Роман
Пролог
– Как дела? – спросил Кемель у своего соседа и друга Ержана.
– Хорошо, мне отрезали «апщу», – поделился новостью Ержан, маленький мальчик семи лет, которому на днях по мусульманскому обычаю сделали обрезание крайней плоти.
Кемель был старше Ержана на год, родители отправляли его на летние каникулы в аул к дедушке.
– И все? – спросил Кемель.
– Да, а еще мне купили самокат, только я пока не заживет «апщу», не смогу на нем кататься,– поведал другу Ержан.
– А я еду в аул,– без особой радости сказал Кемель, который родился и жил в городе, и по этой причине не очень любил ездить в село. Ему «обрезание» сделали в прошлом году, но ни обещанного велосипеда, ни самоката не купили. Деньги, которыми по обычаю одаривали родственники, юного «мусульманина», родители забрали у Кемеля, пообещав ему купить велосипед, и оставив только на мороженое.
Ералы отец Кемеля родился перед «Великой Отечественной Войной». Он был ещё совсем мал, когда у него умерла мать, а отца забрали на фронт. Отец Ералы Абдулла, происходил из «байского» рода, семья которого во время «коллективизации» была «раскулачена». Абдулла, когда началась война с фашистской Германией, не пожелал идти на фронт воевать и долгое время прятался в горах, изредка посещая аул. Но в один из дней он все же был задержан НКВДшниками и в последствии направлен в «штрафбат». Попав в ряды «Советских камикадзе», Абдулла славно воевал под началом маршала Рокоссовского, был представлен к наградам и закончил войну на Камчатке, куда они вернулись после разгрома Японии. Не успел Абдулла обрадоваться тому, что чудом остался жив, как комиссия Госконтроля направленная при реформировании части, «упекла» его на двенадцать лет в лагеря, согласно закона, «об утрате воинского имущества». Когда Абдулла лишенный всех своих воинских наград и обвяленный «врагом народа» все же вернулся, в родной аул, Ералы был уже взрослым. Он после приюта, куда сельчане их «сдали» вместе с сестрой, окончил ремесленное училище и работал в райцентре. Ералы собирался вступить в ряды компартии и очень обеспокоился, что появившийся неведомо, откуда отец со своей «биографией» может повредить осуществлению его желания. Хотя беспокоится, особенно было не о чем, так как Ералы в «детдоме» был записан как «сирота» и получил другую фамилию. Все эти обстоятельства отнюдь не способствовали быстрому сближению отца и сына, которые долгое время остовались друг другу, словно чужими. Абдулла так и не вступил в колхоз (впрочем, его туда никто и не звал) жил обособленно, держал скот и кормился с небольшого участка земли возле дома. Со всего аула он общался только с Алиаскаром, видимо обоих объединяла ненависть к Советскому государству. Со временем Абдулла с сыном стали общаться, между собой, хотя особенной теплоты в отношениях не было.
Ералы привез сына в аул и в тот же день уехал. Абдулла очень обрадовался внуку, он целыми днями возился с ним, и рассказывал ему всякие занимательные истории. Иногда дедушка Абдулла с внуком ходили в гости. Дед всем рассказывал, что Кемель его внук, сын Ералы приехал к нему из города погостить.
Дед Абдулла зимой и летом ходит в ватных штанах, и постоянно носит за поясом нож. У его друга, старика Алиаскара, за поясом в ножнах, висит такой же небольшой и острый нож. Кемель их не всегда сразу понимает, потому что они используют в своей речи старинные давно позабытые слова и обороты казахского языка. Дедушки иногда пугают его и обещают отрезать ему ухо, если он не будет их слушаться. Кемель знает, что это шутка, однако угрозы стариков с ножами за поясом, все же внушают ему некоторое опасение.
Дедушка Алиаскар кажется Кемелю еще более чудаковатым, чем его дед Абдулла. Он учит его метать ножи и, несмотря на свой преклонный возраст и слабое зрение, может сбить из мелкокалиберной винтовки летящую птицу.
Дедушка Абдулла рассказывал Кемелю, что Алиаскар участвовал в «Сузакском восстании», был «ураншы» и «колмергеном». «Мерген» по казахский меткий (стрелок). Аксакал Алиаскар рассказывал что у казахов издревле в войсках использовались мергены. «Козмерген» – снайпер, «колмерген» тот кто стреляет на вскидку. Еще он рассказывал что уже тогда у них были пулеметы, которые они называли «октогер» и самодельные глушители «манкатар», которые они использовали зимой во время охоты в горах, чтобы избежать обвала и исхода снежной лавины.
Со слов дедушки Абдуллы выходило, что старик Алиаскар потомственный «Сыпыра шежиреши», «Ураншы». «Ураншы» это очень древняя практика у кочевых народов Евразии уходящая в глубь веков и распространенная в степи еще до принятия кочевниками ислама и других мировых религии. В объязонности «Ураншы» входило поднятие боевого духа войнов перед битвой. Этого «Ураншы» добивался путем перечисления имен предков, сарбазов идущих в бой и восхвалением подвигов древних батыров. В конце своей речи «Ураншы» воодушевленно и громко произносил «Уран» – боевой клич рода, как правило имя прославленного предка батыра с которым войны бросались в бой. «Ураншы» без сомнения являлся одним из лидеров боевой дружины, что налагало на него соответсвующий тип поведения и знание «Шежире» – генеалогии казахских родов. Знание «Шежире» требовало, от человека феноменальной памяти, так как родов у казахского народа много, а ощибивщись можно было нанести обиду.
Найвно было бы пологать что многовековые знания «Шежире» сохранились, только благодоря устному, творчеству. Аксакал Алиаскар расказывал, что с древних времен у казахов были книги: «Бестанба», «Журнак», «Избори», в которых наряду с «тайными знаниями», подробно описана история возникновения кочевых родов и народов, с незапамятных времен пророка Ноя. Эти «тайные книги» дополнялись из поколения в поколение, но в предверии грядушего для степи «неспокойного времени», были вывезены из страны и спрятаны в Алтайских горах на дне глубокого колодца. По преданию ещё не наступил «Золотой век», когда эти книги будут найдены....
Если принять во внимание что «Шежире» изобиловали различными историческими подробностями, цитатами и диалогами известных исторических личностей, большинство которых сами будучи людьми незаурядными в древних традициях степи, изяснялись изящно и зачастую в стихотворной форме. То можно предположить, что вероятнее всего «Ураншы», «Сыпыра шежиреши», являлись харизматическими личностями, так как эти знания передовались от отца к сыну. Отец как правило, из всех сыновей сам выбирал кого-нибудь, одного если у избранника, по его мнению имелся «Богом данный дар», для принятия этой нелегкой ноши. Во все времена, в «Великой степи», число «Сыпыра шежиреши» не превышало семи человек в одно время.
Практический «Ураншы» перед боем призывал духов предков «Аруахов», перечисляя их имена. Но слово без веры, это пустой звук, и «Ураншы» должен был верить сам и заставить поверить воинов, силою своего голоса, души и сердца.
Шёл 1979 год ... лето в Тюлкубасе у подножий гор никогда не бывает сильно жарким, аксакалы сидели на толстом бревне, перед домом, возле арыка что берет свое начало в горах из родника «Шанки бастау», когда к соседнему дому подехал автомобиль. В те времена, появление в ауле легковой автомашины можно было отнести к разряду событи незаурядных. Своих собственных автомобилей у жителей села небыло, и в обозримом будушем не предвиделось. Вероятно в следствий осознаия этого весьма прискорбного для них факта, большинство сельчан завидев автомобиль устремляли на него завистливо любопытствующие взоры, и с неисчерпаемым терпением, агентов наружного наблюдения высматривали, к кому же пожаловали столь важные гости, на машине. Автомобиль, автомобилем, однако то что из салона подехавшей машины, вышла соседская дочка которая училась в Алмате и вовсе повергла стариков в смятение, словно они увидели сказочную нечисть «албасты» с длинными ногтями и рыжими, огненными волосами, которой отчегото вздумалось посетить их аул на такси. Девушка поздоровалась со стариками, деды сдержано еле заметно кивнули, им не понравилось что девушка была в брюках и с короткой стрижкой. Они осуждающе посмотрели на нее но ничего не сказали.
На мальчика, соседка не произвела большого впечатления, он родился в городе и привык к женщинам в брюках и с короткими, прическами. Скорее он иронично наблюдал за возмущением бородатых стариков с ножами и тюбетейками, сидящих в жаркий июньский день, в ватных штанах предназначенных для конной игры «Кокпар». Дедушки были одеты, и выглядели, словно снимались в историческом «блокбасторе», и присели отдохнуть между дублями. По мнению Кемеля, они не были такими мудрыми и умными, какими хотели казаться ему, восьми летнему мальчику.
Со слов дедов получалось, что в древности их предки жили в некоем «идеальном полукочевом государстве», в котором Ханы и Бии были мудры и справедливы, батыры и сарбазы, преданы и отважны, женщины верны и красивы, а на плодородной казахской земле паслись бесчисленные, тучные стада лошадей и овец. «Благородный казахский народ», тогда строго соблюдал свои обычаи и обладал некими «сокровенными знаниями». Из года в год, из поколения в поколение седобородые аксакалы, эту «народную мудрость и благородство», передавали, передавали и словом «допередавались», ныне этот «источник» иссяк. Предыдущие поколения как бы исчерпали весь запас имевшегося в наличии «благородства и мудрости», и от нее, от «благородства» вроде как уже ничего и не осталось. Вернее осталось, но и здесь «не повезло», уродилось нынешнее поколение, бестолковое, не в чем не нуждающееся, в том числе, в вековой народной мудрости и благородстве тоже, поэтому они все слабые, бессовестные, предпочитают ездить на автомобилях и не знают с какой стороны подойти к лошади.
Словно сошедший с неба «Аруах», просящий милости Аллаха, вымаливая для своего народа «Текты», аксакал Алиаскар произнес с некоторым сожалением:
– Сейчас время такое, что баба с мужиком, а осел с конем равный. Время, когда нечестивые потомки наши попирают благословление благородных предков. Время «Кансонар» (ранней охоты по свежее выпавшему снегу),… но цепи у «взяточников и оборотней», еще скованы.
– Но впереди грядет время, когда лопнут сдерживающие путы у взяточников, воров и прочих подлецов, и наступит их время.
Сильные из них, окрепнут и разбогатеют непомерно. Слабые из них, будут баулы таскать. Бабы бешеными дурами станут, младенцев из люлек будут продавать...
Взяточничество в Москве взойдет,
в Алмате расцветет,
в Шымкале поспеет,
в Акмоле, принесет свои плоды.
Ворам, взяточникам и подлецам, у нас будет везде «дорога». В дом разврата превратятся общественные сборища. Ибо наступит время подлецов и будет пир, и вакханалия, и будут они воровать и непотребное делать и гибнуть на каждом шагу, без отпущения грехов.
Но если наш народ переживет это время, то станет Страна Казахов Великой Державой, знаменитой на весь мир! Страной, которой будут править, благородные и справедливые «Текты»!
Часть первая
(нормальная)
« Подлецы бывают трех видов…»
Ф. Достоевский «Подросток»
У Кошкара была своеобразная манера, говорить с выбранной им жертвой. Он не смотрел на собеседника во время разговора, произносил слова тихо и не всегда внятно, он как бы не замечал своего оппонента, смотрел по сторонам, сплевывал под ноги, и обращал своё «драгоценное» внимание, только под конец своей речи. Сейчас тоже сказав «всё», он взглянул на Ибрагима. Взгляд был тяжелый и жесткий, это были глаза дикого зверя, который в любой момент мог убить или покалечить своего собеседника и если он сразу не набрасывался на свою жертву, скорее это было данью «цивилизации». Все-таки Кошкар тоже был человеком и хотел остаться таковым в своих глазах и глазах окружающих, что бы потом ни одна «скотина» не могла сказать, что он просто бешенное животное «без понятия». Как ни крути, а «они все», люди и умеют говорить…
Происходящее было делом обычным и заурядным для города Чимкента начала 90-х годов. Чеченец Ибрагим взял под проценты 10000 американских долларов у казаха Абая, и не возвращал ни взятую сумму, ни проценты в денежном выражении. Абай такой же «коммерсант», как и Ибрагим, и другие многотысячные жители нашей страны, той поры, обратился за помощью своему знакомому Кемелю, который вместе с друзьями пришел восстанавливать «справедливость». «Восстанавливать справедливость» Кошкару было тем приятнее, что задолжавшим оказался Ибрагим. Чеченец, это не какой-нибудь захудалый незадачливый коммерсант из райцентра, у которого нет машины, и в доме шаром покати. Чеченцы они обычно все при деньгах и зажиточные.
Пока что сказанные слова не производили на Ибрагима должного впечатления, все ребята и сам, говоривший видели это. Однако, Кошкар, молодой парень крепкого телосложения, с короткой стрижкой и горбатым, перебитым носом, являющийся несомненным лидером их маленькой бригады не спешил предпринимать обычные более действенные, физические средства убеждения, и воздействия для несговорчивых «клиентов». Причиной столь гуманного обращения, с оппонентом было желание Кошкара «загнать» чеченца «в косяк» и «поставить на счетчик».
– Вот ты коммерсант умный, хитрый, деловой. Вона, какой дом себе «отгрохал», в два с половиной этажа, а людей обманываешь, – начал обличать чеченца Кошкар. Дальше он начал говорить про то, что ему, таких как Ибрагим, всю жизнь родители в пример ставили. Хотели наверно, что бы он Кошкар был таким же, как Ибрагим «крученным», «верченым» и шустрым. А получилось что? В школе двойки, никого не слушался, кто же такому как он, пятерку поставит?! Ну, естественно спортом занимался, а спортом такой двоечник и «амбал», каким мог заниматься? Правильно мордобойным! Бокс, борьба, рукопашный бой! Ну, естественно везде его били, и в основном по голове или наоборот, головой об ковёр. Били-били нос, расплющили, уши поломали, вот теперь ходит он холостой,– поделился своей проблемой с Ибрагимом Кошкар.
– Мне даже как-то не удобно с расплющенным носом и сломанными ушами во Дворец бракосочетания идти, – начал сокрушатся Кошкар.
Кемель в стороне молча курил, Ержан пристроившись в сторонке, прямо на улице справлял малую нужду, Бука сидел за рулем Кошкаровской «девятки». Кемель как и все другие ребята давно уже привык что на Кошкара иногда «находит», и он начинает нести околесицу. Он видел, что Ибрагим отнюдь не растаял и даже не прослезился от Кошкаровских слов и вернее всего просто так деньги не отдаст, что поделаешь такой народ. Кемель подошел к разговаривающим, что бы с боку «двинуть» чеченца, но Кошкар остановил его.
– В общем, неделю сроку 20 штук возвращаешь, и все будет ровно.
– Э братан, какие 20 штук? – начал, было, чеченец, но Кошкар его перебил:
– Все достал ты! Я сегодня и без того очень много говорю. Я не знаю чем ты там «барыжничаешь», апельсинами или анашой со своими покупателями торгуйся, не на базаре! Понял? Неделя сроку, потом 40 штук будешь должен, понял?!
– Не понял, – сказал Ибрагим.
– Это твои проблемы, – сказал Кошкар на прощание чеченцу.
Вся компания села в машину и развернувшись, выехала на трассу. Они поехали на своё обычное «место работы», нефтеперерабатывающий завод воровать бензин. Занятие это было трудоемким и не очень прибыльным. Еще совсем недавно они: Кошкар, Кемель, Ержан состояли в группировке «сайгаков» и «ходили» под Багдадом – Кубинцем. «Сайгаками» называли молодых парней, что воровали автомобильные шины с Чимкентского Шинного завода. Занятие это хоть и было прибыльным, но являлось довольно рискованным, трудным, требовавшим от человека хорошей физической подготовки. Вероятно «сайгаками» их прозвали за то, что им часто приходилось убегать от охранников и представителей правоохранительных органов, перелезая и перепрыгивая через ограждения на территории завода, при этом демонстрируя завидную ловкость. Хотя воровство автошин являлось для «сайгаков» их основной деятельностью, но они отнюдь не гнушались и другими противоправными занятиями, и на деле представляли собой обычных бандитов. Это было время, когда для многих молодых здоровых парней, в том числе бывших и действующих спортсменов «путь бандита», был одним из немногих путей к относительно обеспеченной жизни. Но бандитская группировка это почти такая же организация, как и многие другие, где существует своя структура управления. Основная масса молодых парней оставалась на нижней ступени, и являлись рядовыми исполнителями, которым в условиях провинции приходилось довольствоваться одной «общаковой тачкой» и небольшими деньгами, выдаваемыми им время от времени их руководителями. В последствии многие боевики бывали, убиты в «разборках» или, не имея больших денег, для «откупа» и влиятельных покровителей пребывали в исправительно-трудовых колониях. В те времена города и нравы стали напоминать каменные джунгли. Родина превратилась в место для выживания. В силу обрушившихся экономических и бытовых трудностей сознание у многих людей дало «трещину» и уже казалось не совсем предосудительным занятия проституцией, а занятие рэкетом в понимании многих людей были даже в чем-то почетны.
СССР сменило так называемое СНГ, как в своё время Римскую империю, Византия, но в отличие от нее, в СНГ не было государственной политики и общей идеи, экономика блока коммунистических стран была развалена. Больше не было того «шелкового пути», благодаря которому мы пользовались парфюмерией «Дзинтарс» и катались на венгерских автобусах «Икарус». Отныне в нашу жизнь пришла западная американская модель ведения экономики. Стало модным брать кредиты, жить на них, и заниматься коммерцией. В короткий срок на территории Казахстана как подснежники весной, открылось множество банков, как в последствии выяснилось однодневок. Стремительно рос государственный долг, это привело к тому, что Казахстан стал захлебываться в волнах гиперинфляции. Цены на товары росли каждый день. В банковской системе сформировавшаяся было схема «отката», сменилось требованием «шапок». Как и все, банкиры хотели предоплаты, их практический почти перестало интересовать, куда вкладывает деньги коммерсант, получивший кредит, их интересовало только своевременное получение причитающейся им суммы и погашение взятого кредита. В ходу стало получение малого кредита для последующего «обналичивания» для взятки, и в дальнейшем для получения большего кредита. Зачастую такие кредиты заемщиками не возвращались. Началось снижение доходности банков и их банкротства. Деньги всем нужны были «здесь и сейчас», все товары начали завозиться из дальнего и ближнего зарубежья, производство начало останавливаться.
В селах распадались колхозы и совхозы, где предприимчивые председатели со своими ближайшими «животноводами» скупали себе баранов и коров по цене за штуку не превышающей килограмм баранины на рынке. В городах начальники автобаз, приватизировали и распродавали технику по цене баранов на скотском рынке, а начальники железнодорожных станции составами продавали вагоны в Китай.
Чимкент в этом отношении тоже не стал исключением. Фосфорный завод и мясокомбинат уже «приказали долго жить», а завод пресс-автоматов агонизировал, пытаясь выжить в условиях «дикого рынка», лишенный электричества и сырья. Над этими «издыхающими» заводами и комбинатами, словно стервятники, учуявшие запах падали кружили местные представители «Казвторчермета», «Цветмета» и прочих «падальщиков», которые в сложившейся ситуации уверенно расправили свои крылья. Местное население близлежащих районов пока что со своей стороны проявляло «избирательность», и в основном воровало с остановившихся предприятии цветной металл. Время, когда начнут тащить все подряд, было ещё впереди. Естественно после всего этого разграбления, «прихватизации» и остановки предприятии, многие руководители не могли своевременно выплатить своим сотрудникам заработную плату. Наличных денег не хватало, и повсеместно стал популярным товарообмен, так называемый «бартер». Теперь директора предприятий предпочитали расплачиваться со своими работниками один раз в пол года резиновыми калошами, по цене итальянских кожаных ботинок и разливным не рафинированным хлопковым маслом, по цене оливкового.
Происходящие в стране перемены не обошли стороной и «сайгаков». Чимкентский шинный завод, в условиях всеобщего развала, несмотря на все полученные кредиты, так же не превратился в «Дженерал-Моторс». Производство автошин, было приостановлено, вследствие отсутствия сырья, которое ранее доставлялось из России, и завод уверенно «шагал» к банкротству. В небольшом областном центре, каковым являлся Чимкент, не стало нужды в многочисленных преступных группировках. По 20-30 человек было удобно воровать шины из завода, но теперь, когда предприятие было «закрыто», а по прилавкам магазинов, словно черная оспа, бродила инфляция, Кубинец, не смог обеспечить своих парней работой, и постепенно группировка распалась. Бага-Куба бывший мастер спорта по боксу предпочел в создавшейся ситуации обрести свою нишу в бескрайних просторах полулегальной коммерции. С ним остались наиболее приближенные парни из его группировки.
Кошкар с ребятами к кругу приближенных никогда не принадлежали. После того как им пришлось уйти от Кубинца, они начали воровать бензин и большой радости по этому поводу не испытывали, потому, как в принципе это было довольно пошлым занятием. Бензин стоил дешево, и воровали его, почти все бывшие «сайгаки» с шинного завода кто не смог для своих способностей найти иного более высоко оплачиваемого применения. Бензин воровали не только бывшие сайгаки, но и жители близ лежащих к нефтеперерабатывающему заводу районов города и села. Причем жители сел и деревень воровали в любую погоду, используя для транспортировки ворованного бензина лошадей и ослов. В результате это воровство приобрело массовость и черты настоящего народного движения.
Нефтеперерабатывающий завод находился за городом по Ленгерскому шоссе. Территория завода была огорожена 2-х метровыми бетонными плитами, ко времени описываемых событий поверх плит еще не была намотана егоза, используемая при охране заключенных в исправительно-трудовых колониях. Вольеров с собаками вдоль огороженного периметра тоже еще не было. В общем, нефтеперерабатывающий завод тогда еще не напоминал «зону строгого режима». Скорее завод напоминал популярную сельскую дискотеку, по поводу во время собранного богатого урожая, куда со всех концов нашей необъятной Родины собрались колхозники и фермеры, которым напившееся руководство, разщедривщись в самый разгар торжества разрешило набрать «халявного», то бишь дармового бензина.
Кошкар с товарищами несколько задержались на подвернувшейся «халтурке» с чеченцем, и теперь им некуда было приткнуть машину. Везде было занято, всюду стояли машины и сновали люди с канистрами. В конце – концов, им удалось приткнуть «девятку». Обычно они для перевозки бензина использовали старенький москвич «пирожковоз», но сегодня из-за встречи с Ибрагимом пришлось ехать на «девятке». Было бы не респектабельно, и даже комично появиться перед Ибрагимом на старом москвиче автофургоне. На девятой модели Жигулей, конечно много канистр не увезешь, но имидж важнее. Иногда деньги не самое главное, решили друзья, а бензин можно и на следующий день «набрать».
Закрыв машину, друзья полезли через забор, предварительно перекинув металлические и капроновые 20 литровые канистры. Вдоль периметра завода были выставлены стационарные посты охраны, на которых охранники должны были нести службу методом патрулирования. Охранники согласно постовой инструкции должны были всячески пресекать попытки несанкционированного прохода посторонних лиц на охраняемую территорию, задерживать лиц, пытающихся осуществлять вынос или переброс ГСМ или любого другого ТМЦ. На деле охранники ограничивались, сравнительно небольшой взяткой, если «сайгаки» проходили через территорию их поста. Была еще опергруппа на УАЗике, которая сама начинала дежурство с вывоза бензина на оперативной машине. Опергруппа из охраны начинала ловить «сайгаков» концу смены ближе к утру. К восьми утра они набивали свой «обезьянник» теми из незадачливых воров у кого не оказалось при себе достаточно средств, что бы откупиться от мало приятной процедуры задержания с обязательной последующей передачей в правоохранительные органы. До утра опергруппе заниматься «сайгаками» было некогда, надо было самим «сайгачить».
Кошкар со своей командой, несли канистры наполненные бензином от большой емкости, именуемой работниками завода «некондицией», брали по две канистры на каждую руку. Нести было тяжело и далеко. Как обычно скулил и плакал Ержан которого прозвали Шакаой из за его фамилии Шакиров, и называли Шакалом когда хотели ему досадить.
Ержан клял всех на свете: Ерлана который далеко поставил машину. Ибрагима, из-за которого они опоздали. Всех жителей близ лежащих районов, из-за которых «нормальным пацанам» теперь не проехать к заводскому забору. Снова Ерлана который все таки мог бы поставить машину со стороны механического цеха и им не пришлось бы идти через весь завод. Перестав жаловаться, Ержан начал было рассказывать о пагубном воздействии бензина на здоровье лошадей, на которых жители села «Жулдыз» перевозят ворованный светлый нефтепродукт, когда из караульной будки вылез до этого дремавший охранник. Он стоял, держась за металлические перила лестницы, и что-то прорычал словно медведь, которого разбудили посреди зимы.
– О, проснулся,– сказал Кошкар, – иди «отметься», – обратился он к Ержану.
Шака поставил канистры и направился в сторону охранника. Подойдя к нему, он во время рукопожатия, ловко сунул сложенную вдвое банкноту и пошел обратно. Охранник, ощутив в руках деньги, довольный зашел в будку.
Вскоре друзья, наполнив имевшиеся канистры бензином, выехали в сторону города. Решили поехать по объездной дороге через поселок имени «Ордженекидзе», но и здесь их остановила вездесущая милиция. Друзьям пришлось заправить милицейскую машину и еще дать им немного денег.
– Лучше ездить как обычно. Те менты хотя бы заправлять не просят, мы бы им просто отстегнули их обычную таксу, а здесь их еще и заправлять пришлось, до чего наглые, – возмутился Кошкар.
– Хорошо хоть не попросили вдобавок ко всему в КПЗ немножко посидеть, – сказал Кемель. Все посмеялись.
Бензин как обычно повезли, домой Ерлану у которого уже были свои постоянные клиенты.
Ерлан, несмотря на то, что был постарше возрастом, попал в эту компанию относительно недавно. Хотя, они все были с одного района, Ерлан до недавнего времени ни с кем из своих нынешних товарищей, не дружил и не поддерживал каких-либо тесных взаимоотношений.
После школы он поступил и окончил Рижское авиационное училище, отслужил в армии и работал в аэропорту, когда в стране начались «Великие преобразования». У Ерлана к тому времени были годовалый сын и неработающая жена, которая училась на третьем курсе педагогического института.
Начавшаяся «Перестройка» со всеми её составляющими не обошли и Чимкентский аэропорт, где работал Ерлан. Число рейсов, резко сократилось, начались сокращения штатов и задержки заработной платы. В жизнь пришло уныние и тоска, Ерлана ежедневно гложила неуверенность в завтрашнем дне. В один из дней не стало даже той небольшой зарплаты, бережливо растягиваемой ими, на 30 дней. В их молодую, еле сводящую концы с концами семью, очень быстро пришла нищета. Нищета, жестокая и неумолимая когда нет денег на хлеб, и мелочи для оплаты проезда в общественном транспорте. После этого Ерлан сделал для себя вывод, что в Чимкентском аэропорту, «все рейсы» для него на сегодняшний день, отменены, а перспективы на будущее «приземляются как авиалайнеры», которым, необходима дозаправка.
Он уволился с работы, пополняя армию безработных. В стране шла гиперинфляция, основная масса людей продолжала ходить на работу, обивая пороги родного предприятия, где их кормили в основном обещаниями, вместо положенной заработной платы. Начались унижения и долги. Теперь Ерлана каждый день за воротами ждал жестокий мир, где не было «тихой и спокойной работы» а надо было гоняться за деньгами и пропитанием, доставая их различными способами. В основном все люди занимались коммерцией, расплодилось очень много различных посредников, среди которых было немало и мошенников. Ерлан хотел заняться коммерцией, опыт у него кое – какой имелся, он еще, будучи студентом, как-то привозил из Риги джинсы, майки и парфюмерию. Тогда он это все довольно выгодно для себя продал, и на оставшиеся деньги хорошо провел каникулы. Сейчас закладывая свою квартиру ростовщику, Ерлан вспоминал те свои каникулы как самое счастливое время в своей жизни.
В первый раз все получилось относительно удачно. Ерлан совершил «паломничество» в сердце нашей бывшей Родины город герой Москву, закупил там товар и кое – как его реализовал. Сказалось отсутствие опыта, торговой точки, и желающих купить привезенный товар оптом. Вырученные деньги после покрытия процентов и возвращения долгов были быстро израсходованы. Пришло время снова закладывать квартиру и брать деньги под проценты. Никто не знает, как бы в дальнейшем всё сложилось, если бы Ерлан на свою беду не повстречал своего давнего знакомого Сакена.
Сакен с его слов «серьёзно» занимался бизнесом, и имел в райцентре «Белые-Воды» магазин. Он предложил привезти Ерлану оргтехнику, которую он реализует через свою торговую точку. Идея понравилась, Ерлан первый раз, измучившийся реализовывая привезенный им из Москвы товар, ухватился за предложение своего знакомого. Однако доставленная Ерланом из Москвы техника вопреки обещаниям Сакена «быстро» не реализовывалась, а затем и вовсе исчезла. Это Ерлан увидел, придя в магазин через неделю. Прилавки магазина были пусты, а в помещении хозяйничали не знакомые, чужие люди. Ерлану при виде всего этого стало очень плохо. Он ещё на что-то надеялся но люди бывшие в магазине как-то очень спокойно и буднично развеяли все его надежды объяснив, что магазин Сакену никогда не принадлежал, он всего лишь арендовал его, однако так ни разу и не заплатил за аренду, ссылаясь на различные причины. Весь товар в магазине забрали какие-то люди, которым Сакен кажется, был должен большую сумму денег. Узнав адрес Сакена у хозяев магазина, Ерлан наведался туда, оказалось, что эта съемная квартира и жилец на днях переехал. Ерлан пробовал обращаться в милицию, но дело получалось довольно бесперспективным. Товарной накладной или какого-либо документа подтверждающего, что Ерлан сдавал радиотехнику в магазин, не было, свидетелей тоже и даже фамилию своего знакомого он толком не знал, не говоря уже о местожительстве.
Между тем пришло время платить по счетам. Пришлось отдавать заложенную однокомнатную квартиру и перебираться под родительский кров. Там Ерлана с семьей тоже не ждали с «распростертыми объятьями». Отец Ерлана как обычно пил, мать работала на рынке «реализатором товаров», денег в семье не хватало и это обстоятельство создавало гнетущую атмосферу в доме. Супруга Ерлана не выдержав лишений, собрала вещи и ушла к своим родителям вместе с ребенком. Между тем как это иногда бывает, судьба подкинула Ерлану мираж, казалось бы, улыбнувшуюся удачу, надежду, что возможно у него в скором времени все образуется. Он совершенно случайно встретил на улице города Сакена, своего должника.
Надо сказать, что Сакен тоже не сразу стал убежденным мошенником. Путь, который довелось ему пройти, был тернист, полон лишений и горьких разочарований в людях. Надо сказать, что в детстве его тоже мама с папой учили говорить правду, быть честным и помогать людям. Его родители, конечно же, надеялись, что если даже из их сына в будущем не получится выдающегося человека, то уж во всяком случае, из него должен получиться вполне достойный, член общества. Сакен как и многие, начал заниматься коммерцией, когда в следствий потепления взаимоотношений между политиками СССР и запада, «незримая стена отчуждения», благополучно рухнула, и в нашу страну, не успевшую ещё выбраться из под обломков, бурным потоком хлынула жевательная резинка и порно-продукция. Это было начало того смутного времени, когда, люди начали, гонятся за деньгами и удовольствиями. Сакен в начале своего бизнеса, старался по мере возможностей соответствовать привитым с детства идеалам и избегать соблазнов. Но почему-то чем честнее он был, тем меньше у него оказывалось прибыли. Чтобы как-то свести концы с концами и продержаться в предпринимательской деятельности, ему приходилось занимать деньги. Надо отметить, что люди обычно, охотнее отказывают занимающему деньги, нежели удовлетворяют его просьбу и их за это не стоит осуждать. Потому как человек, просящий в долг, всегда подозрителен, это потенциальный мошенник. Для успеха просящему денег человеку, необходимо иметь некоторый опыт и проявлять фантазию, но ещё лучше, если у него при этом есть «золотая карета» или хотя бы Мерседес.
Старый жигуленок 06-ой модели у Сакена был. Он всё старался по возможности вовремя расплачиваться с кредиторами, и слышал в основном за это только упреки, (а разок его даже избили за то, что он просрочил платеж), когда, его посетила простая и на первый взгляд «спасительная мысль». Долги можно не возвращать! К этому пересмотру взглядов его пододвинуло само общество, у которого «потуги» Сакена, неудачника, старающегося возвращать пусть и с опозданием, занятые деньги вызывали негодование и презрение. К этому времени Сакен уже полностью созрел, для того чтобы стать мошенником. Он привык быть в долгах, это его нисколько не тяготило. Отныне его девизом было: Долги возвращают только трусы! Естественно право быть первыми его жертвами принадлежало родственникам как самой близкой категории людей, потом уже были друзья и знакомые. Но сейчас Сакен переживал далеко не самые лучшие свои дни, бандиты, нанятые одним из его кредиторов, отняли у него всё, и теперь он, прячась от людей, проживал за городом, в поселке «Кызылсай» у разведенной сестры.
Когда они неожиданно встретились, Сакен естественно пообещал вернуть своему знакомому все деньги, привел Ерлана домой к сестре и в душераздирающих интонациях поведал все беды, свалившейся на его несчастную голову. Сакен в счет долга дал Ерлану какую-то незначительную сумму и просил немного подождать. Это неопределенное «немного» явно стремилось к бесконечности. Ерлан в ожидании «манны небесной» стал всё чаще «прикладываться к бутылке». И вот как-то возле киоска, где торговали дешевым вином, и спиртом он увидел Кемеля, о чем-то разговаривавшего с продавцом. (Позже выяснилось, что Кемель предлагал лоточнику купить у него 200 литров спирта, которым с ними расплатились за ворованный бензин). Кемель узнал Ерлана, который был старше на два года и раньше них окончил школу. Может в другом месте, Кемель прошел бы мимо Ерлана, сделав вид, что не заметил последнего. Но Ерлан нагнувшись, постарался сунуть голову в маленькое окошечко, и посмотрев во внутрь металлической будки, кивком поздоровался с Кемелем. Он попросил продавца узбека налить ему спирт в долг. Лоточник отказал ему, напомнив, что тот ещё не расплатился с ним за предыдущее спиртное. Ерлан все, также стоя, в полусогнутом состоянии, пытался взглянуть через маленькое окошечко на продавца, и договорится с ним, но его то и дело отпихивали. Кто-то просовывал рядом с его лицом, свою руку с мятыми грязными купюрами. Он выглядел довольно жалко. Ерлан был небрит, в мятой грязной одежде у него не было денег, а лоточник разговаривал с ним с высока. И когда Кемель вышел из будки то решил угостить знакомого спиртом, бутылку которого он взял для «пробы покупателям». В стороне от киоска находилась шашлычная, куда они и направились отведать горячего бараньего шашлыка. Быстро захмелевши от выпитого натощак спирта, Ерлан, поведал своему старому знакомому, все напасти свалившиеся на него в последнее время. Кемель обещал помочь.
На следующее утро они вместе с Кошкаром поехали в «Кызылсай». Дом, в котором проживал Сакен, находился за железнодорожной линией, и по этой причине к нему со стороны трассы не было автомобильного проезда. Кошкар остался у машины. Кемель с Ерланом вскоре привели к нему Сакена, неожиданно по счастливой для них случайности, оказавшегося дома.
Сакен подошел к Кошкару расположившемуся на бетонной глыбе, у обочины проходившей мимо авто магистрали, испуганный, и какой-то сгорбленный, словно его вытащили из реанимационного отделения областной больницы. Он попытался поздороваться с Кошкаром за руку, но тот как – будто не заметил этого.
– Тебя как зовут? – спросил он у Сакена.
– Сакен,– ответил тот.
– Меня Кошкар, слышал наверно?!
Сакен поспешил согласно кивнуть головой, хотя по недоумению в его глазах всем присутствующим стало ясно, что он никогда ни о каком Кошкаре «слыхом не слыхивал». Надо было как-то исправлять создавшуюся неловкую ситуацию, что бы Ерлан не подумал, что они с Кемелем какая-то «шпана подзаборная» и Кошкар спросил, не знает ли Сакен «Индюка» с Белых-Вод. В этот раз Сакен подтвердил, что этого человека в Белых-Водах знают все.
– У тебя машина есть?
– Нет.
-Короче, ты у человека деньги брал? – спросил Кошкар, которому явно не понравился ответ Сакена и вообще уже начала надоедать вся эта «дипломатия». Сакен молчал.
– Ты что глухой? – поинтересовался у Сакена о состоянии его здоровья
Кошкар. Сакен наверно хотел сказать, что он никаких денег в глаза не видел, а радио технику у него забрали боевики из группировки Индюка, которых вероятно, нанял, кто-то из его многочисленных кредиторов, (кажется, они упоминали Махамбета), у которого он брал под проценты деньги в прошлом году. Но он видел что ни Кошкара, ни его товарища никакими «сердобольными» историями не проймешь. Кошкар уже проявлял признаки нетерпения, ожидая ответа, и Сакен сказал: – Брал.
– Ну, вот видишь, – несколько успокоился и перестал разминать суставы рук Кошкар.
– Долги возвращать надо? – продолжил задавать свои «дурацкие» вопросы Кошкар таким тоном, словно он разговаривал с семилетним мальчиком или великовозрастным дебилом, который отстал в своем умственном развитии.
– Надо, – согласился с ним Сакен.
– Тогда почему не возвращаешь?
– Нет денег.
– И что теперь?
– Как будут деньги, сразу верну, – пообещал Сакен.
– А если их у тебя больше никогда не будет! Денег! – засомневался вдруг Кошкар.
– Почему будут, я собираюсь брать кредит, – начал было Сакен, но Кошкар перебил его.
– Мы не можем долго ждать! Понимаешь?! Короче неделю сроку тебе потом сумма удваивается, понял?!
– Понял, – согласно кивнул головой Сакен, который имел некоторый негативный опыт общения с бандитами и знал, что лучше согласиться, не дожидаясь, когда ему начнут «разъяснять» или что ещё хуже «убеждать».
Они сели в машину и возвратились в город. Ерлан был доволен, ему казалось, что Сакен не на шутку испугался и изыщет средства, что бы расплатится за радиотехнику.
Прошла неделя, но Сакен так и не появился. Они втроем снова поехали в «Кызылсай».
На пороге дома их встретила молодая женщина в дешевом изношенном халате, за ней прятался чумазый мальчуган 3-4 лет. Обветренное лицо и потрескавшееся кожа рук, женщины красочно свидетельствовали об отсутствии в доме элементарных бытовых условий. Мрачноватое, выражение её лица только усиливало подозрение, что ей ежедневно приходится выживать в довольно «невесёлых» бытовых условиях села, таская на себе экологический чистую воду из ближайшего колодца и отапливая дом дровами, которые предварительно еще нужно нарубить, потому что даже экологический чистое бревно, в печку целиком не лезет. Очень сомнительно, чтобы Сакен в его положений помогал ей вести хозяйство, обычно такие люди приносят всем окружающим одни только хлопоты и неприятности. Несмотря на то, что сестра Сакена сказала, что его нет дома, и уж совсем не приглашала незваных визитеров войти, прибывшие, привыкшие в силу избранной ими профессии к подобному обращению вошли в дом, без приглашения. Сакена в доме не было, внутреннее убранство комнат было довольно убогим. Конечно, никто из вошедших «гостей» не ожидал увидеть внутри дома сказочные богатства Али-Бабы, но все же они надеялись, что все не настолько запущено.
Кошкар осматривая внутренний интерьер жилища, никак не мог «зацепится» своим «аудиторским» взглядом за что-нибудь маломальское ценное. С тоской, осматривая старую поломанную мебель и черно-белый телевизор, Кошкар, словно индийский принц «Шакьямуни», Сиддхартха Гаутама на которого вдруг с небес снизошло «прозренье», и перед ним в одно мгновенье открылись все тайны, и внутренние причины кругооборота жизни воскликнул: – Ты, да у него даже холодильника нет!
После осмотра жилищно-бытовых условий проживания Сакена, повергшего всех, кроме Ерлана в уныние они вернулись в город.
Через два дня, Ерлан снова пришел к Кемелю. Ему было гораздо комфортнее и интереснее добираться до «Кызылсая» на машине с ребятами, которые к тому же в отличии от кондуктора пригородного автобуса не просили его заплатить за проезд.
– Да ну его…, – отказался Кемель
– Ну, у него же есть дом! Дом же «нормальный», – начал уговаривать Ерлан.
– Да какой там «нормальный», в сердцах сказал Кемель.
– Ну, у меня даже такого нет, потом его можно было бы поставить в залог и взять деньги под проценты, – сказал Ерлан.
– А на хр…на нам нужны деньги под проценты? – спросил у него Кемель.
– Я бы взял, несколько растерянно сказал Ерлан.
Кемель взглянул на него, на его стоптанные туфли и заношенные почти до дыр грязные джинсы.
– Ладно, пошли к Кошкару, – сказал он.
– Ты, да ну его на хр…, – отказался Кошкар.
– Ехать туда, потом идти пешком, а его дома нет. А если вдруг он дома, то уж денег у него точно нет, хоть ты убей его. У него даже холодильника нет! Где тебе вообще угораздило найти такого компаньона? – возмущался Кошкар однако, в конце концов, согласился ехать. Поехали поздно ночью, что бы наверняка застать Сакена дома. По дороге Кошкар поминал не добрым словом своего коллегу, Беловодского «сайгака» Индюка, который успел быстрее их обобрать Сакена.
Основная часть людей, которым по какой-либо причине не удается вовремя возвратить долги, чувствуют себя не уютно. Человек, у которого нет денег, вернуть долг и которого ищут бандиты, боится каждого шороха. Он плохо спит, рано уходит из дома и поздно возвращается домой, потому что обычно идти такому человеку больше некуда.
Сакен только недавно вернулся домой и сидя на кухне, ел холодную жареную картошку, когда во дворе залаяла собака. Он отложил ложку и прислушался. Когда постучали в окно, Сакен вздрогнул.
– Кто там? – спросил он.
– Не бойся, не гости, – успокоили снаружи.
При виде Кошкара с компанией Сакен побледнел. Он потянулся, было для рукопожатия, но Кошкар ударил его и Сакен полетел в противоположенную сторону комнаты и приземлился, ударившись спиной о стену. Когда он падал задел рукой за спинку стула, на котором стояла трех литровая банка с питьевой водой, стул с банкой опрокинулись, создав невообразимый грохот. В соседней комнате проснулся и заплакал ребёнок, во дворе заливалась лаем привязанная собака, входная дверь осталась открытой, и с улицы в комнату начал проникать холодный ночной воздух. В доме как-то сразу стало холодно и не уютно.
– Вставай что сидишь, – сказал, обращаясь Сакену Кошкар.
– Пойдем, выйдем во двор, а то у тебя здесь тесновато, банки ломаются, – сказал он и пнул разбитый стеклянный осколок, который отлетел и раскрошился о стену. Сакен не мог справиться с волнением и подавить бившую его мелкую нервную дрожь. В соседней комнате его сестра успокаивала расплакавшегося ребенка. Они вышли на улицу.
– Заткни свою собаку, пока я её не пристрелил, – сказал Кошкар обращаясь к незадачливому коммерсанту. Сакен бросился бегом исполнять приказание, он снял с привязи собаку и закрыл её в сарае.
На улице было свежо и прохладно. На ночном ясном небе светились, холодным синим бликом далекие звезды, на темный не освещенный двор падал ржавый свет из оставшейся открытой входной двери. Сакен вернулся, и легко одетый Кемель продрогший от ночной прохлады начал молча, избивать его, что бы немного согреться, словно это был не живой человек, а «макивари», для отработки ударов. Избиенье происходило лениво и довольно не продуктивно, дело в том что Кемель в отличие от Кошкара старался наносить удары по возможности не оставляя внешних травм в виде синяков и ссадин. Сакен по возможности как умел, пассивно противился этому, подставляя локти, руки и колени. Кемель начал входить в азарт и с третьего раза ударом ноги «лаукик» по «опорной» ноге сшиб Сакена наземь.
– Чем вы там занимаетесь? – презрительно спросил, приблежаясь к ним Кошкар. Подойдя на достаточно короткое, расстояние он быстро и сильно нанес удар ногой в голову, пытавшемуся было подняться Сакену. Поверженный видимо не ожидал и «пропустил» удар, он взвыл от боли. Кошкар наступил ногой ему на руку, после чего начал его топтать второй свободной ногой, попеременно ставя свою ногу, обутую в туфли на лицо и грудь. После нескольких попыток Кошкару удалось просунуть ногу, уперев туфель на горло Сакена и слегка его придушить, тот захрипел. Окончательно деморализовав свою жертву, в этом доминирующем положений Кошкар решил побеседовать с Сакеном. Вопросы, которые он задавал, были те же что и раньше. Ответы, торжественные клятвы и обещания, даваемые Сакеном, тоже не отличались большим разнообразием.
– Я отдам, клянусь, всё отдам, – хрипел он, захлёбываясь кровью слезами и
соплями в темноте. Кошкар сошел с него, и все втроем закурили.
– Умойся, – сказал ему Кошкар, – и иди, вынеси документы на дом.
– Нету, – сказал, трясясь от страха Сакен.
– Чего нету?! – взревел Кошкар, – мать твою, сейчас трахну тебя тут, ты пи…з, – он держал руку в боковом кармане куртки, откуда вытащил нож и быстро сунул его в задницу Сакену, который снова взвыл. Было темно, и он снова не заметил. Кошкар не старался травмировать и воткнул лезвие ножа на одну треть.
– Дом не мой, дядя дал нам с сестрой пожить, даже не его, а его знакомого, – начал оправдываться Сакен, дальше снова началась нескончаемая череда клятв и обещаний. Кошкар отвернулся.
– Что делать будем? – спросил он.
– А что с ним сделаешь, – развел руками Кемель. – Ты наверно у него и расписку то не брал, – обратился он к Ерлану.
– Даже в суд на него не подашь, откажется, пусть расписку напишет, – предложил Кемель.
– Пусть пишет, – равнодушно согласился Кошкар.
Все вместе зашли в дом. Кошкар громко включил телевизор, словно собирался нагревать утюг и кипятильник, эти классические электробытовые приборы, используемые бандитами девяностых для «задушевных» бесед с несговорчивыми коммерсантами. Уже одетые сестра и племянник Сакена окидывали ночных посетителей взглядами, горящими от негодования как должно быть, смотрели партизанские жены и дети, на оккупантов фашистов в сорок первом году в Белоруссии, после того как те сожгли деревню и расстреляли всё взрослое мужское население.
– Принеси ручку и бумагу, – шепелявя, обратился к сестре Сакен, у которого распухла губа, и не хватало передних зубов. Рана во рту кровоточила, отчего ему приходилось часто сглатывать кровавую слюну.
– Не так не пойдет, – «забраковал» прочтя написанную расписку Кошкар.
– Ты текущую дату не ставь, пиши, когда брал, сейчас у нас ноябрь, вот и пиши, в сентябре брал 4 «лимона».
– Два, – робко попробовал возразить Сакен.
– Уже четыре, а с такими темпами скоро будет двадцать четыре, понял? –
– Понял, – ответил Сакен.
– И пригласи кого-нибудь из соседей, пусть распишутся как свидетели, – добавил он. Вскоре все было готово. Сестра Сакена пригласила соседа, который уже и сам давно не спал распираемый любопытством, видя и слыша происходящее в соседнем доме. Сосед оказался мужиком понятливым, он сразу всё понял, и без лишних слов расписался в расписке, подтверждая, что якобы присутствовал два месяца тому назад при передаче денег. Он был в тулупе, наброшенном поверх майки и в теплом растянутом и потерявшем форму трико с начесом. Сосед с уважением и пониманием пожимал, прощаясь руки, показывая всем своим видом и как бы даже проникнувшись важностью выполняемой ночной мисси «господ бандитов».
– Мама кто они? – спросил мальчик когда, ночные гости вышли во двор.
– Это, – начала женщина, и почти сразу же, замолкла, боясь, что-либо произнести в адрес бандитов, которые наконец-то только что вышли из дома, но еще пребывали во дворе. Не найдясь, что ответить ребенку женщина раздраженно набросилась на него: – Иди спать! Что ты, путаешься под ногами, не видишь мне нужно убраться.
В сарае скулила запертая собака, двор освещала «заботливо» включенная раненой рукой Сакена лампочка, который всеми фибрами своей испуганной и измученной души желал, что бы ночные гости быстрее покинули его двор.
Однако Кошкар не спешил, они снова закурили, и он спросил у Ерлана:
– А что ты сам? Дал бы этому «чморю», по мозгам.
– Я? – несколько растерянно и не совсем уверенно спросил Ерлан.
В следующий момент Кошкар с Кемелем как два умудренных жизнью, благородных рыцаря, которым не раз приходилось вступать в неравный бой, что бы защитить обманутых и оскорбленных, подтвердили что их «юный» друг не ослышался и сейчас его очередь сразится с «огнедышащим драконом».
Сакен напрягся, ожидая нападения, однако было заметно, что он не боится Ерлана. Он затравленно сжал кулаки в ожидании побоев. Ерлан скорее почувствовал, чем понял, что его проверяют, и от его поведения может зависеть его будущее. Он когда-то раньше ёще во время учебы в школе занимался классической борьбой, и теперь не решившись бить человека, который не нападал на него, но в то же время, не имея в себе решимости отказаться от поединка вовсе, подошел к Сакену обхватил его руками и взял «на грудь». Сакен не имеющий навыков борьбы начал отталкивая упираться обеими руками в голову Ерлана, когда тот слегка крутанув, бросил его на пол. «Битва Титанов» закончилась! Площадка перед домом была бетонированная, и Сакен упав, сильно ударился локтем. Он в очередной раз застонал. Подошедший Кошкар добавил ему несколько раз ногой по ребрам.
– Встань, – скомандовал он. Сакен встал, держась за ребро согнутой разбитой в кровь теперь уже левой рукой. Его светлая рубашка от частого пребывания на полу стала напоминать половую тряпку, сзади на штанине темнело пятно крови.
Как бы не замечая, стоящего перед ним Сакена Кошкар начал рассказывать ему, какие они добрые и хорошие, потому что они его не убили и не замучили. Тем самым они проявили поистине достойную всяческих похвал гуманность, и даже как следует, не избили его, хотя обязаны были это сделать во благо Сакена. Закончив свою речь, целью, которой, несомненно, являлось «искреннее желание помочь заблудшему, и вернуть его на путь истинный», Кошкар для большей убедительности «заехал» боковым ударом и повалил его наземь.
– Вот как надо! – сказал несостоявшийся «проповедник», Ерлану, – а то ты
ходишь, обнимаешься,– пожурил он товарища.
– Что когда деньги будут? – спросил Кошкар в очередной раз, глядя куда-то в сторону у всё еще валявшегося на земле Сакена словно это было какое-то насекомое.
– Через неделю, – пообещал тот.
– Что-то у тебя эти недели никогда не кончаются, так ведь, и помрешь как собака, – предостерег его Кошкар на прощанье.
Через неделю Кошкару зашли Кемель с Ерланом и сообщили, что Сакен сбежал.
– Его теперь не найдешь, – сказал с облегчением, Кошккр словно он только что избавился от непомерной обузы.
– Сами подумайте, где ему было столько денег взять! Да кто такому вообще деньги даст?
– Родственники, – сказал Ерлан.
– Тебе твои родственники много дают? – поинтересовался у него Кошкар. Ерлан промолчал.
– Вот и ему тоже, он наверно у них уже просил, не раз еще до тебя, когда на него ещё Индюк наезжал. Видел его на днях. Родственники наверно советовали ему, как обычно в таких случаях в милицию обратиться, – насмешливо сказал Кошкар.
– Что мне теперь делать? – спросил у них Ерлан.
– Все жизнь кончилась! Теперь, если ты человек чести, можешь застрелиться!
– Ты что Кошкар, если сейчас стреляться, из-за каждого «кидка», патронов не хватит, – резонно заметил Кемель.
– Ну, тогда пусть поступает в университет, – посоветовал Кошкар.
– Почему в университет? – спросил Ерлан.
– Понимаешь, учится никогда не поздно! Вот мне в этом плане не очень повезло. Пришлось после школы сразу идти на завод, «в бригаду»! С юношеских лет так сказать, таскать на себе жигулевские шины. Я это к тому, что бы тебе потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы! – издевательский произнес Кошкар.
– Пойдешь с нами на завод, – как нечто решенное, вставил своё «отеческое» слово Кемель.
– На нефтеперегонный что-ли? – спросил Ерлан
– Нет, «Кораблестроительный», – пояснил Кошкар, – будем подводные лодки собирать, за переходящее красное знамя бороться.
Через неделю совместной «работы по экспроприации бензина» из нефтеперерабатывающего завода, друзей охватили некоторые сомнения относительно надежности вновь принятого в «ячейку» Ерлана.
– Какой то он большой и добрый, безобидный как олень, – начал выражать своё беспокойство и недоверие в плане морально-психологической подготовки нового члена банды Кошкар.
– Ладно, Шака, «сыкун», но и у него есть второй разряд по боксу, пусть он шакал и сукин сын, но он наш сукин сын. Вырос с нами, мы к нему привыкли. А еще один трус это уже половина нашей команды, – сказал Кошкар, затягиваясь папиросой начиненной марихуаной и передавая её дальше по кругу. Они сидели на скамейке в парке им. Абая, Ерлана с ними не было. Ержан пробовал, было возразить, но Кошкар с Кемелем подняли его на смех.
– Добрый он, – сказал Кемель, отхлебывая из бутылки «Чимкентское» пиво, уже, после того как все угомонились, и перестали смеяться.
– Холодное аж зубы ломит (про пиво).
– Вот именно не злой, случись, что пойдет он на чистую уголовщину? Надо его проверить.
– Как? – спросил Ержан.
– Каком к верху, – пояснил товарищу Кошкар, и они с Кемелем снова принялись над ним смеяться. Они не могли, остановится, их охватил истерический смех под воздействием только что принятых наркотиков. Успокоившись, Кошкар сказал, обращаясь к Ержану: – Ты не огорчайся, придумаем что-нибудь, может, дадим Ерлану ствол и предложим, чтобы он захватил областной роддом, и потребовал кого-нибудь из правительства к телефону. Ну «лимонов 10» баксов естественно, а не то менты с райотдела не поймут нас, скажут с жиру бесимся, а так необходимость, деньги нужны были, поделимся с ними глядишь самолет подгонят, куда-нибудь в Бразилию, говорят там скоро карнавал должен начаться.
На следующее утро всей компанией поехали за город на дачный массив «Кайнар». Дорога в сторону дач проходила мимо зоны отдыха построенного еще в Советское время. В те далекие «застойные» времена партийное правительство все же понимало, что люди после трудовых будней должны где-то отдыхать. Ходить с детьми в зоопарк, загорать на пляже и прохлаждаться в тени деревьев. Сейчас на всём лежали следы запустения и упадка. Животные в зоопарке были тощими, словно переболели тяжелой формой туберкулеза, искусственное озеро было захламлено и загажено, деревья в «дендропарке» нещадно вырубались населением близлежащих сел по причине частых перебоев с газом и электроэнергией.
Кошкар привез их на когда-то «свою» дачу, которую они продали, когда у них в семье возникли финансовые трудности, связанные с арестом отца, занимавшего должность заведующего базой. Несмотря на все предпринятые меры, отец Кошкара был осужден и сейчас отбывал свой срок.
Походив по округе, они выбрали жилую дачу, где отсутствовали хозяева. Во дворе огороженной дачи бегала собака, на двери висел замок. Кошкар вкратце обрисовал задачу Ерлану.
С его слов выходило, что внутри дачного домика, находится «волшебная лампа Алладина», которую Ерлану нужно, во что бы то ни стало раздобыть. Кошкар протянул пистолет и монтировку, и произнес:
– Возьми эти волшебные вещи, которые, пригодятся тебе, когда ты повстречаешь опасность. Они с Ерланом обнялись, – ладно, целоваться не будем, – сказал Кошкар, пуская слезу.
– Эй, ты куда?! Дача вон там, – крикнули друзья, указывая правильное направление, сбившемуся было с пути товарищу.
Ерлан перелез через сравнительно невысокий забор и теперь стоял перед беспородной, но крупной собакой, которая заливалась лаем, на всю округу. Он в левой руке держал монтировку выставив её перед мордой собаки, которая не решалась, набросится на нарушителя и продолжала лаять в надежде, что ей на помощь поспеют хозяева. Ерлан правой рукой достал из кармана пистолет и нажимал на спуск, который отчего-то не выжимался до конца и не стрелял. Пот струился у него со лба, Ерлан никогда еще до этого не залазил в чужой дом и не брал в руки оружия для убийства, пусть даже собаки. Наконец ему удалось снять пистолет с предохранителя, и он выстрелил в пса. Собаку отбросило в сторону, она заскулила и затихла. Ерлан до этого чуть было не оглохший от громкого, злого и обличающего лая собаки, после произведенного им выстрела, прозвучавшего для него как грохот армейского «гранатомета», стоял, наслаждаясь наступившей тишиной и «миром». «Всё», было позади, смертоносные залпы орудии отгремели, на небе снова светило солнце и летали ласточки, «война кончилась» и впереди всех ожидала мирная жизнь. Ерлан стоял, словно легендарный лейтенант Рахимжан Кошкарбаев, которому все-таки удалось водрузить красное знамя «Победы» над «Рейхстагом»!
Замок на двери дачного домика был навесной, и по этой простой причине не требовал какой-либо особой квалификации.
– Иди, помоги ему, а не то он там целый год будет в двух комнатах, ходить, пока сюда участковый из Сайрамского района не доберется – попросил Кошкар, глядя на Кемеля, при этом, скорчив на физиономии гримасу боли и недовольства, словно у него от неумелых действий «стажера», прихватило живот.
Кемель перелез через забор и подошел к Ерлану, который всё ещё стоял без движения, похожий на древнего иудея, ждущего от своего «Господа», благословления, словно тот должен был с минуты на минуту выглянуть из за облаков, и произнести громовым голосом: «Отныне мечом своим будешь жить ты, Ерлан!».
На этом «испытания» закончились. Ерлан стал полноправным членом коллектива, с прозвищем «Б;;а», по казахский «Бык».
Когда друзья приехали, и привезли бензин, родители Ерлана уже спали. Ворота, закрытые на засов открыла младшая сестренка Ерлана, Айгуль, которая училась в десятом классе. Надо сказать, что Кемель и Айгуль с недавних пор начали встречаться... Девушка была ещё сравнительно молода, и они скрывали свои взаимоотношения ото всех. Кемель с Айгуль сошлись скорее неожиданно, хотя в произошедшем, наверное, была и некая закономерность. Как – то поздно ночью «навеселе» возвращаясь, домой, Кемель, увидел одиноко сидящую на скамейке сестренку Ерлана. Айгуль в тот день поссорилась со своим парнем и с домочадцами, пребывала в состоянии депрессии и не хотела идти домой. Кемель присел рядом, и быть может вследствие, не выветрившихся винных паров, как-то совершенно по-новому взглянул на соседку, с которой раньше они только сухо здоровались. Сейчас под покровом ночи, в ржавых бликах ночных фонарей Айгуль показалась ему необыкновенно красивой и одинокой. Кемель подарил ей сосательную конфету «чупа-чупс», (которую вместо сдачи сунула ему продавщица магазина, где он покупал сигареты) и «золушка» улыбнулась ему. У Айгуль была детская открытая улыбка, стало сразу же ясно что, по сути, она ещё ребёнок, просто округлые бедра и крепкие груди делают её взрослее. Кемель сидя рядом с ней на скамейке слушая её голос, в темноте смотрел на неё, и в какой-то момент ему даже показалось, словно вся его душа вылезла в стремлении слиться с ней, оставляя за собой неуклюже застывшее тело. Он потянулся к ней, и они поцеловались. Кемель хотел продолжить, но девушка встала со скамейки и отошла от него на безопасное расстояние. Кемель начал извиняться, и больше в тот вечер к девушке не приставал. Он старался вести себя в отношении девушки, учтиво насколько у него получалось, обходительно, словно с принцессой в изгнании.
После этого Кемель начал ухаживать за девушкой. Он звонил ей по телефону, а по вечерам, когда стемнеет они, встречались на скамейке. Они целовались и обнимались. Айгуль была несколько наивная и неискушенная, ей шел семнадцатый год, и она ещё училась в школе. Мать, с некоторых пор замечавшая, что что-то неладное творится с дочерью, предостерегала её. Но что были все эти предостережения, и слова, которые не доходили до её сути как гром и молния далеко в небе, в сравнении с тем восторгом, который она испытывала, когда видела Кемеля. Высокого, стройного, модно одетого и уверенного в себе парня с деньгами. Кемель был щедрый. Он был для неё словно древний охотник, для голодной самки, который на широких плечах тащит к своему очагу пойманную добычу.
Как-то, поздней ночью, они как обычно сидели на скамейке, и она сказала ему «мне кажется, я буду очень счастлива, если выйду за тебя замуж». Айгуль сидела в это время у него на коленях, Кемель мял руками, её крепкие девичьи груди, и эти сказанные ею простые слова как – то сразу запали ему в душу. Они сидели почти до рассвета, над ними бескрайними просторами раскинулось звездное небо, Кемель нежно обнимал её и не знал что ответить. Но Айгуль и не ждала от него ответа. И только на следующее свидание он всё же созрел и обещал, на ней женится сразу же, как она закончит школу. В последствии в один из дней Кемель пригласил Айгуль на пикник и очарованный обаянием чистоты, молодости и невинности не мог, удержатся, и взял её на берегу шумной, горной реки Машат …
Айгуль как бы в невзначай подошла к Кемелю и они украдкой, быстро в темноте поцеловались.
