– Именем Закона об оказании медицинской помощи населению обвиняется гражданин Иванов Иван Иванович, 1969 года рождения, за то, что он много работал, много учился, много помогал неимущим так же, как и имущим (с согласия неимущих), в результате чего нанёс непоправимый вред своему здоровью, более того, не спрося разрешения у человечества, сошёл с ума от нервных перегрузок, за что был госпитализирован в психбольницу под шифром «хрен догадаешься» и под названием «от нас не уйдёшь», откуда недавно был выгнан с позором за примерное поведение. Исходя из вышеизложенного, ВТЭК приговаривает Иванова Ивана Ивановича к пожизненной инвалидности с начислением, исходя из действующего законодательства, денежного довольствия – ежемесячно, без задержек, с доставкой на дом – а также предоставляет ему льготы по оплате жилья, медикаментов т.д. Гражданину Иванову И.И. вменяется в обязанность нигде не работать и жить в своё удовольствие. Гражданин Иванов И.И., ваше последнее слово!
– Граждане ВТЭКовцы, граждане посетители и просто человечество: СПАСИБО…
С бутылкой водки в руке Иванов шёл печально по дороге домой, в мозгу его вертелась песенка из фильма:
Хотел я было утопиться –
Вода холодная была.
Хотел я было удавиться –
Да верёвка подвела.
Сами понимаете – инвалидность что-то навроде приговора: пенсия маленькая, а на работу никуда не берут. Ну, а у врачей мозгов нет, у них вместо мозгов халат белый. Поступают они чисто по-русски, т.е оказывают медвежью услугу. Вот такие горе-эскулапы, имея цель помочь Иванову в трудоустройстве, заполнили такую карту реабилитации, с которой не то что на работу, в тюрьму не примут. Сам Иванов был не наркоман, не алкоголик, он был трудоголик, а это опасное заболевание для лодырей страны нашей. И люди обходили Иванова стороной – боялись заразиться.
Но вот вдруг попался ему на пути хулиган, который рявкнул:
– Эй, ты, козёл, иди сюда, водку отдай, а то морду бить буду.
Иванов стушевался и бросился наутёк – примчался домой, закрылся, налил водки в стакан. Выпил и сказал в пустоту: «Иди сюда, иди сюда, да пошёл ты».
Мутный взгляд его остановился на рекламной газете. Объявление на первой полосе гласило: «Идёт набор в театральную студию кружка «Поколение», здесь вы научитесь актёрскому мастерству и найдёте новых друзей. Набор ограничен – торопитесь!»
– Глядишь, заработаю! – решил Иванов и на следующий день отправился по указанному адресу.
В театральной студии «Рядом с поколением» царила весёлая атмосфера разброда и шатания. Репетировался спектакль под названием «Сказка о том, как поручик Ржевский перестал быть Дон Жуаном». Как раз пили шампанское, когда Иванов вошёл в студию. Под одобрительный хохот открылась бутылка – пробка вылетела из горлышка её со скоростью континентальной ракеты и ударилась об лоб Иванова, набив ему шишку здоровенную.
– Кто таков? – грубо спросили его
– Инвалид.
– И как же ты заработал инвалидность?
– Я пострадал на фронтах любви, - соврал для солидности Иванов и сказал. – Я потомок поручика Ржевского.
– А здесь ты зачем?
– Да вот, решил опорочить недостатки общества с вашей помощью, чтобы их исправить.
– А опыт в этом деле есть?
– Да, конечно. Я опорочил в газете в своей статье соседку-проститутку так успешно, что она, бросив своё ремесло, совратила с пути истинного немало народа в округе.
– Вот видишь, не опорочил недостаток сей, ты его воспел. Сдаётся мне, что ты неизвестным врагом подосланный, чтоб тусоваться здесь.
Иванов начал скулить:
– Да не…, да я…, да мне…
– Хватит выражаться, купи кожаный плащ лучше.
– Денег нет.
– Ля-ля не надо, инвалиды хорошо живут.
Иванов не выдержал и рявкнул:
– Давай я из тебя инвалида сделаю, хорошо жить будешь, какая группа нужна: 1, 2, 3?
Иванова понесло, он часто применял кулак вместо слова – вот и сейчас он намеревался затеять потасовку с новыми товарищами.
- Да ладно, не выступай, - сказали ему. – Лучше выпей.
