Светлы твои года, о, чадо дней заветных!
В писанье сём
запечатлён
далёкий отзвук тех времён,
где единились Да и Нет, спекаясь на груди у каждого из нас.
И, начиная путь свой от истока оных,
придёшь как все,
как есть к себе
с разумной головой навеселе,
уже понявший – ты и есть разлитый здесь рассказ.
Громче ночи
Что, скажите мне друзья, громче ночи?
Как над днём смущённым весело хохочет!
И лишь тот её прихода сторонится,
кто при свете постоять в тени боится.
Оглушает перелив и звуки выше,
но порханье мотылька прекрасно слышно!
Чудо музыкою все окружены,
ничего нет громче этой тишины!
Что, скажите мне, друзья, ярче ночи?
Посмотри в её сверкающие очи!
И, на самом деле, ночь так прекрасна,
что смотреть при свете на неё опасно.
Разрывает полог солнца на востоке,
ни во что сведёт твои замороки,
будешь нежностью её поглощён
и придёт к тебе живой и ясный сон.
Что, скажите мне, друзья, громче ночи?
Громче ночи стук сердец непорочных!
Ярче ночи что, скажите мне, друзья?
Твои мысли ярче, свет ты мой, заря!
Плачет
Я не видел, как иконы плачут,
только лишь могу предположить…
Как же страстно верующий судачит
что осмели горечь кровью лить!...
Миро источают, мол, иконы,
лик являют через красок слой…
Только что же мы об этом помним?
Смысл действа, кажется, в другом.
Где слетало солнцем к людям слово,
брошен был однажды межью пест –
и в подспорье ведам, жизни, роду,
вешан на груди распятья крест.
Как подмены не заметив дерзость
стали кланять вольную главу,
я понять могу, но так не честно…
(по обрыву струн рукой веду)
Да и так же лик иного бога
прежний образ стал обозначать
и прошло совсем, совсем немного,
начали своих мы забывать…
Но опять, сквозь эхо вековое,
даже через тьму тугих эпох,
прочеркнёт слеза лицо святое –
плачет позабытый русский бог…
Небылица
Иди от первородного огня,
иди, не умаляя резвый шаг,
в сочтенье безконечная змея –
наг.
Раскачивая выдохом леса,
вращая Землю взглядом посолонь,
как смог ты вдруг зависнуть на весах,
любуясь тем, чего
не оживила вновь
твоя ладонь?
Успеешь достучаться до небес,
успеешь же отречься и от них,
создать, возвысить и повесить крест
под дых.
К приходу неозначенных времён
познаешь свет высот и темень-дно,
и будешь тем всецельно увлечён,
чтоб миру и себе
представить неделимое
одно.
Пустынны расписные терема,
пусты святые храмы в облаках,
от святости остался лишь дурман
в снах.
Наскорь толкнув незапертую дверь,
увидишь точку стыка всех концов,
ты помнил лишь одно – молись и верь,
но в золоте икон
увенчан лик святой
твоим лицом…
Рождённые твердью
Боги, рождённые твердью земною,
дети дождя, внуки огненных звёзд,
волей – вашею крепкой рукою
будет воздвигнут нерушимый мост!
Как проводник на пути поколений
ровной дорогою вдаль, к небесам,
к светлым местам честолюбьем стремлений,
к рекам лазоревым, к снам-чудесам.
Только отрезок пути неразмерен
каждому званому дар развернёт –
вот одному дальний бродень намерен,
а пред тобой зорька враз предстаёт!
Вам бы отлистывать времени вёрсты
внешний и внутренний мир возлюбя,
вам бы зажать ожидание в горсти,
вам бы молиться самим на себя!
Боги, рождённые твердью земною,
славьтесь делами широкой души –
ход бытия повелением скроен,
нету понятия – не согреши.
К вам прилетают священные души –
предки хранят и советы дают,
благоуханные вирские кущи
в каждом саду по округе растут.