Бензин выгрузили, время уже было позднее, но всем непременно хотелось выпить и закусить. В начале поехали в кафе «Алмаз» где подрабатывал музыкантом их сверстник и сосед Ардак. «Алмаз» уже закрылся, в те времена основная часть кафе и ресторанов работало по советскому регламенту до 23 часов. Но бывали приятные исключения, каковым являлось кафе «Нур» располагавшееся по улице им. Джангильдина. Они прихватили с собой Ардака, который закончил работу и был уже навеселе, и всей компанией поехали в «Нур». Время было уже далеко за полночь, в кафе пришлось минут 5 стучаться, пока их запоздалую компанию впустили. Кафе «Нур» представляло собой одноэтажное прямоугольное здание с баром и кухней. В помещении была плохая вентиляция и тусклое освещение от изобилия, разного рода цветных лампочек и витражей, украшавших помещение в виде декорации. В зале было накурено, из динамиков неслись мотивы к тому времени уже устаревшего, но все еще популярного хита группы «Ottavan», «Руки вверх детка!». Шашлыка и других горячих блюд уже не было. Официант выглядел уставшим и нетрезвым, он принес водку, литровую фанту в пластиковой бутылке и холодные, подсохшие, сморщенные лепешки.
– Больше ничего нет, – объявил он позевывая. После состоявшегося короткого разговора с голодными запоздалыми посетителями официант пошел на кухню готовить салат из свежих помидоров и огурцов. В дальнем темном углу зала, окутанные сизым сигаретным дымом, сидели двое парней с девушками. Все четверо были в сильном подпитии и время от времени громко над чем-то смеялись.
Между тем друзья уже допивали вторую бутылку водки и съели приготовленный салат. У всех отчего-то был отменный аппетит, и все на столе исчезало с устрашающей скоростью. Ардак поужинавши в «Алмазе», пил водку не закусывая, и несколько удивленно поглядывал на всех.
– Я смотрю, вы что-то сильно оголодали, мрачновато даже как-то, – сказал Ардак, поэтически настрой, которого требовал праздника и веселья.
– Ни тостов, ни анекдотов только чавкаем, да посудой гремим, – продолжил он. Никто из присутствующих особенно не обратил на его слова внимания, кроме Кошкара который велел официанту «повторить все» и предложил тост «За пацанов смелых и сильных». Тост получился короткий и неинтересный.
– А где же мораль? – начал приставать ко всем уже пьяный музыкант.
– Какая еще мораль? Я что-то тебя не понял, тебе что надо? – спросил возмущенно Кошкар.
– Мне нужно то, что и всем, – ответил Ардак который, будучи пьяным, любил пофилософствовать.
– Деньги что-ли? – спросил кто-то.
– Истина! Смысл какой-то, а ты за «сильных, смелых». Ведь сила она же чему-то должна служить, каким то я не говорю идеалам, но что-то же должно же быть?
– А ничего нет, – авторитетно заявил терзающемуся в поисках истины захмелевшему музыканту Кошкар.
– Есть только сила! В ней вся истина! А мораль это дерьмо, которое придумали трусливые людишки, что бы им спокойней жилось.
– А как же Бог? Ведь мораль это же Божьи заповеди!
– С чего ты это взял? Мораль это слишком мелко для Бога! От Бога – Дух! Мир такой он не оставил нам выбора. Ты хищник или жертва. Мы хищники, а хищники должны убивать, что бы выжить.
– А как же духовность?! – возмутился Ардак.
– Это сопли, – объяснил музыканту Кошкар.
– Дух мне нужен, что бы поглубже вонзать клыки, когда я сцеплюсь в схватке со своим ближним за самку или за мясо! Не важно за что! За место под солнцем, в конце концов. Вот это и есть реальность! Или истина, по-твоему. А мораль она насквозь лжива и условна!
– Ну, ты же говоришь про закон джунглей, это же «беспредел»! – продолжал возмущаться Ардак.
– Правильно, мы и живем в «беспредельное» время! У кого денег больше тот и прав! Сам посуди, кого люди называют хорошим человеком? Доброго отзывчивого, честного, человека, который всем поможет. Ходит себе на работу, улыбается всем, жене не изменяет, зарплату мизерную в дом несет, чтоб с голоду не подохнуть!
– Он еще наверно место в «лохавозах» старикам и старушкам уступает. Прямо животное какое-то травоядное, – добавил, презрительно улыбаясь Ержан.
– Правильно! – поздравил с верным ответом товарища Кошкар словно он был ведущим интеллектуальной игры «Кто выиграет миллион?». – Вот он и есть моральный человек – лох!
– Нет ну вы все утрируйте, не обязательно же что бы у нас в стране только одни подлецы да сволочи много зарабатывали. Может же быть, чтобы и у порядочного человека была высоко оплачиваемая работа.
– Может, но он же должен работать в каком-то коллективе. Что-то не видел, чтобы кто-нибудь один не вступая ни с кем в контакт, зарабатывал миллионы.
– А это здесь при чем? – спросил Ардак.
– А это притом, что он «хороший человек» в этом коллективе будет – лохом.
– Ну почему он должен быть обязательно лохом!
– Да потому что он интеллигентный, его какой-нибудь коллега толкнет локтем, рассмеется ему в лицо, а он не сможет ответить, потому что воспитан не так! Ты посмотри, как люди обычно к таким относятся? Как к какому-нибудь диковинному животному, оленю в зоопарке! Любуются со стороны, но упаси боже самому таким быть или чтобы твои близкие были такими. То есть это ваша мораль лжива, она состоит из условностей и вводит человека в заблуждение. А основные задачи у людей всегда были одни и те же: питание, секс и здоровый сон. Насущный вопрос добыча пропитания, потому что остальное во многом зависит от удачной охоты. Мясо! Вот мы здесь сидим, и нам всем хочется мяса. Но его уже съели те, кто пришел сюда раньше нас. Мы бы и помидоров не поели, да и вообще даже не зашли бы сюда, если бы этот пьяный урод не знал и не боялся нас, – кивнул головой Кошкар в сторону официанта, который принес водку и две большие тарелки с салатом. В этот раз он добавил в салат, мелко нарезанный репчатый лук, посолил и поперчил.
– Мясо уже давно перестало нести в себе то содержание, что ему придавали на заре человечества. Теперь это просто компонент для приготовления блюда, калорийная, вкусная, но пища. Вернее оно стало для человека вкусным в ходе эволюции, потому что было во много раз калорийным, чем разнообразные коренья и плоды с деревьев. Сейчас настоящая добыча это деньги! Случилось это видимо, потому что потребности у людей постоянно увеличиваются и в целом человечество из года в год становится более изощренным. Зачем, к примеру, гонять стада по степям Казахстана или Америки когда гораздо выгоднее держать деньги в Швейцарском банке и заниматься нефтяным бизнесом, и не зависеть от выпадения осадков?
– И что – ты этим хочешь сказать? То, что в ходе эволюции и научного прогресса меняются способы хозяйствования, это и так понятно.
– Я не о том, я хочу сказать, что в нынешних условиях, охота за добычей, т.е. за деньгами становится непрерывным процессом! – сказал Кошкар. Это его пещерная философия, без сомнения привлекала слушающих своей целесообразностью. Она была проста и «калорийна» как жирный кусок прожаренного на углях мяса, и, по всей видимости, удовлетворяла слушателей из мира победившего прагматизма, своей рациональностью, одновременно завораживая первобытной силой.
– Я смотрю ты прямо философ! Аристотель! – сказал, уязвлено Ардак.
– Ну, Аристотель не Аристотель, а только говоришь ты так, потому что тебе возразить нечего, кроме той дребедени, что ты в книжках начитался! – сказал Кошкар, Ардаку, словно пророк Моисей египетскому фараону Рамсесу второму.
Спор прервало появление Ураза со своей бандой. Явление сие ознаменовалось сокрушительными ударами по входной металлической двери, которая начала дрожать и содрогаться, чуть было, не извергая искры, готовая слететь с петель.
Ураз был бывшим «сайгаком» из села «Фоголевка», ранее усердно воровавший автомобильные шины из печально известного в городе завода.
Кошкар с ним повздорил месяца три тому назад, казалось бы, из-за пустяка. Они стравили на спор своих собак бойцовой азиатской породы. Поставили по 1000 у.е., когда кобель Кошкара по кличке «Джульбарс» вцепился в глотку Уразовскому «Актосу». Ураз, пытаясь разнять собак, и уберечь от сильных травм свою собаку, ударил Джульбарса несколько раз по голове и морде обломком кирпича, который подобрал там же. Кошкара, подобное возмутительно жестокое обращение с животными просто вывело из себя.
Он, не долго думая, ударил Ураза по голове, и в следующую секунду они вцепились, с не меньшим азартом, чем их собаки. Тогда их разняли, но вопрос остался «открытым», и они встретились на следующий день уже без собак. Победа осталась за Кошкаром, что весьма «ранило» тонкую впечатлительную душу его оппонента. Ураз, оправившись от полученных травм, потребовал матч реванш, но и в этот раз «все судьи» единогласно «отдали» победу Кошкару.
Вошедшие были уже навеселе, видимо пришли в кафе продолжить начатое в другом месте веселье. Ураз сразу заметил Кошкара и, улыбаясь, подошел к их столу. Он не стал вынимать руки из карманов брюк для традиционного рукопожатия, сказал просто: – Общий привет! – и уже непосредственно обращаясь Кошкару, поинтересовался: – Что витамины жрешь?
– Что кушать хочешь? – вопросом на вопрос ответил тот.
– Честно сказать хотел, но как тебя увижу, сразу аппетит пропадает, – признался он.
– Да не убивайся ты так! у тебя еще всё впереди, научишься еще драться, – «утешил» своего бывшего «коллегу» Кошкар.
Улыбка на лице Ураза моментально застыла, она стала напоминать хищный оскал животного, глаза его зло сузились, ноздри нервно подрагивали, разве только огонь и пар не шли из них.
– Я сейчас тебя «поломаю», вот тогда и посмотрим, кто из нас умеет драться! – пообещал он Кошкару. Вызов был брошен, обе компании начали выходить на улицу, подбирая подходящее место для поединка. Возле кафе стояла припаркованная ГАЗ – 2410 белого цвета, машина, на которой приехал Ураз со своей компанией. На капоте транспортного средства красовалась «трех лучевая звезда» придуманная в начале прошлого столетия Готлибом Даймлером. Основатель популярной марки говорят, как-то сказал, что ему хотелось, чтобы у мужчин «при взгляде на эту звезду появлялось возбуждение, а у женщин интерес». Вероятно, Ураз вначале желал и приобрел «большую русскую машину», впоследствии видимо ему захотелось, чтобы его «Волга» стала Мерседесом, и он как мог, воплотил свои желания. Однако выглядело это так же нелепо, как если бы кому-то вздумалось украсить меховую норковую шапку военной кокардой с красной звездой.
– Это твой Мерседес? – хорошая машина! вроде ты раньше на «Волге» ездил? – «поздравил» с «обновкой» Ураза Кошкар. Раздались смешки, но Ураз только негромко выругался матерными словами, скрипя зубами, и направляясь на асфальтированную площадку, находящуюся за кафе.
Ночь. Фонари. На небе светит луна, напоминающая спелый, золотистый банан.
– Зачем далеко ходить я тебе и здесь морду набью! – пообещал Ураз оглядывая площадку. Кошкар благодушно улыбался, его переполняло самодовольство, от глубокого удовлетворения, что ему удалось при всех «блеснуть интеллектом» и несколько раз в словесных перепалках очень удачно уколоть Ураза. Пусть все видят, что он не только кулаками может махать!
Свет фонаря светил прямо в глаза и немного слепил Кошкара, когда по его довольному, переливающемуся в ржавых лучах тусклого освещения лицу, словно по новой боксерской груше прошлись мозолистые кулаки Ураза. Кошкар пошатнулся, но устоял на ногах. Ураз в прошлом был кандидатом в мастера спорта по боксу, и сейчас его удивило, что после трех прямых ударов в голову противник не упал. Кошкар стоял, слегка пошатываясь корпусом, он словно древний тюрк, просящий помощи у синего неба, немного поднял голову вверх, по которой начала стекать кровь. «Полученные» удары были сильные, и из присутствующих их, пожалуй, могла выдержать только «баранья» голова Кошкара. Ураз, вместо дальнейшего развития удачного первого натиска допустил короткую паузу в несколько секунд, и как «зачарованный» посмотрел на устоявшего, на ногах Кошкара. Этих секунд оказалось вполне достаточно, для того чтобы Кошкар пришел в себя и собрался. Когда Ураз решился продолжить атаку, то не успел. Кошкар резко согнулся вперед и провел «проход в ноги». Он выполнил этот прием «чисто», словно на борцовском ковре, это было не обычное «заваливание» противника на пол, а именно «проход». Кошкар обхватил ноги Ураза и стремительно, словно сказочный исполин, вырывающий с корнем могучее дерево, выпрямился. Не выпуская, Ураза, Кошкар сделал пару шагов вперед и «раскрутив», с хорошей амплитудой бросил его головой о бордюр. Ураз лежал, не шелохнувшись, площадка была плохо освещена, но даже в полутьме было видно, что из его разбитой головы обильно потекла кровь. Все стояли и смотрели. Казалось, всем стало ясно, что в споре между Уразом и Кошкаром, последнему удалось поставить «жирную» точку. Но Кошкару этого было мало, кровь, разбавленная алкоголем, играла у него в жилах и он только начал входить во вкус. С Уразом прибыло четверо парней, которые, сейчас притихнув, испуганно взирали на своего поверженного предводителя. Кошкар неожиданно как подлая дворовая собака, что молча бросается на людей, схватил одного из парней за грудки и ударил ножом. Он воткнул нож в живот и дернул руку вверх, видимо, стараясь распороть живот, чтобы все кишки вывалились на грязный нагретый жарким Чимкентским солнцем еще теплый асфальт. Однако парень тоже хотел жить, и ему удалось вовремя перехватить руку с ножом и тем самым помещать Кошкару. Лезвие ножа уперлась в ребра и не «пошла» дальше. Кошкар толкнул парня свободной левой рукой, и взревел, будто все демоны зла разом вселились в него. Его охватило упоительное чувство победы. В правой руке у него был зажат окровавленный нож и он, размахивая им, крича, словно сумасшедший погнал всех убегающих от него парней Ураза.
Кемель, Ержан, Ерлан и Ардак проявили завидное единодушие, отказавшись участвовать в «грандиозной битве», которую учинил Кошкар с последующим преследованием бегущего без оглядки врага. Ураз по-прежнему не придя в себя, лежал без движения, словно сказочный витязь Руслан, впавший в забытье от чар злого волшебника.
– Интересно, а он живой? – прервал общее молчание Ардак.
– Живой, – сказал Ержан ощупывая запястье Ураза.
– Всё, не трогайте его и вообще пойдемте отсюда, – сказал Кемель. Они хотели уехать, но вспомнили что ключи от «девятки» остались у Кошкара. Оставалось только ждать. В очередной раз все закурили. Минут через десять показавшимися всем вечностью появился, словно вурдалак из ночной тьмы забрызганный кровью Кошкар. Он был возбужден и прерывисто дышал. Глаза у него сверкали, а руки дрожали, когда он прикуривал сигарету. Все быстро сели в машину и поехали. Кошкар был за рулем автомашины, руки его были в пятнах уже засохшей крови, но, не смотря на это, казалось, что они марают все, к чему он не прикоснется: рулевое колесо, сигарету, руки друзей.
– Злость вот это вещь! – говорил, он пьяный управляя автомобилем.
– У меня даже усталость прошла! Я будто заново родился! Я бы этих козлов до самого завода гнал, если бы не менты! Выскочили, откуда-то не спится им. Теперь они их гонят. За мной тоже один погнался, «ушатал» его с ходу.
– Ты что порезал его? – спросил, обеспокоено Кемель.
– Зачем? Так по морде дал, хлипкий какой-то, сразу с копыт слетел, – презрительно отозвался о милиционере Кошкар. Вскоре они доехали до 112 квартала, где все проживали. Вечер был закончен и Кошкар как обычно развез всех по домам.
***
Чеченец Ибрагим с местным участковым инспектором Булатом сидели в пивной, и пили пиво. Они оба выросли в одном районе и со времен юношества знали друг друга. Но Булат пришел на встречу не, потому что испытывал к Ибрагиму «нежные чувства» или хотел вспомнить юность, причины, побудившие его «попить пивка» были более прозаические, ему были нужны деньги.
– В наше время деньги нужны всем, и сопливым детям из детского сада и пенсионерам которые уже одной ногой в могиле, без них «как без воды и не туды и не сюды», – поделился своими наблюдениями Ибрагим. Булат ответил, что у него веские причины. Он достраивает новый дом на недавно приобретенном земельном участке, и испытывает по его словам «жуткие» (хоть благотворительный фонд помощи нуждающимся участковым открывай) финансовые затруднения. В стране по прежнему уверенными семимильными шагами «маршировала», как ранее коммунисты на парадах, инфляция. Ибрагим скорчил сочувственную физиономию, словно лечащие врачи обнаружили у Булата запушенную, неизлечимую болезнь. После этого они, как и полагается минут 5 – 10, с грустной миной, словно недавно потеряли своих близких, поговорили о растущих ценах на товары вообще и стройматериалы частности. Булат принадлежал к той категории представителей фемиды, которые особо, угрызениями совести, не терзаются, если им «вдруг» представится счастливая возможность оказать кому – либо, «помощь», естественно, за «достойное» вознаграждение. Каждый труд должен быть оценен, никакое доброе дело не должно остаться без внимания. «Люди должны помогать друг другу», – пришли к обоюдному выводу собеседники после выпитого пива и съеденного шашлыка.
Ибрагим начал излагать суть дела. Он обратился за «консультацией» к знакомому инспектору, потому что, взвесив сложившуюся ситуацию, решил попробовать урегулировать вопрос сам без вмешательства родных и близких. Конечно, можно было вернуть требуемую бандитами сумму, но Ибрагиму казалось, что это слишком много. Он считал, что пять шесть тысяч американских долларов сверх взятой суммы более чем достаточно.
– Можно сделать «ментовской вариант», – просвещал между тем своего собеседника Булат, беря со стола кусок жирного копченого балыка.
– Есть у меня знакомые ребята с уголовки, ты пишешь заяву, и когда «те» придут за баблом, «они» «их» хлопнут, – объяснил участковый, Ибрагиму поедая рыбу и запивая свежим, холодным Чимкентским пивом.
Ибрагим разочарованно посмотрел на Булата.
– Ну, согласись, они же наверно сидеть не станут? – спросил он.
– Вот за это я отвечать не могу, наверно вылезут, бабки то у них есть. Да и потом они же ёще никого не убили. Вот если бы убили, тогда конечно им было бы очень сложно выти, а так кто его знает, я за это отвечать не могу!
– Снова придут, – стал мрачно прогнозировать Ибрагим.
– А кто наехал то? – поинтересовался капитан милиции.
– Да какой то Кошкар со своей бандой, слышал про таких?
– Они же не с «моего» района, развелось их сейчас,– махнул рукой Булат.
– Хотя про Кошкара слышал, он вроде на днях, Ураза с Фоголевки «поломал» да и Жуке из ППС говорил, что он какой то «отмороженный».
– Может «перетрешь» с ним? – с надеждой спросил Ибрагим.
– Поговорить-то можно только деньги все равно надо будет платить. И потом какая разница раз ты все равно к ментам обращаешься, тогда уж лучше их «хлопнуть». Потом они уже «нам» будут платить, – начал склонять к сотрудничеству Ибрагима участковый.
– Понимаешь, «по-другому» говорить с ними только время зря терять. Они сейчас начнут мне свои не писаные законы «разжевывать», получится как бы мы с тобой, «не правы» по «их нему». Надо просить их об одолжении, они могут согласиться, а могут не согласиться, я же не начальник «Абайского» райотдела! Может у них по «круче крыша» есть, все же под кем-то «ходят». Наверно лучше, что бы кто-то из бандитов с ними переговорил, – посоветовал Булат.
– У тебя знакомые есть или помочь? – спросил он у Ибрагима.
– Спасибо,– сухо поблагодарил чеченец.
– Рыба хорошая! – похвалил Булат. Они разошлись.
***
Кемель вышел из дома. На улице, его встретила прохладная ночь. Ночь! Она жила, двигалась и дышала. Она оглядывала прохожих желтыми глазами, грела ржавыми лучами и молчала, словно притаившаяся огромная черная пантера.
Кемель шел по темным улицам города и наслаждался ночной прохладой. Ему нравился ночной Чимкент, с его хулиганами, проститутками и даже, с милиционерами из патрульно-постовой службы, которые, заступая в «ночь», выходили на улицы города, словно хищники на охоту выискивающие себе «добычу».
На углу он остановил такси и поехал в кафе «Алмаз», где пел и развлекал посетителей их сосед Ардак. Он не плохо исполнял песни тогда довольно популярного Владимира Кузьмина, и ребятам это нравилось. Кафе находилось довольно далеко, возле микрорайона «Восток».
Когда Кемель вошел в кафе, там уже находился Кошкар. Они как обычно крепко обнялись, словно расстались не сегодня утром, а двести лет тому назад.
– Короче сейчас сюда подойдет Айка, со своей подругой как её зовут? Альбина или Аида? Не помню, в общем, ты её цепляй и раскручивай короче. Она «жировая» телка, – начал перечислять достоинства девушки Кошкар.
– А что ты так за мою личную жизнь переживаешь? А может она мне еще и не понравится, – засомневался Кемель.
– Тебе, какая разница? – начал «воспитательную» работу Кошкар, – Ты женится на ней не собираешься, тебе может быть даже «трахать» её не надо будет.
– А что мне с ней делать? – вполне резонно спросил Кемель.
– Картину с неё писать или стихи ей сочинять?
– Типа того, – согласился Кошкар.
– Понимаешь, – начал он рассказывать про девушку, с которой предстояло, познакомится Кемелю, – Она живет с сестрой, вдвоём короче.
– Лесбиянки что-ли? – спросил Кемель которого вроде уже начала интересовать сексуальная ориентация будущей знакомой.
– Не знаю, да и при чем здесь это. Короче сестра у неё «деловая», который год на барахолке «трудится». Китай, Турция, Москва, а не давно говорят, даже в Италию сгоняла! Короче несколько бутиков имеет, в том числе и в ЦУМе! «Упакованные», короче. Понял? – почти восхищенно взглянул на Кемеля Кошкар, словно тот должен был от всего услышанного упасть без чувств в обморок.
– А почему Я?! – возмущенно спросил Кемель.
– Ну а кто, если не ты?! – возразил Кошкар.
– Шакал, маленький, рыжий как семиклассник, которого оставили на второй год. Не фактурный он, понимаешь. Бука внешне ничего, но простоватый, одни руки его чего стоят, как у землекопа. Да и вообще он какой-то смуглый, будто только что из шахты вышел. А ты у нас парень симпатичный, высокий. Поговоришь с ней, о чем-нибудь умном, ты же умеешь. Вообще держи себя с ней в рамках, не напивайся, бабы этого не любят. Произведи приятное впечатление, – начал инструктировать товарища Кошкар.
– Сегодня слепок с её ключей сделаем, а потом, придет время, хату «выставим».
– Держи, протянул он полиэтиленовый мешочек с пластилином.
– Что это? – недовольным тоном спросил Кемель.
– Эта бомба, пластид – просветил товарища Кошкар.
– Сейчас она появится, мы её в заложницы возьмем и потребуем у её сестры лимон баксов и самолет в Анталию, – поделился планами на будущее он.
– Пластилин что-ли? – между тем начал изучать содержимое пакетика Кемель.
– А что Я буду слепки снимать?!
– Ты не кричи, лучше подойди к барной стойке там освещение получше, – начал язвительно советовать другу Кошкар, не довольный тем, что Кемель разглядывал содержимое пакетика на людях над столом.
– Короче у меня тоже есть пластилин, кому будет удобней тот и снимет слепки с ключей!
– Я то думал, мы сегодня отдыхать будем, – с сожалением произнес Кемель.
– А чем тебе не отдых? Это же лучше чем на заводе канистры с бензином таскать. К стати у тебя деньги есть? Думаю, лучше было бы, если бы сегодня ты расплачивался. Женщины любят, когда на них тратятся, – продолжил прерванный инструктаж Кошкар.
– Ну, ты чисто дамский угодник! Они любят то, они любят сё. Что всё должно быть по их нему?! – возмутился Кемель.
– Ты пойми сегодня надо так сыграть! Что бы потом, когда квартиру кинем, у неё и тени подозрения на нас, в особенности на тебя не было! – убеждал товарища Кошкар словно он главный режиссер местного Драматического театра, который вздумал ставить «Дон Жуана» перед искушенной столичной публикой.
В кафе подошли Ержан с Ерланом, уловившие из разговора друзей, что Кемеля собираются знакомить с девушкой. Выпили пива. Вскоре, как и полагается, немного опоздав, подошли девушки, подруга Кошкара Айман, высокая, стройная с красивыми выразительными глазами и её подруга Альбина.
Всей компании, кроме Кемеля стоило неимоверных усилии удержаться от хохота при виде Альбины. Девушка была не просто «не симпатичная», она выглядела несколько комично, особенно на фоне своей стройной подруги. Альбина была полненькая, в оранжевом брючном костюме, будто она играла за сборную Бразилии, с круглой, словно футбольный мяч головой и широким как зеленное поле лицом.
После знакомства Кемель и Альбина сразу же невзлюбили друг друга.
Кемеля даже посетила неприятная мысль, что это подвох со стороны Айман к которой он в последнее время старался оказывать не навязчивые знаки внимания. Возможно, она специально затеяла, знакомство с некрасивой подругой, что бы посмеяться над ним.
В зале появился Арда, он подошел за их стол и душевно со всеми поздоровался. У него это получалось, просто, искренне и от души. Ребята попросили его спеть, и он спел, сразу несколько песен. Пел он хорошо, это были песни Владимира Кузьмина, Арда исполнял их, выкладываясь, словно в последний раз. Его мелодичный голос проникал в душу как весенний ветерок в березовую рощу. Исходившая от его исполнения, положительная энергия, словно дождь, смывала зло, и настороженность с их души, питая одновременно добротой и искренностью. Казалось Ардак жаром своих песен, согрел их сердца, и за столом окончательно испарились остатки подозрительности и настороженности. Все, на какое то время стали счастливы. Теперь они сидели за столом расслабленно, улыбаясь, друг – другу, словно накурились марихуаны.
После, началось совместное поедание жаренного на углях мяса и потребление «огненной воды». Пили за знакомство, за девушек, за каждую в отдельности, пили за Ерлана потому что он большой, добрый и всегда молчит и за других присутствующих за столом. Эта процедура окончательно привела всех в благодушное расположение духа. Когда опустела вторая бутылка коньяка, начались танцы. Выяснилось что у Альбины не только круглая голова, зад девушки в обтягивающих оранжевых брюках, перекатывался при танцах, как баскетбольные мячи. Все начали танцевать, и веселится. Ерлан подняв Альбину на руки начал кружить по залу.
В перерыве между танцами, когда девушки пошли в туалет Кошкар с Кемелем начали шарить в женской сумочке, осуществляя свою гнусную задумку. Когда девушки вернулись в зал, Кемель с Кошкаром уже успели сделать слепки с ключей Альбины, и сидели, мирно попивая пиво. Снова начались танцы, в какое то время это общее пьяное веселье начало граничить с неистовством первобытной общины танцующей после удачной охоты в пещере у костра. Кошкар привлек к себе Айман и что-то жарко шептал ей на ухо, от чего у той загорелись глаза, будто их подсоединили к аккумуляторной батарее. Ерлан с Ержаном уже порядком захмелевшие, устроились за чужим столом и играли с кем-то в карты на деньги. Альбина танцевала в обществе незнакомых мужчин. Ардак уже перестал петь, он снова подключил к большим черным динамикам магнитофон и уже собирался домой. Пора было, расходится.
Кошкар и Кемель с подругами вышли из кафе и сели в машину. Они собирались проводить Альбину, но девушка в последний момент передумала и вернулась в кафе. Кошкару с Айман стоило немалых трудов уговорить её вернуться в машину. Кемель держался от Альбины в стороне, хотя ему и отводилась роль героя любовника. Ержан с Ерланом остались в «Алмазе», пили водку и играли в карты.
Они почти подвезли девушку к дому, когда Альбина попросила остановить машину.
– Дальше не надо, я пройду пешком, – сказала она, выходя из салона. Кошкар треснул локтем сидящего рядом Кемеля, «Проводи её, мы подождем тебя за поворотом», – шепнул он.
– Альбина подожди, на улице темно Кемель проводит тебя, – проявил заботу Кошкар. Девушка, разумеется, начала отказываться, но Кемель всё же вышел из машины и пошел провожать. В начале они шли молча, потом Кемель начал что-то рассказывать и напоследок попытался обнять и поцеловать девушку. Это проявление нежности, закончилось безуспешно, но никоим образом, не расстроило Кемеля который, напротив получив отпор, испытал нечто похожее на чувство выполненного долга, и с легкостью направился к повороту, где его должны были ждать.
Когда Кемель подошел к машине, она содрогалась и поскрипывала, словно пыталась без помощи двигателя, благодаря лишь мускульной силе находящихся в салоне людей, с места взмыть в воздух. Происходящее в машине отнюдь не удивило Кемеля. Он не видел в «этом» ничего предосудительного. Ко времени описываемых событий секс в машине, если и не был нормой, то был явлением вполне допускаемым.
«Европацентрическая культура», этот «заокеанский» сверкающий, переливающимися неоновыми огнями айсберг, из чизбургеров и кока – колы, увешанный демократическими лозунгами, растаял в нашем постсоветском Казахстане, словно огромное мороженное, под знойными лучами азиатского солнца. Однако, сей заморский продукт, заправленный вместо шоколада, призывами к свободному и здоровому сексу, возбудил во многих наших «чуваках и чувихах» вероятно доселе дремавший вирус, который неожиданно дал осложнения, вылившееся, если так можно выразиться в некий «синдром шалавизма». Эта напасть, обрушилась на нашу казахскую, и без того вечно озабоченную, ростом цен и строительством мегаполисов, в суровых условиях полупустынь, голову, словно небесная проповедь Заратустры.
Кемель покурил, ожидая пока в машине угомонятся. Через некоторое время из салона Жигулей появился взмыленный, словно племенной жеребец ахалтекинский породы, Кошкар. Они коротко поговорили, Кошкар хотел подвезти Кемеля до дома, но тот попросил подбросить его в кафе к ребятам. Кемель сел в машину, он расположился рядом с водителем. Сзади них, сидела Айман, только что испытавшая, все прелести любви в тесном салоне автомашины Волгоградского авто завода. Она таинственно молчала, от нее исходил запах пота, парфюмерии и алкоголя.
Ержан с Букой оставшись играть в карты, быстро проиграли всю имевшуюся при них наличность. В карты им сегодня не везло. Ардак уехал, а кафе уже закрывалось. Друзья вышли на улицу. Там было темно и пустынно, только пятеро солдат с милицейского батальона напоминавшие гиена подобных собак с торчащими ушами, окружили двух молодых парней как ягнят и готовились к решительному броску, вероятно, что бы скрутить парней и вызвать по рации патрульную машину.
Ержан с Ерланом не стали дожидаться, чем закончится эта вечное противостояние, и пошли дальше. Их внимание привлек слегка шатающийся мужчина, что вышел из бара, через дорогу. Они решили его ограбить.
Ночь полностью вошла в свои права. Наступило время пьяных праздношатающихся людей, ищущих средство для развлечения, что бы насытится этим досыта, до рассвета, дабы удовлетворить свои разгоряченные страсти. Ночь. Время охоты и бунтарей, недовольных властью. Время появления темных сил и не менее темных желаний. Время страха и диких дремлющих инстинктов. Время крови и сладострастья.
Мужчина двинулся пешком в сторону пивзавода. Это было хорошо, нападать на него возле бара, на виду у наряда солдат с милицейского батальона, было глупо. Преследователи двинулись вслед за своей жертвой, и перешили дорогу, приближаясь к своей добыче. Они словно гончие идущие по следу стали настигать мужчину, когда возле него остановилось такси. Само остановилось, мужчина даже руку не поднял. Мужик с таксистом коротко переговорили и мужчина сел в машину. Охота сорвалась. Ержан был раздосадован, Бука по этому поводу сильно не переживал и скорее согласился на уличное ограбление или «гоп – стоп» как это называлось на сленге, что бы товарищ не обвинил его в трусости. Ержан от природы бывший скорее трусоватым, чем смелым в предстоящем ограблений больше надеялся на Ерлана нежели на себя. Шакал подбил товарища на разбой, потому что хотел быть лидером, и пытался как-то проявить себя. Они пошли, пешком выискивая новую жертву. По пути им больше подходящих экземпляров не попадалось. Всё больше встречались припозднившиеся, подгулявшие компании, или же группы подростков с волчьими повадками, которые сами выискивали для себя подходящую добычу. Незадачливые грабители уже порядком отмахали пешком, утомились, и начали испытывать раздражение. Они материли таксиста, который из-под носа увёл их добычу, пока их не осенило ограбить такси. С этой целью друзья принялись «голосовать» у обочины проезжей части. Остановился «Москвич», в салоне были люди, им это не подходило. Ержан снова принялся энергично махать рукой, пока не остановилась красное Жигули, девятой модели. Водитель был один, поняв, что ребята пьяные и возможно почувствовав исходящие от них волны агрессии, он хотел, было уехать, но не успел.
– Э парни! Вы куда? – только и успел сказать он, когда Ержан с Ерланом без разрешения уселись на заднее сиденье. Возмущаясь, водитель всё же повез ребят по названному адресу (первый, попавшийся на ум) в восьмой микрорайон.
Ержан достал из кармана брюк складной нож. Он с некоторых пор носил его при себе, нож был самодельный и очень нравился Ержану. Лезвие ножа было тонким и длинным как у стилета, рукоятка была сделана из полированного натурального рога животного. В ночной полутьме салона хромированный клинок ножа, блеснул мягким ядовитым светом. Ержан сзади приставил лезвие к горлу ночного таксиста и посмотрел в зеркало заднего вида, которое висело в салоне. Они с таксистом встретились взглядами и при тусклом свете падавших в салон уличных фонарей, Ержан увидел округлившиеся от страха глаза водителя. Он казалось, почувствовал, как сильно и учащенно заколотилось сердце таксиста, так, наверное, чувствует сердцебиение своей жертвы питон, огромная змея, в джунглях сжимающая в своих железных объятиях задыхающегося и онемевшего от страха ягненка.
Ержан дал команду водителю свернуть в темный переулок. Переполненный собственными ощущениями он позабыл, что на этой улице находился райотдел милиции Дзержинского района. Водитель при выполнении поворота направил автомашину на фонарный столб. Трудно было определить, сделал он это намеренно или же случайно, однако плодами этого дорожного происшествия таксист воспользовался быстрее, своих пассажиров. Пока Ержан с Ерланом приходили в себя от неожиданного толчка и потирали носы, таксист выбежал из машины и громко взывая о помощи, побежал в направлений проспекта им. Тауке – хана, в противоположенную от райотдела сторону. Ержан выскочил из салона вслед за водителем, Ерлан несколько замешкался. С его стороны при ударе заклинило дверь автомашины, и он потерял время, пытаясь её открыть. Неожиданно появилась милицейская патрульная автомашина, из нее выскочило несколько сотрудников милиции и они погнались за убегающим Ержаном. Ерлану убегать было, уже поздно машина подъехала к нему. Таксист кричал, размахивал руками и говорил, что они хотели его зарезать. Ерлан молчал, милиционеры обступили его со всех сторон.
– Ну что молчишь, будто воды в рот набрал? – обратился к Ерлану маленький тщедушный усатый сержант.
– А что говорить, я его пальцем не трогал, даже слова ему не сказал, гонит он, – ответил Ерлан. Ответ Ерлана до глубины души возмутил водителя такси. Он снова принялся кричать размахивать руками и даже попытался ударить Ерлана, его остановили. Маленький сержант начал примерятся к Ерлану. Милиционер едва достигал плеча Ерлана и вероятно от этого испытывал робость, но в сложившейся ситуации сержант знал, что отвечать ударом на удар задержанный, не станет. Ерлан видел, что милиционеры поверили таксисту, и почувствовал, что его будут бить. Маленький сержант ударил Ерлана в живот, тот согнулся пополам и по возможности долго не разгибался. Удар был слабый, но Ерлан зная по опыту что побои, могут, продолжатся, пока не достигнут какого – либо желаемого результата, сразу же изобразил «нокдаун». Он схватился двумя руками за живот, возмущенно спрашивал «за что его бьют» изображая из себя невинную жертву милицейского произвола и самоуправства. Сержант вроде был доволен, он видимо не ожидал, что может так «сильно» ударить. Между тем таксист начал кричать, что у них есть нож! Что они угрожали и хотели его зарезать. Милиционеры быстренько обыскали Ерлана, но какого – либо оружия или, к примеру, наркотиков ими обнаружено не было. Даже немного денег и того не нашли. После того как они обыскали салон машины, их и вовсе охватило уныние. Ерлан начал все подряд отрицать, он говорил что пассажира, который угрожал ножом водителю, он не знает, видел впервые. Им было по пути, и Ерлан сел вместе с ним в такси. Не известно, как бы закончилась эта история для Ерлана, если бы Кемель проезжавши мимо на такси, не обратил внимание на ДТП скопление сотрудников милиции. Он не застав друзей в кафе сел на такси и поехал по той же самой дороге, по которой немногим ранее на красной «девятке» уехали Ержан с Ерланом. Кемель, заметивши товарища в окружении милиционеров, остановил такси и вышел из машины. Ерлана уже сажали в патрульную милицейскую машину, собираясь препроводить в райотдел, когда подошел Кемель. Он, быстро сориентировавшись в возникшей ситуации, отозвал в сторону старшего группы (лейтенанта) и предложил ему денег. Конфликт был разрешен, все были довольны кроме таксиста. Водитель начал возмущаться, показывая на машину и спрашивая, кто за нее заплатит. К Кемелю снова подошел лейтенант, на что тот ответил, что у него больше нет денег, а таксиста нужно вести на медицинское освидетельствование, потому что произошло ДТП, и возможно водитель под воздействием алкогольного или наркотического опьянения. Лейтенант об этом знал, но это означало «осложнения» вроде уже как «улаженного» дела. В конце концов, поторговавшись еще немного, Кемель дал последние двадцать тысяч рублей водителю, который остался, не доволен предложенной суммой. Но милиционеры поддержали Кемеля с Ерланом, и таксисту пришлось довольствоваться предложенной суммой.
Был уже третий час утра, когда Кемель с Ерланом добрались до дома. Они жили в 112 – ом, квартале города Чимкента. Район этот состоял из многочисленных улиц застроенных частными домами и постройками. Строились, кто, во что горазд и насколько позволяли финансовые возможности обладателей земельных участков.
Кемель скребся, пытаясь открыть ворота закрытые с нутрии на щеколду, когда из дома вышла мать и открыла металлическую калитку. Она видно не спала и ждала сына, Кемель был поздний ребенок, их в семье было трое, старший брат, сестра и младший он. Брат был женат, сестра была замужем. Они уже давно жили отдельно. Мать была на пенсии по инвалидности, отец дорабатывал своё на свинцовом заводе, где работал мастером. Работать до пенсии отцу было ещё пару лет, завод простаивал, зарплату не платили, но отец исправно ходил на работу. Чем занимается их сын, родители не догадывались, на вопросы, «откуда деньги?» и «чем он занимается?». Кемель туманно отвечал, что он занимается коммерцией.
«Коммерсантами» в девяностые годы прошлого столетия, называли «консорции», людей, которые возникали на территории развалившейся «коммунистической империи», и которых объединяла историческая судьба и одно поле деятельности. Коммерсанты как когда-то тюрки на Алтае, или же франки в западной Европе, вскоре должный были, без сомнения объединится в один единый этнос, со своим богом, языком, законами и территорией. Пока же это было довольно емкое понятие, обозначающее, что носитель «сего…», практический может заниматься чем угодно, что в конечном итоге должно приносить прибыль, то бишь, деньги. Под личину «коммерсантов», нередко рядились и представители иных не менее «благородных» профессии и занятии, как, к примеру, рэкетиры, мошенники различного пошиба и просто бродяги бездельники.
Утром мать поставила на огонь чайник и стала дожидаться мужа, что бы накормить его завтраком. Отец Кемеля в это время по пояс голый растирался холодной водой, эти водные процедуры он проделывал каждое утро на протяжении многих лет. После этого он начинал бриться дешёвым лезвием, которым умудрялся пользоваться месяцами, периодический натачивая её, об кусок точильного камня. Отец намыливал лицо дешевым мылом и начинал скрести щетину уже затупившимся лезвием, как правило, лицо начинало кровоточить и вероятнее всего неприятно шипело. После этого он продолжал начатую пытку и растирал лицо тройным одеколоном. Скудный завтрак дожидался на столе. Утренняя трапеза состоял из чая, сахара, вишневого варенья, сливочного масла и лепёшек.
Мать Кемеля несмотря на начинающийся жаркий летний день была не по сезону тепло одета у неё была астма. За завтраком отец спросил у жены, во сколько пришел сын? И был ли он при этом трезв? Мать соврала, сказав, что Кемель пришел в первом часу ночи, абсолютно трезвы. Отец, похоже, не поверил супруге, но допытываться не стал. Вскоре разговор сошел на нескончаемую как «Илиада» Гомера тему, о том, когда начнет работать свинцовый завод, и когда руководство погасит задолженность по зарплате. Различных слухов и домыслов по этому поводу, было великое множество. Одну из версии, начал излагать за завтраком отец, утверждая, что якобы в скором времени один из цехов по выпуску свинца выкупают инвесторы, которые начнут свою деятельность с погашения задолженностей по зарплате. Эта фантастическая теория в изложении отца звучало так же мало убедительно как в своё время утверждение Галилео Галилея о том, что земля круглая и имеет форму шара.
– Хорошо бы, – сказала, Салиха, смотревшая как её муж пьёт горячий чай, и ест лепешки, макая хлеб в вишневое варенье.
***
Вечером друзья всей компанией пошли пить пиво. Они сидели в пивной возле ресторана Шымкент и обсуждали подробности вчерашнего происшествия, когда увидели приближающегося к ним Ергали. Он приехал к ресторану на своем черном Мерседесе. Ергали тоже был из «сайгаков», старше их лет на десять. Воровством Ергали начал заниматься в незапамятные времена, когда Кошкар со своими друзьями ещё «пешком под стол ходили» и пользовался определенным авторитетом в преступной среде города Чимкента. Все сидевшие за столом, поднялись, поприветствовать уважаемого гостя. Заказали пива и шашлыка. Несмотря на то, что уже был восьмой час, солнце пекло и было жарко. Ергали попросил, что бы принесли «жигер» шашлык из бараньей печенки, завернутой в жир, от предложенной водки гость отказался. После обмена любезностями и выпитого пива, Ергали сказал, обращаясь к Кошкару:
– Я вообще-то, по делу братишка.
– Слушаю тебя братан, – несколько церемонно откликнулся Кошкар.
– Вы что-то на Ибрагима наехали, что-то серьезное? – спросил у них Ергали.
– Да он братишку Кемеля киданул, – не моргнув глазом, сказал Кошкар.
– Ну, я поговорю с ним, он вернет Абаю деньги, – сказал Ергали.
– Мы тоже с ним поговорили, – сказал Кошкар улыбаясь.
– Вы что – то на большую сумму его заряжаете, – недовольным тоном произнес Ергали.
– Мы братан, эту сумму тоже из воздуха не берем, он сам много занял, вовремя не вернул, брал под проценты, а проценты имеют привычку, расти. Нужно чтобы люди не страдали зря.
– Вот именно, – согласился, Ергали. – Надо чтобы люди зря не страдали, я поговорю с Ибрагимом, он вернет долг, ну и кабак с меня, и замнем это дело. Братишка поверь мне, это нормально, всё справедливо, – сказал Ергали, похлопывая по плечу Кошкара.
Все за столом молчали, официантка принесла горячий дымящийся шашлык и холодное пиво. Кемель, Ержан и Ерлан принялись кушать шашлык, запивая пивом. Кошкар по-прежнему с мрачным видом сидел за столом, ни он, ни Ергали не притронулись к еде.
Кошкар вспомнил как много лет назад, когда они ещё учились в школе, этот самый Ергали вечером на своих новеньких Жигулях, седьмой модели совершил ДТП, стукнув ГАЗ – 24, узбека Иззата. Произошло это неподалеку от улицы, где жили Кошкар и Кемель. Они, втроем вечерком выкурив папиросу с марихуаной, разложились на лужайке в парке, когда услышали грохот удара. Жигули ударило в бок Волгу. Вероятнее всего, что виновным в совершении ДТП был Ергали. Но он не собирался в этом признаваться. Ергали уже тогда был довольно удачливым «сайгаком» и начал сразу же напирать на Иззата. Узбек не соглашался, он был на своей улице и вскоре к нему в поддержку пришли его земляки и соседи Шухрат и Артык. Кошкар, Кемель и Ержан любопытства ради, подошли по ближе и сидя на металлическом заборе, опоясывающим парк им. Абая наблюдали за развитием событий. Тогда Ергали тоже обратился к Кошкару, «Братишка» и попросил позвонить его друзьям «сайгакам». Хоть узбеки и были из одной с Кошкаром улицы, он позвонил, и вскоре подъехало две машины с «друзьями» Ергали. Подъехавшие «сайгаки» начали напирать на узбеков. Разбитые машины остались в стороне, про них забыли, причина начавшегося конфликта тоже уже никого не интересовала. Просто Ергали тогда сказал что на него «наехали» узбеки, сказал, что узбеки обнаглели, и все приехавшие в один миг агрессивно настроились против узбеков. Это был зов крови. И то, что кое – кто из этих узбеков с кем-то из вновь прибывших когда-то учился в одной школе было не важно. Тогда было важно, что они Казахи! Что эта улица, эти деревья, земля на которой они стоят, это их земля! И только за одно это они были готовый сломать, раздавить и покалечить любого кто с этим был не согласен!
Ергали видимо по-своему истолковав молчание Кошкара, поблагодарил за угощение и, попрощавшись с ребятами, уехал.
– Кошкар ешь, остынет, – сказал Ержан.
– Помните, он возле парка машину «семерку» свою стукнул, – обратился к сидящим за столом товарищам Кошкар. – Тогда он падла о справедливости не рассуждал! А теперь? Что изменилось теперь? Может ему чечены стали ближе? Или деньги роднее? – спросил Кошкар, оглядывая всех.
– Да что ты заводишься, он уже уехал, – сказал Кемель.
– В смысле? – не совсем понял товарища Кошкар.
– Уехал это ерунда, можно догнать! Забить стрелку!
– Зачем? Зачем забивать стрелку? – вмещался в разговор Ержан.
– Что бы предъявить ему! – сказал Кошкар.
– Что ему предъявим? То что он ДТП семь лет тому назад совершил? – с злой иронией спросил Кемель. Кошкар начал кипятится, он начал громко во весь голос возмущенно объяснять, что и кому он собрался «предъявлять». Находившиеся в пивной посетители начали на них оглядываться. Кемель с Ержаном начали успокаивать разошедшегося товарища, после чего решили поехать в парк им. Абая на лужайку что бы без лишних свидетелей всё обсудить.
Машину оставили у металлического забора, расположились как в старые добрые времена на поляне, когда сбегали с уроков, и валяясь на траве весь день играли в карты. Они прихватили с собой канистру с пивом и пакетик с солённым куртом. Растительность в парке выгорела и высохла, только местами зеленела жесткая и пыльная трава, они расселись в тени деревьев, пиво и курт положили на расстеленную газету. Неподалеку от них паслись бараны, бегали дети, раздавался клекот птиц. Погода была безветренная, воздух в парке был как теплая вода в озере. Рядом с расположившимися на траве друзьями, летали мухи и стрекозы.
За время поездки Кошкар успел, успокоится и теперь начал издалека.
– Кто мы!? – задал воистину философский вопрос Кошкар своим соратникам, мирно расположившимся на лужайке. Вопрос был не простой с подтекстом и вероятнее всего подразумевал продолжение. Аудитория попивало пивко и вовсе не собиралось отвечать на столь сложный вопрос, над которым уже многие тысячелетия бьются светлые умы человечества, но так и не могут единодушно и полно ответить. Вопрос был задан таким тоном, что не оставлял сомнений в том что «лектор» провёл не одну бессонную ночь, охваченный осознанием драматизма предыдущих попыток мудрецов понять и прочувствовать все неисследованные глубины человеческой души и загадок мира.
– Что мы собой представляем?! – продолжал задавать мучительные вопросы Кошкар и выдерживать театральные, многозначительные паузы. Аудитория продолжала, смущенно молча внимать, и пить пиво, причем пили вследствие дефицита посуды, из одной стеклянной баночки емкостью в 0,5 литров. Каждому участнику этого «Великого курултая» приходилось терпеливо дожидаться своей очереди и со стороны весь процесс начал напоминать чайную церемонию японских самураев. Между тем Кошкар, словно сёгун Минамото Еритомо объявляющий императору, беспощадную войну, снова заговорил.
– Мы ничего собой не представляем! – ответил он на свой же вопрос. Его физиономию исказила горькая гримаса разочарования. Слушатели не в силах взглянуть в лицо своему предводителю от обуявшего их смущения, ждали, когда же Кошкара-сан, выхватит клинок «бо – дачи» для ритуального совершения «сепуку», но глава клана, «черная звезда и малиновый дракон», продолжил дальше полную уничижения к себе и презренья к своим соратникам, речь.
– Ну, таскали мы баллоны из завода, а кто их не таскал?! Сейчас таскаем бензин, а кто его не таскает?! Ну, знают нас на районе, а, в общем-то, по большому счету мы ничего собой не представляем! Так мелочевка. Шпана! Мы фуцаны для этого Ергали! Пришел тут жевать, уму разуму учить! Про справедливость заряжает, по ушам отстегивает, по чувствам заезжает, нашел лохов! Пора ему дать понять, что мы уже не те желторотые пацаны, которых он когда-то за пивом посылал! У нас вон есть люди, которые уже не знают, куда силушку свою девать! Кошкар взглянул на Ерлана, – Чисто разбойники! По ночам с товарищем караваны грабят! Привык наверно у себя в Афганистане! – сказал Кошкар, намекая на случай, который произошел на 9 мая, когда Ерлан сильно напился и пристал к милиционеру, который подошел его призвать к порядку. Ерлан будучи в сильном подпитии, говорил милиционеру словно обвиняя его в трусости «Ты не афганец!», дальше он окидывал восторженным взглядом всех рядом стоящих друзей и заплетающимся языком продолжал «Они все афганцы!». Милиционер действительно не служил в Афганистане, как в прочем и Ерлан, к тому же он был трезвый и на работе, и ему не чего было возразить. Это обстоятельство его сильно возмущало, со стороны происходящее выглядело довольно комично. В конце концов, Кошкару с Кемелем кое – как удалось уладить конфликт и успокоить расстроившегося милиционера. Все, припоминая этот случай, заулыбались.
– Да ладно, какой ещё Афганистан, просто пьяный был, – ухмыльнулся Ерлан. Со всей компаний возможно в нем сохранилось, больше положительных качеств которые ещё по инерции продолжаются, ценится в народе. Сейчас добродушно улыбаясь вместе со всеми над собой, Бука напоминал травоядное животное, которое в поисках пищи, по иронии судьбы прибилось в волчью стаю.
– Давайте по теме, – призвал собравшихся выступать «в прениях», по существу, Ержан, который опасался нападков со стороны товарищей, по поводу своего бегства предыдущей ночью.
– По делу… я думаю, не стоит из-за чеченца рамсовать с Ергали, – высказал своё мнение Кемель. Высказал он это намеренно, потому что коммерсанта Абая, с которого всё началось, привел он, и на случай если в будущем разгорится конфликт с нежелательными последствиями, Кемелю хотелось, чтобы все запомнили, что он был против «боевых действий».
– У кого ещё такое мнение? – поинтересовался Кошкар.
– Я считаю, что всё от суммы зависит, – сказал Ержан. – Если что, можно перетереть с ним и взять Ергали в долю, отстегнуть ему чтобы не вмешивался.
– Чтобы отстегнуть что-нибудь, надо сперва получить что-нибудь, – возразил ему Кемель.
– Верно! – сказал Кошкар, одобрительно взглянув на Кемеля.
– Я думаю так, – начал Кошкар. – Этот грёбанный Ергали сейчас уже наверно пошел и отчитался перед чеченом. У него там какой-то интерес или может он, даже уже бабло успел с него срубить! Вот, мол, перетёр! Вот такой я крутой дипломат и страшный бандит! Все меня в городе Чимкенте боятся и уважают! Короче будем ждать. Мы время этому Ибрагиму дали? Дали! Всё! Срок выйдет, подъедем. Тот, конечно, «своего» Ергали притащит. А мы «дуру», включим и скажем, что мы никому ничего, кроме неприятностей не обещали! Ну, в общем как оно и есть на самом деле.
– А Ергали? – спросил Ерлан.
– А что Ергали? Мне кажется, он просто нас не понял, мы ему ничего не обещали.
– А если они к тому времени вернут первоначальную сумму Абаю? – спросил Кемель.
– Ты ему скажи, пусть он смоется из города куда – нибудь со всей своей семьей, по каким – нибудь коммерческим делам, – предложил Кошкар.
На этом собрание «акционеров» было закрыто, после были объявлены выходные и назначен праздничный фуршет.
Поехали в кафе «Алмаз» и там друзьям как-то очень быстро удалось напиться. Произошло это, вероятно, вследствие жаркой погоды, в начале всех мучила жажда, которую утоляли пивом, затем не понятно, что утоляли водкой. После обильных возлияний друзьям захотелось женского общества. Решили заехать за Айман и попросить, что бы она пригласила подруг.
На улице была ночь! Их любимое время суток. Как обычно на небо уже взошла, криво усмехаясь, словно стриптезерша на шест, луна.
Они уже ехали в машине, когда Ерлан предложил купить цветы. Предложение Кошкару понравилось, Кемеля оставило равнодушным, а Шакал его даже не слышал, он посапывал на заднем сидений, пока они не подъехали к цветочному лотку возле магазина «Акация». Пока Кошкар с Ерланом выбирали цветы, Ержану «приспичило», сходить по малой нужде и он начал поливать стены магазина. Его переполненный пивом организм извергал нескончаемую струю жидкости. Этот процесс настолько захватил Ержана что он даже предпринял попытки изобразить нечто на стене магазина, разбрызгивая жидкость и направляя струю на сухую ещё не замоченную часть стены.
– Эй! Не стой так близко к стене, не то волной смоет, – сказал, Кошкар направляясь к машине. Они купили два букета алых роз, на длинных стебельках. Друзья заехали за Айман и поехали в летнее кафе «Палуба», которое располагалось в том же здании, где были ресторан и гостиница Шымкент.
Кафе «Палуба» представляла собой летнюю площадку на втором этаже, к которой вела открытая винтовая лестница. Они всей компанией расположились за столиком, на площадке с левой стороны от входа. Здесь было просторней, и не так сильно звучала музыка. Вскоре к ним присоединилась Альбина, которую пригласила Айман, она позвонила ещё нескольким подругам, но безуспешно. Ерлан подарил Альбине цветы, которая обрадовалась этому и поцеловала его, её круглая голова распылалась в бескрайней как солнце над степью, улыбке.
«Я уже отдал слепки, скоро будут готовый ключи», – говорил Кошкар, понизив голос Кемелю. Ержан снова спал, теперь уже за столом, Альбина о чем-то рассказывала Ерлану, Кемель рассматривал Айман. Она как-бы невзначай тоже поглядывала на него и в какой – то момент их взгляды встретились. Это продлилось совсем немного, наверное, чуточку больше чем обычно и оба что-то почувствовали. Насмотреться, как следует на Айман, Кемелю не давал Кошкар он то и дело о чем-то ему шептал и словно излучал из себя некие мощные «био-волны», которые парализовывали все проявления нежных чувств. Вскоре Ержан начал храпеть и его решили отвезти домой, эту благородную миссию взял на себя Кемель. Он вернулся в кафе в обществе Ардака, который когда он подъехал, сидел на улице, и помог ему занести Ержана домой. При заносе тела, пришлось выслушать от отца заснувшего товарища лекцию о вреде алкоголизма.
Когда они вошли в кафе, веселье шло полным ходом. После принятия необходимой дозы спиртного «для поддержки тонуса», Кемель оставив за столом Кошкара с Ардаком, пошел танцевать. Заиграла медленная музыка, и Кемель воспользовавшись этим, пригласил на танец Айман. Во время танца он старался прижать её к себе покрепче, она, пассивно сопротивляясь этим проявлениям чувственности, упиралась своими кулачками в грудь кавалера, и опасливо поглядывала на Кошкара. Но последнему было не до неё, у них с Ардаком начался очередной «диспут», он возник само – собой, как продолжение какого-то неразрешимого вечного спора между ними. Причина этого заключалась скорее во взаимоотношениях и чувствах испытываемых друг, другу, оппонентами, нежели в желании при помощи диалогов придти к каким-либо выводам. Ардак в глубине души испытывал Кошкару, неприязнь и желание «сбить с него спесь». Кошкар чувствовал это и соответственно хотел доказать всем окружающим что он не только просто «может морду набить», что он сам по себе тоже довольно содержательная и интеллектуально развитая личность.
– Дело в том, что лучшие умы человечества, всегда стремились построить общество, где всем было бы хорошо, – говорил Ардак, отвечая и тем самым, сразу же возражая по какому-то поводу.
– Да ну! Вот ты новость мне сообщил! Прямо глаза сразу открылись! Тоже знаешь, слышал про дедушек Ленина и Карла Маркса! Только всё вышло, как я и думал, когда нам в институте этот, «Диамат» разжевывали, зола это всё! Всем хорошо, быть не может, – начал возражать ему, уже опьяневший Кошкар, снова разливая водку.
– Почему всем не может быть хорошо? Вот мы же сейчас сидим, отдыхаем и вроде всем хорошо, – сказал Ардак.
– В том то и дело что вроде всем хорошо. Это на первый взгляд, а если копнешь, сейчас же вылезет, что кто-то чем-то не доволен. Кому-то водки мало, кто-то женщину хочет, а она уже занята. Ну, это так, а по большому счету скучно это! Понимаешь? В принципе человеку много не надо. Ну, сколько он съест? В газетах вон печатают про корзину какую-то, ну так вот умножить это убожество, на сто раз и вроде должно хватить. Плюс жильё. В принципе всё, что ещё надо? Казалось бы, да только дело в том, что человек всегда хочет лучшего в его понимании, хорошего, престижного.
– Понятно, крутая тачка, крутая хата, крутая тёлка, – высказал, нехитрые ценности современного общества, несколько презрительно ухмыляясь Ардак.
– Ты, да я не об этом! – возмутился Кошкар.
– А о чем же, тогда?
– В смысле уравниловка, которую ты предлагаешь, она не будет устраивать всех. Это вы, кто предлагает, чтобы всё было поровну у всех, в первую очередь думайте и говорите о материальном и не видите за этим противоречия. Даже в стаде есть вожак! Это необходимо, – сказал Кошкар, и его пьяные глаза сверкнули. – По шариату, ну или скажем ислам, что подразумевает? Что вся власть от Бога! Хата там, тачка и телки это всё просто в довесок человеку! Крутому человеку. Понимаешь!
– А когда крутых много? – спросил Ардак.
– Вот! – победоносно поднял вверх свой указательный палец Кошкар.
– Вот! Таких много! И все хотят иметь всё и всех! А для победы нужны крепкие клыки, ум, сила и злость! Зло вот что необходимо для победы! Это величайшее человеческое достояние, а не сопливая мораль. Это люди придумали табличку «Осторожно злая собака». Откуда этому шарику быть злым? Для этого чувства нужны, ум и не в таком зачаточном состоянии чтобы за брошенной палкой бегать! Зло это проявление противоречия с обществом, с её моралью с этим бараньим законом которым оно надеется, оградится.
– Общество хочет обезопасить себя.
– Безопасность это бред! Сотни всяких рисков и угроз со всех сторон смотрят и ждут удобного момента, чтобы в самый не подходящий момент обрушится на нас. Пытаться обезопасить себя при помощи морали, что может быть глупее!
– Но мораль это же не просто так, это в какой-то степени заповеди Божьи, общество целые народы придерживались этого и выжили в ходе эволюции. Мораль, она оправдала себя! – сказал Ардак.
– Ты вспомни историю, ты хоть можешь себе представить кто такой Бог? Как истово его искали, и сколько во имя него пролили крови!? Да и до сих пор льют, словно воду. Мне кажется, такого впору дьяволом назвать! Люди так его и не нашли, не обрели, только понастроили церквей и мечетей кучу! И придумали эту лживую мораль. А насчет того, что мораль помогла выжить, я скажу люди у нас такие, они как тараканы выживают в любых условиях! С моралью, без морали, с Богом, без него! – сказал, Кошкар. Между тем все вернулись за стол, снова были наполнены рюмки и бокалы.
