АХ, ЭТА ПРОСТУДА!
Действие происходит на автобусной остановке. Участники – группа горожан, ожидающих маршрутный автобус.
Она: Ах, эта проклятая простуда!
Он: Как я вас понимаю…
Она: Вы не можете этого понимать!
Он: Нет, понимаю!
Она: Нет, не понимаете!
Он: Уж не хотите ли вы сказать, что я такой тупой?
Она: Нет, у вас просто нет насморка!
Он: А я вам говорю, что он вчера был!
Она: Так то было вчера!
Он: Слушайте, что вы ко мне пристали?
Она: Это я к вам пристала? Петро, ты только посмотри на этого нахала!
Петро: Мужик, ты чого пристал к моей жинке?
Он: Это я к ней пристал? Да на фиг она мне сдалась, твоя сопливая жена?
Петро: Ось ты как? Получи вже!
Он: Уй, больно! Фарид, ты чего стоишь? Наших бьют!
Фарид: Ах ты, гад! Н-на тебе!
Петро: Ай! Ну, погоди хвилинку! Але, Остап? Прихвати с собой тестя та братив и дуйте швидче до мэне, на остановку! На нас с Галей тут якись козлы наихалы…
Фарид: Ага, ты так! Але, Мансур? Мында киль!
Из милицейского протокола: «27 января на автобусной остановке девяносто седьмого маршрута по улице Перенсона была зафиксирована массовая драка, во время которой оказался приведен в негодность павильон и перевернут подошедший автобус, вместе с пассажирами, большая часть которых состояла из иностранных студентов, обучающихся в нашем городе. Пассажиры также подключились к драке, таким образом участие в противоправных действиях приняли сорок семь человек различной национальности, в том числе одна женщина. Все они, кроме указанной женщины, обменивались непечатными выражениями на чистейшем русском языке, из чего можно заключить, что драка не имела под собой межнациональной или расовой неприязни. Все хулиганы, невзирая на их национальности и цвет кожи, были задержаны, но затем выпущены, так как имели очевидные признаки простудных заболеваний и создавали реальную угрозу заражения ОРЗ всего отделения милиции. Начальник отделения капитан Геворк Амбарцумян».
БЕССОННИЦА
Кузякину не спалось. Он ворочался, ворочался, потом решил посчитать овец – слышал, что это иногда помогает. Досчитал до пятнадцати и сбился – бараны заволновались, стали перебегать с места на место. Когда они немного успокоились, Кузякин вновь стал считать этих пугливых животных. Только с третьей попытки ему удалось пересчитать всю отару. Удовлетворенный Кузякин стал было уже засыпать. Но тут пришел чабан – здоровенный небритый брюнет в брезентовом плаще с капюшоном, и поинтересовался, что это Кузякин делает в его отаре.
-Да вот не спится, – пожаловался Кузякин. – А говорят, когда посчитаешь овец, приходит сон…
– Ну да, а тут пришел я, – буркнул пастух. – Ну и сколько ты их насчитал?
– Пятьсот семьдесят пять штук! – отрапортовал Кузякин.
– Так, а было шестьсот, – задумчиво сказал пастух и поудобнее перехватил герлыгу, длинный шест с крюком на конце. – Где еще двадцать пять?
– А я почем знаю? – пожал плечами Кузякин. – Видно, сперли, пока ты где-то шлялся. Сам-то где был?
– Да я это… Только на пять минут отлучился, – смутился чабан. – За куревом сходил.
– А что, оставить за себя некого было? – поинтересовался Кузякин. – Сейчас ведь время такое, все всё тащат, ничего без присмотра оставить нельзя.
– Да вот то-то и оно, что некого, – вздохнул пастух, закурил и гулко закашлял, отчего отара вся разом испуганно подпрыгнула на месте и брызнула врассыпную. – Сын со мной работал, да в армию ушел. Говорит, лучше там строем ходить, чем здесь строить этих глупых баранов.
Кузякин, дослушав его, сбегал и вернул отару на место, подгоняя овец разбойничьим посвистом
– Слушай, у тебя неплохо получается, – похвалил чабан, когда запыхавшийся Кузякин вернулся обратно. – А не хочешь ко мне в напарники? Все равно ведь не спишь…
– Прямо и не знаю, – с сомнением сказал Кузякин. – Как-то это неожиданно.
