Дорожная Гаврилиада
В авто Гаврила по дороге
Летел, ногами жмя педаль,
И не потели эти ноги,
Несясь в неведомую даль.
Гаврила не любил ухабы,
Как всякий грамотный шофёр,
И не любил смотреть, как бабы
Бегут на красный светофор.
Воскликнув: «Будь же ты неладна,
Куда ж ты скачешь, как коза?!»,
Он баб таких давил нещадно,
Прищурив строгие глаза.
И, раздавив её безбожно,
Он ей не вызывал врача,
Поскольку бабе жить не можно,
Дорожных правил не уча!
Жестокий чердачный романсеро
Висит белье на чердаке,
Оно, наверно, сохнет,
А кот, лежащий в уголке,
Наверно, скоро сдохнет.
Он содержал тут ресторан:
Вино, оркестр, кисы…
Гуляли здесь по вечерам
Не мыши и не крысы!
Но вот, когда не ждал никто,
Случилась вдруг облава.
Пришли три фрайера в пальто,
А с ними тетя Клава.
Она сказала: «Для белья
Чердак мне нужен чистым!»
…Три пневматических ружья
Защелкали со свистом.
Был перебит весь персонал,
Оркестр и клиенты —
Но где же их мемориал
И траурные ленты?
Все трупы изверги сожгли
В одном большом корыте,
Но кот, лежащий здесь в пыли,
Еще живой, учтите!
Ему в колено и в плечо
Всадили два заряда,
И, кроме мщения, ничо
Ему теперь не надо.
Ого! Теперь он зол, как черт!
Сейчас, по всей программе,
Он вырвет несколько аорт
Когтистыми руками!
…Но, встав и дико ослабев
Из-за потери крови,
Он в угол рухнул, побледнев,
И умер, хмуря брови.
***
А тетя Клава третий год,
Когда белье снимает,
Все говорит: «От ёшкин кот!
Ну, чем же тут воняет?»
1998 год
Как дышится легко после дождя,
Как хорошо под синим неба сводом,
От жизни ничего уже не ждя,
Дышать освобожденным кислородом!
Люблю я с коммерсанткою вдвоем
Бродить по зеленеющим газонам,
И чувствовать груди ее объем —
Упругий и наполненный озоном.
Уставши, мы присядем на бугор,
Шепну я ей: «Не будьте же так строги…» —
И шире, чем валютный коридор,
Красавица моя раздвинет ноги.
Вы слышите, подонки из Кремля? —
Поэту этот жест прекрасной дамы
Важней деноминации рубля
И новой антикризисной программы!
Аскорбительная зописка
Ивана Цоревча к Змею Горынчу
трипещи своей паганою прорвою!
страшны я когда фезически буйствую
обратил внимание — я не здороваюсь,
это я к тибе презреннее чуствую
атдовай нимедля марью Красавитцу
коя за мужа меня будет выдана
и Поскриптум если чо не понравитцо
ты прилетай, мы разберёмся, чё именна
*************
…Потому, что в России дороги
Непригодны к хождению ног,
Перебиты-поломаны ноги
В результате всех этих дорог.
Километров прошел я без счета,
Испытал все и взад и вперед,
Но все время я чувствовал — чё-то
Мне нормально идти не дает.
И я странствовать стал аккуратно,
Пристрастился к плохому вину;
В день пройду метров двести — и ладно!
Лягу — и прозреваю страну.
Но куда бы ни кинул я взором
В те моменты, когда прозревал,
Всюду видел я быт, о котором
Без прозрения подозревал:
Бабы пьяные, дети босые,
Мужики обсуждают закон…
…Шибко пахнет махоркой в России,
Сизой дымкою стелется стон.
Этот стон у нас песней зовется —
От Москвы и до станции Чик
Черный ворон все вьется и вьется
Да никак не замерзнет ямщик.
