Любим, помним, скорбим
7 сентября.
Ну, вот я и в Похмелецке.
Трудно поверить, что этот огромный старинный дом теперь принадлежит мне. Тем не менее, это так.
Ситуация выглядит почти смешной: внук старого доктора, тоже доктор, получив наследство от деда, решает обосноваться в родном городке. Почти по Диккенсу.
На первых страницах дневника принято написать о себе. И я расскажу.
Итак, меня зовут Сергей Варшавский. Десять лет назад я закончил институт, и всё это время работал в областном центре врачом «скорой помощи». А недавно получил неплохое наследство от деда. В старинном доме можно жить, а деньги позволяют открыть частную практику. В Похмелецке уже практикуют несколько частных стоматологов, два частных невропатолога, частный психиатр… а теперь будет и частный кардиолог.
Я уверен, что похмельчане (или как ещё можно назвать жителей Похмелецка) скоро примут меня. Судя по надписям на стенах, они любят группу «Чёрный кофе»… а я – двоюродный брат Дмитрия Варшавского, вокалиста этой группы. Кроме того, здешним доктором был не только мой дед, но и прадед. Медицинская династия… ха-ха!
Так, а с чего я вообще решил вести дневник?
Самый правильный ответ: от нечего делать. Может, завтра мне будет стыдно, и я разорву эту проклятую тетрадь… а может, продолжу.
Ну, ладно. Пока писать больше не о чем.
11 сентября.
Долго не брался за свой дневник – не доходили руки. Все эти дни возился с арендой помещения, вывеской и прочим. Нанял секретаршу и медсестру. А вывеска, между прочим, неплохая: «Доктор Варшавский. КАРДИОЛОГИЯ. Возможны вызовы на дом».
Неплохо? Хотя, может быть, в вывеске не было нужды. Здесь, в Похмелецке, информация распространяется со скоростью если не света, то по крайней мере звука, следовало бы мне помнить об этом. Я повесил вывеску только вчера… а сегодня у меня уже было два пациента.
Первый был директором одной из четырёх местных школ.
Он рассказал, что проснулся среди ночи без видимых причин. Хотел встать, но тут заболело сердце. Боль распространялась по левой стороне груди и отдавала в левую руку. Пациент испугался, решив, что умирает, но через минуту боль отпустила. Он принял две таблетки валидола и лёг спать.
Диагноз я поставил без труда: скрытая депрессия, кардиологический синдром[2]. С такими случаями я сталкивался не раз и не два – ещё когда был интерном. Я посоветовал пациенту сходить к психологу. Но со своей стороны порекомендовал поменьше смотреть телевизор и не переутомляться на работе.
Второй пациент вызвал меня на дом. Об этом я – один бог знает, почему – хочу написать более подробно.
Улица Рассветная, куда меня вызвали, сплошь состояла из частных домов. Нужный мне дом (номер четырнадцать) я нашёл без труда. Это был дом из кирпича, некогда красного, но теперь потемневшего от времени. Над дверью были выложены цифры: «1850». Я догадался, что это год постройки. Судя по дате, дом стоял уже больше ста пятидесяти лет. Но он отлично сохранился и, судя по всему, мог простоять ещё столько же.
Дверь открыла пожилая женщина – скорее всего, приходящая домработница. Взглянув на меня, коротко сказала:
– Вы доктор? Проходите в гостиную.
Она проводила меня и исчезла. Я стал осматриваться.
Первое, что бросилось мне в глаза – огромное количество книг. Я давно перефразировал для себя старую пословицу: «Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты». Подборка книг вызвала у меня скверную мысль: а не сошёл ли с ума тот, кто всё это читает? Герман Мелвилл стоял на одной полке с Уильямом Денброу, Эдгар По и Адам Мицкевич мирно уживались с Алексеем Атеевым и Стивеном Кингом, Артур Конан Дойл – с Александрой Марининой и Сидни Шелдоном… всего не перечислишь. Коротко скажу, что на стеллажах стояли книги самых разных жанров – от классики до современного детектива и современной литературы ужасов.
На стене между стеллажами висела скрипка. В углу поблёскивал рояль.
В одном из кресел развалился пушистый кот. В клетке на подоконнике чирикал большой попугай-нимфа. На полу лежал огромный пёс, датский дог. Увидев меня, он вскочил, вильнул хвостом и поприветствовал жизнерадостным «Гаф».
А на диване сидела хозяйка этого дома, девушка лет двадцати пяти. Что я ещё могу сказать о ней? Да ничего. Поэт, несомненно, нашёл бы слова, чтобы описать светло-русые волосы, синие глаза, правильные черты лица и хорошую фигуру. Но я, к большому моему сожалению, не поэт. Я всего лишь доктор.
Я осмотрел девушку – должен сказать, у неё было что осматривать. Тот, кто прочтёт этот дневник после моей смерти, поймёт, о чём это я.
У девушки оказалась хроническая тахикардия.
Потом она дала мне свою карточку. Я узнал, что зовут её Маргарита Клевер (господи, ну и фамилия!). Я посоветовал ей поменьше читать всякие детективы и романы ужасов, особенно на ночь, поменьше слушать рок и побольше – классическую музыку (это я-то, двоюродный брат рок-музыканта). А потом она предложила мне выпить чаю.
Я хотел было отказаться – меня могли ждать другие пациенты – но потом подумал: а какого чёрта? И согласился.
За чаем мы разговорились. Маргарита рассказала мне, что пару лет назад получила приличное наследство, вроде как я. Я же, в свою очередь, рассказал, что на досуге пишу страшные рассказы и увлекаюсь историей маленьких городков. Особенно меня интересует история Похмелецка – всё-таки здесь мои корни.
Маргарита улыбнулась и сказала:
– Ну, тогда у меня есть кое-что для вас.
Она вышла из комнаты и вскоре вернулась с большой стопкой толстых тетрадей (некоторые были в переплёте из настоящей кожи).
– Что это? – спросил я.
– Наш семейный архив, – ответила Маргарита. – Почитайте, не пожалеете.
Я протянул было руку, но заколебался и спросил:
– А вы не боитесь давать архив незнакомому человеку?
Маргарита рассмеялась:
– Но ведь вы не совсем незнакомый. Ещё ваш прадедушка лечил нашу семью, об этом там тоже написано.
Я не сдавался:
– А если я прочитаю там что-нибудь, что мне читать не полагается?
Маргарита пожала плечами:
– Мне нечего скрывать. Клеверы живут здесь уже сто пятьдесят лет, и ни один из них не натворил ничего позорного.
Мне пришлось сдаться и взять эти тетради.
Мы расстались добрыми друзьями. Я понимаю, что эта фраза звучит как клише из старинных романов – но что поделаешь, если других слов не подобрать?
На прощание Маргарита посоветовала мне осмотреть старинное Похмелецкое кладбище – оно оказалось буквально в трёх шагах от её дома. Окно спальни Маргариты выходит прямо на него. На этом кладбище, сказала она, уже давно никого не хоронят, но оно может быть интересным как для историка-любителя, так и для автора страшных рассказов.
– Оно особенно красиво ночью, в лунном свете, – добавила Маргарита.
Я сказал, что непременно побываю на кладбище, и ушёл.
Маргарита сказала, что всегда рада меня видеть, и я верю, что это правда. До сих пор я был всего лишь «новым доктором». Приятно думать, что где-то есть человек, который рад тебя видеть.
20 сентября.
Сегодня произошло нечто странное, и это меня пугает.
Я зашёл к Маргарите – обычный визит врача к больному. В гостиной я увидел нечто новое – картину на стене. На картине было изображено старинное кладбище в лунном свете.
– Ваша работа? – спросил я.
Маргарита улыбнулась:
– Да какая эта работа! Так, мазня для развлечения.
Только тут я заметил, что она странно бледна.
– Что с вами? – спросил я. – У вас был приступ? Или вы плохо спали?
Девушка улыбнулась:
– Скорее, второе. – Она помолчала и добавила: – Пожалуй, я вам всё расскажу. Это уже в третий раз. К тому же вы мой доктор…
И я выслушал совершенно безумную историю.
Впервые это случилось, когда Маргарите было десять лет. Примерно в двадцатых числах сентября.
Весь день ей казалось, что в её голове нет ни одной своей мысли. Она так и сыпала цитатами из разных стихов, песен и романов – уже тогда она была достаточно начитанной девочкой. А ночью произошло нечто, совершенно необъяснимое с точки зрения логики.
Ночью Маргарита проснулась, чувствуя необъяснимый страх. И услышала чей-то голос, повторявший одно и то же: «открой окно. Впусти меня. Открой окно. Впусти меня». Повернувшись к окну, Маргарита увидела девушку.
– Знаете, доктор, что самое страшное? – рассказывала она. – Это было моё лицо. Только той девушке за окном было лет двадцать пять – как мне сейчас. И ещё… у неё были тёмные волосы, а у меня – светлые. Но ведь нельзя не узнать своё лицо, правда? Только я никогда не видела на своём лице такой злобы и ненависти.
«Открой окно, – повторяла странная девушка за окном. – Впусти меня». Маргарита в страхе спряталась под одеяло. Так бы она и пролежала всю ночь, не смыкая глаз, но вскоре ей понадобилось выйти в туалет. И здесь ей пришлось столкнуться с ещё одной странностью.
– Я не отражалась в зеркале, – сказала Маргарита. – Я видела, что там отражается ванна, душ, унитаз… но меня там не было. Как будто меня совсем не было.
Когда Маргарита вернулась в комнату, лица за окном уже не было. Она посмотрелась в зеркало – отражение было на месте. Маргарита снова легла в постель и вскоре заснула.
– И что потом? – спросил я.
– Потом? – Маргарита грустно улыбнулась. – Утром я рассказала обо всём маме. Но она решила, что я слишком много читаю Брэма Стокера и Эдгара По.
Маргарита немного помолчала и продолжала рассказ.
