Служить срочную в армию я пошел добровольцем. Можно даже сказать по «блату». Было раньше такое выражение. Означало наличие выгодных связей.
За год до этого я закончил школу. Оценки в аттестате были довольно приличные. И я решил поступать в институт. Но, так как, никуда особо не стремился, то никуда и не поступил. Пошел работать на завод. Вдохнуть романтики взрослой жизни. Мозги у меня, как и у многих, были «промыты» хорошо, и я ждал трудовых свершений. Про них так увлекательно везде писалось, показывалось и рассказывалось!
Однако, все оказалось не совсем так. А в моем случае, мне тогда так казалось, и совсем не так. Устроился я токарем. Работа тяжелая. Обтачивали ступицы для грузовых автомобилей на больших карусельных станках. Кругом грязная эмульсия течет, масло капает. Очень много ручного труда по погрузке-разгрузке этих ступиц. А они – каждая около тридцати килограммов весом. Вместо выходных «черные» субботы, а то и воскресенья, из-за хронического невыполнения плановых заданий. Чтобы сделать план нужно выложиться так, что и отдыхать не охота. А больше всего меня возмущало сравнение меня с моим старшим братом, который за три года до меня работал на этих же станках. Оборудование тогда было новым, план ниже, а расценки выше раза в полтора. Обрабатывая столько же деталей, что и он в свое время, я считался отстающим. Это притом, что план для несовершеннолетнего я выполнял. В общем, в голове у меня был полный раздрай. Но ни о какой потери веры в «светлое будущее» и речи не шло. Просто, я думал, что попал в неудачное место. Ведь в газетах же писали, что кругом передовики и победители.
Поэтому, с приближением весны, когда мне будет восемнадцать, все чаще и чаще приходили мысли куда-нибудь слинять. Самое верное, думал я, это пойти служить в армию. Я, в свое время, хотел даже в суворовское училище поступать, но не прошел медкомиссию по зрению. Поэтому, армия – это выход.
Готовиться я начал заранее. Всем объявил о своем решении. Съездил ко всем, к кому мог, в гости перед долгой разлукой. Часто представлял себе свою службу. То я летчик, обязательно истребитель. Непременно герой. То моряк. Конечно же подводник. И все в таком же духе. Последнее, что я сделал по совету отслуживших старших товарищей, это постригся налысо примерно дней за 10 до начала призыва. Чтобы волосы немного отросли, когда уже в армии буду, и я не был похож на всех остальных молодых сосунков., только что подстриженных.
И вот дождался. Приходит повестка на медкомиссию. В военкомат я не бежал, летел. Настроение было приподнятое. Не только у меня, а у большинства призывников. Служить в армии в то время было, на самом деле, почетной обязанностью. Все шутили. И обследуемые, и врачи. Так, с шутками-прибаутками, прошел комиссию и стал ждать решения. В коридоре, перед кабинетом председателя комиссии, толпа. Но очередь движется быстро.
– Годен, годен, годен….
Наконец, моя очередь.
«Скорее бы уже, – думаю, -Надо же родителей предупредить, чтобы проводы собирали. Да бежать друзей приглашать.»
Но все– таки волнуюсь. Знаменательное событие. Иду защищать Родину. Это вам не шутки.
– Не годен!!!
Много у меня потом в жизни было неожиданных событий. Но больше никогда я их не воспринимал так ужасно, как тогда. У меня, в буквальном смысле, затряслись ноги. Я мгновенно весь взмок. Был в полной прострации. В ушах только:
-Не годен, не годен, не годен….
Но молодой организм справился. Слышу женский голос:
– Зрение у Вас очень плохое. Даем пока отсрочку на полгода. А там посмотрим. Может и «белый билет» получите.
Говорит не равнодушно, участливо. И на лицо симпатичная. Но мне кажется, что отвратительнее рожи я в жизни не видел. Медуза Горгона какая-то. И цветом какая-то зеленая, как кикимора.
Взглянула на меня и видимо что-то поняла.
– Да, не расстраивайтесь Вы так. Ничего ведь страшного не случилось. Через полгодика приходите. Но хочу Вас предупредить, что в войска вряд ли попадете. Скорее всего в стройбат.