Метаморфозы
(гримасы мужества)
Когда мы видим в невообразимом
Чаду кабацком женщину — тогда
Любой из нас мечтает стать грузином,
А не якутом… понимаешь, да?
Грузином стать нельзя вот так вот сразу,
Сначала надо выпить все до дна,
Потом разбить бокал, а лучше — вазу,
И станет суть кавказская видна.
Кинжал наш вырастает постепенно,
Гортанный голос режет тишину:
— Зачем сидишь с каким-то с бизнесменом,
А с не грузином… понимаешь, ну?
Мы ей луну бросаем апельсином
Так часто!.. даже руки устают.
И те из нас, кто был хоть раз грузином,
Нас понимают… остальные — бьют!
Завидев милицейскую машину,
Останемся лежать, не побежим.
Куда?.. бежать несчастному грузину
С породистой фамилией — Голфстрим.
Новая охотничья сказка для Алисы
Вершину скрыли облака,
А на вершине той
Сама большая Кабарга
Стоит, бия струёй.
И те, кто видели её,
Умолкли на века;
Струя-то, братья, — ё-моё! —
Сильна и далека.
…Я взял с собой проводника
И верный оверлок.
Дрожал слегка у ледника
Поджарый мой Хот-дог.
Мы долго шли, топча снега,
И вдруг мой проводник
Воскликнул: «Мындыр! Кабарга!»
И рухнул на ледник.
Хот-дог сорвался с поводка,
Вцепился твари в бок:
— Тебе game over, Кабарга! —
Я вскинул оверлок,
Но Кабарга, шипя струёй,
Ударилась в бега.
Мы оверложили её
Почти до четверга.
…Конечно, отняли струю,
А что же Кабарга?
Опять растить струю свою
Она ушла в снега.
А мы назад, как по ковру,
С Хот-догом шли вдвоём.
Его не съем я, пока вру,
Мы дружим, пока врём.
*********
Мы знаем смысл, но нам его сказали
И этот смысл сбивает с мысли нас.
А водка, как и прежде — на вокзале,
А синяки все там же — возле глаз.
Вчера опять хотелось быть великим,
Хотя и знал, чем кончится с утра:
«Маестр-ра, туш!»… приветственные клики!..
Опять же — троекратное «ура!»…
Как говорил покойничек Есенин,
А я стоял, приблизившись к стене
И осторожно улыбался всем им,
Которые «ура!» кричали мне.
Да, водку трескать мы всегда умели,
Жаль, водкою нельзя напиться впрок:
Давно уже количество похмелий
Превысило число бессмертных строк.
Любимая! Я начал озлобляться,
Я всех люблю, но я не Иисус…
Спаси меня, любимая, от блядства,
А от тебя я как-нибудь спасусь.
Ах, господа!.. мне скучно… что ж такого?
Какой дурак, скучая, не живет?
Но иногда так хочется простого
Раненья огнестрельного в живот,
Чтоб, умирая, улыбнуться криво
И внятно прошептать примерно так:
«Быть знаменитым…это…некрасиво,
Как говорил покойник Пастернак…»
Душевная губная дисгармония
Ты губа и я губа,
Обе мы в помаде —
Ох, нелегкая судьба
Быть губами Нади…
Мы целуем все подряд,
Нас кусают дядьки —
Правду люди говорят:
Нет ума у Надьки.
Всем издалека видна
Недалекость мысли —
Ненасытная она
В непотребном смысле!
Хватит нас макать в портвейн
Перед Шуры-муры!
Надька — дура, но у ней
Две губы не дуры.
Отмереть бы, да нельзя,
Мы же знаем обе:
Остальная Надька вся
Вылитая зомби.
Надьку с нами-то и то
Лаской не балуют.
Надька — кто? Она — никто!
Все же нас целуют…
Ладно, что там говорить,
Орган мы не гордый,
Вот и продолжаем жить
С Надькиною мордой.
Карнавальная ночь
(4-й сон генерал-майора МВД)
Сегодня повезло бандитским мордам,
Сегодня их не ловят и не бьют —
В связи с происходящим Новым годом
В милиции все пляшут и поют.
