Мы живем в окружении Мирового Океана. Мы часть Океана, и тем не менее, не знаем его тайн . Мы боимся их узнать.
Раньше здесь была конечная станция городских автобусов. Теперь в огромном помещении расположилась картинная галерея. Город наш провинциальный и, как водится, с претензиями. Наверное по этой причине галерею назвали по-иностранному– «Art not terminal gallery”, что в переводе означает «Искусство не имеет конца». Я же называю галерею по-своему – «Станция бесконечного искусства». Здание бывшей автобусной станции оплачивается городскими властями и управляется кооперативом свободных художников.
Привлекательное и демократическое объединение. Абсолютно каждый гражданин города или даже страны может прийти на «Станцию» , заплатить маленькую сумму, равную двум чашкам кофе, и повесить свою работу, которую он считает произведением искусства. У гражданина спросят только его фамилию и телефон, если таковые имеются. Часто ни того, ни другого у художника не имеется, но это никого не смущает. Ему все равно дают возможность выставиться. Выставки меняются раз в месяц. Раз в месяц нужно снова платить эту же сумму и либо вывесить новую работу, либо оставить прежнюю.
Кроме платы за место на стене, художники участвуют в добровольных работах. Снимают картины, вешают новые, выдергивают гвозди, красят стены, следят за освещением. Еще надо, разумеется дежурить в галерее, когда она открыта посетителям. Вот к этой работе подключилась и я. Меня устраивает то, что можно целый день сидеть, ничего не делать, читать, думать, общаться с редкими посетителями или художниками– членами нашего кооператива. Надо сказать, что общение с последними устраивает меня больше всего, потому что художники , которые свободные и бедные, немногословны, часто угрюмы и даже сердиты. Нет ни тени притворства.
Сегодня день моего дежурства и, пока, я совершенно одна. Как положено, я включила везде свет, открыла входную дверь и повесила надпись– «Открыто». В огромных окнах отражаются стены с развешенными картинами. Под бесконечно высоким потолком крутится гигантский вентилятор. Тишина! и только иногда слышатся какие– то стуки в соседнем помещении. Там находится магазин сексуальных атрибутов и белья. На витринах этого заведения фотографии полуобнаженных женщин с монашескими лицами в молитвенных позах . Этот магазин более популярен, чем наша «Станция», поэтому именно оттуда до меня часто доносятся некие звуки. Эти звуки гулко отдаются по залам «Станции» и пугают меня. Так же пугают меня и картины. Почти все картины пугают. Теперь такое искусство. Оно пугает. Посетители тоже часто пугают.
Вот и сегодня...Подумайте сами! Как не испугаться?
Открывается дверь, звонит звонок. Так устроено, что никто не может войти без звонка. Смотрю вползает человек. Не входит, а вползает, согнувшись и искривившись, как червяк. Внешность вполне узнаваемая. Бомж. Молодой, лет 30, худой с бородкой короткой, но не подстриженной, а будто бы повыдерганной кусками. На нём ярко синяя куртка с пятнами чего– то белого на груди. На голове ярко красная вязаная шапка. За спиной большой рюкзак со свернутым одеялом. Начинает ползать по залам. Я следую за ним. У нас много маленьких сувенирных вещиц. Начинаем разговаривать.
«Да, искусство это главное в жизни»– начинает разговор Бомж. «Недаром Китай так все забрал. Конфуций! Голова был. И китайцы. Скоро мы все будем их рабами. » Я стараюсь успокоить его. « Не волнутесь. Наша страна достаточно сильная и независимая». Меня бы должно удивить начало разговора о китайской философии, но не удивляет. Я привыкла к таким посетителям и художникам. Мы ещё некоторое время ползаем по залам и беседуем на философские темы.. Вдруг мой интеллектуал останавливается перед маленькой картинкой и восклицает: « Смотри! Это мой рисунок! Я сделал его, когда был в тюрьме.» Первым делом я обращаю внимание на картинку, на которой изображена ветка без листьев и птичка на ней. Вторым же делом, я вдруг соображаю, что мой посетитель только что сообщил мне, что побывал в тюрьме. Он стоит передо мной, согнулся, почти уткнулся носом в картинку. Я сжимаю в руке мобильный телефон и спрашиваю: « Простите, а за что вас посадили?». Бомж, не отрывая носа от картины отвечает– « За насилие над подругой». У меня холодеют руки. Особенно твердеет рука с телефоном. Бомж поворачивается ко мне и начинает кричать. Он кричит и брызгает слюной вокруг, оставляя на своей блестящей куртке новые белые пятна.