«Стройбат? Какой стройбат?!!! Ну, не летчиком, не подводником. Но ведь можно на границу, или скажем танкистом каким-нибудь. Да хоть в пехоту!!!» – мысли так и крутятся, а сказать ничего не могу. В горле не ком, а лом. Не только воздуха не хватает, а, как бы, там огромная заноза и очень-очень больно. Так невыносимо больно, что сейчас слезы потекут. Чтобы не опозориться, я повернулся и бежать
– Молодой человек, молодой человек…, -вслед.
Мне уже не до этого. В ушах какой-то шум появился. Слезы все-таки брызнули. А ребята хохочут. Мне кажется, что это надо мной. Мне еще хуже. Еле-еле до туалета добежал. Скорее к раковине. Воду включил и тут уж зарыдал.
«Как же так? Позор– то какой. Как я всем объясню? Что мне говорить? Родным, друзьям, девчонкам? Девчонкам?!!! Что делать? Убежать бы на край света.»– беспорядочные мысли скачут в голове.
Да ведь я и так хотел сбежать. Не получилось. Хорошо хоть никто в эти пять – десять минут в туалет не зашел. Больше то я не рыдал. Только носом шмыгал.
Еще раз умылся и украдкой выскочил из здания. Хорошо еще рано темнело и на улице уже плохо различались лица. Но я все-равно пытался прятаться от встречных людей. Слез уже не было. Но мне казалось, что все уже знают, что меня в армию не берут.
Домой я не пошел. Полез в подвал. У нас там штаб-квартира была. Все прилично. Диван, кресла, стол. Свет провели. Правда нас очень долго гоняли, так как вести себя тихо мы не могли и жильцам сверху это не нравилось. Но тут повезло, устроились под квартирой глухонемых. Потом смеялись, почему сразу не додумались.
Закурил я и стал «тяжелую» думу думать:
– Девчонки? Это самое страшное. Это как я им объясню, что меня забраковали по здоровью? Да еще по зрению. Очки я не носил. Стеснялся очень. Скажут, что от армии кошу. А таких у нас не то, что не любили, но довольно презрительно относились. Да… Девчонки — это самое ужасное, пожалуй. И никуда не спрячешься.
– Друзья? Друзья у меня классные! Друзья поймут. Несомненно! Вот с остальными ребятами трудней.
– Родственники? Те, кто далеко, не сразу узнают. А кто близко? Та еще задачка.
– Родители? Тут проблема другая. Они еще и обрадуются. Особенно мама. Она и не хотела, чтобы я служил. А папа? Кстати, папа!!! Вот же выход! У него большие связи кругом. И в военкомате. Он же ветеран войны. Он точно мне поможет! Может и не с охотой, но он нас воспитывал не бояться трудностей. Вот к кому надо срочно бежать.
От этой мысли настроение у меня резко подскочило на порядок. Аж петь захотелось. Что я и сделал:
– «Ничто не сравнится с Матильдой моей…»
Почему ничто? А какая разница, когда настроение отличное! Быстренько прибрался, уговор был убирать за собой, и помчал домой.
Мама с папой уже пришли с работы и ужинали.
-О. солдатик пришел, – засмеялась мама.-Давай, руки мой и за стол.
Чистоту моя мама очень любила. Руки, ноги, пол, посуда, кухня, квартира…. Всё и все у нее были аж сверкающие. В детстве мне частенько перепадало за грязь, даже за грязь в тетрадях больше, чем за оценки. А поросенок я был порядочный.
Сев за стол, я немного приуныл, потому что мама начала расспрашивать что да как. Рассказал все как есть и поделился своими расстройствами.
– Ну, и хорошо, сказала мама. – Ничего страшного. Осенью пойдешь. А может еще и в институт поступишь.
Чувствую, у меня губы опять сковородником становятся. Папа, видимо, заметил. Не дал развиться спору. Тем более, я тут же добавил про стройбат.
– Ничего, сынок, не переживай сильно. Завтра поговорю с «нужными» людьми и все улажу.
В отца я верил беззаветно. Поэтому, сразу повеселел. Поблагодарив за ужин, отправился гулять.
Друзья уже были на улице. Я решил, что пока никого не буду посвящать в мои проблемы. Но им все-таки прозрачно намекнул про возникшие трудности.
– Не переживайте пацаны, батя обещал договориться!