Иванову плеснули 150 грамм белой. Он хлопнул и успокоился. Разговор вошёл в мирное русло, и всё закончилось всеобщей вакханалией. А местная газета (филиал японской «Хрен вам – хрен нам») писала об этом: «Такого изумления и соблазна не видела Россия со времён татар».
На следующий день все собрались опохмеляться. Коллектив состоял из студентов различных вузов и профессионального режиссёра-женщины. Иванов еле-еле выполз из-под стола, где провёл всю ночь в крепком забытье. На лице его красовался след от чьего-то сапога.
– Ну, - сказали ему. – Рассказывай, как докатился до жизни такой. А заодно свои приключения расскажи, приколы всякие.
– Жизнь моя изложена в истории болезни. С рождения до падения. В жизни у меня вот что произошло. Есть у меня кот Рыжик, так вот он умудрился на 12 этаже поймать мышонка…
– Врёшь!
– Да ей-богу не вру. Только вот Рыжик до сих пор играл только с теннисными шариками, и мышонок его озадачил: мышонок бежит – тот его лапой придавит, уберёт лапу – мышонок снова бежит. Кот не врубался, почему так происходит.
– А может, на самом деле мышонок твоего кота поймал, ха-ха-ха.
– Отставить смех. Мышонок оказался порядочной сволочью – перепугал писком мою бабушку и покончил жизнь самоубийством, сбросившись с балкона вниз. 12 этажей – не шутка.
– А что у тебя ещё прикольного было?
– Как-то звоню по телефону доверия и говорю: «Жизнь катится вниз, с каждым днём всё хуже и хуже – что посоветуете делать?» А мне ответили: «Вам не кажется, что вам давно надо удавиться?»
– Пора, давно пора. – загалдели все.
– Давно пора. – вставила режиссёр.
– Как жестоко.
– А ты тип подозрительный, ничего, мы тебя поставим на место. Будь спокоен.
– Это я от жизни такой.
– Ну да, ты не ври, жить стало кому лучше, кому веселее, то бишь согласно доходам: богатым лучше, бедным веселее.
Тут Иванов решил взять стратегическую инициативу в свои руки:
- А я орехи колю мыслями матерными, и денег что надо, - он вытащил стопку купюр (последнюю свою заначку) и помахал ею перед молодёжью. Девушки хором загалдели:
- Ну, в штанах красивых мужик такой, силён мыслями и карманы от денег полные, значит, свой вы доску. О, господи, да он же свой! – закричали все дружно.
И с той поры фортуна явила Иванову свой страшный лик. Вложив заначку в дело с новыми молодыми друзьями-коммерсантами, Иванов заставил дело принять бешеные обороты, и деньги пошли в нужном направлении, и закапал навар шальной. Ставку сделал на клей – банальный, но не совсем. Добрая троица молодцов на рынке города громко горлопанила: «Клей универсальный молекулярный, полиамидный, германский, склеит всё, что можно и что нельзя. И ботинок можно починить и жену на века наклеить – хрен убежит!» Народ в округе насупился и рассудил: «Коли люди говорят, значит, так оно и есть надо покупать». И пошло-поехало. Ну, а по вечерам Иванов с режиссурой собирались в студии и отрывались со спиртным и свистоплясками – репетиции не проводились пока, ибо герой не то что бы дня, а, пожалуй, года (с авансом вперёд), был, конечно же, Иванов. чувствуя себя в центре внимания, он всё вешал и вешал лапшу на уши благодарным слушателям – особенно девочки внимали ему с чрезвычайным вниманием, раскрыв ротики. А Иванов, невзирая на последствия, врал про то, как он там, в Афгане, за Советскую власть кровь проливал, а также слёзы по поводу того, как плохо живут рабочие за рубежом, но забывал указать, что были те слёзы крокодиловы. При этом он употреблял столь крепкие нецензурные выражения, что даже отпетые и неисправимые преступники, сидя на нарах в тюрьме напротив здания студии, краснели от стыда за него. Но особенно поразил слушателей рассказ о том, как Иванов тратит ежегодно ящик водки в качестве отравы для тлей на садовом участке родителей Иванова (летом, конечно). Раздались крики:
– Во даёт!
– Ах, лапонька!
– Молодец, так держать!