«Это была любовь! Понимаете ли? Даже в Библии написано, что всё, что делаешь по любви– все правильно. А меня посадили! Разве это справедливо?» Я смотрю на него и вижу за ним в отражении окна картину. Это наш самый броский и популярный экспонат. По черному фону огромного полотна вьются белые змеи щупалец осьминога. В центре расположено несуразно маленькое розовое тело чудовища. На теле есть маленький открытый ротик с высунутым красным языком . Есть так же маленькие острые глазки зеленого цвета.
Бомж излил душу и ушл. Вернее уполз. День не кончился и у меня был еще один посетитель. Он тоже не вошел, а вполз. Я засыпала, но звонок разбудил меня, и я увидела его. Тоже Бомж без удивления заметила я. Даже интересно. А может быть тоже художник и бывший заключенный. Тихо ступая и согнувшись в три погибели, он приблизился к моему столу и вкрадчиво спросил: « Могу ли я оставить это здесь?» Это было большим бумажным пакетом. Из дыр пакета торчали носки и рукава свитера. «Можно поставить около вас? А то украдут». Мне захотелось смеяться, но я сдержалась и стала рассматривать пришельца.
Если в первый момент у меня сразу же возникло чувство отвращения, то сейчас я с удивлением заметила, что этот человек очень красив и красиво одет. Первым делом я увидела, что все тряпки, в которые он был облачен были дорогого сорта. Замша, кожа, шерсть. На нем было две, надетые друг на друга легкие куртки. Одна хлопковая и поверх замшевая. Обе с капюшонами. Оба капюшона накинуты на голову и прикрывают лицо на манер таинственных служителей церкви. На замшевой куртке карманы и рукава украшены бахрамой. На нём были черного бархата штаны и высокие сапоги мягкой кожи с рисунком индейского фольклера. «Обалдеть!» – не совсем интеллигентно подумала я и постаралась разглядеть его лицо.
Передо мной было лицо Христа. Надо запомнить – подумала я. Надо его рисовать. Но как? Нельзя же просто, как фотографию. А может быть и надо сделать фотографию? Из– под капюшона на меня смотрели темно синие, удивительно яркие, глаза. Такие глаза сравнивают с сапфиром. Именно с сапфиром ассоциировала и я эти глаза.Лицо было изящное , тонкое и даже нежное, как у девушки. Тем не менее, в лице молодого человека или точнее в его взгляде была мужественность. Сочетание, так редко встречаемое среди смертных. Из– под капюшонов на белоснежную кожу лица падали черные локоны. «Обалдеть»»– еще раз подумала я с восторгом. Христос! Нет, лучше, просто Принц!
Принц побродил по галерее. Рассказал, что музыкант. « На чем играете?» спросила я. Он ответил– « На барабане». При этом он так улыбнулся, что я вспомнила про свою первую любовь. Когда он собирал свои вещи , я не удержалась и спросила: « Вы так импозантно смотритесь, почему же у вас этот дурацкий пакет ?». Он внимательно посмотрел на меня и ответил с той же всепобеждающей улыбкой: «Вы правы. Вы абсолютно правы. Сегодня же пойду в самый дорогой бутик и куплю себе фирменную сумку.»
Уже совсем перед тем , как уйти он взял со стола открытку, рекламирующую нашу текущую экспозицию. На открытке была фотография осьминога. Это не была фотография нашей картины, это был настоящий океанский осьминог. Принц долго смотртел на фотографию , а потом рассказал мне следующее.
« В одной стране на севере Америки, у берега Тихого Океана живет Осьминог. Этот Осьминог присосался к стойкам пирса. Он обвил своими щупальцами деревянные столбы и дышит так громко, что люди, проходя по пирсу могут слышать его дыхание. Говорят , что именно этот Осьминог посылает людям сны и вдохновение.»
Да, вот такое мне поведал этот красивый посетитель. Других людей в этот день я не видела. Даже за окном никто не проходил ни разу. Только иногда из соседнего магазина раздавались звуки, гулко отдающиеся в залах «Станции».
Перед тем, как закрыть галерею, я прошлась по залам. Каждая вторая картина изображала некие змеевидные щупальца. Еще были картины скелетов, из раскрытых ртов которых вываливались красные языки. И еще кто– то громко дышал.
