В июле на Памире, в краю величественных вершин, покрытых вечными снегами, становится немного жарко. В такие дни я с моим другом Гулобшо идем на реку порыбачить. У самого ее берега, на короткой зелёной травке даже под солнцепёком тебе кажется, что ты сидишь в комнате с кондиционером. Прозрачная и холодная вода реки Шарвидодж, протекая через наш кишлак, вливается в Пяндж. Эта талая вода берёт начало у высоких ледников, потому она совершенно чистая, и мы её употребляем как питьевую. Думаю, мало на свете осталось таких мест, где можно без опаски пить природную воду. Точно такая же горная речка вливается в Пяндж со стороны Афганистана. В том месте, где мы обычно рыбачим, река сужается, и на другом берегу хорошо виден афганский кишлак из нескольких десятков глиняных домов среди высоких пирамидальных тополей. Этот кишлак от основного Афганистана отрезан высокими горами, и кажется, что он живет своей жизнью, сам по себе. А от нас он отделён лишь рекой, шириной, примерно, в тридцать метров.
И к этой прозрачной реке жители афганского кишлака каждый день приходят за водой.
В первый день нашей рыбалки мы увидели, как к реке подошли мальчик и девочка. Они погоняли ослика, по бокам которого висели два алюминиевых бидона, связанных коричневой верёвкой. Девочке было, примерно, лет одиннадцать-двенадцать, а мальчику – лет восемь. Волосы у девочки были совершенно русые, заплетённые в две косички. Одета она была в коротенькое, по колено, платьице красного цвета и такого же цвета широкие шальвары, а ноги были босые. На запястье правой руки у неё был широкий то ли медный, то ли латунный браслет. А мальчик был одет в традиционную афганскую одежду "пираан-тумбан" – длинная рубашка с вырезами по бокам, и широкие штаны. Одежонка у мальчика была изношена до такой степени, что трудно было определить её цвет: то ли коричневая, то ли серая. Они остановились у речки и долго нас разглядывали. Для них мы – люди из другого мира.
У нас тут вдоль реки проложена асфальтовая дорога, и по ней носятся разные машины. В нашем кишлаке есть электричество и даже по ночам горит свет. А у них вместо дорог узенькие тропиночки, а вместо машин ослики да лошадки. По ночам в маленьких оконцах, залепленных грязным целлофаном, горят масляные светильники, да и то лишь у зажиточных.
Мальчик и девочка, понаблюдав за нами, принялись заливать воду в бидоны маленькими деревянными ведёрками. Чтобы поддерживать равновесие ослика, мальчик заливал воду в правый бидон, а девочка в левый
– У тебя клюёт, у тебя клюёт! – закричал в этот момент Гулобшо.
Я перевёл взгляд на поплавок – его не было видно. Дёрнул удочку и почувствовал приятную тягу. Подняв удочку над собой, увидел отчаянно трепещущую на крючке серебристую плотву, размером чуть больше ладони. О, этот триумфальный миг рыбака! Это совершенно неописуемое состояние. Наверное, я сильно дёрнул удочку, так как рыбка, высоко взлетев надо мной оказалась на фоне синего неба, а затем с шумом шлёпнулась на прибрежную траву.
На том берегу мальчик и девочка, не скрывая радости, захлопали в ладоши. И в этот момент я решил, что переброшу рыбку им.
– Гулобшо, сможешь перекинуть ее на тот берег? – спросил я друга.
– Попробую, – без лишних слов ответил он.
Потом обвалял её в речном песке, чтобы не соскользнула, и лихо забросил на противоположный берег. Рыба шлёпнулась недалеко от девочки, но первым к ней подбежал мальчик.
– Спасибо, – прокричал он нам, взяв рыбку в руки, хотя не было никакой надобности кричать: мы очень хорошо слышали друг друга. Кругом стояла полная тишина, иногда нарушавшаяся плеском речной воды о берег.
– Тав ном чай (Как тебя зовут)? – спросил я мальчика (на том берегу люди говорят на том же диалекте, что и в нашем кишлаке).
– Меня зовут Абдул Ризо, а мою сестру – Садбарг, – ответил общительный мальчик.