– Второй раз это произошло, когда мне было пятнадцать. Тоже, кстати, в двадцатых числах. Днём я говорила только цитатами, а ночью снова видела лицо за окном. На этот раз я сразу же убежала в прихожую – видели, там зеркало в полный рост. Я посмотрела в него… отражения снова не было. Я стояла перед зеркалом где-то час, и отражение начало появляться. Сначала оно было просто туманным, потом полупрозрачным… потом стало нормальным. Когда я вернулась в комнату, лица за окном уже не было. – Маргарита сделала паузу. – А вчера… вчера всё произошло снова. Самое смешное… я до сих пор чувствую, что у меня нет ни одной своей мысли. Я чувствую, что сегодня ночью она снова появится.
– Кто?
– Ну, та девушка за окном. Знаете, доктор, мне так страшно! «Но какими словами описать тот ужас, то изумление, которые объяли меня в то миг, когда я взглянул в другой конец комнаты! – процитировала она. – Там, где ещё минуту назад я не видел ничего, теперь стояло огромное зеркало. Из стены навстречу мне нетвёрдой походкой выступило моё собственное отражение…»[3] – Маргарита с отчаянием взглянула на меня. – Доктор, я ведь не сошла с ума?
– Вы совсем не похожи на сумасшедшую, – ответил я. – Наоборот, мне кажется, что вы мыслите чрезвычайно ясно.
Маргарита невесело рассмеялась:
– Но вы ведь не психиатр? А сумасшедшим часто удаётся прикидываться нормальными. К тому же… помните, как сказал Фрейд? «Мыслить ясно – ещё не значит быть в здравом уме»[4]. У братьев Стругацких тоже есть по этому поводу: «Человек разумный – это не всегда разумный человек»[5].
Здесь я был с ней согласен. Однажды мне пришлось побеседовать с пожилым человеком по фамилии Хорьков, умирающим от злокачественной опухоли сердца. Хорьков очень ясно, очень детально и очень разумно рассказывал мне о существах из другой галактики, которые серьёзно настроились захватить Землю. По словам Хорькова, они давно среди нас, но мы об этом понятия не имеем.
«Парень, который каждый день продаёт вам сигареты, ещё вчера был просто Петя Васин, – говорил Хорьков. – А сегодня это уже инопланетянин, который просто выглядит, как Петя Васин. Он даже говорит и думает, как Петя Васин, потому что инопланетяне питаются альфа-волнами нашего мозга. Вот так-то, доктор!»
Ну и что? Маргарита совсем не похожа на этого Хорькова. К тому же у неё не рак, а всего лишь тахикардия.
– Я не думаю, что вы сошли с ума, – сказал я. – Просто у вас какой-то комп…
– Если вы скажете, что у меня комплекс, я обращусь к другому доктору! – перебила она, смеясь.
Я пожал плечами:
– Пусть так. Но я считаю, что ваша мама была права: вы действительно слишком много читаете Брэма Стокера и Эдгара По. И Стивена Кинга.
Таким образом, мне удалось свести всё к шутке и хоть немного развеселить Маргариту. Но от этого разговора у меня остался тяжёлый осадок.
Когда я уходил, домработница поймала меня за рукав и сказала:
– Доктор, вы бы сказали Маргарите Николаевне, чтобы она немножко завязала с театром. Или хотя бы выбрала себе не такой страшный монолог. Она его уже два дня подряд разучивает.
Я спросил:
– И что это за монолог?
Она покачала головой:
– Я же говорю, страшный какой-то. Чаще всего она повторяет: «Открой окно! Впусти меня! Уступи! Что мне делать без тела? Зачем тебе тело? Мне оно необходимо! Я же сказала, что найду себе другое тело! Мне нужно тело! Мне нужно тело! Мне нужно тело!» А потом, когда она три раза повторит «Мне нужно тело» – начинается крик.
– Крик?
– Да. Никогда бы не подумала, что такая хрупкая девушка может так страшно кричать! Я и сама не знала, что она такая талантливая актриса.
Я пообещал, что непременно поговорю с Маргаритой, и ушёл.
Домой мне идти не хотелось, и я пошёл бродить по старому кладбищу.
Кладбище действительно было старым. Здесь хоронили исключительно богатых похмельчан. Гранитные и мраморные плиты, обелиски, статуи. И везде – изображения ангелов и архангелов, сияющих ворот (видимо, вход в рай), пышные эпитафии в стихах и прозе…
У одной могилы я остановился.
На гранитной плите было высечено лицо, до боли похожее на лицо Маргариты. Только на нём было выражение нечеловеческой решительности и злобы. Надпись возвещала:
НАТАЛЬЯ
АЛЬКСАНДРОВНА
КЛЬВЕРЪ
1885 – 1910
А ниже было написано:
Любiмъ, помнiмъ, скорбiмъ
Вот так – просто и без затей. Совсем непохоже на пышные эпитафии на других могилах. Но почему? Может, родственники были настолько убиты горем, что не нашли других слов?
Однако меня гораздо больше волновал рассказ Маргариты.
В том, что Наталья Клевер похожа на Маргариту, я не видел ничего странного. Бывает, далёкий предок ни с того ни с сего выскакивает в девятом или десятом колене. Но рассказ о том, что Наталья является к Маргарите по ночам?
Я вспомнил «Графа Дракулу». Получалось, что Наталья Клевер – вампир. Вампирша. Все признаки совпадают… кроме двух.
Во-первых, почему Наталья является только в двадцатых числах сентября? И почему не каждую ночь?
А во-вторых, этот странный монолог, пересказанный домработницей. «Мне нужно твоё тело» – о, боже! Неужели Наталья Клевер хочет захватить тело Маргариты лишь потому, что оно так похоже на её собственное?
Я этому не верю. Врач должен верить только в то, что постигается с помощью пяти чувств. Врач должен оставаться материалистом, иначе это уже не врач. Я скорее поверю, что Маргарита сошла с ума на почве ужастиков и старых семейных историй.
Ну, хватит об этом думать! Завтра тяжёлый день, пора спать. А эту историю лучше всего забыть, как дурной сон.
Хотя… завтра с утра не помешает заглянуть к Маргарите. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что с ней всё нормально.
21 сентября.
Чертовщина продолжается.
Сегодня утром я пошёл к Маргарите… и почти у самого дома наткнулся на домработницу.
– Ой, доктор… как хорошо, что я вас встретила! – воскликнула она. – Маргарите Николаевне совсем плохо, а телефон не работает…
Я не стал тратить время на вопросы и поспешил за ней.
Маргарита лежала на полу своей спальни.
Я перенёс её на кровать. Домработница стояла рядом и смотрела на меня так, словно я был кем-то вроде Господа.
– Быстро принесите два мокрых полотенца! – приказал я. Домработница кивнула и исчезла. Вскоре она вернулась с мокрыми полотенцами в руках.
– Доктор, вы знаете, что сделал Барсик? – спросила она. – Представляете, он оторвал голову Кеше!
– Немедленно уберите клетку! – приказал я. – И не мешайте работать. Если что, я вас позову.
Домработница ушла. Я взял Маргариту за руку, чтобы проверить пульс… и вздрогнул. На её пальцах запеклась кровь. А ещё к ним прилипли серые перья.
Перья попугая-нимфы.
Я взял полотенце и быстро обтёр руку девушки. Потом принялся делать Маргарите массаж сердца. Кстати, сейчас у меня болят руки и плечи. Только актёрам из сериала «Скорая помощь» легко даются реанимационные процедуры. На самом же деле это тяжкий труд, отнимающий много сил.
Наконец Маргарита открыла глаза.
– Доктор… это я? – спросила она. Именно так. Не «Это вы», а «Это я?»
– Ночью опять было лицо за окном, – продолжала Маргарита. – Только на этот раз я не могла сопротивляться… открыла окно… а дальше – ничего не помню. – Она улыбнулась, потом с отчаянием добавила: – Ну почему, почему она не хочет оставить меня в покое?! «Коль дерево упало, так пусть и лежит»!
Последняя фраза была цитатой из Джона Мильтона.
Убедившись, что с Маргаритой всё в порядке, я решил, что могу идти домой. Перед уходом я приказал домработнице в случае чего звонить сначала мне, а уж потом в «скорую помощь». Не доверяю я этим провинциальным «скорым».
Тот же день, позже.
После обеда я ещё раз заглянул к Маргарите. Девушка выглядела неплохо, но я сразу понял, что она долго плакала.
– Доктор, вы знаете, что сделал Барсик? – спросила она. – И Джек куда-то пропал…
В её глазах была такая неподдельная боль, что мне стало стыдно. Как я мог подумать, что эта девушка способна убить кого-нибудь, даже попугая?
В этот миг вошла домработница. Она вела за ошейник датского дога.
Маргарита прямо-таки расцвела.
– Джек! – воскликнула она. – Джек, милый! Где же ты пропадал?
И тут случилось невероятное: Джек зарычал на Маргариту. Зарычал не так, как собаки рычат на чужих или незнакомых. Нет, он рычал на неё, как на своего злейшего врага, которого смертельно боятся и в то же время ненавидят.
– Джек, ты что?! – чуть не плача, крикнула Маргарита. – Что с тобой?! Это же я!
Но Джек с громким лаем вырвался из рук домработницы и бросился прочь из дома.
Маргарита расплакалась. Я пробормотал какие-то невнятные извинения и ушёл.
Вернувшись домой, я решил почитать что-нибудь из семейного архива Клеверов. Выбрал не очень толстую тетрадь в коричневом переплёте и стал читать. Это оказался дневник, который когда-то вела пятнадцатилетняя девочка по имени Катя Клевер.
Читать сначала было трудно – из-за буквы «ять», твёрдых знаков и латинской «i» в самых неожиданных местах. Но я разобрался довольно быстро. Без особого интереса я просматривал записи о душевных переживаниях, связанных с каким-то мальчиком, и хотел было отложить дневник… но внезапно мой взгляд зацепился за знакомую фразу. Вот что мне удалось прочитать:
Сегодня мы похоронили Наташу. Боже мой! Я знаю, что грех так думать – но я рада, что она наконец умерла. Папенька с маменькой плачут – но и в их глазах я читаю облегчение.