Мой папа у друзей был в авторитете. Они согласились, что тогда не о чем и думать. Вечер прошел, как обычно. Погуляли. Посмеялись с девчонками. Немного поспорили о том, о сем. Немного поругались, не знаю о чем? С чистым и спокойным сердцем пошел спать.
С утра пошел на работу. Мы с мамой на одном заводе работали. Но я раньше уходил. Надо было станок проверить, заготовок на конвейер накидать. Дел было много, и я почти не вспоминал о папином обещании до самого вечера. Но еще в цехе, в душевой, после окончания смены, я начал волноваться:
– Как там у папы? Получилось? Повестку сразу дадут? А в какие войска?
Немного мандражируя, но в хорошем настроении, пришел домой и стал ждать. Отец приходил на два – три часа позже. Я весь измаялся за это время. И телевизор не смотрелся, и книжка не читалась, и гулять не хотелось! Услышав звонок, я сразу метнулся в прихожую и чуть маму не сшиб. Она на кухне хлопотала по хозяйству. И папу всегда сама встречала.
– Куда как угорелый помчался? – засмеялась.
Открыв дверь, я, не вступая в разговоры, положенные по политесу, в лоб:
– Как там пап? Повестку принес? Или пришлют?
– Какой ты быстрый, – улыбается он. – Я же только поговорил. Обещали на днях помочь.
Увидев мое расстроенное лицо, добавил:
– Да, не переживай ты так. Все получится. Не надо быть таким быстрым. Имей терпении.
Его слова внушили мне оптимизм.
– Хорошо! Тогда я к друзьям. Мам, ничего не надо от меня?
– Да, иди уж! – весело махнула она на меня тряпкой, которая была в ее руках. Видимо что-то протирала, когда папа пришел.
Товарищам тоже было интересно узнать результат. Выслушав меня, Илья, самый старший из нас, он уже отслужил в армии, рассудительно произнес:
– Ну, правильно. Это же не в магазин сходить. Он поговорил. Те будут два-три дня вопрос решать. Так что не торопись. Через недельку все решится.
Но не через два – три дня, не через недельку ничего не решалось. Отец с каждым днем выглядел все озабоченнее. Я – все печальнее. Я ему, видимо, надоел со своими ежевечерними вопросами. Но он чувствовал свою ответственность и сам переживал. Поэтому старался отвечать мне подробно. Почему не получилось. С кем он еще встречался или кому звонил. С кем встречались и кому звонили те, с кем он встречался и кому звонил. Круг причастных к делу все расширялся. Основной причиной было то, что здесь не помогали местные связи. Призывной военкомат был объединенный республиканский. И решить все могли только в столице нашей республики. Папа меня постоянно успокаивал. Что и у него там есть знакомые, а у его знакомых их еще больше. По-моему, эта паутина бесконечно разрасталась и разрасталась. Но моя «муха» в нее все никак не могла попасть. Подключились и военные, и ветераны, и партийные работники, и хозяйственные. Я все верил, вот завтра точно все срастется. Так же не может быть, чтобы столько немаловажных людей не смогли решить моей маленькой, не заслуживающей внимания такого количества авторитетных людей, проблемки. Приближался день рождения. Настроение все ужаснее и ужаснее. Я уже стал просить моих друзей и друзей моих друзей, чтобы они своих родственников и знакомых подключили. Все тщетно!
И вот – день рождения. Мне восемнадцать! А на что я гожусь? Меня даже в армию не берут!
С утра все поздравляют. Все веселые. А мне выть хочется. Вечером гости придут, друзья… Я ничего не отменял. Все надеялся. Да, еще, я же с родителями договорился совместить день рождение с проводами. Ужас! Катастрофа!!!
Пришла Алевтина, жена маминого двоюродного брата. Мы с ними близко дружили. Она поваром работала в заводской столовой.
– С днем рождения, Юрец! Вечером все придем. А я по пути на работу заскочила поздравить.
– Сегодня же суббота? «Выходной?» —непонимающе спросила мама.
– Я вам не сказала еще. Меня же в военкомат командировали на время призыва. Уже вторую неделю работаю. Юрец, а ты что какой смурной?
– В армию его не берут. Дали отсрочку по зрению. – объяснила мама.
