* * *
Ранняя осень. Туман печали.
Вирус поэзии бродит в крови.
И я, как перловица,
перемещённая Всевышним на сушу,
Пропускаю скучную прозу
быстротекущей жизни сквозь душу,
Навсегда оставляя в стихах и в сердце
натуральный жемчуг любви…
АКТРИСА
Осваивает осень мастерство,
Как первоклассник – буквы алфавита,
Как лицедей, чья роль ещё не бита…
И – скоро все поверят в естество
Актрисы, поступившей очень мудро:
Она игру с тумана начала,
Полсотни изб сибирского села
Слизавшего, как языком, под утро…
Потом она, уже входя во вкус,
Дождей нам отпустила на копейку
И подчеркнула тоненькую шейку
Рябины ниткой выкрасневших бус.
О, как немели, видя ту игру,
Все зрители – от мала до велика!..
И – долго умирала повилика.
И – хохлилась ворона на юру.
Ловила осень в сети паутин
Всех грибников.
И отыграла – гляньте! –
Два первых акта.
И в её таланте
Уже не сомневался ни один.
И – вскорости актрисой гениальной
Она царила на подмостках, где
Из декораций той поры печальной –
Лишь ржавый лист на медленной воде,
Да мокрые фигурки журавлей,
Стартующие в пасмурное небо,
Свиданий наших кратких быль и небыль,
Да скука одичалых тополей…
Её успех оплачут в три ручья
Дожди.
И – никому не станет нужен
Унылый мир.
И – будет мокнуть в луже
Большая кукла, неизвестно чья.
…Поцарствовать хотелось целый век
Актрисе, но её со сцены гонит
Дебюта долго ожидавший снег,
Который, как Иван, родства не помнит…
КАТЕРОК
Над прохладным простором Оби –
Крики чаек да северный ветер.
Умирают слова о любви –
Их никто не услышит на свете…
Та, с которой был с детства знаком,
Словно юность, уходит далече…
В горле – муки и нежности ком.
Бор заречный – в тумане по плечи.
На подходе ненастные дни.
Катерок отвалил от причала,
Зажигая на реях огни,
Доски сходней волна раскачала.
Неприкаянный берег Оби.
И прощён, и оплакан стократно,
Катерок нашей первой любви
Уплывает в туман безвозвратно…
* * *
Что для русской души журавли?
Это больше, наверно, чем птица…
В сарафанчике блёклого ситца
Скрылось лето вдали.
Туч нашествие, рваных, как дым.
Всё дождём разлиновано колким.
Точно ёжик, топорщит иголки
Хмурый ельник.
Над ним,
Над простором болот и полей,
Над родным озерцом безымянным,
Примагнитивший взгляд мой туманный,
Стынет клин журавлей.
Незаметный, стою за стожком –
Прикрывает от ветра мне спину.
Постепенно кладёт на холстину
Клин стежок за стежком…
И покажется – знаком в судьбе:
Это Родина сутью былинной,
Тонкой нитью своей журавлиной
Навсегда пришивает к себе…
Разве волен я что изменить
В их кочевье, извечно суровом?
Далеко за покинутым кровом
Тает тонкая нить…
Возвращайся скорей, блудный птах!
Без тебя – беспокойно и грустно.
И любви мне не выразить устно –
Можно только в стихах…
* * *
Н. И.
Как той покаянной ночью
ты осыпала слезами моё лицо,
Так и берёзы сыплют листву,
золотя тёмную гладь озера ли,
Пруда ли, близ которого
древнее притулилось сельцо,
Где летом твою небесную
красоту прохожие озирали.
А теперь, когда больше плачется
и меньше хохочется,
Когда роща к зиме нищает,
разбрасывая монеты на воду,
Мне печально и рыбу тревожить
насадкой не хочется…
Тени туч лежат под глазами дня.
И совсем здесь не стало народу.
Природа устроена мудро,
её ритму и естеству
Подчиняюсь покорно,
бесцельно бродя по прибрежному лесу,
А потом жгу костёр,
и – сентябрь, подсыпая в огонь листву,
Прячет мелочи жизни
нескладной моей в дымовую завесу…
КОГДА…
Когда поэты рифмовали
Безжалостное «кровь-любовь»,
Ветра листву ошельмовали
И – на распыл пустили вновь…
Когда музык звучали ритмы
И шелест поздних птичьих крыл,
Я лезвием острейшим рифмы
Себе повторно вены вскрыл…
Когда разлуки эхо смолкло, –
Лишь одинокая заря
Ложилась отсветом на стёкла,
Кровавей грудки снегиря…
Когда –
Житейских драм участник –
Я загляну на жизнь вперёд,
Твоих обид чернильный ластик
Из памяти меня сотрёт…
* * *
Вчера в полшестого умолкли пичуги в садах –
Агония осени…
Выстыла за ночь изба.