– Я тебе платить буду. Натурой,– продолжал уговаривать его брюнет.
– Как это? – засмущался Кузякин и даже покраснел. – У меня нормальная ориентация, я на женщине женат.
– Дурачок, ты это чем подумал? – ласково сказал чабан. – Я тебе в счет зарплаты овцами буду платить. Пойдет?
– А что я с такой зарплатой буду делать?
– Ну, ты какой-то совсем не такой, – с досадой сказал чабан. – Ты когда-нибудь вообще баранину ел?
– Ну, ел. Я ее, можно сказать, даже люблю.
– Вот, – одобрительно сказал чабан, раздавив окурок о каблук сапога. – Овца – это и есть и баранина. Только пока живая.
– Так мне ее что, надо будет… того, как это…ну, убивать, что ли? – потрясенно спросил Кузякин.
– А как же! Добровольно она тебе мяса не даст, – авторитетно заявил чабан. – Разве что только шерсть. И то без особой радости. Ну, выбирай, чем будешь брать зарплату: мясом или шерстью?
– Лучше шерстью, – подумав, сказал Кузякин. Он вспомнил, что его теща умеет вязать, и ей иногда дальние родственники присылали из деревни вонючие посылки с овечьей шерстью, которую теща затем азартно теребила и скручивала из нее нить для пряжи.
– Ну, на сегодня твой рабочий день закончился, – сказал чабан. – Ты неплохо потрудился: и пересчет мне сделал, и разбежаться отаре не дал. Так что сейчас мы тебе настрижем зарплату…
Он ловко выхватил герлыгой из отары за заднюю ногу тучную овцу, посадил ее на курдюк и защелкал невесть откуда взявшимися огромными ножницами. С придушенно мекающей овцы шерсть стала сползать, как толстый вязаный свитер.
– Здорово! – восхитился Кузякин. – Я подобное только по телевизору видел. Так австралийские фермеры стригут.
– Как видишь, не только австралийские, – горделиво сказал чабан, по небритым щекам которого струились ручейки пота. – Хочешь попробовать?
– Хочу! – азартно сказал Кузякин. Он тут же оседлал наполовину остриженную овцу и плотоядно защелкал ножницами…
– А-а-а, сволочь, что ты делаешь! – услышал вдруг Кузякин истошный вопль, и очнулся. Он обнаружил себя в супружеской постели, сидящим верхом на жене. В одной руке Кузякин держал маникюрные ножницы, а на кулак другой его руки были намотаны волосы жены. И эти волосы Кузякин пытался состричь.
От увесистой оплеухи Кузякин свалился на пол и жалобно забормотал:
– Извини, пупсик, я и сам не знаю, как это получилось. Не мог заснуть, начал считать овец, и вот…
– Я тебе покажу овцу, козел ты безрогий! – продолжала бушевать его дородная половина. – Ишь, чего удумал! Совсем уже сбрендил со своей пьянкой. Все, перебирайся на диван. Со мной ты больше спать не будешь!
Кузякин безропотно ушел в зал, на диван. И снова не мог долго заснуть: все думал, как там его новый знакомец один справляется с такой большой отарой, и кто же все-таки увел из нее целых двадцать пять овец? А может, уже больше? И Кузякин решил еще раз пересчитать отару...
В ЗООПАРКЕ
– Папа, гляди, какая смешная птица! Какой у нее огромный клюв! А какой большой мешок под ним! На кого-то она похожа…
– Эта птица, сынок, называется пеликан.
– Великан?
– Пеликан! А похожа она на твою бабушку, мою тещу. Все время щелкает клювом и все ей мало. Такая же прожорливая, как этот пеликан. Что недоест, в зоб складывает.
– А вот, погляди, кто это такой в будочке спит, и зубы у него так смешно торчат?
– Да сурок это. Вылитый твой дед, мой тесть. Дрыхнет днем и ночью, даже зубные протезы на время сна не снимает.
– Папа, папа, а это что за зверь такой, лохматый и страшный, с папиросой в зубах и метлой машет?