А безнадёжный алкаш Вася, студент училища ассенизации и канализации возмутился:
– Да за ящик водки я всех не только тлей, а микробов соберу в области.
– Ладно, буду иметь в виду.
– Эх, остаканься же ты, наконец, - продолжал буйствовать Вася. – Один ты трезвый.
– А как посмотрит на либерализм сей просвещённая Европа?
– Посмотрит благосклонно, но и возопит: «ЗИГ ХРЕН Иванов!» - выставив правую руку в известном приветствии.
– Хрен, это хорошо, острое я люблю…
– Например, кинжаль в зад. – выдавил Гога Выпивадзе (посланец знойного Кавказа), непонятно каким образом тусовавшийся в студии на основании лишь его собственного заявления о близком родстве (читай – прямой потомок) со сладострастной грузинской царицей Тамарой.
– Да, вота, именно кинжаль, да ещё и аджикой смажу, - вспылил Иванов.
Атмосферу разрядил вбежавший нарочный Коля (редкий дурак), который заорал:
- Ребята, дамы, господа… ВТЭК идёт!
В студию ворвалась свора врачей с воплями:
– Всем оставаться на своих местах! – они чуть отдышались и… - Иванов, а ну, иди сюда. Живо.
– А пошли вы все… - далее следовал непереводимый русский фольклор.
– Ах, так? Ну, держись!
Тут началася катавасия такая, передралася вся компания больная. Там били всех (не всем попало), а бил их лично Вася-шмаровоз. Муж режиссёра Перпетуи Ивановны, оказавшийся совсем некстати в студии, наконец, рявкнул:
- Прекратить безобразие!
Все «тормознулись». Кто выплёвывал кровь изо рта, кто зубы – ну, кто во что горазд. Ворвавшиеся ВТЭКовцы наперебой запричитали, обращаясь к Иванову:
– Ты что творишь-то, ты что творишь? Змей калёный!
– А что я такого сделал? – изумился наш герой.
– Ах, какие мы непонятливые. ТЫ! ТЫ-Ы-Ы-Ы! ПОСМЕЛ!! РАБОТАТЬ!!! Хотя государство благородное присвоило тебе звание инвалида. Прижизненно. Пожизненно.
– У нас право на труд никто не отменял.
– Да какие у тебя права? Придурок. Урод. Тварь. Мразь. Инвалид.!
– А ну полегче, зубов много лишних стало, что ли?
– А за каждый зуб наш ответишь у стоматолога.
– Семь бед – один ответ.
– Ну и когда же это будет? - ехидничали оппоненты.
– На Страшном суде.
ВТЭК вдруг засобиралась домой. В дверях они бросили:
- Адресок Страшного суда вышлешь по почте. Разберёмся.
Дверь в студию вдруг разлетелась вдребезги – то ли от сильного сквозняка, то ли убоялась чего-то. ВТЭКовцы вышли по одному и растворились в небытие.
– Похоже, ушли огородами, - очнулся кто-то.
– Молчи, дурак, - заорала режиссёрша, - здесь огородов нет.
– Да, но, господа, если придуманы огороды, они должны где-то быть.
– Свинья везде грязь найдёт.
– А Козлы – капусту…
– Иным козлам капусты не видать – деньги заработать уметь надо, - вставил Иванов, который уже успел оклематься. Он взлелеял надежду погасить страсти. – Давай лучше порепетируем, ну, скажем, «Луку Мудищева», а?
– Уф, - тут режиссёр распорядилась, сегодня день муторный, собираемся завтра. Расходимся, ребята, расходимся по домам. Мальчики, проводите девочек до дома.
Иванов шёл по улице широким шагом, он негодовал: проклятый ВТЭК – запретил работать. Эх, показать бы ему кузькину мать, да где её взять. Его догнал полудурок Коля и схватил за локоть.
– Подожди, я не успеваю за тобой.
– Я не девочка, чтобы меня до дома провожать.
– Ои-иньки. Кто же тебя так?
– Природа, – отрезал Иванов.
– На природе зимой… морж, что ли?
– Заткнись, смени тему.
– Да я хотел тебе предложить день рождения отметить.
– Сколько стукнуло?
– Семнадцать настукала природа.
– Переборщила.
Оживлённо болтая, они зашли в ближайшую забегаловку, там Коля раскошелился аж на две бутылки пива импортного. По настоянию именинника решено было распить на улице «всем козлам назло». Открывашкой у продавца воспользоваться Коля отказался.