На влажном стекле – отпечатки ладоней и лба.
Прибежище призраков – плотный туман на задах.
И мысли о солнце – крамольны: наложит табу
Октябрь на них.
И – останутся гнёзда пусты.
Замёрзнет трава.
И – оденутся в траур кусты.
Ускачет во мрак сумасбродных желаний табун…
И – стужи топор вновь наточит деревьев палач.
И – снег не замедлит.
И – вывернет душу тоска.
Как будто грудного младенца лишили соска, –
Лицо деформирует миру невидимый плач…
И – призраки прошлого, выстроясь цепью, в туман
Уйдут обречённо.
Обиды осядут на дно.
И – станет душа вдруг с ветрами скулить заодно.
И – серой волчицею рыскать и рыскать в урман…
Но разве возможен в спектакле счастливый конец?
Печаль о несбывшемся хмурое небо коптит…
И – зверский зима нагуляет в полях аппетит.
И – снег возвратится.
И – руки умоет Творец…
* * *
Михаилу АНДРЕЕВУ –
томскому поэту-песеннику
Эскиз заречья заштрихует дождь.
Стогов шеломы мокнут на покосе.
На луг из перелеска вышли лоси –
Проститься наспех с осенью…
Как вождь
Индейский в боевой раскраске, – клён
Стоит, своих скликая, на отшибе.
(В смертельной будет уличён ошибке
Снег, возвратясь из будущих времён…)
Скажу себе:
«Царить в душе оставь
Лишь грусть; она – не частая отрада…»
Сегодня эмигрирует из сада
Последний лист.
А завтра – ледостав.
Сегодня солнце лжёт, как на духу.
В жилетку ветра плачется ворона.
Венец лосиный – осени корона –
Валяется, поверженный, во мху…
* * *
Зачехлили давно косари
Свои косы...
День – резко на убыль.
Красит осень бескровные губы
Транспарантной помадой зари.
Тополь в драном пальтишке продрог.
Поступлю безрассудно и мудро:
Сам себя награжу в это утро
Кандалами разбитых дорог...
За чертой городской простою,
Где стихает прибой листопада...
Может, в жизни всего-то и надо:
Перелетную душу свою,
Осенивши вдогонку крестом,
Отпустить с журавлями в кочевья,
Чтоб до марта не ждали деревья;
А судьба – чтоб грозила перстом...
Может, только и надо-то мне:
Неизбежность размолвок полынных;
Очи женщин, ни в чем не повинных;
Свет рябины закатной в окне;
Перебранки зимующих птиц;
Да чтоб ангелы – вдруг не отпели;
Да любви перекаты и мели;
Да гипноз этих белых страниц...
* * *
маленькая поэма
без названия
I
Вязнет звук в тумане, точно в вате.
На часах подтягивая гири,
Заунывно «Песнь о Гайавате»
Затянула осень здесь, в Сибири…
Млечный Путь залётные путейцы
Ремонтируют…
По швам – судьбы рубаха!..
Клёны и осины – как индейцы
Племени чероки и навахо,
Вышедшие в боевой раскраске
На тропу войны; их оперенье –
Листья разномастные…
(Не в сказке
Воевать им, а в стихотворенье…)
II
Крот сомнений почву жизни роет.
Запах одиночества летуч.
Осень, словно мёртвому, прикроет
Веки солнцу пятаками туч.
Облетел и потемнел багульник.
Собственности общей переделы.
Кроет, злясь, октябрь-богохульник
Трёхэтажным… дождиком пределы.
III
Томагавк сломавши о колено,
Осень выкурит не Трубку Мира,
А «косяк»…
(Как Карло – из полена,
Сотворит душа себе кумира
Из порочного, как Магдалина, снега, –
Непорочного, как Иисуса Матерь…)
Выглажена ветром –
Блажь и нега –
Леса и полей сибирских скатерть.
IV
Время, к сожаленью, вероломно:
Обещает много… но…
Всю ночку
Первый снег настойчиво и скромно
Трубку Мира курит в одиночку…
Вот и побрели индейцы чинно,
Облачившись в белые одежды,
По тропе,
Теряя обречённо,
Как листву, последние надежды…
V
Звук в снегу увязнет, точно в вате.
На часах приопуская гири,
Заунывно «Песнь о Гайавате»
Допевает осень здесь, в Сибири…
Поворчав для виду, улетели
Журавли на долгую зимовку.
…Жизнь,
плутая
в
завтрашней
метели,
Потеряет
счастье,
как
подковку
Ранняя осень. Туман печали.
