля-
дывался в экран. Наконец, когда стрелки начали путь
ко второму часу ожидания ответа у прилавка, один
из беседовавших спросил мужчину, а что же ему, в
конце концов, угодно и почему он прервал их беседу.
Мужчина спросил, почему его не вызывали? Офи-
циальный человек посмотрел куда-то под прилавок
и сообщил спрашивающему, что его уже вызывали,
но он не откликнулся. Мужчина возмутился и сделал
это совсем уже членораздельно и громогласно. Все
трое официальных человеков тут же с равнозначным
и даже превышающим по силе гневом уставились на
возмутителя порядка, к которому уже приблизился
полицейский. Мужчина громко закричал: «Но я за-
снул и не слышал!». Тогда из-за прилавка, тот, что смо-
трел на женские тела, очень вежливо сказал: «Вот тебе
и наука. В следующий раз не будешь спать. Проспал,
значит потерял». Он говорил и одновременно смо-
трел на экран. Заметив там очередное розовое тело,
он присвистнул и только потом продолжил: «Теперь,
голубок, начинай всё сначала. Это закон». Слово «за-
кон» прозвучало именно так, как и должно звучать.
Полицейский же добавил вполне мирно и даже с
улыбкой: «Главное, не теряйте надежды, никогда не
теряйте надежды!». При этом он подталкивал бедала-
гу, проспавшего свою очередь, дубинкой, тоже вполне
мирно, к выходу.
Наблюдать всё это ему было больно. Он уже перестал
хотеть поскорее уйти отсюда. Он уже понял, с ужасаю-
щей ясностью, что так просто ему не выбраться.
Тут из заветной двери вышли двое и начали, как и
те за прилавком, оживлённо беседовать. До него до-
летали отдельные слова, но он решил прислушаться,
потому что подумал, что внимание и понимание мо-
гут его спасти. Ан, нет! Понять о, чём они говорили,
было абсолютно невозможно. Их беседа состояла из
сплошных междометий и восклицаний. Видимо, все
эти сочетания букв, воплощённые в звуки имели для
людей, издававших их, некий таинственный смысл.
– Да, вы только подумайте!
– Не говорите. А она? Это просто возмутительно.
– Они совсем не работают, всё на нас свалили.
– Не говорите! Ужас просто! Бардак!
– Надо что-то делать!!
– А этот? Вы заметили?
– Ещё бы!
– Не будем! Пусть сами!
– Пусть сами!
– За что мы платим налоги?
– Надо что-то делать!
– Экономика! Развал полный.
– А цены!
– Во всём виновато правительство.
Критический
реализм
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
– Инфляция! Вот и всё!
– Они требуют детских садов!
– Пусть меньше рожают.
– Всех надо сажать.
– Не только сажать. Расстреливать их надо!
– Да, у нас есть герои, и мы им помогаем.
– Неужели?
– Конечно.
– Аборты надо запретить, вот что. Как во всех веду-
щих странах. Сразу станет лучше.
– Конечно.
– Обязательно.
– Непременно.
Через час к этим двоим подошёл третий и тут же
подключился к разговору с резким выступлением по
поводу войны и абортов.
Он прислушался внимательней, потому что тема вой-
ны его очень интересовала и непосредственно касалась.
Третий громко возмущался тем, что ещё не напали
на Иран.
Все трое напребой критиковали эту недоработку
правительства.
Вопроса о новой войне он не смог выдержать и начал
медитировать на младенца, сосущего соску с чем-то бе-
лым. Вид младенеца успокоил его, и он начал дремать.
Когда он проснулся, уже прошло с начала его ожида-
ния 4 часа. Людей в комнате меньше не стало. Те трое,
что обсуждали возможность войны в Иране, продол-
жали беседовать. Теперь они говорили о бездомных, с
которыми надо что-то делать.
Он приблизился к прилавку. Там тоже ничего не
изменилось. Двое оживленно беседовали. Но он не
понял, о чём, потому что они говорили по-китайски.
Третий всё так же увлечённо всматривался в экран
компьютера, по которому бысто бегали солдаты про-
тивоположных армий и яростно стреляли друг в дру-
га. Он спросил, почему его не вызывают.
Он продолжал задавать один и тот же вопрос и уже
не смотрел на часы. Когда ему через час ответили, то
оказалось, что он тоже, как и тот несчастный, проспал
свою очередь. К нему тоже подошел полицейский и
начал тихонько подталкивать к выходу. Уже у дверей,
он оглянулся, потому что снова заплакал ребёнок. Он
заметил, что его мать вытирает глаза не ему, а себе.