– Почему ты всё время утверждаешь, что якобы мораль лжива?! В чем её ложь? – спросил возмущенно Ардак, после того как они вместе со всеми выпили.
– Вот, к примеру, в так называемом интеллигентном обществе, все друг – друга по имени отчеству зовут, как раньше у моего отца на работе. Но у людей, как и у животных, мы не можем друг – другу всё время хорошо с уважением относится. И тогда тоже начинаем кусать. Культурные делают это с соблюдением всех внешних приличий, только последствия могут быть ужасающими. А то, что ты ратуешь за справедливость, что бы всем всё поровну, это очередная блажь! Как ты не видишь мы все разные. Кто – то сильный, кто-то слабый. Вот, к примеру, у меня потенция высокая, – откровенно в плотской своей первобытности, отнюдь не смущаясь сидящих за столом девушек, заявил Кошкар, и далее продолжил: – И что, я себя должен ограничивать?! Требовать от силы смирения, послушания это, значит, требовать от неё противоестественное. Это если угодно аморально! Это всё равно, что требовать от тебя, к примеру, чтобы ты не пел! Каково тебе было бы не петь?! Вообще в законах, в действиях людей нет никакой последовательности, кроме одной, чтобы ему человеку, его стае, так называемому обществу было хорошо! Удобно и Сытно! Человек – Эгоист! Волков он отстреливает, потому что они волки! Сайгаков потому что они дают ему мясо и шкуру. А сила, талант это Божий дар они должный проявлять себя! – закончил он неожиданно.
– Но всё – таки ты, не отрицаешь, что Бог есть? Ведь силу, талант кто-то же дал, верно, – решил уточнить точку зрения своего оппонента Ардак.
– Это я так, к слову, а вообще я над этим так, глубоко не задумывался, но знаешь, у меня большие сомнения насчет Него! Понимаешь! Очень уж много вопросов к Нему, если он действительно существует. Я скорее склонен к теорий Дарвина, эта теория эволюций, она чисто реальная. У него просто слова всякие красивые: адаптация, эволюция. А чисто по теме, выживание натуральное идет и выживает сильнейший!
– Но силу же где-то надо черпать?
– В себе! У кого же ещё её взять-то? Разве кто? Что? Хорошее даст! Только в себе! В своих генах, в своем духе! В своих убеждениях если угодно! Я открытый, откровенный и даже может наивный и поэтому сильный. Я сильный, потому что я прав! А раз я прав, я умру, но не уступлю никому!
– Знаешь, я думаю, что в тебе говорит страх! Животный ужас, генетический сохранившийся в человеке. И ты готов, вцепится любому в глотку, потому что у тебя в подсознании сохранилось, что смерть одного помогает на какое-то время продлить жизнь другого животного. Это закон джунглей! А мы же люди! Подобное мировосприятие неприемлемо! Вот ты рассуждал о зле, но ЗЛО сотворенное тобой оно только увеличивает страх и беспокойство. Ты видишь, что жизнь ничего не стоит и её легко можно лишиться! Это увеличивает в тебе страх и агрессивность. Зло лишает тебя веры и успокоения! Ты в тупике! – сказал Ардак.
– Я в тупике?! А мне кажется в тупике сейчас именно те, кто старается жить сообразно морали! Я думаю, как раз таки они эти лохи, которые не могут получить свои заработанные деньги и боятся переступить закон, менее всего сейчас уверены в завтрашнем дне! Вот они то и в тупике! – возразил Кошкар.
На этом их спор завершился, сидящих за столом стала утомлять незатейливая философия Кошкара. Ардак снова попытался, было возразить, и продолжить спор, но тут вмещалась «общественность». Девушки хотели развлечений, а не пьяных философских разглагольствовании. Снова начали танцевать. За ними со стороны наблюдали.
– Вот скотина! – сказал загорелый и усатый парень с золотыми зубами.
– Людей режет, калечит ни за что и веселится! – продолжил он.
– А этот кто? – поинтересовался его собеседник, кивнув в сторону Ардака.
– Да это музыкант, – презрительно пояснил золотозубый.
– Он не из их толпы, – продолжил он, и, усмехаясь, добавил: – Ну и кобылу они себе сняли! Девяносто на девяносто, хоть с какой стороны подходи везде задница. Они посмеялись. Это были представители «Фогелевской» группировки сайгаков, называемой так в память о селе, откуда были родом большинство её представителей. В настоящее время это славное когда-то сообщество, как и другие благополучно распалось. Бывшие её представители, ещё ощущали себя единым целым, хотя на самом деле всё обстояло иначе. Они не хотели верить, что в стране произошли перемены и славное предприятие «Шымкент – шина» давшее им путевку в жизнь, лишенное своевременных поставок сырья и государственных субсидии провалилось в ужасающую экономическую пропасть. Рядовые «Быки», не вникающие глубоко, в происходящие процессы в стране, в глубине своей темной души надеялись, что завод как птица «Феникс» ещё воспрянет из пепла! И их лихие командиры снова как в былые времена поведут за собой «полки» на штурм завода. Снова будет победный залп из «Авроры»! И узбеки из Самарканда и Ташкента, как былые времена приедут покупать оптом ворованные, жигулевские шины!
Наблюдавшие за Кошкаром парни, были в своё время рядовыми бойцами средней руки. Промышляли они воровством из завода уже продолжительное время, однако никто из них за собой «бригаду» не водил и какими – либо «подвигами» тоже не прославился. Они уже знали подробности произошедшего столкновения между Кошкаром и Уразом и были весьма огорчены судьбой своих товарищей, которые попали в реанимационное отделение городской больницы. Ураз раньше тоже входил в «Фогелевскую» группировку и сидящие за столом Бульдог с Муратом считали себя «задетыми».
– Вот урод, вообще оборзел! Давай завалим его, – предложил Бульдог своему товарищу. Его маленькие, злые глазки уставились в ту сторону, где веселился Кошкар, с друзьями. Бульдог, которого так прозвали за вытянутую физиономию, большой рот и короткий нос, что в сочетании напоминало морду собаки одноименной породы, сейчас стал, на эту собаку, особенно похож.
– А как ты его валить собрался? – поинтересовался его собеседник парень, с золотыми зубами которого звали Мурат.
– Да пристрелить его, когда будет отсюда выходить и все дела! – сказал Бульдог.
– У тебя ствол при себе?
– За ним можно смотаться, – предложил Бульдог.
– Не…, это не то. Здесь куча народу, он не один. Да и не по теме это всё! Ну, завалим мы его, дальше то что? В бега? Бабла нет! Безпонтово всё! Надо просто подтянуть его потолковать. Что он беспредельничает!? Ладно, с Уразом у них тёрки, раз на раз. А Буллу то за что? Зачем он ему занозил? Он что, на всю голову отмороженный!? – спросил Мурат.
– Так о том-то и речь! – согласился Бульдог с доводами друга и далее продолжил: – Надо спросить с него и грузануть на бабки, а если будет вякать порезать прямо здесь!
– Надо сперва подтянуть кого – нибудь, а не то, как бы они сами нас не рубанули, – начал проявлять беспокойство Мурат.
– Я сейчас схожу вниз и позвоню пацанам, – вызвался Бульдог.
Он вскоре вернулся.
– Дозвонился, – возбужденно сообщил Бульдог.
– Сказал что рамсы у нас на «Палубе» с Кошкаром. Сейчас подтянутся, – радостно сказал он.
– Кто подъедет? – спросил Мурат, он вроде как не совсем разделял восторгов своего товарища.
– Давай бухнём, – предложил Бульдог и разлил водку. Они выпили.
– Кто едет то? – снова спросил Мурат.
– Бека, Муха и Кривой, я до уразовских не дозвонился, да этих то хорошо дома застал! Сейчас лето, все до утра где – то гоняют, – говорил, Бульдог закусывая салатом после выпитой водки, и одновременно отвечая на вопросы задаваемые Муратом.
– А что хватает, их то вон только четверо, я сказал, чтобы волыны зацепили.
– И что обещали взять? – спросил Мурат, на которого перечисленные имена не произвели особого впечатления.
– Возьмут, – уверенно сказал Бульдог.
Через двадцать минут к ним поднялись трое парней. Они поздоровались и сели за стол.
– Стволы взяли? – спросил Мурат.
– Не взяли, – ответил Бека высокий и худой парень.
– Ты же обещал! – возмутился Бульдог, – Я же говорил!
– Ты же сказал быстро, будто у вас здесь уже мясня началась! Вот мы быстро и приехали. А ствол я дома не держу, это к старикам ехать надо, – ответил Бека.
– Да вы объясните, что случилось-то? – спросил Кривой, которого так прозвали за кривой нос. Кривой раньше занимался боксом, но нос ему свернули явно не на ринге, проделать такое с человеческим лицом на ринге в боксерских перчатках, было более чем сомнительно.
– Ты слышал, вчера Кошкар Ураза с Буллой в реанимацию отправил? – спросил Бульдог.
– Ну, допустим, – ответил Кривой. Он знал Кошкара ещё с юношеских лет, когда они оба посещали секцию бокса. Что Кривой, что Кошкар, особых высот в спорте не достигли, в последствии же и вовсе пополнили ряды «сайгаков». Они занимались у разных тренеров и даже в разных стадионах, но Кривой помнил Кошкара по соревнованиям и спаррингам. Кошкар никогда на ринге не отличался умением, применять какие – либо технические приемы, более того его даже прозвали за размашистые удары «Падашы». По казахский «Падашы» – пастух, который пасёт коров и быков, заворачивая их длиным хлыстом. Обычно Кошкару доставались соперники повыше его ростом и он гонялся заними по всему рингу размашисто нанося удары, львинная доля которых не попадало в противника. Соперники как правило легко уходили от таких заведомо «видных» ударов и умело контратокавали. Кошкар часто проигрывал по очкам, но он был очень сильным, физический. Кривой не помнил, чтобы кому-то удалось его нокаутировать. Но и это было не главное. Кривой запомнил, что Кошкар всегда был сильным, смелым и злым. Обычно после окончания соревнований он вызывал своих не давних победителей драться «один на один» на улицу, и практический всегда их избивал. Он был из тех боксеров, про которых говорят: «По пояс в крови, но не шагу назад!».
– Я не понял, – сказал Бульдог и продолжил: – Я говорю, Ураза покалечили и вон этот урод здесь развлекается!
– Да слышал уже, башку ему проломили, но мы то тут причем? – задал резонный вопрос Кривой.
– Как причем!? Ты что не понял?! – захлебнулся от возмущения Бульдог.
– Да ты уже достал Бульдог, со своим понял, не понял, зачем позвал? – спросил Кривой.
– Ладно, Ураз, он сам, но Булу он за что порезал? Так он завтра любого из нас, поломает. Надо ему оборотку дать, – сказал Мурат.
– А что вы так за Ураза с Булой потеете, они же не одни были, сами разберутся.
– А что Ураз с Булой для тебя, уже не свои? – спросил Мурат.
– Я так не говорил. Хорошо, и кто этому Кошкару, будет оборотку давать – спросил, улыбаясь, Кривой.
– Давайте выпьем, – предложил Бульдог.
– Я думаю, тебе уже хватает, – сказал Кривой.
– Ты что хочешь сказать? Ты думаешь, я бухой?! – возмутился Бульдог.
– А кому вообще пришла эта светлая мысль Кошкару тормоза выписывать? – спросил Кривой.
– А что, не за что, что-ли, с него спросить? Ты лучше так и скажи, что обделался! – широко во всё лицо улыбнулся Бульдог.
– Ты дерево! Ты что пургу гонишь, кто это обделался? – возмутился Кривой.
– Кто дерево!? – вскочил Бульдог.
– Ты что весь вечер тормозишь? Переспрашиваешь, что такой тупой что-ли? – с издевкой поинтересовался у Бульдога, Кривой который уже развернулся к нему, и отодвинулся от стола, на случай если тот вздумает на него броситься. Но между ними встал Мурат, он начал успокаивать, и вскоре усадил Бульдога обратно за стол. После этого Мурат разлил водку и все выпили.
– Балкена нет, Аспары нет, зачем нам сейчас в какие-то разборки встревать, – подал голос до сих пор молчавший Муха.
– А что Аспара?! Что мы без них не люди? Да вообще кто – такой Кошкар? Фуцан, ещё только вчера они всей толпой на перегонки за пивом гоняли, надо ему стойло указать! – возмутился Мурат.
– Хорошо, вот только кто его в стойло будет ставить? У него голова такая, её только из пулемёта пробить можно.
– Я же говорю, он обделался, – сказал Бульдог.
– Что обязательно его тромбить надо? Быки что-ли? Подтянем, поговорим, что только на этой хе…не, выезжать, – сказал Мурат, проведя воображаемый полукруг, правой рукой над своим тощим, словно лапа гончей, левым бицепсом. За столом снова разгорелся спор, относительно того стоит ли вообще разбираться с Кошкаром, и вскоре возобладало мнение Мурата, что нужно всё – таки, переговорить.
– Ну, решили, теперь, кто его сюда на правилово, подтянет? – спросил Кривой.
– А вон Бульдог, сходит, – предложил Мурат.
Бульдог встал и направился к столу, за которым отдыхал Кошкар с друзьями.
– Кошкар, подойди сюда, дело есть, – позвал довольно бесцеремонно Бульдог, остановившись несколько в стороне от стола, в тени, куда слабо проникал свет.
– Кто это? А Бульдог! Ты что не подходишь не здороваешься? Я не кусаюсь, – пошутил Кошкар. Все кто был за столом, услышав шутку, Кошкара рассмеялись. Бульдог покраснел, глаза его бешено сверкнули, как у собаки на привязи.
– Пойдем разобраться надо, – прошипел он.
– Ну, Бульдог! Ну, смотри, – говорил Кошкар, вставая и улыбаясь, довольный произведенным эффектом, от своей, как ему казалось остроумной шутки, над незадачливым парламентером. Но, подойдя к столу, за которым расположились «Фогелевские сайгаки», настроение у Кошкара безнадежно испортилось. Испортилось оно, отнюдь не, потому что он испугался и опасался вызвавших его на разбор парней, или же сомневался в своей правоте. Он даже не слушал обвинения, которые выдвигал ему Мурат. Кошкара, до глубины души, возмутила мысль, сам факт, что «Фогелевские» приезжие «мамбеты», на которых он всегда смотрел с чувством превосходства, как римский патриций на плебеев и варваров, посмели ЕГО! Кошкара! Позвать на «разбор»!
– Ничего себе! – говорил Кошкар, нервно шагая из стороны в сторону, возле стола за которым расположились « Группа общественных обвинителей».
– Дожил, эти «индейцы», меня уже на разборки подтягивают! – бубнил он себе под нос, когда к нему видя не ладное, подошел Кемель.
Сайгаки собиравшиеся устроить «правилово» Кошкару приутихли. Они видели как он возмущенно, воспринял выдвинутые обвинения. Сайгаки молча стали наблюдать за Кошкаром беспрерывно ходящим из угла в угол, с каждой секундой всё больше становившимся похожим на бешеного носорога, который надо полагать в скором времени изберет себе цель.
– Ну что? Говорил я вам! – вполголоса сказал Кривой.
– Сейчас ему надоест ходить, и он нас всех, прямо здесь поломает, вместе с мебелью! Сайгаки в нерешительности молчали.
– Ты Бульдог! Ты нас всех втравил в этот блудняк! Давай сгоняй за стволом, а мы время потянем, – нарушил создавшуюся за столом тишину Кривой.
– А что ты разрулился? – начал было возмущаться Бульдог, но общественное мнение поддержало Кривого. Бульдогу пришлось повиноваться, он, несмотря на то, что довольно много выпил спиртного, сейчас легко и незаметно выскользнул из-за стола и устремился к выходу.
– Так! – обратился через некоторое время Кошкар к «Фогелевским».
– Ну, проломил Я, Вашему Уразу башку! Хотел Буле кишки на голову намотать, только нож в ребрах застрял. И что дальше? Вы с меня спросить за это пришли? Базарьте конкретно, что хотите? Или сразу валить будете?! – поинтересовался у «джентльменов» из Фогелевки, Кошкар.
Сидящие за столом «сайгаки» посмотрели на Мурата, который в этот момент ушел в тень и больше был похож на каменное изваяние Будды, вырубленной в скалах Юнган, чем на живого человека. Наступила тишина.
– Да ничего мы не хотим Кошкар, – начал миролюбиво Кривой.
– Просто наверно не стоило Булу резать, он то в принципе не, причем был, вот парни и возмутились, – закончил он.
– Это, какие парни возмутились? – спросил Кошкар у своего бывшего коллеги по боксу.
– Кому это мои движения не нравятся? Что молчите?
– Бульдогу, – ответил Кривой.
– Мы про людей говорим! Что вы ко мне этого пса присылайте? Кто из вас сейчас за эту «предяву», отвечать будет? Ты Кривой? – спросил Кошкар.
– Ты что братан я здесь вообще типа случайно оказался, – ответил тот.
– А вы? – обратился Кошкар к Мухе с Бекой.
– Мы с Кривым приехали, – ответил Бека.
– Тогда, стало быть, это ты на меня накатываешь? – обратил свой взор на Мурата Кошкар.
В это время к ним подошел Арман. Он работал на «Палубе» кем-то вроде сотрудника по безопасности, нечто среднее между «вышибалой» и охранником. Арман был парнем взрослым, ещё во время союза республик свободных, защитил звание мастера спорта по боксу. В криминальные дела он не ввязывался, хотя пользовался уважением среди бывших спортсменов, большинство которых пополнили ряды преступных группировок.
Они с Кошкаром коротко переговорили, Арман попросил, что бы они, если надумают «разбираться», покинули территорию кафе.
После того как Арман ушел, Кошкар попросил Кемеля проводить девушек, сам он был намерен разобраться с «Фогелевскими». Кемель хотел, было остаться, но Кошкар отказался, утверждая, что они с Ерланом вполне справятся вдвоём.
– Да не волнуйся ты, – презрительно произнес Кошкар. – Они уже в штаны наложили, я чувствую, этот запах дерьма, когда люди боятся! – заявил он и похлопал Кемеля по плечу.
– Если вас здесь не будет, где искать? – спросил Кемель на прощанье.
– В парке, на нашей скамейке, – ответил Кошкар.
Кемель вывел из кафе девушек, и Ардака, усадил всех в автомобиль и повёз развозить по домам. Первой было решено проводить Альбину, она не хотела уходить из кафе, без Ерлана, её снова уговаривали. В машине девушки и Ардабек, стали расспрашивать Кемеля, что случилось. Кемель отвечал туманно и неопределенно. Они отвезли Альбину, затем подвезли Айман. Кемель пошел её провожать. Площадку перед домом заливал лунный свет, было уже далеко за полночь, и вероятно, поэтому во дворе никого не было. Где-то вдалеке, в соседнем доме раздавались чьи-то пьяные возгласы. Айман повернулась Кемелю и стала прощаться, в какой – то момент они снова взглянули друг – другу в глаза. Во взгляде Кемеля была глубина и чувственность, этот взгляд манил и волновал её. На неё уже давно так никто не смотрел. Где-то рядом раздавался трель сверчка, у ночного фонаря перед её подъездом летали мухи и бабочки.
– До свидания, – сказала Айман и вошла в темный подъезд.
– Айман позвал Кемель, она обернулась.
– Можно я позвоню тебе? Из темного подъезда раздался её смех.
– Можно, но зачем!?
– Просто, – ответил Кемель.
-Ладно, до свидания, спасибо что проводил, – сказала она и побежала вверх по ступенькам.
Айман понравилась Кемелю, при этом он не испытывал угрызении совести что пытается ухаживать за спиной своего товарища за его девушкой. В их взаимоотношениях, никогда не ощущалось особой теплоты, дружба между ними, родилась скорее из социально-географической необходимости, нежели духовной. До седьмого класса Кошкар с Кемелем каждый год дрались, как принято среди мальчишек, выясняя, кто же из них сильнее. В последний раз Кемель проиграл. В тот год у Кошкара начался физический и духовный подъём, что дало ему в последствии возможность одержать ряд побед в потасовках среди сверстников. Началось это восхождение с победы над Кемелем.
Кемель тогда заканчивал шестой класс, наступил май месяц, началась жара и летние каникулы. Кошкар явился с утра пораньше домой Кемелю и заявил: «Ты на нашей улице третий после Рашида и Сани, назвал он имена ребят которые уже через год – два оканчивали школу, – в последний раз ты побил меня, я хочу быть третьим на нашей улице!». Это был вызов, Кемель не совсем был настроен на поединок, но отказываться было нельзя. Звание третьего на улице, было почти сродни обладанию поясом чемпиона ВБА по боксу, и нужно было постоянно быть готовым к тому, что найдется новый соискатель на «чемпионское звание». Они встретились через 15 минут на баскетбольной площадке автомеханического техникума, и схватились, нанося, друг – другу удары. Кемель побежал, на Кошкара и высоко подпрыгнув, нанес удар ногой. Он хотел нанести удар в голову или хотя бы в область груди, но Кошкар сгорбился, развернулся и подставил плечо. Он упал, но Кемель тоже не удержался на ногах и они, вцепившись друг в друга, начали кататься в пыли, обмениваясь ударами. В какой-то момент Кошкар оказался сверху. Кемель пытаясь вырваться, усугубил своё положение, и повернулся спиной Кошкару, который, воспользовавшись этим неудачным действием, стал наносить удары по голове, затылку, и просовывать левую руку, под шею своего противника стараясь его придушить. Из этого не завидного положения Кемель ударил головой Кошкара в лицо, и разбил ему нос. Из разбитого носа обильно потекла теплая кровь, которая стала заливать затылок и рубашку Кемеля. Однако Кошкар не обращая внимания на наносимые Кемелем удары головой, всё-таки просунул свою руку и завершил «удушение». Драка Кемелем была проиграна. После этого, Кошкар продолжил свои рейтинговые поединки. Он побил Берду (Бердибека) с соседней улицы, который был первым среди своих сверстников, после чего обратил свой взор на соседние школы. Иногда Кошкар обращался за помощью Кемелю. Он хотел подстраховаться, когда, подозревал что соперник (зачастую из другой школы) может воспользоваться ножом, кастетом или, к примеру, может прибегнуть к помощи своих друзей, превращая тем самым, «дуэль» в заурядное избиение. В тот же год Кошкар с Кемелем, занялись боксом. Кошкару, который ранее занимался вольной борьбой, бокс давался тяжело. Навыки, приобретенные им в борцовском зале, на ринге только мешали. Его крепкие, твердые плечи не могли, расслабится, он стоял на ринге, неповоротливый и «корявый», больше похожи на тяжелый кусок железобетонного фундаментного блока, чем на боксера. Удары у него были размашистыми, впоследствии (несмотря на годы проведенных тренировок) они у него сохранились. Со временем Кошкар неплохо научился передвигаться по рингу, хотя по прежнему полностью игнорировал приемы защиты, и больше «бросался» на противника. Вследствие его плотной комплекции, Кошкару обычно доставались более высокие соперники, которые на «отходе» «встречали» его прямыми ударами. Его выступления на соревнованиях, пользовались успехом у определенной категории зрителей, которые любят эмоционально яркие бои, с размашистыми боковыми ударами и скачками «галопом» по всему рингу. По прошествии времени, друзья стали с переменным успехом применять приобретенные на ринге навыки на темных улицах города Чимкента. Случалось, обирали приезжих студентов младших курсов, избивая их и отнимая деньги.
Когда Кемель вернулся на «Палубу», там уже никого не было. Как они и условились, Кошкар с Ерланом ждали его в парке, на скамейке.
– Да нормально всё, – сказал Кошкар.
– Они сами не рады были, что нас на разборки подтянули, – сказал довольный Бука.
– Стояли, сопли жевали, пока этот пёс, Бульдог с дурой не приперся, – начал рассказывать Кошкар.
– Начал собака мне в лицо стволом тыкать!
– А ты что?
– А что я? Въехал ему, промеж рогов, у него аж вся голова заискрилась! Наверно до сих пор там лежит, если они его не забрали. Вот ствол забрали, – вытащил из кармана пистолет системы Макарова, Кошкар.
– Где бакланили?– спросил Кемель.
– В сквере.
– Не добивали?
– Нет, там менты из ППС нарисовались, еле ноги унесли!
– Понятно, что – то много конфликтов у нас в последнее время, – сказал Кемель.
– В смысле? – спросил Кошкар.
– Ну, почти каждый день! Как – бы в блудняк какой не влезли, – предостерег Кемель.
– Это что братан, накат на меня? – грустно спросил Кошкар.
– Да нет, братуха! Ты же сегодня не сам начал, да и с Уразом тоже самое.
– Тогда что делать?
– Да вот думаю, может «;;дайы тама;» организовать, всё-таки дело мутим, тоже непонятно чем закончится. Выгорит, не выгорит? – выразил сомнения Кемель.
– Выгорит! Братан, если не срастётся, порвём всех! Не о чем не переживай, и победа будет за нами! – сказал Кошкар.
***
Ергали ехал за рулём своего мерседеса и мурлыкал под нос, подпевая под музыку, льющеюся из динамиков авто-магнитолы. Он был доволен. Удача опять улыбнулась ему. Чеченец обратился к нему с просьбой и вроде он уже уладил это дело. Ибрагим обещал за урегулирование конфликта новую автомашину Ваз, шестой модели. Это было очень кстати, за долгие годы безнаказанного воровства, привыкший жить «на широкую ногу» Ергали, с тех пор как Чимкентский шинный завод перестал функционировать, начал испытывать острую нехватку финансовых средств.
Он ещё мальчишкой приехал в Чимкент из Жана-Кургана, что в соседней Кзыл-ординской области, поступать в Казахский химико-технологический институт. Ергали не смог поступить в высшее учебное заведение и остался работать в городе, поначалу у сестры, что была замужем и жила вместе с мужем в микрорайоне «Север». По прошествии некоторого времени сестра помогла ему устроиться на шинный завод, где были хорошие заработки и предоставляли иногородним работникам общежитие. На заводе Ергали благополучно проработал до призыва в ряды вооруженных сил. Всё началось после демобилизации, когда он снова приехал к сестре в Чимкент под предлогом погостить, а на самом деле, сбежал от невеселых перспектив ожидавших его в родном колхозе, где родители собирались его женить и заставить заниматься фермерским хозяйством. Ергали уже пьянствовал около недели в рабочем общежитии шинного завода, когда повстречал там Мейрамбека, своего товарища с которым они три года тому назад вместе устраивались на завод. Мейрамбек был родом из Ленинского района Чимкентской области. Он был постарше Ергали, и в начале своей рабочей карьеры, они довольно тесно общались. Теперь было видно, что Мейрамбек изменился, у него появилась собственная автомашина и деньги.
Друзья отметили свою встречу в правом зале ресторана «Шымкент». Мейрамбек познакомил Ергали с друзьями, с ними было несколько симпатичных девушек. На Ергали, который почти безвылазно пьянствовал в общежитии, где они с ребятами, пили водку с пивом и закусывали овощами и консервами, стол, сервированный в ресторане, девушки, официантка что суетилась, обслуживая их заказы, и в целом вся атмосфера больших денег, произвела неизгладимое впечатление. В сравнении с ресторанной роскошью, автомашиной и квартирой которую снимал Мейрамбек, его жизнь показалась Ергали каким-то запредельным убожеством, которому нет конца и краю.… Через неделю Ергали в первый раз под руководством своего товарища пошёл в родной завод воровать жигулевские шины. Мейрамбек снабдил его деньгами, которые были необходимы для покупки баллонов внутри завода, в цеху у рабочих и на откуп охранникам или представителям правоохранительных органов, если его вдруг задержат на месте преступления.
«Вернешь, когда разбогатеешь!», – похлопывая дружески по плечу, своего счастливого товарища сказал Мейрам. Ергали довольно быстро освоился на новом поприще, чему немало способствовала, его армейская закалка и хорошее знание место расположения цехов.
С тех пор прошло много лет, за это время много что было: разборки, перестрелки, их не раз задерживала милиция. Ергали успел, женится, купить дом и машину, он даже успел, поменять свои жигули на мерседес. Но со временем грянула «перестройка», Союз Социалистических Республик развалился, и завод перестал выпускать свою продукцию. Чимкентские коммерсанты завалили местный рынок более качественными автопокрышками российского производства. «Перестраиваться», как ежедневно призывали с голубых экранов телевизоров, милые, улыбающиеся ведущие телепередач и политики не получалось. «Сайгаки» с шинного завода были на перепутье, кто был половчее, успели уже поменять профиль и пополнить ряды напёрсточников, катал и автомобильных воров. Добрая половина бывших коллег оккупировала, ШНПЗ на подступах, которому по вечерам и машину некуда было поставить.
С рэкетом, Ергали похоже тоже опоздал, везде на вещевых и других рынках уже собирали деньги бывшие спортсмены, в основном боксёры, они даже какие-то талоны продавцам выдавали. О том что бы «пододвинуть» этих последователей Майка Тайсона и Серика Кунакбаева и думать было нечего. Ергали знал, что за этими ребятами в футболках с переломанными носами, стоят люди. Большие люди! Вот и оставалось отстаивать интересы коммерсантов, возвращать «обманутым» деньги, стараясь при этом насколько это возможно максимально повышая причитающиеся «проценты». Но на этом поприще тоже уже были свои «чемпионы» и баловни судьбы. Хотя бы тот же Мейрамбек, которому пришел какой – то коммерсант и попросил продать его «Вольво – 740», тот согласился, и они сторговались за 15 миллионов. Но дело было в том, что коммерсанту нечем было заплатить, ну Мейрамбек пошел на встречу этому человеку и отсрочил платеж на месяц, только вместо 15 миллионов, тот должен был отдать 30 миллионов. Коммерсант не хотя согласился, ему нужно было делать бизнес, а вместо кредитов везде была только, инфляция. Прошло полтора месяца, а у коммерсанта опять всё не, слава Богу, товар не реализовывается, в общем как обычно, снова нет денег. Мейрамбеку это было только на руку, он «посадил» того коммерсанта на «счётчик» а по прошествии времени и вовсе «дуплет врубил», (т.е. удвоил сумму задолженности). Всего Мейрамбек в счет погашения долга забрал у незадачливого коммерсанта 70 миллионов рублей. Сумма даже так называемыми «деревянными» (т.е. рублями), по тем временам была вполне приличная, у коммерсанта опять не нашлось столько денег. Но Мейрамбек (этот благороднейший человек) проявил понимание и «гуманизм». Он согласился взять половину суммы товаром: разливное вино и спирт разошлись у него без труда, он даже заработал на этом сверху. Сейчас Мейрамбек ездил на новенькой «Вольво – 840» –ой модели и ещё у него остались средства для коммерческих сделок, помимо этого, он содержал бригаду головорезов. Весь Чимкент слышал о его бригаде, у всех его имя было на устах, словно он зарегистрировал «малое предприятие по отъему денег у населения».
– Вот воистину для кого война, а для кого мать родная, – думал, вспоминая об этом Ергали.
Он тоже горел желанием, приобщится к коммерции. Ергали даже придумал как. Он новые жигули, которые должен ему чеченец, «подарит» директору нефтебазы Габидену и будет у него брать бензин по фиксированной отпускной цене, вагонно – цистернами. Бензин у него будут забирать киргизы, которые будут с ним расплачиваться наличными деньгами или производить предоплату на счет. С Габиденом он в принципе почти договорился. Это пусть такие сопляки как Кошкар, ночи не спят, и бензин канистрами «на горбу» таскают, грыжу на позвоночнике зарабатывают. Много его на горбу натаскаешь! Как же, держи карман шире! Да ещё всю дорогу всем «отстёгивать» надо.
Ергали приехал к Ибрагиму они тепло, обнявшись, словно родственники, которые долго не виделись, поздоровались.
– Ну что отдал деньги Абаю? – спросил Ергали.
– Нет, – ответил чеченец.
– Почему!? Надо вернуть Ибрагим! Я пацанам обещал, – начал было Ергали но его перебил чеченец.
– Три раза ходил, – возмущался он. – Никого нет дома! Соседи, не знают! Никто не знает, – продолжал говорить он. Ергали слушая его, призадумался. Затем они сели в его машину и решили отвезти деньги кому– нибудь из парней. Но почему-то ни Кошкара, ни Кемеля дома не оказалось. Было жарко и, заехав по пути в кафе, освежится, и пропустить кружку другую холодного пива, они от знакомых ребят услышали подробности произошедшей потасовки на «Палубе».
– Ладно, не переживай, – успокоил Ибрагима Ергали.
– Ты лучше давай тачку поскорее гони, всё «ровно» будет, – сказал он напоследок.
***
Жертвоприношение решили принести в доме у Кошкара. Мама Кошкара Хадиша, работавшая преподавателем в химико – технологическом институте, суетилась у очага установленного во дворе частного дома. Кошкар с Кемелем возились с жертвенным бараном. Ержан с Ерланом нарубили дров и теперь начали во дворе устанавливать столы, состоящие из не струганных деревянных досок, сбитых между собой гвоздями. Все старались, словно хотели, что бы кто-то на небесах, если Он вдруг наблюдает за ними своим «всевидящим оком», отметил и вознаградил их за старание. Кемель придерживал связанного барана за ноги, Кошкар оттянул голову животного и остро наточенным ножом перерезал горло барану. Кровь из горла овцы, обильно брызгая, полилась в предварительно вырытую яму. Кемель высвобождая, развязал аркан, которым были стянуты ноги животного. Баран забился в предсмертной агонии и затих. Голова барана с бессмысленно застывшими глазами смотрела на небо. Далее разделкой туши занялся специально приглашенный для этой цели сосед Улык. Он за 15 – 20 минут освежевал и разделал тушу барана.
Ближе к обеду стали стекаться приглашенные гости, в основном состоящие из соседей близлежащих домов и родителей ребят. Пришли отец Кемеля, мать Ержана, и прямо с рынка, где она торговала продуктами, тяжело дыша, добралась мать Ерлана. Привезли на машине из центральной мечети муллу, и усадили за стол. Ещё не все приглашенные прибыли и дожидаясь, остальных пришедшие, стали пить чай.
Мулла чинно сидит во главе стола, пьёт чай и беседует. Он рассказывает, собравшимся за дастарханом людям, законы шариата, поясняя при этом, что воровать плохо, деньги давать «на вырос», (под проценты) плохо, приводит примеры, описанные в хадисах о жизнедеятельности пророка Мухаммеда. Все слушающие муллу согласно кивают головой. Далее он продолжает свою агитацию и говорит, что если главное дело относительно Аллаха есть молитва, то относительно ближнего – милостыня, все опять кивают головой. Люди сидят за столом в тени деревьев, спокойные, умиротворенные, слушают проповеди муллы и пение птиц. Тётя Хадиша приносит к столу приготовленный Улыком ароматный плов с изюмом.
Мулла начинает читать молитву, призывая Всемогущего, он старается, читает долго и с выражением, однако Божественного присутствия по-прежнему за столом никем не ощущается. Приступают к трапезе. Все приглашенные начинают, не разгибая спины, трудится за столом, орудуя ложками, вилками, а кто и пятерней во славу Аллаха. После окончания обеда и пожеланий здравия и исполнения желаний, высказанных муллой, гости начинают, расходится. Кемель сопровождает муллу к машине и дает ему 20000 тысяч рублей, Хадиша передает пакет, наполненный продуктами со стола.
Кошкар посадив в машину муллу, уже выехал за поворот, когда им навстречу попалась машина Ергали. Хозяева автомашин в лучших бандитских традициях тех лет остановились на проезжей части и, не обращая никакого внимания на то что, они мешают передвижению другого автотранспорта, принялись приветствовать друг – друга и решать свои дела.
– Да возблагодарит вас Всевышний, и исполнит ваши пожелания, – сказал Ергали, который уже слышал про жертвоприношение.
– Спасибо, спасибо, пойдемте в дом, – пригласил Кошкар.
Ергали с Ибрагимом вежливо, сославшись на дела, отказались. Они поведали Кошкару что уже второй день ищут Абая, что бы вернуть долг, но не могут его найти.
– Ты бы не мог передать Абаю деньги, – сказал Ергали и сунул сверток с деньгами в руки Кошкара. Они оба глядя друг на друга, улыбались. Их улыбки напоминали оскал хищных животных. Кошкару даже разворачивать сверток не было необходимости, он на ощупь понял, что в свернутой газете одна пачка.
– Сколько здесь? – спросил он.
– Десять штук.
– Мало.
– И сколько же ты хочешь? – спросил негромко и с каким-то интересом Ергали, словно он и в самом деле собирался прямо на месте отсчитать наличные.
– Двадцать штук, и то исключительно из уважения к тебе братан, – сказал Кошкар в этот раз, улыбнувшись шире.
– Ты братишка не борзей, взял десять штук, хватает, а проценты, этого Аллах не одобряет.
– Давай оставим Аллаха в покое, тем более твоего чеченца ни я, ни Абай не уговаривали брать деньги под проценты, короче пусть платит и всё, – начал кипятится Кошкар. Не известно чем бы в дальнейшем всё закончилось, но в спор вмещался мулла. Вокруг них уже начали собираться прохожие. Мулла призвал всех к миру, и тем самым не дал разгоравшемуся спору перейти в конфликт, но стороны уехали не удовлетворенные. Они условились встретиться после завтра, за городом, где им никто не помешает, и они смогут окончательно решить все вопросы.
Ергали отвез Ибрагима домой и от него, сразу же позвонил своему другу Мейрамбеку и договорился с ним о встрече. При этом он ввел в курс чеченца, что в связи с новыми обстоятельствами, услуги его подорожали и Ибрагим должен ему уже две автомашины. Ибрагим пробовал возражать, он говорил, что услуги Ергали обходятся ему дороже, той суммы, которую от него требовал Кошкар!
– Ну, тогда иди к этому Кошкару, – предложил Ергали.
– Это я хожу, жду, когда ты эти тачки из России перегонишь, а Кошкар он как узнает, он тебя как липку обдерет. Ты что думаешь, я у тебя, вторую машину для себя прошу! Не понял что-ли, кровью пахнет! Надо парней собирать, – сорвался на крик Ергали. В нем сказалось нервное напряжение которое он испытал недавно на улице. Практический мулла очень выручил его и помог «сохранить лицо». Кошкар был очень близок к тому, что бы затеять потасовку прямо на улице и покалечить его, Ергали. Подробности этого дела стали бы известны «широкой общественности» и его авторитет бы сильно пошатнулся. А если завтра, при помощи Мейрамбека ему удастся поставить на место этого зарвавшегося фуцана, то это будет нормально. Это, конечно, может и не совсем «по понятиям», но победителей не судят! Да и кто сейчас по этим «понятиям» живет? Каждый норовит «воровской закон», повернуть, так как ему это выгодно. У всех есть своя корысть!
По прошествии нескольких часов они с Мейрамбеком встретились в кафе «Ак – Бастау», которое находилось в помещении банка с одноименным названием. Ергали выбрал это кафе не только потому, что здесь хорошо готовили, а скорее, потому что в глубине зала начинался коридор с отдельными комнатами. Можно было переговорить, не опасаясь, что кто – нибудь невзначай может подслушать разговор.
Надо сказать, что Ергали свой «авторитет» в преступном мире города Чимкента завоевал не вследствие совершения им каких – то кровавых, леденящих кровь, преступлении, а благодаря некоему воровскому «фарту». Ему действительно часто везло, и он считался одним из лучших «бомбардиров», среди «сайгаков» шинного завода, ко всему прочему Ергали в своё время был довольно щедрым, и никогда не жалел денег, для своих менее удачливых коллег. Конечно, у него и ранее случались конфликты и «разборки», но он обычно всегда старался их решать «мирно», привлекая на свою сторону признанных авторитетов. К Мейрамбеку за помощью он не раз обращался и до этого случая.
Они пили холодное пиво, дожидаясь, когда приготовят и принесут горячие блюда. Ергали уже вкратце обрисовал Мейрамбеку ситуацию, кое – что тот и сам слышал. Это был крупный мужчина с широким лицом и узкими глазами. В молодости он был мускулистым и подтянутым, сейчас его тело заплыло жирком, но, несмотря на это он до сих пор увлекался «к;кпаром», и содержал у себя в ауле скакунов, для этой национальной народной забавы.
Сейчас Мейрамбек молча слушая своего товарища курил, он прекрасно понимал, что Ергали взялся отстаивать интересы чеченца, отнюдь не только из чувства «интернационализма». Мейрамбек ждал, сколько ему предложат.
– Если всё ровно будет, тачку откачу, – пообещал Ергали.
– Тачки разные бывают.
– Новую шоху!
– Когда? – зажглись глаза у Мейрамбек.
– В течении месяца, – пообещал Ергали.
– Ты что гонишь?! Скажи ещё на следуюший год? – возмутился Мейрамбек.
Ергали понял что Мейрамбек согласился, у него стало легче на душе, хотя он и не сомневался в друге. Принесли горячее, они выпили, обсуждая детали предстояшей «стрелки». Оба от выпитого спиртного немного расслабились, и к предстояшей встрече с Кошкаром, отнеслись не совсем серьёзно, посчитав что ребята завтра при виде Мейрамбека с «бригадой» на конфликт не пойдут. Всё закончится на месте и если даже Кошкар не станет извинятся, то всё равно они «договарятся» и всё закончится мирно.
На следующии день после проведенного жертвоприношения, друзья ближе к обеду собрались у Кошкара дома, обсудить создавшуюся ситуацию. Тётя Хадиша была на работе, ребята сидели во дворе курили марихуану и пили пиво. Они уже выкурили папиросу начиненую местной коноплей «индюхой», и закурили обычные сигареты.
– А где там за «самолётом»? – спросил Ержан, уточняя у Кошкара место предстоящей встречи с Ергали. «Самолетом» в народе, называли кафе открытое внутри настоящего, но списанного самолёта, установленного за городом, возле ипподрома, напротив ресторана «Кайнар». Эта железная крылатая машина долгие годы предстовляла собой првинциальную достопримечательность города. На фоне «от летавшего своё» пассажирского самолёта, сфотографировалось не одно поколение счастливых чимкентцев, в день своего бракосочетания. С этих символических в чем – то фотографии, обычно всегда смотрели улыбающиеся люди, словно собравшиеся совершить совместный полёт, к месту своего сваденого путешествия. Ко времени описываемых событии ни кафе, ни ресторан «Кайнар» уже не работали.
– За тем местом, где два месяца тому назад Керима сожгли вместе с машиной, я знаю, – сказал Кошкар объясняя, присутсвующим где находится место предстоящей «стрелки». Подобная справка, никому из парней оптимизма не прибавила. Все замолчали.
– Может замнем, это дело, – нарушил возникшую тишину Ержан, глядя снизу вверх на Кошкара. Он сидел на корточках и курил сигарету, его глаза под воздействием наркотиков сузились и покраснели.
– Ергали нас за город, к «самолету» приглашает наверное не для того что бы там сфотографироваться на память! Не говоря уже о деньгах, – сказал он.
– Они просто так остальные бабки не отдадут, – согласился Ерлан.
– Они это кто? – спросил Кемель, он обрашался ко свсем.
– Кого Ергали подтянет, у него же своей бригады нет, один же он не приедет?
– Да скорее всего своего лучшего друга Мейрамбека, я тут думал, заметил при разборах, там где Мейрам, Ергали не всегда, но там где Ергали всегда и Мейрамбек, – сделал заключение Кошкар.
– А у Мейрама то пацаны, весь город знает! – опасливо сказал Ержан.
– Сколько у них стволов? – спросил Кемель.
– Хватает, здесь в городе человек шесть – семь, при желании он ещё с родного колхоза столько же может пригнать, – сказал Кошкар.
– Да ты чё! – воскликнул Ержан. Он поднялся на ноги, его одурманенные глаза от услышанных новостей широко раскрылись.
– Смотри, – сказал Кемель обращяясь к Кошкару, – только что у него глаза как у тунгуса были, а теперь шары на лоб полезли, до чего переволновался.
– Да не волнуюсь я, только четырнадцать, пусть даже десять человек это очень много.
– Ну их здесь в городе меньше, говорю же человек шесть – семь, – сказал Кошкар.
– Успокоил! Может не будем с ними конфликтовать? Целее будем! – сказал Ержан обращаяясь к Кошкару.
– Что так и будем молча сносить, как они к нам в карман залазиют? Так разок согнёшся, в следуюший раз, об тебя вообще ноги вытерут, – ответил ему Кошкар.
– Давай к Кубинцу обратимся, – предложил Кемель. Кошкар согласился с предложением Кемеля, но всё же они решили определить, растановку сил и вооружения. На место встречи было решено ехать на машине Кошкара, у них было два пистолета, включая тот что Кошкар забрал у Бульдога. Была ещё одна граната РГД-5, которую было решено дать, после короткой инструкции по применению, Ерлану. Кошкар с Кемелем должны будут вооружится пистолетами. Ержану к его удовольствию огнестрельного оружия не достовалось. Кошкар обещал переговорить с Багдадом – Кубинцем и заручится его поддержкой. В какой – то момент всем показалось, что всё ещё наладится, Кубинец человек в преступном мире города авторитетный и разрешит их спор с Ергали, не ущемляя их интересов. Кемель развернул принесенный с собой пакет, свернутый из газеты. Внутри была высохшая зеленная трава с редкими зернами, та самая «индюха» которую они только что покурили. Все присутствующие начали сворачивать себе пакетики и насыпать в них предложенной марихуаны. Ребята при этом старались шутить, но чувствовалась, некая нарочитость высказываемых шуток, словно они за смехом и улыбками хотели скрыть, волнение и всё возрастающий страх, сжимающий их изнутри. Кошкар старался всяческий как-то всех приободрить и бросил на всё ещё развернутый пакет с анашой пачку денег.
– Завтра тяжелый день, сегодня отдыхаем! – объявил «господин директор» выходной, отменив «физическую повинность» на нефтеперегонном заводе. На прощанье, они все крепко обнялись с Кошкаром, который остался, дома отказавшись идти гулять с «подчиненными», со славшись на «дела государственной важности», что ему ещё нужно успеть переговорить с Кубинцем.
Кемель, Ержан и Ерлан выйдя от Кошкара, поехали в пивную, что находилась под «Палубой». Кемель немного побыв с ребятами, покинул их, сославшись на неотложные дела. За столом остались Ержан с Ерланом.
– Что – то тоска такая, пьём, анашу курим и ничего не берет, будто только ещё больше трезвее становлюсь, – поделился Ержан снедаемым его беспокойством.
– Да радости никакой, может завтра уже кого – то из нас не будет, – согласился Ерлан. Они какое -то время посидели молча, словно на похоронах.
– Нет, так не пойдет. Нужно гнать эти мрачные мысли! Кошкар Кубу найдет, он вместе с нами на стрелку подъедет, и всё будет ровно. Мейрамбек какой бы он крутой не был, на Багу – Кубу не попрёт! Да давай забудем обо всём, оттянемся, как следует, лаве есть! Надо каких – нибудь тёлок снять, – через некоторое время предложил другу Ержан.
– Кого приглашать-то будем? – спросил Ерлан.
– А давай эту, твою подругу вот с такой задницей, – сказал Ержан, раздвигая руки во всю ширину, словно собирался куда-то лететь.
– Альбину что – ли? – спросил Ерлан и они вдвоём весело рассмеялись. Также шутливо переговариваясь, они вышли из кафе и направились к стоянке такси.
Тем временем Кемель, покинув друзей, направился к телефону автомату, он хотел, встретится с Айман. Но на его телефонный звонок в квартире девушки никто не поднимал трубку. Кемель знал, что Айман учится в институте и что у неё скоро должны закончиться занятия, но где её искать в институте он не знал и решил подождать девушку возле её подъезда. Айман жила в доме напротив, где проживала её подруга Альбина. Сидя на скамейке и прячась за густыми зарослями растений, Кемель увидел своих друзей. Они были пьяны. Видимо всё – таки выпитое спиртное и принятые наркотики, несмотря ни на что возымели свое обычное действие на человеческий организм. Ержан стоял, опираясь на дерево что, росло посреди двора. Ерлан стоял возле подъезда и кричал, вызывая девушку на улицу. Альбина выглянула из балкона и что – то ответила им. Вскоре она показалась из подъезда. Девушка была уже одета, видимо она ждала друзей. Вся троица отошла в сторону от дома, чтобы не привлекать к себе внимание соседей. Они о чем-то разговаривали, смеясь и улыбаясь, друг – другу. Ерлан обнял девушку сзади и ненадолго прижал к себе, затем он с этого положения поднял её и опустил на землю. Альбина негромко вскрикнула и начала несильно бить Ерлана по рукам, пока он не разжал их. Тем временем Ержан схватил её за руки, затем перехватил за шею, стараясь при этом наклонить её голову вниз, и начал приподнимать своё колено, изображая удар. Похоже, девушке нравились эти игры, Альбина не сильно сопротивлялась, разве что иногда негромко визжала и, смеясь, наносила несильные удары. Ерлан снова схватил её за руки, заломил их, и немного наклонил девушку вперёд. Альбина довольная смеясь, вырвалась от него, после чего, они все втроем направились в сторону остановки.
– Что она там на свою задницу понавешала? Железки какие-то и зачем ей это надо? И так от трахают, – сказал Кошкар, который появился перед Кемелем словно вырос из под земли. Кемель наверное бы подскочил на месте от неожиданности, если бы не расслабляющее действие принятых наркотиков и алкоголя. Альбина была в джинсах, позади которых висели какие-то блестящие цепи и кругляшки, вся троица, не оборачиваясь, удалялась в противоположенную сторону.
– Что с ними не пошёл? – спросил Кошкар, видимо решивши, что Кемель только сейчас отошёл от друзей.
– Да что-то тяги нет, запарился на их брачные игры смотреть, – сказал несколько растерявшийся, Кемель.
– Я к Багдаду заезжал, нет никого дома, думал через часок снова заехать, хотел Айку вытащить что – то никто на телефон не отвечает. Ты здесь будешь? Я поднимусь в квартиру, если что давай Кубинца вместе поищем, – предложил Кошкар. Кемель согласно кивнул головой, он знал, что в квартире у Айман никого нет.
Они до темноты проездили по городу в поисках Багдада, но так и не нашли его. Время уже близилось к полуночи, когда Кошкар предложил заехать в «катран». Друзья в это время проезжали, по «Карлухе», как в народе называли эту улицу, которой когда-то коммунисты дали имя немецкого мыслителя и основоположника исторического материализма Карла Маркса.
– Это здесь недалеко, он там иногда играет, может, завис там, – сделал предположение Кошкар.
– Он что катает? – безразличным тоном спросил Кемель, у которого уже начинала болеть голова, и порядком утомили безрезультатные поиски.
– Типа того, иногда бывает, только по-моему он больше в асычки играет. Они подъехали ничем не примечательному с виду одноэтажному дому, который со всех сторон опоясывал бетонный забор.
Хозяин катрана Расих, татарин по национальности, не плохо знал Кошкара, который как – то умудрился и здесь затеять потасовку. Они поздоровались и зашли в дом. В двух комнатах уже играли.
– Вдвоём будете играть или кто – то ещё подойдет? Кости? Карты? – начал предлагать хозяин заведения.
– Расик в общем-то мы не катать заехали, мы Кубу ищем, – сказал Кошкар.
– Давненько не видел, был, кажется, на прошлой неделе, – ответил хозяин, явно теряя к ним интерес.
– Что пойдете тогда? – спросил он
– А кто играет? Из наших пацанов кто есть? – спросил Кошкар.
– Нет никого, только Башка не давно пришел, в той комнате с какими – то приезжими коммерсантами мослы кидает, – ответил Расих.
– Во, во позови его, – попросил Кошкар.
Минут через пять, видимо доиграв партию, из комнаты в холл, где в креслах за журнальным столиком расположились, Кошкар с Кемелем вышел рослый молодой парень с шишковатой большой головой. Все друг, с другом обнявшись, тепло поздоровались. Ещё и полугода не прошло с тех пор, как они все вместе под началом Багдада – Кубинца «ходили» на завод «таскать» автошины.
«Башка» было прозвищем, полученным молодым парнем, отнюдь не за выдающиеся умственные способности, как могло бы может кому-нибудь показаться на первый взгляд. «Башкой» его прозвали, за большую форму головы, причем со временем ударение в слове поменялось, и все обращались Башка, ставя ударение на первый слог.
– Что поиграть пришли? Давайте если что, вместе сыграем. Там одни лохи из Сары-агача сидят, подыграйте, выигрыш пополам. Жизнь игра, – предложил этот «новоявленный Сократ». Он, будучи в группировке у Кубинца, ничем особенно не выделялся, был в меру ленив и бездеятелен. Кошкар посмотрел на его босые как у древнегреческого философа ноги, потертые вылинявшие джинсы и несвежую футболку, которые заменяли, ему стары хитон.
– Нет братеела, мы Кубу ищем рамсы у нас с Ергали, – начал обрисовывать ситуацию Кошкар.
– Что за тема? – заинтересовался Башка. Кошкар изначально почувствовавший, что Башка нуждается в деньгах, увидел возможность, заполучить ещё один «ствол» и решил привлечь его на свою сторону. Они все закурили, к ним подошел Расих и спросил, будет ли Башка продолжать игру?
– Да, да, буду, пусть подождут у меня серьёзный разговор, – сказал он, продолжая слушать, излагаемую суть конфликта. Между тем Кошкар довольно подробно, (в более выгодном для себя свете) обрисовал возникшую ситуацию. С его слов, эта в общемто банальная история из жизни чимкентских сайгаков, стала временами напоминать приключенческий роман Вальтера Скотта. Кошкар, этот «новоявленный акын», (бард и сказитель современного народного эпоса), рассказывал как Ергали с Мейрамбеком, словно Фрон де Беф с Брианом де Буагильбером подло захватили коммерсанта Абая в полон, и пили у него каждый день кровь пивными кружками. У внимавшего рассказчику Башки, в ходе слушания этой «романтической» истории, начали появляться некоторые подозрения. Главным образом о том, что Кошкар с Кемелем это вероятнее всего, восставшие из пепла Робин Гуд с доблестным рыцарем Айвенго, которые без сомнения вернулись на землю, только для того, чтобы восстановить на ней справедливость и защитить обманутых и обездоленных от жадных и трусливых Ергали и Мейрамбека.
– Короче мы правы! Если что завтра ещё десять штук с них снимем! – бодро закончил Кошкар. Башка слушал этот занимательный рассказ, но, похоже, его терзали какие-то сомнения, он молчал и вроде как ждал дальнейшего продолжения этой «замечательной истории». Упомянутая в рассказе сумма без сомнения произвела на него положительное впечатление.
– Ты Багдада не видел? – спросил у Башки до этого не принимавши участия в разговоре Кемель. Кошкар с Башкой вместе повернулись к нему, словно возвращаясь из какой – то сказочно прекрасной виртуальной реальности, в пропахши сигаретным дымом катран.
– Нет, здесь его нету, да и в городе его тоже нет, говорят, он в Алма-Ату уехал, на разборки.
– Что за разборы? – поинтересовался Кошкар.
– Не знаю точно, говорят алмаатинцы, какие – то рамсы попутали, не по теме движения мутят, ну якобы Кубинец поехал их «крышу» предупредить, – ответил Башка.
– И давно он уехал? Может, его уже похоронили там! – недовольно спросил Кошкар.
– Да не знаю я, но в городе его точно нет. Я сам на днях искал его, срочно лаве нужно было. В принципе они мне и сейчас нужны, – ожидающе взглянул на Кошкара Башка.
– И много тебе надо? – спросил «английский лучник Локсли».
– «Я прошу для себя как для философа, отдавшего много сил воспитанию афинских граждан, пожизненный обед на общественный счет в Пританее и пять тысяч мин, – сказал Сократ».
– «Пять тысяч мин это слишком много, не говоря уже об обедах за казенный счёт! – сказал прижимистый английский фермер». Они помолчали.
– «Так уж и быть! Я дам тебе тысячу золотых, если ты пойдешь с нами завтра на штурм замка «Фрон де Беф», – предложил Робин Гуд».
– «Мало», – сказал Сократ.
– «Нормально», – сказал Робин Гуд.
– Хорошо, только сейчас оставь мне 200 баксов, а то на нулях совсем – взмолился «философ», которого похоже покинули последние сомнения. «Добрые друзья», оставили Башке двести долларов, и вышли из катрана. Башка пообещал подъехать к пяти часам вечера, домой Кошкару, откуда они собирались выезжать на встречу с Ергали.
Пока Кемель сопровождал повсюду своего друга, его ждали. Ждала его Айгуль. Они уже несколько дней как не встречались с Кемелем, и девушка искала его. Она звонила ему, но его не было дома. Теперь Айгуль, невзирая на позднее время, стояла не далеко от его дома и решила, во что бы то ни было дождаться его. Она была беременна от Кемеля, узнала девушка об этом совсем не давно. Об этом никто ещё не знал, беременность пугала девушку, она не знала, что ей делать и как быть. Время перевалило далеко за полночь, фонари на улице не горели, она одна в ночи сидела на скамейке, устремляя свой взгляд в редких прохожих. Айгуль ждала. Ждала, жадно и напряженно вглядываясь в темноту, наивно ожидая, когда же из окутавшей землю ночной мглы появится её «счастье». Вскоре оно появилось. «Гордый носитель беспощадной стихии», как обычно к окончанию своего рабочего дня был «подшофе». Они обнялись и слились в долгом, пьяном поцелуе, его липкие руки блуждали по её жаждущему любви и тепла телу, большей частью сжимая крепкие ягодицы девушки. Кемель во время этого поцелуя даже подумал, не продолжить ли им начатые ласки где – нибудь в укромном местечке, к примеру, в парке или же поближе в заднем дворе автомеханического техникума…. Но Айгуль отодвинулась от него, и стала расспрашивать, он односложно отвечал. Она, похоже, хотела что-то ему сказать, но затем передумала. Они сели на скамейку, и Айгуль снова приникла к нему. Он видел, что она хочет ласки, проявления нежных чувств, и обещаний в вечной как египетские пирамиды, любви. Однако ни любви, ни нежности Кемель в себе не ощущал. Видимо в нем сохранились только инстинкты, слабое шевеление которых он почувствовал во время поцелуя, но это тоже продолжалось недолго. Кемель чувствовал себя как бездомная беспородная собака, что излазила за целый день все помойки в городе в поисках съестного и сейчас хочет лишь одного, спать.
– Отчего то я сильно волнуюсь, сама не знаю почему, сердце так и колотится, – сказала, Айгуль взволнованно глядя на Кемеля.
– Это всё от усталости, пройдёт – успокоил он девушку. Какое – то время они сидели просто обнявшись.
– Я хочу, есть, – сказала Айгуль, она не ужинала, и очень проголодалась.
– Что поедем куда – нибудь перекусим, – без особого энтузиазма предложил Кемель.
– Нет, ты, что уже поздно, дома чай попью, – сказала девушка.
– Да поздно, тебя не ищут? – спросил Кемель.
– Кемель ты меня любишь? – спросила Айгуль.
– Люблю, а что ты спрашиваешь?
– Ты же не говоришь. А мы поженимся?
– Конечно! Мы обязательно поженимся. Ты только школу закончишь, и мы распишемся, – пообещал Кемель. Они ещё немного посидели, после чего он проводил её до ворот дома. Айгуль видела, что Кемель устал и несколько раздражен, поэтому не стала говорить ему о своей беременности, решив про себя что, сообщит об этом при более благоприятных условиях. Кемель оставив её у ворот дома, повернулся, было, чтобы уйти, когда она его снова позвала. Он раздосадовано обернулся, собираясь грубо ответить ей, но Айгуль крепко прижалась к нему и поцеловала его. Она обнимала его и не хотела выпускать из своих объятии, она сама удивлялась своему поведению, но ничего не могла с собой поделать. Кемель от столь бурных проявлении нежных чувств, несколько растерялся, вся его агрессивность, усталость куда-то подевались и он по своему истолковывая поведение своей девушки, полез, было руками под подол халата, но она убрала его руку и молча заплакала. Кемель от этого опешил и начал спрашивать, в чем дело. Айгуль и сама не понимала, что с ней происходит, она просто крепче прижималась к Кемелю и не хотела его никуда отпускать…
***
На следующий день к пяти часам вечера вся компания, как и условились, собрались у Кошкара дома. Вскоре к ним присоединился Башка, он принёс с собой «обрез» переделанный из обычной двустволки. Несмотря на все «хирургические операции», по «кастрации ствола» и «полной ампутации приклада», предпринятая попытка, пока никому неизвестных «оружейных мастеров», сделать из охотничьего дробовика, красивый гангстерский пистолет, потерпела явную неудачу. Обрез в руках у Башки по сравнению с ПМ – ми Кошкара и Кемеля выглядел почти так же громоздко и нелепо как «Царь пушка» в сравнении ручными гранатометами.
– Ну, всё! Хенде Кох! Спасайся, кто может! – обрадовался, при виде вооружившегося обрезом Башки, Кошкар.
– Ты, с какого оружейного музея утащил этот экспонат?! – спросил Кемель.
– Сами же просили ствол захватить, – недовольно говорил Башка, – я мог бы и не брать, – возмущался он.
– Нормально, всё нормально, оно стреляет?! – спрашивал насмешливо Кошкар.
– Нет, я взял её вместо монтировки, на случай если война затянется, наступит зима, и кончатся патроны, – старался шутить Башка.
Встреча была назначена на семь вечера, после шести все собравшиеся взяв с собой оружие, выехали на автомашине Кошкара за город в направлении ипподрома.