– Да это же, сынок, горилла! Ты смотри, выучили обезьяну убирать за собой. А похож он…А похож этот страшила…
– Папа, можно теперь я? Он похож на нашего дядю Петю! И на тебя тоже.
– Скажешь тоже – на меня. А что вылитый мой двоюродный брательник – это точно! Что-то давно не заходит. Эй, ты, образина, чище мети давай!
– Сам ты, Гришка, образина. Как вот дам сейчас метлой по башке!
– Ха, так это в самом деле Петька! Здорово, братан! Чего это ты тут делаешь?
– Работаю я тут, уже полгода как. Клетки, вишь, убираю.
– Зашел бы как-нибудь, Петя.
– Как-нибудь зайду. А пока идите, не мешайте. Скоро самого хозяина клетки приведут, а я еще не убрался. А он этого не любит.
– Ну ладно, сынок, пошли дальше. Теперь ты мне скажи: вот эта вот очкастая птичка, что все долбит и долбит, долбит и долбит, зараза! – кто такая, и на кого она похожа?..
ВУНДЕРКИНД
Ватрухин пялился в телевизор. И вдруг кто-то потрогал его за ногу. Перед ним стоял его полугодовалый сынишка, до этого мирно сопящий в своей кроватке.
– Папа! – звонко сказал он. – Дай попить.
Ватрухин на ватных ногах прошел на кухню, принес воды. Карапуз с причмокиваньем напился.
– Спасибо! – сказал он. – Ну, я пошел к себе.
Ватрухин бросился за женой на кухню.
– Ольга, там … там… Андрюшка наш!..
Перепуганная Ольга влетела в детскую. Андрюшка сидел на полу и сосредоточенно ощупывал плюшевого медвежонка.
– Мама, он ведь неживой? – спросил Андрюша. – Тогда почему кряхтит?
Ольга тоже села на пол.
– Да ну что вы, в самом деле, – обиделся Андрюшка. – Надоело мне сиднем сидеть и молчать, всего делов-то!
– С ума сойти! – пролепетала Ольга.
– Феномен. Этот, как его, вундеркинд, – согласился Ватрухин.
Ольга спросила мужа:
– Ну, что будем делать?
– В школу устроим… Которая с уклоном. Может быть, он математик. А ну-ка,
Андрюша, сколько будет дважды два?
Сын снисходительно посмотрел на отца:
– Надо полагать – четыре.
– Вот! – обрадовался Ватрухин.
– А может быть, он музыкантом будет, – воспротивилась Ольга
Тут они заспорили, куда лучше пристроить сына. Мальчонка сразу же уяснил: родители собрались лишить его детства. Он нахмурил бровки и решительно объявил:
– Ничего у вас, дорогие мои, не выйдет.
– Это почему же? – в один голос спросили удивленные родители.
– А потому, – буркнул Андрюшка. – Я еще, между прочим, маленький. Совсем.
Он сел на пол. И под ним тут же образовалась лужица. Мокрый Андрюшка заревел и с этой минуты вновь стал развиваться, как и все обычные дети…
УТРО В ГАРЕМЕ*
-Хабиба!
– Я, мой господин!
-Фатима!
– Да, мой повелитель!
– Зухра!
– Я здесь, свет моих очей!
– Гульчатай!
…
– Гульчатай!!
…
– Гульчатай, зараза!!!
– Ее нет, о муж наш! Но скоро будет.
– А что вы такие все надутые? Как неродные прямо! Говори, моя старшая жена Хабиба! Нет, сначала вели принести мне щербета*. Только холодненького!.. Ах, хорошо! Рахмат* тебе, Фатима! Ну, так что ты хотела мне сказать, Хабиба?
– Ты, наверное, забыл, мой повелитель. Но вчера, когда ты приполз из дукана*, куда ты уходил попить кофе, ты был как тюфяк*, прости меня, Господи!
– Да как ты смеешь!
– Хабиба правду говорит, о наш общий супруг!
– А тебя, Зухра, никто не спрашивает! Ладно, продолжай, старшая жена! И прошу тебя, поаккуратнее с выражениями. Какой пример ты подаешь своим младшим коллегам?