Ему стало жаль женщину, и он решился. Он вдруг
решил, что уж лучше утонуть совсем, чем продолжать
бороться и стараться выплыть.
Он начал громко выть и рычать. Полицейский уда-
рил его дубинкой по голове и вызвал других полицей-
ских. Другие полицейские, в свою очередь, вызвали
скорую помощь и отвезли его в сумасшедший дом. Там
его раздели догола и повели в душ. В душе на него на-
правили сильную струю ледяной воды. Ему пришлось
держаться за кафельную скользкую стену. Это было
трудно не только потому, что на него была направлена
струя, но ещё и потому, что у него не было обеих ног.
утонуть, если вы не дитя. Вы ошибаетесь. Даже очень
можно, если попадёте в воронку.
Он сидел в комнате ожидания официального уче-
реждения. Ему обязательно нужно было получить
разрешение. В этой же комнате сидели и другие люди,
которым тоже нужно было получить разрешения. Все
молчали и не смотрели друг на друга. В дверях стоял
полицейский с дубинкой в руке. Полицейский охранял
вход, а не выход. Выйти было можно. Войти не всегда.
Люди в комнате были удачливыми. После нескольких
месяцев переписки с официальным учереждением по
поводу возможности получения разрешения, они по-
лучили разрешение на ожидание в комнате ожидания.
Он сидел, ни о чём не думал и ни на кого не смотрел.
Ему очень хотелось поскорее получить разрешение и
выйти отсюда.
Это безумное желание захватило его целиком, поэ-
тому он всё время смотрел на часы, повешенные над
дверью той комнаты, в которой сидели люди, выдаю-
щие разрешения.
Людей, ожидавших разрешения, вызывали по оче-
реди, составленной неизвестно по какому принципу.
Счастливчиков пока не было. Никого не вызывали.
А время шло, и Он это видел по неумолимому и не-
подкупному передвижению стрелок на часах. Прошло
больше часа.
Женщина с ребёнком, сидевшая напротив него,
встала и, держа ребёнка на руках, подошла к поли-
цейскому. Он слышал, как она попросила разреше-
ния выйти, потому что её ребёнку пора есть и спать.
Полицейский был готов дать своё разрешение, но
предупредил, что второй раз она не сможет войти в
это помещение, потому что разрешение на ожидание
разрешения в комнате ожидания даётся только один
раз и, что если она выйдет, ей придётся снова напи-
сать заявление на получение разрешения на ожидание
в комнате ожидания.
Женщина вернулась и снова села на лавку напротив
него. Ребёнок заплакал, чем разбудил сидящего рядом
пожилого мужчину. Мужчина встрепенулся и гром-
ко сказал: «Я здесь сижу уже три часа. Меня так и не
вызвали». Полицейский посоветовал: «Вы подойдите
к регистратуре и спросите». Мужчина встал и пошёл
к прилавку, за которым сидели трое молодых людей.
Двое из них оживлённо беседовали, а третий смотрел
в большой экран служебного компьютера, на котором
мелькали обнажённые тела женщин и горящие авто-
мобили.
В течение часа (так сообщили ему стрелки часов),
он наблюдал за этим мужчиной и работниками офи-
циального учреждения. На беднягу и его нечленораз-
дельные вопросы никто не обращал внимания. Двое
оживленно беседовали, третий заинтересованно вгля-
дывался в экран. Наконец, когда стрелки начали путь
ко второму часу ожидания ответа у прилавка, один
из беседовавших спросил мужчину, а что же ему, в
конце концов, угодно и почему он прервал их беседу.
Мужчина спросил, почему его не вызывали? Офи-
циальный человек посмотрел куда-то под прилавок
и сообщил спрашивающему, что его уже вызывали,
но он не откликнулся. Мужчина возмутился и сделал
это совсем уже членораздельно и громогласно. Все
трое официальных человеков тут же с равнозначным
и даже превышающим по силе гневом уставились на
возмутителя порядка, к которому уже приблизился
полицейский. Мужчина громко закричал: «Но я за-
снул и не слышал!». Тогда из-за прилавка, тот, что смо-
трел на женские тела, очень вежливо сказал: «Вот тебе
и наука. В следующий раз не будешь спать. Проспал,
значит потерял». Он говорил и одновременно смо-
трел на экран. Заметив там очередное розовое тело,
он присвистнул и только потом продолжил: «Теперь,
голубок, начинай всё сначала. Это закон». Слово «за-
кон» прозвучало именно так, как и должно звучать.