– Ну, и ладно? Чаво ты там не видал-то? Оставайся дома, девок щупать.
Алевтина бабой была простой. За словом в карман не лезла и политесов не разводила.
– Он больно сильно хочет служить. Из переживался весь. – сказала мама с сочувствием.
– Делов-то. Сейчас с Глущенко поговорю и «Равняйсь! Смирно!»
– А кто это, Глущенко?
– Да, прапорщик один. «Покупатель». С Украины откуда-то. С Чапаевской дивизии что-ли? Ну, ладно. Побежала я.
Я грустно улыбнулся ей в след. Мама ласково погладила меня по голове:
– Успокойся сынок. Что ты, Альку не знаешь. Натрындит, натрындит. Не расстраивайся.
Я обреченно поплелся в свою комнату.
Как же пережить этот день?
Прошло около часа. Звонок в дверь.
– Юр, иди– ка! – весело кричит мама.
«Опять кто-то поздравлять будет», – обреченно подумал я. Нехотя поплелся в прихожую.
Там опять Алевтина. «Что еще», – думаю и с непониманием смотрю на нее.
– Пляши, солдатик! Повестка пришла! А ты, мать, можешь поплакать! – хохочет Алевтина. А в руке какая-то бумажка, которую она мне протягивает.
Беру. Читаю. Буквы прыгают:
– По-вест-ка, -по слогам, – Повестка? Повестка!!! По-о-о-вест-ка-а-а-а!!! Сегодня?!!! Меня?!!!! В армию?!!!
Ничего не могу сообразить. Обнимаю всех. Целую! Скачу по коридору!
– Ой, ладно, ладно, затискал! – довольно смеется Алевтина. – Всего делов-то! Покормлю повкусней и весь расчет! Все, все, побежала. Ты собирайся скорей. Велели прибыть до обеда. Надо оформить успеть. А то, говорит, могут уже вечером эшелон сформировать.
Вот это подарок! О таком подарке я и мечтать не смел. Захотелось взлететь. Перечитал несколько раз. Точно мне? Точно настоящая? Точно, точно, точно…
Собирать мне особо нечего. Собрано все давно. Мама плачет. Папа серьезный очень. А я скачу, как кузнечик, все понять не могу– правда или розыгрыш?
Немного успокоился. Успокоил маму. Собрался. Мама с папой пошли меня провожать. Мама все переживала:
– А как же гости вечером придут? А кто же их встретит?
– Перестань, -папа говорит. – Сейчас все узнаем и домой пойдешь.
Оформление много времени не заняло. Нашли мое личное дело и отдали прапорщику. Определили меня в казарму. Показали койку. Кровати там двухэтажные. Мне верхнее место досталось. Я был рад. Никогда еще на таких не спал. Почему койку выделили. Прапорщик сказал, что эшелон не сформировали. Все до понедельника откладывается. Я с соседями знакомлюсь. Кто откуда? В основном все местные или с района. Но несколько человек из столицы. Тут команда поступила: «Всем на обед!»
В столовой мне нравилось кушать. Это я уже потом, в армии понял, что вкуснее маминой еды ничего не бывает. Так что, первое, второе и компот были поглощены с удовольствием. Кстати, Алевтину видел. Выпив компот, пошел с ней поговорить. Рассказал, что до понедельника отправки не будет. Что на улице меня родители ждут. Что вечером гости соберутся, и мама переживает, не знает, что делать.
– А ну-ка, подожди. Сейчас я, – проговорила и умчала, ничего не объяснив.
Появилась минут через пятнадцать и опять какой-то бумажкой машет.
– Держи! Увольнительная тебе до понедельника. А то, как это? Мы придем, а именинника нет? – и опять хохочет.
Мама с папой на самом деле ждали на улице. Папа, говорит, пытался несколько раз что-то выяснить. Но ему обещали только после обеда. Все были удовлетворены тем, как все сложилось. Мама с папой успокоились. Во всяком случае внешне. И мы пошли домой.
День рождения и проводы у меня прошли отлично. Мне что-то дарили. Какие-то неплохие подарки были. Но я ничего сейчас не могу вспомнить. Помню только повестку и увольнительную! Они и сейчас со мной. В «дембельском» альбоме.