– Ща открою, - сказал он. Подойдя к железной двери магазина, Коля попытался открыть бутылки с пивом о ручку, но только отломал у них горлышки. Заговорщиков это не смутило. Они дружно запрокинули бутылки, и желанная жидкость потекла в желудки. Иванов чуть не захлебнулся. А Коля подавился осколком стекла. Друг его ужаснулся, схватил его за шиворот и вытащил на тротуар. Там бедного именинника заставили рыгать. Злополучное стекло выпало. Но был на посту сержант Сидоров в тот момент времени, прямо рядышком с местом священнодействия цивилизации. С кривой ухмылкой взирал он на мучения разума земли. Наконец, прозвучало: «Отставить хулиганство!» - и все трое продолжили беседу в опорном пункте.
Обстановка располагала к милой, задушевной беседе. На стене висела табличка со словами «Отделочные материалы»», под которой располагались:
– боксёрские перчатки;
– набор кастетов;
– дубинки различных разновидностей;
– прочие увесистые предметы.
На столе перед сержантом лежал журнал регистрации невинно задержанных. Он был толстый и почти полностью заполненный – ребята старались вовсю. Сержант, засучивая рукава, сказал:
- Ну, на что будем жаловаться?
Невоздержанный Иванов завопил:
– Я, как невиновный, имею право надеяться на снисхождение.
– Права качать в морге будешь. Итак, жалобы? – потрясал кулачищем страж порядка.
– Узнаем минут через пять.
У Сидорова упало настроение:
- Экие шутники пожаловали. Вы природу загрязняете. Ах, ты, значит, инвалид? Чего больше всего не любишь?. Вот ВТЭК сюда и позовём.
Сержант был неподкупен, и все знали это. А неподкупен он был потому, что давно был куплен государством – при поступлении на службу был заключён договор, где указывалось денежное вознаграждение за его труд. И он регулярно получал от государства оговоренную сумму. Короче говоря, всю жизнь Сидоров жил на одну зарплату. Ей-богу, не вру, господа читатели.
По происшествии некоторого времени в опорный пункт ворвалась сволочь белохалатная. Сержант, отдавая честь навсегда, замер в почтительном благолепии. Возникла немая сцена, и вышло солнышко ясное, воцарилася благодать, потому что Коля и Иванов в суматохе благополучно сделали ноги. И где сейчас эти герои, история умалчивает. Иванов хотел всего лишь работать, согласно теории Дарвина хотел стать человеком.
А по пути следования разъярённых эскулапов люди почтительно вставали, снимая головные уборы – ВТЭК идёт!!!
– Граждане ВТЭКовцы, граждане посетители и просто человечество: СПАСИБО…
С бутылкой водки в руке Иванов шёл печально по дороге домой, в мозгу его вертелась песенка из фильма:
Хотел я было утопиться –
Вода холодная была.
Хотел я было удавиться –
Да верёвка подвела.
Сами понимаете – инвалидность что-то навроде приговора: пенсия маленькая, а на работу никуда не берут. Ну, а у врачей мозгов нет, у них вместо мозгов халат белый. Поступают они чисто по-русски, т.е оказывают медвежью услугу. Вот такие горе-эскулапы, имея цель помочь Иванову в трудоустройстве, заполнили такую карту реабилитации, с которой не то что на работу, в тюрьму не примут. Сам Иванов был не наркоман, не алкоголик, он был трудоголик, а это опасное заболевание для лодырей страны нашей. И люди обходили Иванова стороной – боялись заразиться.
Но вот вдруг попался ему на пути хулиган, который рявкнул:
– Эй, ты, козёл, иди сюда, водку отдай, а то морду бить буду.
Иванов стушевался и бросился наутёк – примчался домой, закрылся, налил водки в стакан. Выпил и сказал в пустоту: «Иди сюда, иди сюда, да пошёл ты».
Мутный взгляд его остановился на рекламной газете. Объявление на первой полосе гласило: «Идёт набор в театральную студию кружка «Поколение», здесь вы научитесь актёрскому мастерству и найдёте новых друзей. Набор ограничен – торопитесь!»
– Глядишь, заработаю! – решил Иванов и на следующий день отправился по указанному адресу.