– Якши, мой господин! Скажем так – ты был не в своей пиале*. И сообщил нам, что хочешь поменять нас на другой гарем!
– Так, что-то припоминаю… Ну-ка, Зухра, дай-ка я еще отхлебну щербета… Фу ты, уже теплый! А покрепче у нас там ничего нет?
– В нашем сарае* сейчас ничего крепче зеленого чая нет. Ты вчера все выпил, о пьянейший муж наш! Даже двухнедельный прокисший кумыс! Алкач*!
-Нет, это никуда не годится! Ты наказана, Хабиба – три месяца без этого, как его… без интима!
– Четыре.
– Что – четыре?
– Уже четыре луны*, как того, о чем ты говоришь, не было с тобой не только у меня, но и у остальных жен!
– Да? Странно, а с кем же это я вчера… Ну ладно, не будем об этом.
– Нет, почему же, о неверный наш муж! Мы все хотим услышать, на кого ты нас хочешь променять!
– Все? А где Гульчатай? У вас нет кворума, о несчастные женоподобные созданья!
– Гульчатай сейчас придет.
– А где она?
– Да за бузой* она ушла, в дукан! Ты еще с вечера ей наказал, как самой любимой жене.
– Ну, это другое дело. Ладно, Зухра, продолжай.
– Так на кого ты там польстился? На гарем кривого Махмуда? Или на жен Абдурахмана? А может быть, супруги Рашида тебя сбили с толку?
– Да что вы, о занозы сердца моего! Мне и вас за глаза хватает! Вы, наверное, вчера меня просто не так поняли! Я, наверное, про это…про гараж говорил, вот! Старый у меня гараж, да и тесный. Надо бы на десять машин, а мой вмещает всего пять. Вот надо бы его поменять на более просторный. А вам, о ревнивицы мои, послышалось, что я говорю про какой-то другой гарем, тогда как я говорил про гараж, хе-хе!
– Поклянись!
– Да чтобы мне еще раз жениться! Да чтобы все мои любимые тещи разом приехали в гости! Да чтобы в нашем дукане закончилась буза! Да чтобы…
– Ладно тебе, господинка наш, ладно, верим. Но в последний раз, слышишь? А то мы сами скажем тебе хором: талак!* И это уже ни с каким гаражом не спутаешь!
-Да слышу, слышу! Но где же мой утренний бальзам? Где шляется эта несносная Гульчатай? Гульчатай!! Гульчатай, зараза!!!
Примечания:
Гарем – коллектив из нескольких жен
Щербет – безалкогольный восточный напиток
Рахмат – типа «спасибо»
Дукан – восточная забегаловка
Тюфяк – бесформенный матрац
Сарай – по-ихнему дворец
Алкач – международное определение пьющего человека
Луна – не то, что вы подумали. Это календарный месяц
Пиала – чашка такая. Сойдет и за тарелку
Буза – слабый алкогольный напиток, которым можно неслабо надраться
Талак – мечта всякого невосточного женатика. Арабу, например, достаточно трижды прокричать «Талак!», и он в разводе.
ГВАДАЛКВИВИР
-Ох, тону! Помогите!
– Мужик, ты чего это ты здесь плаваешь в такую рань? Рыбу мне пугаешь?
– Да вот, утопиться хотел. Вон там мост, я с него и сиганул.
– А зачем?
– Жена заначку нашла...
– И только-то?
– А знаете, сколько там было?
– Ну, и сколько там было?
– Три тысячи…
– Рублей?
– Долларов!
– Ого! И на что же ты копил? Да постой, куда ты так торопишься?
– Да это не я. Это течение меня тащит.
– Ну, тогда я рядом с тобой немного прогуляюсь. Все равно что-то не клюет сегодня.
Кстати, как тебя зовут? Я – Федор. И давай на «ты». Не люблю я этих церемоний.
– А я Ипа. Ипполит то есть…Хорошо, давайте на «ты».
– Так на что же скопил такую прорву деньшищ, Ипа? Это ж надо – три тыщи баксов!
– Я, Федор, хотел в Гондурас съездить.
-К-куда? Почему в Гондурас?