Пока мы общались со словоохотливым пареньком, Садбарг в одиночку продолжала поочередно наполнять водой то правый, то левый бидон. Ослик спокойно щипал травку, а Абдул Ризо, во время разговора с нами, наполнил свое деревянное ведерко водой и положил туда рыбку.
За это время и Гулобшо выловил небольшого толстолобика.
– Лови и эту рыбку, – недолго раздумывая, крикнул он, и тем же способом перекинул рыбёшку на тот берег. Мальчик с радостью положил и эту рыбку в ведерко. Садбарг с улыбкой наблюдала всю эту возню. Наполнив, наконец, бидоны водой, она присела у берега и стала дальше наблюдать за нами.
– А теперь всё, что теперь выловим, это для Садбарг. Хорошо, Абдул Ризо? – улыбаясь, предупредил Гулобшо мальчика.
– Хорошо, – согласился он. Чувствовалось, что сестру он любит. Присев у ведёрка, он разглядывал своих рыбёшек. Вместе с Гулобшо мы забросили свои удочки и стали ждать.
Девочка сидела на берегу, обхватив руками коленки и соединив вместе босые ноги. Это отчетливо напомнило мне картину Васнецова "Алёнушка". Она и была похожа на ту самую Алёнушку со своими русыми волосами. Рыбка, однако, не ловилась.
– А правда, что у вас и мальчики, и девочки учатся вместе? – впервые за всё время встречи заговорила Садбарг...
– Да, это правда, – подтвердил я, насаживая наживку из сухого тутовника на крючок.
– А правда, что вы, шурави (советские), не читаете намаз (молитву) и не верите в Бога? – задала следующий вопрос любопытная девочка.
– Нет, это неправда, – поправил я её. – Мы молимся и верим в Бога. Алхамдулилла, мы мусульмане.
– А почему вы красите свои дома в белый цвет? – не унималась Садбарг.
Я не знал, что и ответить на этот вопрос. На самом деле, в их кишлаке не было видно ни одного побеленного дома. А в нашем кишлаке – сплошь все дома побелены.
Ещё много о чем она спрашивала, пока Гулобшо не наловил пару других рыбёшек. Девочка была смышленая. Она похвасталась, что знает несколько русских слов и отчетливо их произнесла.
Мне попались ещё две рыбки. Естественно, весь улов мы отдали детям. Садбарг встала первой. Отряхнув своё коротенькое платьице, она подошла к бидонам с водой и слегка поправила их.
– Худа хафиз, – попрощались они с нами и погнали своего серого ослика в сторону кишлака.
Мы с другом ещё немного порыбачили. Погода стояла прекрасная. От полуденного солнца было жарко, но у берега веяло прохладой.
Наши походы на рыбалку вошли в привычку. Гулобшо чуть ли не каждое утро приходил ко мне с баночкой "похсак" – это такие букашки, которые водятся в прозрачной ледяной воде под камнями и на которые очень хорошо ловится рыба. Мой друг собирал их спозаранку, в речке у своего дома.
Абдул Ризо и Садбарг тоже стали часто приходить к речке за водой со своим симпатичным осликом. И это продолжалось почти месяц. Мы сдружились с детьми и каждый раз ждали встречи с ними.
В один из поздних августовских дней мы с Гулобшо, как обычно, сидели на берегу и рыбачили. На афганской стороне заметили идущий вдоль реки небольшой караван из одной лошади и нескольких ишаков с небогатой поклажей. Тем же вечером караван прошел по той же горной тропинке в обратную сторону. Садбарг и Абдул Ризо в этот день за водой не пришли. Не было их и в последующие три дня. Мы с Гулобшо продолжали рыбалку, но уже чего-то не хватало – не было прежнего веселья. Что-то разрушилось в установившемся кишлачном порядке.
То ли от того, что не было Садбарг с Абдул Ризо, то ли от того, что скоро закончится отпуск и мне нужно будет возвращаться в шумный город, настроение было не очень-то радостное.
Прошло несколько дней, как неожиданно на противоположном берегу появился Абдул Ризо. Не стоит описывать ту радость, которую мы испытывали с Гулобшо, увидев его. Но ее почему-то не разделял с нами мальчик, грустно плетущийся за своим осликом с теми же бидонами. Мы всё надеялись, что вдруг из-за его спины выскочит, весёло смеясь, его сестра. Но её не было.
