...Понемногу привыкал к этому. Надо было. У него не было выбора. Старушка надела на него возненавиденный ошейник и пристегнула поводок. Это было унизительно – он чувствовал себя как раб. Женщине было уже за семьдесят, лишнего веса – килограммов двадцать. В дрожащих, покрытых рыжими пятнами руках она держала намордник. Зачем она это делала? Неужели никогда не задумывалась как это неприятно?! А если бы ей так кто-нибудь что-нибудь надел – интересно, что она тогда бы сказала?
Отвернулся. Вообще, в чём смысл этой игры? Зачем эти переодевания? Но, к сожалению, раз нужно – значит нужно, чего не сделаешь, будучи на чьём-то содержании. Иногда нужно терпеть прихоти пожилой женщины, в конце концов, если бы не она, был бы он также истощён как те, которые там остались. Вместо милого жирка просвечивалась бы у него сквозь кожу клавиатура рёбер. Он чувствовал, что хозяйка начинает нервничать, но лишь из-за врождённого упрямства должен был – из принципа – хоть немного показать, как сильно ему всё это не нравится.
– Франтишек! Франтишек, повернись сейчас же! – дрожащий, пискливый голосок, которому она пыталась придать властный тон, звучал комично. – Франтишек, слышишь меня? Ты нехороший!
“Твоё счастье, что кормишь вкусно, – подумал он, – иначе я бы не выдержал этого постоянного нытья”.
Повернулся, чтоб не получить поводком по заду. Несколько раз, когда с ней препирался, перетянул струну и получил трёпку. Было больно. Неприятное разнообразие в каждодневной рутине.
Наклонилась, чтоб пристегнуть ему это орудие пыток. Покраснела, от злости лицо её покрывалось сетью мелких морщин и капельками пота. Женщина стала пыхтеть от усилий. Неужели это ей действительно доставляет удовольствие? Почувствовал очень неприятный запах – немного чеснока, чуть лука и запах ужаснейший: зловоние несварения прямо из глубины внутренностей. Извергала эту ужасную вонь, а он не мог отвернуться от неё; в этот раз наверняка бы получил. Был в этом уверен. Единственное, что мог сделать – зачерпнуть немного воздуха и стараться как-то это пережить. Всё было бы хорошо, если б не эти трясущиеся беспомощные руки. К сожалению, застёгивание кнопок всегда длилось очень долго. У него было такое впечатление, что если так и дальше пойдёт, то он станет чемпионом мира в задерживании дыхания. Хуже всего то, что даже чемпион должен когда-то уступить. Немного начала кружиться голова. Слышал стук сердца. Тем временем женщина вяло боролась с застёжкой, а конца этой борьбы не было видно.
Весна в разгаре. Солнышко приятно грело. Птицы весело чирикали, завлекая мелодичными трелями. В воздухе разносился нежный запах свежескошеной травы. Франтишек чувствовал, что ему нужно это сделать. Он очень долго ждал этой минуты.
Присел.
– Франтишек! Не на тротуаре! – кричала эта надсмотрщица. – Марш на газон!
“О, мамочка, даже выкакаться спокойно, как человеку, не дадут”, – подумал раздражённый пёс и двинулся искать лучшее (в соответствии с её критериями) место.
А ведь так долго держался. С шести утра, три с половиной часа царапал двери, пытаясь подать сигнал, что время пришло. Каждый день одно и тоже. Унизительное скуление под дверями. Не отваживался демонстративно наделать на ковёр, хотя часто у него было такое желание. Он отлично знал, чем бы это могло закончиться. Поводок! Боль! Иногда ему казалось, что он сойдёт с ума. Мало того, что она придумала ему такое ужасное имя, так ещё поводки, ошейники, намордники! Вдобавок, когда он только начинал готовиться к соблазнениям и был всего лишь в шаге от обалденной самочки, она всегда кричала... “рядом” и забирала его домой. Он даже не мог спокойно удовлетворить свои основные физиологические потребности, потому что она сразу начинала ныть. Потому что ей что-то не нравилось! Эх, что за судьба...
Если бы не вкусная еда, не выдержал бы этого. Цена была слишком высока. Деликатесы, которые он получал, были первого класса. Каждый день свеженькое мяско. Очень вкусные, нежные собачьи хрустяшки. М-м-м-м, когтики оближешь!