Дело в том, что моя сестра была самым злобным и жестоким существом из всех, которые когда-либо ходили по земле. Горе тому животному, какое имело несчастье попасть к ней в руки – будь то котёнок, мышка или птичка! Наташа долго мучила несчастного зверька, а потом убивала. При этом она смеялась.
А на днях Наташа каталась на лошади… и упала. При этом она ударилась головой и потеряла сознание. У неё пошла кровь из носа и рта.
Папенька спешно послал за доктором Варшавским. Но доктор сказал, что ничего сделать нельзя: у Наташи переломлено основание черепа, и она, верно, не доживёт до полуночи. Так и случилось: моя сестра скончалась в четверть двенадцатого.
Однако перед самой кончиной она пришла в себя, открыла глаза и села в кровати. Маменька попыталась уложить её на подушки, но Наташа с силой отстранила её руки. «Нет! Не хочу умирать! – кричала она. – Я должна найти себе другое тело! Что мне делать без тела?! Мне оно необходимо! Мне нужно тело! Мне нужно тело! Мне нужно тело!» А потом она просто закричала (от этого крика у меня кровь застыла в жилах, и я до сих пор слышу его, стоит только мне закрыть глаза), откинулась назад и умерла.
Батюшка Сергий говорит, что надобно молиться о Наташиной душе, чтобы она обрела покой… но я боюсь, что моя сестра никогда не найдёт покоя. Она кричала перед смертью, что должна найти себе другое тело – и, боюсь, она своего добьётся. Маменька как-то рассказывала мне: когда Наташе было только восемь лет, ей понравилась кукла, принадлежащая соседской девочке. Ночью Наташа выбралась из своей спальни, подбежала к соседнему дому, нашла окно, у которого сидела кукла. Голой рукой Наташа разбила окно и, не обращая внимания на порезанную в трёх местах руку, схватила куклу и убежала. Она ВСЕГДА добивалась своего, любой ценой.
Боже мой, сделай же так, чтобы моя сестра наконец успокоилась!
Дальше я читать не стал. Просто не смог. Господи, неужели это правда? Неужели Наталья Клевер действительно не нашла покоя в могиле?! Мне вспомнился «монолог» Маргариты, пересказанный домработницей. Он совпадал с предсмертными словами Натальи почти полностью. Особенно последние фразы.
«Что мне делать без тела? Мне оно необходимо! Мне нужно тело! Мне нужно тело! Мне нужно тело!»
«А потом начинается крик, – сказала мне домработница. – Никогда бы не подумала, что такая хрупкая девушка может так страшно кричать!»
«А потом она просто закричала, – писала в дневнике Катя Клевер. – От этого крика у меня кровь заледенела в жилах, и я до сих пор слышу его, стоит только мне закрыть глаза».
Я не хочу ничего этого видеть… но вижу, против собственной воли. И продолжаю делать сопоставления.
Но… с другой стороны, не может ли это быть совпадением?
Могла ли Маргарита прочитать Катин дневник? Могла. И почти наверняка прочитала. А поскольку она – натура впечатлительная, эта история могла запасть ей в душу. И почти наверняка дала решающий толчок её безумию.
Уже два часа ночи, а я всё ещё сижу над своим дневником. И всё это время меня не отпускает мысль: как там Маргарита?
Боже, я от всей души надеюсь, что это всего лишь заурядная шизофрения. С этим, по крайней мере, можно справиться.
Ну, хватит. Похоже, я пишу только для того, чтобы оттянуть неизбежное. Сейчас я пойду к Маргарите. Если она действительно сошла с ума – я буду самым счастливым человеком на земле. Гораздо легче поверить в сумасшествие, чем в визиты привидения и захват чужого тела.
22 сентября.
Всё кончено. Как спел однажды мой двоюродный братец: «Жизнь не вернёшь; вольному – воля! Только пройдёшь снова вдоль поля…»[6] Маргарита победила… но какой ценой! Впрочем, лучше я расскажу всё по порядку.
Едва закончив предыдущую запись, я поспешил к Маргарите, но у самого дома остановился. Как, интересно, я должен объяснять своё появление в два часа ночи? Немного поздновато для визита врача, не правда ли?
Я обошёл вокруг дома, постоял у кладбища (в лунном свете оно действительно оказалось прекрасным) и хотел уже уйти, когда заметил высокую фигуру в белом. Сначала мне пришла в голову мысль о привидении, но потом фигура прошла мимо меня, и я узнал Маргариту. Она шла с закрытыми глазами, как лунатик. Словно что-то тянуло её вперёд.
Я пошёл за ней.
– Доктор! – внезапно услышал я. Обернувшись, я увидел домработницу. Она не спросила, что я тут делаю в такой поздний час. Её волновала только Маргарита. – Вы видели?
– Да, – кивнул я. – Пойдёмте за ней.
Маргариту мы нашли лежащей на одной из могил. Без особого удивления я узнал могилу Натальи Клевер.
Я попытался поднять девушку с земли… это мне удалось, но далеко не сразу. Словно под землёй находился огромный магнит, а Маргарита была куском железа. Но в конце концов я взял её на руки и понёс.
И вдруг за моей спиной послышался голос:
– Стой, докторишка!
В этом голосе было не больше человеческого, чем в волчьем вое. Взглянув на домработницу, я понял, что она слышит то же самое.
Я обернулся и увидел девушку. Это была Наталья Клевер… в точности такая, как её описывала Маргарита. Они могли бы быть двойняшками, если бы не разный цвет волос и разное выражение лиц.
– Уходи! – сказала она. – Оба уходите! Вас это не касается!
Я повернулся к ней спиной и пошёл дальше. И в этот миг лицо Маргариты, лежащей у меня на руках, изменилось. На нём проступила злоба, нечеловеческая решимость, ненависть… Это была уже Наталья.
Пока я нёс её к дому, её лицо всё время менялось. Смотреть на неё было всё равно что смотреть на воду в кастрюле, под которой кто-то то убавляет, то прибавляет огонь. Она превращалась то в Наталью, то снова в Маргариту…
У самого дома Маргарита наконец открыла глаза. Именно Маргарита, а не Наталья. Она посмотрела на меня… и узнала.
– Доктор, – прошептала она. – Доктор… я победила!
Сказав это, она снова закрыла глаза и умерла. Для её больного сердца нагрузка оказалась слишком тяжёлой. Всё-таки жить с тахикардией – это почти то же самое, что носить с собой боевую гранату. И то, и другое может убить тебя в любой момент.
Маргарита победила во всех смыслах. Она сумела отстоять своё тело, которое теперь никогда не достанется Наталье.
Но я вспоминаю строчку из дневника Кати Клевер. Она пишет, что её сестра добивалась своего любой ценой и перед смертью кричала, что должна найти себе другое тело. И теперь меня не отпускает мысль: что, если этот кошмар повторится?
Плащ
1
Озеро в пятидесяти километрах от Похмелецка не зря называлось Чистым – вода в нём была едва ли не самой чистой во всей России. На берегах Чистого не было никаких бумажных фабрик, как на Байкале, а несколько турбаз и небольшая лесопилка особого вреда не причиняли.
Озеро всегда было красивым – и зимой, когда его покрывает лёд, а окружающий его лес сверкает от инея, и весной, когда лес окутан зелёным туманом, и осенью, когда вода приобретает серо-стальной цвет, а лес расцветает красками. Но особенно хороши летние вечера. Солнце, огромное и красное, опускается за горизонт, окрашивая ели и сосны в цвет начищенной меди, а воду озера – в самые зловещие кровавые тона.
Такие вечера хороши для пикников с ночёвкой.
В один из таких вечеров на озере отдыхала тёплая компания – писатель, инженер-нефтяник и две учительницы.
Писатель был невысоким полноватым шатеном. Он виртуозно играл на гитаре и постоянно отмачивал пошлые шуточки. Инженер казался полной противоположностью писателю: высокий худощавый блондин, произносящий глуховатым голосом одно слово в три минуты и почти не улыбающийся. Учительницы тоже не походили друг на друга: одна была кудрявой блондинкой с чисто русской внешностью, вторая – брюнеткой с прямыми волосами и восточным лицом. И всё-таки по какой-то непонятной причине их принимали за родных сестёр.
Их дружба началась ещё со школьных лет, когда они вместе начали изучать английский язык и увлекаться рок-н-роллом. С тех пор прошло немало лет. Жизнь раскидала их по разным городам: писатель жил в Петербурге, инженер – в какой-то Уфе, а одна из учительниц почти постоянно жила в Германии, приезжая в Россию раз в несколько лет. Но в этом году они решили снова собраться вместе перед тем, как снова разъехаться ещё на несколько лет. Или, может быть, навсегда.
2
Стрелки часов приближались к одиннадцати – «детское время», как выражался писатель. Солнце было похоже на упившегося кровью комара, который вот-вот лопнет, расплескав содержимое желудка по всему горизонту. На больших вечеринках в этот час веселье только начинается, но здесь было всего четыре человека, и их желание веселиться медленно, но верно сходило на нет. Гитара лежала чуть в стороне, ни у кого не было желания слушать музыку. Все молчали. Каждому было понятно, что если кто-нибудь не придумает, чем бы заняться, все пойдут спать. А завтра утром они уедут, и кто знает, когда им доведётся снова встретиться?
Спасти вечеринку могла только рассказанная кем-нибудь история – неважно, весёлая или грустная, реальная или вымышленная. Очень кстати пришлась бы история о сверхъестественном. Писатель, заработавший все свои деньги сочинением именно таких историй, начал спешно придумывать рассказ. Он уже открыл рот, чтобы начать, но его опередил инженер.
– Вам когда-нибудь случалось видеть привидение? – спросил он.
Писатель так и застыл с открытым ртом. Он никак не ожидал таких слов от инженера – человека во всех отношениях практичного и разумного, верящего лишь в то, что познаётся с помощью пяти чувств.