– Саломолек, – буркнул без особой радости Абдул Ризо. Мы поздоровались.
– А где Садбарг? – осторожно спросил Гулобшо.
– Её выдали замуж, – грустно ответил он после недолгого молчания.
– Как... ей же всего?.. – повис в воздухе наш недоуменный вопрос.
– Приехал какой-то наш родственник из города Султан-Ишкашим и забрал её к себе, – чуть не плача, произнёс Абдул Ризо.
Потом он надолго замолчал. На его правом запястье я заметил то ли медный, то ли латунный браслет, который он нежно поглаживал.
Мы с Гулобшо обменялись грустными взглядами. Мой друг медленно встал и, молча, перебросил всю попавшуюся в тот день рыбу на тот берег. Но Абдул Ризо даже не обратил внимания.
– Ладно, не грусти, она ведь приедет к тебе в гости, правда?– попытался успокоить его Гулобшо. Мальчик молча наполнил бидоны водой и, махнув в нашу сторону рукой, направился со своим осликом в сторону кишлака, будто попавшего на левый берег Пянджа из средневековья и до сих пор сохранившего свои древние устои. Впрочем, оно так и есть.
Мы собрали удочки и тоже направились в свой кишлак с побеленными домами. Из селения шел запах жареного лука: кто-то готовил ужин. В первом же доме, точнее во дворе дома, в тени грушевых деревьев мы увидели девочек, наверное, ровесниц Садбарг, весело и беззаботно прыгающих через параллельно натянутые резинки (не знаю, как называется эта игра). Глядя на них, я вспомнил Садбарг и подумал, как странно всё бывает в жизни. И как удивительно судьба распорядилась с одним и тем же народом, проведя границу по реке, разделив их на два государства, на два пространства, где время текло по разному...
Находясь на этом стыке, невольно задумываешься о тайнах пространства и времени...
Вот так закончился один из моих отпусков в далёком памирском кишлаке.
Эпилог
Гораздо позже этих событий один из моих памирских друзей рассказал историю о русском парне, якобы попавшем в плен во время афганской войны ещё в советские времена, а позже принявшем Ислам и оставшемся жить в Афганистане. Ходили слухи, что проживал он в одном из прибрежных кишлаков. И мне подумалось, а не могла ли Садбарг быть его дочерью? Ведь у неё были совершенно русые волосы, и она хвасталась знанием нескольких русских слов, которые произносила безупречно. Впрочем, это уже мои догадки.
И к этой прозрачной реке жители афганского кишлака каждый день приходят за водой.
В первый день нашей рыбалки мы увидели, как к реке подошли мальчик и девочка. Они погоняли ослика, по бокам которого висели два алюминиевых бидона, связанных коричневой верёвкой. Девочке было, примерно, лет одиннадцать-двенадцать, а мальчику – лет восемь. Волосы у девочки были совершенно русые, заплетённые в две косички. Одета она была в коротенькое, по колено, платьице красного цвета и такого же цвета широкие шальвары, а ноги были босые. На запястье правой руки у неё был широкий то ли медный, то ли латунный браслет. А мальчик был одет в традиционную афганскую одежду "пираан-тумбан" – длинная рубашка с вырезами по бокам, и широкие штаны. Одежонка у мальчика была изношена до такой степени, что трудно было определить её цвет: то ли коричневая, то ли серая. Они остановились у речки и долго нас разглядывали. Для них мы – люди из другого мира.
У нас тут вдоль реки проложена асфальтовая дорога, и по ней носятся разные машины. В нашем кишлаке есть электричество и даже по ночам горит свет. А у них вместо дорог узенькие тропиночки, а вместо машин ослики да лошадки. По ночам в маленьких оконцах, залепленных грязным целлофаном, горят масляные светильники, да и то лишь у зажиточных.
Мальчик и девочка, понаблюдав за нами, принялись заливать воду в бидоны маленькими деревянными ведёрками. Чтобы поддерживать равновесие ослика, мальчик заливал воду в правый бидон, а девочка в левый
– У тебя клюёт, у тебя клюёт! – закричал в этот момент Гулобшо.