И еще. Странная это штука – «блат»! Иногда простой человек имеет больше возможностей, чем куча уполномоченных!
За год до этого я закончил школу. Оценки в аттестате были довольно приличные. И я решил поступать в институт. Но, так как, никуда особо не стремился, то никуда и не поступил. Пошел работать на завод. Вдохнуть романтики взрослой жизни. Мозги у меня, как и у многих, были «промыты» хорошо, и я ждал трудовых свершений. Про них так увлекательно везде писалось, показывалось и рассказывалось!
Однако, все оказалось не совсем так. А в моем случае, мне тогда так казалось, и совсем не так. Устроился я токарем. Работа тяжелая. Обтачивали ступицы для грузовых автомобилей на больших карусельных станках. Кругом грязная эмульсия течет, масло капает. Очень много ручного труда по погрузке-разгрузке этих ступиц. А они – каждая около тридцати килограммов весом. Вместо выходных «черные» субботы, а то и воскресенья, из-за хронического невыполнения плановых заданий. Чтобы сделать план нужно выложиться так, что и отдыхать не охота. А больше всего меня возмущало сравнение меня с моим старшим братом, который за три года до меня работал на этих же станках. Оборудование тогда было новым, план ниже, а расценки выше раза в полтора. Обрабатывая столько же деталей, что и он в свое время, я считался отстающим. Это притом, что план для несовершеннолетнего я выполнял. В общем, в голове у меня был полный раздрай. Но ни о какой потери веры в «светлое будущее» и речи не шло. Просто, я думал, что попал в неудачное место. Ведь в газетах же писали, что кругом передовики и победители.
Поэтому, с приближением весны, когда мне будет восемнадцать, все чаще и чаще приходили мысли куда-нибудь слинять. Самое верное, думал я, это пойти служить в армию. Я, в свое время, хотел даже в суворовское училище поступать, но не прошел медкомиссию по зрению. Поэтому, армия – это выход.
Готовиться я начал заранее. Всем объявил о своем решении. Съездил ко всем, к кому мог, в гости перед долгой разлукой. Часто представлял себе свою службу. То я летчик, обязательно истребитель. Непременно герой. То моряк. Конечно же подводник. И все в таком же духе. Последнее, что я сделал по совету отслуживших старших товарищей, это постригся налысо примерно дней за 10 до начала призыва. Чтобы волосы немного отросли, когда уже в армии буду, и я не был похож на всех остальных молодых сосунков., только что подстриженных.
И вот дождался. Приходит повестка на медкомиссию. В военкомат я не бежал, летел. Настроение было приподнятое. Не только у меня, а у большинства призывников. Служить в армии в то время было, на самом деле, почетной обязанностью. Все шутили. И обследуемые, и врачи. Так, с шутками-прибаутками, прошел комиссию и стал ждать решения. В коридоре, перед кабинетом председателя комиссии, толпа. Но очередь движется быстро.
– Годен, годен, годен….
Наконец, моя очередь.
«Скорее бы уже, – думаю, -Надо же родителей предупредить, чтобы проводы собирали. Да бежать друзей приглашать.»
Но все– таки волнуюсь. Знаменательное событие. Иду защищать Родину. Это вам не шутки.
– Не годен!!!
Много у меня потом в жизни было неожиданных событий. Но больше никогда я их не воспринимал так ужасно, как тогда. У меня, в буквальном смысле, затряслись ноги. Я мгновенно весь взмок. Был в полной прострации. В ушах только:
-Не годен, не годен, не годен….
Но молодой организм справился. Слышу женский голос:
– Зрение у Вас очень плохое. Даем пока отсрочку на полгода. А там посмотрим. Может и «белый билет» получите.
Говорит не равнодушно, участливо. И на лицо симпатичная. Но мне кажется, что отвратительнее рожи я в жизни не видел. Медуза Горгона какая-то. И цветом какая-то зеленая, как кикимора.
Взглянула на меня и видимо что-то поняла.
– Да, не расстраивайтесь Вы так. Ничего ведь страшного не случилось. Через полгодика приходите. Но хочу Вас предупредить, что в войска вряд ли попадете. Скорее всего в стройбат.