В театральной студии «Рядом с поколением» царила весёлая атмосфера разброда и шатания. Репетировался спектакль под названием «Сказка о том, как поручик Ржевский перестал быть Дон Жуаном». Как раз пили шампанское, когда Иванов вошёл в студию. Под одобрительный хохот открылась бутылка – пробка вылетела из горлышка её со скоростью континентальной ракеты и ударилась об лоб Иванова, набив ему шишку здоровенную.
– Кто таков? – грубо спросили его
– Инвалид.
– И как же ты заработал инвалидность?
– Я пострадал на фронтах любви, - соврал для солидности Иванов и сказал. – Я потомок поручика Ржевского.
– А здесь ты зачем?
– Да вот, решил опорочить недостатки общества с вашей помощью, чтобы их исправить.
– А опыт в этом деле есть?
– Да, конечно. Я опорочил в газете в своей статье соседку-проститутку так успешно, что она, бросив своё ремесло, совратила с пути истинного немало народа в округе.
– Вот видишь, не опорочил недостаток сей, ты его воспел. Сдаётся мне, что ты неизвестным врагом подосланный, чтоб тусоваться здесь.
Иванов начал скулить:
– Да не…, да я…, да мне…
– Хватит выражаться, купи кожаный плащ лучше.
– Денег нет.
– Ля-ля не надо, инвалиды хорошо живут.
Иванов не выдержал и рявкнул:
– Давай я из тебя инвалида сделаю, хорошо жить будешь, какая группа нужна: 1, 2, 3?
Иванова понесло, он часто применял кулак вместо слова – вот и сейчас он намеревался затеять потасовку с новыми товарищами.
- Да ладно, не выступай, - сказали ему. – Лучше выпей.
Иванову плеснули 150 грамм белой. Он хлопнул и успокоился. Разговор вошёл в мирное русло, и всё закончилось всеобщей вакханалией. А местная газета (филиал японской «Хрен вам – хрен нам») писала об этом: «Такого изумления и соблазна не видела Россия со времён татар».
На следующий день все собрались опохмеляться. Коллектив состоял из студентов различных вузов и профессионального режиссёра-женщины. Иванов еле-еле выполз из-под стола, где провёл всю ночь в крепком забытье. На лице его красовался след от чьего-то сапога.
– Ну, - сказали ему. – Рассказывай, как докатился до жизни такой. А заодно свои приключения расскажи, приколы всякие.
– Жизнь моя изложена в истории болезни. С рождения до падения. В жизни у меня вот что произошло. Есть у меня кот Рыжик, так вот он умудрился на 12 этаже поймать мышонка…
– Врёшь!
– Да ей-богу не вру. Только вот Рыжик до сих пор играл только с теннисными шариками, и мышонок его озадачил: мышонок бежит – тот его лапой придавит, уберёт лапу – мышонок снова бежит. Кот не врубался, почему так происходит.
– А может, на самом деле мышонок твоего кота поймал, ха-ха-ха.
– Отставить смех. Мышонок оказался порядочной сволочью – перепугал писком мою бабушку и покончил жизнь самоубийством, сбросившись с балкона вниз. 12 этажей – не шутка.
– А что у тебя ещё прикольного было?
– Как-то звоню по телефону доверия и говорю: «Жизнь катится вниз, с каждым днём всё хуже и хуже – что посоветуете делать?» А мне ответили: «Вам не кажется, что вам давно надо удавиться?»
– Пора, давно пора. – загалдели все.
– Давно пора. – вставила режиссёр.
– Как жестоко.
– А ты тип подозрительный, ничего, мы тебя поставим на место. Будь спокоен.
– Это я от жизни такой.
– Ну да, ты не ври, жить стало кому лучше, кому веселее, то бишь согласно доходам: богатым лучше, бедным веселее.
Тут Иванов решил взять стратегическую инициативу в свои руки:
- А я орехи колю мыслями матерными, и денег что надо, - он вытащил стопку купюр (последнюю свою заначку) и помахал ею перед молодёжью. Девушки хором загалдели:
- Ну, в штанах красивых мужик такой, силён мыслями и карманы от денег полные, значит, свой вы доску. О, господи, да он же свой! – закричали все дружно.