А те, кто не поет, играют в прятки,
По-честному закрыв рукой глаза,
И строго в установленном порядке
Поющих сменят через два часа,
Поскольку поступила директива,
Чтоб, веселясь, никто не уставал,
А чтоб культурно было и красиво —
Спланирован финальный карнавал.
«Ведь можем же, когда, простите, хочем!» —
Бурчал довольно генерал-майор.
Все было хорошо, но, между прочим,
Не карнавал случился, а позор…
Майор Петрова — Ленка из пресс-центра! —
Для смеху нарядилася свиньей…
Какой позор для чести офицера!
Но — что честь офицера для нее?
Ведь Ленка из пресс-центра, эта стерва,
Считает всех вокруг за дураков
И даже на приказах министерства
Рисует, стерва, голых мужиков!
Сама не носит под одеждой лифчик,
А ни за что сама ведь не дает!
… Такой, простите, сучий коллективчик,
Что портят каждый новый Новый год.
****
Выхожу один я на подмостки,
Жду минуту, чтобы гул затих,
Ибо в зале дети и подростки —
Трудно мне перекричать всех их.
В детском взоре, искреннем и чистом,
Поселилась убежденность в том,
Что никак не может быть артистом
Тощий дядя с заячьим хвостом…
Только дядя думает иначе —
Увлеченный действием сквозным,
Перевоплотившись, резво скачет,
Станиславским от беды храним!
Я люблю спектакли с малышами,
Я не Гамлет, это верно — но
Достоверно шевелить ушами
Тоже ведь — не каждому дано!
Потому я взгляд бросаю гордо
На далекий город Голливуд:
Взять, к примеру, Харрисона Форда —
Так его же в Зайцы не возьмут!
Спору нет, у Форда есть фактура,
Деньги, бабы, прочая мура,
Но фактура — что? Фактура — дура!
Жизнь в Искусстве требует нутра…
Журналиссская народная пестня
Предисловие автора
Стихотворение было написано в те давние-давние годы, когда в Новосибирске существовал еще пресловутый бар Союза Журналистов на пересечении ул. Советская и Коммунистическая. Сейчас многое изменилось, но те, кто хоть раз побывал в том баре — не забудут его никогда. А учитывая, что достаточно большое количество посетителей тогдашнего Дома журналистов продолжает трудиться в разнообразных новосибирских СМИ и до сих пор — посвящаю это стихотворение им.
С любовью — Дм. Рябов.
Дело было в Доме журналиста,
Трое за столом сидело их —
И один высказывал цветисто
Все соображенья на троих.
Горевал он за свободу слова,
Плакал за российскую печать —
Горевал и плакал он и снова
Все никак не мог он замолчать…
А второй закатывал капризы,
Пальцами по скатерти скребя:
«Что ты здесь разводишь пресс-релизы?
Даже спьяну не понять тебя…»
Третий же красив был, очень молод,
В жизни ничего еще не знал,
Но свой информационный голод
Непрерывно водкой утолял…
Те, кто не был в Доме журналиста,
Те не знают, как красиво там:
Под гитару там поют артисты
И немало там шикарных дам!
Ну, и вот одна такая дама,
Подойдя к их столику одна,
Заявила журналистам прямо,
Что на них надеется она.
А потом сказала по-другому:
«Проявите этику свою —
Проводите вы меня до дому,
Я вам дам большое интервью!
У меня есть дома две подруги —
Прессу ждут, о помощи моля!
…Потому, что мы в большом испуге
Перед диктатурою Кремля!»
…Журналисты встали — и сурово
Все пошли за этой дамой вслед,
Потому, что есть свобода слова,
А свободы выбора-то нет!
Тихо стало в Доме журналиста,
Вздрогнуло лишь пламя у свечи…
…Так давайте выпьем грамм по триста
За ведущих репортаж в ночи.