В машине все молчали. Кемель бесконечно зевал, сжимая в руке пистолет, который казался ему маленьким и тяжелым. Ержана похоже слегка знобило.
– Надо было грамм по сто тяпнуть, – сказал Кошкар, поглядывая на него.
– А что в машине нет? – спросил Ержан, несколько оживившись.
– Нет.
– Может, остановимся возле киоска, возьмем «ботл» как раз по стопарику всем, – предложил Ержан.
– Опоздаем, потом вдруг ГАИ – шнеки остановят, от нас водкой разит. В салоне полно оружия! – отказался Кошкар. Ержан не стал настаивать. Вскоре они подъехали к условленному месту. Не успели они, как следует перекурить, как показались заворачивающие с трассы, заезжая в поле, поднимая дорожную пыль автомашины противоборствующей группировки. Ергали с Мейрамбеком приехали на двух машинах, и остановились метров за тридцать, не доезжая до них. Поле было большое и хорошо просматривалось со всех сторон.
– Ну что пойду я переговорю с ними, – сказал Кошкар, втаптывая окурок в землю. Он не выглядел сильно потерянным, но вместе с тем вся его обычная агрессивность и уверенность в себе куда – то подевались. Между тем с той стороны к ним направились Ергали с Мейрамбеком.
– Их двое, давай я пойду с тобой, – предложил Кемель, он уже перестал зевать, однако был какой – то вялый и сонный.
– Не надо у тебя ствол, лучше пусть Бука идёт, – сказал Кошкар.
– Если что сразу падайте на пол мы шмалять начнем! – сказал Башка который выглядел более уверенным по сравнению с другими. Кошкар снял пистолет с предохранителя и сунул его за пояс брюк, рубашку он намеренно не заправил что бы полы безрукавки скрывали оружие. Ерлан положил гранату в карман брюк. Он в своем роде подготовился к предстоявшей «разборке», надев старую клетчатую рубашку и уже ставшие тесноватыми джинсы, из переднего кармана, которых оттопыривалась граната, словно он только что набрал в карман брюк, яблок из соседского сада. Их оппоненты выглядели более респектабельно. Они были в тонких летних костюмах зелённого цвета, которые недавно вошли в моду. Кошкар с Ерланом и Ергали с Мейрамбеком сошлись в предполагаемом центре поля для переговоров.
– Да чего там базарить! Стрелять их надо, – начал проявлять неожиданную агрессивность Ержан, его всего трясло, он не мог унять нервную дрожь и был близок к истерике.
– Надо стрелять, пока они нас не перестреляли! – начал выкрикивать он. Они все втроём стояли возле машины, в отличии от противоборствующей стороны у которых водитель Жигулей остался за рулем машины. В общей сложности, включая, Ергали и Мейрамбека приехавших на встречу с ними «сайгаков» было семеро.
Кемель смотрел на происходящее, словно со стороны, он был до сих пор сонный, его тело тяжело двигалось, голова отказывалась соображать и думать о чём-либо. Он видел, что Ержан охваченный паникой суетится, и не мог ему ничего сказать, хотя и знал что тот, призывая к стрельбе, накаляет и без того напряженную обстановку. Кемеля вдруг пронзила острое как жало мысль, что нужно снять пистолет с предохранителя. Пока он возился с пистолетом, он услышал выстрел, затем второй, третий…. Кемель как во сне увидел падающего Мейрамбека и стреляющего по нему Кошкара. С противоположенной стороны тоже начали стрелять, засвистели пули над головами, некоторые из них попали и по корпусу машины, где они втроём до этого безмятежно стояли. Все попадали и начали прятаться от пуль, где только можно. Кошкар откатился за небольшой холмик. Ергали упал на пол и с быстротой ящерицы отползал к своей машине, за которой засели словно за бруствером, боевики Мейрамбека.
Ерлан всё никак не мог вытащить гранату из кармана брюк, наконец, это ему удалось и он, разогнув усики, сорвал кольцо и швырнул гранату в сторону машины, за которой прятались и вели огонь боевики с группировки Мейрамбека. Граната разорвалась, рядом с Мерседесом, нанеся урон автомашине, однако никто из боевиков серьёзно не пострадал. Они согнувшись, пригибаясь к земле отбежали, за вторую машину, которую ещё до начала перестрелки водитель отогнал подальше. Все ждали, что Мерседес взорвется, однако машина по-прежнему стояла и даже не загорелась. В Ерлана попало несколько пуль, и он раненый упал. Обе стороны начали перестреливаться, но огневой подготовкой никто особенно не мог похвастаться. В течении десяти – двенадцати минут, показавшимся всем вечностью боеприпасы обеих сторон были почти израсходованы. Ни та, ни другая сторона не была готова к ведению продолжительных боев.
Наступило затишье. Ергали, который окопался возле своей машины быстро пополз к залитому кровью телу Мейрамбека. Он, вероятно, хотел взять пистолет у своего павшего замертво товарища, которым тот не успел воспользоваться. Кемель направил свой пистолет на Ергали и выстрелил, раздался щелчок, патронов больше не было. Кошкар, который раньше других израсходовал весь свой боезапас, наблюдая из укрытия, и не видя иного выхода, побежал к Ергали, который уже почти достиг своей цели. С противоположенной стороны раздалось несколько выстрелов, однако ни одна из выпущенных пуль не достигла цели. Кошкар последние несколько метров преодолел в прыжке, и навалился на Ергали сверху, когда тот уже нащупывал пистолет в боковом кармане, пиджака Мейрамбека. Они вцепились и начали кататься по полу. Некоторое время обе стороны молча выжидали, наблюдая за схваткой. Кошкар уже оседлал Ергали и начал его избивать, нанося тяжелыми кулаками удары сверху вниз. Ергали лежа на спине, защищался, как мог, выставляя руки, подставляя локти и закрывая голову. Боевики, павшего Мейрамбека вначале не совсем уверено по одному, затем все вместе, выкрикивая матерные, оскорбительные слова в адрес противника, побежали на подмогу, Ергали.
Башка с Кемелем тоже побежали на выручку Кошкару. У Башки в руках всё ещё был обрез, который поначалу смутил нападавших и заставил их остановится. Однако, видя, что Башка не стреляет со своего «мушкета», на него бросился высокий рослый парень, с легкой, отливающей сталью монтировкой. Он стал наносить удары этим оказавшимся в рукопашной схватке довольно эффективным оружием. Башка стал отбиваться, обрезом, пытаясь использовать его так же как монтировку, однако после нескольких ударов это огнестрельное оружие разлетелось на куски, оставив в его руках только деревянную часть отрезанного приклада. Увидев это, парень стал с удвоенной силой наносить удары. Башка защищался подставляя руки и пытался убежать, когда получил удар по голове. Удар, нанесенный острым концом монтировки, раскроил ему лоб, кровь брызнула, словно вода под давлением и Башка упал вперед, в сторону ударившего его парня. Сайгак отринул в сторону, от падающего тела и выронил из рук монтировку, он неотрывно смотрел на истекающего кровью Башку, словно никак не мог поверить, что такое мог совершить он. Между тем, остальные бойцы из группировки Мейрамбека разделились, двое напали на Ержана, двое на Кемеля. Ержан успевший схватить монтировку, которая находилась в салоне автомашины, размахивал ею и кричал «Не подходи! Не подходи!». Кемель уже сбитый с ног, старался защититься, подставляя локти и колени, от избивавших его ногами боевиков с группировки Мейрамбека. Парень, убивший Башку, всё ещё стоял, когда над ним раздались выстрелы. Стрелял Кошкар, который, разделавшись с Ергалием, лицо, которого превратилась от полученных побоев в кровавое месиво, достал пистолет из кармана мертвого Мейрамбека. Сайгаки с противоборствующей стороны, бравшие было вверх, при виде направленного на них пистолета, блуждавшего с одной мишени на другую, бросились врассыпную. Кошкар ещё несколько раз выстрелил по убегающим, боевикам, но не стал никого преследовать. Кто – то из них добежал до жигулей, завёл машину и поехал в направлении трассы по бездорожью подальше от Кошкара у которого был пистолет. Остальные, призывно размахивая, побежали за машиной. Ержан тыкал пальцем, указывая на убегавших сайгаков, и счастливо смеясь, говорил, «Смотри, смотри, бегут падлый!», у него ниже пояса в районе ширинки темнело мокрое пятно. Но на это никто не обращал внимания. Всех охватило то недолгое, счастливое состояние, которое ещё не омрачено мыслями о будущем, когда человек радуется просто, потому что он остался жив. Враги бежали. Солнце светило, а обделавшийся от страха Ержан, истерично смеялся. Друзья начали дрожащими руками доставать сигареты и прикуривать.
На левом боку, жалко скрючившись, словно всё ещё пытаясь бежать, в луже крови лежал мёртвый Башка. Из его большого, проломанного черепа вывалились беловатые мозги. Непосредственно возле головы Башки кровь была алая, и от нее разлетались какие – то маслянистые брызги, некая жидкость, сок или мозги, смешанные с кровью. Кровь всё ещё текла, образуя огромную лужу во весь рост, его левая нога, как – то безжизненно и неестественно была вывернута.
Так уж устроена жизнь, что везде и среди людей и среди насекомых, есть свои счастливцы и неудачники. Счастливцы среди людей первыми натыкаются на золотую жилу, как насекомые, которым посчастливилось облепить свежее дерьмо. Те же из людей от кого отвернулась фортуна, первыми получают пули, что бы пасть замертво, для того, что бы на свежи труп, наткнулись первые счастливые мухи, что бы в свою очередь отложить на нем яйца. Таков неумолимый закон бытия.
Лежащего в стороне, мёртвого Мейрамбека уже облепили мухи.
Надо было уезжать, правое колесо девятки было пробито, а лобовое стекло, было украшено дырами, и отнюдь не для вентиляции салона. Кемель с Ержаном начали менять, пробитое колесо, а Кошкар на правах победителя занялся мародёрством. Он опустился перед Мейрамбеком, от которого роем, отлетели мухи и начал шарить по его карманам. Вдруг раздался стон, Кошкар подумал, что это Ергали пришёл в себя, однако стон повторился, и он понял, что стонет Ерлан, который как, оказалось, был ещё жив. Они подошли к нему, Бука был весь в крови, слабо стонал, но не приходил в сознание. Бледное лицо было обескровлено, открытые глаза мутно смотрели в небо, никого и ничего не замечая вокруг.
– Всё уезжаем, заносите его в машину, – скомандовал Кошкар.
– Ты, да он весь в крови! – попробовал было возмутится Ержан но Кошкар крикнул на него: – Ты шакал! Сейчас рядом с Мейрамом ляжешь, будете на пару мух кормить!
Они выехали на трассу. В это время автомашину с боевиками из группировки Мейрамбека, уже преследовала милиция. Случилось так, что инспекторы на посту ГАИ, обратили внимание на мерседес и шестую модель жигулей, которые немногим более полу часа тому назад на повышенных скоростях проехали через пост, в направлении дачного массива. Обратно вернулось только жигули, и опять проигнорировав команду инспектора, остановится «пролетело» на высокой скорости. Сотрудники дорожной инспекции начали преследование, нарушителей.
Это обстоятельство сыграло на руку, для Кошкара и его товарищей, они, благополучно не останавливаясь, миновали пост и поехали в направлении города. Вишневая «девятка» неслась «на всех парах», словно надеясь обмануть судьбу и ускользнуть от кружащих, над ней в поисках поживы «Гарпий».
Кемель сидел на заднем сидении машины вместе с лежащим и истекающим кровью Букой, который так и не пришёл в себя. У Ерлана время от времени, от дорожной тряски шаталась голова. Лицо его было не подвижно, глаза были открыты, однако они не видели ничего вокруг, в глазных яблоках, угадывалось какое – то движение, и от этого создавалось впечатление, что они видят картины, но уже не из этого материального мира. Возможно в это самое время, душа Ерлана окутанная серой мглой, бежала, скрываясь от Керров и Гарпий, реющих в воздухе выискивая её. Может, она испуганная и потерявшая надежду шла, блуждая через рощу голых, мертвых деревьев, пробираясь, по скользким, водянисто-бледным поганкам, которыми усыпан весь путь, до темной, ревущей реки Ахерон, где на берегу, возле белой скалы, её как молодую невесту ожидал, молчаливый паромщик.
– Что как он там, живой? – спросил Кошкар, не оборачиваясь.
– Дышит ещё, – ответил Кемель, он снова взглянул на Ерлана, это уже было лицо мертвеца, у которого отчего-то продолжал ещё биться пульс. Душа его мучительно покидала тело…
– Куда его повезём? – спросил Кошкар. Ему никто не ответил, но он и не ждал ответа.
– Наверное, в фосфорную больницу она вроде ближе всего, – сказал он, скорее рассуждая в слух.
Уже был восьмой час, они остановились напротив больницы возле открытой калитки. Медучреждение находилась внизу. К зданию вели узкие бетонные ступени. Вниз по улице находился заезд для специализированных машин скорой помощи, но никто из ребят точно не знал, где это находится и они, схватив издыхающего Ерлана, устремились к открытой калитке. Толкая друг друга, измазавшись в крови, суетясь и хватая с силой грузное, ставшее непомерно тяжелым тело, умирающего товарища, они кое – как донесли до каких-то дверей. Никто из них точно не знал это больница, или поликлиника. Дверь была закрыта. Кошкар несколько раз ударил ногой по двери, потому – что руки были заняты. Внутри здания кто – то возмущенно закричал, оповещая их что, они идут открывать. Как только дверь открылась, друзья занесли Ерлана и положили на какую – то кушетку, на которую им указала одна из медсестёр.
– Подобрали на улице, не знаем ничего, – коротко и резко ответил на все расспросы медперсонала, Кошкар. После этого они быстро покинули, помещение клиники и побежали по бетонным ступеням к машине. На ступеньках, по которым они поднимались и возле машины, остались подтеки крови. Заднее сидение машины также было в крови. Они все измазались, но больше всех в крови был Кемель. На них оглядывались прохожие. Они быстро сели в машину.
– Что куда едем? – спросил Кошкар, который уже завел двигатель.
– Домой, – сказал Кемель.
– Что будем дожидаться, пока за нами опергруппа приедет? – спросил Ержан. Ему никто не ответил, всем и без того было понятно, что надо бежать и как можно быстрее. Бежать, пока ещё по городу не объявлен план «перехват», и всем постам не розданы на них ориентировки. Бежать пока милиционеры с укороченными автоматами, проинструктированные стрелять на поражение, не начали проверять на всех перекрестках похожие машины.
– Как думаете там возле больницы никто наши номера не засёк? – спросил Кошкар.
– Да возле больницы то никто не засёк, только лучше было бы номера и лобовое стекло поменять, – сказал Кемель.
– Где его сейчас поменяешь? – недовольно буркнул Кошкар. Они подъехали к его дому и разошлись, что бы поменять испачканную одежду и собраться в дорогу. Через пятнадцать минут все снова собрались у Кошкара во дворе. Испачканную кровью одежду принесли собой в пакетах. Беглецы решили заехать домой к Ерлану, сообщить его родителям о сыне и оставить им денег. Они так и не передали те злополучные 10000 американских долларов Абаю. Было решено оставить родителям тяжело раненного товарища половину этой суммы. Всё – таки им хотелось быть людьми, а не стаей волков, одному из которых не повезло на охоте.
Они остановили машину напротив дома Ерлана, решая кому из них идти к родителям оставленного в больнице товарища. Никто из троих не хотел брать на себя эту нелёгкую миссию. Они выкурили по сигарете, так и не определившись между собой кому из них идти в дом, когда увидели мать Ерлана идущую пешком со стороны автобусной остановки. Тётя Асия видимо только возвращалась с «верхнего рынка», где торговала продуктами питания, беря их на реализацию у хозяев торговой точки. Она несла два пакета и ещё у неё была сумка, перекинутая через плечо. Асия шла быстрыми и мелкими шажками, увешенная пакетами, тяжесть которых давила на неё, отчего при быстрой ходьбе её слегка шатало в стороны. Она уже почти подошла к дому, когда ребята вышли из машины и поздоровались. Мать Ерлана обеспокоено остановилась, почувствовав что – то неладное.
Эта была рано состарившаяся женщина, измученная жизнью, вечной нехваткой денег и мужем алкоголиком. Сейчас Асия, торопилась домой, она весь день провела стоя на ногах, очень устала и хотела отдохнуть. Это многолетняя нужда, привела к тому, что Асия уже не верила, что их жизнь может когда – нибудь, изменится в лучшую сторону. Раньше она наивно надеялась на детей, на своего старшего и единственного сына Ерлана. Думала, что, быть может, ему удастся, устроится на высокооплачиваемую, постоянную работу, и он со временем поможет семье, им с отцом и подрастающим сестренкам. Но в последнее время её сын, с детства, отличавшийся спокойным, покладистым характером всё больше, тревожил сердце матери. Он развёлся с женой, лишился квартиры, а теперь и вовсе связался с «сайгаками»…
– Тётя Ася, там Ерлан в больницу попал, в фосфорную, мы только что его отвезли, – нескладно начал говорить Кошкар.
– Что случилась? Что с моим сыном!? – всполошилась женщина, словно чувствуя, что он умер. Из её рук вывалились пакеты, из которых на пол посыпались картошка, помидоры и баклажаны…
– Ничего, ничего с ним не случилось, – врал, и старался успокоить женщину Кошкар.
– Просто мы подрались с одними парнями, мы их тоже избили, нас теперь милиция ищет наверно. Вот возьмите, Ерлану на лечение, – сунул Кошкар свёрток с деньгами в руки матери, и стал торопливо прощаться. Они все быстро сели в машину и начали отъезжать.
– Где он, в какой палате!? – кричала мама Ерлана.
– В фосфорной больнице, – крикнул в ответ Кемель.
– Вы куда!? В какой он палате? – кричала им в след женщина.
Когда они выехали из города в направлении Алма-Аты, уже стемнело. Лобовое стекло на автомашине поменяли, заехав к знакомому авто – ремонтнику у которого в доме, где он проживал, была ремонтная мастерская. Одежду, чехлы от сидений испачканные кровью сожгли, заехав в парк. Всё собрали в кучу, сверху накидали сухих веток, облили из канистры бензином взятой на дозаправку автомашины и подожгли. Пламя костра взмыло вверх, словно извергающий горячую лаву вулкан. Никогда до этого им не доводилось разжигать, в парке настолько большой и горячи костёр. Он не был похож на те маленькие мирные костры, которые они, бывало, жгли, будучи подростками, по вечерам, покуривая вокруг огня сигареты и анашу. Жар горящего пламени неприятно обжигал лицо, от этого пылающего огня, едкого дыма, хотелось скорее бежать сломя голову.
***
Миновало больше двух месяцев, со времени описанных событии. Беглецы осели в Алмате, в одном из крупнейших мегаполисов страны, затерявшись среди полутора миллионного населения. Они каждые две недели меняли съемные квартиры, перекрасили и приобрели поддельные документы на свою автомашину. Вишнёвого цвета жигули, стали серыми, словно олицетворяя своим видом не завидное положение своих хозяев. Настроение у беглецов было неважное, тому способствовало отсутствие денег, и противоречивые новости, получаемые из родного города. В начале произошедшая перестрелка наделала много шуму, многие бывшие «сайгаки» были взяты под стражу, пока сотрудникам ДВД не удалось выяснить непосредственных участников бандитской «разборки». После этого Ергали (который, как оказалось, выжил) и кое -кто из группировки Мейрамбека были задержаны. Далее друзьям поступала самая противоречивая информация. Одни утверждали, что Ергали и его сообщников осудили, другие что «отпустили», но все были едины в том, что всю троицу друзей разыскивает милиция. В этом не было никаких сомнении, их фотографии изображенные на плакатах были расклеены, возле вокзала и райотдела милиции. Ерлан умер, не приходя в сознание, якобы медики утверждали, что он был уже мёртв, когда его привезли в больницу. Кто – то из их друзей говорил, что Ергали поклялся отомстить за своего погибшего товарища и убить Кошкара. Все эти новости хорошего настроения и уверенности друзьям не прибавляли.
– Надо возвращаться, – говорил Кошкар.
– Ну, возвратимся, дальше-то что? Тоже мне маршал Жуков! Враг будет разбит, победа будет за нами! Что мы со всего этого имеем? Побег да расклеенные фотографии на каждом углу! – начинал уже ставшую для всех привычной очередную истерику Ержан.
– Шакал! Не скули, заткнись, – успокаивал товарища «добрыми словами» Кошкар, обещая в противном случае, перейти к более действенным мерам воздействия.
– Надо это дело разводить, с ментами, – сказал Кошкар.
– Как ты его разведешь? – не понял Кемель.
– Молча, это же Чимкент! нужно с кем – нибудь перетереть из прокуратуры, может, посоветуют чего, да мало ли что можно придумать! Может, там этот Мейрам с Башкой и Ерланом втроём стрелялись?! А нас там и в помине не было! Развёл же как – то с ними, этот козёл Ергали, хотя если разобраться из-за него это мясня случилась, – сказал Кошкар.
– А бабки где взять? – спросил Ержан.
– Где, где? В Кзыл-Орде, не будем же теперь всю жизнь от ментов прятаться!
– Может у чечена возьмём? – спросил Кемель.
– Менты наверно только этого и ждут, я думаю, им тоже знаешь, ломы за нами гонятся. А так сами пришли, да ещё стреляк назначили, одно удовольствие, – сказал Кошкар.
– Так, где же бабло возьмём?! – задал самый мучительный и актуальный для всех вопрос Кемель.
– Вы уже спрашивали, в Чимкенте! Надо возвращаться, – сказал Кошкар.
Возвратились друзья в родной город, в машине. Похоже, их действительно никто не искал.
Они сняли квартиру на окраине города и начали подготовку к предстоящей краже. Альбина со своей старшей сестрой, проживали по старому адресу, Кошкар со своими сообщниками дождавшись, когда сестры ушли из квартиры проверили, подходят ли изготовленные ранее по сделанным слепкам ключи к дверным замкам. Ключи подходили. Что – бы предстоящая кража прошла гладко, без неожиданностей, они несколько дней подряд, вели наблюдение за интересовавшей их квартирой, уточняя распорядок дня Альбины и её сестры.
Сестра Альбины с утра уходила на вещевой рынок и возвращалась домой вечером. Альбина с утра уходила в институт и возвращалась после обеда, около 14 или 15 – ти часов. В среду, когда рынок «Евразия» не работал, сестра Альбины отдыхала, по воскресениям отдыхала сама Альбина. То, что сестры обычно по вечерам уходили гулять, Кошкара и его сообщников не интересовало, было решено совершить кражу днём, когда обитатели квартиры находились на работе и на учёбе.
Евдокия Николаевна была пенсионеркой. Она жила на втором этаже, над ней на третьем этаже жили сёстры Аида и Альбина, которые переехали в этот дом несколько лет тому назад. Евдокия Николаевна жила в этом доме давно. Эту квартиру им выделили ещё тридцать лет тому назад, после многолетней очереди, с работы покойного мужа. В этом доме вырос её единственный сын. Отношения с сыном у неё не сложились, они часто сорились и в конце – концов сын ушёл из дома и жил с какой – то женщиной. Когда три года тому назад, проживавшие над ней соседи начали продавать квартиру в связи с переездом в Россию, баба Дуся забеспокоилась, кем окажутся её новые соседи? И поначалу не очень обрадовалась, узнав, что квартиру купили сестры казашки. У казахов очень много родственников, они любят ходить в гости, наверное, будут шуметь и не дадут спокойно отдыхать, – подумала Евдокия Николаевна. Но её опасения не оправдались. Сестры жили тихо, гостей к ним приходило не больше чем к другим соседям, детей у них не было, ухажеры, бывало, приходили к ним, но баба Дуся не замечала что – бы кто – нибудь из них оставался ночевать. Летом Евдокия Николаевна любила сидеть на скамейке перед домом. Когда холодало, она время от времени выходила на балкон. Балкон у неё был застекленный и с занавесками. Она как обычно раздвинула одну из этих занавесок и снова заметила незнакомого парня. Баба Дуся видела его уже не в первый раз за последнюю неделю. Он был чужой не из их дома, и скорее всего не из их двора. Баба Дуся «всю жизнь» прожила в этом доме и знала, если не всех, то многих жителей из близлежащих домов. Этот парень иногда сидел на скамейке напротив их дома, один раз она заметила, как к нему подошёл такой же молодой парень казах, поменьше ростом, они о чем – то переговорили, и первый парень ушёл. Получалось будто они как – бы поменялись на этой скамейке. Может это воры, или грабители которые за кем – то наблюдают, – подумала Евдокия Николаевна, и вернулась в квартиру. Её эти подозрительные парни много не занимали, они сидели на скамейке перед домом напротив. Баба Дуся, включила телевизор и через некоторое время заснула.
Вскоре она проснулась, потому что замерзла, отопление в квартире было очень слабым. Баба Дуся поднялась, со старого скрипучего дивана и пошла на кухню, ставить чайник. Чаю пить не хотелось, но она включила газ плиту механический, подумав что, может быть горячий чай или же включенная газ плита согреют её. Когда она проходила в кухню, ей показалось что на верху в квартире кто – то ходит, это было странно. Баба Дуся утром стоя на балконе, видела, как из подъезда выходила Альбина и следом минут через десять вышла её старшая сестра Аида. Может, они вернулись, пока она спала, подумала Евдокия Николаевна. Она решила подняться к соседке и поговорить о том, что отопление в квартирах очень слабое, что им нужно составить акт, на котором должны подписаться все жильцы подъезда, что – бы не оплачивать за «тепло» за текущий месяц. Может быть кто – нибудь из сестёр поможет составить этот акт и возьмётся вместе с Евдокией Николаевной обойти квартиры, что бы собрать подписи жильцов, понадеялась женщина. Евдокия Николаевна накинула пальто и вышла в подъезд.
Кошкар, Кемель и Ержан в это время находились в квартире у их общей знакомой Альбины, с которой они не раз вместе веселились и проводили время. Они были увлечены поисками, ценных вещей, золота и денег. Кошкар оставил машину возле следующего подъезда, что – бы не привлекать внимания соседей. Они шарили по всей квартире, вываливая и вытаскивая содержимое полок и шифоньера. Кошкар уже нашёл в чайном сервизе золотые украшения.
– Тихо, аккуратней, – говорил он своим сообщникам, когда кто – либо из них чрезмерно увлечённый поисками сокровищ, начинал проявлять излишнюю рьяность, передвигая мебель или же переворачивая вещи.
– Деньги! – радостно воскликнул Ержан. Все ринулись посмотреть.
– Сколько?
– Полторы штуки зеленью, – Ержан всё еще держал деньги в руках.
– Не густо, – сказал Кемель.
– Нормально, надо получше искать, – сказал Кошкар.
Раздался звонок в дверь. Все замерли. Кто – то с наружи позвонил ещё раз затем, начал стучать по двери. Бывшие в квартире воры, застигнутые неизвестным, который звонил и стучал по двери, застыли на месте, словно манекены в центральном универмаге. Неизвестный, так и не дождавшийся, пока ему откроют дверь, позвонил в соседнюю квартиру. Соседи открыли, за дверью начали разговаривать.
– Ерунда, – прислушавшись, успокоил всех Кошкар. – По-моему это соседи или контролёры с тепло – транса или еще откуда-то, давайте побыстрее, пора заканчивать и сваливать, – сказал он.
Между тем за дверью стояла Евдокия Николаевна, она позвонила в соседнюю квартиру, где проживали молодые ребята студенты, которые снимали эту квартиру, из глубины комнаты раздавалась музыка и девичий смех. Открывший дверь парень сказал, что они готовятся к экзаменам, что у них нет времени и они никого не видели, акт составлять им некогда, но они могут его подписать, если в этом будет необходимость. Самого студента, похоже, низкая температура в квартире не беспокоила, он был в футболке и шортах, когда он разговаривал, от него исходил запах спиртного. Парень явно хотел быстрее «отделаться» от надоедливой соседки, и дверь захлопнулась. Баба Дуся постояла, немного в подъезде прислушиваясь, но ничего кроме музыки в соседней квартире не услышала и спустилась к себе. В квартире, выключив газ плиту, она прошла в комнату и снова услышала звуки наверху в квартире, где ей не открыли. Баба Дуся стояла в нерешительности и кто его знает, как в дальнейшем всё обернулось, если бы сверху не раздался грохот, будто кто – то упал. Виновником, шума был Ержан, который всё ещё рылся в верхней полке шифоньера, наступил на край стула и, не удержавшись, спрыгнул на пол. На него со всех сторон зашикали, после чего решили уходить. «Улов» был намного меньше, чем они рассчитывали. Миллион рублей, которые нашёл Ержан, роясь среди белья в шифоньере, полторы тысячи долларов США и золотые украшения. Они начали складывать кое – что из вещей в большую хозяйственную сумку, которую нашли под кроватью.
Евдокия Николаевна после услышанного шума, наконец, решилась, позвонить в милицию, что – бы поделится своими сомнениями, «что возможно у соседей в квартире воры». Дежурный, поднявши трубку, особого интереса к её рассказу не проявил, однако записал адрес и передал сообщение по радиосвязи экипажу патрульной машины, находившейся в это время не далеко от указанного адреса.
Кошкар уже завел машину, собираясь подъехать поближе к подъезду, что – бы его «подельникам» было удобней погрузить в машину украденные вещи, когда за поворотом показалась патрульная автомашина. Милицейское белое жигули с синими полосками по бокам медленно выплыла, из-за кустов «живой изгороди», словно акула, выискивающая себе добычу из-за подводного рифа, поросшего водорослями. Патрульная машина, тускло сверкнула на холодном осеннем солнце, своими белесыми, стеклянными фарами и направилась прямо к подъезду, из которого с минуты, на минуту должны были показаться Кемель и Ержан с украденными из квартиры вещами. Милицейская автомашина проехала мимо машины Кошкара и остановилось возле подъезда. Сердце у Кошкара неприятно екнуло. Милиционеров было четверо, один из них (водитель) остался в машине, трое вышли и направились в подъезд. Кошкар сидя за рулем машины, раздумывал, что ему делать?! Когда из подъезда, послышался шум борьбы, крики и вслед за этим показались, скрученные сотрудниками, Кемель и Ержан.
Кошкар видя, что его друзей задержали, медленно двинул машину и начал выезжать со двора.
– Падла, уезжает! Он оставил нас! – тоскливо и злобно произнес Ержан, глядя на отъезжающую машину товарища. Между тем, сотрудники патрульно-постовой службы, пристегнули задержанных наручниками и отчитались перед дежурным по радиосвязи.
– Кто ушёл то? – спросил милиционер, который слышал Ержана.
– Никто, – ответил тот злобно. Милиционер улыбнулся, ему было всё равно, они выполнили свою работу и теперь дожидались сотрудников уголовного розыска что – бы передать задержанных.
– Ничего сейчас опера придут, они вас до задницы расколют! – пообещал милиционер Ержану.
Кемеля пристегнули к лестничным перилам в подъезде, Ержана к трубе тепло снабжения у входа в подъезд. Друзьям было плохо словно попавшим в силки птицам. Им казалось, что весь мир злобно ощетинился вокруг них. Холодные неудобные наручники, любопытные и настороженно боязливые, взгляды прохожих, рассматривающих их, словно они были какими – то хищными опасными животными и мысли об ожидающих их впереди лишениях, повергли друзей в уныние. Сердце прикованного наручниками Кемеля сжалось от тоски, и на душе его, стало горько.
***
Вечером Кошкар позвонил Айман, они несколько раз до этого созванивались, хотя и не встречались. Эти редкие разговоры по телефону, были полны нежности, они тогда «ворковали» как влюбленные голубки. Айман даже как – то словно жена декабриста рвалась приехать вслед за Кошкаром в Алма-Ату и посетить квартиру «подпольщиков». Но в этот вечер у них разговора не получилось. Девушка была расстроена, ей долго пришлось, объяснятся с подругой и её сестрой, оправдываться и выслушивать оскорбления. Кошкар просил, что бы Айман поговорила с подругой, но она наотрез отказалась.
– Ты представляешь, из-за вас они мне говорят, что я якобы знала, наверное, об этом, вообще получается я «наводчица», соучастница. Какие же вы всё – таки, даже не знаю …, я не ожидала, так подло обойтись, – говорила Айман в трубку, вымещая накопившееся возмущение. Кошкар не дослушав, повесил трубку телефон автомата, он разговаривал с телефонной будки и хотел быстрее уехать. Другого выхода не было, и Кошкар позвонил домой. Мать была уже в курсе происходящего, к ней заходил отец Ержана. Кошкар сказал, что у него мало времени и назвал имя дальних родственников, где он оставит похищенное с квартиры золото, для возвращения хозяевам. Нужно было добиться, что бы Альбина с сестрой не обращались с заявлением в милицию о возбуждении уголовного дела и попробовать договориться с представителями правоохранительных органов.
После разговора с матерью, Кошкар почувствовал себя одиноко. Он был в родном городе, но боялся пойти к себе домой. Отец его отбывал срок, друзья были под следствием, любимая девушка не хотела его видеть. Его обложили со всех сторон как волка. Он раздумывал сидя в машине над создавшейся ситуацией. Взвешивал, возвращаться ли ему на снятую и оплаченную за месяц вперед квартиру, чтобы собрать там вещи и забрать документы. Успеет ли он или же его друзья уже назвали адрес оперативникам? «Уже, наверное, сдали», – думал Кошкар. «Сдали, потому что он их оставил, и если бы даже он их не оставил они бы всё равно, сдали, потому что когда менты растащат по хатам и начнут прессовать, ни за кого нельзя поручится!», – пытался оправдаться перед собой Кошкар. «Это так же естественно, как и то что, он их оставил, такова жизнь!», – думал он. Но все эти оправдания, не приносили ему облегчения, чем больше Кошкар думал над этим, тем горше и тяжелей, становилось у него на душе. Он решил «подогреть» друзей деньгами, сигаретами и передать вместе с запиской в следственный изолятор. В том, что друзей рано или поздно переведут в ИВС, Кошкар не сомневался. Набольшее у него не было возможностей. Продавать машину процесс долги и в его положении опасный. Кошкар решил не рисковать и подыскать себе другое жильё.
Отец Ержана уже предпринимал шаги что – бы освободить непутевого сына из-под стражи. Он встретился с Альбиной и её сестрой, которым уже приходила мать Кошкара, и вернула похищенные драгоценности. Алеке пришлось, долго извинятся, унижаться, выслушивая негодование сестёр, при завершении беседы он положил на стол конверт с деньгами и ещё раз попросил женщин не заявлять в милицию. Сестры отказывались принять деньги, но Алеке не смотря на возражения оставив конверт, вышел из квартиры.
Теперь настало время «улаживать дело» с представителями правоохранительных органов. Алеке поехал к своему двоюродному братишке Даулетхану, который два года тому назад, вышел на пенсию с должности заместителя начальника милиции в одном из южных районов области. Даулетхан в общей сложности проработал в правоохранительных органах, двадцать восемь лет и «ушёл» на заслуженный отдых в звании подполковника. Через год после выхода на пенсию он вместе с семьей переехал в город Чимкент, где учились и работали его дети.
– Ассаламалейкум Алеке! – сердечно поприветствовал Даулетхан брата, который был старше его на несколько лет. Подполковник в отставке был полным высоким мужчиной, с усами на широком скуластом лице, он надел сегодня специально свой лучший костюм и выглядел вполне респектабельно.
– Какой Ержан подлец! Что ему не хватало? Таких уважаемых родителей подвёл! Что встречались с кем – нибудь из них Алеке? – спросил Даулетхан когда они уже сели в его машину и поехали в райотдел.
– Нет, не успел, я встречался с этими женщинами, собирал бумаги, характеристику с института, – ответил отец Ержана.
– Э э … Алеке, – начал неторопливо говорить Даулетхан. – Смотришь вот, кажется, что город так тихо своей жизнью живет, а коснется и начинается, нужно ту бумажку, эту, кучу бумаг надо нести! Принесешь, а там всё равно, какой – нибудь бумажки да не хватает, – закончил он.
Они подъехали к райотделу.
– Мне идти с тобой? – спросил у Даулетхана Алеке.
– Как хочешь, ну думаю, лучше будет, если я сам с ними переговорю.
– Что скажешь им? – как – то устало спросил у Даулетхана Алеке.
– Э э, Алеке что скажу? Вот, – он хлопнул себя по нагрудному карману, где лежали деньги в конверте, – Всё есть, скажу! Скажу, что я раньше тоже работал, этот хлеб ел! Да что вы думаете, ему этому следаку, я нужен? Или Вы нужны? Или эти бумажки нужный? – он показал глазами на папку, где лежали положительные характеристики из института и письмо от соседей.
– Ему другие бумажки нужны, с портретами вождей и американских президентов, – сказал со «знанием дела», бывший подполковник и хлопнул отца Ержана по плечу.
– Не переживайте Алеке, всё нормально будет, мы же на своей земле, в Чимкенте, не где – нибудь, – приободрил старшего брата, Даулетхан и скрылся за дверью райотдела. Минут через десять он вышел в сопровождении майора. Они вместе подошли к машине, где их ожидал Алеке. Даулетхан представил майора своему брату, назвал его своим учеником, тот почтительно поздоровался. Майор выглядел усталым и неопрятным, сальные волосы с перхотью, что щедро рассыпались на ворот пиджака, словно осенние листья. Засаленный ворот рубашки и мятые брюки, дополнял взгляд человека, которого только что вытащили из подземной шахты на улицу глотнуть свежего воздуха. Они поговорили, в ходе беседы выяснилось, что дело передано в УБОП. Отец Ержана с Даулетханом попрощались с майором и поехали в ГУВД.
– Эта квартирная кража оказывается ерунда. Ваш сын оказывается в розыске, там три трупа! Перестрелка! Всё намного усложняется, – сказал по пути Даулетхан своему брату.
Они зашли в здание ГУВД, где в том же здании располагалось управление по борьбе с организованной преступностью. Следователь, проводящий расследование оказался сравнительно молодым человеком 33 – 35 лет. Он был маленьким и вертким, казалось, что следователь, и секунды не может спокойно усидеть на месте. Он с ними не хотел разговаривать, пока Даулетхан не представился и не показал своё удостоверение. Алеке вышел из кабинета, что бы ни смущать их своим присутствием, вскоре за ним вышел и Даулетхан.
– Ну что? – спросил в нетерпении отец Ержана.
– Пошли, – сказал Даулетхан. Они вышли на улицу.
– Нет, ты посмотри на него! – начал возмущаться Даулетхан. – Глаза бегают, он же живодёр натуральный! Такому только попади, ты не смотри что он такой маленький, я сразу понял кишкамёт, ещё тот! Тридцать штук, заряжает!
– Чего тридцать штук? – спросил Алеке. Даулетхан посмотрел на него как на идиота.
– Долларов США, – сказал он раздельно, почти по слогам, словно читал текст диктанта для учеников начального класса.
– Ты что Даке! Откуда у меня такие деньги!? Отец Ержана опешил, он выглядел совершенно потерянным, беспомощным и жалким.
– Да знаю я, – сказал Даулетхан.
– Ладно, поехали, был у меня один товарищ в прокуратуре, давай через него попробуем, – сказал Даулетхан, садясь за руль своей Газ 2410.
***
Кемель находился в следственном изоляторе возле центрального рынка «Озеро». Они с Ержаном находились в разных камерах и не виделись. С тех пор как их арестовали, он никого не видел. К нему не допускали ни родственников, ни друзей.
После того как их задержали, приехали оперативники с уголовного розыска. Они составили протокол изъятия, и повезли их в райотдел, где с них взяли показания и сняли отпечатки пальцев. Следователь «закреплял» материал, заполняя протокол допроса, когда выяснилось что задержанные за квартирную кражу, находятся в розыске по подозрению в убийстве. По той нашумевшей месяца три тому назад бандитской разборке, произошедшей за городом. Прибыли оперативники с УБОП, начали звонить с прокуратуры….
Следователь с райотдела уже знал, что задержанных за квартирную кражу, передают в УБОП, однако официально ему об этом, еще не сообщили, и он продолжал следственные мероприятия по делу о квартирной краже. Он заполнял протокол допроса, задавая одни и те же вопросы, и казалось, наталкивал Кемеля на какую – то мысль. Кемель сидел потерянный и ничего не понимал.
Следователь был смуглый с черными с проседью волосами и весь в морщинах. Он был кряжистый, как старое высохшее дерево в лесу, ствол которого весь в сучках, паутинах и ссадинах. И где – то посреди этой коряги, которая сидит напротив Кемеля, пугает и мучает его, между высохшей, задубелой корой две маленькие щёлочки. Глаза. Они сейчас быстро и беспокойно двигаются. Темная радужная оболочка глаз, на белом фоне, словно две капли дёгтя в молоке.
– Твоего то подельника, вроде «вытаскивать» собираются, слышал? – обратился он к Кемелю.
– Нет.
– Ну и дурак, переговорил бы с друзьями, родителями, а не то пойдешь паровозом, как влепят пожизненное.
– За что я никого не убивал!
– Да мне то, разницы нет, я этим делом заниматься не буду, просто тебя дурака жалко, – признался «добрый», следователь и выжидающе посмотрел на Кемеля, но тот похоже ничего не понял.
Подъехав к зданию областной прокуратуры, Алеке обратил внимание на огромную надпись над входом: «Дом Правосудия».
– Прямо «Боливуд» какой – то они что здесь индийское кино, снимают, – сказал он, обращаясь к свому брату. Тот был более прозаичен «Зачем им кино снимать? Они бабки снимают!», – ответил Даулетхан.
Внутри здания прокуратуры, толпились люди. Даулетхан показал на вахте своё удостоверение и прошел через вертушку. Алеке протиснулся было в след, но его остановили.
– Он со мной мы к Амантаю, – сказал Даулетхан.
– Надо позвонить, и вообще распишитесь в журнале, сказал работник, осуществляющий допуск посетителей.
Поднявшись на второй этаж, Алеке снова остался в коридоре, дожидаясь Даулетхана, который зашёл в кабинет к своему знакомому. По коридору то и дело сновали туда – сюда работники прокуратуры. Алеке отчего – то находил направленные на него взгляды сотрудников, несколько оценивающими. Будто они, эти сотрудники прокуратуры, как это бывает, иногда среди торговцев овощами, которые, не имея своих весов, одолжили на время весы, у той самой «Слепой фемиды», и взвешивают его, Алеке. При этом, сотрудники используют вместо противовеса золотые слитки, как бы определяя, сколько же у него денег вообще и потенциальных возможностей их найти, если его хорошенько «прижать». Алеке казалось, что стоит, ему, к кому – нибудь из них обратится с вопросом или просьбой, как у него немедленно начнут вымогать деньги.
Даулетхан вышел из кабинета прокурора довольный. Они вышли на улицу и поехали домой.
– Ну что там? – нетерпеливо начал спрашивать Алеке.
– Нормально Алеке! Всё будет законно! Я же всегда говорю, если ты к людям по-людски, то они тоже тебе всегда помогут! Он пообещал переговорить с этим живодёром. Ну, деньги, конечно, понадобятся, ну не столько, сколько этот кишкамёт зарядил! Я ему сказал что – бы он хотя бы пол суммы скостил Алеке! – сказал Даулетхан, с чувством выполненного долга перед братом.
– А он сможет его в этом убедить? – спросил неуверенно Алеке.
– Э э, ты что, он такой мужик! Он их всех сломает! Он прокурором в Джетысайском районе был! Куда этим соплякам! Отец его герой труда! Председателем совхоза работал, всю жизнь его на бабках проталкивают. Он в таких местах поработал! А теперь он сам деньги делает! Я ему как – то, тоже помог. Я тогда в Шаульдере комиссию из Алма-Аты встречал, ну сам понимаешь, охота, мохота…. Я Амантаю тогда сказал… и он прямо в тугай за 60 километров два ящика холодного пива привёз. Не знаю, как он его охладил, жара такая! И я ему говорю: «Ты что в этом районе работаешь? Кем!? Ходишь как ЧМО. Видишь, каких людей встречаем!» А он мне говорит: – Вы меня только к своему достархану подпустите, а дальше я сам с ними подружусь.
Они приехали к дому Алеке, попили чаю, и, не теряя времени, занялись поисками недостающей суммы денег для передачи Амантаю.
***
Прошло два дня, Кошкар позвонив по знакомым, узнал, что в следственном изоляторе работает Ильяс, парень с их него района.
Ильяс, долгое время после демобилизации не мог для себя найти постоянную работу. Затем через знакомых, с трудом он встретился с человеком, обещавшим за определенную сумму устроить его в следственный изолятор охранником. Ильяс занял денег и передал необходимую сумму посредникам, и стал ждать. Пока освободилась штатная единица, прошло восемь месяцев. После устройства на работу его послали, учится на курсы в город Тараз. Он, окончил курсы и приступил к работе. Ильяс с тех пор как устроился на работу ещё ни у кого ничего «не брал», ни у заключенных, ни у их родственников, которые каждый день толпились у ворот следственного изолятора. Люди, устроившие его на эту работу, предупредили, что среди заключенных немало таких кто «работает» на оперативников, к Ильясу как новому сотруднику, будут присматриваться и возможно, будут провоцировать, при помощи заключенных.
– Понимаешь, – объяснял, Ильясу более опытный сослуживец, с которым они заступили в ночное дежурство, – Здесь изолятор! Бабок у зеков валом, правда, не у всех конечно. У кого – то и сигарет нет и побриться нечем. А есть такие как этот положенец, которого неделю тому назад закрыли. Видал, чего только у него в камере нет! Киви, ананасы, соки, бухала и наркоты разной. Мы с тобой дома у себя по праздникам так не питаемся, как он каждый день у себя в камере. Весь день спит или видик смотрит. Шмотьё на нем видал?! Я такое здесь в ЦУМе не видел! Каждый раз как его увижу у меня такое состояние, стрессовое, будто я здесь горничной работаю. Тьфу! – сплюнул он в сердцах. – Здесь полно деловых, – продолжал он, – а значит и денег много! И всем всё нужно, от сигарет до ханки или героина. В общем, мы можем снимать бабки и у зеков, и у тех, кто за ними приходит. Но существует оперчасть, это настоящие волки! Они снимают со всех и ловят всех, в том числе и нас. Так что смотри парень, не попадись.
Ильяс ещё не очень освоился на новом месте и всего опасался. Он боялся начальства, своих сослуживцев и заключенных, среди которых попадались отъявленные злодеи и убийцы.
Кошкар приехал к Ильясу поздно ночью. Он смутно припоминал, что Ильяс вроде закончил ту же школу, что и они и был младше на несколько лет. Ильяс напротив, хорошо помнил Кошкара и побаивался его. Это чувство, сейчас, когда они встретились на улице в темноте, пусть даже возле его дома только усилилось. Кошкар несмотря на то что почти не знал Ильяса внутренне его несколько презирал, за то что тот в школе ничем не выделялся и был одним из серой массы, а теперь и вовсе пошёл работать в следственный изолятор, то есть по его пониманию стал «дубаком».
– Короче в курсах, наверное, пацанам надо «грев» передать, – сказал Кошкар, после того как они поздоровались.
– Я там недавно работаю, – сказал Ильяс, проявляя слабую попытку отказаться от предложения.
– И что!? – угрожающим тоном спросил Кошкар и далее, презрительно продолжил, – Да ты не шугайся я тебе заплачу за труды. Короче я в розыске, ты в курсе наверно, не могу сам там у вас рисоваться. Пацанам надо передать. Я тут набрал, сигареты, анаша, бабки. Ты или сам передай или найди кого – нибудь. Больше я к тебе приходить не смогу, я всё оставлю сейчас, а ты сильно не затягивай, сделай! – сказал Кошкар. Они помолчали.
– Это просьба, братишка, – добавил Кошкар изменившимся тоном. – На положи у себя, – он протянул Ильясу два обычных полиэтиленовых пакета с сигаретами и другими необходимыми вещами, наркотики и деньги Кошкар передал отдельно.
– Это тебе, – протянул он деньги Ильясу, тот хотел, было отказаться, но Кошкар настоял. – Подожди, дай я им записку напишу, – сказал он и вернулся в машину. Он достал купленные им для этой цели, тетрадь и авторучку, и начал писать. Кошкар писал что-то в темноте, у него не получалось, и он включил освещение в салоне. Через некоторое время он выключил свет, затем снова включил. Кошкар писал, положив тетрадь на переднюю панель автомашины, писать ему было неудобно. Он что – то написал, прочёл, порвал. Затем снова принялся писать, снова прочитал и снова порвал. Кошкар выключил свет в салоне и закурил. Он продолжал сидеть в темноте, вероятно о чем-то задумавшись. Сигарета, его давно потухла, а он всё сидел и не замечал этого. За окном машины была ночь, перед ним на узкой улице, каких много в 112– ом квартале, в ночной темени утопали одноэтажные частные дома, жители которых давно уже спали.
Ильяс поёживаясь от холода, стоял возле ворот своего дома и курил, отказать Кошкару в его просьбе он не решился и теперь продрогший от сырой осеней погоды терпеливо, боясь его побеспокоить, дожидался, когда тот закончит своё послание.
Кошкар снова включил свет в салоне машины и принялся писать, через некоторое время он смял исписанный им лист и вышел из машины.
– Да, в общем, что писать им братишка, передавай привет! – сказал он и замолчал, видимо раздумывая, что ещё кроме привета передать друзьям на словах.
– В общем, давай, – сказал Кошкар и протянул руку для рукопожатия Ильясу. Его машина в темноте с трудом развернулась в узком переулке и поехала в направлении улицы Большевистской. Кошкар медленно вёл машину старательно объезжая небольшие ямы на дороге. Выехав на асфальтированную улицу, он свернул на право, где ранее была конечная остановка девятого маршрута автобуса. Кошкар опустил ветровое стекло автомашины, что бы проветрить салон от сигаретного дыма. Подул свежий холодный ветерок, через неделю начиналась календарная зима. Кошкар вспомнил, как они детьми зимой любили цепляться сзади за бамперы проезжающих автомашин. Цеплялись они, как правило, обычно здесь же, на конечной остановке, которую он только что проехал. Здесь был перекресток, и проезжающие автомашины пре гололёде замедляли ход, что давало возможность детям зацепиться за задний бампер проезжающей машины, и катиться вслед за ней пока водитель транспортного средства не увеличивал скорость или же напротив не останавливался, что – бы как следует дать взбучку непослушным детям.
Тогда много лет тому назад, они катались на «конечной» остановке, до темноты и возвращались домой ночью, мокрые от снега, голодные и счастливые…
***
Бывают дни, когда возвращение к жизни тягостно и мучительно, когда хочется остаться в объятиях сна, что бы отсрочить встречу с жизнью, которая стала подобна аду. Айгуль проснулась в больничной палате, куда попала после неудачной попытки самоубийства. После похорон Ерлана мать стала догадываться, что её дочь беременна. Между ними произошел неприятный разговор, и девушка во всем призналась. Мать, когда узнала, от кого беременна Айгуль, впала в истерику. Асия, считала, что в смерти её сына, виноваты они, его друзья и в первую очередь этот Кемель, который чаще других наведывался к ним домой. После этой ссоры отношения Айгуль с матерью и отцом резко ухудшились. Родители стали требовать, что бы она сделала аборт, что Кемеля скоро посадят и поделом ему будет! Айгуль не знала подробностей, но она не верила что Кемель виноват в смерти её брата. Она всё ждала его. Она надеялась, что он приедет за ней и заберет её из дома, который стал для неё ненавистным. Но он не подавал никаких вестей. Она ждала от него звонка, каждый раз, с надеждой подбегая к телефону, когда тот начинал звонить. В школе, несмотря на насмешки со стороны подруг, она на переменах между уроками выходила во двор, в надежде, что может быть Кемель стоит где-то неподалеку и дожидается её, как было однажды, когда он приехал из Алма-Аты и прямо с вокзала приехал в школу. Айгуль любила его, и ждала. Стоило ей остаться одной, как у нее из глаз текли слёзы, которые она не могла остановить. Горькие, тихие, беспомощные соленые капли её страдающей души! Но Кемель до сих пор не подавал никаких вестей, и она стала сомневаться в нём. У нее появилась привычка выходить по вечерам на улицу и подолгу смотреть на скамейку, на которой они обычно сидели. Со временем в ней поселилась ревность, и её сердце стало заполняться ненавистью. Она хотела сохранить ребенка, девушка всё ещё на что – то надеялась, на какое-то чудо! Айгуль всей душой хотела счастья с любимым и как могла, старалась, противостоять оказываемому давлению со стороны своих родственников. Но иногда люди в гневе совершают непоправимые поступки и Айгуль как – то после очередной ссоры с родителями, прокляла всех и вся и решила свести счеты с жизнью. Она выпила уксус. Горе снова пронеслось над их домом как беспощадный ураган. Тетя Асия бегала как курица наседка, причитала, плакала и суетилась. Айгуль забрала машина скорой помощи. Медикам пришлось приложить не мало усилий, что бы спасти её жизнь, но девушка обожгла себе внутренние органы, и у нее случился выкидыш. Айгуль выписалась из больницы, но доктора прописали ей постельный режим. Она еле передвигалась, превратившись из цветущей здоровьем девушки в бледную тень. Айгуль, после этого случая стала молчаливой и замкнутой, подолгу сидела у окна или бессмысленно бродила по двору…
Мать Кемеля после ареста сына, перестала, есть пить и спать. Салиха превратилась в какой – то один огромный не перестающий болеть нерв. Она насколько могла, хотела помочь своему сыну. Они вместе с отцом несколько раз ходили к Алеке отцу Ержана, приносили ему свои небольшие сбереженья, которые откладывали, надеясь, что их сын приведет в дом невесту. Алеке говорил, что он делает всё возможное, все, что в его силах. Он сказал, что дело о квартирной краже уже закрыто. Это была, правда, но Алеке не договаривал о том, что ему было известно от брата, который взялся освободить его сына Ержана. Даулетхан сообщил, что Амантай, после того как взял деньги, пообещал что Ержана, они осудят «условно», а его товарища вероятнее всего ждёт долгое тюремное заключение. Всех отпускать они не могут, дело довольно громкое и «на контроле» у акимата, к тому же ни родители Кемеля, ни его родственники не предпринимают каких – либо шагов, для освобождения сына или хотя бы облегчения приговора. Амантай так же добавил, что следователь встречался с родителями этого парня, они не внушили ему доверия. Откуда «такие люди» могут изыскать средства для того, что бы закрыть «такое» дело? С неким оттенком презрения произнес прокурор и добавил что они, наверное, уже давно досыта не наедались, не то, чтобы тысячами доллары в руках держать!
В первых числах декабря прошло слушание дела. В зале суда собралось много людей. Говорят древнегреческий философ Гераклит Эфесский несмотря на то что сам, происходил из царского рода Катридов, и жил в неспокойное время демократизации и перехода власти от царского и аристократических родов к демократическим слоям населения, сказал как-то, что «Народ должен сражаться за попираемый закон, как за стену родного города». Этого, пожалуй, нельзя было сказать о «народе» собравшемся в тот день в зале суда города Чимкента. Большинство зевак, скорее пришли просто поглазеть на предстоящий процесс. «Заинтересованные лица», уже знали, а остальные за небольшим исключением уже слышавшие «кое о чем», догадывались, кого из обвиняемых осудят, кому «дадут условную меру пресечения», а возможно и вовсе вынесут решение о невиновности. Один из конвоиров сопровождавших обвиняемых рассказывал другому по этому поводу анекдот: – Идет суд. Судья спрашивает у обвиняемого
– Ваше последнее слово?
– Двадцать тысяч долларов, – отвечает обвиняемый.
– Обвиняемый вы признаете себя виновным? – спрашивает судья.
– Нет, – отвечает обвиняемый.
– Ну что же, на, «нет», и суда нет, – соглашается судья. Конвоиры смеются, анекдот кажется им очень остроумным.
Кемелю сидящему рядом с Ержаном на скамье подсудимых, было не до смеха. Он уже знает, что его должны осудить, «дать срок отбывания» в исправительно-трудовую колонию, а Ержана «должны» освободить, назначив ему «условную» меру пресечения. Об этом ему сказал следователь, который вел их дело. Он объяснил Кемелю, что если даже он воспротивится этому, то тем самым только усугубит своё положение и получит ещё более долги срок заключения.
Начался суд. Процесс шёл по заранее спланированному сценарию, сменялись свидетели, выступали адвокат и прокурор. Выяснилось, что Кемель является одним из руководителей организованной преступной группировки, кем – то наподобие мифического, профессора Мориарти, который в позапрошлом столетии, опутал своими преступными щупальцами город Лондон, и «терроризировал» богатые слои населения. Помнится, злодей профессор был очень умный, всё время «выходил сухим из воды», и порядком попортил нервы всему Скотланд-Ярду, и в особенности Шерлоку Холмсу.
Со слов прокурора получалось, что Кемель со своей бандой тоже доставили не мало «бессонных ночей» сотрудникам УБОП пока в ходе оперативных мероприятии они не были задержаны и обезврежены. Ну, естественно банда занималась рэкетом, причем занималась этим преступным занятием, продолжительное время, пока «добро молодцы», коммерсанты Ергали и Мейрамбек не воспротивились чинимому произволу. Они встретились за городом, куда их завлекли льстивыми речами, подлые бандиты, в числе которых был и обманутый Ержан, который в это время готовился к экзаменам в институте, где он учится заочно. Кемель со своим товарищем Кошкаром, одурманив эту будущую надежду «Науки Казахстана», забрали его с собой. Однако Ержан, прибывший на предстоявшее место перестрелки, чуть было не с учебником «Физики» в руке, в дальнейшем проявил «гражданское мужество», и в последующих преступлениях творимых бандитами участья не принимал.
В дальнейшем, преступный замысел разбойников не оправдался! Мейрамбек и Ергали не испугались, «пресловутых рэкетиров», и отважно бросились на бандитов. Три раза солнце всходило на небо, и три раза на небе появлялась луна, но бандиты никак не могли одолеть «добро молодцев»! И вдруг! Мейрамбек, (этот сказочный богатырь!), завладев холодным оружием, одного из них стал отбиваться и один из разбойников (Башка), пал на поле брани. Мейрамбек овладев оружием другого разбойника, стал отстреливаться и пал другой бандит (Ерлан), который пытался их всех взорвать. Затем, бандитам удалось сделать своё черное дело, и Мейрамбек, этот благороднейший из людей, живое воплощение богатыря казахских мифов и легенд, сказочного Алпамыса! Пал от подлой руки, степного пирата и разбойника Кошкара. Между тем Ергали лежал на поле битвы бездыханный, он умер, получив побои не совместимые с жизнью, пережил клиническую смерть, (о чем имеется справка с областной больницы и морга), слетал на небеса, и вернулся в этот зал, что бы дать свидетельские показания.
Кемель слушал эти небылицы, и не мог поднять глаз. Он знал, что в зале сидят его родители, возможно где – то сидит Айгуль, хотя он её не заметил. Кемель вынуждено согласившийся участвовать в этом спектакле, не подозревал, что это будет настолько тяжело и нелепо. Он мучился, сидя на скамье подсудимых, испытывая стыд, и безысходность от происходящего.
Наконец судья, лысый человек среднего возраста начал оглашать приговор. Он говорил, много, перечисляя, обстоятельства дела, совершенные преступления, нарушенные статьи уголовного кодекса. Судья вещал строгим, убедительным тоном, он словно с каждым мгновением увеличивался в размерах, извергая из себя потоки неисчерпаемых слов. Вскоре фаллической формы, лысая, словно у «Приапа», голова судьи, стала напоминать Кемелю пенис, из которого, разбрызгиваясь во все стороны, словно сперматозоиды, разлетаются звуки. И этой грязной пеной, фонтанирующей из его рта, стал заполняться весь зал.
Зал суда, перед глазами Кемеля, превратился в огромную вагину, где происходил процесс совокупления с дьяволом. Судья всё говорил, он безжалостно «толкал» и «бил», своими словами, словно производил фрикции, стараясь, что бы его красноречивая ложь дошла и проникла каждому глубоко в сердце, он доставал каждого сидящего в зале, до самого дна, толкая и терзая, вонзая слова снова и снова, и никак не мог закончить. Он орошал испуганные души собравшихся щедрым, бурным и мутным потоком лжи, что бы они впитали в себя это дьявольское семя, определяющее свойство будущего потомства, дабы люди разуверившись в торжестве справедливости, по прошествии времени родились заново. Родились, впитав в себя всю ложь и мерзость разыгранного передними фарса. Родились заново, без любви, без веры, без совести и Бога!
Суд закончился. После оглашения приговора Кемель словно оглох, где – то в зале упала его мать, которой не хватило воздуха, что – то кричал его отец, обращаясь к людям…. Радовался и обнимался с родителями Ержан, которому дали условный срок и освободили в зале суда. Незаметно молча, вжавшись в кресло, сидела бледная Айгуль, которая чувствовала внутреннюю пустоту, словно доктора сделавшие ей очередную операцию заодно подвергли хим. обработке её душу вытравив оттуда всё живое.
Внутри у Кемеля всё клокотало от охватившего его возмущения, Ему хотелось кричать! Кричать на весь мир! На весь зал: «Подлецы! Педе…ты! Продажные педе…ты!». Но он молчал. Кемель смотрел как отец при помощи, каких – то незнакомых людей выводит мать из зала суда.
Процесс закончился, люди расходились из зала немного усталые, словно из кинотеатра, после просмотра захватывающего фильма.