И с той поры фортуна явила Иванову свой страшный лик. Вложив заначку в дело с новыми молодыми друзьями-коммерсантами, Иванов заставил дело принять бешеные обороты, и деньги пошли в нужном направлении, и закапал навар шальной. Ставку сделал на клей – банальный, но не совсем. Добрая троица молодцов на рынке города громко горлопанила: «Клей универсальный молекулярный, полиамидный, германский, склеит всё, что можно и что нельзя. И ботинок можно починить и жену на века наклеить – хрен убежит!» Народ в округе насупился и рассудил: «Коли люди говорят, значит, так оно и есть надо покупать». И пошло-поехало. Ну, а по вечерам Иванов с режиссурой собирались в студии и отрывались со спиртным и свистоплясками – репетиции не проводились пока, ибо герой не то что бы дня, а, пожалуй, года (с авансом вперёд), был, конечно же, Иванов. чувствуя себя в центре внимания, он всё вешал и вешал лапшу на уши благодарным слушателям – особенно девочки внимали ему с чрезвычайным вниманием, раскрыв ротики. А Иванов, невзирая на последствия, врал про то, как он там, в Афгане, за Советскую власть кровь проливал, а также слёзы по поводу того, как плохо живут рабочие за рубежом, но забывал указать, что были те слёзы крокодиловы. При этом он употреблял столь крепкие нецензурные выражения, что даже отпетые и неисправимые преступники, сидя на нарах в тюрьме напротив здания студии, краснели от стыда за него. Но особенно поразил слушателей рассказ о том, как Иванов тратит ежегодно ящик водки в качестве отравы для тлей на садовом участке родителей Иванова (летом, конечно). Раздались крики:
– Во даёт!
– Ах, лапонька!
– Молодец, так держать!
А безнадёжный алкаш Вася, студент училища ассенизации и канализации возмутился:
– Да за ящик водки я всех не только тлей, а микробов соберу в области.
– Ладно, буду иметь в виду.
– Эх, остаканься же ты, наконец, - продолжал буйствовать Вася. – Один ты трезвый.
– А как посмотрит на либерализм сей просвещённая Европа?
– Посмотрит благосклонно, но и возопит: «ЗИГ ХРЕН Иванов!» - выставив правую руку в известном приветствии.
– Хрен, это хорошо, острое я люблю…
– Например, кинжаль в зад. – выдавил Гога Выпивадзе (посланец знойного Кавказа), непонятно каким образом тусовавшийся в студии на основании лишь его собственного заявления о близком родстве (читай – прямой потомок) со сладострастной грузинской царицей Тамарой.
– Да, вота, именно кинжаль, да ещё и аджикой смажу, - вспылил Иванов.
Атмосферу разрядил вбежавший нарочный Коля (редкий дурак), который заорал:
- Ребята, дамы, господа… ВТЭК идёт!
В студию ворвалась свора врачей с воплями:
– Всем оставаться на своих местах! – они чуть отдышались и… - Иванов, а ну, иди сюда. Живо.
– А пошли вы все… - далее следовал непереводимый русский фольклор.
– Ах, так? Ну, держись!
Тут началася катавасия такая, передралася вся компания больная. Там били всех (не всем попало), а бил их лично Вася-шмаровоз. Муж режиссёра Перпетуи Ивановны, оказавшийся совсем некстати в студии, наконец, рявкнул:
- Прекратить безобразие!
Все «тормознулись». Кто выплёвывал кровь изо рта, кто зубы – ну, кто во что горазд. Ворвавшиеся ВТЭКовцы наперебой запричитали, обращаясь к Иванову:
– Ты что творишь-то, ты что творишь? Змей калёный!
– А что я такого сделал? – изумился наш герой.
– Ах, какие мы непонятливые. ТЫ! ТЫ-Ы-Ы-Ы! ПОСМЕЛ!! РАБОТАТЬ!!! Хотя государство благородное присвоило тебе звание инвалида. Прижизненно. Пожизненно.
– У нас право на труд никто не отменял.
– Да какие у тебя права? Придурок. Урод. Тварь. Мразь. Инвалид.!
– А ну полегче, зубов много лишних стало, что ли?
– А за каждый зуб наш ответишь у стоматолога.
– Семь бед – один ответ.
– Ну и когда же это будет? - ехидничали оппоненты.
– На Страшном суде.
ВТЭК вдруг засобиралась домой. В дверях они бросили:
- Адресок Страшного суда вышлешь по почте. Разберёмся.