«Стройбат? Какой стройбат?!!! Ну, не летчиком, не подводником. Но ведь можно на границу, или скажем танкистом каким-нибудь. Да хоть в пехоту!!!» – мысли так и крутятся, а сказать ничего не могу. В горле не ком, а лом. Не только воздуха не хватает, а, как бы, там огромная заноза и очень-очень больно. Так невыносимо больно, что сейчас слезы потекут. Чтобы не опозориться, я повернулся и бежать
– Молодой человек, молодой человек…, -вслед.
Мне уже не до этого. В ушах какой-то шум появился. Слезы все-таки брызнули. А ребята хохочут. Мне кажется, что это надо мной. Мне еще хуже. Еле-еле до туалета добежал. Скорее к раковине. Воду включил и тут уж зарыдал.
«Как же так? Позор– то какой. Как я всем объясню? Что мне говорить? Родным, друзьям, девчонкам? Девчонкам?!!! Что делать? Убежать бы на край света.»– беспорядочные мысли скачут в голове.
Да ведь я и так хотел сбежать. Не получилось. Хорошо хоть никто в эти пять – десять минут в туалет не зашел. Больше то я не рыдал. Только носом шмыгал.
Еще раз умылся и украдкой выскочил из здания. Хорошо еще рано темнело и на улице уже плохо различались лица. Но я все-равно пытался прятаться от встречных людей. Слез уже не было. Но мне казалось, что все уже знают, что меня в армию не берут.
Домой я не пошел. Полез в подвал. У нас там штаб-квартира была. Все прилично. Диван, кресла, стол. Свет провели. Правда нас очень долго гоняли, так как вести себя тихо мы не могли и жильцам сверху это не нравилось. Но тут повезло, устроились под квартирой глухонемых. Потом смеялись, почему сразу не додумались.
Закурил я и стал «тяжелую» думу думать:
– Девчонки? Это самое страшное. Это как я им объясню, что меня забраковали по здоровью? Да еще по зрению. Очки я не носил. Стеснялся очень. Скажут, что от армии кошу. А таких у нас не то, что не любили, но довольно презрительно относились. Да… Девчонки — это самое ужасное, пожалуй. И никуда не спрячешься.
– Друзья? Друзья у меня классные! Друзья поймут. Несомненно! Вот с остальными ребятами трудней.
– Родственники? Те, кто далеко, не сразу узнают. А кто близко? Та еще задачка.
– Родители? Тут проблема другая. Они еще и обрадуются. Особенно мама. Она и не хотела, чтобы я служил. А папа? Кстати, папа!!! Вот же выход! У него большие связи кругом. И в военкомате. Он же ветеран войны. Он точно мне поможет! Может и не с охотой, но он нас воспитывал не бояться трудностей. Вот к кому надо срочно бежать.
От этой мысли настроение у меня резко подскочило на порядок. Аж петь захотелось. Что я и сделал:
– «Ничто не сравнится с Матильдой моей…»
Почему ничто? А какая разница, когда настроение отличное! Быстренько прибрался, уговор был убирать за собой, и помчал домой.
Мама с папой уже пришли с работы и ужинали.
-О. солдатик пришел, – засмеялась мама.-Давай, руки мой и за стол.
Чистоту моя мама очень любила. Руки, ноги, пол, посуда, кухня, квартира…. Всё и все у нее были аж сверкающие. В детстве мне частенько перепадало за грязь, даже за грязь в тетрадях больше, чем за оценки. А поросенок я был порядочный.
Сев за стол, я немного приуныл, потому что мама начала расспрашивать что да как. Рассказал все как есть и поделился своими расстройствами.
– Ну, и хорошо, сказала мама. – Ничего страшного. Осенью пойдешь. А может еще и в институт поступишь.
Чувствую, у меня губы опять сковородником становятся. Папа, видимо, заметил. Не дал развиться спору. Тем более, я тут же добавил про стройбат.
– Ничего, сынок, не переживай сильно. Завтра поговорю с «нужными» людьми и все улажу.
В отца я верил беззаветно. Поэтому, сразу повеселел. Поблагодарив за ужин, отправился гулять.
Друзья уже были на улице. Я решил, что пока никого не буду посвящать в мои проблемы. Но им все-таки прозрачно намекнул про возникшие трудности.
– Не переживайте пацаны, батя обещал договориться!