– В кино видел, – сказал писатель. – Ну, ещё в своих книгах.
Учительница с типично русской внешностью, не удержавшись, хихикнула. Учительница с восточным лицом толкнула писателя локтем в бок. Но инженер, не замечая его реплики, сказал:
– Я однажды столкнулся с одной штукой. Это было пятнадцать лет назад. Я про это никогда не говорил.
Все молчали, глядя на инженера. Даже писатель, который умел пошутить совершенно не к месту, не проронил ни слова. Инженер оглядел всех по очереди, выпил вина и начал рассказ.
3
– Я тогда занимался велотуризмом – помните? – спросил инженер. Все кивнули. – Так вот, в то лето я решил добраться до Уральского хребта, а оттуда вернуться на поезде, как белый человек. Я без особых приключений доехал до Екатеринбурга и взял курс на Челябинск. И где-то на полпути наткнулся на совершенно заброшенную деревню.
Такие деревни в нашей стране – обычное дело. Половина домов разрушилась, другая половина выглядела так, словно вот-вот рухнет. Крыши покосились, стены обросли мхом и всякими там лишайниками. Вообще вся деревня выглядела лет на двести, не меньше. Я решил заночевать в одном из домов, который сохранился лучше других.
Это был кирпичный дом. Я решил, что здесь жил какой-нибудь помещик или большой начальник. Нигде не было ни души, и я вошёл.
В прихожей я увидел вешалку, на которой висел плащ – когда-то явно хороший, но теперь пришедший в полную негодность. Когда-то крепкая ткань сгнила и рассыпалась от старости, над подкладкой постаралась моль… а может, крысы. Я включил фонарик и посветил вокруг.
Нет, дом не был похож на крысиный рай. Нигде не было видно ни гнёзд, ни следов на полу. И характерного запаха тоже не было. Пахло гнилью и пылью… нечего смеяться, кстати. Пыли там хватало. На полу, например, её было пальца на четыре, не меньше.
Да, крысиных следов не было. Зато были другие следы, которые мне чем-то не понравились. Странные следы. Как будто по полу таскали туда-сюда пустой мешок. Все следы начинались и заканчивались под вешалкой. Вернее, точно под тем местом, где висел плащ. Я подумал, что это может означать, ни до чего не додумался и решил не брать в голову.
Я вошёл в одну из комнат и огляделся.
Когда-то это была гостиная. В углу стоял рассохшийся и потрескавшийся рояль. На стенах висели портреты людей, одетых по моде девятнадцатого или даже восемнадцатого века – видимо, хозяев этого дома. На одном портрете был изображён господин со зверской мордой, в том самом плаще, который я видел в прихожей.
А ещё здесь были книги. Я взял с полки несколько штук и стал их рассматривать. Сборник рассказов Эдгара По, «Франкенштейн»[7] Мэри Шелли, «Дракула» Стокера, «Пиковая дама» Пушкина… короче, сплошные ужастики.
4
На этом месте писатель прервал инженера, воскликнув:
– Блин, меня там не было!
Инженер покачал головой:
– Нечему тут завидовать, Макс. Потому что дальше пошло ещё хуже.
Он налил себе ещё вина и продолжал рассказывать.
5
– Я взял одну книгу – «Франкенштейна», устроился на полу и стал читать. Книга явно была столетней давности – с «ятями», твёрдыми знаками к месту и не к месту и латинской буквой «i» – но я быстро разобрался. А чтобы тишина не так давила на уши, я включил плейер. Помнишь, Макс, ты дал мне кассету со своей группой?
Писатель кивнул.
– Ну, вот. Я запустил кассету… как раз с той песни, про пустую комнату.
В пустой комнате слышится тихий смех
И звонит телефон с оборванной трубкой.
Чьи-то ноги в пыли пробежали вдоль стен,
А с обоев рука сорвала незабудки.
Я теперь совсем одинокий мэн.
А наутро вновь нервно скрипнула дверь,
И вошли одни ярко-красные губы…[8]
Внезапно мне стало страшно. Не то что меня напугала песня (хотя от неё бывает мороз по коже). Просто я подумал, что в доме мог кто-нибудь прятаться. Например, сбежавший из тюрьмы маньяк. А я тут сижу и слушаю музыку!
Я выключил плейер и снял наушники. И в этот миг откуда-то – возможно, из прихожей – послышался шум, словно что-то упало на пол. Я вздрогнул… и тут же рассмеялся. Сергей Громовоинов, без пяти минут инженер, сидит в пустом доме и пугается теней!
Через секунду желание смеяться пропало. Я услышал шорох, словно по полу волокли пустой мешок.
Разум убеждал меня, что бояться нечего. Просто плащ упал с вешалки, – скорее всего, на какую-нибудь крысу, случившуюся рядом. Крыса попыталась выбраться, но не смогла, и потащила плащ за собой…
Разум убеждал меня, а руки между тем потянулись к книжной полке и выбрали книгу потяжелее.
Шорох стал громче, потом прекратился. Я врубил фонарик и медленно обернулся…
Знаешь, Макс, в твоих книгах я часто читал, что люди от страха не могут пошевелиться. Так вот, такое состояние я испытал только один раз в жизни – в тот момент. За моей спиной, на пороге комнаты стоял плащ. Тот самый плащ, который должен был висеть в прихожей.
Плащ был расстёгнут, и я видел, что внутри никого нет. Я отлично видел рваную, изъеденную молью подкладку. И видел, что полы плаща волочились по толстому слою пыли, оставляя тот самый след, который я заметил в первую же минуту пребывания в этом чёртовом доме.
Плащ немного постоял на пороге, словно размышляя, потом целеустремлённо направился ко мне. А я ничего не мог сделать! Понимаете?! Ничего! И только когда плащ подобрался ко мне достаточно близко, и к моей шее потянулись пустые рукава, я справился с собой и бросил книгу.
Плащ мгновенно отбросило к двери. Он лежал спокойно, не шевелясь, как и положено любому плащу. Я бросился бежать, забыв про рюкзак и оставшийся в прихожей велосипед. И всё-таки, пробегая мимо плаща, я успел заметить крест на чёрной кожаной обложке книги.
Это была библия.
А потом плащ снова зашевелился, пытаясь сбросить ненавистную книгу. И я рванул оттуда со всей возможной скоростью.
6
Все молчали.
– Вот такие дела, – закончил свой рассказ инженер. – Это были мои последние каникулы, и потом мне стало не до туризма. И ещё… я долго не мог видеть плащи. Как истеричная девка, честное слово. – Инженер смущённо хохотнул и добавил: – Кстати, мой велик и рюкзак наверняка так и лежат в том доме. Кто хочет, может их забрать.
Никто не ответил. Писатель разлил остатки вина по стаканам и бросил пустую бутылку в озеро.
Гиблое место
– Ну, и для чего ты сюда повернул? – спросила Лена. – Можно узнать?
Сергей ничего не ответил. Лена повторила вопрос чуть громче.
– Ну, ты достала! «Зачем, зачем»… – Сергей хотел взорваться, но в последний момент взял себя в руки. Только сильнее стиснул руль. – Я тебе уже говорил – бензин кончается, нам его только до Новоблудского хватит. Там заправимся и вернёмся на трассу.
Лена – слава тебе, Господи! – замолчала. Сергею тоже не хотелось говорить. «Спасаем наш брак, – подумал Сергей. – Безнадёжное дело».
Идея «романтического путешествия на машине» принадлежала Лене. Поездка была задумана якобы с целью навестить её родителей. На самом же деле это была последняя попытка спасти их стремительно разваливающиеся отношения.
Сергей считал, что ничего из этого не выйдет. Разбитую вазу склеить нельзя. Они с Леной поженились пять лет назад – теперь-то Сергей понимал, что это была первая жалкая попытка что-то спасти. Хотя спасать было уже практически нечего – даже в то время. Какое-то время их отношения были настоящей любовью, потом стали отдалённо похоже на любовь… а потом всё ушло в никуда.
Затевая эту поездку, оба понимали, что ничего не выйдет. Но всё-таки в глубине души их не покидала сумасшедшая надежда – а вдруг произойдёт чудо и всё наконец-то изменится?
Чуда не произошло. Оба оставались холодными, слишком много курили и бесконечно ссорились. Поводом для скандала могло стать что угодно: слишком громкое радио, пролитый на сиденье кофе, отсутствие сигарет в «бардачке»… или незапланированный поворот.
С полчаса назад Сергей свернул с трассы в сторону городка со странным названием – Новоблудское. Он не хотел туда поворачивать – но бензин кончался, а других населённых пунктов поблизости не было.
Чтобы зря не кружить по городу, Сергей решил расспросить гибэдэдэшников, где находится заправочная станция… а потом свалить из этого городишки к чёртовой матери. Он с детства ненавидел провинциальные городки, поскольку сам родился в точно таком же городке.
Впереди показалась стеклянно-металлическая коробка с огромной надписью «ГАИ» на крыше. Сергей сначала удивился – эта организация давно сменила название на ГИБДД – но потом решил что удивляться нечему. В дыре вроде этого Новоблудского должно пройти не меньше двадцати лет, прежде чем о новшестве станет хотя бы известно.
Поравнявшись с постом, Сергей остановил машину и заглушил мотор.
– Я сейчас, – бросил он и вышел.
Возле «стекляшки» стоял «жигулёнок» с синей полосой на борту и мигалкой на крыше. Сергей обошёл его и поднялся по ржавой железной лесенке наверх.
– Простите, вы не подскажете, где… – начал он. И не смог закончить фразу. «Стекляшка» была пуста.
– Что за чёрт?! – вырвалось у Сергея. Никто не ответил, и Сергей стал осматриваться.
Всё было как будто в порядке. Два стула. Стол. Железная койка. На столе – какие-то бумаги, переполненная пепельница, пивная бутылка и милицейская фуражка. Всё выглядело так, словно милиционеры вышли на пять минут.