Только вот выбора неотвратимость
греет преданье моста без перил –
здесь своеволие душит решимость,
нету возврата, куда б ни ходил…
Ныне забыто предание это,
боги людьми перенаречены,
тьма отщепилась от частности света,
в ней – заключённые чувства вины.
Так проявилось деление мира –
мы ожидание угнетены,
над головою у нас как секира
мнимые страхи и чёрные сны.
Вот потому-то и есть убежденье,
что невозвратно хожденье в мосты ,
здесь изничтожена важность решенья –
что тебе хочется просто пойми.
Боги рождённые твердью земною
мост поколеньям людским возвели,
чтобы, узрев его свод пред собою,
ты не стоял и не ждал, ну – иди!
Счёт жива
Смысл числа –
частный закон,
ёмкое лоно быстьтвори мирской,
ты ежеденно врещаешь в простые слова.
…жни что твоё –
истый огонь,
выше страстей во славе твой трон,
а десять всходин не раз голос твой пропоёт:
Един – человверх,
Диво Земли,
Коей земле – Глава,
Есть Седый Меж
Деви, Деси!
Вот счёта живы слова.
Что на земле, то и на небе
Что на земле, то и на небе –
деды выкраивали свет по крупицам,
а мы тот свет на ажурные спицы
одели,
перерождённые пылью и чадом,
не сберегли себя качеством солнца,
свиваем в цепи золотые кольца
лада.
Над головами восстаёт утро
и прячет зарево за горы-остроги –
в писанье святом чернокнижник строки
спутал.
Там высоко огненной осью
центрует взгляды на себе светило,
но рядом на ухо пышет кадило –
«Бойся!».
Под ноги просятся горизонты
и увлекают за собой далече,
где ты остатками раздаренной речи
продан.
А горсть земли в раскрытой ладони
давно желает быть тобой обогретой,
она тепло души твоей светлой
помнит.
Что на земле, то и на небе –
черкну строку изгибом линии жизни,
покуда грудь не опоясала тризна
в деле.
Покуда Мать-Земля меня держит,
ношу огонь неугасимого сердца,
оно на грани миллионного герца
трепещет.
И внемлет высь зову огнива,
и взор мятежный за собой манит,
и где-то в будущем крылья расправят
дива.
Девичий хоровод
Алое узорочье на белых кружевах –
От подолов мощь прабабки вещей.
Твердь в плену сети растрещин,
Да в малахитовых коврах.
Девы в танце неуёмном вихри заведут –
Терем леденистый перекошен,
Морок зябкий разворошен, -
Сердца огнём цветут.
По забаве вёсен сизой верою снегов
Полыхай, костёр, не догорай!
К солнцу не тянись за виднокрай –
Осталось много дров!
Алое узорочье на белых кружевах,
Платия трепещут словно крылья…
Ты бы своё имя не забыла
В чудных облаках.
Вода заговорённая
Вода заговорённая
«Семи ключей» истока,
Будь в яви притворённая
Речей живым потоком!
Пусть будет лёгкое твоё прикосновение
Венчать любовь мощам в воспоможение.
Пролейся в наших жилах
Руслом жизнетока
Очищения порывом
От сердца и до ока
Пусть будет лёгкое твоё прикосновение
Венчать любовь мощам в воспоможение.
Врещи дыханьем сладостным
Во плоти пламенение,
Ты сил придай от напастей
«Семи телес» гранением.
Пусть будет лёгкое твоё прикосновение
Венчать любовь мощам в воспоможение.
Благославленье заговором ляжет
От неба и земли,
Прими и возымли
Его собою.
Да откровеньем в помыслах заряжен
Глоток живой воды,
Которым в жажду ты
Напоен.
Кон
На озёрах водная гладь
ровным стёклышкам зеркальным под стать,
берегами разлита бирюза –
старожилы кличут – «Божьи глаза»
Может чудиться, как зорька взойдёт,
будто Бог свои глаза распахнёт,
ну а после, ранней птахой отпет,
зажигается в них солнечный свет.