Пролог
– Как дела? – спросил Кемель у своего соседа и друга Ержана.
– Хорошо, мне отрезали «апщу», – поделился новостью Ержан, маленький мальчик семи лет, которому на днях по мусульманскому обычаю сделали обрезание крайней плоти.
Кемель был старше Ержана на год, родители отправляли его на летние каникулы в аул к дедушке.
– И все? – спросил Кемель.
– Да, а еще мне купили самокат, только я пока не заживет «апщу», не смогу на нем кататься,– поведал другу Ержан.
– А я еду в аул,– без особой радости сказал Кемель, который родился и жил в городе, и по этой причине не очень любил ездить в село. Ему «обрезание» сделали в прошлом году, но ни обещанного велосипеда, ни самоката не купили. Деньги, которыми по обычаю одаривали родственники, юного «мусульманина», родители забрали у Кемеля, пообещав ему купить велосипед, и оставив только на мороженое.
Ералы отец Кемеля родился перед «Великой Отечественной Войной». Он был ещё совсем мал, когда у него умерла мать, а отца забрали на фронт. Отец Ералы Абдулла, происходил из «байского» рода, семья которого во время «коллективизации» была «раскулачена». Абдулла, когда началась война с фашистской Германией, не пожелал идти на фронт воевать и долгое время прятался в горах, изредка посещая аул. Но в один из дней он все же был задержан НКВДшниками и в последствии направлен в «штрафбат». Попав в ряды «Советских камикадзе», Абдулла славно воевал под началом маршала Рокоссовского, был представлен к наградам и закончил войну на Камчатке, куда они вернулись после разгрома Японии. Не успел Абдулла обрадоваться тому, что чудом остался жив, как комиссия Госконтроля направленная при реформировании части, «упекла» его на двенадцать лет в лагеря, согласно закона, «об утрате воинского имущества». Когда Абдулла лишенный всех своих воинских наград и обвяленный «врагом народа» все же вернулся, в родной аул, Ералы был уже взрослым. Он после приюта, куда сельчане их «сдали» вместе с сестрой, окончил ремесленное училище и работал в райцентре. Ералы собирался вступить в ряды компартии и очень обеспокоился, что появившийся неведомо, откуда отец со своей «биографией» может повредить осуществлению его желания. Хотя беспокоится, особенно было не о чем, так как Ералы в «детдоме» был записан как «сирота» и получил другую фамилию. Все эти обстоятельства отнюдь не способствовали быстрому сближению отца и сына, которые долгое время остовались друг другу, словно чужими. Абдулла так и не вступил в колхоз (впрочем, его туда никто и не звал) жил обособленно, держал скот и кормился с небольшого участка земли возле дома. Со всего аула он общался только с Алиаскаром, видимо обоих объединяла ненависть к Советскому государству. Со временем Абдулла с сыном стали общаться, между собой, хотя особенной теплоты в отношениях не было.
Ералы привез сына в аул и в тот же день уехал. Абдулла очень обрадовался внуку, он целыми днями возился с ним, и рассказывал ему всякие занимательные истории. Иногда дедушка Абдулла с внуком ходили в гости. Дед всем рассказывал, что Кемель его внук, сын Ералы приехал к нему из города погостить.
Дед Абдулла зимой и летом ходит в ватных штанах, и постоянно носит за поясом нож. У его друга, старика Алиаскара, за поясом в ножнах, висит такой же небольшой и острый нож. Кемель их не всегда сразу понимает, потому что они используют в своей речи старинные давно позабытые слова и обороты казахского языка. Дедушки иногда пугают его и обещают отрезать ему ухо, если он не будет их слушаться. Кемель знает, что это шутка, однако угрозы стариков с ножами за поясом, все же внушают ему некоторое опасение.
Дедушка Алиаскар кажется Кемелю еще более чудаковатым, чем его дед Абдулла. Он учит его метать ножи и, несмотря на свой преклонный возраст и слабое зрение, может сбить из мелкокалиберной винтовки летящую птицу.
Дедушка Абдулла рассказывал Кемелю, что Алиаскар участвовал в «Сузакском восстании», был «ураншы» и «колмергеном». «Мерген» по казахский меткий (стрелок). Аксакал Алиаскар рассказывал что у казахов издревле в войсках использовались мергены. «Козмерген» – снайпер, «колмерген» тот кто стреляет на вскидку. Еще он рассказывал что уже тогда у них были пулеметы, которые они называли «октогер» и самодельные глушители «манкатар», которые они использовали зимой во время охоты в горах, чтобы избежать обвала и исхода снежной лавины.
Со слов дедушки Абдуллы выходило, что старик Алиаскар потомственный «Сыпыра шежиреши», «Ураншы». «Ураншы» это очень древняя практика у кочевых народов Евразии уходящая в глубь веков и распространенная в степи еще до принятия кочевниками ислама и других мировых религии. В объязонности «Ураншы» входило поднятие боевого духа войнов перед битвой. Этого «Ураншы» добивался путем перечисления имен предков, сарбазов идущих в бой и восхвалением подвигов древних батыров. В конце своей речи «Ураншы» воодушевленно и громко произносил «Уран» – боевой клич рода, как правило имя прославленного предка батыра с которым войны бросались в бой. «Ураншы» без сомнения являлся одним из лидеров боевой дружины, что налагало на него соответсвующий тип поведения и знание «Шежире» – генеалогии казахских родов. Знание «Шежире» требовало, от человека феноменальной памяти, так как родов у казахского народа много, а ощибивщись можно было нанести обиду.
Найвно было бы пологать что многовековые знания «Шежире» сохранились, только благодоря устному, творчеству. Аксакал Алиаскар расказывал, что с древних времен у казахов были книги: «Бестанба», «Журнак», «Избори», в которых наряду с «тайными знаниями», подробно описана история возникновения кочевых родов и народов, с незапамятных времен пророка Ноя. Эти «тайные книги» дополнялись из поколения в поколение, но в предверии грядушего для степи «неспокойного времени», были вывезены из страны и спрятаны в Алтайских горах на дне глубокого колодца. По преданию ещё не наступил «Золотой век», когда эти книги будут найдены....
Если принять во внимание что «Шежире» изобиловали различными историческими подробностями, цитатами и диалогами известных исторических личностей, большинство которых сами будучи людьми незаурядными в древних традициях степи, изяснялись изящно и зачастую в стихотворной форме. То можно предположить, что вероятнее всего «Ураншы», «Сыпыра шежиреши», являлись харизматическими личностями, так как эти знания передовались от отца к сыну. Отец как правило, из всех сыновей сам выбирал кого-нибудь, одного если у избранника, по его мнению имелся «Богом данный дар», для принятия этой нелегкой ноши. Во все времена, в «Великой степи», число «Сыпыра шежиреши» не превышало семи человек в одно время.
Практический «Ураншы» перед боем призывал духов предков «Аруахов», перечисляя их имена. Но слово без веры, это пустой звук, и «Ураншы» должен был верить сам и заставить поверить воинов, силою своего голоса, души и сердца.
Шёл 1979 год ... лето в Тюлкубасе у подножий гор никогда не бывает сильно жарким, аксакалы сидели на толстом бревне, перед домом, возле арыка что берет свое начало в горах из родника «Шанки бастау», когда к соседнему дому подехал автомобиль. В те времена, появление в ауле легковой автомашины можно было отнести к разряду событи незаурядных. Своих собственных автомобилей у жителей села небыло, и в обозримом будушем не предвиделось. Вероятно в следствий осознаия этого весьма прискорбного для них факта, большинство сельчан завидев автомобиль устремляли на него завистливо любопытствующие взоры, и с неисчерпаемым терпением, агентов наружного наблюдения высматривали, к кому же пожаловали столь важные гости, на машине. Автомобиль, автомобилем, однако то что из салона подехавшей машины, вышла соседская дочка которая училась в Алмате и вовсе повергла стариков в смятение, словно они увидели сказочную нечисть «албасты» с длинными ногтями и рыжими, огненными волосами, которой отчегото вздумалось посетить их аул на такси. Девушка поздоровалась со стариками, деды сдержано еле заметно кивнули, им не понравилось что девушка была в брюках и с короткой стрижкой. Они осуждающе посмотрели на нее но ничего не сказали.
На мальчика, соседка не произвела большого впечатления, он родился в городе и привык к женщинам в брюках и с короткими, прическами. Скорее он иронично наблюдал за возмущением бородатых стариков с ножами и тюбетейками, сидящих в жаркий июньский день, в ватных штанах предназначенных для конной игры «Кокпар». Дедушки были одеты, и выглядели, словно снимались в историческом «блокбасторе», и присели отдохнуть между дублями. По мнению Кемеля, они не были такими мудрыми и умными, какими хотели казаться ему, восьми летнему мальчику.
Со слов дедов получалось, что в древности их предки жили в некоем «идеальном полукочевом государстве», в котором Ханы и Бии были мудры и справедливы, батыры и сарбазы, преданы и отважны, женщины верны и красивы, а на плодородной казахской земле паслись бесчисленные, тучные стада лошадей и овец. «Благородный казахский народ», тогда строго соблюдал свои обычаи и обладал некими «сокровенными знаниями». Из года в год, из поколения в поколение седобородые аксакалы, эту «народную мудрость и благородство», передавали, передавали и словом «допередавались», ныне этот «источник» иссяк. Предыдущие поколения как бы исчерпали весь запас имевшегося в наличии «благородства и мудрости», и от нее, от «благородства» вроде как уже ничего и не осталось. Вернее осталось, но и здесь «не повезло», уродилось нынешнее поколение, бестолковое, не в чем не нуждающееся, в том числе, в вековой народной мудрости и благородстве тоже, поэтому они все слабые, бессовестные, предпочитают ездить на автомобилях и не знают с какой стороны подойти к лошади.
Словно сошедший с неба «Аруах», просящий милости Аллаха, вымаливая для своего народа «Текты», аксакал Алиаскар произнес с некоторым сожалением:
– Сейчас время такое, что баба с мужиком, а осел с конем равный. Время, когда нечестивые потомки наши попирают благословление благородных предков. Время «Кансонар» (ранней охоты по свежее выпавшему снегу),… но цепи у «взяточников и оборотней», еще скованы.
– Но впереди грядет время, когда лопнут сдерживающие путы у взяточников, воров и прочих подлецов, и наступит их время.
Сильные из них, окрепнут и разбогатеют непомерно. Слабые из них, будут баулы таскать. Бабы бешеными дурами станут, младенцев из люлек будут продавать...
Взяточничество в Москве взойдет,
в Алмате расцветет,
в Шымкале поспеет,
в Акмоле, принесет свои плоды.
Ворам, взяточникам и подлецам, у нас будет везде «дорога». В дом разврата превратятся общественные сборища. Ибо наступит время подлецов и будет пир, и вакханалия, и будут они воровать и непотребное делать и гибнуть на каждом шагу, без отпущения грехов.
Но если наш народ переживет это время, то станет Страна Казахов Великой Державой, знаменитой на весь мир! Страной, которой будут править, благородные и справедливые «Текты»!
Часть первая
(нормальная)
« Подлецы бывают трех видов…»
Ф. Достоевский «Подросток»
У Кошкара была своеобразная манера, говорить с выбранной им жертвой. Он не смотрел на собеседника во время разговора, произносил слова тихо и не всегда внятно, он как бы не замечал своего оппонента, смотрел по сторонам, сплевывал под ноги, и обращал своё «драгоценное» внимание, только под конец своей речи. Сейчас тоже сказав «всё», он взглянул на Ибрагима. Взгляд был тяжелый и жесткий, это были глаза дикого зверя, который в любой момент мог убить или покалечить своего собеседника и если он сразу не набрасывался на свою жертву, скорее это было данью «цивилизации». Все-таки Кошкар тоже был человеком и хотел остаться таковым в своих глазах и глазах окружающих, что бы потом ни одна «скотина» не могла сказать, что он просто бешенное животное «без понятия». Как ни крути, а «они все», люди и умеют говорить…
Происходящее было делом обычным и заурядным для города Чимкента начала 90-х годов. Чеченец Ибрагим взял под проценты 10000 американских долларов у казаха Абая, и не возвращал ни взятую сумму, ни проценты в денежном выражении. Абай такой же «коммерсант», как и Ибрагим, и другие многотысячные жители нашей страны, той поры, обратился за помощью своему знакомому Кемелю, который вместе с друзьями пришел восстанавливать «справедливость». «Восстанавливать справедливость» Кошкару было тем приятнее, что задолжавшим оказался Ибрагим. Чеченец, это не какой-нибудь захудалый незадачливый коммерсант из райцентра, у которого нет машины, и в доме шаром покати. Чеченцы они обычно все при деньгах и зажиточные.
Пока что сказанные слова не производили на Ибрагима должного впечатления, все ребята и сам, говоривший видели это. Однако, Кошкар, молодой парень крепкого телосложения, с короткой стрижкой и горбатым, перебитым носом, являющийся несомненным лидером их маленькой бригады не спешил предпринимать обычные более действенные, физические средства убеждения, и воздействия для несговорчивых «клиентов». Причиной столь гуманного обращения, с оппонентом было желание Кошкара «загнать» чеченца «в косяк» и «поставить на счетчик».
– Вот ты коммерсант умный, хитрый, деловой. Вона, какой дом себе «отгрохал», в два с половиной этажа, а людей обманываешь, – начал обличать чеченца Кошкар. Дальше он начал говорить про то, что ему, таких как Ибрагим, всю жизнь родители в пример ставили. Хотели наверно, что бы он Кошкар был таким же, как Ибрагим «крученным», «верченым» и шустрым. А получилось что? В школе двойки, никого не слушался, кто же такому как он, пятерку поставит?! Ну, естественно спортом занимался, а спортом такой двоечник и «амбал», каким мог заниматься? Правильно мордобойным! Бокс, борьба, рукопашный бой! Ну, естественно везде его били, и в основном по голове или наоборот, головой об ковёр. Били-били нос, расплющили, уши поломали, вот теперь ходит он холостой,– поделился своей проблемой с Ибрагимом Кошкар.
– Мне даже как-то не удобно с расплющенным носом и сломанными ушами во Дворец бракосочетания идти, – начал сокрушатся Кошкар.
Кемель в стороне молча курил, Ержан пристроившись в сторонке, прямо на улице справлял малую нужду, Бука сидел за рулем Кошкаровской «девятки». Кемель как и все другие ребята давно уже привык что на Кошкара иногда «находит», и он начинает нести околесицу. Он видел, что Ибрагим отнюдь не растаял и даже не прослезился от Кошкаровских слов и вернее всего просто так деньги не отдаст, что поделаешь такой народ. Кемель подошел к разговаривающим, что бы с боку «двинуть» чеченца, но Кошкар остановил его.
– В общем, неделю сроку 20 штук возвращаешь, и все будет ровно.
– Э братан, какие 20 штук? – начал, было, чеченец, но Кошкар его перебил:
– Все достал ты! Я сегодня и без того очень много говорю. Я не знаю чем ты там «барыжничаешь», апельсинами или анашой со своими покупателями торгуйся, не на базаре! Понял? Неделя сроку, потом 40 штук будешь должен, понял?!
– Не понял, – сказал Ибрагим.
– Это твои проблемы, – сказал Кошкар на прощание чеченцу.
Вся компания села в машину и развернувшись, выехала на трассу. Они поехали на своё обычное «место работы», нефтеперерабатывающий завод воровать бензин. Занятие это было трудоемким и не очень прибыльным. Еще совсем недавно они: Кошкар, Кемель, Ержан состояли в группировке «сайгаков» и «ходили» под Багдадом – Кубинцем. «Сайгаками» называли молодых парней, что воровали автомобильные шины с Чимкентского Шинного завода. Занятие это хоть и было прибыльным, но являлось довольно рискованным, трудным, требовавшим от человека хорошей физической подготовки. Вероятно «сайгаками» их прозвали за то, что им часто приходилось убегать от охранников и представителей правоохранительных органов, перелезая и перепрыгивая через ограждения на территории завода, при этом демонстрируя завидную ловкость. Хотя воровство автошин являлось для «сайгаков» их основной деятельностью, но они отнюдь не гнушались и другими противоправными занятиями, и на деле представляли собой обычных бандитов. Это было время, когда для многих молодых здоровых парней, в том числе бывших и действующих спортсменов «путь бандита», был одним из немногих путей к относительно обеспеченной жизни. Но бандитская группировка это почти такая же организация, как и многие другие, где существует своя структура управления. Основная масса молодых парней оставалась на нижней ступени, и являлись рядовыми исполнителями, которым в условиях провинции приходилось довольствоваться одной «общаковой тачкой» и небольшими деньгами, выдаваемыми им время от времени их руководителями. В последствии многие боевики бывали, убиты в «разборках» или, не имея больших денег, для «откупа» и влиятельных покровителей пребывали в исправительно-трудовых колониях. В те времена города и нравы стали напоминать каменные джунгли. Родина превратилась в место для выживания. В силу обрушившихся экономических и бытовых трудностей сознание у многих людей дало «трещину» и уже казалось не совсем предосудительным занятия проституцией, а занятие рэкетом в понимании многих людей были даже в чем-то почетны.
СССР сменило так называемое СНГ, как в своё время Римскую империю, Византия, но в отличие от нее, в СНГ не было государственной политики и общей идеи, экономика блока коммунистических стран была развалена. Больше не было того «шелкового пути», благодаря которому мы пользовались парфюмерией «Дзинтарс» и катались на венгерских автобусах «Икарус». Отныне в нашу жизнь пришла западная американская модель ведения экономики. Стало модным брать кредиты, жить на них, и заниматься коммерцией. В короткий срок на территории Казахстана как подснежники весной, открылось множество банков, как в последствии выяснилось однодневок. Стремительно рос государственный долг, это привело к тому, что Казахстан стал захлебываться в волнах гиперинфляции. Цены на товары росли каждый день. В банковской системе сформировавшаяся было схема «отката», сменилось требованием «шапок». Как и все, банкиры хотели предоплаты, их практический почти перестало интересовать, куда вкладывает деньги коммерсант, получивший кредит, их интересовало только своевременное получение причитающейся им суммы и погашение взятого кредита. В ходу стало получение малого кредита для последующего «обналичивания» для взятки, и в дальнейшем для получения большего кредита. Зачастую такие кредиты заемщиками не возвращались. Началось снижение доходности банков и их банкротства. Деньги всем нужны были «здесь и сейчас», все товары начали завозиться из дальнего и ближнего зарубежья, производство начало останавливаться.
В селах распадались колхозы и совхозы, где предприимчивые председатели со своими ближайшими «животноводами» скупали себе баранов и коров по цене за штуку не превышающей килограмм баранины на рынке. В городах начальники автобаз, приватизировали и распродавали технику по цене баранов на скотском рынке, а начальники железнодорожных станции составами продавали вагоны в Китай.
Чимкент в этом отношении тоже не стал исключением. Фосфорный завод и мясокомбинат уже «приказали долго жить», а завод пресс-автоматов агонизировал, пытаясь выжить в условиях «дикого рынка», лишенный электричества и сырья. Над этими «издыхающими» заводами и комбинатами, словно стервятники, учуявшие запах падали кружили местные представители «Казвторчермета», «Цветмета» и прочих «падальщиков», которые в сложившейся ситуации уверенно расправили свои крылья. Местное население близлежащих районов пока что со своей стороны проявляло «избирательность», и в основном воровало с остановившихся предприятии цветной металл. Время, когда начнут тащить все подряд, было ещё впереди. Естественно после всего этого разграбления, «прихватизации» и остановки предприятии, многие руководители не могли своевременно выплатить своим сотрудникам заработную плату. Наличных денег не хватало, и повсеместно стал популярным товарообмен, так называемый «бартер». Теперь директора предприятий предпочитали расплачиваться со своими работниками один раз в пол года резиновыми калошами, по цене итальянских кожаных ботинок и разливным не рафинированным хлопковым маслом, по цене оливкового.
Происходящие в стране перемены не обошли стороной и «сайгаков». Чимкентский шинный завод, в условиях всеобщего развала, несмотря на все полученные кредиты, так же не превратился в «Дженерал-Моторс». Производство автошин, было приостановлено, вследствие отсутствия сырья, которое ранее доставлялось из России, и завод уверенно «шагал» к банкротству. В небольшом областном центре, каковым являлся Чимкент, не стало нужды в многочисленных преступных группировках. По 20-30 человек было удобно воровать шины из завода, но теперь, когда предприятие было «закрыто», а по прилавкам магазинов, словно черная оспа, бродила инфляция, Кубинец, не смог обеспечить своих парней работой, и постепенно группировка распалась. Бага-Куба бывший мастер спорта по боксу предпочел в создавшейся ситуации обрести свою нишу в бескрайних просторах полулегальной коммерции. С ним остались наиболее приближенные парни из его группировки.
Кошкар с ребятами к кругу приближенных никогда не принадлежали. После того как им пришлось уйти от Кубинца, они начали воровать бензин и большой радости по этому поводу не испытывали, потому, как в принципе это было довольно пошлым занятием. Бензин стоил дешево, и воровали его, почти все бывшие «сайгаки» с шинного завода кто не смог для своих способностей найти иного более высоко оплачиваемого применения. Бензин воровали не только бывшие сайгаки, но и жители близ лежащих к нефтеперерабатывающему заводу районов города и села. Причем жители сел и деревень воровали в любую погоду, используя для транспортировки ворованного бензина лошадей и ослов. В результате это воровство приобрело массовость и черты настоящего народного движения.
Нефтеперерабатывающий завод находился за городом по Ленгерскому шоссе. Территория завода была огорожена 2-х метровыми бетонными плитами, ко времени описываемых событий поверх плит еще не была намотана егоза, используемая при охране заключенных в исправительно-трудовых колониях. Вольеров с собаками вдоль огороженного периметра тоже еще не было. В общем, нефтеперерабатывающий завод тогда еще не напоминал «зону строгого режима». Скорее завод напоминал популярную сельскую дискотеку, по поводу во время собранного богатого урожая, куда со всех концов нашей необъятной Родины собрались колхозники и фермеры, которым напившееся руководство, разщедривщись в самый разгар торжества разрешило набрать «халявного», то бишь дармового бензина.
Кошкар с товарищами несколько задержались на подвернувшейся «халтурке» с чеченцем, и теперь им некуда было приткнуть машину. Везде было занято, всюду стояли машины и сновали люди с канистрами. В конце – концов, им удалось приткнуть «девятку». Обычно они для перевозки бензина использовали старенький москвич «пирожковоз», но сегодня из-за встречи с Ибрагимом пришлось ехать на «девятке». Было бы не респектабельно, и даже комично появиться перед Ибрагимом на старом москвиче автофургоне. На девятой модели Жигулей, конечно много канистр не увезешь, но имидж важнее. Иногда деньги не самое главное, решили друзья, а бензин можно и на следующий день «набрать».
Закрыв машину, друзья полезли через забор, предварительно перекинув металлические и капроновые 20 литровые канистры. Вдоль периметра завода были выставлены стационарные посты охраны, на которых охранники должны были нести службу методом патрулирования. Охранники согласно постовой инструкции должны были всячески пресекать попытки несанкционированного прохода посторонних лиц на охраняемую территорию, задерживать лиц, пытающихся осуществлять вынос или переброс ГСМ или любого другого ТМЦ. На деле охранники ограничивались, сравнительно небольшой взяткой, если «сайгаки» проходили через территорию их поста. Была еще опергруппа на УАЗике, которая сама начинала дежурство с вывоза бензина на оперативной машине. Опергруппа из охраны начинала ловить «сайгаков» концу смены ближе к утру. К восьми утра они набивали свой «обезьянник» теми из незадачливых воров у кого не оказалось при себе достаточно средств, что бы откупиться от мало приятной процедуры задержания с обязательной последующей передачей в правоохранительные органы. До утра опергруппе заниматься «сайгаками» было некогда, надо было самим «сайгачить».
Кошкар со своей командой, несли канистры наполненные бензином от большой емкости, именуемой работниками завода «некондицией», брали по две канистры на каждую руку. Нести было тяжело и далеко. Как обычно скулил и плакал Ержан которого прозвали Шакаой из за его фамилии Шакиров, и называли Шакалом когда хотели ему досадить.
Ержан клял всех на свете: Ерлана который далеко поставил машину. Ибрагима, из-за которого они опоздали. Всех жителей близ лежащих районов, из-за которых «нормальным пацанам» теперь не проехать к заводскому забору. Снова Ерлана который все таки мог бы поставить машину со стороны механического цеха и им не пришлось бы идти через весь завод. Перестав жаловаться, Ержан начал было рассказывать о пагубном воздействии бензина на здоровье лошадей, на которых жители села «Жулдыз» перевозят ворованный светлый нефтепродукт, когда из караульной будки вылез до этого дремавший охранник. Он стоял, держась за металлические перила лестницы, и что-то прорычал словно медведь, которого разбудили посреди зимы.
– О, проснулся,– сказал Кошкар, – иди «отметься», – обратился он к Ержану.
Шака поставил канистры и направился в сторону охранника. Подойдя к нему, он во время рукопожатия, ловко сунул сложенную вдвое банкноту и пошел обратно. Охранник, ощутив в руках деньги, довольный зашел в будку.
Вскоре друзья, наполнив имевшиеся канистры бензином, выехали в сторону города. Решили поехать по объездной дороге через поселок имени «Ордженекидзе», но и здесь их остановила вездесущая милиция. Друзьям пришлось заправить милицейскую машину и еще дать им немного денег.
– Лучше ездить как обычно. Те менты хотя бы заправлять не просят, мы бы им просто отстегнули их обычную таксу, а здесь их еще и заправлять пришлось, до чего наглые, – возмутился Кошкар.
– Хорошо хоть не попросили вдобавок ко всему в КПЗ немножко посидеть, – сказал Кемель. Все посмеялись.
Бензин как обычно повезли, домой Ерлану у которого уже были свои постоянные клиенты.
Ерлан, несмотря на то, что был постарше возрастом, попал в эту компанию относительно недавно. Хотя, они все были с одного района, Ерлан до недавнего времени ни с кем из своих нынешних товарищей, не дружил и не поддерживал каких-либо тесных взаимоотношений.
После школы он поступил и окончил Рижское авиационное училище, отслужил в армии и работал в аэропорту, когда в стране начались «Великие преобразования». У Ерлана к тому времени были годовалый сын и неработающая жена, которая училась на третьем курсе педагогического института.
Начавшаяся «Перестройка» со всеми её составляющими не обошли и Чимкентский аэропорт, где работал Ерлан. Число рейсов, резко сократилось, начались сокращения штатов и задержки заработной платы. В жизнь пришло уныние и тоска, Ерлана ежедневно гложила неуверенность в завтрашнем дне. В один из дней не стало даже той небольшой зарплаты, бережливо растягиваемой ими, на 30 дней. В их молодую, еле сводящую концы с концами семью, очень быстро пришла нищета. Нищета, жестокая и неумолимая когда нет денег на хлеб, и мелочи для оплаты проезда в общественном транспорте. После этого Ерлан сделал для себя вывод, что в Чимкентском аэропорту, «все рейсы» для него на сегодняшний день, отменены, а перспективы на будущее «приземляются как авиалайнеры», которым, необходима дозаправка.
Он уволился с работы, пополняя армию безработных. В стране шла гиперинфляция, основная масса людей продолжала ходить на работу, обивая пороги родного предприятия, где их кормили в основном обещаниями, вместо положенной заработной платы. Начались унижения и долги. Теперь Ерлана каждый день за воротами ждал жестокий мир, где не было «тихой и спокойной работы» а надо было гоняться за деньгами и пропитанием, доставая их различными способами. В основном все люди занимались коммерцией, расплодилось очень много различных посредников, среди которых было немало и мошенников. Ерлан хотел заняться коммерцией, опыт у него кое – какой имелся, он еще, будучи студентом, как-то привозил из Риги джинсы, майки и парфюмерию. Тогда он это все довольно выгодно для себя продал, и на оставшиеся деньги хорошо провел каникулы. Сейчас закладывая свою квартиру ростовщику, Ерлан вспоминал те свои каникулы как самое счастливое время в своей жизни.
В первый раз все получилось относительно удачно. Ерлан совершил «паломничество» в сердце нашей бывшей Родины город герой Москву, закупил там товар и кое – как его реализовал. Сказалось отсутствие опыта, торговой точки, и желающих купить привезенный товар оптом. Вырученные деньги после покрытия процентов и возвращения долгов были быстро израсходованы. Пришло время снова закладывать квартиру и брать деньги под проценты. Никто не знает, как бы в дальнейшем всё сложилось, если бы Ерлан на свою беду не повстречал своего давнего знакомого Сакена.
Сакен с его слов «серьёзно» занимался бизнесом, и имел в райцентре «Белые-Воды» магазин. Он предложил привезти Ерлану оргтехнику, которую он реализует через свою торговую точку. Идея понравилась, Ерлан первый раз, измучившийся реализовывая привезенный им из Москвы товар, ухватился за предложение своего знакомого. Однако доставленная Ерланом из Москвы техника вопреки обещаниям Сакена «быстро» не реализовывалась, а затем и вовсе исчезла. Это Ерлан увидел, придя в магазин через неделю. Прилавки магазина были пусты, а в помещении хозяйничали не знакомые, чужие люди. Ерлану при виде всего этого стало очень плохо. Он ещё на что-то надеялся но люди бывшие в магазине как-то очень спокойно и буднично развеяли все его надежды объяснив, что магазин Сакену никогда не принадлежал, он всего лишь арендовал его, однако так ни разу и не заплатил за аренду, ссылаясь на различные причины. Весь товар в магазине забрали какие-то люди, которым Сакен кажется, был должен большую сумму денег. Узнав адрес Сакена у хозяев магазина, Ерлан наведался туда, оказалось, что эта съемная квартира и жилец на днях переехал. Ерлан пробовал обращаться в милицию, но дело получалось довольно бесперспективным. Товарной накладной или какого-либо документа подтверждающего, что Ерлан сдавал радиотехнику в магазин, не было, свидетелей тоже и даже фамилию своего знакомого он толком не знал, не говоря уже о местожительстве.
Между тем пришло время платить по счетам. Пришлось отдавать заложенную однокомнатную квартиру и перебираться под родительский кров. Там Ерлана с семьей тоже не ждали с «распростертыми объятьями». Отец Ерлана как обычно пил, мать работала на рынке «реализатором товаров», денег в семье не хватало и это обстоятельство создавало гнетущую атмосферу в доме. Супруга Ерлана не выдержав лишений, собрала вещи и ушла к своим родителям вместе с ребенком. Между тем как это иногда бывает, судьба подкинула Ерлану мираж, казалось бы, улыбнувшуюся удачу, надежду, что возможно у него в скором времени все образуется. Он совершенно случайно встретил на улице города Сакена, своего должника.
Надо сказать, что Сакен тоже не сразу стал убежденным мошенником. Путь, который довелось ему пройти, был тернист, полон лишений и горьких разочарований в людях. Надо сказать, что в детстве его тоже мама с папой учили говорить правду, быть честным и помогать людям. Его родители, конечно же, надеялись, что если даже из их сына в будущем не получится выдающегося человека, то уж во всяком случае, из него должен получиться вполне достойный, член общества. Сакен как и многие, начал заниматься коммерцией, когда в следствий потепления взаимоотношений между политиками СССР и запада, «незримая стена отчуждения», благополучно рухнула, и в нашу страну, не успевшую ещё выбраться из под обломков, бурным потоком хлынула жевательная резинка и порно-продукция. Это было начало того смутного времени, когда, люди начали, гонятся за деньгами и удовольствиями. Сакен в начале своего бизнеса, старался по мере возможностей соответствовать привитым с детства идеалам и избегать соблазнов. Но почему-то чем честнее он был, тем меньше у него оказывалось прибыли. Чтобы как-то свести концы с концами и продержаться в предпринимательской деятельности, ему приходилось занимать деньги. Надо отметить, что люди обычно, охотнее отказывают занимающему деньги, нежели удовлетворяют его просьбу и их за это не стоит осуждать. Потому как человек, просящий в долг, всегда подозрителен, это потенциальный мошенник. Для успеха просящему денег человеку, необходимо иметь некоторый опыт и проявлять фантазию, но ещё лучше, если у него при этом есть «золотая карета» или хотя бы Мерседес.
Старый жигуленок 06-ой модели у Сакена был. Он всё старался по возможности вовремя расплачиваться с кредиторами, и слышал в основном за это только упреки, (а разок его даже избили за то, что он просрочил платеж), когда, его посетила простая и на первый взгляд «спасительная мысль». Долги можно не возвращать! К этому пересмотру взглядов его пододвинуло само общество, у которого «потуги» Сакена, неудачника, старающегося возвращать пусть и с опозданием, занятые деньги вызывали негодование и презрение. К этому времени Сакен уже полностью созрел, для того чтобы стать мошенником. Он привык быть в долгах, это его нисколько не тяготило. Отныне его девизом было: Долги возвращают только трусы! Естественно право быть первыми его жертвами принадлежало родственникам как самой близкой категории людей, потом уже были друзья и знакомые. Но сейчас Сакен переживал далеко не самые лучшие свои дни, бандиты, нанятые одним из его кредиторов, отняли у него всё, и теперь он, прячась от людей, проживал за городом, в поселке «Кызылсай» у разведенной сестры.
Когда они неожиданно встретились, Сакен естественно пообещал вернуть своему знакомому все деньги, привел Ерлана домой к сестре и в душераздирающих интонациях поведал все беды, свалившейся на его несчастную голову. Сакен в счет долга дал Ерлану какую-то незначительную сумму и просил немного подождать. Это неопределенное «немного» явно стремилось к бесконечности. Ерлан в ожидании «манны небесной» стал всё чаще «прикладываться к бутылке». И вот как-то возле киоска, где торговали дешевым вином, и спиртом он увидел Кемеля, о чем-то разговаривавшего с продавцом. (Позже выяснилось, что Кемель предлагал лоточнику купить у него 200 литров спирта, которым с ними расплатились за ворованный бензин). Кемель узнал Ерлана, который был старше на два года и раньше них окончил школу. Может в другом месте, Кемель прошел бы мимо Ерлана, сделав вид, что не заметил последнего. Но Ерлан нагнувшись, постарался сунуть голову в маленькое окошечко, и посмотрев во внутрь металлической будки, кивком поздоровался с Кемелем. Он попросил продавца узбека налить ему спирт в долг. Лоточник отказал ему, напомнив, что тот ещё не расплатился с ним за предыдущее спиртное. Ерлан все, также стоя, в полусогнутом состоянии, пытался взглянуть через маленькое окошечко на продавца, и договорится с ним, но его то и дело отпихивали. Кто-то просовывал рядом с его лицом, свою руку с мятыми грязными купюрами. Он выглядел довольно жалко. Ерлан был небрит, в мятой грязной одежде у него не было денег, а лоточник разговаривал с ним с высока. И когда Кемель вышел из будки то решил угостить знакомого спиртом, бутылку которого он взял для «пробы покупателям». В стороне от киоска находилась шашлычная, куда они и направились отведать горячего бараньего шашлыка. Быстро захмелевши от выпитого натощак спирта, Ерлан, поведал своему старому знакомому, все напасти свалившиеся на него в последнее время. Кемель обещал помочь.
На следующее утро они вместе с Кошкаром поехали в «Кызылсай». Дом, в котором проживал Сакен, находился за железнодорожной линией, и по этой причине к нему со стороны трассы не было автомобильного проезда. Кошкар остался у машины. Кемель с Ерланом вскоре привели к нему Сакена, неожиданно по счастливой для них случайности, оказавшегося дома.
Сакен подошел к Кошкару расположившемуся на бетонной глыбе, у обочины проходившей мимо авто магистрали, испуганный, и какой-то сгорбленный, словно его вытащили из реанимационного отделения областной больницы. Он попытался поздороваться с Кошкаром за руку, но тот как – будто не заметил этого.
– Тебя как зовут? – спросил он у Сакена.
– Сакен,– ответил тот.
– Меня Кошкар, слышал наверно?!
Сакен поспешил согласно кивнуть головой, хотя по недоумению в его глазах всем присутствующим стало ясно, что он никогда ни о каком Кошкаре «слыхом не слыхивал». Надо было как-то исправлять создавшуюся неловкую ситуацию, что бы Ерлан не подумал, что они с Кемелем какая-то «шпана подзаборная» и Кошкар спросил, не знает ли Сакен «Индюка» с Белых-Вод. В этот раз Сакен подтвердил, что этого человека в Белых-Водах знают все.
– У тебя машина есть?
– Нет.
-Короче, ты у человека деньги брал? – спросил Кошкар, которому явно не понравился ответ Сакена и вообще уже начала надоедать вся эта «дипломатия». Сакен молчал.
– Ты что глухой? – поинтересовался у Сакена о состоянии его здоровья
Кошкар. Сакен наверно хотел сказать, что он никаких денег в глаза не видел, а радио технику у него забрали боевики из группировки Индюка, которых вероятно, нанял, кто-то из его многочисленных кредиторов, (кажется, они упоминали Махамбета), у которого он брал под проценты деньги в прошлом году. Но он видел что ни Кошкара, ни его товарища никакими «сердобольными» историями не проймешь. Кошкар уже проявлял признаки нетерпения, ожидая ответа, и Сакен сказал: – Брал.
– Ну, вот видишь, – несколько успокоился и перестал разминать суставы рук Кошкар.
– Долги возвращать надо? – продолжил задавать свои «дурацкие» вопросы Кошкар таким тоном, словно он разговаривал с семилетним мальчиком или великовозрастным дебилом, который отстал в своем умственном развитии.
– Надо, – согласился с ним Сакен.
– Тогда почему не возвращаешь?
– Нет денег.
– И что теперь?
– Как будут деньги, сразу верну, – пообещал Сакен.
– А если их у тебя больше никогда не будет! Денег! – засомневался вдруг Кошкар.
– Почему будут, я собираюсь брать кредит, – начал было Сакен, но Кошкар перебил его.
– Мы не можем долго ждать! Понимаешь?! Короче неделю сроку тебе потом сумма удваивается, понял?!
– Понял, – согласно кивнул головой Сакен, который имел некоторый негативный опыт общения с бандитами и знал, что лучше согласиться, не дожидаясь, когда ему начнут «разъяснять» или что ещё хуже «убеждать».
Они сели в машину и возвратились в город. Ерлан был доволен, ему казалось, что Сакен не на шутку испугался и изыщет средства, что бы расплатится за радиотехнику.
Прошла неделя, но Сакен так и не появился. Они втроем снова поехали в «Кызылсай».
На пороге дома их встретила молодая женщина в дешевом изношенном халате, за ней прятался чумазый мальчуган 3-4 лет. Обветренное лицо и потрескавшееся кожа рук, женщины красочно свидетельствовали об отсутствии в доме элементарных бытовых условий. Мрачноватое, выражение её лица только усиливало подозрение, что ей ежедневно приходится выживать в довольно «невесёлых» бытовых условиях села, таская на себе экологический чистую воду из ближайшего колодца и отапливая дом дровами, которые предварительно еще нужно нарубить, потому что даже экологический чистое бревно, в печку целиком не лезет. Очень сомнительно, чтобы Сакен в его положений помогал ей вести хозяйство, обычно такие люди приносят всем окружающим одни только хлопоты и неприятности. Несмотря на то, что сестра Сакена сказала, что его нет дома, и уж совсем не приглашала незваных визитеров войти, прибывшие, привыкшие в силу избранной ими профессии к подобному обращению вошли в дом, без приглашения. Сакена в доме не было, внутреннее убранство комнат было довольно убогим. Конечно, никто из вошедших «гостей» не ожидал увидеть внутри дома сказочные богатства Али-Бабы, но все же они надеялись, что все не настолько запущено.
Кошкар осматривая внутренний интерьер жилища, никак не мог «зацепится» своим «аудиторским» взглядом за что-нибудь маломальское ценное. С тоской, осматривая старую поломанную мебель и черно-белый телевизор, Кошкар, словно индийский принц «Шакьямуни», Сиддхартха Гаутама на которого вдруг с небес снизошло «прозренье», и перед ним в одно мгновенье открылись все тайны, и внутренние причины кругооборота жизни воскликнул: – Ты, да у него даже холодильника нет!
После осмотра жилищно-бытовых условий проживания Сакена, повергшего всех, кроме Ерлана в уныние они вернулись в город.
Через два дня, Ерлан снова пришел к Кемелю. Ему было гораздо комфортнее и интереснее добираться до «Кызылсая» на машине с ребятами, которые к тому же в отличии от кондуктора пригородного автобуса не просили его заплатить за проезд.
– Да ну его…, – отказался Кемель
– Ну, у него же есть дом! Дом же «нормальный», – начал уговаривать Ерлан.
– Да какой там «нормальный», в сердцах сказал Кемель.
– Ну, у меня даже такого нет, потом его можно было бы поставить в залог и взять деньги под проценты, – сказал Ерлан.
– А на хр…на нам нужны деньги под проценты? – спросил у него Кемель.
– Я бы взял, несколько растерянно сказал Ерлан.
Кемель взглянул на него, на его стоптанные туфли и заношенные почти до дыр грязные джинсы.
– Ладно, пошли к Кошкару, – сказал он.
– Ты, да ну его на хр…, – отказался Кошкар.
– Ехать туда, потом идти пешком, а его дома нет. А если вдруг он дома, то уж денег у него точно нет, хоть ты убей его. У него даже холодильника нет! Где тебе вообще угораздило найти такого компаньона? – возмущался Кошкар однако, в конце концов, согласился ехать. Поехали поздно ночью, что бы наверняка застать Сакена дома. По дороге Кошкар поминал не добрым словом своего коллегу, Беловодского «сайгака» Индюка, который успел быстрее их обобрать Сакена.
Основная часть людей, которым по какой-либо причине не удается вовремя возвратить долги, чувствуют себя не уютно. Человек, у которого нет денег, вернуть долг и которого ищут бандиты, боится каждого шороха. Он плохо спит, рано уходит из дома и поздно возвращается домой, потому что обычно идти такому человеку больше некуда.
Сакен только недавно вернулся домой и сидя на кухне, ел холодную жареную картошку, когда во дворе залаяла собака. Он отложил ложку и прислушался. Когда постучали в окно, Сакен вздрогнул.
– Кто там? – спросил он.
– Не бойся, не гости, – успокоили снаружи.
При виде Кошкара с компанией Сакен побледнел. Он потянулся, было для рукопожатия, но Кошкар ударил его и Сакен полетел в противоположенную сторону комнаты и приземлился, ударившись спиной о стену. Когда он падал задел рукой за спинку стула, на котором стояла трех литровая банка с питьевой водой, стул с банкой опрокинулись, создав невообразимый грохот. В соседней комнате проснулся и заплакал ребёнок, во дворе заливалась лаем привязанная собака, входная дверь осталась открытой, и с улицы в комнату начал проникать холодный ночной воздух. В доме как-то сразу стало холодно и не уютно.
– Вставай что сидишь, – сказал, обращаясь Сакену Кошкар.
– Пойдем, выйдем во двор, а то у тебя здесь тесновато, банки ломаются, – сказал он и пнул разбитый стеклянный осколок, который отлетел и раскрошился о стену. Сакен не мог справиться с волнением и подавить бившую его мелкую нервную дрожь. В соседней комнате его сестра успокаивала расплакавшегося ребенка. Они вышли на улицу.
– Заткни свою собаку, пока я её не пристрелил, – сказал Кошкар обращаясь к незадачливому коммерсанту. Сакен бросился бегом исполнять приказание, он снял с привязи собаку и закрыл её в сарае.
На улице было свежо и прохладно. На ночном ясном небе светились, холодным синим бликом далекие звезды, на темный не освещенный двор падал ржавый свет из оставшейся открытой входной двери. Сакен вернулся, и легко одетый Кемель продрогший от ночной прохлады начал молча, избивать его, что бы немного согреться, словно это был не живой человек, а «макивари», для отработки ударов. Избиенье происходило лениво и довольно не продуктивно, дело в том что Кемель в отличие от Кошкара старался наносить удары по возможности не оставляя внешних травм в виде синяков и ссадин. Сакен по возможности как умел, пассивно противился этому, подставляя локти, руки и колени. Кемель начал входить в азарт и с третьего раза ударом ноги «лаукик» по «опорной» ноге сшиб Сакена наземь.
– Чем вы там занимаетесь? – презрительно спросил, приблежаясь к ним Кошкар. Подойдя на достаточно короткое, расстояние он быстро и сильно нанес удар ногой в голову, пытавшемуся было подняться Сакену. Поверженный видимо не ожидал и «пропустил» удар, он взвыл от боли. Кошкар наступил ногой ему на руку, после чего начал его топтать второй свободной ногой, попеременно ставя свою ногу, обутую в туфли на лицо и грудь. После нескольких попыток Кошкару удалось просунуть ногу, уперев туфель на горло Сакена и слегка его придушить, тот захрипел. Окончательно деморализовав свою жертву, в этом доминирующем положений Кошкар решил побеседовать с Сакеном. Вопросы, которые он задавал, были те же что и раньше. Ответы, торжественные клятвы и обещания, даваемые Сакеном, тоже не отличались большим разнообразием.
– Я отдам, клянусь, всё отдам, – хрипел он, захлёбываясь кровью слезами и
соплями в темноте. Кошкар сошел с него, и все втроем закурили.
– Умойся, – сказал ему Кошкар, – и иди, вынеси документы на дом.
– Нету, – сказал, трясясь от страха Сакен.
– Чего нету?! – взревел Кошкар, – мать твою, сейчас трахну тебя тут, ты пи…з, – он держал руку в боковом кармане куртки, откуда вытащил нож и быстро сунул его в задницу Сакену, который снова взвыл. Было темно, и он снова не заметил. Кошкар не старался травмировать и воткнул лезвие ножа на одну треть.
– Дом не мой, дядя дал нам с сестрой пожить, даже не его, а его знакомого, – начал оправдываться Сакен, дальше снова началась нескончаемая череда клятв и обещаний. Кошкар отвернулся.
– Что делать будем? – спросил он.
– А что с ним сделаешь, – развел руками Кемель. – Ты наверно у него и расписку то не брал, – обратился он к Ерлану.
– Даже в суд на него не подашь, откажется, пусть расписку напишет, – предложил Кемель.
– Пусть пишет, – равнодушно согласился Кошкар.
Все вместе зашли в дом. Кошкар громко включил телевизор, словно собирался нагревать утюг и кипятильник, эти классические электробытовые приборы, используемые бандитами девяностых для «задушевных» бесед с несговорчивыми коммерсантами. Уже одетые сестра и племянник Сакена окидывали ночных посетителей взглядами, горящими от негодования как должно быть, смотрели партизанские жены и дети, на оккупантов фашистов в сорок первом году в Белоруссии, после того как те сожгли деревню и расстреляли всё взрослое мужское население.
– Принеси ручку и бумагу, – шепелявя, обратился к сестре Сакен, у которого распухла губа, и не хватало передних зубов. Рана во рту кровоточила, отчего ему приходилось часто сглатывать кровавую слюну.
– Не так не пойдет, – «забраковал» прочтя написанную расписку Кошкар.
– Ты текущую дату не ставь, пиши, когда брал, сейчас у нас ноябрь, вот и пиши, в сентябре брал 4 «лимона».
– Два, – робко попробовал возразить Сакен.
– Уже четыре, а с такими темпами скоро будет двадцать четыре, понял? –
– Понял, – ответил Сакен.
– И пригласи кого-нибудь из соседей, пусть распишутся как свидетели, – добавил он. Вскоре все было готово. Сестра Сакена пригласила соседа, который уже и сам давно не спал распираемый любопытством, видя и слыша происходящее в соседнем доме. Сосед оказался мужиком понятливым, он сразу всё понял, и без лишних слов расписался в расписке, подтверждая, что якобы присутствовал два месяца тому назад при передаче денег. Он был в тулупе, наброшенном поверх майки и в теплом растянутом и потерявшем форму трико с начесом. Сосед с уважением и пониманием пожимал, прощаясь руки, показывая всем своим видом и как бы даже проникнувшись важностью выполняемой ночной мисси «господ бандитов».
– Мама кто они? – спросил мальчик когда, ночные гости вышли во двор.
– Это, – начала женщина, и почти сразу же, замолкла, боясь, что-либо произнести в адрес бандитов, которые наконец-то только что вышли из дома, но еще пребывали во дворе. Не найдясь, что ответить ребенку женщина раздраженно набросилась на него: – Иди спать! Что ты, путаешься под ногами, не видишь мне нужно убраться.
В сарае скулила запертая собака, двор освещала «заботливо» включенная раненой рукой Сакена лампочка, который всеми фибрами своей испуганной и измученной души желал, что бы ночные гости быстрее покинули его двор.
Однако Кошкар не спешил, они снова закурили, и он спросил у Ерлана:
– А что ты сам? Дал бы этому «чморю», по мозгам.
– Я? – несколько растерянно и не совсем уверенно спросил Ерлан.
В следующий момент Кошкар с Кемелем как два умудренных жизнью, благородных рыцаря, которым не раз приходилось вступать в неравный бой, что бы защитить обманутых и оскорбленных, подтвердили что их «юный» друг не ослышался и сейчас его очередь сразится с «огнедышащим драконом».
Сакен напрягся, ожидая нападения, однако было заметно, что он не боится Ерлана. Он затравленно сжал кулаки в ожидании побоев. Ерлан скорее почувствовал, чем понял, что его проверяют, и от его поведения может зависеть его будущее. Он когда-то раньше ёще во время учебы в школе занимался классической борьбой, и теперь не решившись бить человека, который не нападал на него, но в то же время, не имея в себе решимости отказаться от поединка вовсе, подошел к Сакену обхватил его руками и взял «на грудь». Сакен не имеющий навыков борьбы начал отталкивая упираться обеими руками в голову Ерлана, когда тот слегка крутанув, бросил его на пол. «Битва Титанов» закончилась! Площадка перед домом была бетонированная, и Сакен упав, сильно ударился локтем. Он в очередной раз застонал. Подошедший Кошкар добавил ему несколько раз ногой по ребрам.
– Встань, – скомандовал он. Сакен встал, держась за ребро согнутой разбитой в кровь теперь уже левой рукой. Его светлая рубашка от частого пребывания на полу стала напоминать половую тряпку, сзади на штанине темнело пятно крови.
Как бы не замечая, стоящего перед ним Сакена Кошкар начал рассказывать ему, какие они добрые и хорошие, потому что они его не убили и не замучили. Тем самым они проявили поистине достойную всяческих похвал гуманность, и даже как следует, не избили его, хотя обязаны были это сделать во благо Сакена. Закончив свою речь, целью, которой, несомненно, являлось «искреннее желание помочь заблудшему, и вернуть его на путь истинный», Кошкар для большей убедительности «заехал» боковым ударом и повалил его наземь.
– Вот как надо! – сказал несостоявшийся «проповедник», Ерлану, – а то ты
ходишь, обнимаешься,– пожурил он товарища.
– Что когда деньги будут? – спросил Кошкар в очередной раз, глядя куда-то в сторону у всё еще валявшегося на земле Сакена словно это было какое-то насекомое.
– Через неделю, – пообещал тот.
– Что-то у тебя эти недели никогда не кончаются, так ведь, и помрешь как собака, – предостерег его Кошкар на прощанье.
Через неделю Кошкару зашли Кемель с Ерланом и сообщили, что Сакен сбежал.
– Его теперь не найдешь, – сказал с облегчением, Кошккр словно он только что избавился от непомерной обузы.
– Сами подумайте, где ему было столько денег взять! Да кто такому вообще деньги даст?
– Родственники, – сказал Ерлан.
– Тебе твои родственники много дают? – поинтересовался у него Кошкар. Ерлан промолчал.
– Вот и ему тоже, он наверно у них уже просил, не раз еще до тебя, когда на него ещё Индюк наезжал. Видел его на днях. Родственники наверно советовали ему, как обычно в таких случаях в милицию обратиться, – насмешливо сказал Кошкар.
– Что мне теперь делать? – спросил у них Ерлан.
– Все жизнь кончилась! Теперь, если ты человек чести, можешь застрелиться!
– Ты что Кошкар, если сейчас стреляться, из-за каждого «кидка», патронов не хватит, – резонно заметил Кемель.
– Ну, тогда пусть поступает в университет, – посоветовал Кошкар.
– Почему в университет? – спросил Ерлан.
– Понимаешь, учится никогда не поздно! Вот мне в этом плане не очень повезло. Пришлось после школы сразу идти на завод, «в бригаду»! С юношеских лет так сказать, таскать на себе жигулевские шины. Я это к тому, что бы тебе потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы! – издевательский произнес Кошкар.
– Пойдешь с нами на завод, – как нечто решенное, вставил своё «отеческое» слово Кемель.
– На нефтеперегонный что-ли? – спросил Ерлан
– Нет, «Кораблестроительный», – пояснил Кошкар, – будем подводные лодки собирать, за переходящее красное знамя бороться.
Через неделю совместной «работы по экспроприации бензина» из нефтеперерабатывающего завода, друзей охватили некоторые сомнения относительно надежности вновь принятого в «ячейку» Ерлана.
– Какой то он большой и добрый, безобидный как олень, – начал выражать своё беспокойство и недоверие в плане морально-психологической подготовки нового члена банды Кошкар.
– Ладно, Шака, «сыкун», но и у него есть второй разряд по боксу, пусть он шакал и сукин сын, но он наш сукин сын. Вырос с нами, мы к нему привыкли. А еще один трус это уже половина нашей команды, – сказал Кошкар, затягиваясь папиросой начиненной марихуаной и передавая её дальше по кругу. Они сидели на скамейке в парке им. Абая, Ерлана с ними не было. Ержан пробовал, было возразить, но Кошкар с Кемелем подняли его на смех.
– Добрый он, – сказал Кемель, отхлебывая из бутылки «Чимкентское» пиво, уже, после того как все угомонились, и перестали смеяться.
– Холодное аж зубы ломит (про пиво).
– Вот именно не злой, случись, что пойдет он на чистую уголовщину? Надо его проверить.
– Как? – спросил Ержан.
– Каком к верху, – пояснил товарищу Кошкар, и они с Кемелем снова принялись над ним смеяться. Они не могли, остановится, их охватил истерический смех под воздействием только что принятых наркотиков. Успокоившись, Кошкар сказал, обращаясь к Ержану: – Ты не огорчайся, придумаем что-нибудь, может, дадим Ерлану ствол и предложим, чтобы он захватил областной роддом, и потребовал кого-нибудь из правительства к телефону. Ну «лимонов 10» баксов естественно, а не то менты с райотдела не поймут нас, скажут с жиру бесимся, а так необходимость, деньги нужны были, поделимся с ними глядишь самолет подгонят, куда-нибудь в Бразилию, говорят там скоро карнавал должен начаться.
На следующее утро всей компанией поехали за город на дачный массив «Кайнар». Дорога в сторону дач проходила мимо зоны отдыха построенного еще в Советское время. В те далекие «застойные» времена партийное правительство все же понимало, что люди после трудовых будней должны где-то отдыхать. Ходить с детьми в зоопарк, загорать на пляже и прохлаждаться в тени деревьев. Сейчас на всём лежали следы запустения и упадка. Животные в зоопарке были тощими, словно переболели тяжелой формой туберкулеза, искусственное озеро было захламлено и загажено, деревья в «дендропарке» нещадно вырубались населением близлежащих сел по причине частых перебоев с газом и электроэнергией.
Кошкар привез их на когда-то «свою» дачу, которую они продали, когда у них в семье возникли финансовые трудности, связанные с арестом отца, занимавшего должность заведующего базой. Несмотря на все предпринятые меры, отец Кошкара был осужден и сейчас отбывал свой срок.
Походив по округе, они выбрали жилую дачу, где отсутствовали хозяева. Во дворе огороженной дачи бегала собака, на двери висел замок. Кошкар вкратце обрисовал задачу Ерлану.
С его слов выходило, что внутри дачного домика, находится «волшебная лампа Алладина», которую Ерлану нужно, во что бы то ни стало раздобыть. Кошкар протянул пистолет и монтировку, и произнес:
– Возьми эти волшебные вещи, которые, пригодятся тебе, когда ты повстречаешь опасность. Они с Ерланом обнялись, – ладно, целоваться не будем, – сказал Кошкар, пуская слезу.
– Эй, ты куда?! Дача вон там, – крикнули друзья, указывая правильное направление, сбившемуся было с пути товарищу.
Ерлан перелез через сравнительно невысокий забор и теперь стоял перед беспородной, но крупной собакой, которая заливалась лаем, на всю округу. Он в левой руке держал монтировку выставив её перед мордой собаки, которая не решалась, набросится на нарушителя и продолжала лаять в надежде, что ей на помощь поспеют хозяева. Ерлан правой рукой достал из кармана пистолет и нажимал на спуск, который отчего-то не выжимался до конца и не стрелял. Пот струился у него со лба, Ерлан никогда еще до этого не залазил в чужой дом и не брал в руки оружия для убийства, пусть даже собаки. Наконец ему удалось снять пистолет с предохранителя, и он выстрелил в пса. Собаку отбросило в сторону, она заскулила и затихла. Ерлан до этого чуть было не оглохший от громкого, злого и обличающего лая собаки, после произведенного им выстрела, прозвучавшего для него как грохот армейского «гранатомета», стоял, наслаждаясь наступившей тишиной и «миром». «Всё», было позади, смертоносные залпы орудии отгремели, на небе снова светило солнце и летали ласточки, «война кончилась» и впереди всех ожидала мирная жизнь. Ерлан стоял, словно легендарный лейтенант Рахимжан Кошкарбаев, которому все-таки удалось водрузить красное знамя «Победы» над «Рейхстагом»!
Замок на двери дачного домика был навесной, и по этой простой причине не требовал какой-либо особой квалификации.
– Иди, помоги ему, а не то он там целый год будет в двух комнатах, ходить, пока сюда участковый из Сайрамского района не доберется – попросил Кошкар, глядя на Кемеля, при этом, скорчив на физиономии гримасу боли и недовольства, словно у него от неумелых действий «стажера», прихватило живот.
Кемель перелез через забор и подошел к Ерлану, который всё ещё стоял без движения, похожий на древнего иудея, ждущего от своего «Господа», благословления, словно тот должен был с минуты на минуту выглянуть из за облаков, и произнести громовым голосом: «Отныне мечом своим будешь жить ты, Ерлан!».
На этом «испытания» закончились. Ерлан стал полноправным членом коллектива, с прозвищем «Б;;а», по казахский «Бык».
Когда друзья приехали, и привезли бензин, родители Ерлана уже спали. Ворота, закрытые на засов открыла младшая сестренка Ерлана, Айгуль, которая училась в десятом классе. Надо сказать, что Кемель и Айгуль с недавних пор начали встречаться... Девушка была ещё сравнительно молода, и они скрывали свои взаимоотношения ото всех. Кемель с Айгуль сошлись скорее неожиданно, хотя в произошедшем, наверное, была и некая закономерность. Как – то поздно ночью «навеселе» возвращаясь, домой, Кемель, увидел одиноко сидящую на скамейке сестренку Ерлана. Айгуль в тот день поссорилась со своим парнем и с домочадцами, пребывала в состоянии депрессии и не хотела идти домой. Кемель присел рядом, и быть может вследствие, не выветрившихся винных паров, как-то совершенно по-новому взглянул на соседку, с которой раньше они только сухо здоровались. Сейчас под покровом ночи, в ржавых бликах ночных фонарей Айгуль показалась ему необыкновенно красивой и одинокой. Кемель подарил ей сосательную конфету «чупа-чупс», (которую вместо сдачи сунула ему продавщица магазина, где он покупал сигареты) и «золушка» улыбнулась ему. У Айгуль была детская открытая улыбка, стало сразу же ясно что, по сути, она ещё ребёнок, просто округлые бедра и крепкие груди делают её взрослее. Кемель сидя рядом с ней на скамейке слушая её голос, в темноте смотрел на неё, и в какой-то момент ему даже показалось, словно вся его душа вылезла в стремлении слиться с ней, оставляя за собой неуклюже застывшее тело. Он потянулся к ней, и они поцеловались. Кемель хотел продолжить, но девушка встала со скамейки и отошла от него на безопасное расстояние. Кемель начал извиняться, и больше в тот вечер к девушке не приставал. Он старался вести себя в отношении девушки, учтиво насколько у него получалось, обходительно, словно с принцессой в изгнании.
После этого Кемель начал ухаживать за девушкой. Он звонил ей по телефону, а по вечерам, когда стемнеет они, встречались на скамейке. Они целовались и обнимались. Айгуль была несколько наивная и неискушенная, ей шел семнадцатый год, и она ещё училась в школе. Мать, с некоторых пор замечавшая, что что-то неладное творится с дочерью, предостерегала её. Но что были все эти предостережения, и слова, которые не доходили до её сути как гром и молния далеко в небе, в сравнении с тем восторгом, который она испытывала, когда видела Кемеля. Высокого, стройного, модно одетого и уверенного в себе парня с деньгами. Кемель был щедрый. Он был для неё словно древний охотник, для голодной самки, который на широких плечах тащит к своему очагу пойманную добычу.
Как-то, поздней ночью, они как обычно сидели на скамейке, и она сказала ему «мне кажется, я буду очень счастлива, если выйду за тебя замуж». Айгуль сидела в это время у него на коленях, Кемель мял руками, её крепкие девичьи груди, и эти сказанные ею простые слова как – то сразу запали ему в душу. Они сидели почти до рассвета, над ними бескрайними просторами раскинулось звездное небо, Кемель нежно обнимал её и не знал что ответить. Но Айгуль и не ждала от него ответа. И только на следующее свидание он всё же созрел и обещал, на ней женится сразу же, как она закончит школу. В последствии в один из дней Кемель пригласил Айгуль на пикник и очарованный обаянием чистоты, молодости и невинности не мог, удержатся, и взял её на берегу шумной, горной реки Машат …
Айгуль как бы в невзначай подошла к Кемелю и они украдкой, быстро в темноте поцеловались.