Но не могли же они выйти все сразу? Кто-то должен был остаться – хотя бы для того, чтобы собирать штрафы… Сергей начал думать, что напрасно повернул к этому чёртову Новоблудскому. Нужно было купить канистру ещё в Подгорном – не пришлось бы поворачивать…
Сергей вернулся к машине.
– Ну что? – спросила Лена, когда он сел за руль.
– Ничего, – ответил он. – Поехали.
Но от Лены не так-то просто было отделаться.
– Что это значит – ничего? – возмутилась она. – Что ты в таком случае делал?
– Там никого нет.
– Что? Потрудись, пожалуйста, вытащить изо рта сигарету, когда говоришь со мной! – В эти слова Лена вложила максимальное количество яда.
Сергей вынул изо рта сигарету.
– Там никого нет, – повторил он, начиная заводиться. Если Лена хотела довести дело до скандала – она обязательно добивалась своего. – Можешь пойти посмотреть.
Лена замолчала, решив отложить ссору на более позднее время. Сергей нажал на газ.
– Ничего, ничего, – сказал он примирительно. – Метров через триста должна быть заправка – все эти дыры на одно лицо. Только интересно, куда менты делись?
Заправка действительно оказалась поблизости, сразу за изрядно проржавевшим щитом-указателем с надписью «НОВОБЛУДСКОЕ». Слава тебе, господи, подумал Сергей. Дотянули…
Заправочная станция состояла из двух бензоколонок и небольшого кирпичного строения. На площадке стояла новенькая «Газель» и рассыпающаяся «копейка» с подвязанным глушителем.
– Эй, хозяева! – крикнул Сергей, вылезая из машины. – Бензинчику не зальёте?
Ответом ему была тишина.
– Ты смотри, как тихо, – удивлённо произнесла Лена, подходя к нему. – Неужели тут тоже никого нет?
– Сейчас выясним, – ответил Сергей. Он подошёл к кирпичному строению, рассудив, что персоналу заправки больше быть негде. Потянул на себя дверь…
…и застыл на пороге.
Помещение было абсолютно пустым. Ни столов, ни стульев… вообще никакой мебели. Пол был покрыт голубоватой студенистой массой, неприятной на вид. Окна были загажены донельзя, и было видно, что студенистая масса светится в полумраке.
– Чёрт побери! – выдохнул Сергей. Он буквально заставил себя остановиться на пороге. Не хотелось вляпываться в… в эту штуку. Сергей не знал, что это за масса, но она ему не нравилась. Взять хотя бы это свечение… пёс его знает – может, эта дрянь радиоактивна…
Он достал пачку и ударил по её торцу, чтобы выбить сигарету. Но немного не рассчитал, и сигарета, описав в воздухе дугу, упала на пол. Прямо в эту светящуюся массу.
Свечение стало чуть сильнее. Сигарета стала расплываться, менять очертания, терять форму… Через секунду она растворилась.
– Лена! – крикнул Сергей. – Иди сюда!
– Ну, что тебе ещё? – отозвалась Лена. Но всё-таки подошла.
– Осторожнее, – предупредил Сергей. – Видишь эту дрянь? Кажется, я допёр, куда делись заправщики.
– Ну, и куда же они делись?
Вместо ответа Сергей достал носовой платок и бросил на пол. Через секунду от платка ничего не осталось.
– Какой ужас… – прошептала Лена, не сводя с мерцающей массы расширенных глаз. – Пойдём отсюда.
Они вернулись на площадку. Сергей вновь достал сигареты, но у него так дрожали руки, что он сломал несколько штук, прежде чем закурил. Спалив сигарету в несколько затяжек, он успокоился.
– Надо сообщить в город, – произнёс он. – Может, это теракт.
– А почему эти не сообщили? – спросила Лена. – Почему не вызвали «скорую»? Или МЧС…
– Да как они могли вызвать?! – крикнул Сергей. – Не успели, скорее всего! Ты же видела, как эта штука действует: раз-два – и тебя нет! И произошло это совсем недавно, я думаю…
– Почему недавно?
– А ты погляди – тачки эти даже запылиться не успели. Ладно, поехали.
– А бензин?
Сергей сник:
– А, чёрт! В самом деле… Ладно, я сейчас.
Он подошёл к «копейке». Её дверцы и багажник оказались незаперты. В багажнике нашлась полная канистра.
– Хозяину уже ни к чему, а нам ещё пригодится, – сказал Сергей и начал переливать бензин в бак своей машины.
– Слушай, Серёжа, – вдруг сказала Лена, – Когда ты в последний раз покупал бензин по три рубля?
– Лет пять назад, – машинально ответил Сергей, потом до него дошёл смысл сказанного женой. – Что ты сказала?! – переспросил он и выронил канистру.
– Подойди и посмотри.
Сергей подошёл к колонке и посмотрел. Да, действительно что-то странное.
Бензин (цена за 1 л.):
96-й – 2 р. 50 к.,
95-й – 3 р. 00 к.
Дальше Сергей читать не стал – не было смысла. Остальные цены были такими же низкими. Смехотворно низкими.
– Что это значит, как ты думаешь? – спросила Лена.
– Я ничего не думаю, – мрачно ответил Сергей. – Я просто собираюсь предупредить…
Лена вдруг расхохоталась:
– Кого ты собираешься предупреждать?! Неужели ты до сих пор не понял – в этой чёртовой дыре нет никого… ни души!
У неё началась истерика.
Сергей влепил ей пощёчину.
– Пойми, дура! – сказал он, когда Лена немного успокоилась. – Не может быть, чтоб целый город взял да и вымер ни с того ни с сего! Даже такая дыра… Электрики должны заинтересоваться, почему никто не включает свет. Газовики… чёрт, даже ментам станет интересно, кой чёрт побрал этот городишко! Кто-то здесь наверняка должен быть, так что поедем.
– Давай, давай, – безнадёжно ответила Лена, махнув рукой. – Ты же всегда всё делаешь по-своему…
Сергей промолчал. Они сели в машину, и Сергей повернул зажигание.
Вскоре показались дома – крупнопанельные пятиэтажки. Лена нервно хихикнула:
– Ну, и что теперь? «Извините, вы не подскажете, где»…
– Заглохни! – отрезал Сергей. Он грубил отчасти потому, что подсознательно чувствовал: Лена права, и в этом городке нет никого, кроме них. Ни единой живой души. Гиблое место.
Но что могло здесь произойти – эпидемия? Третья мировая война? Нашествие злобных инопланетян?
Может, здесь в каждом доме вместо пола – такая же студенистая масса, как на заправке? Масса, которая растворяет всё подряд, как серная кислота? Или что-нибудь похуже?
Сергей резко нажал на тормоз. Дорогу перегородили несколько грузовиков – старых, ржавых… Сергею показалось, что они стоят тут не меньше двадцати лет. Но «рафик» в двух шагах от них казался совсем новеньким, только вчера сошедшим с конвейера.
– Ничего себе, – покачала головой Лена. – Это что такое?
– Хотел бы я это знать! – неожиданно взорвался Сергей. – Я знаю только одно – тут всё неправильно! Абсолютно всё!
– Ну так давай уедем отсюда? – робко предложила Лена. Это было так непохоже на её обычную напористую манеру, что Сергей неожиданно для самого себя согласился:
– Хорошо. Дай мне только прийти в себя – и уедем отсюда к чёртовой матери.
Он вышел из машины и закурил.
Прямо у его ног из асфальта выступало пятно серой глины – идеально круглое, размером с большой таз.
Мимо пролетал голубь. Когда он оказался над пятном, неведомая сила дёрнула «птичку божью» вниз… и через мгновение от голубя осталась только сизая тень на сером фоне. Крови не было. Сила притяжения глиняного пятна была так велика, что кровь даже не успела брызнуть.
Нервы Сергея не выдержали. Он вскочил в машину и рванул с места в карьер.
От страха он потерял направление. Только проехав метров триста, он сообразил, что едет совсем не в ту сторону. Остановил машину.
– Ну, я напорол, – сказал он виновато. – Нервы сдали, ну и…
Лена прижалась к нему.
– Серёженька, что же делать?! Мне страшно…
Он машинально положил ей руку на плечо:
– Ничего, выберемся. Ты, это… видела, как голубя раздавило?
– Да…
– Теперь главное – в такие места не въехать.
Сергей развернул машину и поехал уже гораздо медленнее. Лена молчала, ему тоже не хотелось говорить. Здесь, в мёртвом городе, все слова казались бессмысленными и ненужными.
Сергей вдавил в пол педаль тормоза за секунду до того, как раздался крик Лены:
– Стой!
Прямо перед ними было серое глиняное пятно – почти такое же, как то, что уничтожило голубя, только в сотни раз больше. В центре пятна лежало что-то – Сергей никак не мог сообразить, что это такое. Потом до него дошло – это был вертолёт.
Фюзеляж оказался расплющен в жестяной блин, но хвост почти не пострадал. Только хвостовой винт слегка погнут. На фоне хаки отчётливо выделялись российский флаг и эмблема ВВС.
Сергей понял, что здесь они не проедут, и свернул в переулок. Через минуту он остановил машину. Переулок привёл их туда, откуда Сергей в панике бежал. Вон и серая проплешина в асфальте, и расплющенный в тень голубь…
– Вот оно! – торжествующе крикнул Сергей. – Теперь сворачиваем на ту улицу – а там и до трассы недалеко!
Лена заметно оживилась. Похоже, она впервые по-настоящему поверила, что они действительно выберутся отсюда.
Через несколько минут они оказались на заправочной станции.
– Серёжа, останови, пожалуйста, – вдруг сказала Лена. – Мне нужно в туалет.
Сергей не смог сдержать улыбки. Лена всегда называла вещи своими именами, не стесняясь никого.
Он остановил машину и сказал:
– Только осторожнее там.
– Да знаю, – отмахнулась Лена, вылезая наружу. – Я вон за ту «Газель» отойду.