…Дело станется, бредёшь в берегах,
вдруг почувствуется дрожь на ногах
и далече без устатку пойдёшь –
то влилась в тебя озёрная мощь!
Старым временем здесь пели волхвы,
разливали ветром зелье молвы,
вкруг месили ток дыханья стихий,
расправляли нить столетий баских.
Хороводит пляс глубинных ключей
вихри-омуты на глади очей,
поднимаются из тёмных глубин
водной толщи в три аршина столбы.
По столбам переплетения сил
Вихрем вверх под небеса возносил
Седобрадец, скол пространства креня
ярким золотом священного дня.
Старцы длани к небесам возведут
и на плечи облака соберут.
Груди полнены, остры голоса,
довершает час космато гроза.
Напряжение застывшего дня
растекается, тихонько звеня.
Распрямила яви скол седьмая пядь
и зеркальной стала водная гладь.
И свершилось! Зреет блюдце времён,
каждый край в окно эпох огранён…
Завертелась, хвост кусая, змея
и раскрылась сквозь века колея.
Статна выправка семи кудлачей,
средоточие орлиных очей.
Каждый бдит свою окружную ось –
в центре радужное зарево зажглось.
Первый старец облачён кумачом,
вдаль подался, пустотою влечён
и руками ухватился за крепь
(может воздух по веленью затвердеть).
Старцы трав не гнут,
дороженьку мнут,
брата старшего собою ведут,
ну а он уже успел углядать –
всё же буде на кого уповать.
Время скудно – цедит крохи картин,
благо из верхов, посред и низин,
чуть проявится и осунется вспять,
в напряженье уводя седьмую пядь…
Так на боговых глазах чинился кон
духом славными отцами испокон.
Знать и ныне, коли в дрожь сойдёт земля,
то твои прадеды смотрят на тебя.
Не окстись, слёз шёпот вольцу не к лицу,
благодарен буде матери, отцу
и главою будь никем не приклонен!
Поднимай же поколение с колен!
Фразы долей вдоха вспенились внутри,
врезались в сознанье, молвили – «Сотри
тени мёртвых знаний в светлой голове,
чтоб о жизни в сердце пел соловей!»
На озёрах водная гладь
ровным стёклышкам зеркальным под стать,
берегами разлита бирюза –
старожилы кличут – «Божьи глаза»…
Белым-бело
Белое пламя нашей души –
животворящий цветок!
На горизонте этой глуши
теплится снова восток.
И, в ожиданье чистых времён,
сводятся стрелки в нули.
То нам запреты, что нам закон?
Море твоё – рули!
Белое пламя нашей души –
животворящий цветок.
В центре сознанья на самой верши
сил набирает росток.
Золото мира листья овеет,
чудный распишет узор…
Своды чертога на сердце светлеют –
миг восхождения скор…
Белое пламя нашей души –
животворящий цветок,
миру явиться с ним поспеши,
пей его сладостный сок!
Лёгкой десницей добро созидай,
сей по округе тепло!
Чашу нутра доверьем питай –
белым-бело, белым-бело…
Колыбель новых дней
Время вновь замкнулось на себя –
Вздрогнули на полках гулко чаши,
В тереме резном еловом нашем.
Объявился вечер
На семейном вече
Да глядит через окно звезда…
Еле ощутимый на ладонях
Мягкий свет спокоен и лучист
Взгляд звезды далёкой близок, чист
На полу светлицы
И на наших лицах…
Хлопоты дневные упокоит.
Ровно три лучины от захода,
В сумеречных волнах трель капели.
В такт напева сыну в колыбели
Переклики птиц,
Всполохи зарниц
Плещутся в небесных талых водах.
Сучьями кряхтя томится печь,
У печи на лавке кот хитрюга
Для себя нашёл на вечер друга –
Учит сына среднего,
Как в зеркале серебряном
Отражая мысли, жизнь беречь.
За столом дубовым у окна
Старшая дочурка над рисункам,
Достаёт картины из подсумка
Словно коробейник
Молодец-затейник…
Да у сумки той не видно дна.