Бензин выгрузили, время уже было позднее, но всем непременно хотелось выпить и закусить. В начале поехали в кафе «Алмаз» где подрабатывал музыкантом их сверстник и сосед Ардак. «Алмаз» уже закрылся, в те времена основная часть кафе и ресторанов работало по советскому регламенту до 23 часов. Но бывали приятные исключения, каковым являлось кафе «Нур» располагавшееся по улице им. Джангильдина. Они прихватили с собой Ардака, который закончил работу и был уже навеселе, и всей компанией поехали в «Нур». Время было уже далеко за полночь, в кафе пришлось минут 5 стучаться, пока их запоздалую компанию впустили. Кафе «Нур» представляло собой одноэтажное прямоугольное здание с баром и кухней. В помещении была плохая вентиляция и тусклое освещение от изобилия, разного рода цветных лампочек и витражей, украшавших помещение в виде декорации. В зале было накурено, из динамиков неслись мотивы к тому времени уже устаревшего, но все еще популярного хита группы «Ottavan», «Руки вверх детка!». Шашлыка и других горячих блюд уже не было. Официант выглядел уставшим и нетрезвым, он принес водку, литровую фанту в пластиковой бутылке и холодные, подсохшие, сморщенные лепешки.
– Больше ничего нет, – объявил он позевывая. После состоявшегося короткого разговора с голодными запоздалыми посетителями официант пошел на кухню готовить салат из свежих помидоров и огурцов. В дальнем темном углу зала, окутанные сизым сигаретным дымом, сидели двое парней с девушками. Все четверо были в сильном подпитии и время от времени громко над чем-то смеялись.
Между тем друзья уже допивали вторую бутылку водки и съели приготовленный салат. У всех отчего-то был отменный аппетит, и все на столе исчезало с устрашающей скоростью. Ардак поужинавши в «Алмазе», пил водку не закусывая, и несколько удивленно поглядывал на всех.
– Я смотрю, вы что-то сильно оголодали, мрачновато даже как-то, – сказал Ардак, поэтически настрой, которого требовал праздника и веселья.
– Ни тостов, ни анекдотов только чавкаем, да посудой гремим, – продолжил он. Никто из присутствующих особенно не обратил на его слова внимания, кроме Кошкара который велел официанту «повторить все» и предложил тост «За пацанов смелых и сильных». Тост получился короткий и неинтересный.
– А где же мораль? – начал приставать ко всем уже пьяный музыкант.
– Какая еще мораль? Я что-то тебя не понял, тебе что надо? – спросил возмущенно Кошкар.
– Мне нужно то, что и всем, – ответил Ардак который, будучи пьяным, любил пофилософствовать.
– Деньги что-ли? – спросил кто-то.
– Истина! Смысл какой-то, а ты за «сильных, смелых». Ведь сила она же чему-то должна служить, каким то я не говорю идеалам, но что-то же должно же быть?
– А ничего нет, – авторитетно заявил терзающемуся в поисках истины захмелевшему музыканту Кошкар.
– Есть только сила! В ней вся истина! А мораль это дерьмо, которое придумали трусливые людишки, что бы им спокойней жилось.
– А как же Бог? Ведь мораль это же Божьи заповеди!
– С чего ты это взял? Мораль это слишком мелко для Бога! От Бога – Дух! Мир такой он не оставил нам выбора. Ты хищник или жертва. Мы хищники, а хищники должны убивать, что бы выжить.
– А как же духовность?! – возмутился Ардак.
– Это сопли, – объяснил музыканту Кошкар.
– Дух мне нужен, что бы поглубже вонзать клыки, когда я сцеплюсь в схватке со своим ближним за самку или за мясо! Не важно за что! За место под солнцем, в конце концов. Вот это и есть реальность! Или истина, по-твоему. А мораль она насквозь лжива и условна!
– Ну, ты же говоришь про закон джунглей, это же «беспредел»! – продолжал возмущаться Ардак.
– Правильно, мы и живем в «беспредельное» время! У кого денег больше тот и прав! Сам посуди, кого люди называют хорошим человеком? Доброго отзывчивого, честного, человека, который всем поможет. Ходит себе на работу, улыбается всем, жене не изменяет, зарплату мизерную в дом несет, чтоб с голоду не подохнуть!
– Он еще наверно место в «лохавозах» старикам и старушкам уступает. Прямо животное какое-то травоядное, – добавил, презрительно улыбаясь Ержан.
– Правильно! – поздравил с верным ответом товарища Кошкар словно он был ведущим интеллектуальной игры «Кто выиграет миллион?». – Вот он и есть моральный человек – лох!
– Нет ну вы все утрируйте, не обязательно же что бы у нас в стране только одни подлецы да сволочи много зарабатывали. Может же быть, чтобы и у порядочного человека была высоко оплачиваемая работа.
– Может, но он же должен работать в каком-то коллективе. Что-то не видел, чтобы кто-нибудь один не вступая ни с кем в контакт, зарабатывал миллионы.
– А это здесь при чем? – спросил Ардак.
– А это притом, что он «хороший человек» в этом коллективе будет – лохом.
– Ну почему он должен быть обязательно лохом!
– Да потому что он интеллигентный, его какой-нибудь коллега толкнет локтем, рассмеется ему в лицо, а он не сможет ответить, потому что воспитан не так! Ты посмотри, как люди обычно к таким относятся? Как к какому-нибудь диковинному животному, оленю в зоопарке! Любуются со стороны, но упаси боже самому таким быть или чтобы твои близкие были такими. То есть это ваша мораль лжива, она состоит из условностей и вводит человека в заблуждение. А основные задачи у людей всегда были одни и те же: питание, секс и здоровый сон. Насущный вопрос добыча пропитания, потому что остальное во многом зависит от удачной охоты. Мясо! Вот мы здесь сидим, и нам всем хочется мяса. Но его уже съели те, кто пришел сюда раньше нас. Мы бы и помидоров не поели, да и вообще даже не зашли бы сюда, если бы этот пьяный урод не знал и не боялся нас, – кивнул головой Кошкар в сторону официанта, который принес водку и две большие тарелки с салатом. В этот раз он добавил в салат, мелко нарезанный репчатый лук, посолил и поперчил.
– Мясо уже давно перестало нести в себе то содержание, что ему придавали на заре человечества. Теперь это просто компонент для приготовления блюда, калорийная, вкусная, но пища. Вернее оно стало для человека вкусным в ходе эволюции, потому что было во много раз калорийным, чем разнообразные коренья и плоды с деревьев. Сейчас настоящая добыча это деньги! Случилось это видимо, потому что потребности у людей постоянно увеличиваются и в целом человечество из года в год становится более изощренным. Зачем, к примеру, гонять стада по степям Казахстана или Америки когда гораздо выгоднее держать деньги в Швейцарском банке и заниматься нефтяным бизнесом, и не зависеть от выпадения осадков?
– И что – ты этим хочешь сказать? То, что в ходе эволюции и научного прогресса меняются способы хозяйствования, это и так понятно.
– Я не о том, я хочу сказать, что в нынешних условиях, охота за добычей, т.е. за деньгами становится непрерывным процессом! – сказал Кошкар. Это его пещерная философия, без сомнения привлекала слушающих своей целесообразностью. Она была проста и «калорийна» как жирный кусок прожаренного на углях мяса, и, по всей видимости, удовлетворяла слушателей из мира победившего прагматизма, своей рациональностью, одновременно завораживая первобытной силой.
– Я смотрю ты прямо философ! Аристотель! – сказал, уязвлено Ардак.
– Ну, Аристотель не Аристотель, а только говоришь ты так, потому что тебе возразить нечего, кроме той дребедени, что ты в книжках начитался! – сказал Кошкар, Ардаку, словно пророк Моисей египетскому фараону Рамсесу второму.
Спор прервало появление Ураза со своей бандой. Явление сие ознаменовалось сокрушительными ударами по входной металлической двери, которая начала дрожать и содрогаться, чуть было, не извергая искры, готовая слететь с петель.
Ураз был бывшим «сайгаком» из села «Фоголевка», ранее усердно воровавший автомобильные шины из печально известного в городе завода.
Кошкар с ним повздорил месяца три тому назад, казалось бы, из-за пустяка. Они стравили на спор своих собак бойцовой азиатской породы. Поставили по 1000 у.е., когда кобель Кошкара по кличке «Джульбарс» вцепился в глотку Уразовскому «Актосу». Ураз, пытаясь разнять собак, и уберечь от сильных травм свою собаку, ударил Джульбарса несколько раз по голове и морде обломком кирпича, который подобрал там же. Кошкара, подобное возмутительно жестокое обращение с животными просто вывело из себя.
Он, не долго думая, ударил Ураза по голове, и в следующую секунду они вцепились, с не меньшим азартом, чем их собаки. Тогда их разняли, но вопрос остался «открытым», и они встретились на следующий день уже без собак. Победа осталась за Кошкаром, что весьма «ранило» тонкую впечатлительную душу его оппонента. Ураз, оправившись от полученных травм, потребовал матч реванш, но и в этот раз «все судьи» единогласно «отдали» победу Кошкару.
Вошедшие были уже навеселе, видимо пришли в кафе продолжить начатое в другом месте веселье. Ураз сразу заметил Кошкара и, улыбаясь, подошел к их столу. Он не стал вынимать руки из карманов брюк для традиционного рукопожатия, сказал просто: – Общий привет! – и уже непосредственно обращаясь Кошкару, поинтересовался: – Что витамины жрешь?
– Что кушать хочешь? – вопросом на вопрос ответил тот.
– Честно сказать хотел, но как тебя увижу, сразу аппетит пропадает, – признался он.
– Да не убивайся ты так! у тебя еще всё впереди, научишься еще драться, – «утешил» своего бывшего «коллегу» Кошкар.
Улыбка на лице Ураза моментально застыла, она стала напоминать хищный оскал животного, глаза его зло сузились, ноздри нервно подрагивали, разве только огонь и пар не шли из них.
– Я сейчас тебя «поломаю», вот тогда и посмотрим, кто из нас умеет драться! – пообещал он Кошкару. Вызов был брошен, обе компании начали выходить на улицу, подбирая подходящее место для поединка. Возле кафе стояла припаркованная ГАЗ – 2410 белого цвета, машина, на которой приехал Ураз со своей компанией. На капоте транспортного средства красовалась «трех лучевая звезда» придуманная в начале прошлого столетия Готлибом Даймлером. Основатель популярной марки говорят, как-то сказал, что ему хотелось, чтобы у мужчин «при взгляде на эту звезду появлялось возбуждение, а у женщин интерес». Вероятно, Ураз вначале желал и приобрел «большую русскую машину», впоследствии видимо ему захотелось, чтобы его «Волга» стала Мерседесом, и он как мог, воплотил свои желания. Однако выглядело это так же нелепо, как если бы кому-то вздумалось украсить меховую норковую шапку военной кокардой с красной звездой.
– Это твой Мерседес? – хорошая машина! вроде ты раньше на «Волге» ездил? – «поздравил» с «обновкой» Ураза Кошкар. Раздались смешки, но Ураз только негромко выругался матерными словами, скрипя зубами, и направляясь на асфальтированную площадку, находящуюся за кафе.
Ночь. Фонари. На небе светит луна, напоминающая спелый, золотистый банан.
– Зачем далеко ходить я тебе и здесь морду набью! – пообещал Ураз оглядывая площадку. Кошкар благодушно улыбался, его переполняло самодовольство, от глубокого удовлетворения, что ему удалось при всех «блеснуть интеллектом» и несколько раз в словесных перепалках очень удачно уколоть Ураза. Пусть все видят, что он не только кулаками может махать!
Свет фонаря светил прямо в глаза и немного слепил Кошкара, когда по его довольному, переливающемуся в ржавых лучах тусклого освещения лицу, словно по новой боксерской груше прошлись мозолистые кулаки Ураза. Кошкар пошатнулся, но устоял на ногах. Ураз в прошлом был кандидатом в мастера спорта по боксу, и сейчас его удивило, что после трех прямых ударов в голову противник не упал. Кошкар стоял, слегка пошатываясь корпусом, он словно древний тюрк, просящий помощи у синего неба, немного поднял голову вверх, по которой начала стекать кровь. «Полученные» удары были сильные, и из присутствующих их, пожалуй, могла выдержать только «баранья» голова Кошкара. Ураз, вместо дальнейшего развития удачного первого натиска допустил короткую паузу в несколько секунд, и как «зачарованный» посмотрел на устоявшего, на ногах Кошкара. Этих секунд оказалось вполне достаточно, для того чтобы Кошкар пришел в себя и собрался. Когда Ураз решился продолжить атаку, то не успел. Кошкар резко согнулся вперед и провел «проход в ноги». Он выполнил этот прием «чисто», словно на борцовском ковре, это было не обычное «заваливание» противника на пол, а именно «проход». Кошкар обхватил ноги Ураза и стремительно, словно сказочный исполин, вырывающий с корнем могучее дерево, выпрямился. Не выпуская, Ураза, Кошкар сделал пару шагов вперед и «раскрутив», с хорошей амплитудой бросил его головой о бордюр. Ураз лежал, не шелохнувшись, площадка была плохо освещена, но даже в полутьме было видно, что из его разбитой головы обильно потекла кровь. Все стояли и смотрели. Казалось, всем стало ясно, что в споре между Уразом и Кошкаром, последнему удалось поставить «жирную» точку. Но Кошкару этого было мало, кровь, разбавленная алкоголем, играла у него в жилах и он только начал входить во вкус. С Уразом прибыло четверо парней, которые, сейчас притихнув, испуганно взирали на своего поверженного предводителя. Кошкар неожиданно как подлая дворовая собака, что молча бросается на людей, схватил одного из парней за грудки и ударил ножом. Он воткнул нож в живот и дернул руку вверх, видимо, стараясь распороть живот, чтобы все кишки вывалились на грязный нагретый жарким Чимкентским солнцем еще теплый асфальт. Однако парень тоже хотел жить, и ему удалось вовремя перехватить руку с ножом и тем самым помещать Кошкару. Лезвие ножа уперлась в ребра и не «пошла» дальше. Кошкар толкнул парня свободной левой рукой, и взревел, будто все демоны зла разом вселились в него. Его охватило упоительное чувство победы. В правой руке у него был зажат окровавленный нож и он, размахивая им, крича, словно сумасшедший погнал всех убегающих от него парней Ураза.
Кемель, Ержан, Ерлан и Ардак проявили завидное единодушие, отказавшись участвовать в «грандиозной битве», которую учинил Кошкар с последующим преследованием бегущего без оглядки врага. Ураз по-прежнему не придя в себя, лежал без движения, словно сказочный витязь Руслан, впавший в забытье от чар злого волшебника.
– Интересно, а он живой? – прервал общее молчание Ардак.
– Живой, – сказал Ержан ощупывая запястье Ураза.
– Всё, не трогайте его и вообще пойдемте отсюда, – сказал Кемель. Они хотели уехать, но вспомнили что ключи от «девятки» остались у Кошкара. Оставалось только ждать. В очередной раз все закурили. Минут через десять показавшимися всем вечностью появился, словно вурдалак из ночной тьмы забрызганный кровью Кошкар. Он был возбужден и прерывисто дышал. Глаза у него сверкали, а руки дрожали, когда он прикуривал сигарету. Все быстро сели в машину и поехали. Кошкар был за рулем автомашины, руки его были в пятнах уже засохшей крови, но, не смотря на это, казалось, что они марают все, к чему он не прикоснется: рулевое колесо, сигарету, руки друзей.
– Злость вот это вещь! – говорил, он пьяный управляя автомобилем.
– У меня даже усталость прошла! Я будто заново родился! Я бы этих козлов до самого завода гнал, если бы не менты! Выскочили, откуда-то не спится им. Теперь они их гонят. За мной тоже один погнался, «ушатал» его с ходу.
– Ты что порезал его? – спросил, обеспокоено Кемель.
– Зачем? Так по морде дал, хлипкий какой-то, сразу с копыт слетел, – презрительно отозвался о милиционере Кошкар. Вскоре они доехали до 112 квартала, где все проживали. Вечер был закончен и Кошкар как обычно развез всех по домам.
***
Чеченец Ибрагим с местным участковым инспектором Булатом сидели в пивной, и пили пиво. Они оба выросли в одном районе и со времен юношества знали друг друга. Но Булат пришел на встречу не, потому что испытывал к Ибрагиму «нежные чувства» или хотел вспомнить юность, причины, побудившие его «попить пивка» были более прозаические, ему были нужны деньги.
– В наше время деньги нужны всем, и сопливым детям из детского сада и пенсионерам которые уже одной ногой в могиле, без них «как без воды и не туды и не сюды», – поделился своими наблюдениями Ибрагим. Булат ответил, что у него веские причины. Он достраивает новый дом на недавно приобретенном земельном участке, и испытывает по его словам «жуткие» (хоть благотворительный фонд помощи нуждающимся участковым открывай) финансовые затруднения. В стране по прежнему уверенными семимильными шагами «маршировала», как ранее коммунисты на парадах, инфляция. Ибрагим скорчил сочувственную физиономию, словно лечащие врачи обнаружили у Булата запушенную, неизлечимую болезнь. После этого они, как и полагается минут 5 – 10, с грустной миной, словно недавно потеряли своих близких, поговорили о растущих ценах на товары вообще и стройматериалы частности. Булат принадлежал к той категории представителей фемиды, которые особо, угрызениями совести, не терзаются, если им «вдруг» представится счастливая возможность оказать кому – либо, «помощь», естественно, за «достойное» вознаграждение. Каждый труд должен быть оценен, никакое доброе дело не должно остаться без внимания. «Люди должны помогать друг другу», – пришли к обоюдному выводу собеседники после выпитого пива и съеденного шашлыка.
Ибрагим начал излагать суть дела. Он обратился за «консультацией» к знакомому инспектору, потому что, взвесив сложившуюся ситуацию, решил попробовать урегулировать вопрос сам без вмешательства родных и близких. Конечно, можно было вернуть требуемую бандитами сумму, но Ибрагиму казалось, что это слишком много. Он считал, что пять шесть тысяч американских долларов сверх взятой суммы более чем достаточно.
– Можно сделать «ментовской вариант», – просвещал между тем своего собеседника Булат, беря со стола кусок жирного копченого балыка.
– Есть у меня знакомые ребята с уголовки, ты пишешь заяву, и когда «те» придут за баблом, «они» «их» хлопнут, – объяснил участковый, Ибрагиму поедая рыбу и запивая свежим, холодным Чимкентским пивом.
Ибрагим разочарованно посмотрел на Булата.
– Ну, согласись, они же наверно сидеть не станут? – спросил он.
– Вот за это я отвечать не могу, наверно вылезут, бабки то у них есть. Да и потом они же ёще никого не убили. Вот если бы убили, тогда конечно им было бы очень сложно выти, а так кто его знает, я за это отвечать не могу!
– Снова придут, – стал мрачно прогнозировать Ибрагим.
– А кто наехал то? – поинтересовался капитан милиции.
– Да какой то Кошкар со своей бандой, слышал про таких?
– Они же не с «моего» района, развелось их сейчас,– махнул рукой Булат.
– Хотя про Кошкара слышал, он вроде на днях, Ураза с Фоголевки «поломал» да и Жуке из ППС говорил, что он какой то «отмороженный».
– Может «перетрешь» с ним? – с надеждой спросил Ибрагим.
– Поговорить-то можно только деньги все равно надо будет платить. И потом какая разница раз ты все равно к ментам обращаешься, тогда уж лучше их «хлопнуть». Потом они уже «нам» будут платить, – начал склонять к сотрудничеству Ибрагима участковый.
– Понимаешь, «по-другому» говорить с ними только время зря терять. Они сейчас начнут мне свои не писаные законы «разжевывать», получится как бы мы с тобой, «не правы» по «их нему». Надо просить их об одолжении, они могут согласиться, а могут не согласиться, я же не начальник «Абайского» райотдела! Может у них по «круче крыша» есть, все же под кем-то «ходят». Наверно лучше, что бы кто-то из бандитов с ними переговорил, – посоветовал Булат.
– У тебя знакомые есть или помочь? – спросил он у Ибрагима.
– Спасибо,– сухо поблагодарил чеченец.
– Рыба хорошая! – похвалил Булат. Они разошлись.
***
Кемель вышел из дома. На улице, его встретила прохладная ночь. Ночь! Она жила, двигалась и дышала. Она оглядывала прохожих желтыми глазами, грела ржавыми лучами и молчала, словно притаившаяся огромная черная пантера.
Кемель шел по темным улицам города и наслаждался ночной прохладой. Ему нравился ночной Чимкент, с его хулиганами, проститутками и даже, с милиционерами из патрульно-постовой службы, которые, заступая в «ночь», выходили на улицы города, словно хищники на охоту выискивающие себе «добычу».
На углу он остановил такси и поехал в кафе «Алмаз», где пел и развлекал посетителей их сосед Ардак. Он не плохо исполнял песни тогда довольно популярного Владимира Кузьмина, и ребятам это нравилось. Кафе находилось довольно далеко, возле микрорайона «Восток».
Когда Кемель вошел в кафе, там уже находился Кошкар. Они как обычно крепко обнялись, словно расстались не сегодня утром, а двести лет тому назад.
– Короче сейчас сюда подойдет Айка, со своей подругой как её зовут? Альбина или Аида? Не помню, в общем, ты её цепляй и раскручивай короче. Она «жировая» телка, – начал перечислять достоинства девушки Кошкар.
– А что ты так за мою личную жизнь переживаешь? А может она мне еще и не понравится, – засомневался Кемель.
– Тебе, какая разница? – начал «воспитательную» работу Кошкар, – Ты женится на ней не собираешься, тебе может быть даже «трахать» её не надо будет.
– А что мне с ней делать? – вполне резонно спросил Кемель.
– Картину с неё писать или стихи ей сочинять?
– Типа того, – согласился Кошкар.
– Понимаешь, – начал он рассказывать про девушку, с которой предстояло, познакомится Кемелю, – Она живет с сестрой, вдвоём короче.
– Лесбиянки что-ли? – спросил Кемель которого вроде уже начала интересовать сексуальная ориентация будущей знакомой.
– Не знаю, да и при чем здесь это. Короче сестра у неё «деловая», который год на барахолке «трудится». Китай, Турция, Москва, а не давно говорят, даже в Италию сгоняла! Короче несколько бутиков имеет, в том числе и в ЦУМе! «Упакованные», короче. Понял? – почти восхищенно взглянул на Кемеля Кошкар, словно тот должен был от всего услышанного упасть без чувств в обморок.
– А почему Я?! – возмущенно спросил Кемель.
– Ну а кто, если не ты?! – возразил Кошкар.
– Шакал, маленький, рыжий как семиклассник, которого оставили на второй год. Не фактурный он, понимаешь. Бука внешне ничего, но простоватый, одни руки его чего стоят, как у землекопа. Да и вообще он какой-то смуглый, будто только что из шахты вышел. А ты у нас парень симпатичный, высокий. Поговоришь с ней, о чем-нибудь умном, ты же умеешь. Вообще держи себя с ней в рамках, не напивайся, бабы этого не любят. Произведи приятное впечатление, – начал инструктировать товарища Кошкар.
– Сегодня слепок с её ключей сделаем, а потом, придет время, хату «выставим».
– Держи, протянул он полиэтиленовый мешочек с пластилином.
– Что это? – недовольным тоном спросил Кемель.
– Эта бомба, пластид – просветил товарища Кошкар.
– Сейчас она появится, мы её в заложницы возьмем и потребуем у её сестры лимон баксов и самолет в Анталию, – поделился планами на будущее он.
– Пластилин что-ли? – между тем начал изучать содержимое пакетика Кемель.
– А что Я буду слепки снимать?!
– Ты не кричи, лучше подойди к барной стойке там освещение получше, – начал язвительно советовать другу Кошкар, не довольный тем, что Кемель разглядывал содержимое пакетика на людях над столом.
– Короче у меня тоже есть пластилин, кому будет удобней тот и снимет слепки с ключей!
– Я то думал, мы сегодня отдыхать будем, – с сожалением произнес Кемель.
– А чем тебе не отдых? Это же лучше чем на заводе канистры с бензином таскать. К стати у тебя деньги есть? Думаю, лучше было бы, если бы сегодня ты расплачивался. Женщины любят, когда на них тратятся, – продолжил прерванный инструктаж Кошкар.
– Ну, ты чисто дамский угодник! Они любят то, они любят сё. Что всё должно быть по их нему?! – возмутился Кемель.
– Ты пойми сегодня надо так сыграть! Что бы потом, когда квартиру кинем, у неё и тени подозрения на нас, в особенности на тебя не было! – убеждал товарища Кошкар словно он главный режиссер местного Драматического театра, который вздумал ставить «Дон Жуана» перед искушенной столичной публикой.
В кафе подошли Ержан с Ерланом, уловившие из разговора друзей, что Кемеля собираются знакомить с девушкой. Выпили пива. Вскоре, как и полагается, немного опоздав, подошли девушки, подруга Кошкара Айман, высокая, стройная с красивыми выразительными глазами и её подруга Альбина.
Всей компании, кроме Кемеля стоило неимоверных усилии удержаться от хохота при виде Альбины. Девушка была не просто «не симпатичная», она выглядела несколько комично, особенно на фоне своей стройной подруги. Альбина была полненькая, в оранжевом брючном костюме, будто она играла за сборную Бразилии, с круглой, словно футбольный мяч головой и широким как зеленное поле лицом.
После знакомства Кемель и Альбина сразу же невзлюбили друг друга.
Кемеля даже посетила неприятная мысль, что это подвох со стороны Айман к которой он в последнее время старался оказывать не навязчивые знаки внимания. Возможно, она специально затеяла, знакомство с некрасивой подругой, что бы посмеяться над ним.
В зале появился Арда, он подошел за их стол и душевно со всеми поздоровался. У него это получалось, просто, искренне и от души. Ребята попросили его спеть, и он спел, сразу несколько песен. Пел он хорошо, это были песни Владимира Кузьмина, Арда исполнял их, выкладываясь, словно в последний раз. Его мелодичный голос проникал в душу как весенний ветерок в березовую рощу. Исходившая от его исполнения, положительная энергия, словно дождь, смывала зло, и настороженность с их души, питая одновременно добротой и искренностью. Казалось Ардак жаром своих песен, согрел их сердца, и за столом окончательно испарились остатки подозрительности и настороженности. Все, на какое то время стали счастливы. Теперь они сидели за столом расслабленно, улыбаясь, друг – другу, словно накурились марихуаны.
После, началось совместное поедание жаренного на углях мяса и потребление «огненной воды». Пили за знакомство, за девушек, за каждую в отдельности, пили за Ерлана потому что он большой, добрый и всегда молчит и за других присутствующих за столом. Эта процедура окончательно привела всех в благодушное расположение духа. Когда опустела вторая бутылка коньяка, начались танцы. Выяснилось что у Альбины не только круглая голова, зад девушки в обтягивающих оранжевых брюках, перекатывался при танцах, как баскетбольные мячи. Все начали танцевать, и веселится. Ерлан подняв Альбину на руки начал кружить по залу.
В перерыве между танцами, когда девушки пошли в туалет Кошкар с Кемелем начали шарить в женской сумочке, осуществляя свою гнусную задумку. Когда девушки вернулись в зал, Кемель с Кошкаром уже успели сделать слепки с ключей Альбины, и сидели, мирно попивая пиво. Снова начались танцы, в какое то время это общее пьяное веселье начало граничить с неистовством первобытной общины танцующей после удачной охоты в пещере у костра. Кошкар привлек к себе Айман и что-то жарко шептал ей на ухо, от чего у той загорелись глаза, будто их подсоединили к аккумуляторной батарее. Ерлан с Ержаном уже порядком захмелевшие, устроились за чужим столом и играли с кем-то в карты на деньги. Альбина танцевала в обществе незнакомых мужчин. Ардак уже перестал петь, он снова подключил к большим черным динамикам магнитофон и уже собирался домой. Пора было, расходится.
Кошкар и Кемель с подругами вышли из кафе и сели в машину. Они собирались проводить Альбину, но девушка в последний момент передумала и вернулась в кафе. Кошкару с Айман стоило немалых трудов уговорить её вернуться в машину. Кемель держался от Альбины в стороне, хотя ему и отводилась роль героя любовника. Ержан с Ерланом остались в «Алмазе», пили водку и играли в карты.
Они почти подвезли девушку к дому, когда Альбина попросила остановить машину.
– Дальше не надо, я пройду пешком, – сказала она, выходя из салона. Кошкар треснул локтем сидящего рядом Кемеля, «Проводи её, мы подождем тебя за поворотом», – шепнул он.
– Альбина подожди, на улице темно Кемель проводит тебя, – проявил заботу Кошкар. Девушка, разумеется, начала отказываться, но Кемель всё же вышел из машины и пошел провожать. В начале они шли молча, потом Кемель начал что-то рассказывать и напоследок попытался обнять и поцеловать девушку. Это проявление нежности, закончилось безуспешно, но никоим образом, не расстроило Кемеля который, напротив получив отпор, испытал нечто похожее на чувство выполненного долга, и с легкостью направился к повороту, где его должны были ждать.
Когда Кемель подошел к машине, она содрогалась и поскрипывала, словно пыталась без помощи двигателя, благодаря лишь мускульной силе находящихся в салоне людей, с места взмыть в воздух. Происходящее в машине отнюдь не удивило Кемеля. Он не видел в «этом» ничего предосудительного. Ко времени описываемых событий секс в машине, если и не был нормой, то был явлением вполне допускаемым.
«Европацентрическая культура», этот «заокеанский» сверкающий, переливающимися неоновыми огнями айсберг, из чизбургеров и кока – колы, увешанный демократическими лозунгами, растаял в нашем постсоветском Казахстане, словно огромное мороженное, под знойными лучами азиатского солнца. Однако, сей заморский продукт, заправленный вместо шоколада, призывами к свободному и здоровому сексу, возбудил во многих наших «чуваках и чувихах» вероятно доселе дремавший вирус, который неожиданно дал осложнения, вылившееся, если так можно выразиться в некий «синдром шалавизма». Эта напасть, обрушилась на нашу казахскую, и без того вечно озабоченную, ростом цен и строительством мегаполисов, в суровых условиях полупустынь, голову, словно небесная проповедь Заратустры.
Кемель покурил, ожидая пока в машине угомонятся. Через некоторое время из салона Жигулей появился взмыленный, словно племенной жеребец ахалтекинский породы, Кошкар. Они коротко поговорили, Кошкар хотел подвезти Кемеля до дома, но тот попросил подбросить его в кафе к ребятам. Кемель сел в машину, он расположился рядом с водителем. Сзади них, сидела Айман, только что испытавшая, все прелести любви в тесном салоне автомашины Волгоградского авто завода. Она таинственно молчала, от нее исходил запах пота, парфюмерии и алкоголя.
Ержан с Букой оставшись играть в карты, быстро проиграли всю имевшуюся при них наличность. В карты им сегодня не везло. Ардак уехал, а кафе уже закрывалось. Друзья вышли на улицу. Там было темно и пустынно, только пятеро солдат с милицейского батальона напоминавшие гиена подобных собак с торчащими ушами, окружили двух молодых парней как ягнят и готовились к решительному броску, вероятно, что бы скрутить парней и вызвать по рации патрульную машину.
Ержан с Ерланом не стали дожидаться, чем закончится эта вечное противостояние, и пошли дальше. Их внимание привлек слегка шатающийся мужчина, что вышел из бара, через дорогу. Они решили его ограбить.
Ночь полностью вошла в свои права. Наступило время пьяных праздношатающихся людей, ищущих средство для развлечения, что бы насытится этим досыта, до рассвета, дабы удовлетворить свои разгоряченные страсти. Ночь. Время охоты и бунтарей, недовольных властью. Время появления темных сил и не менее темных желаний. Время страха и диких дремлющих инстинктов. Время крови и сладострастья.
Мужчина двинулся пешком в сторону пивзавода. Это было хорошо, нападать на него возле бара, на виду у наряда солдат с милицейского батальона, было глупо. Преследователи двинулись вслед за своей жертвой, и перешили дорогу, приближаясь к своей добыче. Они словно гончие идущие по следу стали настигать мужчину, когда возле него остановилось такси. Само остановилось, мужчина даже руку не поднял. Мужик с таксистом коротко переговорили и мужчина сел в машину. Охота сорвалась. Ержан был раздосадован, Бука по этому поводу сильно не переживал и скорее согласился на уличное ограбление или «гоп – стоп» как это называлось на сленге, что бы товарищ не обвинил его в трусости. Ержан от природы бывший скорее трусоватым, чем смелым в предстоящем ограблений больше надеялся на Ерлана нежели на себя. Шакал подбил товарища на разбой, потому что хотел быть лидером, и пытался как-то проявить себя. Они пошли, пешком выискивая новую жертву. По пути им больше подходящих экземпляров не попадалось. Всё больше встречались припозднившиеся, подгулявшие компании, или же группы подростков с волчьими повадками, которые сами выискивали для себя подходящую добычу. Незадачливые грабители уже порядком отмахали пешком, утомились, и начали испытывать раздражение. Они материли таксиста, который из-под носа увёл их добычу, пока их не осенило ограбить такси. С этой целью друзья принялись «голосовать» у обочины проезжей части. Остановился «Москвич», в салоне были люди, им это не подходило. Ержан снова принялся энергично махать рукой, пока не остановилась красное Жигули, девятой модели. Водитель был один, поняв, что ребята пьяные и возможно почувствовав исходящие от них волны агрессии, он хотел, было уехать, но не успел.
– Э парни! Вы куда? – только и успел сказать он, когда Ержан с Ерланом без разрешения уселись на заднее сиденье. Возмущаясь, водитель всё же повез ребят по названному адресу (первый, попавшийся на ум) в восьмой микрорайон.
Ержан достал из кармана брюк складной нож. Он с некоторых пор носил его при себе, нож был самодельный и очень нравился Ержану. Лезвие ножа было тонким и длинным как у стилета, рукоятка была сделана из полированного натурального рога животного. В ночной полутьме салона хромированный клинок ножа, блеснул мягким ядовитым светом. Ержан сзади приставил лезвие к горлу ночного таксиста и посмотрел в зеркало заднего вида, которое висело в салоне. Они с таксистом встретились взглядами и при тусклом свете падавших в салон уличных фонарей, Ержан увидел округлившиеся от страха глаза водителя. Он казалось, почувствовал, как сильно и учащенно заколотилось сердце таксиста, так, наверное, чувствует сердцебиение своей жертвы питон, огромная змея, в джунглях сжимающая в своих железных объятиях задыхающегося и онемевшего от страха ягненка.
Ержан дал команду водителю свернуть в темный переулок. Переполненный собственными ощущениями он позабыл, что на этой улице находился райотдел милиции Дзержинского района. Водитель при выполнении поворота направил автомашину на фонарный столб. Трудно было определить, сделал он это намеренно или же случайно, однако плодами этого дорожного происшествия таксист воспользовался быстрее, своих пассажиров. Пока Ержан с Ерланом приходили в себя от неожиданного толчка и потирали носы, таксист выбежал из машины и громко взывая о помощи, побежал в направлений проспекта им. Тауке – хана, в противоположенную от райотдела сторону. Ержан выскочил из салона вслед за водителем, Ерлан несколько замешкался. С его стороны при ударе заклинило дверь автомашины, и он потерял время, пытаясь её открыть. Неожиданно появилась милицейская патрульная автомашина, из нее выскочило несколько сотрудников милиции и они погнались за убегающим Ержаном. Ерлану убегать было, уже поздно машина подъехала к нему. Таксист кричал, размахивал руками и говорил, что они хотели его зарезать. Ерлан молчал, милиционеры обступили его со всех сторон.
– Ну что молчишь, будто воды в рот набрал? – обратился к Ерлану маленький тщедушный усатый сержант.
– А что говорить, я его пальцем не трогал, даже слова ему не сказал, гонит он, – ответил Ерлан. Ответ Ерлана до глубины души возмутил водителя такси. Он снова принялся кричать размахивать руками и даже попытался ударить Ерлана, его остановили. Маленький сержант начал примерятся к Ерлану. Милиционер едва достигал плеча Ерлана и вероятно от этого испытывал робость, но в сложившейся ситуации сержант знал, что отвечать ударом на удар задержанный, не станет. Ерлан видел, что милиционеры поверили таксисту, и почувствовал, что его будут бить. Маленький сержант ударил Ерлана в живот, тот согнулся пополам и по возможности долго не разгибался. Удар был слабый, но Ерлан зная по опыту что побои, могут, продолжатся, пока не достигнут какого – либо желаемого результата, сразу же изобразил «нокдаун». Он схватился двумя руками за живот, возмущенно спрашивал «за что его бьют» изображая из себя невинную жертву милицейского произвола и самоуправства. Сержант вроде был доволен, он видимо не ожидал, что может так «сильно» ударить. Между тем таксист начал кричать, что у них есть нож! Что они угрожали и хотели его зарезать. Милиционеры быстренько обыскали Ерлана, но какого – либо оружия или, к примеру, наркотиков ими обнаружено не было. Даже немного денег и того не нашли. После того как они обыскали салон машины, их и вовсе охватило уныние. Ерлан начал все подряд отрицать, он говорил что пассажира, который угрожал ножом водителю, он не знает, видел впервые. Им было по пути, и Ерлан сел вместе с ним в такси. Не известно, как бы закончилась эта история для Ерлана, если бы Кемель проезжавши мимо на такси, не обратил внимание на ДТП скопление сотрудников милиции. Он не застав друзей в кафе сел на такси и поехал по той же самой дороге, по которой немногим ранее на красной «девятке» уехали Ержан с Ерланом. Кемель, заметивши товарища в окружении милиционеров, остановил такси и вышел из машины. Ерлана уже сажали в патрульную милицейскую машину, собираясь препроводить в райотдел, когда подошел Кемель. Он, быстро сориентировавшись в возникшей ситуации, отозвал в сторону старшего группы (лейтенанта) и предложил ему денег. Конфликт был разрешен, все были довольны кроме таксиста. Водитель начал возмущаться, показывая на машину и спрашивая, кто за нее заплатит. К Кемелю снова подошел лейтенант, на что тот ответил, что у него больше нет денег, а таксиста нужно вести на медицинское освидетельствование, потому что произошло ДТП, и возможно водитель под воздействием алкогольного или наркотического опьянения. Лейтенант об этом знал, но это означало «осложнения» вроде уже как «улаженного» дела. В конце концов, поторговавшись еще немного, Кемель дал последние двадцать тысяч рублей водителю, который остался, не доволен предложенной суммой. Но милиционеры поддержали Кемеля с Ерланом, и таксисту пришлось довольствоваться предложенной суммой.
Был уже третий час утра, когда Кемель с Ерланом добрались до дома. Они жили в 112 – ом, квартале города Чимкента. Район этот состоял из многочисленных улиц застроенных частными домами и постройками. Строились, кто, во что горазд и насколько позволяли финансовые возможности обладателей земельных участков.
Кемель скребся, пытаясь открыть ворота закрытые с нутрии на щеколду, когда из дома вышла мать и открыла металлическую калитку. Она видно не спала и ждала сына, Кемель был поздний ребенок, их в семье было трое, старший брат, сестра и младший он. Брат был женат, сестра была замужем. Они уже давно жили отдельно. Мать была на пенсии по инвалидности, отец дорабатывал своё на свинцовом заводе, где работал мастером. Работать до пенсии отцу было ещё пару лет, завод простаивал, зарплату не платили, но отец исправно ходил на работу. Чем занимается их сын, родители не догадывались, на вопросы, «откуда деньги?» и «чем он занимается?». Кемель туманно отвечал, что он занимается коммерцией.
«Коммерсантами» в девяностые годы прошлого столетия, называли «консорции», людей, которые возникали на территории развалившейся «коммунистической империи», и которых объединяла историческая судьба и одно поле деятельности. Коммерсанты как когда-то тюрки на Алтае, или же франки в западной Европе, вскоре должный были, без сомнения объединится в один единый этнос, со своим богом, языком, законами и территорией. Пока же это было довольно емкое понятие, обозначающее, что носитель «сего…», практический может заниматься чем угодно, что в конечном итоге должно приносить прибыль, то бишь, деньги. Под личину «коммерсантов», нередко рядились и представители иных не менее «благородных» профессии и занятии, как, к примеру, рэкетиры, мошенники различного пошиба и просто бродяги бездельники.
Утром мать поставила на огонь чайник и стала дожидаться мужа, что бы накормить его завтраком. Отец Кемеля в это время по пояс голый растирался холодной водой, эти водные процедуры он проделывал каждое утро на протяжении многих лет. После этого он начинал бриться дешёвым лезвием, которым умудрялся пользоваться месяцами, периодический натачивая её, об кусок точильного камня. Отец намыливал лицо дешевым мылом и начинал скрести щетину уже затупившимся лезвием, как правило, лицо начинало кровоточить и вероятнее всего неприятно шипело. После этого он продолжал начатую пытку и растирал лицо тройным одеколоном. Скудный завтрак дожидался на столе. Утренняя трапеза состоял из чая, сахара, вишневого варенья, сливочного масла и лепёшек.
Мать Кемеля несмотря на начинающийся жаркий летний день была не по сезону тепло одета у неё была астма. За завтраком отец спросил у жены, во сколько пришел сын? И был ли он при этом трезв? Мать соврала, сказав, что Кемель пришел в первом часу ночи, абсолютно трезвы. Отец, похоже, не поверил супруге, но допытываться не стал. Вскоре разговор сошел на нескончаемую как «Илиада» Гомера тему, о том, когда начнет работать свинцовый завод, и когда руководство погасит задолженность по зарплате. Различных слухов и домыслов по этому поводу, было великое множество. Одну из версии, начал излагать за завтраком отец, утверждая, что якобы в скором времени один из цехов по выпуску свинца выкупают инвесторы, которые начнут свою деятельность с погашения задолженностей по зарплате. Эта фантастическая теория в изложении отца звучало так же мало убедительно как в своё время утверждение Галилео Галилея о том, что земля круглая и имеет форму шара.
– Хорошо бы, – сказала, Салиха, смотревшая как её муж пьёт горячий чай, и ест лепешки, макая хлеб в вишневое варенье.
***
Вечером друзья всей компанией пошли пить пиво. Они сидели в пивной возле ресторана Шымкент и обсуждали подробности вчерашнего происшествия, когда увидели приближающегося к ним Ергали. Он приехал к ресторану на своем черном Мерседесе. Ергали тоже был из «сайгаков», старше их лет на десять. Воровством Ергали начал заниматься в незапамятные времена, когда Кошкар со своими друзьями ещё «пешком под стол ходили» и пользовался определенным авторитетом в преступной среде города Чимкента. Все сидевшие за столом, поднялись, поприветствовать уважаемого гостя. Заказали пива и шашлыка. Несмотря на то, что уже был восьмой час, солнце пекло и было жарко. Ергали попросил, что бы принесли «жигер» шашлык из бараньей печенки, завернутой в жир, от предложенной водки гость отказался. После обмена любезностями и выпитого пива, Ергали сказал, обращаясь к Кошкару:
– Я вообще-то, по делу братишка.
– Слушаю тебя братан, – несколько церемонно откликнулся Кошкар.
– Вы что-то на Ибрагима наехали, что-то серьезное? – спросил у них Ергали.
– Да он братишку Кемеля киданул, – не моргнув глазом, сказал Кошкар.
– Ну, я поговорю с ним, он вернет Абаю деньги, – сказал Ергали.
– Мы тоже с ним поговорили, – сказал Кошкар улыбаясь.
– Вы что – то на большую сумму его заряжаете, – недовольным тоном произнес Ергали.
– Мы братан, эту сумму тоже из воздуха не берем, он сам много занял, вовремя не вернул, брал под проценты, а проценты имеют привычку, расти. Нужно чтобы люди не страдали зря.
– Вот именно, – согласился, Ергали. – Надо чтобы люди зря не страдали, я поговорю с Ибрагимом, он вернет долг, ну и кабак с меня, и замнем это дело. Братишка поверь мне, это нормально, всё справедливо, – сказал Ергали, похлопывая по плечу Кошкара.
Все за столом молчали, официантка принесла горячий дымящийся шашлык и холодное пиво. Кемель, Ержан и Ерлан принялись кушать шашлык, запивая пивом. Кошкар по-прежнему с мрачным видом сидел за столом, ни он, ни Ергали не притронулись к еде.
Кошкар вспомнил как много лет назад, когда они ещё учились в школе, этот самый Ергали вечером на своих новеньких Жигулях, седьмой модели совершил ДТП, стукнув ГАЗ – 24, узбека Иззата. Произошло это неподалеку от улицы, где жили Кошкар и Кемель. Они, втроем вечерком выкурив папиросу с марихуаной, разложились на лужайке в парке, когда услышали грохот удара. Жигули ударило в бок Волгу. Вероятнее всего, что виновным в совершении ДТП был Ергали. Но он не собирался в этом признаваться. Ергали уже тогда был довольно удачливым «сайгаком» и начал сразу же напирать на Иззата. Узбек не соглашался, он был на своей улице и вскоре к нему в поддержку пришли его земляки и соседи Шухрат и Артык. Кошкар, Кемель и Ержан любопытства ради, подошли по ближе и сидя на металлическом заборе, опоясывающим парк им. Абая наблюдали за развитием событий. Тогда Ергали тоже обратился к Кошкару, «Братишка» и попросил позвонить его друзьям «сайгакам». Хоть узбеки и были из одной с Кошкаром улицы, он позвонил, и вскоре подъехало две машины с «друзьями» Ергали. Подъехавшие «сайгаки» начали напирать на узбеков. Разбитые машины остались в стороне, про них забыли, причина начавшегося конфликта тоже уже никого не интересовала. Просто Ергали тогда сказал что на него «наехали» узбеки, сказал, что узбеки обнаглели, и все приехавшие в один миг агрессивно настроились против узбеков. Это был зов крови. И то, что кое – кто из этих узбеков с кем-то из вновь прибывших когда-то учился в одной школе было не важно. Тогда было важно, что они Казахи! Что эта улица, эти деревья, земля на которой они стоят, это их земля! И только за одно это они были готовый сломать, раздавить и покалечить любого кто с этим был не согласен!
Ергали видимо по-своему истолковав молчание Кошкара, поблагодарил за угощение и, попрощавшись с ребятами, уехал.
– Кошкар ешь, остынет, – сказал Ержан.
– Помните, он возле парка машину «семерку» свою стукнул, – обратился к сидящим за столом товарищам Кошкар. – Тогда он падла о справедливости не рассуждал! А теперь? Что изменилось теперь? Может ему чечены стали ближе? Или деньги роднее? – спросил Кошкар, оглядывая всех.
– Да что ты заводишься, он уже уехал, – сказал Кемель.
– В смысле? – не совсем понял товарища Кошкар.
– Уехал это ерунда, можно догнать! Забить стрелку!
– Зачем? Зачем забивать стрелку? – вмещался в разговор Ержан.
– Что бы предъявить ему! – сказал Кошкар.
– Что ему предъявим? То что он ДТП семь лет тому назад совершил? – с злой иронией спросил Кемель. Кошкар начал кипятится, он начал громко во весь голос возмущенно объяснять, что и кому он собрался «предъявлять». Находившиеся в пивной посетители начали на них оглядываться. Кемель с Ержаном начали успокаивать разошедшегося товарища, после чего решили поехать в парк им. Абая на лужайку что бы без лишних свидетелей всё обсудить.
Машину оставили у металлического забора, расположились как в старые добрые времена на поляне, когда сбегали с уроков, и валяясь на траве весь день играли в карты. Они прихватили с собой канистру с пивом и пакетик с солённым куртом. Растительность в парке выгорела и высохла, только местами зеленела жесткая и пыльная трава, они расселись в тени деревьев, пиво и курт положили на расстеленную газету. Неподалеку от них паслись бараны, бегали дети, раздавался клекот птиц. Погода была безветренная, воздух в парке был как теплая вода в озере. Рядом с расположившимися на траве друзьями, летали мухи и стрекозы.
За время поездки Кошкар успел, успокоится и теперь начал издалека.
– Кто мы!? – задал воистину философский вопрос Кошкар своим соратникам, мирно расположившимся на лужайке. Вопрос был не простой с подтекстом и вероятнее всего подразумевал продолжение. Аудитория попивало пивко и вовсе не собиралось отвечать на столь сложный вопрос, над которым уже многие тысячелетия бьются светлые умы человечества, но так и не могут единодушно и полно ответить. Вопрос был задан таким тоном, что не оставлял сомнений в том что «лектор» провёл не одну бессонную ночь, охваченный осознанием драматизма предыдущих попыток мудрецов понять и прочувствовать все неисследованные глубины человеческой души и загадок мира.
– Что мы собой представляем?! – продолжал задавать мучительные вопросы Кошкар и выдерживать театральные, многозначительные паузы. Аудитория продолжала, смущенно молча внимать, и пить пиво, причем пили вследствие дефицита посуды, из одной стеклянной баночки емкостью в 0,5 литров. Каждому участнику этого «Великого курултая» приходилось терпеливо дожидаться своей очереди и со стороны весь процесс начал напоминать чайную церемонию японских самураев. Между тем Кошкар, словно сёгун Минамото Еритомо объявляющий императору, беспощадную войну, снова заговорил.
– Мы ничего собой не представляем! – ответил он на свой же вопрос. Его физиономию исказила горькая гримаса разочарования. Слушатели не в силах взглянуть в лицо своему предводителю от обуявшего их смущения, ждали, когда же Кошкара-сан, выхватит клинок «бо – дачи» для ритуального совершения «сепуку», но глава клана, «черная звезда и малиновый дракон», продолжил дальше полную уничижения к себе и презренья к своим соратникам, речь.
– Ну, таскали мы баллоны из завода, а кто их не таскал?! Сейчас таскаем бензин, а кто его не таскает?! Ну, знают нас на районе, а, в общем-то, по большому счету мы ничего собой не представляем! Так мелочевка. Шпана! Мы фуцаны для этого Ергали! Пришел тут жевать, уму разуму учить! Про справедливость заряжает, по ушам отстегивает, по чувствам заезжает, нашел лохов! Пора ему дать понять, что мы уже не те желторотые пацаны, которых он когда-то за пивом посылал! У нас вон есть люди, которые уже не знают, куда силушку свою девать! Кошкар взглянул на Ерлана, – Чисто разбойники! По ночам с товарищем караваны грабят! Привык наверно у себя в Афганистане! – сказал Кошкар, намекая на случай, который произошел на 9 мая, когда Ерлан сильно напился и пристал к милиционеру, который подошел его призвать к порядку. Ерлан будучи в сильном подпитии, говорил милиционеру словно обвиняя его в трусости «Ты не афганец!», дальше он окидывал восторженным взглядом всех рядом стоящих друзей и заплетающимся языком продолжал «Они все афганцы!». Милиционер действительно не служил в Афганистане, как в прочем и Ерлан, к тому же он был трезвый и на работе, и ему не чего было возразить. Это обстоятельство его сильно возмущало, со стороны происходящее выглядело довольно комично. В конце концов, Кошкару с Кемелем кое – как удалось уладить конфликт и успокоить расстроившегося милиционера. Все, припоминая этот случай, заулыбались.
– Да ладно, какой ещё Афганистан, просто пьяный был, – ухмыльнулся Ерлан. Со всей компаний возможно в нем сохранилось, больше положительных качеств которые ещё по инерции продолжаются, ценится в народе. Сейчас добродушно улыбаясь вместе со всеми над собой, Бука напоминал травоядное животное, которое в поисках пищи, по иронии судьбы прибилось в волчью стаю.
– Давайте по теме, – призвал собравшихся выступать «в прениях», по существу, Ержан, который опасался нападков со стороны товарищей, по поводу своего бегства предыдущей ночью.
– По делу… я думаю, не стоит из-за чеченца рамсовать с Ергали, – высказал своё мнение Кемель. Высказал он это намеренно, потому что коммерсанта Абая, с которого всё началось, привел он, и на случай если в будущем разгорится конфликт с нежелательными последствиями, Кемелю хотелось, чтобы все запомнили, что он был против «боевых действий».
– У кого ещё такое мнение? – поинтересовался Кошкар.
– Я считаю, что всё от суммы зависит, – сказал Ержан. – Если что, можно перетереть с ним и взять Ергали в долю, отстегнуть ему чтобы не вмешивался.
– Чтобы отстегнуть что-нибудь, надо сперва получить что-нибудь, – возразил ему Кемель.
– Верно! – сказал Кошкар, одобрительно взглянув на Кемеля.
– Я думаю так, – начал Кошкар. – Этот грёбанный Ергали сейчас уже наверно пошел и отчитался перед чеченом. У него там какой-то интерес или может он, даже уже бабло успел с него срубить! Вот, мол, перетёр! Вот такой я крутой дипломат и страшный бандит! Все меня в городе Чимкенте боятся и уважают! Короче будем ждать. Мы время этому Ибрагиму дали? Дали! Всё! Срок выйдет, подъедем. Тот, конечно, «своего» Ергали притащит. А мы «дуру», включим и скажем, что мы никому ничего, кроме неприятностей не обещали! Ну, в общем как оно и есть на самом деле.
– А Ергали? – спросил Ерлан.
– А что Ергали? Мне кажется, он просто нас не понял, мы ему ничего не обещали.
– А если они к тому времени вернут первоначальную сумму Абаю? – спросил Кемель.
– Ты ему скажи, пусть он смоется из города куда – нибудь со всей своей семьей, по каким – нибудь коммерческим делам, – предложил Кошкар.
На этом собрание «акционеров» было закрыто, после были объявлены выходные и назначен праздничный фуршет.
Поехали в кафе «Алмаз» и там друзьям как-то очень быстро удалось напиться. Произошло это, вероятно, вследствие жаркой погоды, в начале всех мучила жажда, которую утоляли пивом, затем не понятно, что утоляли водкой. После обильных возлияний друзьям захотелось женского общества. Решили заехать за Айман и попросить, что бы она пригласила подруг.
На улице была ночь! Их любимое время суток. Как обычно на небо уже взошла, криво усмехаясь, словно стриптезерша на шест, луна.
Они уже ехали в машине, когда Ерлан предложил купить цветы. Предложение Кошкару понравилось, Кемеля оставило равнодушным, а Шакал его даже не слышал, он посапывал на заднем сидений, пока они не подъехали к цветочному лотку возле магазина «Акация». Пока Кошкар с Ерланом выбирали цветы, Ержану «приспичило», сходить по малой нужде и он начал поливать стены магазина. Его переполненный пивом организм извергал нескончаемую струю жидкости. Этот процесс настолько захватил Ержана что он даже предпринял попытки изобразить нечто на стене магазина, разбрызгивая жидкость и направляя струю на сухую ещё не замоченную часть стены.
– Эй! Не стой так близко к стене, не то волной смоет, – сказал, Кошкар направляясь к машине. Они купили два букета алых роз, на длинных стебельках. Друзья заехали за Айман и поехали в летнее кафе «Палуба», которое располагалось в том же здании, где были ресторан и гостиница Шымкент.
Кафе «Палуба» представляла собой летнюю площадку на втором этаже, к которой вела открытая винтовая лестница. Они всей компанией расположились за столиком, на площадке с левой стороны от входа. Здесь было просторней, и не так сильно звучала музыка. Вскоре к ним присоединилась Альбина, которую пригласила Айман, она позвонила ещё нескольким подругам, но безуспешно. Ерлан подарил Альбине цветы, которая обрадовалась этому и поцеловала его, её круглая голова распылалась в бескрайней как солнце над степью, улыбке.
«Я уже отдал слепки, скоро будут готовый ключи», – говорил Кошкар, понизив голос Кемелю. Ержан снова спал, теперь уже за столом, Альбина о чем-то рассказывала Ерлану, Кемель рассматривал Айман. Она как-бы невзначай тоже поглядывала на него и в какой – то момент их взгляды встретились. Это продлилось совсем немного, наверное, чуточку больше чем обычно и оба что-то почувствовали. Насмотреться, как следует на Айман, Кемелю не давал Кошкар он то и дело о чем-то ему шептал и словно излучал из себя некие мощные «био-волны», которые парализовывали все проявления нежных чувств. Вскоре Ержан начал храпеть и его решили отвезти домой, эту благородную миссию взял на себя Кемель. Он вернулся в кафе в обществе Ардака, который когда он подъехал, сидел на улице, и помог ему занести Ержана домой. При заносе тела, пришлось выслушать от отца заснувшего товарища лекцию о вреде алкоголизма.
Когда они вошли в кафе, веселье шло полным ходом. После принятия необходимой дозы спиртного «для поддержки тонуса», Кемель оставив за столом Кошкара с Ардаком, пошел танцевать. Заиграла медленная музыка, и Кемель воспользовавшись этим, пригласил на танец Айман. Во время танца он старался прижать её к себе покрепче, она, пассивно сопротивляясь этим проявлениям чувственности, упиралась своими кулачками в грудь кавалера, и опасливо поглядывала на Кошкара. Но последнему было не до неё, у них с Ардаком начался очередной «диспут», он возник само – собой, как продолжение какого-то неразрешимого вечного спора между ними. Причина этого заключалась скорее во взаимоотношениях и чувствах испытываемых друг, другу, оппонентами, нежели в желании при помощи диалогов придти к каким-либо выводам. Ардак в глубине души испытывал Кошкару, неприязнь и желание «сбить с него спесь». Кошкар чувствовал это и соответственно хотел доказать всем окружающим что он не только просто «может морду набить», что он сам по себе тоже довольно содержательная и интеллектуально развитая личность.
– Дело в том, что лучшие умы человечества, всегда стремились построить общество, где всем было бы хорошо, – говорил Ардак, отвечая и тем самым, сразу же возражая по какому-то поводу.
– Да ну! Вот ты новость мне сообщил! Прямо глаза сразу открылись! Тоже знаешь, слышал про дедушек Ленина и Карла Маркса! Только всё вышло, как я и думал, когда нам в институте этот, «Диамат» разжевывали, зола это всё! Всем хорошо, быть не может, – начал возражать ему, уже опьяневший Кошкар, снова разливая водку.
– Почему всем не может быть хорошо? Вот мы же сейчас сидим, отдыхаем и вроде всем хорошо, – сказал Ардак.
– В том то и дело что вроде всем хорошо. Это на первый взгляд, а если копнешь, сейчас же вылезет, что кто-то чем-то не доволен. Кому-то водки мало, кто-то женщину хочет, а она уже занята. Ну, это так, а по большому счету скучно это! Понимаешь? В принципе человеку много не надо. Ну, сколько он съест? В газетах вон печатают про корзину какую-то, ну так вот умножить это убожество, на сто раз и вроде должно хватить. Плюс жильё. В принципе всё, что ещё надо? Казалось бы, да только дело в том, что человек всегда хочет лучшего в его понимании, хорошего, престижного.
– Понятно, крутая тачка, крутая хата, крутая тёлка, – высказал, нехитрые ценности современного общества, несколько презрительно ухмыляясь Ардак.
– Ты, да я не об этом! – возмутился Кошкар.
– А о чем же, тогда?
– В смысле уравниловка, которую ты предлагаешь, она не будет устраивать всех. Это вы, кто предлагает, чтобы всё было поровну у всех, в первую очередь думайте и говорите о материальном и не видите за этим противоречия. Даже в стаде есть вожак! Это необходимо, – сказал Кошкар, и его пьяные глаза сверкнули. – По шариату, ну или скажем ислам, что подразумевает? Что вся власть от Бога! Хата там, тачка и телки это всё просто в довесок человеку! Крутому человеку. Понимаешь!
– А когда крутых много? – спросил Ардак.
– Вот! – победоносно поднял вверх свой указательный палец Кошкар.
– Вот! Таких много! И все хотят иметь всё и всех! А для победы нужны крепкие клыки, ум, сила и злость! Зло вот что необходимо для победы! Это величайшее человеческое достояние, а не сопливая мораль. Это люди придумали табличку «Осторожно злая собака». Откуда этому шарику быть злым? Для этого чувства нужны, ум и не в таком зачаточном состоянии чтобы за брошенной палкой бегать! Зло это проявление противоречия с обществом, с её моралью с этим бараньим законом которым оно надеется, оградится.
– Общество хочет обезопасить себя.
– Безопасность это бред! Сотни всяких рисков и угроз со всех сторон смотрят и ждут удобного момента, чтобы в самый не подходящий момент обрушится на нас. Пытаться обезопасить себя при помощи морали, что может быть глупее!
– Но мораль это же не просто так, это в какой-то степени заповеди Божьи, общество целые народы придерживались этого и выжили в ходе эволюции. Мораль, она оправдала себя! – сказал Ардак.
– Ты вспомни историю, ты хоть можешь себе представить кто такой Бог? Как истово его искали, и сколько во имя него пролили крови!? Да и до сих пор льют, словно воду. Мне кажется, такого впору дьяволом назвать! Люди так его и не нашли, не обрели, только понастроили церквей и мечетей кучу! И придумали эту лживую мораль. А насчет того, что мораль помогла выжить, я скажу люди у нас такие, они как тараканы выживают в любых условиях! С моралью, без морали, с Богом, без него! – сказал, Кошкар. Между тем все вернулись за стол, снова были наполнены рюмки и бокалы.