Вирус поэзии бродит в крови.
И я, как перловица,
перемещённая Всевышним на сушу,
Пропускаю скучную прозу
быстротекущей жизни сквозь душу,
Навсегда оставляя в стихах и в сердце
натуральный жемчуг любви…
АКТРИСА
Осваивает осень мастерство,
Как первоклассник – буквы алфавита,
Как лицедей, чья роль ещё не бита…
И – скоро все поверят в естество
Актрисы, поступившей очень мудро:
Она игру с тумана начала,
Полсотни изб сибирского села
Слизавшего, как языком, под утро…
Потом она, уже входя во вкус,
Дождей нам отпустила на копейку
И подчеркнула тоненькую шейку
Рябины ниткой выкрасневших бус.
О, как немели, видя ту игру,
Все зрители – от мала до велика!..
И – долго умирала повилика.
И – хохлилась ворона на юру.
Ловила осень в сети паутин
Всех грибников.
И отыграла – гляньте! –
Два первых акта.
И в её таланте
Уже не сомневался ни один.
И – вскорости актрисой гениальной
Она царила на подмостках, где
Из декораций той поры печальной –
Лишь ржавый лист на медленной воде,
Да мокрые фигурки журавлей,
Стартующие в пасмурное небо,
Свиданий наших кратких быль и небыль,
Да скука одичалых тополей…
Её успех оплачут в три ручья
Дожди.
И – никому не станет нужен
Унылый мир.
И – будет мокнуть в луже
Большая кукла, неизвестно чья.
…Поцарствовать хотелось целый век
Актрисе, но её со сцены гонит
Дебюта долго ожидавший снег,
Который, как Иван, родства не помнит…
КАТЕРОК
Над прохладным простором Оби –
Крики чаек да северный ветер.
Умирают слова о любви –
Их никто не услышит на свете…
Та, с которой был с детства знаком,
Словно юность, уходит далече…
В горле – муки и нежности ком.
Бор заречный – в тумане по плечи.
На подходе ненастные дни.
Катерок отвалил от причала,
Зажигая на реях огни,
Доски сходней волна раскачала.
Неприкаянный берег Оби.
И прощён, и оплакан стократно,
Катерок нашей первой любви
Уплывает в туман безвозвратно…
* * *
Что для русской души журавли?
Это больше, наверно, чем птица…
В сарафанчике блёклого ситца
Скрылось лето вдали.
Туч нашествие, рваных, как дым.
Всё дождём разлиновано колким.
Точно ёжик, топорщит иголки
Хмурый ельник.
Над ним,
Над простором болот и полей,
Над родным озерцом безымянным,
Примагнитивший взгляд мой туманный,
Стынет клин журавлей.
Незаметный, стою за стожком –
Прикрывает от ветра мне спину.
Постепенно кладёт на холстину
Клин стежок за стежком…
И покажется – знаком в судьбе:
Это Родина сутью былинной,
Тонкой нитью своей журавлиной
Навсегда пришивает к себе…
Разве волен я что изменить
В их кочевье, извечно суровом?
Далеко за покинутым кровом
Тает тонкая нить…
Возвращайся скорей, блудный птах!
Без тебя – беспокойно и грустно.
И любви мне не выразить устно –
Можно только в стихах…
* * *
Н. И.
Как той покаянной ночью
ты осыпала слезами моё лицо,
Так и берёзы сыплют листву,
золотя тёмную гладь озера ли,
Пруда ли, близ которого
древнее притулилось сельцо,
Где летом твою небесную
красоту прохожие озирали.
А теперь, когда больше плачется
и меньше хохочется,
Когда роща к зиме нищает,
разбрасывая монеты на воду,
Мне печально и рыбу тревожить
насадкой не хочется…
Тени туч лежат под глазами дня.
И совсем здесь не стало народу.
Природа устроена мудро,
её ритму и естеству
Подчиняюсь покорно,
бесцельно бродя по прибрежному лесу,
А потом жгу костёр,
и – сентябрь, подсыпая в огонь листву,
Прячет мелочи жизни
нескладной моей в дымовую завесу…
КОГДА…
Когда поэты рифмовали
Безжалостное «кровь-любовь»,
Ветра листву ошельмовали
И – на распыл пустили вновь…
Когда музык звучали ритмы
И шелест поздних птичьих крыл,
Я лезвием острейшим рифмы
Себе повторно вены вскрыл…
Когда разлуки эхо смолкло, –
Лишь одинокая заря
Ложилась отсветом на стёкла,
Кровавей грудки снегиря…
Когда –
Житейских драм участник –
Я загляну на жизнь вперёд,
Твоих обид чернильный ластик
Из памяти меня сотрёт…
* * *
Вчера в полшестого умолкли пичуги в садах –
Агония осени…
Выстыла за ночь изба.