Девочка рисует хоровод –
В танце люди с разным цветом кожи,
Все они по жизни так похожи –
Важно полюбить,
Понятыми быть
Кем бы ни был твой родной народ.
То, чего желаешь с жарким сердцем,
Непременно выльется на свет.
На любой вопрос готов ответ.
Век наш неторопок,
Дальний околоток
Узнаёшь, открыв из дома дверцу.
В терема резного крае дальнем,
Под игривым пламенем лучины
Вьётся голос сильного мужчины.
Как жена-красавица
Вышивать управится,
Довершит напев свой усыпальный.
Да над колыбелью новых дней
Крепкими плетутся образами,
Твёрдыми, живыми словесами
Ток ключей хрустальных,
Троп-путей сакральных
Буйный рост засеянных полей.
Где всегда в почёте рода круг,
Дом приобретает статность храма –
В нём всегда душа твоя сохранна,
Здесь взрастает мудрость
И давно вернулась
Мощь семьи, и Бог – ближайший друг.
Зреет ягода
Зреет ягода
сладким снадобьем,
наливается,
в руки тянется
по плетёночкам
поеликовым,
по коробочкам,
да по лыковым.
Горстью щедрою,
славным насыпом
кто отведает
солнца на сыто?
Кто отведает
не посетует,
что язык свело
кислым семенем!
Лепесток силён,
зеленым-зелён,
знамо, свет вкусил
да по темени.
Посему теперь
ты совет держи –
сердцу только верь,
ум узлом свяжи…
как зайдётся ночь
хохотать огнём –
гонят искры прочь,
нет покоя днём,
приручает нас
мёдом сахарным,
а проглотит в раз
малым яхонтом.
Вот и знай, поди,
тьму всецельность злит,
знамо свет-плоды
то она кислит.
А отведай раз,
да отведай два –
сладостью обдаст
красна ягода,
ты оставь её,
то – цветы-трава,
зреет – шапка жмёт –
твоя голова.
Ты за ней следи,
чтоб не скисла вдруг,
да не уведи
в теменя, мой друг.
В писанье сём
запечатлён
далёкий отзвук тех времён,
где единились Да и Нет, спекаясь на груди у каждого из нас.
И, начиная путь свой от истока оных,
придёшь как все,
как есть к себе
с разумной головой навеселе,
уже понявший – ты и есть разлитый здесь рассказ.
Громче ночи
Что, скажите мне друзья, громче ночи?
Как над днём смущённым весело хохочет!
И лишь тот её прихода сторонится,
кто при свете постоять в тени боится.
Оглушает перелив и звуки выше,
но порханье мотылька прекрасно слышно!
Чудо музыкою все окружены,
ничего нет громче этой тишины!
Что, скажите мне, друзья, ярче ночи?
Посмотри в её сверкающие очи!
И, на самом деле, ночь так прекрасна,
что смотреть при свете на неё опасно.
Разрывает полог солнца на востоке,
ни во что сведёт твои замороки,
будешь нежностью её поглощён
и придёт к тебе живой и ясный сон.
Что, скажите мне, друзья, громче ночи?
Громче ночи стук сердец непорочных!
Ярче ночи что, скажите мне, друзья?
Твои мысли ярче, свет ты мой, заря!
Плачет
Я не видел, как иконы плачут,
только лишь могу предположить…
Как же страстно верующий судачит
что осмели горечь кровью лить!...
Миро источают, мол, иконы,
лик являют через красок слой…
Только что же мы об этом помним?
Смысл действа, кажется, в другом.
Где слетало солнцем к людям слово,
брошен был однажды межью пест –
и в подспорье ведам, жизни, роду,
вешан на груди распятья крест.
Как подмены не заметив дерзость
стали кланять вольную главу,
я понять могу, но так не честно…
(по обрыву струн рукой веду)
Да и так же лик иного бога
прежний образ стал обозначать
и прошло совсем, совсем немного,
начали своих мы забывать…
Но опять, сквозь эхо вековое,
даже через тьму тугих эпох,
прочеркнёт слеза лицо святое –
плачет позабытый русский бог…
Небылица
Иди от первородного огня,
иди, не умаляя резвый шаг,
в сочтенье безконечная змея –
наг.