– У меня с детства интерес к этой стране. «Почему это именно Гондурасом у нас ругаются? – думал я. – Неужели там так все плохо?» И вообще, есть что-то притягательное в названии этой страны. Ты только послушай, Федор: Гон-ду-рас!
– Сам ты Гондурас! Ну, нашла жена твою заначку… И что, из-за этого топиться? А не проще было дать ей по лбу?
– Что ты, что ты! У нас не такие отношения…
– Да? А чего ты тогда бабки от нее заначиваешь?
– Хотел жену поставить перед фактом: вот мол, Лизонька, у меня такая мечта, уже и возможность есть ее осуществить. И показал бы ей деньги…
– Да ты вылезай из воды, простынешь. Давай, держись за руку. Ну, ну… Вот так-то лучше. Господи, синий весь уже, дрожит… Чего ты голый-то бросился топиться? В одежде, оно было бы быстрее. И теплее…
– Хотел сразу замерзнуть, чтобы судорога меня скрутила…
– А чего ж тогда не утонул-то, чего на помощь звал?
– Ты знаешь, передумал. Уже когда с моста летел, меня как ошпарило: «Ну и что мне дался этот Гондурас? – подумал я. – Если бы это и в самом деле была хорошая страна, разве бы ею ругались?».
– Правильно мыслишь, Ипа!
-И знаешь, что я надумал, когда меня уже понесло по реке?
– Ну, и что?
– Начну заново копить деньги. Для поездки на Гвадалквивир. Уже с Лизонькой.
– Ну, ты и урод! Это еще что за страна такая?
– Не страна. Это река такая есть. В Испании. Ты только послушай, как звучит: Гва-дал-кви-вир! Как романтично! А поехали с нами, Федор?
-Уф, устал я от тебя! Вот где ты свои штаны и все прочее оставил?
– На мосту.
– Ну так беги за своими шмотками, пока им ноги не приделали!
– Бегу, бегу! Ну, пока, Федор
– Ишь ты, Гвадалквивир ему подавай! А тут, сколько живу, дальше своей области нигде и не был… А может, и мне податься куда-нибудь? Ну хотя бы в Сочи, с женой, с детьми. А что, заначка у меня тоже есть, на лодку с мотором… Точно, так и сделаю: маханем-ка мы в Сочи! А лодка подождет! Ишь ты: Гва-дал-кви-вир. И не выговоришь. То ли дело: Сочи! Вот жена-то обрадуется!
ИШЬ ТЫ!
– Так это ты, значит, наш новый сосед?
– Выходит так.
– Держи пять! Я значит, Колян. Тебя как дразнют?
– Антон Иванович я.
– Ишь ты! А будешь Антошкой! Пошли копать картошку?
– Извините, вы о чем?
– Это я так. Шутю. Ну что, сосед елку раздобыл?
– Всенепременно.
– Где? На базаре или сам в лесок смотался, хе-хе?
– Знаете ли, я противник непродуктивной вырубки зеленых насаждений. Особенно хвойных.
– Ишь ты! А что же тогда вместо елки у тебя? Пальма в кадке? Шутю, хе-хе!
– Ну, зачем же? Уже лет десять пользуюсь искусственной елкой. Все как новенькая. Рекомендую.
– Не, я люблю все натуральное! Чтобы и хвоей пахло, и иголки чтоб кололись. Ну, ладно, с елкой понятно. А что у тебя, к примеру, на столе будет?
-А вам это зачем, Нико… Колян, то есть?
– Ну, вдруг я решу после курантов заглянуть к тебе в гости.
– Это как? Я ведь вас пока не приглашал.
– И не надо. У нас, Антошка, обычай такой: как по одной-второй– пятой выпили, или сам идешь к соседу поздравляться, или он к тебе. И ты нам этот обычай не ломай, понял?
– Понял, хотя странно как-то… Ну, хорошо. На столе у нас будет семь видов салатов…
– Ишь ты! Дальше!
– На горячее будут баклажаны печеные, кабачки тушеные, пельмени соевые, котлеты картофельные…
– Стой, стой! Это же все из травы. А что у тебя будет настоящего? Чтобы укусить, угрызть, хрящиками похрустеть?