– Почему ты всё время утверждаешь, что якобы мораль лжива?! В чем её ложь? – спросил возмущенно Ардак, после того как они вместе со всеми выпили.
– Вот, к примеру, в так называемом интеллигентном обществе, все друг – друга по имени отчеству зовут, как раньше у моего отца на работе. Но у людей, как и у животных, мы не можем друг – другу всё время хорошо с уважением относится. И тогда тоже начинаем кусать. Культурные делают это с соблюдением всех внешних приличий, только последствия могут быть ужасающими. А то, что ты ратуешь за справедливость, что бы всем всё поровну, это очередная блажь! Как ты не видишь мы все разные. Кто – то сильный, кто-то слабый. Вот, к примеру, у меня потенция высокая, – откровенно в плотской своей первобытности, отнюдь не смущаясь сидящих за столом девушек, заявил Кошкар, и далее продолжил: – И что, я себя должен ограничивать?! Требовать от силы смирения, послушания это, значит, требовать от неё противоестественное. Это если угодно аморально! Это всё равно, что требовать от тебя, к примеру, чтобы ты не пел! Каково тебе было бы не петь?! Вообще в законах, в действиях людей нет никакой последовательности, кроме одной, чтобы ему человеку, его стае, так называемому обществу было хорошо! Удобно и Сытно! Человек – Эгоист! Волков он отстреливает, потому что они волки! Сайгаков потому что они дают ему мясо и шкуру. А сила, талант это Божий дар они должный проявлять себя! – закончил он неожиданно.
– Но всё – таки ты, не отрицаешь, что Бог есть? Ведь силу, талант кто-то же дал, верно, – решил уточнить точку зрения своего оппонента Ардак.
– Это я так, к слову, а вообще я над этим так, глубоко не задумывался, но знаешь, у меня большие сомнения насчет Него! Понимаешь! Очень уж много вопросов к Нему, если он действительно существует. Я скорее склонен к теорий Дарвина, эта теория эволюций, она чисто реальная. У него просто слова всякие красивые: адаптация, эволюция. А чисто по теме, выживание натуральное идет и выживает сильнейший!
– Но силу же где-то надо черпать?
– В себе! У кого же ещё её взять-то? Разве кто? Что? Хорошее даст! Только в себе! В своих генах, в своем духе! В своих убеждениях если угодно! Я открытый, откровенный и даже может наивный и поэтому сильный. Я сильный, потому что я прав! А раз я прав, я умру, но не уступлю никому!
– Знаешь, я думаю, что в тебе говорит страх! Животный ужас, генетический сохранившийся в человеке. И ты готов, вцепится любому в глотку, потому что у тебя в подсознании сохранилось, что смерть одного помогает на какое-то время продлить жизнь другого животного. Это закон джунглей! А мы же люди! Подобное мировосприятие неприемлемо! Вот ты рассуждал о зле, но ЗЛО сотворенное тобой оно только увеличивает страх и беспокойство. Ты видишь, что жизнь ничего не стоит и её легко можно лишиться! Это увеличивает в тебе страх и агрессивность. Зло лишает тебя веры и успокоения! Ты в тупике! – сказал Ардак.
– Я в тупике?! А мне кажется в тупике сейчас именно те, кто старается жить сообразно морали! Я думаю, как раз таки они эти лохи, которые не могут получить свои заработанные деньги и боятся переступить закон, менее всего сейчас уверены в завтрашнем дне! Вот они то и в тупике! – возразил Кошкар.
На этом их спор завершился, сидящих за столом стала утомлять незатейливая философия Кошкара. Ардак снова попытался, было возразить, и продолжить спор, но тут вмещалась «общественность». Девушки хотели развлечений, а не пьяных философских разглагольствовании. Снова начали танцевать. За ними со стороны наблюдали.
– Вот скотина! – сказал загорелый и усатый парень с золотыми зубами.
– Людей режет, калечит ни за что и веселится! – продолжил он.
– А этот кто? – поинтересовался его собеседник, кивнув в сторону Ардака.
– Да это музыкант, – презрительно пояснил золотозубый.
– Он не из их толпы, – продолжил он, и, усмехаясь, добавил: – Ну и кобылу они себе сняли! Девяносто на девяносто, хоть с какой стороны подходи везде задница. Они посмеялись. Это были представители «Фогелевской» группировки сайгаков, называемой так в память о селе, откуда были родом большинство её представителей. В настоящее время это славное когда-то сообщество, как и другие благополучно распалось. Бывшие её представители, ещё ощущали себя единым целым, хотя на самом деле всё обстояло иначе. Они не хотели верить, что в стране произошли перемены и славное предприятие «Шымкент – шина» давшее им путевку в жизнь, лишенное своевременных поставок сырья и государственных субсидии провалилось в ужасающую экономическую пропасть. Рядовые «Быки», не вникающие глубоко, в происходящие процессы в стране, в глубине своей темной души надеялись, что завод как птица «Феникс» ещё воспрянет из пепла! И их лихие командиры снова как в былые времена поведут за собой «полки» на штурм завода. Снова будет победный залп из «Авроры»! И узбеки из Самарканда и Ташкента, как былые времена приедут покупать оптом ворованные, жигулевские шины!
Наблюдавшие за Кошкаром парни, были в своё время рядовыми бойцами средней руки. Промышляли они воровством из завода уже продолжительное время, однако никто из них за собой «бригаду» не водил и какими – либо «подвигами» тоже не прославился. Они уже знали подробности произошедшего столкновения между Кошкаром и Уразом и были весьма огорчены судьбой своих товарищей, которые попали в реанимационное отделение городской больницы. Ураз раньше тоже входил в «Фогелевскую» группировку и сидящие за столом Бульдог с Муратом считали себя «задетыми».
– Вот урод, вообще оборзел! Давай завалим его, – предложил Бульдог своему товарищу. Его маленькие, злые глазки уставились в ту сторону, где веселился Кошкар, с друзьями. Бульдог, которого так прозвали за вытянутую физиономию, большой рот и короткий нос, что в сочетании напоминало морду собаки одноименной породы, сейчас стал, на эту собаку, особенно похож.
– А как ты его валить собрался? – поинтересовался его собеседник парень, с золотыми зубами которого звали Мурат.
– Да пристрелить его, когда будет отсюда выходить и все дела! – сказал Бульдог.
– У тебя ствол при себе?
– За ним можно смотаться, – предложил Бульдог.
– Не…, это не то. Здесь куча народу, он не один. Да и не по теме это всё! Ну, завалим мы его, дальше то что? В бега? Бабла нет! Безпонтово всё! Надо просто подтянуть его потолковать. Что он беспредельничает!? Ладно, с Уразом у них тёрки, раз на раз. А Буллу то за что? Зачем он ему занозил? Он что, на всю голову отмороженный!? – спросил Мурат.
– Так о том-то и речь! – согласился Бульдог с доводами друга и далее продолжил: – Надо спросить с него и грузануть на бабки, а если будет вякать порезать прямо здесь!
– Надо сперва подтянуть кого – нибудь, а не то, как бы они сами нас не рубанули, – начал проявлять беспокойство Мурат.
– Я сейчас схожу вниз и позвоню пацанам, – вызвался Бульдог.
Он вскоре вернулся.
– Дозвонился, – возбужденно сообщил Бульдог.
– Сказал что рамсы у нас на «Палубе» с Кошкаром. Сейчас подтянутся, – радостно сказал он.
– Кто подъедет? – спросил Мурат, он вроде как не совсем разделял восторгов своего товарища.
– Давай бухнём, – предложил Бульдог и разлил водку. Они выпили.
– Кто едет то? – снова спросил Мурат.
– Бека, Муха и Кривой, я до уразовских не дозвонился, да этих то хорошо дома застал! Сейчас лето, все до утра где – то гоняют, – говорил, Бульдог закусывая салатом после выпитой водки, и одновременно отвечая на вопросы задаваемые Муратом.
– А что хватает, их то вон только четверо, я сказал, чтобы волыны зацепили.
– И что обещали взять? – спросил Мурат, на которого перечисленные имена не произвели особого впечатления.
– Возьмут, – уверенно сказал Бульдог.
Через двадцать минут к ним поднялись трое парней. Они поздоровались и сели за стол.
– Стволы взяли? – спросил Мурат.
– Не взяли, – ответил Бека высокий и худой парень.
– Ты же обещал! – возмутился Бульдог, – Я же говорил!
– Ты же сказал быстро, будто у вас здесь уже мясня началась! Вот мы быстро и приехали. А ствол я дома не держу, это к старикам ехать надо, – ответил Бека.
– Да вы объясните, что случилось-то? – спросил Кривой, которого так прозвали за кривой нос. Кривой раньше занимался боксом, но нос ему свернули явно не на ринге, проделать такое с человеческим лицом на ринге в боксерских перчатках, было более чем сомнительно.
– Ты слышал, вчера Кошкар Ураза с Буллой в реанимацию отправил? – спросил Бульдог.
– Ну, допустим, – ответил Кривой. Он знал Кошкара ещё с юношеских лет, когда они оба посещали секцию бокса. Что Кривой, что Кошкар, особых высот в спорте не достигли, в последствии же и вовсе пополнили ряды «сайгаков». Они занимались у разных тренеров и даже в разных стадионах, но Кривой помнил Кошкара по соревнованиям и спаррингам. Кошкар никогда на ринге не отличался умением, применять какие – либо технические приемы, более того его даже прозвали за размашистые удары «Падашы». По казахский «Падашы» – пастух, который пасёт коров и быков, заворачивая их длиным хлыстом. Обычно Кошкару доставались соперники повыше его ростом и он гонялся заними по всему рингу размашисто нанося удары, львинная доля которых не попадало в противника. Соперники как правило легко уходили от таких заведомо «видных» ударов и умело контратокавали. Кошкар часто проигрывал по очкам, но он был очень сильным, физический. Кривой не помнил, чтобы кому-то удалось его нокаутировать. Но и это было не главное. Кривой запомнил, что Кошкар всегда был сильным, смелым и злым. Обычно после окончания соревнований он вызывал своих не давних победителей драться «один на один» на улицу, и практический всегда их избивал. Он был из тех боксеров, про которых говорят: «По пояс в крови, но не шагу назад!».
– Я не понял, – сказал Бульдог и продолжил: – Я говорю, Ураза покалечили и вон этот урод здесь развлекается!
– Да слышал уже, башку ему проломили, но мы то тут причем? – задал резонный вопрос Кривой.
– Как причем!? Ты что не понял?! – захлебнулся от возмущения Бульдог.
– Да ты уже достал Бульдог, со своим понял, не понял, зачем позвал? – спросил Кривой.
– Ладно, Ураз, он сам, но Булу он за что порезал? Так он завтра любого из нас, поломает. Надо ему оборотку дать, – сказал Мурат.
– А что вы так за Ураза с Булой потеете, они же не одни были, сами разберутся.
– А что Ураз с Булой для тебя, уже не свои? – спросил Мурат.
– Я так не говорил. Хорошо, и кто этому Кошкару, будет оборотку давать – спросил, улыбаясь, Кривой.
– Давайте выпьем, – предложил Бульдог.
– Я думаю, тебе уже хватает, – сказал Кривой.
– Ты что хочешь сказать? Ты думаешь, я бухой?! – возмутился Бульдог.
– А кому вообще пришла эта светлая мысль Кошкару тормоза выписывать? – спросил Кривой.
– А что, не за что, что-ли, с него спросить? Ты лучше так и скажи, что обделался! – широко во всё лицо улыбнулся Бульдог.
– Ты дерево! Ты что пургу гонишь, кто это обделался? – возмутился Кривой.
– Кто дерево!? – вскочил Бульдог.
– Ты что весь вечер тормозишь? Переспрашиваешь, что такой тупой что-ли? – с издевкой поинтересовался у Бульдога, Кривой который уже развернулся к нему, и отодвинулся от стола, на случай если тот вздумает на него броситься. Но между ними встал Мурат, он начал успокаивать, и вскоре усадил Бульдога обратно за стол. После этого Мурат разлил водку и все выпили.
– Балкена нет, Аспары нет, зачем нам сейчас в какие-то разборки встревать, – подал голос до сих пор молчавший Муха.
– А что Аспара?! Что мы без них не люди? Да вообще кто – такой Кошкар? Фуцан, ещё только вчера они всей толпой на перегонки за пивом гоняли, надо ему стойло указать! – возмутился Мурат.
– Хорошо, вот только кто его в стойло будет ставить? У него голова такая, её только из пулемёта пробить можно.
– Я же говорю, он обделался, – сказал Бульдог.
– Что обязательно его тромбить надо? Быки что-ли? Подтянем, поговорим, что только на этой хе…не, выезжать, – сказал Мурат, проведя воображаемый полукруг, правой рукой над своим тощим, словно лапа гончей, левым бицепсом. За столом снова разгорелся спор, относительно того стоит ли вообще разбираться с Кошкаром, и вскоре возобладало мнение Мурата, что нужно всё – таки, переговорить.
– Ну, решили, теперь, кто его сюда на правилово, подтянет? – спросил Кривой.
– А вон Бульдог, сходит, – предложил Мурат.
Бульдог встал и направился к столу, за которым отдыхал Кошкар с друзьями.
– Кошкар, подойди сюда, дело есть, – позвал довольно бесцеремонно Бульдог, остановившись несколько в стороне от стола, в тени, куда слабо проникал свет.
– Кто это? А Бульдог! Ты что не подходишь не здороваешься? Я не кусаюсь, – пошутил Кошкар. Все кто был за столом, услышав шутку, Кошкара рассмеялись. Бульдог покраснел, глаза его бешено сверкнули, как у собаки на привязи.
– Пойдем разобраться надо, – прошипел он.
– Ну, Бульдог! Ну, смотри, – говорил Кошкар, вставая и улыбаясь, довольный произведенным эффектом, от своей, как ему казалось остроумной шутки, над незадачливым парламентером. Но, подойдя к столу, за которым расположились «Фогелевские сайгаки», настроение у Кошкара безнадежно испортилось. Испортилось оно, отнюдь не, потому что он испугался и опасался вызвавших его на разбор парней, или же сомневался в своей правоте. Он даже не слушал обвинения, которые выдвигал ему Мурат. Кошкара, до глубины души, возмутила мысль, сам факт, что «Фогелевские» приезжие «мамбеты», на которых он всегда смотрел с чувством превосходства, как римский патриций на плебеев и варваров, посмели ЕГО! Кошкара! Позвать на «разбор»!
– Ничего себе! – говорил Кошкар, нервно шагая из стороны в сторону, возле стола за которым расположились « Группа общественных обвинителей».
– Дожил, эти «индейцы», меня уже на разборки подтягивают! – бубнил он себе под нос, когда к нему видя не ладное, подошел Кемель.
Сайгаки собиравшиеся устроить «правилово» Кошкару приутихли. Они видели как он возмущенно, воспринял выдвинутые обвинения. Сайгаки молча стали наблюдать за Кошкаром беспрерывно ходящим из угла в угол, с каждой секундой всё больше становившимся похожим на бешеного носорога, который надо полагать в скором времени изберет себе цель.
– Ну что? Говорил я вам! – вполголоса сказал Кривой.
– Сейчас ему надоест ходить, и он нас всех, прямо здесь поломает, вместе с мебелью! Сайгаки в нерешительности молчали.
– Ты Бульдог! Ты нас всех втравил в этот блудняк! Давай сгоняй за стволом, а мы время потянем, – нарушил создавшуюся за столом тишину Кривой.
– А что ты разрулился? – начал было возмущаться Бульдог, но общественное мнение поддержало Кривого. Бульдогу пришлось повиноваться, он, несмотря на то, что довольно много выпил спиртного, сейчас легко и незаметно выскользнул из-за стола и устремился к выходу.
– Так! – обратился через некоторое время Кошкар к «Фогелевским».
– Ну, проломил Я, Вашему Уразу башку! Хотел Буле кишки на голову намотать, только нож в ребрах застрял. И что дальше? Вы с меня спросить за это пришли? Базарьте конкретно, что хотите? Или сразу валить будете?! – поинтересовался у «джентльменов» из Фогелевки, Кошкар.
Сидящие за столом «сайгаки» посмотрели на Мурата, который в этот момент ушел в тень и больше был похож на каменное изваяние Будды, вырубленной в скалах Юнган, чем на живого человека. Наступила тишина.
– Да ничего мы не хотим Кошкар, – начал миролюбиво Кривой.
– Просто наверно не стоило Булу резать, он то в принципе не, причем был, вот парни и возмутились, – закончил он.
– Это, какие парни возмутились? – спросил Кошкар у своего бывшего коллеги по боксу.
– Кому это мои движения не нравятся? Что молчите?
– Бульдогу, – ответил Кривой.
– Мы про людей говорим! Что вы ко мне этого пса присылайте? Кто из вас сейчас за эту «предяву», отвечать будет? Ты Кривой? – спросил Кошкар.
– Ты что братан я здесь вообще типа случайно оказался, – ответил тот.
– А вы? – обратился Кошкар к Мухе с Бекой.
– Мы с Кривым приехали, – ответил Бека.
– Тогда, стало быть, это ты на меня накатываешь? – обратил свой взор на Мурата Кошкар.
В это время к ним подошел Арман. Он работал на «Палубе» кем-то вроде сотрудника по безопасности, нечто среднее между «вышибалой» и охранником. Арман был парнем взрослым, ещё во время союза республик свободных, защитил звание мастера спорта по боксу. В криминальные дела он не ввязывался, хотя пользовался уважением среди бывших спортсменов, большинство которых пополнили ряды преступных группировок.
Они с Кошкаром коротко переговорили, Арман попросил, что бы они, если надумают «разбираться», покинули территорию кафе.
После того как Арман ушел, Кошкар попросил Кемеля проводить девушек, сам он был намерен разобраться с «Фогелевскими». Кемель хотел, было остаться, но Кошкар отказался, утверждая, что они с Ерланом вполне справятся вдвоём.
– Да не волнуйся ты, – презрительно произнес Кошкар. – Они уже в штаны наложили, я чувствую, этот запах дерьма, когда люди боятся! – заявил он и похлопал Кемеля по плечу.
– Если вас здесь не будет, где искать? – спросил Кемель на прощанье.
– В парке, на нашей скамейке, – ответил Кошкар.
Кемель вывел из кафе девушек, и Ардака, усадил всех в автомобиль и повёз развозить по домам. Первой было решено проводить Альбину, она не хотела уходить из кафе, без Ерлана, её снова уговаривали. В машине девушки и Ардабек, стали расспрашивать Кемеля, что случилось. Кемель отвечал туманно и неопределенно. Они отвезли Альбину, затем подвезли Айман. Кемель пошел её провожать. Площадку перед домом заливал лунный свет, было уже далеко за полночь, и вероятно, поэтому во дворе никого не было. Где-то вдалеке, в соседнем доме раздавались чьи-то пьяные возгласы. Айман повернулась Кемелю и стала прощаться, в какой – то момент они снова взглянули друг – другу в глаза. Во взгляде Кемеля была глубина и чувственность, этот взгляд манил и волновал её. На неё уже давно так никто не смотрел. Где-то рядом раздавался трель сверчка, у ночного фонаря перед её подъездом летали мухи и бабочки.
– До свидания, – сказала Айман и вошла в темный подъезд.
– Айман позвал Кемель, она обернулась.
– Можно я позвоню тебе? Из темного подъезда раздался её смех.
– Можно, но зачем!?
– Просто, – ответил Кемель.
-Ладно, до свидания, спасибо что проводил, – сказала она и побежала вверх по ступенькам.
Айман понравилась Кемелю, при этом он не испытывал угрызении совести что пытается ухаживать за спиной своего товарища за его девушкой. В их взаимоотношениях, никогда не ощущалось особой теплоты, дружба между ними, родилась скорее из социально-географической необходимости, нежели духовной. До седьмого класса Кошкар с Кемелем каждый год дрались, как принято среди мальчишек, выясняя, кто же из них сильнее. В последний раз Кемель проиграл. В тот год у Кошкара начался физический и духовный подъём, что дало ему в последствии возможность одержать ряд побед в потасовках среди сверстников. Началось это восхождение с победы над Кемелем.
Кемель тогда заканчивал шестой класс, наступил май месяц, началась жара и летние каникулы. Кошкар явился с утра пораньше домой Кемелю и заявил: «Ты на нашей улице третий после Рашида и Сани, назвал он имена ребят которые уже через год – два оканчивали школу, – в последний раз ты побил меня, я хочу быть третьим на нашей улице!». Это был вызов, Кемель не совсем был настроен на поединок, но отказываться было нельзя. Звание третьего на улице, было почти сродни обладанию поясом чемпиона ВБА по боксу, и нужно было постоянно быть готовым к тому, что найдется новый соискатель на «чемпионское звание». Они встретились через 15 минут на баскетбольной площадке автомеханического техникума, и схватились, нанося, друг – другу удары. Кемель побежал, на Кошкара и высоко подпрыгнув, нанес удар ногой. Он хотел нанести удар в голову или хотя бы в область груди, но Кошкар сгорбился, развернулся и подставил плечо. Он упал, но Кемель тоже не удержался на ногах и они, вцепившись друг в друга, начали кататься в пыли, обмениваясь ударами. В какой-то момент Кошкар оказался сверху. Кемель пытаясь вырваться, усугубил своё положение, и повернулся спиной Кошкару, который, воспользовавшись этим неудачным действием, стал наносить удары по голове, затылку, и просовывать левую руку, под шею своего противника стараясь его придушить. Из этого не завидного положения Кемель ударил головой Кошкара в лицо, и разбил ему нос. Из разбитого носа обильно потекла теплая кровь, которая стала заливать затылок и рубашку Кемеля. Однако Кошкар не обращая внимания на наносимые Кемелем удары головой, всё-таки просунул свою руку и завершил «удушение». Драка Кемелем была проиграна. После этого, Кошкар продолжил свои рейтинговые поединки. Он побил Берду (Бердибека) с соседней улицы, который был первым среди своих сверстников, после чего обратил свой взор на соседние школы. Иногда Кошкар обращался за помощью Кемелю. Он хотел подстраховаться, когда, подозревал что соперник (зачастую из другой школы) может воспользоваться ножом, кастетом или, к примеру, может прибегнуть к помощи своих друзей, превращая тем самым, «дуэль» в заурядное избиение. В тот же год Кошкар с Кемелем, занялись боксом. Кошкару, который ранее занимался вольной борьбой, бокс давался тяжело. Навыки, приобретенные им в борцовском зале, на ринге только мешали. Его крепкие, твердые плечи не могли, расслабится, он стоял на ринге, неповоротливый и «корявый», больше похожи на тяжелый кусок железобетонного фундаментного блока, чем на боксера. Удары у него были размашистыми, впоследствии (несмотря на годы проведенных тренировок) они у него сохранились. Со временем Кошкар неплохо научился передвигаться по рингу, хотя по прежнему полностью игнорировал приемы защиты, и больше «бросался» на противника. Вследствие его плотной комплекции, Кошкару обычно доставались более высокие соперники, которые на «отходе» «встречали» его прямыми ударами. Его выступления на соревнованиях, пользовались успехом у определенной категории зрителей, которые любят эмоционально яркие бои, с размашистыми боковыми ударами и скачками «галопом» по всему рингу. По прошествии времени, друзья стали с переменным успехом применять приобретенные на ринге навыки на темных улицах города Чимкента. Случалось, обирали приезжих студентов младших курсов, избивая их и отнимая деньги.
Когда Кемель вернулся на «Палубу», там уже никого не было. Как они и условились, Кошкар с Ерланом ждали его в парке, на скамейке.
– Да нормально всё, – сказал Кошкар.
– Они сами не рады были, что нас на разборки подтянули, – сказал довольный Бука.
– Стояли, сопли жевали, пока этот пёс, Бульдог с дурой не приперся, – начал рассказывать Кошкар.
– Начал собака мне в лицо стволом тыкать!
– А ты что?
– А что я? Въехал ему, промеж рогов, у него аж вся голова заискрилась! Наверно до сих пор там лежит, если они его не забрали. Вот ствол забрали, – вытащил из кармана пистолет системы Макарова, Кошкар.
– Где бакланили?– спросил Кемель.
– В сквере.
– Не добивали?
– Нет, там менты из ППС нарисовались, еле ноги унесли!
– Понятно, что – то много конфликтов у нас в последнее время, – сказал Кемель.
– В смысле? – спросил Кошкар.
– Ну, почти каждый день! Как – бы в блудняк какой не влезли, – предостерег Кемель.
– Это что братан, накат на меня? – грустно спросил Кошкар.
– Да нет, братуха! Ты же сегодня не сам начал, да и с Уразом тоже самое.
– Тогда что делать?
– Да вот думаю, может «;;дайы тама;» организовать, всё-таки дело мутим, тоже непонятно чем закончится. Выгорит, не выгорит? – выразил сомнения Кемель.
– Выгорит! Братан, если не срастётся, порвём всех! Не о чем не переживай, и победа будет за нами! – сказал Кошкар.
***
Ергали ехал за рулём своего мерседеса и мурлыкал под нос, подпевая под музыку, льющеюся из динамиков авто-магнитолы. Он был доволен. Удача опять улыбнулась ему. Чеченец обратился к нему с просьбой и вроде он уже уладил это дело. Ибрагим обещал за урегулирование конфликта новую автомашину Ваз, шестой модели. Это было очень кстати, за долгие годы безнаказанного воровства, привыкший жить «на широкую ногу» Ергали, с тех пор как Чимкентский шинный завод перестал функционировать, начал испытывать острую нехватку финансовых средств.
Он ещё мальчишкой приехал в Чимкент из Жана-Кургана, что в соседней Кзыл-ординской области, поступать в Казахский химико-технологический институт. Ергали не смог поступить в высшее учебное заведение и остался работать в городе, поначалу у сестры, что была замужем и жила вместе с мужем в микрорайоне «Север». По прошествии некоторого времени сестра помогла ему устроиться на шинный завод, где были хорошие заработки и предоставляли иногородним работникам общежитие. На заводе Ергали благополучно проработал до призыва в ряды вооруженных сил. Всё началось после демобилизации, когда он снова приехал к сестре в Чимкент под предлогом погостить, а на самом деле, сбежал от невеселых перспектив ожидавших его в родном колхозе, где родители собирались его женить и заставить заниматься фермерским хозяйством. Ергали уже пьянствовал около недели в рабочем общежитии шинного завода, когда повстречал там Мейрамбека, своего товарища с которым они три года тому назад вместе устраивались на завод. Мейрамбек был родом из Ленинского района Чимкентской области. Он был постарше Ергали, и в начале своей рабочей карьеры, они довольно тесно общались. Теперь было видно, что Мейрамбек изменился, у него появилась собственная автомашина и деньги.
Друзья отметили свою встречу в правом зале ресторана «Шымкент». Мейрамбек познакомил Ергали с друзьями, с ними было несколько симпатичных девушек. На Ергали, который почти безвылазно пьянствовал в общежитии, где они с ребятами, пили водку с пивом и закусывали овощами и консервами, стол, сервированный в ресторане, девушки, официантка что суетилась, обслуживая их заказы, и в целом вся атмосфера больших денег, произвела неизгладимое впечатление. В сравнении с ресторанной роскошью, автомашиной и квартирой которую снимал Мейрамбек, его жизнь показалась Ергали каким-то запредельным убожеством, которому нет конца и краю.… Через неделю Ергали в первый раз под руководством своего товарища пошёл в родной завод воровать жигулевские шины. Мейрамбек снабдил его деньгами, которые были необходимы для покупки баллонов внутри завода, в цеху у рабочих и на откуп охранникам или представителям правоохранительных органов, если его вдруг задержат на месте преступления.
«Вернешь, когда разбогатеешь!», – похлопывая дружески по плечу, своего счастливого товарища сказал Мейрам. Ергали довольно быстро освоился на новом поприще, чему немало способствовала, его армейская закалка и хорошее знание место расположения цехов.
С тех пор прошло много лет, за это время много что было: разборки, перестрелки, их не раз задерживала милиция. Ергали успел, женится, купить дом и машину, он даже успел, поменять свои жигули на мерседес. Но со временем грянула «перестройка», Союз Социалистических Республик развалился, и завод перестал выпускать свою продукцию. Чимкентские коммерсанты завалили местный рынок более качественными автопокрышками российского производства. «Перестраиваться», как ежедневно призывали с голубых экранов телевизоров, милые, улыбающиеся ведущие телепередач и политики не получалось. «Сайгаки» с шинного завода были на перепутье, кто был половчее, успели уже поменять профиль и пополнить ряды напёрсточников, катал и автомобильных воров. Добрая половина бывших коллег оккупировала, ШНПЗ на подступах, которому по вечерам и машину некуда было поставить.
С рэкетом, Ергали похоже тоже опоздал, везде на вещевых и других рынках уже собирали деньги бывшие спортсмены, в основном боксёры, они даже какие-то талоны продавцам выдавали. О том что бы «пододвинуть» этих последователей Майка Тайсона и Серика Кунакбаева и думать было нечего. Ергали знал, что за этими ребятами в футболках с переломанными носами, стоят люди. Большие люди! Вот и оставалось отстаивать интересы коммерсантов, возвращать «обманутым» деньги, стараясь при этом насколько это возможно максимально повышая причитающиеся «проценты». Но на этом поприще тоже уже были свои «чемпионы» и баловни судьбы. Хотя бы тот же Мейрамбек, которому пришел какой – то коммерсант и попросил продать его «Вольво – 740», тот согласился, и они сторговались за 15 миллионов. Но дело было в том, что коммерсанту нечем было заплатить, ну Мейрамбек пошел на встречу этому человеку и отсрочил платеж на месяц, только вместо 15 миллионов, тот должен был отдать 30 миллионов. Коммерсант не хотя согласился, ему нужно было делать бизнес, а вместо кредитов везде была только, инфляция. Прошло полтора месяца, а у коммерсанта опять всё не, слава Богу, товар не реализовывается, в общем как обычно, снова нет денег. Мейрамбеку это было только на руку, он «посадил» того коммерсанта на «счётчик» а по прошествии времени и вовсе «дуплет врубил», (т.е. удвоил сумму задолженности). Всего Мейрамбек в счет погашения долга забрал у незадачливого коммерсанта 70 миллионов рублей. Сумма даже так называемыми «деревянными» (т.е. рублями), по тем временам была вполне приличная, у коммерсанта опять не нашлось столько денег. Но Мейрамбек (этот благороднейший человек) проявил понимание и «гуманизм». Он согласился взять половину суммы товаром: разливное вино и спирт разошлись у него без труда, он даже заработал на этом сверху. Сейчас Мейрамбек ездил на новенькой «Вольво – 840» –ой модели и ещё у него остались средства для коммерческих сделок, помимо этого, он содержал бригаду головорезов. Весь Чимкент слышал о его бригаде, у всех его имя было на устах, словно он зарегистрировал «малое предприятие по отъему денег у населения».
– Вот воистину для кого война, а для кого мать родная, – думал, вспоминая об этом Ергали.
Он тоже горел желанием, приобщится к коммерции. Ергали даже придумал как. Он новые жигули, которые должен ему чеченец, «подарит» директору нефтебазы Габидену и будет у него брать бензин по фиксированной отпускной цене, вагонно – цистернами. Бензин у него будут забирать киргизы, которые будут с ним расплачиваться наличными деньгами или производить предоплату на счет. С Габиденом он в принципе почти договорился. Это пусть такие сопляки как Кошкар, ночи не спят, и бензин канистрами «на горбу» таскают, грыжу на позвоночнике зарабатывают. Много его на горбу натаскаешь! Как же, держи карман шире! Да ещё всю дорогу всем «отстёгивать» надо.
Ергали приехал к Ибрагиму они тепло, обнявшись, словно родственники, которые долго не виделись, поздоровались.
– Ну что отдал деньги Абаю? – спросил Ергали.
– Нет, – ответил чеченец.
– Почему!? Надо вернуть Ибрагим! Я пацанам обещал, – начал было Ергали но его перебил чеченец.
– Три раза ходил, – возмущался он. – Никого нет дома! Соседи, не знают! Никто не знает, – продолжал говорить он. Ергали слушая его, призадумался. Затем они сели в его машину и решили отвезти деньги кому– нибудь из парней. Но почему-то ни Кошкара, ни Кемеля дома не оказалось. Было жарко и, заехав по пути в кафе, освежится, и пропустить кружку другую холодного пива, они от знакомых ребят услышали подробности произошедшей потасовки на «Палубе».
– Ладно, не переживай, – успокоил Ибрагима Ергали.
– Ты лучше давай тачку поскорее гони, всё «ровно» будет, – сказал он напоследок.
***
Жертвоприношение решили принести в доме у Кошкара. Мама Кошкара Хадиша, работавшая преподавателем в химико – технологическом институте, суетилась у очага установленного во дворе частного дома. Кошкар с Кемелем возились с жертвенным бараном. Ержан с Ерланом нарубили дров и теперь начали во дворе устанавливать столы, состоящие из не струганных деревянных досок, сбитых между собой гвоздями. Все старались, словно хотели, что бы кто-то на небесах, если Он вдруг наблюдает за ними своим «всевидящим оком», отметил и вознаградил их за старание. Кемель придерживал связанного барана за ноги, Кошкар оттянул голову животного и остро наточенным ножом перерезал горло барану. Кровь из горла овцы, обильно брызгая, полилась в предварительно вырытую яму. Кемель высвобождая, развязал аркан, которым были стянуты ноги животного. Баран забился в предсмертной агонии и затих. Голова барана с бессмысленно застывшими глазами смотрела на небо. Далее разделкой туши занялся специально приглашенный для этой цели сосед Улык. Он за 15 – 20 минут освежевал и разделал тушу барана.
Ближе к обеду стали стекаться приглашенные гости, в основном состоящие из соседей близлежащих домов и родителей ребят. Пришли отец Кемеля, мать Ержана, и прямо с рынка, где она торговала продуктами, тяжело дыша, добралась мать Ерлана. Привезли на машине из центральной мечети муллу, и усадили за стол. Ещё не все приглашенные прибыли и дожидаясь, остальных пришедшие, стали пить чай.
Мулла чинно сидит во главе стола, пьёт чай и беседует. Он рассказывает, собравшимся за дастарханом людям, законы шариата, поясняя при этом, что воровать плохо, деньги давать «на вырос», (под проценты) плохо, приводит примеры, описанные в хадисах о жизнедеятельности пророка Мухаммеда. Все слушающие муллу согласно кивают головой. Далее он продолжает свою агитацию и говорит, что если главное дело относительно Аллаха есть молитва, то относительно ближнего – милостыня, все опять кивают головой. Люди сидят за столом в тени деревьев, спокойные, умиротворенные, слушают проповеди муллы и пение птиц. Тётя Хадиша приносит к столу приготовленный Улыком ароматный плов с изюмом.
Мулла начинает читать молитву, призывая Всемогущего, он старается, читает долго и с выражением, однако Божественного присутствия по-прежнему за столом никем не ощущается. Приступают к трапезе. Все приглашенные начинают, не разгибая спины, трудится за столом, орудуя ложками, вилками, а кто и пятерней во славу Аллаха. После окончания обеда и пожеланий здравия и исполнения желаний, высказанных муллой, гости начинают, расходится. Кемель сопровождает муллу к машине и дает ему 20000 тысяч рублей, Хадиша передает пакет, наполненный продуктами со стола.
Кошкар посадив в машину муллу, уже выехал за поворот, когда им навстречу попалась машина Ергали. Хозяева автомашин в лучших бандитских традициях тех лет остановились на проезжей части и, не обращая никакого внимания на то что, они мешают передвижению другого автотранспорта, принялись приветствовать друг – друга и решать свои дела.
– Да возблагодарит вас Всевышний, и исполнит ваши пожелания, – сказал Ергали, который уже слышал про жертвоприношение.
– Спасибо, спасибо, пойдемте в дом, – пригласил Кошкар.
Ергали с Ибрагимом вежливо, сославшись на дела, отказались. Они поведали Кошкару что уже второй день ищут Абая, что бы вернуть долг, но не могут его найти.
– Ты бы не мог передать Абаю деньги, – сказал Ергали и сунул сверток с деньгами в руки Кошкара. Они оба глядя друг на друга, улыбались. Их улыбки напоминали оскал хищных животных. Кошкару даже разворачивать сверток не было необходимости, он на ощупь понял, что в свернутой газете одна пачка.
– Сколько здесь? – спросил он.
– Десять штук.
– Мало.
– И сколько же ты хочешь? – спросил негромко и с каким-то интересом Ергали, словно он и в самом деле собирался прямо на месте отсчитать наличные.
– Двадцать штук, и то исключительно из уважения к тебе братан, – сказал Кошкар в этот раз, улыбнувшись шире.
– Ты братишка не борзей, взял десять штук, хватает, а проценты, этого Аллах не одобряет.
– Давай оставим Аллаха в покое, тем более твоего чеченца ни я, ни Абай не уговаривали брать деньги под проценты, короче пусть платит и всё, – начал кипятится Кошкар. Не известно чем бы в дальнейшем всё закончилось, но в спор вмещался мулла. Вокруг них уже начали собираться прохожие. Мулла призвал всех к миру, и тем самым не дал разгоравшемуся спору перейти в конфликт, но стороны уехали не удовлетворенные. Они условились встретиться после завтра, за городом, где им никто не помешает, и они смогут окончательно решить все вопросы.
Ергали отвез Ибрагима домой и от него, сразу же позвонил своему другу Мейрамбеку и договорился с ним о встрече. При этом он ввел в курс чеченца, что в связи с новыми обстоятельствами, услуги его подорожали и Ибрагим должен ему уже две автомашины. Ибрагим пробовал возражать, он говорил, что услуги Ергали обходятся ему дороже, той суммы, которую от него требовал Кошкар!
– Ну, тогда иди к этому Кошкару, – предложил Ергали.
– Это я хожу, жду, когда ты эти тачки из России перегонишь, а Кошкар он как узнает, он тебя как липку обдерет. Ты что думаешь, я у тебя, вторую машину для себя прошу! Не понял что-ли, кровью пахнет! Надо парней собирать, – сорвался на крик Ергали. В нем сказалось нервное напряжение которое он испытал недавно на улице. Практический мулла очень выручил его и помог «сохранить лицо». Кошкар был очень близок к тому, что бы затеять потасовку прямо на улице и покалечить его, Ергали. Подробности этого дела стали бы известны «широкой общественности» и его авторитет бы сильно пошатнулся. А если завтра, при помощи Мейрамбека ему удастся поставить на место этого зарвавшегося фуцана, то это будет нормально. Это, конечно, может и не совсем «по понятиям», но победителей не судят! Да и кто сейчас по этим «понятиям» живет? Каждый норовит «воровской закон», повернуть, так как ему это выгодно. У всех есть своя корысть!
По прошествии нескольких часов они с Мейрамбеком встретились в кафе «Ак – Бастау», которое находилось в помещении банка с одноименным названием. Ергали выбрал это кафе не только потому, что здесь хорошо готовили, а скорее, потому что в глубине зала начинался коридор с отдельными комнатами. Можно было переговорить, не опасаясь, что кто – нибудь невзначай может подслушать разговор.
Надо сказать, что Ергали свой «авторитет» в преступном мире города Чимкента завоевал не вследствие совершения им каких – то кровавых, леденящих кровь, преступлении, а благодаря некоему воровскому «фарту». Ему действительно часто везло, и он считался одним из лучших «бомбардиров», среди «сайгаков» шинного завода, ко всему прочему Ергали в своё время был довольно щедрым, и никогда не жалел денег, для своих менее удачливых коллег. Конечно, у него и ранее случались конфликты и «разборки», но он обычно всегда старался их решать «мирно», привлекая на свою сторону признанных авторитетов. К Мейрамбеку за помощью он не раз обращался и до этого случая.
Они пили холодное пиво, дожидаясь, когда приготовят и принесут горячие блюда. Ергали уже вкратце обрисовал Мейрамбеку ситуацию, кое – что тот и сам слышал. Это был крупный мужчина с широким лицом и узкими глазами. В молодости он был мускулистым и подтянутым, сейчас его тело заплыло жирком, но, несмотря на это он до сих пор увлекался «к;кпаром», и содержал у себя в ауле скакунов, для этой национальной народной забавы.
Сейчас Мейрамбек молча слушая своего товарища курил, он прекрасно понимал, что Ергали взялся отстаивать интересы чеченца, отнюдь не только из чувства «интернационализма». Мейрамбек ждал, сколько ему предложат.
– Если всё ровно будет, тачку откачу, – пообещал Ергали.
– Тачки разные бывают.
– Новую шоху!
– Когда? – зажглись глаза у Мейрамбек.
– В течении месяца, – пообещал Ергали.
– Ты что гонишь?! Скажи ещё на следуюший год? – возмутился Мейрамбек.
Ергали понял что Мейрамбек согласился, у него стало легче на душе, хотя он и не сомневался в друге. Принесли горячее, они выпили, обсуждая детали предстояшей «стрелки». Оба от выпитого спиртного немного расслабились, и к предстояшей встрече с Кошкаром, отнеслись не совсем серьёзно, посчитав что ребята завтра при виде Мейрамбека с «бригадой» на конфликт не пойдут. Всё закончится на месте и если даже Кошкар не станет извинятся, то всё равно они «договарятся» и всё закончится мирно.
На следующии день после проведенного жертвоприношения, друзья ближе к обеду собрались у Кошкара дома, обсудить создавшуюся ситуацию. Тётя Хадиша была на работе, ребята сидели во дворе курили марихуану и пили пиво. Они уже выкурили папиросу начиненую местной коноплей «индюхой», и закурили обычные сигареты.
– А где там за «самолётом»? – спросил Ержан, уточняя у Кошкара место предстоящей встречи с Ергали. «Самолетом» в народе, называли кафе открытое внутри настоящего, но списанного самолёта, установленного за городом, возле ипподрома, напротив ресторана «Кайнар». Эта железная крылатая машина долгие годы предстовляла собой првинциальную достопримечательность города. На фоне «от летавшего своё» пассажирского самолёта, сфотографировалось не одно поколение счастливых чимкентцев, в день своего бракосочетания. С этих символических в чем – то фотографии, обычно всегда смотрели улыбающиеся люди, словно собравшиеся совершить совместный полёт, к месту своего сваденого путешествия. Ко времени описываемых событии ни кафе, ни ресторан «Кайнар» уже не работали.
– За тем местом, где два месяца тому назад Керима сожгли вместе с машиной, я знаю, – сказал Кошкар объясняя, присутсвующим где находится место предстоящей «стрелки». Подобная справка, никому из парней оптимизма не прибавила. Все замолчали.
– Может замнем, это дело, – нарушил возникшую тишину Ержан, глядя снизу вверх на Кошкара. Он сидел на корточках и курил сигарету, его глаза под воздействием наркотиков сузились и покраснели.
– Ергали нас за город, к «самолету» приглашает наверное не для того что бы там сфотографироваться на память! Не говоря уже о деньгах, – сказал он.
– Они просто так остальные бабки не отдадут, – согласился Ерлан.
– Они это кто? – спросил Кемель, он обрашался ко свсем.
– Кого Ергали подтянет, у него же своей бригады нет, один же он не приедет?
– Да скорее всего своего лучшего друга Мейрамбека, я тут думал, заметил при разборах, там где Мейрам, Ергали не всегда, но там где Ергали всегда и Мейрамбек, – сделал заключение Кошкар.
– А у Мейрама то пацаны, весь город знает! – опасливо сказал Ержан.
– Сколько у них стволов? – спросил Кемель.
– Хватает, здесь в городе человек шесть – семь, при желании он ещё с родного колхоза столько же может пригнать, – сказал Кошкар.
– Да ты чё! – воскликнул Ержан. Он поднялся на ноги, его одурманенные глаза от услышанных новостей широко раскрылись.
– Смотри, – сказал Кемель обращяясь к Кошкару, – только что у него глаза как у тунгуса были, а теперь шары на лоб полезли, до чего переволновался.
– Да не волнуюсь я, только четырнадцать, пусть даже десять человек это очень много.
– Ну их здесь в городе меньше, говорю же человек шесть – семь, – сказал Кошкар.
– Успокоил! Может не будем с ними конфликтовать? Целее будем! – сказал Ержан обращаяясь к Кошкару.
– Что так и будем молча сносить, как они к нам в карман залазиют? Так разок согнёшся, в следуюший раз, об тебя вообще ноги вытерут, – ответил ему Кошкар.
– Давай к Кубинцу обратимся, – предложил Кемель. Кошкар согласился с предложением Кемеля, но всё же они решили определить, растановку сил и вооружения. На место встречи было решено ехать на машине Кошкара, у них было два пистолета, включая тот что Кошкар забрал у Бульдога. Была ещё одна граната РГД-5, которую было решено дать, после короткой инструкции по применению, Ерлану. Кошкар с Кемелем должны будут вооружится пистолетами. Ержану к его удовольствию огнестрельного оружия не достовалось. Кошкар обещал переговорить с Багдадом – Кубинцем и заручится его поддержкой. В какой – то момент всем показалось, что всё ещё наладится, Кубинец человек в преступном мире города авторитетный и разрешит их спор с Ергали, не ущемляя их интересов. Кемель развернул принесенный с собой пакет, свернутый из газеты. Внутри была высохшая зеленная трава с редкими зернами, та самая «индюха» которую они только что покурили. Все присутствующие начали сворачивать себе пакетики и насыпать в них предложенной марихуаны. Ребята при этом старались шутить, но чувствовалась, некая нарочитость высказываемых шуток, словно они за смехом и улыбками хотели скрыть, волнение и всё возрастающий страх, сжимающий их изнутри. Кошкар старался всяческий как-то всех приободрить и бросил на всё ещё развернутый пакет с анашой пачку денег.
– Завтра тяжелый день, сегодня отдыхаем! – объявил «господин директор» выходной, отменив «физическую повинность» на нефтеперегонном заводе. На прощанье, они все крепко обнялись с Кошкаром, который остался, дома отказавшись идти гулять с «подчиненными», со славшись на «дела государственной важности», что ему ещё нужно успеть переговорить с Кубинцем.
Кемель, Ержан и Ерлан выйдя от Кошкара, поехали в пивную, что находилась под «Палубой». Кемель немного побыв с ребятами, покинул их, сославшись на неотложные дела. За столом остались Ержан с Ерланом.
– Что – то тоска такая, пьём, анашу курим и ничего не берет, будто только ещё больше трезвее становлюсь, – поделился Ержан снедаемым его беспокойством.
– Да радости никакой, может завтра уже кого – то из нас не будет, – согласился Ерлан. Они какое -то время посидели молча, словно на похоронах.
– Нет, так не пойдет. Нужно гнать эти мрачные мысли! Кошкар Кубу найдет, он вместе с нами на стрелку подъедет, и всё будет ровно. Мейрамбек какой бы он крутой не был, на Багу – Кубу не попрёт! Да давай забудем обо всём, оттянемся, как следует, лаве есть! Надо каких – нибудь тёлок снять, – через некоторое время предложил другу Ержан.
– Кого приглашать-то будем? – спросил Ерлан.
– А давай эту, твою подругу вот с такой задницей, – сказал Ержан, раздвигая руки во всю ширину, словно собирался куда-то лететь.
– Альбину что – ли? – спросил Ерлан и они вдвоём весело рассмеялись. Также шутливо переговариваясь, они вышли из кафе и направились к стоянке такси.
Тем временем Кемель, покинув друзей, направился к телефону автомату, он хотел, встретится с Айман. Но на его телефонный звонок в квартире девушки никто не поднимал трубку. Кемель знал, что Айман учится в институте и что у неё скоро должны закончиться занятия, но где её искать в институте он не знал и решил подождать девушку возле её подъезда. Айман жила в доме напротив, где проживала её подруга Альбина. Сидя на скамейке и прячась за густыми зарослями растений, Кемель увидел своих друзей. Они были пьяны. Видимо всё – таки выпитое спиртное и принятые наркотики, несмотря ни на что возымели свое обычное действие на человеческий организм. Ержан стоял, опираясь на дерево что, росло посреди двора. Ерлан стоял возле подъезда и кричал, вызывая девушку на улицу. Альбина выглянула из балкона и что – то ответила им. Вскоре она показалась из подъезда. Девушка была уже одета, видимо она ждала друзей. Вся троица отошла в сторону от дома, чтобы не привлекать к себе внимание соседей. Они о чем-то разговаривали, смеясь и улыбаясь, друг – другу. Ерлан обнял девушку сзади и ненадолго прижал к себе, затем он с этого положения поднял её и опустил на землю. Альбина негромко вскрикнула и начала несильно бить Ерлана по рукам, пока он не разжал их. Тем временем Ержан схватил её за руки, затем перехватил за шею, стараясь при этом наклонить её голову вниз, и начал приподнимать своё колено, изображая удар. Похоже, девушке нравились эти игры, Альбина не сильно сопротивлялась, разве что иногда негромко визжала и, смеясь, наносила несильные удары. Ерлан снова схватил её за руки, заломил их, и немного наклонил девушку вперёд. Альбина довольная смеясь, вырвалась от него, после чего, они все втроем направились в сторону остановки.
– Что она там на свою задницу понавешала? Железки какие-то и зачем ей это надо? И так от трахают, – сказал Кошкар, который появился перед Кемелем словно вырос из под земли. Кемель наверное бы подскочил на месте от неожиданности, если бы не расслабляющее действие принятых наркотиков и алкоголя. Альбина была в джинсах, позади которых висели какие-то блестящие цепи и кругляшки, вся троица, не оборачиваясь, удалялась в противоположенную сторону.
– Что с ними не пошёл? – спросил Кошкар, видимо решивши, что Кемель только сейчас отошёл от друзей.
– Да что-то тяги нет, запарился на их брачные игры смотреть, – сказал несколько растерявшийся, Кемель.
– Я к Багдаду заезжал, нет никого дома, думал через часок снова заехать, хотел Айку вытащить что – то никто на телефон не отвечает. Ты здесь будешь? Я поднимусь в квартиру, если что давай Кубинца вместе поищем, – предложил Кошкар. Кемель согласно кивнул головой, он знал, что в квартире у Айман никого нет.
Они до темноты проездили по городу в поисках Багдада, но так и не нашли его. Время уже близилось к полуночи, когда Кошкар предложил заехать в «катран». Друзья в это время проезжали, по «Карлухе», как в народе называли эту улицу, которой когда-то коммунисты дали имя немецкого мыслителя и основоположника исторического материализма Карла Маркса.
– Это здесь недалеко, он там иногда играет, может, завис там, – сделал предположение Кошкар.
– Он что катает? – безразличным тоном спросил Кемель, у которого уже начинала болеть голова, и порядком утомили безрезультатные поиски.
– Типа того, иногда бывает, только по-моему он больше в асычки играет. Они подъехали ничем не примечательному с виду одноэтажному дому, который со всех сторон опоясывал бетонный забор.
Хозяин катрана Расих, татарин по национальности, не плохо знал Кошкара, который как – то умудрился и здесь затеять потасовку. Они поздоровались и зашли в дом. В двух комнатах уже играли.
– Вдвоём будете играть или кто – то ещё подойдет? Кости? Карты? – начал предлагать хозяин заведения.
– Расик в общем-то мы не катать заехали, мы Кубу ищем, – сказал Кошкар.
– Давненько не видел, был, кажется, на прошлой неделе, – ответил хозяин, явно теряя к ним интерес.
– Что пойдете тогда? – спросил он
– А кто играет? Из наших пацанов кто есть? – спросил Кошкар.
– Нет никого, только Башка не давно пришел, в той комнате с какими – то приезжими коммерсантами мослы кидает, – ответил Расих.
– Во, во позови его, – попросил Кошкар.
Минут через пять, видимо доиграв партию, из комнаты в холл, где в креслах за журнальным столиком расположились, Кошкар с Кемелем вышел рослый молодой парень с шишковатой большой головой. Все друг, с другом обнявшись, тепло поздоровались. Ещё и полугода не прошло с тех пор, как они все вместе под началом Багдада – Кубинца «ходили» на завод «таскать» автошины.
«Башка» было прозвищем, полученным молодым парнем, отнюдь не за выдающиеся умственные способности, как могло бы может кому-нибудь показаться на первый взгляд. «Башкой» его прозвали, за большую форму головы, причем со временем ударение в слове поменялось, и все обращались Башка, ставя ударение на первый слог.
– Что поиграть пришли? Давайте если что, вместе сыграем. Там одни лохи из Сары-агача сидят, подыграйте, выигрыш пополам. Жизнь игра, – предложил этот «новоявленный Сократ». Он, будучи в группировке у Кубинца, ничем особенно не выделялся, был в меру ленив и бездеятелен. Кошкар посмотрел на его босые как у древнегреческого философа ноги, потертые вылинявшие джинсы и несвежую футболку, которые заменяли, ему стары хитон.
– Нет братеела, мы Кубу ищем рамсы у нас с Ергали, – начал обрисовывать ситуацию Кошкар.
– Что за тема? – заинтересовался Башка. Кошкар изначально почувствовавший, что Башка нуждается в деньгах, увидел возможность, заполучить ещё один «ствол» и решил привлечь его на свою сторону. Они все закурили, к ним подошел Расих и спросил, будет ли Башка продолжать игру?
– Да, да, буду, пусть подождут у меня серьёзный разговор, – сказал он, продолжая слушать, излагаемую суть конфликта. Между тем Кошкар довольно подробно, (в более выгодном для себя свете) обрисовал возникшую ситуацию. С его слов, эта в общемто банальная история из жизни чимкентских сайгаков, стала временами напоминать приключенческий роман Вальтера Скотта. Кошкар, этот «новоявленный акын», (бард и сказитель современного народного эпоса), рассказывал как Ергали с Мейрамбеком, словно Фрон де Беф с Брианом де Буагильбером подло захватили коммерсанта Абая в полон, и пили у него каждый день кровь пивными кружками. У внимавшего рассказчику Башки, в ходе слушания этой «романтической» истории, начали появляться некоторые подозрения. Главным образом о том, что Кошкар с Кемелем это вероятнее всего, восставшие из пепла Робин Гуд с доблестным рыцарем Айвенго, которые без сомнения вернулись на землю, только для того, чтобы восстановить на ней справедливость и защитить обманутых и обездоленных от жадных и трусливых Ергали и Мейрамбека.
– Короче мы правы! Если что завтра ещё десять штук с них снимем! – бодро закончил Кошкар. Башка слушал этот занимательный рассказ, но, похоже, его терзали какие-то сомнения, он молчал и вроде как ждал дальнейшего продолжения этой «замечательной истории». Упомянутая в рассказе сумма без сомнения произвела на него положительное впечатление.
– Ты Багдада не видел? – спросил у Башки до этого не принимавши участия в разговоре Кемель. Кошкар с Башкой вместе повернулись к нему, словно возвращаясь из какой – то сказочно прекрасной виртуальной реальности, в пропахши сигаретным дымом катран.
– Нет, здесь его нету, да и в городе его тоже нет, говорят, он в Алма-Ату уехал, на разборки.
– Что за разборы? – поинтересовался Кошкар.
– Не знаю точно, говорят алмаатинцы, какие – то рамсы попутали, не по теме движения мутят, ну якобы Кубинец поехал их «крышу» предупредить, – ответил Башка.
– И давно он уехал? Может, его уже похоронили там! – недовольно спросил Кошкар.
– Да не знаю я, но в городе его точно нет. Я сам на днях искал его, срочно лаве нужно было. В принципе они мне и сейчас нужны, – ожидающе взглянул на Кошкара Башка.
– И много тебе надо? – спросил «английский лучник Локсли».
– «Я прошу для себя как для философа, отдавшего много сил воспитанию афинских граждан, пожизненный обед на общественный счет в Пританее и пять тысяч мин, – сказал Сократ».
– «Пять тысяч мин это слишком много, не говоря уже об обедах за казенный счёт! – сказал прижимистый английский фермер». Они помолчали.
– «Так уж и быть! Я дам тебе тысячу золотых, если ты пойдешь с нами завтра на штурм замка «Фрон де Беф», – предложил Робин Гуд».
– «Мало», – сказал Сократ.
– «Нормально», – сказал Робин Гуд.
– Хорошо, только сейчас оставь мне 200 баксов, а то на нулях совсем – взмолился «философ», которого похоже покинули последние сомнения. «Добрые друзья», оставили Башке двести долларов, и вышли из катрана. Башка пообещал подъехать к пяти часам вечера, домой Кошкару, откуда они собирались выезжать на встречу с Ергали.
Пока Кемель сопровождал повсюду своего друга, его ждали. Ждала его Айгуль. Они уже несколько дней как не встречались с Кемелем, и девушка искала его. Она звонила ему, но его не было дома. Теперь Айгуль, невзирая на позднее время, стояла не далеко от его дома и решила, во что бы то ни было дождаться его. Она была беременна от Кемеля, узнала девушка об этом совсем не давно. Об этом никто ещё не знал, беременность пугала девушку, она не знала, что ей делать и как быть. Время перевалило далеко за полночь, фонари на улице не горели, она одна в ночи сидела на скамейке, устремляя свой взгляд в редких прохожих. Айгуль ждала. Ждала, жадно и напряженно вглядываясь в темноту, наивно ожидая, когда же из окутавшей землю ночной мглы появится её «счастье». Вскоре оно появилось. «Гордый носитель беспощадной стихии», как обычно к окончанию своего рабочего дня был «подшофе». Они обнялись и слились в долгом, пьяном поцелуе, его липкие руки блуждали по её жаждущему любви и тепла телу, большей частью сжимая крепкие ягодицы девушки. Кемель во время этого поцелуя даже подумал, не продолжить ли им начатые ласки где – нибудь в укромном местечке, к примеру, в парке или же поближе в заднем дворе автомеханического техникума…. Но Айгуль отодвинулась от него, и стала расспрашивать, он односложно отвечал. Она, похоже, хотела что-то ему сказать, но затем передумала. Они сели на скамейку, и Айгуль снова приникла к нему. Он видел, что она хочет ласки, проявления нежных чувств, и обещаний в вечной как египетские пирамиды, любви. Однако ни любви, ни нежности Кемель в себе не ощущал. Видимо в нем сохранились только инстинкты, слабое шевеление которых он почувствовал во время поцелуя, но это тоже продолжалось недолго. Кемель чувствовал себя как бездомная беспородная собака, что излазила за целый день все помойки в городе в поисках съестного и сейчас хочет лишь одного, спать.
– Отчего то я сильно волнуюсь, сама не знаю почему, сердце так и колотится, – сказала, Айгуль взволнованно глядя на Кемеля.
– Это всё от усталости, пройдёт – успокоил он девушку. Какое – то время они сидели просто обнявшись.
– Я хочу, есть, – сказала Айгуль, она не ужинала, и очень проголодалась.
– Что поедем куда – нибудь перекусим, – без особого энтузиазма предложил Кемель.
– Нет, ты, что уже поздно, дома чай попью, – сказала девушка.
– Да поздно, тебя не ищут? – спросил Кемель.
– Кемель ты меня любишь? – спросила Айгуль.
– Люблю, а что ты спрашиваешь?
– Ты же не говоришь. А мы поженимся?
– Конечно! Мы обязательно поженимся. Ты только школу закончишь, и мы распишемся, – пообещал Кемель. Они ещё немного посидели, после чего он проводил её до ворот дома. Айгуль видела, что Кемель устал и несколько раздражен, поэтому не стала говорить ему о своей беременности, решив про себя что, сообщит об этом при более благоприятных условиях. Кемель оставив её у ворот дома, повернулся, было, чтобы уйти, когда она его снова позвала. Он раздосадовано обернулся, собираясь грубо ответить ей, но Айгуль крепко прижалась к нему и поцеловала его. Она обнимала его и не хотела выпускать из своих объятии, она сама удивлялась своему поведению, но ничего не могла с собой поделать. Кемель от столь бурных проявлении нежных чувств, несколько растерялся, вся его агрессивность, усталость куда-то подевались и он по своему истолковывая поведение своей девушки, полез, было руками под подол халата, но она убрала его руку и молча заплакала. Кемель от этого опешил и начал спрашивать, в чем дело. Айгуль и сама не понимала, что с ней происходит, она просто крепче прижималась к Кемелю и не хотела его никуда отпускать…
***
На следующий день к пяти часам вечера вся компания, как и условились, собрались у Кошкара дома. Вскоре к ним присоединился Башка, он принёс с собой «обрез» переделанный из обычной двустволки. Несмотря на все «хирургические операции», по «кастрации ствола» и «полной ампутации приклада», предпринятая попытка, пока никому неизвестных «оружейных мастеров», сделать из охотничьего дробовика, красивый гангстерский пистолет, потерпела явную неудачу. Обрез в руках у Башки по сравнению с ПМ – ми Кошкара и Кемеля выглядел почти так же громоздко и нелепо как «Царь пушка» в сравнении ручными гранатометами.
– Ну, всё! Хенде Кох! Спасайся, кто может! – обрадовался, при виде вооружившегося обрезом Башки, Кошкар.
– Ты, с какого оружейного музея утащил этот экспонат?! – спросил Кемель.
– Сами же просили ствол захватить, – недовольно говорил Башка, – я мог бы и не брать, – возмущался он.
– Нормально, всё нормально, оно стреляет?! – спрашивал насмешливо Кошкар.
– Нет, я взял её вместо монтировки, на случай если война затянется, наступит зима, и кончатся патроны, – старался шутить Башка.
Встреча была назначена на семь вечера, после шести все собравшиеся взяв с собой оружие, выехали на автомашине Кошкара за город в направлении ипподрома.