Я перевёл взгляд на поплавок – его не было видно. Дёрнул удочку и почувствовал приятную тягу. Подняв удочку над собой, увидел отчаянно трепещущую на крючке серебристую плотву, размером чуть больше ладони. О, этот триумфальный миг рыбака! Это совершенно неописуемое состояние. Наверное, я сильно дёрнул удочку, так как рыбка, высоко взлетев надо мной оказалась на фоне синего неба, а затем с шумом шлёпнулась на прибрежную траву.
На том берегу мальчик и девочка, не скрывая радости, захлопали в ладоши. И в этот момент я решил, что переброшу рыбку им.
– Гулобшо, сможешь перекинуть ее на тот берег? – спросил я друга.
– Попробую, – без лишних слов ответил он.
Потом обвалял её в речном песке, чтобы не соскользнула, и лихо забросил на противоположный берег. Рыба шлёпнулась недалеко от девочки, но первым к ней подбежал мальчик.
– Спасибо, – прокричал он нам, взяв рыбку в руки, хотя не было никакой надобности кричать: мы очень хорошо слышали друг друга. Кругом стояла полная тишина, иногда нарушавшаяся плеском речной воды о берег.
– Тав ном чай (Как тебя зовут)? – спросил я мальчика (на том берегу люди говорят на том же диалекте, что и в нашем кишлаке).
– Меня зовут Абдул Ризо, а мою сестру – Садбарг, – ответил общительный мальчик.
Пока мы общались со словоохотливым пареньком, Садбарг в одиночку продолжала поочередно наполнять водой то правый, то левый бидон. Ослик спокойно щипал травку, а Абдул Ризо, во время разговора с нами, наполнил свое деревянное ведерко водой и положил туда рыбку.
За это время и Гулобшо выловил небольшого толстолобика.
– Лови и эту рыбку, – недолго раздумывая, крикнул он, и тем же способом перекинул рыбёшку на тот берег. Мальчик с радостью положил и эту рыбку в ведерко. Садбарг с улыбкой наблюдала всю эту возню. Наполнив, наконец, бидоны водой, она присела у берега и стала дальше наблюдать за нами.
– А теперь всё, что теперь выловим, это для Садбарг. Хорошо, Абдул Ризо? – улыбаясь, предупредил Гулобшо мальчика.
– Хорошо, – согласился он. Чувствовалось, что сестру он любит. Присев у ведёрка, он разглядывал своих рыбёшек. Вместе с Гулобшо мы забросили свои удочки и стали ждать.
Девочка сидела на берегу, обхватив руками коленки и соединив вместе босые ноги. Это отчетливо напомнило мне картину Васнецова "Алёнушка". Она и была похожа на ту самую Алёнушку со своими русыми волосами. Рыбка, однако, не ловилась.
– А правда, что у вас и мальчики, и девочки учатся вместе? – впервые за всё время встречи заговорила Садбарг...
– Да, это правда, – подтвердил я, насаживая наживку из сухого тутовника на крючок.
– А правда, что вы, шурави (советские), не читаете намаз (молитву) и не верите в Бога? – задала следующий вопрос любопытная девочка.
– Нет, это неправда, – поправил я её. – Мы молимся и верим в Бога. Алхамдулилла, мы мусульмане.
– А почему вы красите свои дома в белый цвет? – не унималась Садбарг.
Я не знал, что и ответить на этот вопрос. На самом деле, в их кишлаке не было видно ни одного побеленного дома. А в нашем кишлаке – сплошь все дома побелены.
Ещё много о чем она спрашивала, пока Гулобшо не наловил пару других рыбёшек. Девочка была смышленая. Она похвасталась, что знает несколько русских слов и отчетливо их произнесла.
Мне попались ещё две рыбки. Естественно, весь улов мы отдали детям. Садбарг встала первой. Отряхнув своё коротенькое платьице, она подошла к бидонам с водой и слегка поправила их.
– Худа хафиз, – попрощались они с нами и погнали своего серого ослика в сторону кишлака.
Мы с другом ещё немного порыбачили. Погода стояла прекрасная. От полуденного солнца было жарко, но у берега веяло прохладой.