– Вы имеете в виду мясное? Нет, этого ничего не будет. Видите ли, мы вегетарианцы.
– Ну, подвезло мне с соседом! А выпить что у тебя будет, ты, травоядное!
– Шампанское, пиво. Но все безалкагольное.
– Тьфу ты! А покрепче что-нибудь? Чтобы по жилам заструилось, петь-плясать захотелось, соседку там под столом за коленку помацать, потом по морде кому-нибудь, чтоб от души!
– Извините, но мы трезвенники.
– Та-а-ак! Слушай, Антошка, в рот тебе горошку! А как ты в наш-то дом попал?
– Да вот из-за таких же соседей, как вы, господин Колян, поменялся. Теперь вижу, что ошибся. Про вас мне почему-то никто не говорил.
– Ну да, я же сидел, пятнадцать суток. Откинулся вот перед самым новым годом.
– А за что вас посадили?
– Да так, морду одному набил… Знаешь что, Антошка, нос лукошком, если тебе сегодня будут звонить в дверь после двенадцати, стучать там сильно, орать, что из милиции или налоговой инспекции, или что пожар начался, ни за что не открывай, понял?
ФАКИР-МАКИР
– Дядя Карим, ты чего такой взъерошенный?
– Э-э, балам, вот сижу, милисыя жду.
– Зачем, кто ее вызвал?
– Я и вызвал.
– А что случилось-то?
– Что-что… Пошел на смена, забыл пропуска. Возвращаюсь, стукаю в дверь. А мине не открывают.
– Может, тетя Фарида куда вышла?
– Куда? Нощь ведь. Я опять стукаю. Наконец, открывает мне моя Фарида, моя жаным. И какой-то она шибко ласковый. Как будто я полушка принес.
– Так у тебя получка неделю назад была, дядя Карим. Мы еще с тобой на нее пива попили.
– Вот-вот! Еще триста рублей остался, я жена отдал. Э-э, думаю, жаным, меня на мягкий хлеб не проведешь! Кино смотрю, этот, как его, анекдоты слушаю. Я в шипонер. А там -сидит! Голый, слушай, ножки крендель сделал и шалма на голова!
– Ух ты! Мулла, что ли?
– Тьфу на тебя, Петька! Этот шалма на его голова был мой шарф! Ага, думаю, вор, мой вещь хотел украсть! Жена пугал, вон сама не свой к свой мама убежал! Сейчас, говорю, сволишь, я тебе секир-башка сделаю, обрезание ясым! Я его поймал за этот…
– Прямо за…?
– Еще раз тьфу на тебя! За рука! Тащу его как баран из сарай и кричу: «Ты кто, зачем на мой шкаф поселился?». А он мне: «Я йог, йог!». Слышишь, брат Петька, на глаза мне врет, говорит, «йок» его тут. Как же йок, когда бар?
– Хе-хе, дядя Карим, йог – это вроде факира!
– Ну да, он потом так и сказал, что он – факир-макир, мой жена лешит. Это без штана лешит?! Я хватаю его за горла, а он кричит: «Уйди, я в астрале!» Я понюхал – тошно! И в шкафа, и на пол! Чушка какой-то, а не факир!
– Ой, не могу! Дядя Карим, в астрале – это когда душа из человека выходит…
– Она у этот факир-макир и вышла. Через пятка! Он лежит на свой… асрал, весь сасык… вонюший, и еще издевается: я, говорит, не рваный…
– В нирване!
– Был не рваный, Петька, был! А теперь вот сижу, милисыя жду. Сам вызвал! Тюрма теперь буду жить.
– Погоди, дядя Карим! Вон, смотри, это не твой факир, босиком и в одних трусах побежал? Ату его, ату!
– Он, сволишь! Сейчас догоню, дорву ему все, что осталось, чтобы совсем йок стал! Тюрма буду жить! Я такой шеловек!
– Да ну его, дядя Карим! Пошли ко мне лучше пиво пить, у меня получка была!
– Полушка? Это, балам, хорошо! Но как меня потом моя Фатима, моя жаным, меня найдет?
– Найдет, дядя Карим, не сомневайся! Бабы – они всегда и везде, всё и всех находят! Хоть русские, хоть татарские, хоть каковские!