Когда был щенком, жил в приюте для собак и голодал. Кормили отбросами и то раз в два-три дня. Надо было бороться за лучшие куски. Желающих пожрать было много. Зимой целыми днями лежал, свернувшись калачиком, не двигаясь. Каждое движение было кошмаром для промёрзшего пёсика, причиной того, что ещё больше чувствовался холод. Осень была совсем не лучше: бури и дожди. Мокрая шерсть, б-р-р-р! Да, надо было признаться – у старухи хуже не было.
С каждым месяцем воспоминаний становилось всё меньше. Всё больше мучили его недостатки и унижения, которые испытывал...
– Тяжёлые времена у нас настали, Франтишек, – вздохнула старушка, поникши головой. – Кризис, не хватает денежек. Ты, наверное, этого не понимаешь, но моя пенсия слишком мала, чтоб я могла кормить тебя также хорошо как до сих пор. Не в состоянии я, любименький.
Более-менее понял, в чём дело. Тон её голоса, заботливое выражение лица и вдобавок ко всему время есть свеженькое, пропитанное кровью мяско, были причиной того, что он понял, в чём заключаются плохие новости. Речь была о его любимых деликатесах. Глянул спрашивающим взглядом. Старушка достала что-то из холодильника и высыпала что-то грохочущее в миску Франтишка. Мясо таких звуков точно не издаёт. Запах тоже какой-то такой не очень. Поставила собачье пиршество на пол. Посмотрел: о, ужас! Она издевается? Насыпала горсть обглоданных куриных косточек! Это нечто должно быть обедом? Ах, значит, она задумала затянуть пояс потуже. Наверное, хочет проверить, как далеко сможет зайти в искусстве издеваться надо мной? Что за чёртова садистка!
Она знала, что подводит его, но больше уже не могла так. До сих пор, она всё чаще сама себе отказывала во многом. Старалась, чтоб её четвероногий любимец жил в наилучших условиях. Часто обходила несколько магазинов и сравнивала цены, чтоб немного сэкономить. Для Франтишка. К сожалению, последний рост цен перечеркнул все её усилия. Сейчас, чтобы дожить до пенсии, оба вынуждены были жить скромнее.
Она смотрела на любимую собачонку. “Собачонка” – огромный ротвейлер, ответил на взгляд. Прыгнул. Повалил старушку на землю и мощными челюстями впился ей в горло. Из артерии брызнула кровь.
Свеженькое горячее мяско...
Перевод с польского Анны Юшкевич
Отвернулся. Вообще, в чём смысл этой игры? Зачем эти переодевания? Но, к сожалению, раз нужно – значит нужно, чего не сделаешь, будучи на чьём-то содержании. Иногда нужно терпеть прихоти пожилой женщины, в конце концов, если бы не она, был бы он также истощён как те, которые там остались. Вместо милого жирка просвечивалась бы у него сквозь кожу клавиатура рёбер. Он чувствовал, что хозяйка начинает нервничать, но лишь из-за врождённого упрямства должен был – из принципа – хоть немного показать, как сильно ему всё это не нравится.
– Франтишек! Франтишек, повернись сейчас же! – дрожащий, пискливый голосок, которому она пыталась придать властный тон, звучал комично. – Франтишек, слышишь меня? Ты нехороший!
“Твоё счастье, что кормишь вкусно, – подумал он, – иначе я бы не выдержал этого постоянного нытья”.
Повернулся, чтоб не получить поводком по заду. Несколько раз, когда с ней препирался, перетянул струну и получил трёпку. Было больно. Неприятное разнообразие в каждодневной рутине.
Наклонилась, чтоб пристегнуть ему это орудие пыток. Покраснела, от злости лицо её покрывалось сетью мелких морщин и капельками пота. Женщина стала пыхтеть от усилий. Неужели это ей действительно доставляет удовольствие? Почувствовал очень неприятный запах – немного чеснока, чуть лука и запах ужаснейший: зловоние несварения прямо из глубины внутренностей. Извергала эту ужасную вонь, а он не мог отвернуться от неё; в этот раз наверняка бы получил. Был в этом уверен. Единственное, что мог сделать – зачерпнуть немного воздуха и стараться как-то это пережить. Всё было бы хорошо, если б не эти трясущиеся беспомощные руки. К сожалению, застёгивание кнопок всегда длилось очень долго. У него было такое впечатление, что если так и дальше пойдёт, то он станет чемпионом мира в задерживании дыхания. Хуже всего то, что даже чемпион должен когда-то уступить. Немного начала кружиться голова. Слышал стук сердца. Тем временем женщина вяло боролась с застёжкой, а конца этой борьбы не было видно.