В машине все молчали. Кемель бесконечно зевал, сжимая в руке пистолет, который казался ему маленьким и тяжелым. Ержана похоже слегка знобило.
– Надо было грамм по сто тяпнуть, – сказал Кошкар, поглядывая на него.
– А что в машине нет? – спросил Ержан, несколько оживившись.
– Нет.
– Может, остановимся возле киоска, возьмем «ботл» как раз по стопарику всем, – предложил Ержан.
– Опоздаем, потом вдруг ГАИ – шнеки остановят, от нас водкой разит. В салоне полно оружия! – отказался Кошкар. Ержан не стал настаивать. Вскоре они подъехали к условленному месту. Не успели они, как следует перекурить, как показались заворачивающие с трассы, заезжая в поле, поднимая дорожную пыль автомашины противоборствующей группировки. Ергали с Мейрамбеком приехали на двух машинах, и остановились метров за тридцать, не доезжая до них. Поле было большое и хорошо просматривалось со всех сторон.
– Ну что пойду я переговорю с ними, – сказал Кошкар, втаптывая окурок в землю. Он не выглядел сильно потерянным, но вместе с тем вся его обычная агрессивность и уверенность в себе куда – то подевались. Между тем с той стороны к ним направились Ергали с Мейрамбеком.
– Их двое, давай я пойду с тобой, – предложил Кемель, он уже перестал зевать, однако был какой – то вялый и сонный.
– Не надо у тебя ствол, лучше пусть Бука идёт, – сказал Кошкар.
– Если что сразу падайте на пол мы шмалять начнем! – сказал Башка который выглядел более уверенным по сравнению с другими. Кошкар снял пистолет с предохранителя и сунул его за пояс брюк, рубашку он намеренно не заправил что бы полы безрукавки скрывали оружие. Ерлан положил гранату в карман брюк. Он в своем роде подготовился к предстоявшей «разборке», надев старую клетчатую рубашку и уже ставшие тесноватыми джинсы, из переднего кармана, которых оттопыривалась граната, словно он только что набрал в карман брюк, яблок из соседского сада. Их оппоненты выглядели более респектабельно. Они были в тонких летних костюмах зелённого цвета, которые недавно вошли в моду. Кошкар с Ерланом и Ергали с Мейрамбеком сошлись в предполагаемом центре поля для переговоров.
– Да чего там базарить! Стрелять их надо, – начал проявлять неожиданную агрессивность Ержан, его всего трясло, он не мог унять нервную дрожь и был близок к истерике.
– Надо стрелять, пока они нас не перестреляли! – начал выкрикивать он. Они все втроём стояли возле машины, в отличии от противоборствующей стороны у которых водитель Жигулей остался за рулем машины. В общей сложности, включая, Ергали и Мейрамбека приехавших на встречу с ними «сайгаков» было семеро.
Кемель смотрел на происходящее, словно со стороны, он был до сих пор сонный, его тело тяжело двигалось, голова отказывалась соображать и думать о чём-либо. Он видел, что Ержан охваченный паникой суетится, и не мог ему ничего сказать, хотя и знал что тот, призывая к стрельбе, накаляет и без того напряженную обстановку. Кемеля вдруг пронзила острое как жало мысль, что нужно снять пистолет с предохранителя. Пока он возился с пистолетом, он услышал выстрел, затем второй, третий…. Кемель как во сне увидел падающего Мейрамбека и стреляющего по нему Кошкара. С противоположенной стороны тоже начали стрелять, засвистели пули над головами, некоторые из них попали и по корпусу машины, где они втроём до этого безмятежно стояли. Все попадали и начали прятаться от пуль, где только можно. Кошкар откатился за небольшой холмик. Ергали упал на пол и с быстротой ящерицы отползал к своей машине, за которой засели словно за бруствером, боевики Мейрамбека.
Ерлан всё никак не мог вытащить гранату из кармана брюк, наконец, это ему удалось и он, разогнув усики, сорвал кольцо и швырнул гранату в сторону машины, за которой прятались и вели огонь боевики с группировки Мейрамбека. Граната разорвалась, рядом с Мерседесом, нанеся урон автомашине, однако никто из боевиков серьёзно не пострадал. Они согнувшись, пригибаясь к земле отбежали, за вторую машину, которую ещё до начала перестрелки водитель отогнал подальше. Все ждали, что Мерседес взорвется, однако машина по-прежнему стояла и даже не загорелась. В Ерлана попало несколько пуль, и он раненый упал. Обе стороны начали перестреливаться, но огневой подготовкой никто особенно не мог похвастаться. В течении десяти – двенадцати минут, показавшимся всем вечностью боеприпасы обеих сторон были почти израсходованы. Ни та, ни другая сторона не была готова к ведению продолжительных боев.
Наступило затишье. Ергали, который окопался возле своей машины быстро пополз к залитому кровью телу Мейрамбека. Он, вероятно, хотел взять пистолет у своего павшего замертво товарища, которым тот не успел воспользоваться. Кемель направил свой пистолет на Ергали и выстрелил, раздался щелчок, патронов больше не было. Кошкар, который раньше других израсходовал весь свой боезапас, наблюдая из укрытия, и не видя иного выхода, побежал к Ергали, который уже почти достиг своей цели. С противоположенной стороны раздалось несколько выстрелов, однако ни одна из выпущенных пуль не достигла цели. Кошкар последние несколько метров преодолел в прыжке, и навалился на Ергали сверху, когда тот уже нащупывал пистолет в боковом кармане, пиджака Мейрамбека. Они вцепились и начали кататься по полу. Некоторое время обе стороны молча выжидали, наблюдая за схваткой. Кошкар уже оседлал Ергали и начал его избивать, нанося тяжелыми кулаками удары сверху вниз. Ергали лежа на спине, защищался, как мог, выставляя руки, подставляя локти и закрывая голову. Боевики, павшего Мейрамбека вначале не совсем уверено по одному, затем все вместе, выкрикивая матерные, оскорбительные слова в адрес противника, побежали на подмогу, Ергали.
Башка с Кемелем тоже побежали на выручку Кошкару. У Башки в руках всё ещё был обрез, который поначалу смутил нападавших и заставил их остановится. Однако, видя, что Башка не стреляет со своего «мушкета», на него бросился высокий рослый парень, с легкой, отливающей сталью монтировкой. Он стал наносить удары этим оказавшимся в рукопашной схватке довольно эффективным оружием. Башка стал отбиваться, обрезом, пытаясь использовать его так же как монтировку, однако после нескольких ударов это огнестрельное оружие разлетелось на куски, оставив в его руках только деревянную часть отрезанного приклада. Увидев это, парень стал с удвоенной силой наносить удары. Башка защищался подставляя руки и пытался убежать, когда получил удар по голове. Удар, нанесенный острым концом монтировки, раскроил ему лоб, кровь брызнула, словно вода под давлением и Башка упал вперед, в сторону ударившего его парня. Сайгак отринул в сторону, от падающего тела и выронил из рук монтировку, он неотрывно смотрел на истекающего кровью Башку, словно никак не мог поверить, что такое мог совершить он. Между тем, остальные бойцы из группировки Мейрамбека разделились, двое напали на Ержана, двое на Кемеля. Ержан успевший схватить монтировку, которая находилась в салоне автомашины, размахивал ею и кричал «Не подходи! Не подходи!». Кемель уже сбитый с ног, старался защититься, подставляя локти и колени, от избивавших его ногами боевиков с группировки Мейрамбека. Парень, убивший Башку, всё ещё стоял, когда над ним раздались выстрелы. Стрелял Кошкар, который, разделавшись с Ергалием, лицо, которого превратилась от полученных побоев в кровавое месиво, достал пистолет из кармана мертвого Мейрамбека. Сайгаки с противоборствующей стороны, бравшие было вверх, при виде направленного на них пистолета, блуждавшего с одной мишени на другую, бросились врассыпную. Кошкар ещё несколько раз выстрелил по убегающим, боевикам, но не стал никого преследовать. Кто – то из них добежал до жигулей, завёл машину и поехал в направлении трассы по бездорожью подальше от Кошкара у которого был пистолет. Остальные, призывно размахивая, побежали за машиной. Ержан тыкал пальцем, указывая на убегавших сайгаков, и счастливо смеясь, говорил, «Смотри, смотри, бегут падлый!», у него ниже пояса в районе ширинки темнело мокрое пятно. Но на это никто не обращал внимания. Всех охватило то недолгое, счастливое состояние, которое ещё не омрачено мыслями о будущем, когда человек радуется просто, потому что он остался жив. Враги бежали. Солнце светило, а обделавшийся от страха Ержан, истерично смеялся. Друзья начали дрожащими руками доставать сигареты и прикуривать.
На левом боку, жалко скрючившись, словно всё ещё пытаясь бежать, в луже крови лежал мёртвый Башка. Из его большого, проломанного черепа вывалились беловатые мозги. Непосредственно возле головы Башки кровь была алая, и от нее разлетались какие – то маслянистые брызги, некая жидкость, сок или мозги, смешанные с кровью. Кровь всё ещё текла, образуя огромную лужу во весь рост, его левая нога, как – то безжизненно и неестественно была вывернута.
Так уж устроена жизнь, что везде и среди людей и среди насекомых, есть свои счастливцы и неудачники. Счастливцы среди людей первыми натыкаются на золотую жилу, как насекомые, которым посчастливилось облепить свежее дерьмо. Те же из людей от кого отвернулась фортуна, первыми получают пули, что бы пасть замертво, для того, что бы на свежи труп, наткнулись первые счастливые мухи, что бы в свою очередь отложить на нем яйца. Таков неумолимый закон бытия.
Лежащего в стороне, мёртвого Мейрамбека уже облепили мухи.
Надо было уезжать, правое колесо девятки было пробито, а лобовое стекло, было украшено дырами, и отнюдь не для вентиляции салона. Кемель с Ержаном начали менять, пробитое колесо, а Кошкар на правах победителя занялся мародёрством. Он опустился перед Мейрамбеком, от которого роем, отлетели мухи и начал шарить по его карманам. Вдруг раздался стон, Кошкар подумал, что это Ергали пришёл в себя, однако стон повторился, и он понял, что стонет Ерлан, который как, оказалось, был ещё жив. Они подошли к нему, Бука был весь в крови, слабо стонал, но не приходил в сознание. Бледное лицо было обескровлено, открытые глаза мутно смотрели в небо, никого и ничего не замечая вокруг.
– Всё уезжаем, заносите его в машину, – скомандовал Кошкар.
– Ты, да он весь в крови! – попробовал было возмутится Ержан но Кошкар крикнул на него: – Ты шакал! Сейчас рядом с Мейрамом ляжешь, будете на пару мух кормить!
Они выехали на трассу. В это время автомашину с боевиками из группировки Мейрамбека, уже преследовала милиция. Случилось так, что инспекторы на посту ГАИ, обратили внимание на мерседес и шестую модель жигулей, которые немногим более полу часа тому назад на повышенных скоростях проехали через пост, в направлении дачного массива. Обратно вернулось только жигули, и опять проигнорировав команду инспектора, остановится «пролетело» на высокой скорости. Сотрудники дорожной инспекции начали преследование, нарушителей.
Это обстоятельство сыграло на руку, для Кошкара и его товарищей, они, благополучно не останавливаясь, миновали пост и поехали в направлении города. Вишневая «девятка» неслась «на всех парах», словно надеясь обмануть судьбу и ускользнуть от кружащих, над ней в поисках поживы «Гарпий».
Кемель сидел на заднем сидении машины вместе с лежащим и истекающим кровью Букой, который так и не пришёл в себя. У Ерлана время от времени, от дорожной тряски шаталась голова. Лицо его было не подвижно, глаза были открыты, однако они не видели ничего вокруг, в глазных яблоках, угадывалось какое – то движение, и от этого создавалось впечатление, что они видят картины, но уже не из этого материального мира. Возможно в это самое время, душа Ерлана окутанная серой мглой, бежала, скрываясь от Керров и Гарпий, реющих в воздухе выискивая её. Может, она испуганная и потерявшая надежду шла, блуждая через рощу голых, мертвых деревьев, пробираясь, по скользким, водянисто-бледным поганкам, которыми усыпан весь путь, до темной, ревущей реки Ахерон, где на берегу, возле белой скалы, её как молодую невесту ожидал, молчаливый паромщик.
– Что как он там, живой? – спросил Кошкар, не оборачиваясь.
– Дышит ещё, – ответил Кемель, он снова взглянул на Ерлана, это уже было лицо мертвеца, у которого отчего-то продолжал ещё биться пульс. Душа его мучительно покидала тело…
– Куда его повезём? – спросил Кошкар. Ему никто не ответил, но он и не ждал ответа.
– Наверное, в фосфорную больницу она вроде ближе всего, – сказал он, скорее рассуждая в слух.
Уже был восьмой час, они остановились напротив больницы возле открытой калитки. Медучреждение находилась внизу. К зданию вели узкие бетонные ступени. Вниз по улице находился заезд для специализированных машин скорой помощи, но никто из ребят точно не знал, где это находится и они, схватив издыхающего Ерлана, устремились к открытой калитке. Толкая друг друга, измазавшись в крови, суетясь и хватая с силой грузное, ставшее непомерно тяжелым тело, умирающего товарища, они кое – как донесли до каких-то дверей. Никто из них точно не знал это больница, или поликлиника. Дверь была закрыта. Кошкар несколько раз ударил ногой по двери, потому – что руки были заняты. Внутри здания кто – то возмущенно закричал, оповещая их что, они идут открывать. Как только дверь открылась, друзья занесли Ерлана и положили на какую – то кушетку, на которую им указала одна из медсестёр.
– Подобрали на улице, не знаем ничего, – коротко и резко ответил на все расспросы медперсонала, Кошкар. После этого они быстро покинули, помещение клиники и побежали по бетонным ступеням к машине. На ступеньках, по которым они поднимались и возле машины, остались подтеки крови. Заднее сидение машины также было в крови. Они все измазались, но больше всех в крови был Кемель. На них оглядывались прохожие. Они быстро сели в машину.
– Что куда едем? – спросил Кошкар, который уже завел двигатель.
– Домой, – сказал Кемель.
– Что будем дожидаться, пока за нами опергруппа приедет? – спросил Ержан. Ему никто не ответил, всем и без того было понятно, что надо бежать и как можно быстрее. Бежать, пока ещё по городу не объявлен план «перехват», и всем постам не розданы на них ориентировки. Бежать пока милиционеры с укороченными автоматами, проинструктированные стрелять на поражение, не начали проверять на всех перекрестках похожие машины.
– Как думаете там возле больницы никто наши номера не засёк? – спросил Кошкар.
– Да возле больницы то никто не засёк, только лучше было бы номера и лобовое стекло поменять, – сказал Кемель.
– Где его сейчас поменяешь? – недовольно буркнул Кошкар. Они подъехали к его дому и разошлись, что бы поменять испачканную одежду и собраться в дорогу. Через пятнадцать минут все снова собрались у Кошкара во дворе. Испачканную кровью одежду принесли собой в пакетах. Беглецы решили заехать домой к Ерлану, сообщить его родителям о сыне и оставить им денег. Они так и не передали те злополучные 10000 американских долларов Абаю. Было решено оставить родителям тяжело раненного товарища половину этой суммы. Всё – таки им хотелось быть людьми, а не стаей волков, одному из которых не повезло на охоте.
Они остановили машину напротив дома Ерлана, решая кому из них идти к родителям оставленного в больнице товарища. Никто из троих не хотел брать на себя эту нелёгкую миссию. Они выкурили по сигарете, так и не определившись между собой кому из них идти в дом, когда увидели мать Ерлана идущую пешком со стороны автобусной остановки. Тётя Асия видимо только возвращалась с «верхнего рынка», где торговала продуктами питания, беря их на реализацию у хозяев торговой точки. Она несла два пакета и ещё у неё была сумка, перекинутая через плечо. Асия шла быстрыми и мелкими шажками, увешенная пакетами, тяжесть которых давила на неё, отчего при быстрой ходьбе её слегка шатало в стороны. Она уже почти подошла к дому, когда ребята вышли из машины и поздоровались. Мать Ерлана обеспокоено остановилась, почувствовав что – то неладное.
Эта была рано состарившаяся женщина, измученная жизнью, вечной нехваткой денег и мужем алкоголиком. Сейчас Асия, торопилась домой, она весь день провела стоя на ногах, очень устала и хотела отдохнуть. Это многолетняя нужда, привела к тому, что Асия уже не верила, что их жизнь может когда – нибудь, изменится в лучшую сторону. Раньше она наивно надеялась на детей, на своего старшего и единственного сына Ерлана. Думала, что, быть может, ему удастся, устроится на высокооплачиваемую, постоянную работу, и он со временем поможет семье, им с отцом и подрастающим сестренкам. Но в последнее время её сын, с детства, отличавшийся спокойным, покладистым характером всё больше, тревожил сердце матери. Он развёлся с женой, лишился квартиры, а теперь и вовсе связался с «сайгаками»…
– Тётя Ася, там Ерлан в больницу попал, в фосфорную, мы только что его отвезли, – нескладно начал говорить Кошкар.
– Что случилась? Что с моим сыном!? – всполошилась женщина, словно чувствуя, что он умер. Из её рук вывалились пакеты, из которых на пол посыпались картошка, помидоры и баклажаны…
– Ничего, ничего с ним не случилось, – врал, и старался успокоить женщину Кошкар.
– Просто мы подрались с одними парнями, мы их тоже избили, нас теперь милиция ищет наверно. Вот возьмите, Ерлану на лечение, – сунул Кошкар свёрток с деньгами в руки матери, и стал торопливо прощаться. Они все быстро сели в машину и начали отъезжать.
– Где он, в какой палате!? – кричала мама Ерлана.
– В фосфорной больнице, – крикнул в ответ Кемель.
– Вы куда!? В какой он палате? – кричала им в след женщина.
Когда они выехали из города в направлении Алма-Аты, уже стемнело. Лобовое стекло на автомашине поменяли, заехав к знакомому авто – ремонтнику у которого в доме, где он проживал, была ремонтная мастерская. Одежду, чехлы от сидений испачканные кровью сожгли, заехав в парк. Всё собрали в кучу, сверху накидали сухих веток, облили из канистры бензином взятой на дозаправку автомашины и подожгли. Пламя костра взмыло вверх, словно извергающий горячую лаву вулкан. Никогда до этого им не доводилось разжигать, в парке настолько большой и горячи костёр. Он не был похож на те маленькие мирные костры, которые они, бывало, жгли, будучи подростками, по вечерам, покуривая вокруг огня сигареты и анашу. Жар горящего пламени неприятно обжигал лицо, от этого пылающего огня, едкого дыма, хотелось скорее бежать сломя голову.
***
Миновало больше двух месяцев, со времени описанных событии. Беглецы осели в Алмате, в одном из крупнейших мегаполисов страны, затерявшись среди полутора миллионного населения. Они каждые две недели меняли съемные квартиры, перекрасили и приобрели поддельные документы на свою автомашину. Вишнёвого цвета жигули, стали серыми, словно олицетворяя своим видом не завидное положение своих хозяев. Настроение у беглецов было неважное, тому способствовало отсутствие денег, и противоречивые новости, получаемые из родного города. В начале произошедшая перестрелка наделала много шуму, многие бывшие «сайгаки» были взяты под стражу, пока сотрудникам ДВД не удалось выяснить непосредственных участников бандитской «разборки». После этого Ергали (который, как оказалось, выжил) и кое -кто из группировки Мейрамбека были задержаны. Далее друзьям поступала самая противоречивая информация. Одни утверждали, что Ергали и его сообщников осудили, другие что «отпустили», но все были едины в том, что всю троицу друзей разыскивает милиция. В этом не было никаких сомнении, их фотографии изображенные на плакатах были расклеены, возле вокзала и райотдела милиции. Ерлан умер, не приходя в сознание, якобы медики утверждали, что он был уже мёртв, когда его привезли в больницу. Кто – то из их друзей говорил, что Ергали поклялся отомстить за своего погибшего товарища и убить Кошкара. Все эти новости хорошего настроения и уверенности друзьям не прибавляли.
– Надо возвращаться, – говорил Кошкар.
– Ну, возвратимся, дальше-то что? Тоже мне маршал Жуков! Враг будет разбит, победа будет за нами! Что мы со всего этого имеем? Побег да расклеенные фотографии на каждом углу! – начинал уже ставшую для всех привычной очередную истерику Ержан.
– Шакал! Не скули, заткнись, – успокаивал товарища «добрыми словами» Кошкар, обещая в противном случае, перейти к более действенным мерам воздействия.
– Надо это дело разводить, с ментами, – сказал Кошкар.
– Как ты его разведешь? – не понял Кемель.
– Молча, это же Чимкент! нужно с кем – нибудь перетереть из прокуратуры, может, посоветуют чего, да мало ли что можно придумать! Может, там этот Мейрам с Башкой и Ерланом втроём стрелялись?! А нас там и в помине не было! Развёл же как – то с ними, этот козёл Ергали, хотя если разобраться из-за него это мясня случилась, – сказал Кошкар.
– А бабки где взять? – спросил Ержан.
– Где, где? В Кзыл-Орде, не будем же теперь всю жизнь от ментов прятаться!
– Может у чечена возьмём? – спросил Кемель.
– Менты наверно только этого и ждут, я думаю, им тоже знаешь, ломы за нами гонятся. А так сами пришли, да ещё стреляк назначили, одно удовольствие, – сказал Кошкар.
– Так, где же бабло возьмём?! – задал самый мучительный и актуальный для всех вопрос Кемель.
– Вы уже спрашивали, в Чимкенте! Надо возвращаться, – сказал Кошкар.
Возвратились друзья в родной город, в машине. Похоже, их действительно никто не искал.
Они сняли квартиру на окраине города и начали подготовку к предстоящей краже. Альбина со своей старшей сестрой, проживали по старому адресу, Кошкар со своими сообщниками дождавшись, когда сестры ушли из квартиры проверили, подходят ли изготовленные ранее по сделанным слепкам ключи к дверным замкам. Ключи подходили. Что – бы предстоящая кража прошла гладко, без неожиданностей, они несколько дней подряд, вели наблюдение за интересовавшей их квартирой, уточняя распорядок дня Альбины и её сестры.
Сестра Альбины с утра уходила на вещевой рынок и возвращалась домой вечером. Альбина с утра уходила в институт и возвращалась после обеда, около 14 или 15 – ти часов. В среду, когда рынок «Евразия» не работал, сестра Альбины отдыхала, по воскресениям отдыхала сама Альбина. То, что сестры обычно по вечерам уходили гулять, Кошкара и его сообщников не интересовало, было решено совершить кражу днём, когда обитатели квартиры находились на работе и на учёбе.
Евдокия Николаевна была пенсионеркой. Она жила на втором этаже, над ней на третьем этаже жили сёстры Аида и Альбина, которые переехали в этот дом несколько лет тому назад. Евдокия Николаевна жила в этом доме давно. Эту квартиру им выделили ещё тридцать лет тому назад, после многолетней очереди, с работы покойного мужа. В этом доме вырос её единственный сын. Отношения с сыном у неё не сложились, они часто сорились и в конце – концов сын ушёл из дома и жил с какой – то женщиной. Когда три года тому назад, проживавшие над ней соседи начали продавать квартиру в связи с переездом в Россию, баба Дуся забеспокоилась, кем окажутся её новые соседи? И поначалу не очень обрадовалась, узнав, что квартиру купили сестры казашки. У казахов очень много родственников, они любят ходить в гости, наверное, будут шуметь и не дадут спокойно отдыхать, – подумала Евдокия Николаевна. Но её опасения не оправдались. Сестры жили тихо, гостей к ним приходило не больше чем к другим соседям, детей у них не было, ухажеры, бывало, приходили к ним, но баба Дуся не замечала что – бы кто – нибудь из них оставался ночевать. Летом Евдокия Николаевна любила сидеть на скамейке перед домом. Когда холодало, она время от времени выходила на балкон. Балкон у неё был застекленный и с занавесками. Она как обычно раздвинула одну из этих занавесок и снова заметила незнакомого парня. Баба Дуся видела его уже не в первый раз за последнюю неделю. Он был чужой не из их дома, и скорее всего не из их двора. Баба Дуся «всю жизнь» прожила в этом доме и знала, если не всех, то многих жителей из близлежащих домов. Этот парень иногда сидел на скамейке напротив их дома, один раз она заметила, как к нему подошёл такой же молодой парень казах, поменьше ростом, они о чем – то переговорили, и первый парень ушёл. Получалось будто они как – бы поменялись на этой скамейке. Может это воры, или грабители которые за кем – то наблюдают, – подумала Евдокия Николаевна, и вернулась в квартиру. Её эти подозрительные парни много не занимали, они сидели на скамейке перед домом напротив. Баба Дуся, включила телевизор и через некоторое время заснула.
Вскоре она проснулась, потому что замерзла, отопление в квартире было очень слабым. Баба Дуся поднялась, со старого скрипучего дивана и пошла на кухню, ставить чайник. Чаю пить не хотелось, но она включила газ плиту механический, подумав что, может быть горячий чай или же включенная газ плита согреют её. Когда она проходила в кухню, ей показалось что на верху в квартире кто – то ходит, это было странно. Баба Дуся утром стоя на балконе, видела, как из подъезда выходила Альбина и следом минут через десять вышла её старшая сестра Аида. Может, они вернулись, пока она спала, подумала Евдокия Николаевна. Она решила подняться к соседке и поговорить о том, что отопление в квартирах очень слабое, что им нужно составить акт, на котором должны подписаться все жильцы подъезда, что – бы не оплачивать за «тепло» за текущий месяц. Может быть кто – нибудь из сестёр поможет составить этот акт и возьмётся вместе с Евдокией Николаевной обойти квартиры, что бы собрать подписи жильцов, понадеялась женщина. Евдокия Николаевна накинула пальто и вышла в подъезд.
Кошкар, Кемель и Ержан в это время находились в квартире у их общей знакомой Альбины, с которой они не раз вместе веселились и проводили время. Они были увлечены поисками, ценных вещей, золота и денег. Кошкар оставил машину возле следующего подъезда, что – бы не привлекать внимания соседей. Они шарили по всей квартире, вываливая и вытаскивая содержимое полок и шифоньера. Кошкар уже нашёл в чайном сервизе золотые украшения.
– Тихо, аккуратней, – говорил он своим сообщникам, когда кто – либо из них чрезмерно увлечённый поисками сокровищ, начинал проявлять излишнюю рьяность, передвигая мебель или же переворачивая вещи.
– Деньги! – радостно воскликнул Ержан. Все ринулись посмотреть.
– Сколько?
– Полторы штуки зеленью, – Ержан всё еще держал деньги в руках.
– Не густо, – сказал Кемель.
– Нормально, надо получше искать, – сказал Кошкар.
Раздался звонок в дверь. Все замерли. Кто – то с наружи позвонил ещё раз затем, начал стучать по двери. Бывшие в квартире воры, застигнутые неизвестным, который звонил и стучал по двери, застыли на месте, словно манекены в центральном универмаге. Неизвестный, так и не дождавшийся, пока ему откроют дверь, позвонил в соседнюю квартиру. Соседи открыли, за дверью начали разговаривать.
– Ерунда, – прислушавшись, успокоил всех Кошкар. – По-моему это соседи или контролёры с тепло – транса или еще откуда-то, давайте побыстрее, пора заканчивать и сваливать, – сказал он.
Между тем за дверью стояла Евдокия Николаевна, она позвонила в соседнюю квартиру, где проживали молодые ребята студенты, которые снимали эту квартиру, из глубины комнаты раздавалась музыка и девичий смех. Открывший дверь парень сказал, что они готовятся к экзаменам, что у них нет времени и они никого не видели, акт составлять им некогда, но они могут его подписать, если в этом будет необходимость. Самого студента, похоже, низкая температура в квартире не беспокоила, он был в футболке и шортах, когда он разговаривал, от него исходил запах спиртного. Парень явно хотел быстрее «отделаться» от надоедливой соседки, и дверь захлопнулась. Баба Дуся постояла, немного в подъезде прислушиваясь, но ничего кроме музыки в соседней квартире не услышала и спустилась к себе. В квартире, выключив газ плиту, она прошла в комнату и снова услышала звуки наверху в квартире, где ей не открыли. Баба Дуся стояла в нерешительности и кто его знает, как в дальнейшем всё обернулось, если бы сверху не раздался грохот, будто кто – то упал. Виновником, шума был Ержан, который всё ещё рылся в верхней полке шифоньера, наступил на край стула и, не удержавшись, спрыгнул на пол. На него со всех сторон зашикали, после чего решили уходить. «Улов» был намного меньше, чем они рассчитывали. Миллион рублей, которые нашёл Ержан, роясь среди белья в шифоньере, полторы тысячи долларов США и золотые украшения. Они начали складывать кое – что из вещей в большую хозяйственную сумку, которую нашли под кроватью.
Евдокия Николаевна после услышанного шума, наконец, решилась, позвонить в милицию, что – бы поделится своими сомнениями, «что возможно у соседей в квартире воры». Дежурный, поднявши трубку, особого интереса к её рассказу не проявил, однако записал адрес и передал сообщение по радиосвязи экипажу патрульной машины, находившейся в это время не далеко от указанного адреса.
Кошкар уже завел машину, собираясь подъехать поближе к подъезду, что – бы его «подельникам» было удобней погрузить в машину украденные вещи, когда за поворотом показалась патрульная автомашина. Милицейское белое жигули с синими полосками по бокам медленно выплыла, из-за кустов «живой изгороди», словно акула, выискивающая себе добычу из-за подводного рифа, поросшего водорослями. Патрульная машина, тускло сверкнула на холодном осеннем солнце, своими белесыми, стеклянными фарами и направилась прямо к подъезду, из которого с минуты, на минуту должны были показаться Кемель и Ержан с украденными из квартиры вещами. Милицейская автомашина проехала мимо машины Кошкара и остановилось возле подъезда. Сердце у Кошкара неприятно екнуло. Милиционеров было четверо, один из них (водитель) остался в машине, трое вышли и направились в подъезд. Кошкар сидя за рулем машины, раздумывал, что ему делать?! Когда из подъезда, послышался шум борьбы, крики и вслед за этим показались, скрученные сотрудниками, Кемель и Ержан.
Кошкар видя, что его друзей задержали, медленно двинул машину и начал выезжать со двора.
– Падла, уезжает! Он оставил нас! – тоскливо и злобно произнес Ержан, глядя на отъезжающую машину товарища. Между тем, сотрудники патрульно-постовой службы, пристегнули задержанных наручниками и отчитались перед дежурным по радиосвязи.
– Кто ушёл то? – спросил милиционер, который слышал Ержана.
– Никто, – ответил тот злобно. Милиционер улыбнулся, ему было всё равно, они выполнили свою работу и теперь дожидались сотрудников уголовного розыска что – бы передать задержанных.
– Ничего сейчас опера придут, они вас до задницы расколют! – пообещал милиционер Ержану.
Кемеля пристегнули к лестничным перилам в подъезде, Ержана к трубе тепло снабжения у входа в подъезд. Друзьям было плохо словно попавшим в силки птицам. Им казалось, что весь мир злобно ощетинился вокруг них. Холодные неудобные наручники, любопытные и настороженно боязливые, взгляды прохожих, рассматривающих их, словно они были какими – то хищными опасными животными и мысли об ожидающих их впереди лишениях, повергли друзей в уныние. Сердце прикованного наручниками Кемеля сжалось от тоски, и на душе его, стало горько.
***
Вечером Кошкар позвонил Айман, они несколько раз до этого созванивались, хотя и не встречались. Эти редкие разговоры по телефону, были полны нежности, они тогда «ворковали» как влюбленные голубки. Айман даже как – то словно жена декабриста рвалась приехать вслед за Кошкаром в Алма-Ату и посетить квартиру «подпольщиков». Но в этот вечер у них разговора не получилось. Девушка была расстроена, ей долго пришлось, объяснятся с подругой и её сестрой, оправдываться и выслушивать оскорбления. Кошкар просил, что бы Айман поговорила с подругой, но она наотрез отказалась.
– Ты представляешь, из-за вас они мне говорят, что я якобы знала, наверное, об этом, вообще получается я «наводчица», соучастница. Какие же вы всё – таки, даже не знаю …, я не ожидала, так подло обойтись, – говорила Айман в трубку, вымещая накопившееся возмущение. Кошкар не дослушав, повесил трубку телефон автомата, он разговаривал с телефонной будки и хотел быстрее уехать. Другого выхода не было, и Кошкар позвонил домой. Мать была уже в курсе происходящего, к ней заходил отец Ержана. Кошкар сказал, что у него мало времени и назвал имя дальних родственников, где он оставит похищенное с квартиры золото, для возвращения хозяевам. Нужно было добиться, что бы Альбина с сестрой не обращались с заявлением в милицию о возбуждении уголовного дела и попробовать договориться с представителями правоохранительных органов.
После разговора с матерью, Кошкар почувствовал себя одиноко. Он был в родном городе, но боялся пойти к себе домой. Отец его отбывал срок, друзья были под следствием, любимая девушка не хотела его видеть. Его обложили со всех сторон как волка. Он раздумывал сидя в машине над создавшейся ситуацией. Взвешивал, возвращаться ли ему на снятую и оплаченную за месяц вперед квартиру, чтобы собрать там вещи и забрать документы. Успеет ли он или же его друзья уже назвали адрес оперативникам? «Уже, наверное, сдали», – думал Кошкар. «Сдали, потому что он их оставил, и если бы даже он их не оставил они бы всё равно, сдали, потому что когда менты растащат по хатам и начнут прессовать, ни за кого нельзя поручится!», – пытался оправдаться перед собой Кошкар. «Это так же естественно, как и то что, он их оставил, такова жизнь!», – думал он. Но все эти оправдания, не приносили ему облегчения, чем больше Кошкар думал над этим, тем горше и тяжелей, становилось у него на душе. Он решил «подогреть» друзей деньгами, сигаретами и передать вместе с запиской в следственный изолятор. В том, что друзей рано или поздно переведут в ИВС, Кошкар не сомневался. Набольшее у него не было возможностей. Продавать машину процесс долги и в его положении опасный. Кошкар решил не рисковать и подыскать себе другое жильё.
Отец Ержана уже предпринимал шаги что – бы освободить непутевого сына из-под стражи. Он встретился с Альбиной и её сестрой, которым уже приходила мать Кошкара, и вернула похищенные драгоценности. Алеке пришлось, долго извинятся, унижаться, выслушивая негодование сестёр, при завершении беседы он положил на стол конверт с деньгами и ещё раз попросил женщин не заявлять в милицию. Сестры отказывались принять деньги, но Алеке не смотря на возражения оставив конверт, вышел из квартиры.
Теперь настало время «улаживать дело» с представителями правоохранительных органов. Алеке поехал к своему двоюродному братишке Даулетхану, который два года тому назад, вышел на пенсию с должности заместителя начальника милиции в одном из южных районов области. Даулетхан в общей сложности проработал в правоохранительных органах, двадцать восемь лет и «ушёл» на заслуженный отдых в звании подполковника. Через год после выхода на пенсию он вместе с семьей переехал в город Чимкент, где учились и работали его дети.
– Ассаламалейкум Алеке! – сердечно поприветствовал Даулетхан брата, который был старше его на несколько лет. Подполковник в отставке был полным высоким мужчиной, с усами на широком скуластом лице, он надел сегодня специально свой лучший костюм и выглядел вполне респектабельно.
– Какой Ержан подлец! Что ему не хватало? Таких уважаемых родителей подвёл! Что встречались с кем – нибудь из них Алеке? – спросил Даулетхан когда они уже сели в его машину и поехали в райотдел.
– Нет, не успел, я встречался с этими женщинами, собирал бумаги, характеристику с института, – ответил отец Ержана.
– Э э … Алеке, – начал неторопливо говорить Даулетхан. – Смотришь вот, кажется, что город так тихо своей жизнью живет, а коснется и начинается, нужно ту бумажку, эту, кучу бумаг надо нести! Принесешь, а там всё равно, какой – нибудь бумажки да не хватает, – закончил он.
Они подъехали к райотделу.
– Мне идти с тобой? – спросил у Даулетхана Алеке.
– Как хочешь, ну думаю, лучше будет, если я сам с ними переговорю.
– Что скажешь им? – как – то устало спросил у Даулетхана Алеке.
– Э э, Алеке что скажу? Вот, – он хлопнул себя по нагрудному карману, где лежали деньги в конверте, – Всё есть, скажу! Скажу, что я раньше тоже работал, этот хлеб ел! Да что вы думаете, ему этому следаку, я нужен? Или Вы нужны? Или эти бумажки нужный? – он показал глазами на папку, где лежали положительные характеристики из института и письмо от соседей.
– Ему другие бумажки нужны, с портретами вождей и американских президентов, – сказал со «знанием дела», бывший подполковник и хлопнул отца Ержана по плечу.
– Не переживайте Алеке, всё нормально будет, мы же на своей земле, в Чимкенте, не где – нибудь, – приободрил старшего брата, Даулетхан и скрылся за дверью райотдела. Минут через десять он вышел в сопровождении майора. Они вместе подошли к машине, где их ожидал Алеке. Даулетхан представил майора своему брату, назвал его своим учеником, тот почтительно поздоровался. Майор выглядел усталым и неопрятным, сальные волосы с перхотью, что щедро рассыпались на ворот пиджака, словно осенние листья. Засаленный ворот рубашки и мятые брюки, дополнял взгляд человека, которого только что вытащили из подземной шахты на улицу глотнуть свежего воздуха. Они поговорили, в ходе беседы выяснилось, что дело передано в УБОП. Отец Ержана с Даулетханом попрощались с майором и поехали в ГУВД.
– Эта квартирная кража оказывается ерунда. Ваш сын оказывается в розыске, там три трупа! Перестрелка! Всё намного усложняется, – сказал по пути Даулетхан своему брату.
Они зашли в здание ГУВД, где в том же здании располагалось управление по борьбе с организованной преступностью. Следователь, проводящий расследование оказался сравнительно молодым человеком 33 – 35 лет. Он был маленьким и вертким, казалось, что следователь, и секунды не может спокойно усидеть на месте. Он с ними не хотел разговаривать, пока Даулетхан не представился и не показал своё удостоверение. Алеке вышел из кабинета, что бы ни смущать их своим присутствием, вскоре за ним вышел и Даулетхан.
– Ну что? – спросил в нетерпении отец Ержана.
– Пошли, – сказал Даулетхан. Они вышли на улицу.
– Нет, ты посмотри на него! – начал возмущаться Даулетхан. – Глаза бегают, он же живодёр натуральный! Такому только попади, ты не смотри что он такой маленький, я сразу понял кишкамёт, ещё тот! Тридцать штук, заряжает!
– Чего тридцать штук? – спросил Алеке. Даулетхан посмотрел на него как на идиота.
– Долларов США, – сказал он раздельно, почти по слогам, словно читал текст диктанта для учеников начального класса.
– Ты что Даке! Откуда у меня такие деньги!? Отец Ержана опешил, он выглядел совершенно потерянным, беспомощным и жалким.
– Да знаю я, – сказал Даулетхан.
– Ладно, поехали, был у меня один товарищ в прокуратуре, давай через него попробуем, – сказал Даулетхан, садясь за руль своей Газ 2410.
***
Кемель находился в следственном изоляторе возле центрального рынка «Озеро». Они с Ержаном находились в разных камерах и не виделись. С тех пор как их арестовали, он никого не видел. К нему не допускали ни родственников, ни друзей.
После того как их задержали, приехали оперативники с уголовного розыска. Они составили протокол изъятия, и повезли их в райотдел, где с них взяли показания и сняли отпечатки пальцев. Следователь «закреплял» материал, заполняя протокол допроса, когда выяснилось что задержанные за квартирную кражу, находятся в розыске по подозрению в убийстве. По той нашумевшей месяца три тому назад бандитской разборке, произошедшей за городом. Прибыли оперативники с УБОП, начали звонить с прокуратуры….
Следователь с райотдела уже знал, что задержанных за квартирную кражу, передают в УБОП, однако официально ему об этом, еще не сообщили, и он продолжал следственные мероприятия по делу о квартирной краже. Он заполнял протокол допроса, задавая одни и те же вопросы, и казалось, наталкивал Кемеля на какую – то мысль. Кемель сидел потерянный и ничего не понимал.
Следователь был смуглый с черными с проседью волосами и весь в морщинах. Он был кряжистый, как старое высохшее дерево в лесу, ствол которого весь в сучках, паутинах и ссадинах. И где – то посреди этой коряги, которая сидит напротив Кемеля, пугает и мучает его, между высохшей, задубелой корой две маленькие щёлочки. Глаза. Они сейчас быстро и беспокойно двигаются. Темная радужная оболочка глаз, на белом фоне, словно две капли дёгтя в молоке.
– Твоего то подельника, вроде «вытаскивать» собираются, слышал? – обратился он к Кемелю.
– Нет.
– Ну и дурак, переговорил бы с друзьями, родителями, а не то пойдешь паровозом, как влепят пожизненное.
– За что я никого не убивал!
– Да мне то, разницы нет, я этим делом заниматься не буду, просто тебя дурака жалко, – признался «добрый», следователь и выжидающе посмотрел на Кемеля, но тот похоже ничего не понял.
Подъехав к зданию областной прокуратуры, Алеке обратил внимание на огромную надпись над входом: «Дом Правосудия».
– Прямо «Боливуд» какой – то они что здесь индийское кино, снимают, – сказал он, обращаясь к свому брату. Тот был более прозаичен «Зачем им кино снимать? Они бабки снимают!», – ответил Даулетхан.
Внутри здания прокуратуры, толпились люди. Даулетхан показал на вахте своё удостоверение и прошел через вертушку. Алеке протиснулся было в след, но его остановили.
– Он со мной мы к Амантаю, – сказал Даулетхан.
– Надо позвонить, и вообще распишитесь в журнале, сказал работник, осуществляющий допуск посетителей.
Поднявшись на второй этаж, Алеке снова остался в коридоре, дожидаясь Даулетхана, который зашёл в кабинет к своему знакомому. По коридору то и дело сновали туда – сюда работники прокуратуры. Алеке отчего – то находил направленные на него взгляды сотрудников, несколько оценивающими. Будто они, эти сотрудники прокуратуры, как это бывает, иногда среди торговцев овощами, которые, не имея своих весов, одолжили на время весы, у той самой «Слепой фемиды», и взвешивают его, Алеке. При этом, сотрудники используют вместо противовеса золотые слитки, как бы определяя, сколько же у него денег вообще и потенциальных возможностей их найти, если его хорошенько «прижать». Алеке казалось, что стоит, ему, к кому – нибудь из них обратится с вопросом или просьбой, как у него немедленно начнут вымогать деньги.
Даулетхан вышел из кабинета прокурора довольный. Они вышли на улицу и поехали домой.
– Ну что там? – нетерпеливо начал спрашивать Алеке.
– Нормально Алеке! Всё будет законно! Я же всегда говорю, если ты к людям по-людски, то они тоже тебе всегда помогут! Он пообещал переговорить с этим живодёром. Ну, деньги, конечно, понадобятся, ну не столько, сколько этот кишкамёт зарядил! Я ему сказал что – бы он хотя бы пол суммы скостил Алеке! – сказал Даулетхан, с чувством выполненного долга перед братом.
– А он сможет его в этом убедить? – спросил неуверенно Алеке.
– Э э, ты что, он такой мужик! Он их всех сломает! Он прокурором в Джетысайском районе был! Куда этим соплякам! Отец его герой труда! Председателем совхоза работал, всю жизнь его на бабках проталкивают. Он в таких местах поработал! А теперь он сам деньги делает! Я ему как – то, тоже помог. Я тогда в Шаульдере комиссию из Алма-Аты встречал, ну сам понимаешь, охота, мохота…. Я Амантаю тогда сказал… и он прямо в тугай за 60 километров два ящика холодного пива привёз. Не знаю, как он его охладил, жара такая! И я ему говорю: «Ты что в этом районе работаешь? Кем!? Ходишь как ЧМО. Видишь, каких людей встречаем!» А он мне говорит: – Вы меня только к своему достархану подпустите, а дальше я сам с ними подружусь.
Они приехали к дому Алеке, попили чаю, и, не теряя времени, занялись поисками недостающей суммы денег для передачи Амантаю.
***
Прошло два дня, Кошкар позвонив по знакомым, узнал, что в следственном изоляторе работает Ильяс, парень с их него района.
Ильяс, долгое время после демобилизации не мог для себя найти постоянную работу. Затем через знакомых, с трудом он встретился с человеком, обещавшим за определенную сумму устроить его в следственный изолятор охранником. Ильяс занял денег и передал необходимую сумму посредникам, и стал ждать. Пока освободилась штатная единица, прошло восемь месяцев. После устройства на работу его послали, учится на курсы в город Тараз. Он, окончил курсы и приступил к работе. Ильяс с тех пор как устроился на работу ещё ни у кого ничего «не брал», ни у заключенных, ни у их родственников, которые каждый день толпились у ворот следственного изолятора. Люди, устроившие его на эту работу, предупредили, что среди заключенных немало таких кто «работает» на оперативников, к Ильясу как новому сотруднику, будут присматриваться и возможно, будут провоцировать, при помощи заключенных.
– Понимаешь, – объяснял, Ильясу более опытный сослуживец, с которым они заступили в ночное дежурство, – Здесь изолятор! Бабок у зеков валом, правда, не у всех конечно. У кого – то и сигарет нет и побриться нечем. А есть такие как этот положенец, которого неделю тому назад закрыли. Видал, чего только у него в камере нет! Киви, ананасы, соки, бухала и наркоты разной. Мы с тобой дома у себя по праздникам так не питаемся, как он каждый день у себя в камере. Весь день спит или видик смотрит. Шмотьё на нем видал?! Я такое здесь в ЦУМе не видел! Каждый раз как его увижу у меня такое состояние, стрессовое, будто я здесь горничной работаю. Тьфу! – сплюнул он в сердцах. – Здесь полно деловых, – продолжал он, – а значит и денег много! И всем всё нужно, от сигарет до ханки или героина. В общем, мы можем снимать бабки и у зеков, и у тех, кто за ними приходит. Но существует оперчасть, это настоящие волки! Они снимают со всех и ловят всех, в том числе и нас. Так что смотри парень, не попадись.
Ильяс ещё не очень освоился на новом месте и всего опасался. Он боялся начальства, своих сослуживцев и заключенных, среди которых попадались отъявленные злодеи и убийцы.
Кошкар приехал к Ильясу поздно ночью. Он смутно припоминал, что Ильяс вроде закончил ту же школу, что и они и был младше на несколько лет. Ильяс напротив, хорошо помнил Кошкара и побаивался его. Это чувство, сейчас, когда они встретились на улице в темноте, пусть даже возле его дома только усилилось. Кошкар несмотря на то что почти не знал Ильяса внутренне его несколько презирал, за то что тот в школе ничем не выделялся и был одним из серой массы, а теперь и вовсе пошёл работать в следственный изолятор, то есть по его пониманию стал «дубаком».
– Короче в курсах, наверное, пацанам надо «грев» передать, – сказал Кошкар, после того как они поздоровались.
– Я там недавно работаю, – сказал Ильяс, проявляя слабую попытку отказаться от предложения.
– И что!? – угрожающим тоном спросил Кошкар и далее, презрительно продолжил, – Да ты не шугайся я тебе заплачу за труды. Короче я в розыске, ты в курсе наверно, не могу сам там у вас рисоваться. Пацанам надо передать. Я тут набрал, сигареты, анаша, бабки. Ты или сам передай или найди кого – нибудь. Больше я к тебе приходить не смогу, я всё оставлю сейчас, а ты сильно не затягивай, сделай! – сказал Кошкар. Они помолчали.
– Это просьба, братишка, – добавил Кошкар изменившимся тоном. – На положи у себя, – он протянул Ильясу два обычных полиэтиленовых пакета с сигаретами и другими необходимыми вещами, наркотики и деньги Кошкар передал отдельно.
– Это тебе, – протянул он деньги Ильясу, тот хотел, было отказаться, но Кошкар настоял. – Подожди, дай я им записку напишу, – сказал он и вернулся в машину. Он достал купленные им для этой цели, тетрадь и авторучку, и начал писать. Кошкар писал что-то в темноте, у него не получалось, и он включил освещение в салоне. Через некоторое время он выключил свет, затем снова включил. Кошкар писал, положив тетрадь на переднюю панель автомашины, писать ему было неудобно. Он что – то написал, прочёл, порвал. Затем снова принялся писать, снова прочитал и снова порвал. Кошкар выключил свет в салоне и закурил. Он продолжал сидеть в темноте, вероятно о чем-то задумавшись. Сигарета, его давно потухла, а он всё сидел и не замечал этого. За окном машины была ночь, перед ним на узкой улице, каких много в 112– ом квартале, в ночной темени утопали одноэтажные частные дома, жители которых давно уже спали.
Ильяс поёживаясь от холода, стоял возле ворот своего дома и курил, отказать Кошкару в его просьбе он не решился и теперь продрогший от сырой осеней погоды терпеливо, боясь его побеспокоить, дожидался, когда тот закончит своё послание.
Кошкар снова включил свет в салоне машины и принялся писать, через некоторое время он смял исписанный им лист и вышел из машины.
– Да, в общем, что писать им братишка, передавай привет! – сказал он и замолчал, видимо раздумывая, что ещё кроме привета передать друзьям на словах.
– В общем, давай, – сказал Кошкар и протянул руку для рукопожатия Ильясу. Его машина в темноте с трудом развернулась в узком переулке и поехала в направлении улицы Большевистской. Кошкар медленно вёл машину старательно объезжая небольшие ямы на дороге. Выехав на асфальтированную улицу, он свернул на право, где ранее была конечная остановка девятого маршрута автобуса. Кошкар опустил ветровое стекло автомашины, что бы проветрить салон от сигаретного дыма. Подул свежий холодный ветерок, через неделю начиналась календарная зима. Кошкар вспомнил, как они детьми зимой любили цепляться сзади за бамперы проезжающих автомашин. Цеплялись они, как правило, обычно здесь же, на конечной остановке, которую он только что проехал. Здесь был перекресток, и проезжающие автомашины пре гололёде замедляли ход, что давало возможность детям зацепиться за задний бампер проезжающей машины, и катиться вслед за ней пока водитель транспортного средства не увеличивал скорость или же напротив не останавливался, что – бы как следует дать взбучку непослушным детям.
Тогда много лет тому назад, они катались на «конечной» остановке, до темноты и возвращались домой ночью, мокрые от снега, голодные и счастливые…
***
Бывают дни, когда возвращение к жизни тягостно и мучительно, когда хочется остаться в объятиях сна, что бы отсрочить встречу с жизнью, которая стала подобна аду. Айгуль проснулась в больничной палате, куда попала после неудачной попытки самоубийства. После похорон Ерлана мать стала догадываться, что её дочь беременна. Между ними произошел неприятный разговор, и девушка во всем призналась. Мать, когда узнала, от кого беременна Айгуль, впала в истерику. Асия, считала, что в смерти её сына, виноваты они, его друзья и в первую очередь этот Кемель, который чаще других наведывался к ним домой. После этой ссоры отношения Айгуль с матерью и отцом резко ухудшились. Родители стали требовать, что бы она сделала аборт, что Кемеля скоро посадят и поделом ему будет! Айгуль не знала подробностей, но она не верила что Кемель виноват в смерти её брата. Она всё ждала его. Она надеялась, что он приедет за ней и заберет её из дома, который стал для неё ненавистным. Но он не подавал никаких вестей. Она ждала от него звонка, каждый раз, с надеждой подбегая к телефону, когда тот начинал звонить. В школе, несмотря на насмешки со стороны подруг, она на переменах между уроками выходила во двор, в надежде, что может быть Кемель стоит где-то неподалеку и дожидается её, как было однажды, когда он приехал из Алма-Аты и прямо с вокзала приехал в школу. Айгуль любила его, и ждала. Стоило ей остаться одной, как у нее из глаз текли слёзы, которые она не могла остановить. Горькие, тихие, беспомощные соленые капли её страдающей души! Но Кемель до сих пор не подавал никаких вестей, и она стала сомневаться в нём. У нее появилась привычка выходить по вечерам на улицу и подолгу смотреть на скамейку, на которой они обычно сидели. Со временем в ней поселилась ревность, и её сердце стало заполняться ненавистью. Она хотела сохранить ребенка, девушка всё ещё на что – то надеялась, на какое-то чудо! Айгуль всей душой хотела счастья с любимым и как могла, старалась, противостоять оказываемому давлению со стороны своих родственников. Но иногда люди в гневе совершают непоправимые поступки и Айгуль как – то после очередной ссоры с родителями, прокляла всех и вся и решила свести счеты с жизнью. Она выпила уксус. Горе снова пронеслось над их домом как беспощадный ураган. Тетя Асия бегала как курица наседка, причитала, плакала и суетилась. Айгуль забрала машина скорой помощи. Медикам пришлось приложить не мало усилий, что бы спасти её жизнь, но девушка обожгла себе внутренние органы, и у нее случился выкидыш. Айгуль выписалась из больницы, но доктора прописали ей постельный режим. Она еле передвигалась, превратившись из цветущей здоровьем девушки в бледную тень. Айгуль, после этого случая стала молчаливой и замкнутой, подолгу сидела у окна или бессмысленно бродила по двору…
Мать Кемеля после ареста сына, перестала, есть пить и спать. Салиха превратилась в какой – то один огромный не перестающий болеть нерв. Она насколько могла, хотела помочь своему сыну. Они вместе с отцом несколько раз ходили к Алеке отцу Ержана, приносили ему свои небольшие сбереженья, которые откладывали, надеясь, что их сын приведет в дом невесту. Алеке говорил, что он делает всё возможное, все, что в его силах. Он сказал, что дело о квартирной краже уже закрыто. Это была, правда, но Алеке не договаривал о том, что ему было известно от брата, который взялся освободить его сына Ержана. Даулетхан сообщил, что Амантай, после того как взял деньги, пообещал что Ержана, они осудят «условно», а его товарища вероятнее всего ждёт долгое тюремное заключение. Всех отпускать они не могут, дело довольно громкое и «на контроле» у акимата, к тому же ни родители Кемеля, ни его родственники не предпринимают каких – либо шагов, для освобождения сына или хотя бы облегчения приговора. Амантай так же добавил, что следователь встречался с родителями этого парня, они не внушили ему доверия. Откуда «такие люди» могут изыскать средства для того, что бы закрыть «такое» дело? С неким оттенком презрения произнес прокурор и добавил что они, наверное, уже давно досыта не наедались, не то, чтобы тысячами доллары в руках держать!
В первых числах декабря прошло слушание дела. В зале суда собралось много людей. Говорят древнегреческий философ Гераклит Эфесский несмотря на то что сам, происходил из царского рода Катридов, и жил в неспокойное время демократизации и перехода власти от царского и аристократических родов к демократическим слоям населения, сказал как-то, что «Народ должен сражаться за попираемый закон, как за стену родного города». Этого, пожалуй, нельзя было сказать о «народе» собравшемся в тот день в зале суда города Чимкента. Большинство зевак, скорее пришли просто поглазеть на предстоящий процесс. «Заинтересованные лица», уже знали, а остальные за небольшим исключением уже слышавшие «кое о чем», догадывались, кого из обвиняемых осудят, кому «дадут условную меру пресечения», а возможно и вовсе вынесут решение о невиновности. Один из конвоиров сопровождавших обвиняемых рассказывал другому по этому поводу анекдот: – Идет суд. Судья спрашивает у обвиняемого
– Ваше последнее слово?
– Двадцать тысяч долларов, – отвечает обвиняемый.
– Обвиняемый вы признаете себя виновным? – спрашивает судья.
– Нет, – отвечает обвиняемый.
– Ну что же, на, «нет», и суда нет, – соглашается судья. Конвоиры смеются, анекдот кажется им очень остроумным.
Кемелю сидящему рядом с Ержаном на скамье подсудимых, было не до смеха. Он уже знает, что его должны осудить, «дать срок отбывания» в исправительно-трудовую колонию, а Ержана «должны» освободить, назначив ему «условную» меру пресечения. Об этом ему сказал следователь, который вел их дело. Он объяснил Кемелю, что если даже он воспротивится этому, то тем самым только усугубит своё положение и получит ещё более долги срок заключения.
Начался суд. Процесс шёл по заранее спланированному сценарию, сменялись свидетели, выступали адвокат и прокурор. Выяснилось, что Кемель является одним из руководителей организованной преступной группировки, кем – то наподобие мифического, профессора Мориарти, который в позапрошлом столетии, опутал своими преступными щупальцами город Лондон, и «терроризировал» богатые слои населения. Помнится, злодей профессор был очень умный, всё время «выходил сухим из воды», и порядком попортил нервы всему Скотланд-Ярду, и в особенности Шерлоку Холмсу.
Со слов прокурора получалось, что Кемель со своей бандой тоже доставили не мало «бессонных ночей» сотрудникам УБОП пока в ходе оперативных мероприятии они не были задержаны и обезврежены. Ну, естественно банда занималась рэкетом, причем занималась этим преступным занятием, продолжительное время, пока «добро молодцы», коммерсанты Ергали и Мейрамбек не воспротивились чинимому произволу. Они встретились за городом, куда их завлекли льстивыми речами, подлые бандиты, в числе которых был и обманутый Ержан, который в это время готовился к экзаменам в институте, где он учится заочно. Кемель со своим товарищем Кошкаром, одурманив эту будущую надежду «Науки Казахстана», забрали его с собой. Однако Ержан, прибывший на предстоявшее место перестрелки, чуть было не с учебником «Физики» в руке, в дальнейшем проявил «гражданское мужество», и в последующих преступлениях творимых бандитами участья не принимал.
В дальнейшем, преступный замысел разбойников не оправдался! Мейрамбек и Ергали не испугались, «пресловутых рэкетиров», и отважно бросились на бандитов. Три раза солнце всходило на небо, и три раза на небе появлялась луна, но бандиты никак не могли одолеть «добро молодцев»! И вдруг! Мейрамбек, (этот сказочный богатырь!), завладев холодным оружием, одного из них стал отбиваться и один из разбойников (Башка), пал на поле брани. Мейрамбек овладев оружием другого разбойника, стал отстреливаться и пал другой бандит (Ерлан), который пытался их всех взорвать. Затем, бандитам удалось сделать своё черное дело, и Мейрамбек, этот благороднейший из людей, живое воплощение богатыря казахских мифов и легенд, сказочного Алпамыса! Пал от подлой руки, степного пирата и разбойника Кошкара. Между тем Ергали лежал на поле битвы бездыханный, он умер, получив побои не совместимые с жизнью, пережил клиническую смерть, (о чем имеется справка с областной больницы и морга), слетал на небеса, и вернулся в этот зал, что бы дать свидетельские показания.
Кемель слушал эти небылицы, и не мог поднять глаз. Он знал, что в зале сидят его родители, возможно где – то сидит Айгуль, хотя он её не заметил. Кемель вынуждено согласившийся участвовать в этом спектакле, не подозревал, что это будет настолько тяжело и нелепо. Он мучился, сидя на скамье подсудимых, испытывая стыд, и безысходность от происходящего.
Наконец судья, лысый человек среднего возраста начал оглашать приговор. Он говорил, много, перечисляя, обстоятельства дела, совершенные преступления, нарушенные статьи уголовного кодекса. Судья вещал строгим, убедительным тоном, он словно с каждым мгновением увеличивался в размерах, извергая из себя потоки неисчерпаемых слов. Вскоре фаллической формы, лысая, словно у «Приапа», голова судьи, стала напоминать Кемелю пенис, из которого, разбрызгиваясь во все стороны, словно сперматозоиды, разлетаются звуки. И этой грязной пеной, фонтанирующей из его рта, стал заполняться весь зал.
Зал суда, перед глазами Кемеля, превратился в огромную вагину, где происходил процесс совокупления с дьяволом. Судья всё говорил, он безжалостно «толкал» и «бил», своими словами, словно производил фрикции, стараясь, что бы его красноречивая ложь дошла и проникла каждому глубоко в сердце, он доставал каждого сидящего в зале, до самого дна, толкая и терзая, вонзая слова снова и снова, и никак не мог закончить. Он орошал испуганные души собравшихся щедрым, бурным и мутным потоком лжи, что бы они впитали в себя это дьявольское семя, определяющее свойство будущего потомства, дабы люди разуверившись в торжестве справедливости, по прошествии времени родились заново. Родились, впитав в себя всю ложь и мерзость разыгранного передними фарса. Родились заново, без любви, без веры, без совести и Бога!
Суд закончился. После оглашения приговора Кемель словно оглох, где – то в зале упала его мать, которой не хватило воздуха, что – то кричал его отец, обращаясь к людям…. Радовался и обнимался с родителями Ержан, которому дали условный срок и освободили в зале суда. Незаметно молча, вжавшись в кресло, сидела бледная Айгуль, которая чувствовала внутреннюю пустоту, словно доктора сделавшие ей очередную операцию заодно подвергли хим. обработке её душу вытравив оттуда всё живое.
Внутри у Кемеля всё клокотало от охватившего его возмущения, Ему хотелось кричать! Кричать на весь мир! На весь зал: «Подлецы! Педе…ты! Продажные педе…ты!». Но он молчал. Кемель смотрел как отец при помощи, каких – то незнакомых людей выводит мать из зала суда.
Процесс закончился, люди расходились из зала немного усталые, словно из кинотеатра, после просмотра захватывающего фильма.