Она сделала всего пару шагов, когда это случилось. Что-то невидимое оторвало Лену от земли, с силой вздёрнуло в воздух и медленно, с натугой скрутило – так хозяйки скручивают бельё, отжимая воду. Сергей успел увидеть, как одна туфелька сорвалась с ноги Лены… а потом мир перед его глазами стал серым.
Когда Сергей очнулся, Лены уже не было. Только на асфальте что-то лежало. Сергей вылез из машины, подошёл ближе, поднял. Это оказалась туфелька Лены. Сергей повертел её в руках, потом отбросил в сторону и вернулся в машину.
Он повернул зажигание, нажал на стартер. Мотор чихнул раз, другой… и заглох.
– Чёрт побери! – произнёс Сергей. – Этого мне ещё не хватало!
Он откинулся на сиденье и закурил.
Внезапно он услышал какое-то странное шипение. Подняв голову, Сергей увидел, что лобовое стекло его машины облеплено чем-то вроде тополиного пуха. Сергей успел подумать, откуда взялся тополиный пух в середине сентября… а в следующую секунду пух прожёг стекло насквозь и облепил лицо, шею и грудь Сергея.
Сергей начал кричать, и кричал, пока…
…пока было чем.
Немного погодя взошла полная луна. Она освещала мёртвый город, заправочную станцию и машину, за рулём которой сидело то, что ещё недавно было живым человеком.
Голубая ель
Они остановились на перекрёстке. Надписи на щите-указателе возвещали:
ПОХМЕЛЕЦК – 15 КМ
ЧИСТОЕ – 65 КМ
БОЛОТНОЕ – 70 КМ
– Ну, куда свернём? – спросила Стелла.
– Только не в Похмелецк, – немедленно отреагировал Костя. – Во-первых, там никто не впишет[9], а во-вторых, я этот город ненавижу.
– Почему? – удивилась Стелла.
– А, – отмахнулся Костя, – обычная задница мира.
– Но откуда ты знаешь?
Костя ответил не сразу. Он помолчал, докурил сигарету, выбросил окурок и только после этого сказал:
– Я там родился, вот что.
Стелла с Максимом удивлённо уставились на него. До этого момента Костя никогда не рассказывал о себе. Никто не знал, откуда он родом и как пришёл в «систему»[10]. Впрочем, никто его и не спрашивал. У движения хиппи были свои законы: занимайся своим делом, не суетись и ни к кому не лезь. А сейчас, когда их занесло сюда, он впервые заговорил. И его откровение оказалось полной неожиданностью, как если бы заговорил камень.
– А как у нас со жратвой? – спросил Максим.
– Нормально, – ответила Стелла. – А что?
– А то, что можно в лесу устроиться. – Максим отлично понял, что Косте не хочется ночевать в своём родном городе. К тому же ночёвка в лесу – что может быть романтичнее?
Костёр почти догорел. Максим достал из рюкзака самодельное банджо, сделанное из гитарного грифа и старого пионерского барабана, и начал играть джазовую вариацию на тему «В лесу родилась ёлочка». Стелла толкнула его. Максим посмотрел на неё, потом на задумчивое Костино лицо… и отложил инструмент.
– Знаете, пиплы[11], я ведь однажды человека убил, – сказал Костя. – Был у нас такой бизнесмен, Козлов его фамилия. Так он был настоящим хозяином городка. Он на библиотеку много прайсов[12] отстёгивал, на школы… и вообще. Но за это он всегда получал то, что хотел, бесплатно. Бухалово, жратву какую угодно… и девушек. И однажды на мою подругу глаз положил. Её звали Лена…
Она тогда работала в библиотеке. И Козлов поставил условие: или она перед ним ножки раздвигает, или библиотека лишается его поддержки. Лена, естественно, решила послать его подальше. Скрывалась, как могла. Но разве в таком болоте скроешься?
Костя невесело усмехнулся. Стелла с Максимом молчали.
– Однажды его люди нас поймали, – продолжал Костя. – Меня отметелили, а Лену доставили к нему на дачу. Кстати, вон те голубые ёлки видите? Раньше они его дачу окружали. Это всё, что от неё осталось. Ёлки он сам же и посадил…
Так вот. Лена после этого резнулась[13]. А я об этом только через неделю узнал, когда из больницы вышел. Ну, и пошло-поехало. Я загулял, запил… И однажды по пьянке машину этого Козлова увидал. И тут у меня в голове что-то переклинило. Я как заору: «Чтоб ты сдох, падла!» Шофёр, как это услышал, от неожиданности руль выпустил. Машина в столб врезалась. Провод оборвался, и – на крышу. Короче, Козлов заживо поджарился…
– И правильно, – вставил Максим. – Собаке – собачья смерть.
– Может, и правильно, – пожал плечами Костя. – Только я себя после этого натуральным убийцей чувствую… Макс, дай-ка сигарету.
Максим понял, что переубеждать Костю бесполезно.
Время приближалось к двум часам ночи. Почти все сигареты были докурены, почти всё пиво допито. Хиппи собирались ложиться спать.
– Смотрите-ка! – вдруг воскликнула Стелла. – Вам не кажется, что вон та ёлка теперь ближе?
Максим с Костей посмотрели. Действительно, одна из голубых елей теперь была чуть ли не вдвое ближе к ним. Приглядевшись, Максим увидел, что ель шевелит корнями, как осьминог щупальцами, подходит к ним всё ближе…
– Господи! – прошептал Максим. – Что же это?!
– Это он. – Голос Кости оставался спокойным, но лицо побледнело, и на лбу выступил холодный пот. – Козлов. Он ходит в своих деревьях.
Стелла с Максимом смотрели то на него, то на ель.
– Бегите отсюда, ребята, – сказал Костя всё тем же спокойным тоном. – Вам он ничего не сделает, ему нужен я.
Но ни Максим, ни Стелла не могли сдвинуться с места.
А ель между тем приближалась, стремительно сокращая расстояние между собой и хиппи. Вот ей осталось пройти всего два метра… полтора… полметра…
…а потом их накрыла огромная тень.
Стелла успела увидеть, как две огромные ветви, похожие на длинные руки, потянулись к Косте…
…а потом девушка потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, ель уже исчезла. Стелла встала и огляделась.
Костя лежал на земле и, казалось, спал. Максим сидел рядом. Чуть в стороне валялось банджо.
Могло бы показаться, что всё это сон. Но банджо было раздавлено и измазано землёй – ель наступила на него и пошла прочь. А Максим…
В лунном свете Стелла увидела, что его длинные чёрные волосы стали совершенно седыми.
– Макс! – окликнула девушка.
Максим повернулся к ней. Его глаза были совершенно безумными.
– Ты видела?! – крикнул он. – Видела?!!
Он задрал Костину футболку и показал на его грудь. Стелла увидела две маленькие точки под сердцем.
– Вот оно! – крикнул Максим. – Вот оно… я видел! Ткнула его в сердце… и убралась! – Он поднял то, что осталось от банджо, отряхнул с него землю. – И инструмент испортила, сука…
Максим откинул голову и дико захохотал в ночное небо.
Коллекционер
Баночки, скляночки, ржавый пинцет,
Вкус формалина на милом лице…
Пусть остаются со мной навсегда
Ты и твоя красота!
Доктор Александров,
«Анатом».
1
Закончив накладывать косметику, Марина отошла от зеркала и нетерпеливо взглянула на часы. Ну, где же он?
Словно отвечая на её мысли, за окном нетерпеливо прогудел клаксон какого-то автомобиля. Марина выглянула во двор и увидела тёмно-зелёный «мерседес» Сергея.
– Иду-иду, – крикнула девушка, словно Сергей мог её услышать, и выбежала из дома.
Их роман начался три месяца назад, и развивался очень бурно. Сергей ни на чём не настаивал, всё получалось как бы само собой. И с каждым днём Марина влюблялась в Сергея всё больше и больше. Её не волновало даже то, что Сергей женат и воспитывает троих детей. Кажется, это не волновало и Сергея. Он даже обещал Марине бросить семью ради неё…
Подумав об этом, Марина невольно улыбнулась. Ни с того ни с сего у неё появилось предчувствие, что сегодня её ждёт нечто особенное.
2
– Ну, куда поедем? – спросил Сергей.
– А что ты можешь предложить? Ответила Марина в своей обычной манере – вопросом на вопрос.
Сергей придал своему лицу загадочное выражение, сделал вид, что размышляет, потом сказал:
– Ну… могу предложить поехать ко мне, посмотришь мою коллекцию. Своих я на Кипр спровадил, так что нам никто не помешает.
Марина не стала спрашивать, что это за коллекция, поскольку знала: эта фраза – не более чем просто предлог. Но она никогда не понимала, зачем придумывать всякие предлоги. «Выпьем кофе», «послушаем музыку», «посмотрим коллекцию»… зачем? Неужели нельзя просто сказать: «Займёмся любовью»?
Вслух же она спросила:
– А мы с тобой когда на Кипр поедем?
– Скоро, девочка моя, – ответил он. – Уже совсем скоро.
3
– Ну, вот и приехали, – сказал Сергей. – Прошу к нашему шалашу.
«Шалаш» оказался двухэтажным псевдоготическим особняком из красного кирпича, обнесённым трёхметровой высоты забором. Сергей вылез из машины, достал пульт дистанционного управления и нажал одну из кнопок. Ворота автоматически открылись.
– Осторожнее, не прикасайся к ним, – сказал он, взяв Марину за руку. – Всё под током.
– Зачем? – притворно возмутилась Марина. – Чтобы я не убежала?
– Нет… чтобы никто не залез. Ну, пошли.
4
Прежде чем приступить к «осмотру коллекции», Сергей взял два больших бокала и до краёв наполнил их вином.
– За тебя, – сказал он, подняв свой бокал. – Ты лучшая девушка на земле.