Мой папа у друзей был в авторитете. Они согласились, что тогда не о чем и думать. Вечер прошел, как обычно. Погуляли. Посмеялись с девчонками. Немного поспорили о том, о сем. Немного поругались, не знаю о чем? С чистым и спокойным сердцем пошел спать.
С утра пошел на работу. Мы с мамой на одном заводе работали. Но я раньше уходил. Надо было станок проверить, заготовок на конвейер накидать. Дел было много, и я почти не вспоминал о папином обещании до самого вечера. Но еще в цехе, в душевой, после окончания смены, я начал волноваться:
– Как там у папы? Получилось? Повестку сразу дадут? А в какие войска?
Немного мандражируя, но в хорошем настроении, пришел домой и стал ждать. Отец приходил на два – три часа позже. Я весь измаялся за это время. И телевизор не смотрелся, и книжка не читалась, и гулять не хотелось! Услышав звонок, я сразу метнулся в прихожую и чуть маму не сшиб. Она на кухне хлопотала по хозяйству. И папу всегда сама встречала.
– Куда как угорелый помчался? – засмеялась.
Открыв дверь, я, не вступая в разговоры, положенные по политесу, в лоб:
– Как там пап? Повестку принес? Или пришлют?
– Какой ты быстрый, – улыбается он. – Я же только поговорил. Обещали на днях помочь.
Увидев мое расстроенное лицо, добавил:
– Да, не переживай ты так. Все получится. Не надо быть таким быстрым. Имей терпении.
Его слова внушили мне оптимизм.
– Хорошо! Тогда я к друзьям. Мам, ничего не надо от меня?
– Да, иди уж! – весело махнула она на меня тряпкой, которая была в ее руках. Видимо что-то протирала, когда папа пришел.
Товарищам тоже было интересно узнать результат. Выслушав меня, Илья, самый старший из нас, он уже отслужил в армии, рассудительно произнес:
– Ну, правильно. Это же не в магазин сходить. Он поговорил. Те будут два-три дня вопрос решать. Так что не торопись. Через недельку все решится.
Но не через два – три дня, не через недельку ничего не решалось. Отец с каждым днем выглядел все озабоченнее. Я – все печальнее. Я ему, видимо, надоел со своими ежевечерними вопросами. Но он чувствовал свою ответственность и сам переживал. Поэтому старался отвечать мне подробно. Почему не получилось. С кем он еще встречался или кому звонил. С кем встречались и кому звонили те, с кем он встречался и кому звонил. Круг причастных к делу все расширялся. Основной причиной было то, что здесь не помогали местные связи. Призывной военкомат был объединенный республиканский. И решить все могли только в столице нашей республики. Папа меня постоянно успокаивал. Что и у него там есть знакомые, а у его знакомых их еще больше. По-моему, эта паутина бесконечно разрасталась и разрасталась. Но моя «муха» в нее все никак не могла попасть. Подключились и военные, и ветераны, и партийные работники, и хозяйственные. Я все верил, вот завтра точно все срастется. Так же не может быть, чтобы столько немаловажных людей не смогли решить моей маленькой, не заслуживающей внимания такого количества авторитетных людей, проблемки. Приближался день рождения. Настроение все ужаснее и ужаснее. Я уже стал просить моих друзей и друзей моих друзей, чтобы они своих родственников и знакомых подключили. Все тщетно!
И вот – день рождения. Мне восемнадцать! А на что я гожусь? Меня даже в армию не берут!
С утра все поздравляют. Все веселые. А мне выть хочется. Вечером гости придут, друзья… Я ничего не отменял. Все надеялся. Да, еще, я же с родителями договорился совместить день рождение с проводами. Ужас! Катастрофа!!!
Пришла Алевтина, жена маминого двоюродного брата. Мы с ними близко дружили. Она поваром работала в заводской столовой.
– С днем рождения, Юрец! Вечером все придем. А я по пути на работу заскочила поздравить.
– Сегодня же суббота? «Выходной?» —непонимающе спросила мама.
– Я вам не сказала еще. Меня же в военкомат командировали на время призыва. Уже вторую неделю работаю. Юрец, а ты что какой смурной?
– В армию его не берут. Дали отсрочку по зрению. – объяснила мама.
– Ну, и ладно? Чаво ты там не видал-то? Оставайся дома, девок щупать.