Я быстро собралась и ушла. Сейчас боюсь, что забыла выключить свет.
Раньше здесь была конечная станция городских автобусов. Теперь в огромном помещении расположилась картинная галерея. Город наш провинциальный и, как водится, с претензиями. Наверное по этой причине галерею назвали по-иностранному– «Art not terminal gallery”, что в переводе означает «Искусство не имеет конца». Я же называю галерею по-своему – «Станция бесконечного искусства». Здание бывшей автобусной станции оплачивается городскими властями и управляется кооперативом свободных художников.
Привлекательное и демократическое объединение. Абсолютно каждый гражданин города или даже страны может прийти на «Станцию» , заплатить маленькую сумму, равную двум чашкам кофе, и повесить свою работу, которую он считает произведением искусства. У гражданина спросят только его фамилию и телефон, если таковые имеются. Часто ни того, ни другого у художника не имеется, но это никого не смущает. Ему все равно дают возможность выставиться. Выставки меняются раз в месяц. Раз в месяц нужно снова платить эту же сумму и либо вывесить новую работу, либо оставить прежнюю.
Кроме платы за место на стене, художники участвуют в добровольных работах. Снимают картины, вешают новые, выдергивают гвозди, красят стены, следят за освещением. Еще надо, разумеется дежурить в галерее, когда она открыта посетителям. Вот к этой работе подключилась и я. Меня устраивает то, что можно целый день сидеть, ничего не делать, читать, думать, общаться с редкими посетителями или художниками– членами нашего кооператива. Надо сказать, что общение с последними устраивает меня больше всего, потому что художники , которые свободные и бедные, немногословны, часто угрюмы и даже сердиты. Нет ни тени притворства.
Сегодня день моего дежурства и, пока, я совершенно одна. Как положено, я включила везде свет, открыла входную дверь и повесила надпись– «Открыто». В огромных окнах отражаются стены с развешенными картинами. Под бесконечно высоким потолком крутится гигантский вентилятор. Тишина! и только иногда слышатся какие– то стуки в соседнем помещении. Там находится магазин сексуальных атрибутов и белья. На витринах этого заведения фотографии полуобнаженных женщин с монашескими лицами в молитвенных позах . Этот магазин более популярен, чем наша «Станция», поэтому именно оттуда до меня часто доносятся некие звуки. Эти звуки гулко отдаются по залам «Станции» и пугают меня. Так же пугают меня и картины. Почти все картины пугают. Теперь такое искусство. Оно пугает. Посетители тоже часто пугают.
Вот и сегодня...Подумайте сами! Как не испугаться?
Открывается дверь, звонит звонок. Так устроено, что никто не может войти без звонка. Смотрю вползает человек. Не входит, а вползает, согнувшись и искривившись, как червяк. Внешность вполне узнаваемая. Бомж. Молодой, лет 30, худой с бородкой короткой, но не подстриженной, а будто бы повыдерганной кусками. На нём ярко синяя куртка с пятнами чего– то белого на груди. На голове ярко красная вязаная шапка. За спиной большой рюкзак со свернутым одеялом. Начинает ползать по залам. Я следую за ним. У нас много маленьких сувенирных вещиц. Начинаем разговаривать.
«Да, искусство это главное в жизни»– начинает разговор Бомж. «Недаром Китай так все забрал. Конфуций! Голова был. И китайцы. Скоро мы все будем их рабами. » Я стараюсь успокоить его. « Не волнутесь. Наша страна достаточно сильная и независимая». Меня бы должно удивить начало разговора о китайской философии, но не удивляет. Я привыкла к таким посетителям и художникам. Мы ещё некоторое время ползаем по залам и беседуем на философские темы.. Вдруг мой интеллектуал останавливается перед маленькой картинкой и восклицает: « Смотри! Это мой рисунок! Я сделал его, когда был в тюрьме.» Первым делом я обращаю внимание на картинку, на которой изображена ветка без листьев и птичка на ней. Вторым же делом, я вдруг соображаю, что мой посетитель только что сообщил мне, что побывал в тюрьме. Он стоит передо мной, согнулся, почти уткнулся носом в картинку. Я сжимаю в руке мобильный телефон и спрашиваю: « Простите, а за что вас посадили?». Бомж, не отрывая носа от картины отвечает– « За насилие над подругой». У меня холодеют руки. Особенно твердеет рука с телефоном. Бомж поворачивается ко мне и начинает кричать. Он кричит и брызгает слюной вокруг, оставляя на своей блестящей куртке новые белые пятна.