От первого же глотка Марине вдруг стало легко, в голове приятно зашумело. Ей показалось, что она взлетает. За время знакомства Сергей приучил Марину к хорошим винам, и она уже различала некоторые из них на вкус. Но такого вина ей не доводилось пробовать никогда в жизни. Единственное, чего она не могла понять – зачем Сергей её подпаивает. Она пришла сюда сама, по доброй воле, и твёрдо знала, что останется здесь на ночь. Она знала это уже в тот миг, когда села в его машину. Так зачем же её подпаивать?
Сергей поставил диск Доктора Александрова, и зазвучала песня:
Я разделил твоё тело ножом на три части:
Сердце пропил, почки продал, а лёгкие сжёг.
Всё было прекрасно, но вдруг навалилось несчастье:
Я всё обыскал, но нигде не нашёл твоих ног.
Отрезанная голова твоя мне улыбалась –
Куда там Джоконде с корявой ухмылкой своей!
Ты так восхитительно, помню, когда-то смеялась –
Зачем, не пойму, отказалась женой стать моей?
Баночки, скляночки, ржавый пинцет,
Вкус формалина на милом лице…
Пусть остаются со мной навсегда
Ты и твоя красота!
Марине не очень нравилась эта песня. Не только она, но и вообще «чёрный» юмор. Однако ради Сергея она готова была стерпеть всё, что угодно.
Между тем они допили вино. Сергей посмотрел на бутылку (как показалось Марине, с некоторым сожалением) и убрал её.
– Ну что, – спросил он, – пойдём смотреть мою коллекцию?
– А где она у тебя? – игриво спросила Марина. – Не в спальне, случайно?
– Нет, в подвале. Пойдём?
Заниматься любовью в подвале – это показалось Марине более чем странной идеей, но… кто знает – может, Сергей оборудовал там комнату для любовных утех?
Марина встала – и едва удержалась на ногах. Вино оказалось слишком крепким. Она бы упала, если бы Сергей не поддержал её. Его рука была твёрдой и нежной одновременно.
5
– Осторожнее, малыш, тут ступенька… Сергей одной рукой обнял Марину за талию, другой дотянулся до выключателя. – Ну, вот и пришли.
Марина огляделась.
В подвале остро и неприятно пахло каким-то лекарством. Вдоль стен стояли продолговатые стеклянные ящики, наполненные желтоватой жидкостью. А в этой жидкости плавали манекены, изображающие обнажённых девушек.
То есть Марине показалось, что это манекены. Приглядевшись, она заметила, что их волосы ровно колышутся. А под левой грудью каждого манекена была маленькая ранка.
Это были трупы. «Сколько же их тут? – подумала Марина. – Десять? Пятьдесят? Сто двадцать?»
Марина повернулась к Сергею:
– Я…
«Я хочу уйти», – хотела она сказать, но слова застряли у неё в горле. Сергей улыбался, но в его улыбке не было ни следа ласки или нежности. Это была улыбка коллекционера, сумевшего пополнить свою коллекцию чем-то новеньким.
В руках у Сергея появился нож с длинным узким лезвием. А за его спиной Марина заметила ещё один стеклянный ящик… пустой.
И внезапно ей вспомнился последний куплет глупой песенки:
…А всё, что останется, в колбе я заспиртую,
Поставлю в коллекцию – будет, что вспоминать.
И колбу твою юбилейную нежно протру я:
Твой номер в коллекции будет как раз двадцать пять!
– Ты у меня будешь пятьсот пятьдесят пятая, – прошептал Сергей, словно услышав Маринину мысль. – Жемчужина моей коллекции.
Комната на чердаке
Некоторые люди утверждают, что бывают ночи, когда они не видят снов. Это полная чушь. Сны приходят каждую ночь, просто некоторые их них мы запоминаем, а некоторые – нет.
Иногда сны сбываются почти полностью. Например, однажды мне приснилось, что я собираюсь на встречу со своим литературным агентом. Выйдя из квартиры, я проверяю почтовый ящик и нахожу в нём письмо от приятеля, несколько лет назад переехавшего в Америку. Я вскрываю конверт, и из него выпадает бубновый туз и короткая записка: «У нас такие вещи держать опасно, поэтому посылаю этот туз тебе».
Проснувшись, я подумал, что сон на редкость дурацкий. Но вечером я договорился о встрече со своим литературным агентом и ушёл. Как всегда, я проверил почтовый ящик… и действительно нашёл письмо из Америки! С той только разницей, что в конверте не было бубнового туза.
Но тут я ничего странного не находил. Приятель писал мне достаточно регулярно, и письмо по всем срокам должно было прийти, поэтому я увидел во сне, как получаю его. Что касается встречи, то я уже несколько дней собирался встретиться с агентом. А вот появлению бубнового туза я не сразу нашёл объяснение, но потом вспомнил, что незадолго до этого я читал в оригинале сборник рассказов Кинга. Один из рассказов касался карточной игры, и в нём несколько раз встретилось слово «diamond» – в американском английском оно означает не только «алмаз», но и «бубновый туз».
Большинство снов можно истолковать, причём без всякого Фрейда. Но с некоторых пор мне стало сниться одно и то же, не поддающееся никакому объяснению.
Мне снилось, что я оказался в гостях у моего бывшего однокурсника Максима Каменева. Это было довольно странно, поскольку мы с ним почти никогда не общались. Он был из тех, о ком когда-то спел Юрий Шевчук: «Закройте рты, сорвите уборы: по улице чешут мальчики-мажоры…» А мажоров я никогда не уважал.
Да, я никогда не общался с Каменевым и тем более никогда не видел его дом. Но во сне я рассмотрел этот дом во всех подробностях.
Это был не дом, а скорее, особняк. Большой, двухэтажный. Из красного кирпича. С высокими окнами, закруглёнными сверху. Видно, что довольно старый.
Каменев встретил меня у калитки и, ни слова не говоря, провёл на веранду. Там уже был выставлен накрытый стол, и все, похоже, ждали только меня. Все, включая Максима, были мрачны. Особенно выделялась старуха лет восьмидесяти – насколько я понял, бабка или прабабка.
Обед прошёл в гробовом молчании. Наконец старуха встала и произнесла:
– Максим покажет вам вашу комнату. Я приготовила для вас комнату на чердаке.
Каменев молча встал и жестом приказал мне следовать за ним. Мы прошли через мрачные коридоры, не менее мрачные комнаты, поднялись по скрипучей лестнице на чердак. Максим открыл дверь, пропустил меня вперёд… а потом я услышал, как за моей спиной щёлкнул замок, оставляя меня в кромешной темноте.
Сон стал повторяться аккуратно каждые две ночи, совершенно выбивая из колеи, мешая работать. Я хотел обратиться к психологу, но передумал. Потому что за психологом обязательно последует психиатр. А там пойдут разговоры: Слышали, у Ивана Жаркова крыша поехала? Ничего удивительного. Столько книг написал, да ещё ужастики… От такого у кого хочешь крыша съедет…
Поэтому я не стал тратить время и деньги на психологов и прочую ерунду. Но и работать я тоже не мог. Иногда агент звонил мне и спрашивал, как дела, на что я ему отвечал: всё отлично, я пишу, новый роман прёт из меня, как навоз из обожравшейся коровы.
На самом деле всё было не так радостно. Новый роман застрял где-то на сто сорок девятой странице, и компьютер я использовал только для игры в «солитер» и «покер» – были в нём такие программы. Да, я мог только играть с компьютером… и наблюдать за своим повторяющимся сном.
Нельзя сказать, что сон всегда совпадал в деталях. Временами семья Каменевых собиралась не на веранде, а в самом доме. Иногда вместо обеда мы играли в карты. Это была какая-то странная игра – такой, наверное, в природе не существует. В колоде не было красных мастей, только чёрные, а некоторые карты были полностью чёрными. Их-то я больше всего ненавидел и боялся.
Неизменным оставалось только одно: я просыпался, когда дверь комнаты на чердаке закрывалась за мной. И тогда мне становилось страшно – хотя я не мог объяснить, почему. Каждый раз я просыпался в холодном поту.
Но однажды я увидел, что прабабки за столом нет, а остальные Каменевы мрачнее обычного и одеты в чёрное. Я сразу понял, в чём дело, и обрадовался. Значит, сегодня мне не придётся идти на чердак!
К сожалению, я ошибался. Когда обед закончился, из пустоты раздался голос:
– Максим покажет вам вашу комнату. Я приготовила для вас комнату на чердаке.
Максим снова встал и повёл меня наверх. И когда дверь закрылась за мной, мне стало ещё страшнее, чем всегда. Я почувствовал, что не один в комнате... и проснулся.
С тех пор сон не повторялся. Через некоторое время я смог вернуться к прерванной работе – роману «Смерть без прописки». Я спокойно дописал его, агент отослал в издательство, и я решил, что могу позволить себе отпуск.
Пока я решал, куда стоит поехать (а у преуспевающего писателя возможностей много – я бы сказал, даже слишком много), мне позвонил старый друг, Максим Удалов из города Похмелецка. Мой бывший однокурсник.
(как и Каменев)
Да, как и Каменев. Но с Максимом Удаловым у нас всегда были отличные отношения.
Максим приглашал меня отдохнуть несколько дней на озере Чистом. Они с женой недавно сорвали кучу денег в какой-то лотерее и купили какой-то старый дом у озера. Старый, но вполне приличный. Как обещал Максим, будет «куча знакомых и море пива».
Сначала я хотел отказаться. Потому что я – всё-таки достаточно знаменитый писатель, а в любой компании обязательно найдётся один-двое, которые читали что-нибудь из твоих произведений. А значит, они обязательно попросят автограф. А вслед за ними попросит ещё кто-нибудь… и в итоге на всё время отдыха ты будешь не человеком, а редким животным – Заезжей Знаменитостью.
Но потом я подумал: а какого чёрта? Если там будут мои знакомые – надеюсь, у них хватит такта не бегать за мной с блокнотами… И я сказал:
– Отлично, Макс. Я выезжаю.
– Ну, отлично! – воскликнул Максим. – Комнат на всех хватит.
– А много их у тебя?
– Семь. Ну, не считая чердака.