Наши походы на рыбалку вошли в привычку. Гулобшо чуть ли не каждое утро приходил ко мне с баночкой "похсак" – это такие букашки, которые водятся в прозрачной ледяной воде под камнями и на которые очень хорошо ловится рыба. Мой друг собирал их спозаранку, в речке у своего дома.
Абдул Ризо и Садбарг тоже стали часто приходить к речке за водой со своим симпатичным осликом. И это продолжалось почти месяц. Мы сдружились с детьми и каждый раз ждали встречи с ними.
В один из поздних августовских дней мы с Гулобшо, как обычно, сидели на берегу и рыбачили. На афганской стороне заметили идущий вдоль реки небольшой караван из одной лошади и нескольких ишаков с небогатой поклажей. Тем же вечером караван прошел по той же горной тропинке в обратную сторону. Садбарг и Абдул Ризо в этот день за водой не пришли. Не было их и в последующие три дня. Мы с Гулобшо продолжали рыбалку, но уже чего-то не хватало – не было прежнего веселья. Что-то разрушилось в установившемся кишлачном порядке.
То ли от того, что не было Садбарг с Абдул Ризо, то ли от того, что скоро закончится отпуск и мне нужно будет возвращаться в шумный город, настроение было не очень-то радостное.
Прошло несколько дней, как неожиданно на противоположном берегу появился Абдул Ризо. Не стоит описывать ту радость, которую мы испытывали с Гулобшо, увидев его. Но ее почему-то не разделял с нами мальчик, грустно плетущийся за своим осликом с теми же бидонами. Мы всё надеялись, что вдруг из-за его спины выскочит, весёло смеясь, его сестра. Но её не было.
– Саломолек, – буркнул без особой радости Абдул Ризо. Мы поздоровались.
– А где Садбарг? – осторожно спросил Гулобшо.
– Её выдали замуж, – грустно ответил он после недолгого молчания.
– Как... ей же всего?.. – повис в воздухе наш недоуменный вопрос.
– Приехал какой-то наш родственник из города Султан-Ишкашим и забрал её к себе, – чуть не плача, произнёс Абдул Ризо.
Потом он надолго замолчал. На его правом запястье я заметил то ли медный, то ли латунный браслет, который он нежно поглаживал.
Мы с Гулобшо обменялись грустными взглядами. Мой друг медленно встал и, молча, перебросил всю попавшуюся в тот день рыбу на тот берег. Но Абдул Ризо даже не обратил внимания.
– Ладно, не грусти, она ведь приедет к тебе в гости, правда?– попытался успокоить его Гулобшо. Мальчик молча наполнил бидоны водой и, махнув в нашу сторону рукой, направился со своим осликом в сторону кишлака, будто попавшего на левый берег Пянджа из средневековья и до сих пор сохранившего свои древние устои. Впрочем, оно так и есть.
Мы собрали удочки и тоже направились в свой кишлак с побеленными домами. Из селения шел запах жареного лука: кто-то готовил ужин. В первом же доме, точнее во дворе дома, в тени грушевых деревьев мы увидели девочек, наверное, ровесниц Садбарг, весело и беззаботно прыгающих через параллельно натянутые резинки (не знаю, как называется эта игра). Глядя на них, я вспомнил Садбарг и подумал, как странно всё бывает в жизни. И как удивительно судьба распорядилась с одним и тем же народом, проведя границу по реке, разделив их на два государства, на два пространства, где время текло по разному...
Находясь на этом стыке, невольно задумываешься о тайнах пространства и времени...
Вот так закончился один из моих отпусков в далёком памирском кишлаке.
Эпилог
Гораздо позже этих событий один из моих памирских друзей рассказал историю о русском парне, якобы попавшем в плен во время афганской войны ещё в советские времена, а позже принявшем Ислам и оставшемся жить в Афганистане. Ходили слухи, что проживал он в одном из прибрежных кишлаков. И мне подумалось, а не могла ли Садбарг быть его дочерью? Ведь у неё были совершенно русые волосы, и она хвасталась знанием нескольких русских слов, которые произносила безупречно. Впрочем, это уже мои догадки.