Полицейский же добавил вполне мирно и даже с
улыбкой: «Главное, не теряйте надежды, никогда не
теряйте надежды!». При этом он подталкивал бедала-
гу, проспавшего свою очередь, дубинкой, тоже вполне
мирно, к выходу.
Наблюдать всё это ему было больно. Он уже перестал
хотеть поскорее уйти отсюда. Он уже понял, с ужасаю-
щей ясностью, что так просто ему не выбраться.
Тут из заветной двери вышли двое и начали, как и
те за прилавком, оживлённо беседовать. До него до-
летали отдельные слова, но он решил прислушаться,
потому что подумал, что внимание и понимание мо-
гут его спасти. Ан, нет! Понять о, чём они говорили,
было абсолютно невозможно. Их беседа состояла из
сплошных междометий и восклицаний. Видимо, все
эти сочетания букв, воплощённые в звуки имели для
людей, издававших их, некий таинственный смысл.
– Да, вы только подумайте!
– Не говорите. А она? Это просто возмутительно.
– Они совсем не работают, всё на нас свалили.
– Не говорите! Ужас просто! Бардак!
– Надо что-то делать!!
– А этот? Вы заметили?
– Ещё бы!
– Не будем! Пусть сами!
– Пусть сами!
– За что мы платим налоги?
– Надо что-то делать!
– Экономика! Развал полный.
– А цены!
– Во всём виновато правительство.
Критический
реализм
2016 год № 5 (94) С О В Р ЕМ Е Н НА Я ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
– Инфляция! Вот и всё!
– Они требуют детских садов!
– Пусть меньше рожают.
– Всех надо сажать.
– Не только сажать. Расстреливать их надо!
– Да, у нас есть герои, и мы им помогаем.
– Неужели?
– Конечно.
– Аборты надо запретить, вот что. Как во всех веду-
щих странах. Сразу станет лучше.
– Конечно.
– Обязательно.
– Непременно.
Через час к этим двоим подошёл третий и тут же
подключился к разговору с резким выступлением по
поводу войны и абортов.
Он прислушался внимательней, потому что тема вой-
ны его очень интересовала и непосредственно касалась.
Третий громко возмущался тем, что ещё не напали
на Иран.
Все трое напребой критиковали эту недоработку
правительства.
Вопроса о новой войне он не смог выдержать и начал
медитировать на младенца, сосущего соску с чем-то бе-
лым. Вид младенеца успокоил его, и он начал дремать.
Когда он проснулся, уже прошло с начала его ожида-
ния 4 часа. Людей в комнате меньше не стало. Те трое,
что обсуждали возможность войны в Иране, продол-
жали беседовать. Теперь они говорили о бездомных, с
которыми надо что-то делать.
Он приблизился к прилавку. Там тоже ничего не
изменилось. Двое оживленно беседовали. Но он не
понял, о чём, потому что они говорили по-китайски.
Третий всё так же увлечённо всматривался в экран
компьютера, по которому бысто бегали солдаты про-
тивоположных армий и яростно стреляли друг в дру-
га. Он спросил, почему его не вызывают.
Он продолжал задавать один и тот же вопрос и уже
не смотрел на часы. Когда ему через час ответили, то
оказалось, что он тоже, как и тот несчастный, проспал
свою очередь. К нему тоже подошел полицейский и
начал тихонько подталкивать к выходу. Уже у дверей,
он оглянулся, потому что снова заплакал ребёнок. Он
заметил, что его мать вытирает глаза не ему, а себе.
Ему стало жаль женщину, и он решился. Он вдруг
решил, что уж лучше утонуть совсем, чем продолжать
бороться и стараться выплыть.
Он начал громко выть и рычать. Полицейский уда-
рил его дубинкой по голове и вызвал других полицей-
ских. Другие полицейские, в свою очередь, вызвали
скорую помощь и отвезли его в сумасшедший дом. Там
его раздели догола и повели в душ. В душе на него на-
правили сильную струю ледяной воды. Ему пришлось
держаться за кафельную скользкую стену. Это было
трудно не только потому, что на него была направлена
струя, но ещё и потому, что у него не было обеих ног.