Весна в разгаре. Солнышко приятно грело. Птицы весело чирикали, завлекая мелодичными трелями. В воздухе разносился нежный запах свежескошеной травы. Франтишек чувствовал, что ему нужно это сделать. Он очень долго ждал этой минуты.
Присел.
– Франтишек! Не на тротуаре! – кричала эта надсмотрщица. – Марш на газон!
“О, мамочка, даже выкакаться спокойно, как человеку, не дадут”, – подумал раздражённый пёс и двинулся искать лучшее (в соответствии с её критериями) место.
А ведь так долго держался. С шести утра, три с половиной часа царапал двери, пытаясь подать сигнал, что время пришло. Каждый день одно и тоже. Унизительное скуление под дверями. Не отваживался демонстративно наделать на ковёр, хотя часто у него было такое желание. Он отлично знал, чем бы это могло закончиться. Поводок! Боль! Иногда ему казалось, что он сойдёт с ума. Мало того, что она придумала ему такое ужасное имя, так ещё поводки, ошейники, намордники! Вдобавок, когда он только начинал готовиться к соблазнениям и был всего лишь в шаге от обалденной самочки, она всегда кричала... “рядом” и забирала его домой. Он даже не мог спокойно удовлетворить свои основные физиологические потребности, потому что она сразу начинала ныть. Потому что ей что-то не нравилось! Эх, что за судьба...
Если бы не вкусная еда, не выдержал бы этого. Цена была слишком высока. Деликатесы, которые он получал, были первого класса. Каждый день свеженькое мяско. Очень вкусные, нежные собачьи хрустяшки. М-м-м-м, когтики оближешь!
Когда был щенком, жил в приюте для собак и голодал. Кормили отбросами и то раз в два-три дня. Надо было бороться за лучшие куски. Желающих пожрать было много. Зимой целыми днями лежал, свернувшись калачиком, не двигаясь. Каждое движение было кошмаром для промёрзшего пёсика, причиной того, что ещё больше чувствовался холод. Осень была совсем не лучше: бури и дожди. Мокрая шерсть, б-р-р-р! Да, надо было признаться – у старухи хуже не было.
С каждым месяцем воспоминаний становилось всё меньше. Всё больше мучили его недостатки и унижения, которые испытывал...
– Тяжёлые времена у нас настали, Франтишек, – вздохнула старушка, поникши головой. – Кризис, не хватает денежек. Ты, наверное, этого не понимаешь, но моя пенсия слишком мала, чтоб я могла кормить тебя также хорошо как до сих пор. Не в состоянии я, любименький.
Более-менее понял, в чём дело. Тон её голоса, заботливое выражение лица и вдобавок ко всему время есть свеженькое, пропитанное кровью мяско, были причиной того, что он понял, в чём заключаются плохие новости. Речь была о его любимых деликатесах. Глянул спрашивающим взглядом. Старушка достала что-то из холодильника и высыпала что-то грохочущее в миску Франтишка. Мясо таких звуков точно не издаёт. Запах тоже какой-то такой не очень. Поставила собачье пиршество на пол. Посмотрел: о, ужас! Она издевается? Насыпала горсть обглоданных куриных косточек! Это нечто должно быть обедом? Ах, значит, она задумала затянуть пояс потуже. Наверное, хочет проверить, как далеко сможет зайти в искусстве издеваться надо мной? Что за чёртова садистка!
Она знала, что подводит его, но больше уже не могла так. До сих пор, она всё чаще сама себе отказывала во многом. Старалась, чтоб её четвероногий любимец жил в наилучших условиях. Часто обходила несколько магазинов и сравнивала цены, чтоб немного сэкономить. Для Франтишка. К сожалению, последний рост цен перечеркнул все её усилия. Сейчас, чтобы дожить до пенсии, оба вынуждены были жить скромнее.
Она смотрела на любимую собачонку. “Собачонка” – огромный ротвейлер, ответил на взгляд. Прыгнул. Повалил старушку на землю и мощными челюстями впился ей в горло. Из артерии брызнула кровь.
Свеженькое горячее мяско...
Перевод с польского Анны Юшкевич