– Правильные твои слова, иптяш Петька! Ну, тогда пошли к тебе пиво пить!
СЕСТРА, УТКУ!
-Сестра, утку!
– Щас, разогналась! Утку ему с утра подавай! Вот вернешься домой, там и требуй с жены, хоть утку, хоть рябчиков с ананасами. Она уже, кстати, звонила, спрашивала, не забрел ли ты ко мне.
– А ты чего?
– Сказала, как ты велел, что уже с часу ночи дрыхнешь у меня.
– Ну и правильно сказала.
– Да? А ты сам-то хоть помнишь, во сколько заявился?
– Не-а…
– В пять утра! Кстати, весь в помаде – еле оттерла.
– Спасибо тебе, сестренка! Прикрыла.
– Из «спасиба» воротник не сошьешь!
– Да зачем тебе воротник? Весна уже на дворе. Да и с баблом у меня сейчас напряженка, все на ба… на барахолке оставил.
– Да? А на пьянки-гулянки находишь? Гони хотя бы сотню долларов! А не то сейчас позвоню твоей красоте ненаглядной и скажу все, как есть! Надоело мне, братец, быть твоим зонтиком. Бесплатным.
– Ну что ты, сестренка! Или мы с тобой не одной крови?
– Похоже, что не одной. Я по ночам нигде не шляюсь.
– Так в чем дело? Если что, я тебя так же прикрою.
– Ты забыл, братец, что мне-то бояться некого? Я уже полгода как выперла своего муженька непутевого. Почище тебя еще ходок был. Вот и достал.
– Ну, ладно, ладно, уж, сестренка! Вот тебе полста… Нет, тридцать баксов – все что нашел в карманах.
– Тогда семьдесят еще должен будешь!
– Заметано! Ну, так где там твоя утка по-пекински, сестра? Есть хочется!
– Какая, на фиг, утка? Кризис на дворе, а ему утку по-пекински подавай. Вот тебе глазунья по-нашенски, и топай домой! В следующий раз заявишься, не забудь про долг, братец кролик!
У ТЕЛЕВИЗОРА
– А ну отдай пульт! Отдай, говорю!
– Славик, имей совесть – сейчас «Любовь в розовых кустах» начнется!
– Да не сейчас, а через полчаса! Дай хоккей досмотреть…
– Ну да – «досмотреть»! Он только начался…
– Верка, какая же ты зануда! Иди вон на кухню, там включи телевизор и смотри свою «Любовь под забором». Как не надоест – уже сто какая-то там серия. И все об одном и том же!
– Да не под забором, а в кустах! А на кухню сам иди и смотри там свой дурацкий хоккей, по черно-белому телевизору!
– Не пойду! Там дивана нет!
– Нет, пойдешь! Я старше тебя на целый год, и ты обязан меня слушаться!
– Как же, разогнался! Мы что, в армии? У нас что, бабовщина? Я старший в доме, потому что я мужчина! Сама иди на кухню.
– Ах, ты у нас мужчина? Ну, тогда я тебе стриптиз устрою! Так, я медленно снимаю с себя халат…
– Верка, уйди! Ты загородила мне телевизор! И вообще – весь белый свет.
– А теперь плавно расстегиваю лифчик…
– Мама!
– Медленно и осторожно снимаю с себя… Милый, ну помоги же!
– Все, все, твоя взяла! Иду на кухню!
ИНТЕРВЬЮ
-Мальчик, это правду про тебя говорят, что ты нашел кошелек с тысячью долларов и вернул их хозяину?
-Да, так и было!
– Можно, я у тебя возьму интервью? И сфотографирую?
– Можно! Как мне лучше встать? Давайте в профиль сфоткайте, может, хотя бы мой профиль Юльке из шестого «б» понравится. Да, а вы из какой газеты?
– «Криминальная хроникалка».
– Жаль, Юлька, кажется, эту газету не читает. А вы в Интернет не выкладываете свои номера?
– Выкладываем, мальчик, выкладываем. А ты давай выкладывай, что это за номер ты сам-то отколол?
– В смысле?
– Ну, тебе что, та тысяча долларов самому бы не пригодилась? Потратил бы их на себя, никто бы ничего не узнал.