Дорожная Гаврилиада
В авто Гаврила по дороге
Летел, ногами жмя педаль,
И не потели эти ноги,
Несясь в неведомую даль.
Гаврила не любил ухабы,
Как всякий грамотный шофёр,
И не любил смотреть, как бабы
Бегут на красный светофор.
Воскликнув: «Будь же ты неладна,
Куда ж ты скачешь, как коза?!»,
Он баб таких давил нещадно,
Прищурив строгие глаза.
И, раздавив её безбожно,
Он ей не вызывал врача,
Поскольку бабе жить не можно,
Дорожных правил не уча!
Жестокий чердачный романсеро
Висит белье на чердаке,
Оно, наверно, сохнет,
А кот, лежащий в уголке,
Наверно, скоро сдохнет.
Он содержал тут ресторан:
Вино, оркестр, кисы…
Гуляли здесь по вечерам
Не мыши и не крысы!
Но вот, когда не ждал никто,
Случилась вдруг облава.
Пришли три фрайера в пальто,
А с ними тетя Клава.
Она сказала: «Для белья
Чердак мне нужен чистым!»
…Три пневматических ружья
Защелкали со свистом.
Был перебит весь персонал,
Оркестр и клиенты —
Но где же их мемориал
И траурные ленты?
Все трупы изверги сожгли
В одном большом корыте,
Но кот, лежащий здесь в пыли,
Еще живой, учтите!
Ему в колено и в плечо
Всадили два заряда,
И, кроме мщения, ничо
Ему теперь не надо.
Ого! Теперь он зол, как черт!
Сейчас, по всей программе,
Он вырвет несколько аорт
Когтистыми руками!
…Но, встав и дико ослабев
Из-за потери крови,
Он в угол рухнул, побледнев,
И умер, хмуря брови.
***
А тетя Клава третий год,
Когда белье снимает,
Все говорит: «От ёшкин кот!
Ну, чем же тут воняет?»
1998 год
Как дышится легко после дождя,
Как хорошо под синим неба сводом,
От жизни ничего уже не ждя,
Дышать освобожденным кислородом!
Люблю я с коммерсанткою вдвоем
Бродить по зеленеющим газонам,
И чувствовать груди ее объем —
Упругий и наполненный озоном.
Уставши, мы присядем на бугор,
Шепну я ей: «Не будьте же так строги…» —
И шире, чем валютный коридор,
Красавица моя раздвинет ноги.
Вы слышите, подонки из Кремля? —
Поэту этот жест прекрасной дамы
Важней деноминации рубля
И новой антикризисной программы!
Аскорбительная зописка
Ивана Цоревча к Змею Горынчу
трипещи своей паганою прорвою!
страшны я когда фезически буйствую
обратил внимание — я не здороваюсь,
это я к тибе презреннее чуствую
атдовай нимедля марью Красавитцу
коя за мужа меня будет выдана
и Поскриптум если чо не понравитцо
ты прилетай, мы разберёмся, чё именна
*************
…Потому, что в России дороги
Непригодны к хождению ног,
Перебиты-поломаны ноги
В результате всех этих дорог.
Километров прошел я без счета,
Испытал все и взад и вперед,
Но все время я чувствовал — чё-то
Мне нормально идти не дает.
И я странствовать стал аккуратно,
Пристрастился к плохому вину;
В день пройду метров двести — и ладно!
Лягу — и прозреваю страну.
Но куда бы ни кинул я взором
В те моменты, когда прозревал,
Всюду видел я быт, о котором
Без прозрения подозревал:
Бабы пьяные, дети босые,
Мужики обсуждают закон…
…Шибко пахнет махоркой в России,
Сизой дымкою стелется стон.
Этот стон у нас песней зовется —
От Москвы и до станции Чик
Черный ворон все вьется и вьется
Да никак не замерзнет ямщик.