(Максим покажет вам вашу комнату. Я приготовила для вас комнату на чердаке)
Голос из сна слабо прозвучал в моём сознании. Но я загнал его подальше. Не стоило думать об этом сейчас. Меня ждал отдых на озере – со старыми знакомыми и морем пива.
– А на чердаке сколько?
– Две, но одну мы ещё не отделали. Ну, приезжай, сам всё увидишь.
Мы попрощались, и я начал собирать вещи. Но то и дело в голове всплывал мерзкий старческий голос
(Максим покажет вам вашу комнату. Я приготовила для вас комнату на чердаке)
из моего сна.
Похмелецк оказался типичным провинциальным городком. Всё в нём было безобразно. Один только вокзал был грязнее самой скотской столичной помойки. По рельсам ездили туда-сюда отравляющие воздух тепловозы. А по единственной низкой платформе бродили пьяные наглые аборигены с жуткими лицами, напоминающими о фильмах ужасов. Или о детях, родившихся в результате совокупления кровных родственников.
– Здорово, Иван! – услышал я, и вслед за этим ко мне подошёл Макс Удалов, тёзка и однофамилец знаменитого барабанщика.
Он совершенно не изменился. Те же длинные волосы, та же вечная улыбка. Правда, когда он улыбнулся, я заметил две плохо наложенные пломбы – работу местного дантиста. Несколько минут заняли расспросы типа «как живёшь, кого из наших видишь, где работаешь» и так далее. Потом мы сели в «девятку» Макса и поехали на озеро.
По дороге Макс рассказал, что он теперь играет на гитаре в кабаке «Пьяный карась». Стал, фактически, местной рок-звездой.
– Небось всякую блатоту играешь? – спросил я.
– Ничего подобного, – обиделся Макс. – Серёга Набоев песни пишет – блюзы, рок-н-роллы… А если людям всякое дерьмо охота послушать – они на дискотеку идут.
До озера было километров пятьдесят, не больше, и мы доехали быстро. Вскоре машина остановилась.
– Всё, – сказал Макс. – Приехали.
Я вылез из машины. И вдруг на меня нахлынуло жуткое, ни с чем не сравнимое ощущение «дежа вю»: я оказался перед домом из моего сна! Видимо, на моём лице что-то отразилось, потому что Макс с тревогой спросил:
– Ты чего, Иван? Привидение увидел?
Я открыл рот, понятия не имея, что собираюсь говорить. Нет, Макс, дело не в призраках. Я просто схожу с ума. Мне тут снился один и тот же кошмар, а теперь я оказываюсь в том же сне наяву…
Разумеется, ничего такого я не сказал. Вместо этого я встряхнул головой, отгоняя воспоминания, и сказал:
– Ничего особенного. Просто устал.
Макс улыбнулся:
– Это бывает. Пива хочешь?
Я кивнул. Было жарко, и баночка холодного пива пришлась бы в самый раз.
Из дома вышла молодая женщина невысокого роста, темноволосая, с круглым лицом, которое не портили даже огромные очки в убогой пластмассовой оправе. И ощущение «дежа вю» тут же развеялось. Её в моих кошмарах точно не было.
– Знакомься, Иван, – сказал Макс. – Моя жена, Юля.
Женщина улыбнулась, и я окончательно послал к чёрту все лишние мысли. Дом показался мне знакомым, потому что когда-то я видел очень похожий. Скорее всего, когда писал роман «Перевёрнутый крест».
Мы сидели на веранде и пили пиво, когда ощущение «дежа вю» внезапно вернулось. Юля встала – а я уже точно знал, что она скажет, прежде чем она успела открыть рот.
– Максим покажет вам вашу комнату. Я приготовила для вас комнату на чердаке.
Макс улыбнулся:
– Извини, старик, все комнаты уже заняты. Просто ты слегка опоздал.
Я мысленно выругался. Да нет, не может такого быть. Совпадение, если не совсем туфта. Пусть кто угодно твердит, что случайностей в мире не бывает – я убеждён, что жизнь построена именно на случайностях. Поэтому я взял свой чемодан и пошёл следом за Максом.
Вопреки ожиданиям, в комнате оказалось очень светло. Всё уже было приготовлено, даже застеленная кровать и цветы в вазочке на столе. Я усмехнулся: Максу следовало жить не в России, а где-нибудь в Америке. В прошлом году меня приглашал к себе Стивен Кинг – тот самый, король ужасов. Мы с ним познакомились, когда я издал книгу в Нью-Йорке. И в доме Кингов меня принимали точно так же.
Я поставил чемодан в угол, не раздеваясь, рухнул на кровать и заснул. Я действительно устал.
Проспал я до самого вечера. Умывшись, я вышел на веранду. Проходя по коридорам, я на миг опять испытал ощущение, что вернулся в свои кошмары – но ощущение быстро прошло, поскольку здесь не было той мрачной молчаливой семьи. Макс пригласил кучу знакомых – в основном однокурсников. Только двух человек я не знал – это были Сергей Набоев и его жена Наташа.
Напротив меня сидела Катя Синяева, за которой я пытался ухлёстывать ещё на первом курсе. Тогда я получил от ворот поворот, но теперь она улыбалась и бросала на меня красноречивые взгляды. Ну же, давай, парень, говорили её глаза. Заговори со мной, пригласи меня в свою комнату – на этот раз я тебе не откажу.
Не ответить на этот призыв было бы в высшей степени свинством. Отлично, ответил я глазами. Как только все начнут расходиться – можно будет и поговорить. Катя кивнула и повернулась к Сергею, который рассказывал какой-то анекдот.
Было два часа ночи, но расходиться никто не собирался. Все, как и я, выспались днём и теперь, похоже, были настроены разговаривать до рассвета. Звенела гитара – на ней попеременно играли то Сергей, то Макс – а в промежутках все пускались в воспоминания. Конечно, ведь мы не виделись целых пятнадцать лет. Жизнь раскидала нас в разные стороны…
Я полез в карман за сигаретами и обнаружил, что пачка пуста. Но сигареты оставались в чемодане. Я извинился и пошёл наверх.
У меня слегка кружилась голова – не то от чистого воздуха, не то от выпитого пива. А может, от того и другого вместе. Но по пути радость постепенно сходила на нет. Свет казался слишком тусклым, коридоры – слишком мрачными, и мне становилось всё страшнее. Я, как мог, убеждал себя, что бояться нечего, что дом просто старый, а старый дом и должен казаться мрачным и даже зловещим – но ничего не помогало. У меня было только одно желание – побыстрее взять сигареты и вернуться на веранду.
Когда я вошёл в комнату, дверь вдруг захлопнулась. В комнате потемнело – облака закрыли луну.
И внезапно я увидел, что не один в комнате. Передо мной стояла высокая тёмная фигура, слишком тёмная даже на фоне окружающей тьмы. Я почувствовал жуткую вонь.
Однажды, когда мне было двенадцать, наша семья поехала на юг на целый месяц. Когда мы вернулись – выяснилось, что у нас испортился холодильник и все продукты испортились. Вонь, встретившая нас, напоминала ту, которую я почувствовал здесь. Только здесь она была в сто раз сильнее.
Раньше я не раз и не два подпускал в свои книги фразу: «У него ноги отнялись от страха». Но со мной такое случилось впервые. Я не смог даже вскрикнуть, когда раздался свистящий шёпот:
– Наконец-то ты пришёл сюда, в комнату на чердаке! Я долго ждала тебя здесь, под крышей. Теперь я буду пировать, а потом мы с тобой будем пировать вместе…
В голосе, выговорившем это, было не больше человеческого, чем в собачьем лае. Я судорожно зашарил по стене в поисках выключателя, но никак не мог его найти.
Чья-то липкая ладонь коснулась моей щеки. Вот тогда я наконец смог закричать, уже понимая, что это бесполезно...
Дверь распахнулась. Вспыхнул свет, и раздался голос Макса:
– Что это было, чёрт побери?!
Я увидел, что на полу лежит скелет… перемазаный кровью. Я вытащил зеркальце, которое всегда ношу с собой в кармане. И увидел на своей щеке кровавый отпечаток ладони.
– Что это было, чёрт побери? – повторил Макс. Я вытер щёку и ответил:
– Может, ты мне это объяснишь? Это же твой дом.
Ну, вот и всё. А чего вы ещё ждёте? Толпу привидений? Спасибо, достаточно было и одного.
Скелет мы облили бензином и подожгли. Не заявлять же о нём, в самом деле? А весь следующий день я провёл в подвале в окружении старинных рукописей.
Оказалось, этот дом когда-то принадлежал семье Каменевых. Это было уже само по себе интересно. Но ещё интереснее было то, что жену первого хозяина звали Юлией Александровной Жарковой.
Её имя попадалось мне, когда пять лет назад я копался в своём генеалогическом дереве. Юлия Александровна была сестрой моего прадеда. Судя по документам, она вышла замуж за Илью Петровича Каменева и уехала в его имение Чистое – по названию озера.
По тем же документам, в округе её считали колдуньей и не сожгли заживо только потому, что она была барыней. Конечно, после её смерти кто-то хотел вбить на её могилу осиновый кол – но муж этого не позволил.
После похорон гроб Юлии Александровны кто-то трижды выкапывал из могилы, и каждый раз оказывалось, что он полон крови. В конце концов её похоронили за домом, и всё стало в порядке – по крайней мере, с виду. Вот только в приозёрном посёлке Чистое нет-нет да и пропадают люди. То местные жители, то кто-нибудь из туристов. И среди местных ходят странные слухи.
Надеюсь, теперь всё будет в порядке. Мы сожгли скелет – и теперь всё должно прийти в норму.
Вернувшись в Москву, я навёл кое-какие справки. Если у тебя есть деньги, ты можешь узнать о любом человеке всё, что угодно, вплоть до подробностей его интимной жизни. И я узнал, что Максим Каменев и вся его семья погибли в авиакатастрофе. Это значит, что я – последний потомок Юлии Каменевой.
И теперь у меня возникает вопрос: что, если её место должен занять я?