«Это была любовь! Понимаете ли? Даже в Библии написано, что всё, что делаешь по любви– все правильно. А меня посадили! Разве это справедливо?» Я смотрю на него и вижу за ним в отражении окна картину. Это наш самый броский и популярный экспонат. По черному фону огромного полотна вьются белые змеи щупалец осьминога. В центре расположено несуразно маленькое розовое тело чудовища. На теле есть маленький открытый ротик с высунутым красным языком . Есть так же маленькие острые глазки зеленого цвета.
Бомж излил душу и ушл. Вернее уполз. День не кончился и у меня был еще один посетитель. Он тоже не вошел, а вполз. Я засыпала, но звонок разбудил меня, и я увидела его. Тоже Бомж без удивления заметила я. Даже интересно. А может быть тоже художник и бывший заключенный. Тихо ступая и согнувшись в три погибели, он приблизился к моему столу и вкрадчиво спросил: « Могу ли я оставить это здесь?» Это было большим бумажным пакетом. Из дыр пакета торчали носки и рукава свитера. «Можно поставить около вас? А то украдут». Мне захотелось смеяться, но я сдержалась и стала рассматривать пришельца.
Если в первый момент у меня сразу же возникло чувство отвращения, то сейчас я с удивлением заметила, что этот человек очень красив и красиво одет. Первым делом я увидела, что все тряпки, в которые он был облачен были дорогого сорта. Замша, кожа, шерсть. На нем было две, надетые друг на друга легкие куртки. Одна хлопковая и поверх замшевая. Обе с капюшонами. Оба капюшона накинуты на голову и прикрывают лицо на манер таинственных служителей церкви. На замшевой куртке карманы и рукава украшены бахрамой. На нём были черного бархата штаны и высокие сапоги мягкой кожи с рисунком индейского фольклера. «Обалдеть!» – не совсем интеллигентно подумала я и постаралась разглядеть его лицо.
Передо мной было лицо Христа. Надо запомнить – подумала я. Надо его рисовать. Но как? Нельзя же просто, как фотографию. А может быть и надо сделать фотографию? Из– под капюшона на меня смотрели темно синие, удивительно яркие, глаза. Такие глаза сравнивают с сапфиром. Именно с сапфиром ассоциировала и я эти глаза.Лицо было изящное , тонкое и даже нежное, как у девушки. Тем не менее, в лице молодого человека или точнее в его взгляде была мужественность. Сочетание, так редко встречаемое среди смертных. Из– под капюшонов на белоснежную кожу лица падали черные локоны. «Обалдеть»»– еще раз подумала я с восторгом. Христос! Нет, лучше, просто Принц!
Принц побродил по галерее. Рассказал, что музыкант. « На чем играете?» спросила я. Он ответил– « На барабане». При этом он так улыбнулся, что я вспомнила про свою первую любовь. Когда он собирал свои вещи , я не удержалась и спросила: « Вы так импозантно смотритесь, почему же у вас этот дурацкий пакет ?». Он внимательно посмотрел на меня и ответил с той же всепобеждающей улыбкой: «Вы правы. Вы абсолютно правы. Сегодня же пойду в самый дорогой бутик и куплю себе фирменную сумку.»
Уже совсем перед тем , как уйти он взял со стола открытку, рекламирующую нашу текущую экспозицию. На открытке была фотография осьминога. Это не была фотография нашей картины, это был настоящий океанский осьминог. Принц долго смотртел на фотографию , а потом рассказал мне следующее.
« В одной стране на севере Америки, у берега Тихого Океана живет Осьминог. Этот Осьминог присосался к стойкам пирса. Он обвил своими щупальцами деревянные столбы и дышит так громко, что люди, проходя по пирсу могут слышать его дыхание. Говорят , что именно этот Осьминог посылает людям сны и вдохновение.»
Да, вот такое мне поведал этот красивый посетитель. Других людей в этот день я не видела. Даже за окном никто не проходил ни разу. Только иногда из соседнего магазина раздавались звуки, гулко отдающиеся в залах «Станции».
Перед тем, как закрыть галерею, я прошлась по залам. Каждая вторая картина изображала некие змеевидные щупальца. Еще были картины скелетов, из раскрытых ртов которых вываливались красные языки. И еще кто– то громко дышал.
Я быстро собралась и ушла. Сейчас боюсь, что забыла выключить свет.