Метаморфозы
(гримасы мужества)
Когда мы видим в невообразимом
Чаду кабацком женщину — тогда
Любой из нас мечтает стать грузином,
А не якутом… понимаешь, да?
Грузином стать нельзя вот так вот сразу,
Сначала надо выпить все до дна,
Потом разбить бокал, а лучше — вазу,
И станет суть кавказская видна.
Кинжал наш вырастает постепенно,
Гортанный голос режет тишину:
— Зачем сидишь с каким-то с бизнесменом,
А с не грузином… понимаешь, ну?
Мы ей луну бросаем апельсином
Так часто!.. даже руки устают.
И те из нас, кто был хоть раз грузином,
Нас понимают… остальные — бьют!
Завидев милицейскую машину,
Останемся лежать, не побежим.
Куда?.. бежать несчастному грузину
С породистой фамилией — Голфстрим.
Новая охотничья сказка для Алисы
Вершину скрыли облака,
А на вершине той
Сама большая Кабарга
Стоит, бия струёй.
И те, кто видели её,
Умолкли на века;
Струя-то, братья, — ё-моё! —
Сильна и далека.
…Я взял с собой проводника
И верный оверлок.
Дрожал слегка у ледника
Поджарый мой Хот-дог.
Мы долго шли, топча снега,
И вдруг мой проводник
Воскликнул: «Мындыр! Кабарга!»
И рухнул на ледник.
Хот-дог сорвался с поводка,
Вцепился твари в бок:
— Тебе game over, Кабарга! —
Я вскинул оверлок,
Но Кабарга, шипя струёй,
Ударилась в бега.
Мы оверложили её
Почти до четверга.
…Конечно, отняли струю,
А что же Кабарга?
Опять растить струю свою
Она ушла в снега.
А мы назад, как по ковру,
С Хот-догом шли вдвоём.
Его не съем я, пока вру,
Мы дружим, пока врём.
*********
Мы знаем смысл, но нам его сказали
И этот смысл сбивает с мысли нас.
А водка, как и прежде — на вокзале,
А синяки все там же — возле глаз.
Вчера опять хотелось быть великим,
Хотя и знал, чем кончится с утра:
«Маестр-ра, туш!»… приветственные клики!..
Опять же — троекратное «ура!»…
Как говорил покойничек Есенин,
А я стоял, приблизившись к стене
И осторожно улыбался всем им,
Которые «ура!» кричали мне.
Да, водку трескать мы всегда умели,
Жаль, водкою нельзя напиться впрок:
Давно уже количество похмелий
Превысило число бессмертных строк.
Любимая! Я начал озлобляться,
Я всех люблю, но я не Иисус…
Спаси меня, любимая, от блядства,
А от тебя я как-нибудь спасусь.
Ах, господа!.. мне скучно… что ж такого?
Какой дурак, скучая, не живет?
Но иногда так хочется простого
Раненья огнестрельного в живот,
Чтоб, умирая, улыбнуться криво
И внятно прошептать примерно так:
«Быть знаменитым…это…некрасиво,
Как говорил покойник Пастернак…»
Душевная губная дисгармония
Ты губа и я губа,
Обе мы в помаде —
Ох, нелегкая судьба
Быть губами Нади…
Мы целуем все подряд,
Нас кусают дядьки —
Правду люди говорят:
Нет ума у Надьки.
Всем издалека видна
Недалекость мысли —
Ненасытная она
В непотребном смысле!
Хватит нас макать в портвейн
Перед Шуры-муры!
Надька — дура, но у ней
Две губы не дуры.
Отмереть бы, да нельзя,
Мы же знаем обе:
Остальная Надька вся
Вылитая зомби.
Надьку с нами-то и то
Лаской не балуют.
Надька — кто? Она — никто!
Все же нас целуют…
Ладно, что там говорить,
Орган мы не гордый,
Вот и продолжаем жить
С Надькиною мордой.
Карнавальная ночь
(4-й сон генерал-майора МВД)
Сегодня повезло бандитским мордам,
Сегодня их не ловят и не бьют —
В связи с происходящим Новым годом
В милиции все пляшут и поют.