Алевтина бабой была простой. За словом в карман не лезла и политесов не разводила.
– Он больно сильно хочет служить. Из переживался весь. – сказала мама с сочувствием.
– Делов-то. Сейчас с Глущенко поговорю и «Равняйсь! Смирно!»
– А кто это, Глущенко?
– Да, прапорщик один. «Покупатель». С Украины откуда-то. С Чапаевской дивизии что-ли? Ну, ладно. Побежала я.
Я грустно улыбнулся ей в след. Мама ласково погладила меня по голове:
– Успокойся сынок. Что ты, Альку не знаешь. Натрындит, натрындит. Не расстраивайся.
Я обреченно поплелся в свою комнату.
Как же пережить этот день?
Прошло около часа. Звонок в дверь.
– Юр, иди– ка! – весело кричит мама.
«Опять кто-то поздравлять будет», – обреченно подумал я. Нехотя поплелся в прихожую.
Там опять Алевтина. «Что еще», – думаю и с непониманием смотрю на нее.
– Пляши, солдатик! Повестка пришла! А ты, мать, можешь поплакать! – хохочет Алевтина. А в руке какая-то бумажка, которую она мне протягивает.
Беру. Читаю. Буквы прыгают:
– По-вест-ка, -по слогам, – Повестка? Повестка!!! По-о-о-вест-ка-а-а-а!!! Сегодня?!!! Меня?!!!! В армию?!!!
Ничего не могу сообразить. Обнимаю всех. Целую! Скачу по коридору!
– Ой, ладно, ладно, затискал! – довольно смеется Алевтина. – Всего делов-то! Покормлю повкусней и весь расчет! Все, все, побежала. Ты собирайся скорей. Велели прибыть до обеда. Надо оформить успеть. А то, говорит, могут уже вечером эшелон сформировать.
Вот это подарок! О таком подарке я и мечтать не смел. Захотелось взлететь. Перечитал несколько раз. Точно мне? Точно настоящая? Точно, точно, точно…
Собирать мне особо нечего. Собрано все давно. Мама плачет. Папа серьезный очень. А я скачу, как кузнечик, все понять не могу– правда или розыгрыш?
Немного успокоился. Успокоил маму. Собрался. Мама с папой пошли меня провожать. Мама все переживала:
– А как же гости вечером придут? А кто же их встретит?
– Перестань, -папа говорит. – Сейчас все узнаем и домой пойдешь.
Оформление много времени не заняло. Нашли мое личное дело и отдали прапорщику. Определили меня в казарму. Показали койку. Кровати там двухэтажные. Мне верхнее место досталось. Я был рад. Никогда еще на таких не спал. Почему койку выделили. Прапорщик сказал, что эшелон не сформировали. Все до понедельника откладывается. Я с соседями знакомлюсь. Кто откуда? В основном все местные или с района. Но несколько человек из столицы. Тут команда поступила: «Всем на обед!»
В столовой мне нравилось кушать. Это я уже потом, в армии понял, что вкуснее маминой еды ничего не бывает. Так что, первое, второе и компот были поглощены с удовольствием. Кстати, Алевтину видел. Выпив компот, пошел с ней поговорить. Рассказал, что до понедельника отправки не будет. Что на улице меня родители ждут. Что вечером гости соберутся, и мама переживает, не знает, что делать.
– А ну-ка, подожди. Сейчас я, – проговорила и умчала, ничего не объяснив.
Появилась минут через пятнадцать и опять какой-то бумажкой машет.
– Держи! Увольнительная тебе до понедельника. А то, как это? Мы придем, а именинника нет? – и опять хохочет.
Мама с папой на самом деле ждали на улице. Папа, говорит, пытался несколько раз что-то выяснить. Но ему обещали только после обеда. Все были удовлетворены тем, как все сложилось. Мама с папой успокоились. Во всяком случае внешне. И мы пошли домой.
День рождения и проводы у меня прошли отлично. Мне что-то дарили. Какие-то неплохие подарки были. Но я ничего сейчас не могу вспомнить. Помню только повестку и увольнительную! Они и сейчас со мной. В «дембельском» альбоме.
И еще. Странная это штука – «блат»! Иногда простой человек имеет больше возможностей, чем куча уполномоченных!