Раскачивая выдохом леса,
вращая Землю взглядом посолонь,
как смог ты вдруг зависнуть на весах,
любуясь тем, чего
не оживила вновь
твоя ладонь?
Успеешь достучаться до небес,
успеешь же отречься и от них,
создать, возвысить и повесить крест
под дых.
К приходу неозначенных времён
познаешь свет высот и темень-дно,
и будешь тем всецельно увлечён,
чтоб миру и себе
представить неделимое
одно.
Пустынны расписные терема,
пусты святые храмы в облаках,
от святости остался лишь дурман
в снах.
Наскорь толкнув незапертую дверь,
увидишь точку стыка всех концов,
ты помнил лишь одно – молись и верь,
но в золоте икон
увенчан лик святой
твоим лицом…
Рождённые твердью
Боги, рождённые твердью земною,
дети дождя, внуки огненных звёзд,
волей – вашею крепкой рукою
будет воздвигнут нерушимый мост!
Как проводник на пути поколений
ровной дорогою вдаль, к небесам,
к светлым местам честолюбьем стремлений,
к рекам лазоревым, к снам-чудесам.
Только отрезок пути неразмерен
каждому званому дар развернёт –
вот одному дальний бродень намерен,
а пред тобой зорька враз предстаёт!
Вам бы отлистывать времени вёрсты
внешний и внутренний мир возлюбя,
вам бы зажать ожидание в горсти,
вам бы молиться самим на себя!
Боги, рождённые твердью земною,
славьтесь делами широкой души –
ход бытия повелением скроен,
нету понятия – не согреши.
К вам прилетают священные души –
предки хранят и советы дают,
благоуханные вирские кущи
в каждом саду по округе растут.
Только вот выбора неотвратимость
греет преданье моста без перил –
здесь своеволие душит решимость,
нету возврата, куда б ни ходил…
Ныне забыто предание это,
боги людьми перенаречены,
тьма отщепилась от частности света,
в ней – заключённые чувства вины.
Так проявилось деление мира –
мы ожидание угнетены,
над головою у нас как секира
мнимые страхи и чёрные сны.
Вот потому-то и есть убежденье,
что невозвратно хожденье в мосты ,
здесь изничтожена важность решенья –
что тебе хочется просто пойми.
Боги рождённые твердью земною
мост поколеньям людским возвели,
чтобы, узрев его свод пред собою,
ты не стоял и не ждал, ну – иди!
Счёт жива
Смысл числа –
частный закон,
ёмкое лоно быстьтвори мирской,
ты ежеденно врещаешь в простые слова.
…жни что твоё –
истый огонь,
выше страстей во славе твой трон,
а десять всходин не раз голос твой пропоёт:
Един – человверх,
Диво Земли,
Коей земле – Глава,
Есть Седый Меж
Деви, Деси!
Вот счёта живы слова.
Что на земле, то и на небе
Что на земле, то и на небе –
деды выкраивали свет по крупицам,
а мы тот свет на ажурные спицы
одели,
перерождённые пылью и чадом,
не сберегли себя качеством солнца,
свиваем в цепи золотые кольца
лада.
Над головами восстаёт утро
и прячет зарево за горы-остроги –
в писанье святом чернокнижник строки
спутал.
Там высоко огненной осью
центрует взгляды на себе светило,
но рядом на ухо пышет кадило –
«Бойся!».
Под ноги просятся горизонты
и увлекают за собой далече,
где ты остатками раздаренной речи
продан.
А горсть земли в раскрытой ладони
давно желает быть тобой обогретой,
она тепло души твоей светлой
помнит.
Что на земле, то и на небе –
черкну строку изгибом линии жизни,
покуда грудь не опоясала тризна
в деле.
Покуда Мать-Земля меня держит,
ношу огонь неугасимого сердца,
оно на грани миллионного герца
трепещет.