Дверь в студию вдруг разлетелась вдребезги – то ли от сильного сквозняка, то ли убоялась чего-то. ВТЭКовцы вышли по одному и растворились в небытие.
– Похоже, ушли огородами, - очнулся кто-то.
– Молчи, дурак, - заорала режиссёрша, - здесь огородов нет.
– Да, но, господа, если придуманы огороды, они должны где-то быть.
– Свинья везде грязь найдёт.
– А Козлы – капусту…
– Иным козлам капусты не видать – деньги заработать уметь надо, - вставил Иванов, который уже успел оклематься. Он взлелеял надежду погасить страсти. – Давай лучше порепетируем, ну, скажем, «Луку Мудищева», а?
– Уф, - тут режиссёр распорядилась, сегодня день муторный, собираемся завтра. Расходимся, ребята, расходимся по домам. Мальчики, проводите девочек до дома.
Иванов шёл по улице широким шагом, он негодовал: проклятый ВТЭК – запретил работать. Эх, показать бы ему кузькину мать, да где её взять. Его догнал полудурок Коля и схватил за локоть.
– Подожди, я не успеваю за тобой.
– Я не девочка, чтобы меня до дома провожать.
– Ои-иньки. Кто же тебя так?
– Природа, – отрезал Иванов.
– На природе зимой… морж, что ли?
– Заткнись, смени тему.
– Да я хотел тебе предложить день рождения отметить.
– Сколько стукнуло?
– Семнадцать настукала природа.
– Переборщила.
Оживлённо болтая, они зашли в ближайшую забегаловку, там Коля раскошелился аж на две бутылки пива импортного. По настоянию именинника решено было распить на улице «всем козлам назло». Открывашкой у продавца воспользоваться Коля отказался.
– Ща открою, - сказал он. Подойдя к железной двери магазина, Коля попытался открыть бутылки с пивом о ручку, но только отломал у них горлышки. Заговорщиков это не смутило. Они дружно запрокинули бутылки, и желанная жидкость потекла в желудки. Иванов чуть не захлебнулся. А Коля подавился осколком стекла. Друг его ужаснулся, схватил его за шиворот и вытащил на тротуар. Там бедного именинника заставили рыгать. Злополучное стекло выпало. Но был на посту сержант Сидоров в тот момент времени, прямо рядышком с местом священнодействия цивилизации. С кривой ухмылкой взирал он на мучения разума земли. Наконец, прозвучало: «Отставить хулиганство!» - и все трое продолжили беседу в опорном пункте.
Обстановка располагала к милой, задушевной беседе. На стене висела табличка со словами «Отделочные материалы»», под которой располагались:
– боксёрские перчатки;
– набор кастетов;
– дубинки различных разновидностей;
– прочие увесистые предметы.
На столе перед сержантом лежал журнал регистрации невинно задержанных. Он был толстый и почти полностью заполненный – ребята старались вовсю. Сержант, засучивая рукава, сказал:
- Ну, на что будем жаловаться?
Невоздержанный Иванов завопил:
– Я, как невиновный, имею право надеяться на снисхождение.
– Права качать в морге будешь. Итак, жалобы? – потрясал кулачищем страж порядка.
– Узнаем минут через пять.
У Сидорова упало настроение:
- Экие шутники пожаловали. Вы природу загрязняете. Ах, ты, значит, инвалид? Чего больше всего не любишь?. Вот ВТЭК сюда и позовём.
Сержант был неподкупен, и все знали это. А неподкупен он был потому, что давно был куплен государством – при поступлении на службу был заключён договор, где указывалось денежное вознаграждение за его труд. И он регулярно получал от государства оговоренную сумму. Короче говоря, всю жизнь Сидоров жил на одну зарплату. Ей-богу, не вру, господа читатели.
По происшествии некоторого времени в опорный пункт ворвалась сволочь белохалатная. Сержант, отдавая честь навсегда, замер в почтительном благолепии. Возникла немая сцена, и вышло солнышко ясное, воцарилася благодать, потому что Коля и Иванов в суматохе благополучно сделали ноги. И где сейчас эти герои, история умалчивает. Иванов хотел всего лишь работать, согласно теории Дарвина хотел стать человеком.
А по пути следования разъярённых эскулапов люди почтительно вставали, снимая головные уборы – ВТЭК идёт!!!