А те, кто не поет, играют в прятки,
По-честному закрыв рукой глаза,
И строго в установленном порядке
Поющих сменят через два часа,
Поскольку поступила директива,
Чтоб, веселясь, никто не уставал,
А чтоб культурно было и красиво —
Спланирован финальный карнавал.
«Ведь можем же, когда, простите, хочем!» —
Бурчал довольно генерал-майор.
Все было хорошо, но, между прочим,
Не карнавал случился, а позор…
Майор Петрова — Ленка из пресс-центра! —
Для смеху нарядилася свиньей…
Какой позор для чести офицера!
Но — что честь офицера для нее?
Ведь Ленка из пресс-центра, эта стерва,
Считает всех вокруг за дураков
И даже на приказах министерства
Рисует, стерва, голых мужиков!
Сама не носит под одеждой лифчик,
А ни за что сама ведь не дает!
… Такой, простите, сучий коллективчик,
Что портят каждый новый Новый год.
****
Выхожу один я на подмостки,
Жду минуту, чтобы гул затих,
Ибо в зале дети и подростки —
Трудно мне перекричать всех их.
В детском взоре, искреннем и чистом,
Поселилась убежденность в том,
Что никак не может быть артистом
Тощий дядя с заячьим хвостом…
Только дядя думает иначе —
Увлеченный действием сквозным,
Перевоплотившись, резво скачет,
Станиславским от беды храним!
Я люблю спектакли с малышами,
Я не Гамлет, это верно — но
Достоверно шевелить ушами
Тоже ведь — не каждому дано!
Потому я взгляд бросаю гордо
На далекий город Голливуд:
Взять, к примеру, Харрисона Форда —
Так его же в Зайцы не возьмут!
Спору нет, у Форда есть фактура,
Деньги, бабы, прочая мура,
Но фактура — что? Фактура — дура!
Жизнь в Искусстве требует нутра…
Журналиссская народная пестня
Предисловие автора
Стихотворение было написано в те давние-давние годы, когда в Новосибирске существовал еще пресловутый бар Союза Журналистов на пересечении ул. Советская и Коммунистическая. Сейчас многое изменилось, но те, кто хоть раз побывал в том баре — не забудут его никогда. А учитывая, что достаточно большое количество посетителей тогдашнего Дома журналистов продолжает трудиться в разнообразных новосибирских СМИ и до сих пор — посвящаю это стихотворение им.
С любовью — Дм. Рябов.
Дело было в Доме журналиста,
Трое за столом сидело их —
И один высказывал цветисто
Все соображенья на троих.
Горевал он за свободу слова,
Плакал за российскую печать —
Горевал и плакал он и снова
Все никак не мог он замолчать…
А второй закатывал капризы,
Пальцами по скатерти скребя:
«Что ты здесь разводишь пресс-релизы?
Даже спьяну не понять тебя…»
Третий же красив был, очень молод,
В жизни ничего еще не знал,
Но свой информационный голод
Непрерывно водкой утолял…
Те, кто не был в Доме журналиста,
Те не знают, как красиво там:
Под гитару там поют артисты
И немало там шикарных дам!
Ну, и вот одна такая дама,
Подойдя к их столику одна,
Заявила журналистам прямо,
Что на них надеется она.
А потом сказала по-другому:
«Проявите этику свою —
Проводите вы меня до дому,
Я вам дам большое интервью!
У меня есть дома две подруги —
Прессу ждут, о помощи моля!
…Потому, что мы в большом испуге
Перед диктатурою Кремля!»
…Журналисты встали — и сурово
Все пошли за этой дамой вслед,
Потому, что есть свобода слова,
А свободы выбора-то нет!
Тихо стало в Доме журналиста,
Вздрогнуло лишь пламя у свечи…
…Так давайте выпьем грамм по триста
За ведущих репортаж в ночи.