И внемлет высь зову огнива,
и взор мятежный за собой манит,
и где-то в будущем крылья расправят
дива.
Девичий хоровод
Алое узорочье на белых кружевах –
От подолов мощь прабабки вещей.
Твердь в плену сети растрещин,
Да в малахитовых коврах.
Девы в танце неуёмном вихри заведут –
Терем леденистый перекошен,
Морок зябкий разворошен, -
Сердца огнём цветут.
По забаве вёсен сизой верою снегов
Полыхай, костёр, не догорай!
К солнцу не тянись за виднокрай –
Осталось много дров!
Алое узорочье на белых кружевах,
Платия трепещут словно крылья…
Ты бы своё имя не забыла
В чудных облаках.
Вода заговорённая
Вода заговорённая
«Семи ключей» истока,
Будь в яви притворённая
Речей живым потоком!
Пусть будет лёгкое твоё прикосновение
Венчать любовь мощам в воспоможение.
Пролейся в наших жилах
Руслом жизнетока
Очищения порывом
От сердца и до ока
Пусть будет лёгкое твоё прикосновение
Венчать любовь мощам в воспоможение.
Врещи дыханьем сладостным
Во плоти пламенение,
Ты сил придай от напастей
«Семи телес» гранением.
Пусть будет лёгкое твоё прикосновение
Венчать любовь мощам в воспоможение.
Благославленье заговором ляжет
От неба и земли,
Прими и возымли
Его собою.
Да откровеньем в помыслах заряжен
Глоток живой воды,
Которым в жажду ты
Напоен.
Кон
На озёрах водная гладь
ровным стёклышкам зеркальным под стать,
берегами разлита бирюза –
старожилы кличут – «Божьи глаза»
Может чудиться, как зорька взойдёт,
будто Бог свои глаза распахнёт,
ну а после, ранней птахой отпет,
зажигается в них солнечный свет.
…Дело станется, бредёшь в берегах,
вдруг почувствуется дрожь на ногах
и далече без устатку пойдёшь –
то влилась в тебя озёрная мощь!
Старым временем здесь пели волхвы,
разливали ветром зелье молвы,
вкруг месили ток дыханья стихий,
расправляли нить столетий баских.
Хороводит пляс глубинных ключей
вихри-омуты на глади очей,
поднимаются из тёмных глубин
водной толщи в три аршина столбы.
По столбам переплетения сил
Вихрем вверх под небеса возносил
Седобрадец, скол пространства креня
ярким золотом священного дня.
Старцы длани к небесам возведут
и на плечи облака соберут.
Груди полнены, остры голоса,
довершает час космато гроза.
Напряжение застывшего дня
растекается, тихонько звеня.
Распрямила яви скол седьмая пядь
и зеркальной стала водная гладь.
И свершилось! Зреет блюдце времён,
каждый край в окно эпох огранён…
Завертелась, хвост кусая, змея
и раскрылась сквозь века колея.
Статна выправка семи кудлачей,
средоточие орлиных очей.
Каждый бдит свою окружную ось –
в центре радужное зарево зажглось.
Первый старец облачён кумачом,
вдаль подался, пустотою влечён
и руками ухватился за крепь
(может воздух по веленью затвердеть).
Старцы трав не гнут,
дороженьку мнут,
брата старшего собою ведут,
ну а он уже успел углядать –
всё же буде на кого уповать.
Время скудно – цедит крохи картин,
благо из верхов, посред и низин,
чуть проявится и осунется вспять,
в напряженье уводя седьмую пядь…
Так на боговых глазах чинился кон
духом славными отцами испокон.
Знать и ныне, коли в дрожь сойдёт земля,
то твои прадеды смотрят на тебя.
Не окстись, слёз шёпот вольцу не к лицу,
благодарен буде матери, отцу
и главою будь никем не приклонен!
Поднимай же поколение с колен!
Фразы долей вдоха вспенились внутри,
врезались в сознанье, молвили – «Сотри
тени мёртвых знаний в светлой голове,
чтоб о жизни в сердце пел соловей!»