На влажном стекле – отпечатки ладоней и лба.
Прибежище призраков – плотный туман на задах.
И мысли о солнце – крамольны: наложит табу
Октябрь на них.
И – останутся гнёзда пусты.
Замёрзнет трава.
И – оденутся в траур кусты.
Ускачет во мрак сумасбродных желаний табун…
И – стужи топор вновь наточит деревьев палач.
И – снег не замедлит.
И – вывернет душу тоска.
Как будто грудного младенца лишили соска, –
Лицо деформирует миру невидимый плач…
И – призраки прошлого, выстроясь цепью, в туман
Уйдут обречённо.
Обиды осядут на дно.
И – станет душа вдруг с ветрами скулить заодно.
И – серой волчицею рыскать и рыскать в урман…
Но разве возможен в спектакле счастливый конец?
Печаль о несбывшемся хмурое небо коптит…
И – зверский зима нагуляет в полях аппетит.
И – снег возвратится.
И – руки умоет Творец…
* * *
Михаилу АНДРЕЕВУ –
томскому поэту-песеннику
Эскиз заречья заштрихует дождь.
Стогов шеломы мокнут на покосе.
На луг из перелеска вышли лоси –
Проститься наспех с осенью…
Как вождь
Индейский в боевой раскраске, – клён
Стоит, своих скликая, на отшибе.
(В смертельной будет уличён ошибке
Снег, возвратясь из будущих времён…)
Скажу себе:
«Царить в душе оставь
Лишь грусть; она – не частая отрада…»
Сегодня эмигрирует из сада
Последний лист.
А завтра – ледостав.
Сегодня солнце лжёт, как на духу.
В жилетку ветра плачется ворона.
Венец лосиный – осени корона –
Валяется, поверженный, во мху…
* * *
Зачехлили давно косари
Свои косы...
День – резко на убыль.
Красит осень бескровные губы
Транспарантной помадой зари.
Тополь в драном пальтишке продрог.
Поступлю безрассудно и мудро:
Сам себя награжу в это утро
Кандалами разбитых дорог...
За чертой городской простою,
Где стихает прибой листопада...
Может, в жизни всего-то и надо:
Перелетную душу свою,
Осенивши вдогонку крестом,
Отпустить с журавлями в кочевья,
Чтоб до марта не ждали деревья;
А судьба – чтоб грозила перстом...
Может, только и надо-то мне:
Неизбежность размолвок полынных;
Очи женщин, ни в чем не повинных;
Свет рябины закатной в окне;
Перебранки зимующих птиц;
Да чтоб ангелы – вдруг не отпели;
Да любви перекаты и мели;
Да гипноз этих белых страниц...
* * *
маленькая поэма
без названия
I
Вязнет звук в тумане, точно в вате.
На часах подтягивая гири,
Заунывно «Песнь о Гайавате»
Затянула осень здесь, в Сибири…
Млечный Путь залётные путейцы
Ремонтируют…
По швам – судьбы рубаха!..
Клёны и осины – как индейцы
Племени чероки и навахо,
Вышедшие в боевой раскраске
На тропу войны; их оперенье –
Листья разномастные…
(Не в сказке
Воевать им, а в стихотворенье…)
II
Крот сомнений почву жизни роет.
Запах одиночества летуч.
Осень, словно мёртвому, прикроет
Веки солнцу пятаками туч.
Облетел и потемнел багульник.
Собственности общей переделы.
Кроет, злясь, октябрь-богохульник
Трёхэтажным… дождиком пределы.
III
Томагавк сломавши о колено,
Осень выкурит не Трубку Мира,
А «косяк»…
(Как Карло – из полена,
Сотворит душа себе кумира
Из порочного, как Магдалина, снега, –
Непорочного, как Иисуса Матерь…)
Выглажена ветром –
Блажь и нега –
Леса и полей сибирских скатерть.
IV
Время, к сожаленью, вероломно:
Обещает много… но…
Всю ночку
Первый снег настойчиво и скромно
Трубку Мира курит в одиночку…
Вот и побрели индейцы чинно,
Облачившись в белые одежды,
По тропе,
Теряя обречённо,
Как листву, последние надежды…
V
Звук в снегу увязнет, точно в вате.
На часах приопуская гири,
Заунывно «Песнь о Гайавате»
Допевает осень здесь, в Сибири…
Поворчав для виду, улетели
Журавли на долгую зимовку.
…Жизнь,
плутая
в
завтрашней
метели,
Потеряет
счастье,
как
подковку