– Не, я не так воспитан. Поэтому, как только увидел, что в кошельке, кроме налички, есть еще и визитная карточка хозяина, сразу же решил вернуть ему его потерю.
– Молодец! А кто хозяин-то кошелька? Кому так крупно повезло?
– Барбарисов Олег Борисович?
– Как? Сам Барбарисов? Ну и дурак ты, мальчик, прости, господи! Да у этого Барбарисова денег – как грязи! И ты взял и вернул ему эту несчастную тысячу долларов?
– Да, вернул! И еще бы раз вернул! И если десять бы раз нашел кошелек, десять раз бы вернул его!
– Какой бескорыстный мальчик! Ну, давай, называй свою фамилию, и заметка о тебе пойдет в завтрашний номер.
– Пишите: Борис Барбарисов. А можно, вы меня еще на скейте сфотографируете? В полете? Пусть Юлька увидит!
– Постой, постой. А кем тебе приходится Олег Борисович?
– Да дедушка же!
– Вот оно что! Ну, тогда все понятно! Я бы тоже отдал дедушке кошелек. За бесплатно. Ну, давай вставай на скейт, герой!
– Ну, почему за бесплатно? Дед мне отвалил две тысячи долларов!
– Ух ты! А за что?
– А в кошельке были еще фотографии!
– Что за фотографии?
– Не скажу! Но если бы их увидела бабушка, она бы тут же сделала себя вдовой! Ну, давайте, фотографируйте меня! А я потом Юльке ссылку на ваш сайт вышлю. Пусть, увидит, кому она, дура, отказывает!
– Что, что?
– Да не дает она мне контрольные списывать!
БИШБАРМАК С ПАМПУШКАМИ
– Алло, здравствуйте! Мы рады, что вы позвонили в нашу службу досуга. Хотите поговорить с девушкой?
– Фу ты, блин! Это куда я попал? Я набирал 0696, хотел узнать, сколько у меня денег на счету осталось.
– Вы позвонили в службу досуга, 0695. Хотите поговорить с девушкой?
– Да какая еще, на фиг, девушка? Некогда мне – бишбармак варю. Надо уже лепешки в бульон опускать. Все, пока!
– Извините, это служба досуга. Это вы нам только что звонили?
– Ну, я. Чего надо? Не хочу я говорить ни с какой девушкой. У меня уже лепешки довариваются. Сейчас и тузлук подойдет… А запах, запах! Я обалдеваю! Все, не мешайте мне!
– Алле, извините, это снова я, девушка из службы досуга! Повторите еще раз, пожалуйста, что вы там такое варите?
– Ну, бишбармак.
– Бишбармак? Как интересно… Извините, это я к тому, что я много чего умею. Теоретически. Но вот на практике. Хотя бы ваш этот баш… бишбармак еще не варила никогда. Это, кстати, чье блюдо?
– Как это чье? Я его варю, значит – мое.
– Я понимаю, что оно ваше. А кто его придумал?
– Постой, как тебя там…
– Анжелика! А вас как зовут, молодой человек?
– Петро я. Постой, Анжелика, сейчас я тузлук сниму, а то лук разварится…
– Лук разварится… Как интересно!
– Так вот, Анжелика, у меня в корешах есть и татары, и казахи, и башкиры. И все они говорят, что это их национальное блюдо. Я и не спорю. Главное, что они меня научили, как его готовить. Очень просто и очень вкусно. А я их научил варишь настоящий украинский борщ, с пампушками!
– Петро, а если не секрет, кому вы варите ваш этот бишбармак?
– Та кому – себе ж!
– А где же ваша жена?
– Объелась пампушек… В разводе я!
– Как интересно! А вы не могли бы, Петро, и меня научить варить бишбармак?
– Что, вот так по телефону?
– Нет, по телефону не надо. Он мне так надоел сегодня! А вы знаете, у меня как раз смена кончается…
– Так тебя ж, поди, муж дома ждет?
– А мой муж объелся груш!
– Вон оно как! Ну, тогда подъезжай, Анжелка! Диктую адрес. Да, прикупи-ка сметаны. Я тебя и борщ варить научу. С пампушками!