На озёрах водная гладь
ровным стёклышкам зеркальным под стать,
берегами разлита бирюза –
старожилы кличут – «Божьи глаза»…
Белым-бело
Белое пламя нашей души –
животворящий цветок!
На горизонте этой глуши
теплится снова восток.
И, в ожиданье чистых времён,
сводятся стрелки в нули.
То нам запреты, что нам закон?
Море твоё – рули!
Белое пламя нашей души –
животворящий цветок.
В центре сознанья на самой верши
сил набирает росток.
Золото мира листья овеет,
чудный распишет узор…
Своды чертога на сердце светлеют –
миг восхождения скор…
Белое пламя нашей души –
животворящий цветок,
миру явиться с ним поспеши,
пей его сладостный сок!
Лёгкой десницей добро созидай,
сей по округе тепло!
Чашу нутра доверьем питай –
белым-бело, белым-бело…
Колыбель новых дней
Время вновь замкнулось на себя –
Вздрогнули на полках гулко чаши,
В тереме резном еловом нашем.
Объявился вечер
На семейном вече
Да глядит через окно звезда…
Еле ощутимый на ладонях
Мягкий свет спокоен и лучист
Взгляд звезды далёкой близок, чист
На полу светлицы
И на наших лицах…
Хлопоты дневные упокоит.
Ровно три лучины от захода,
В сумеречных волнах трель капели.
В такт напева сыну в колыбели
Переклики птиц,
Всполохи зарниц
Плещутся в небесных талых водах.
Сучьями кряхтя томится печь,
У печи на лавке кот хитрюга
Для себя нашёл на вечер друга –
Учит сына среднего,
Как в зеркале серебряном
Отражая мысли, жизнь беречь.
За столом дубовым у окна
Старшая дочурка над рисункам,
Достаёт картины из подсумка
Словно коробейник
Молодец-затейник…
Да у сумки той не видно дна.
Девочка рисует хоровод –
В танце люди с разным цветом кожи,
Все они по жизни так похожи –
Важно полюбить,
Понятыми быть
Кем бы ни был твой родной народ.
То, чего желаешь с жарким сердцем,
Непременно выльется на свет.
На любой вопрос готов ответ.
Век наш неторопок,
Дальний околоток
Узнаёшь, открыв из дома дверцу.
В терема резного крае дальнем,
Под игривым пламенем лучины
Вьётся голос сильного мужчины.
Как жена-красавица
Вышивать управится,
Довершит напев свой усыпальный.
Да над колыбелью новых дней
Крепкими плетутся образами,
Твёрдыми, живыми словесами
Ток ключей хрустальных,
Троп-путей сакральных
Буйный рост засеянных полей.
Где всегда в почёте рода круг,
Дом приобретает статность храма –
В нём всегда душа твоя сохранна,
Здесь взрастает мудрость
И давно вернулась
Мощь семьи, и Бог – ближайший друг.
Зреет ягода
Зреет ягода
сладким снадобьем,
наливается,
в руки тянется
по плетёночкам
поеликовым,
по коробочкам,
да по лыковым.
Горстью щедрою,
славным насыпом
кто отведает
солнца на сыто?
Кто отведает
не посетует,
что язык свело
кислым семенем!
Лепесток силён,
зеленым-зелён,
знамо, свет вкусил
да по темени.
Посему теперь
ты совет держи –
сердцу только верь,
ум узлом свяжи…
как зайдётся ночь
хохотать огнём –
гонят искры прочь,
нет покоя днём,
приручает нас
мёдом сахарным,
а проглотит в раз
малым яхонтом.
Вот и знай, поди,
тьму всецельность злит,
знамо свет-плоды
то она кислит.
А отведай раз,
да отведай два –
сладостью обдаст
красна ягода,
ты оставь её,
то – цветы-трава,
зреет – шапка жмёт –
твоя голова.
Ты за ней следи,
чтоб не скисла вдруг,
да не уведи
в теменя, мой друг.