Толика никто никогда не любил, единственное, что у него было – это вера, вера в Бога. Он был добрым мальчиком с богатым внутренним миром, но никто не захотел в него заглянуть. Он посвятил свою жизнь Господу Богу и верил, что тот никогда не оставит его.
Бабушка Толика Надежда Владимировна была строгой женщиной, муж ее скончался от инфаркта, когда ее дочери Алле исполнилось три годика. С тех пор она растила её одна. Алла была поздним ребенком. Ее родители поженились, когда обоим было за сорок. Надежда Владимировна работала сельским учителем младших классов, с мужем познакомилась в Москве в Третьяковской галерее. Она всю жизнь мечтала стать артисткой, мечтала приобщиться к культуре, хотела вырваться из этого проклятого села, которое так ненавидела. Уехать подальше от пьющих родителей и не образованных односельчан. Но в августе сорок первого Германия объявила войну. Надежда только окончила школу и, похоронив мечту о театральном, отправилась на завод изготовлять снаряды для боевых орудий. Одержав победу над фашистами, в мае сорок пятого из хрупкой мечтающей об искусстве девушки вернулась в родное село взрослая женщина повидавшая жизнь. Она больше не питала иллюзий о сцене, о столице и ее ненависть к местным жителям исчезла. Она заочно окончила художественный техникум и стала работать учителем рисования. Впоследствии из-за нехватки учителей ее назначили классным руководителем младших классов. Дети ее просто обожали, а ей нравилось поклонение пусть и не зрителей с охапками роз после спектакля так хоть детей приносящих ей конфетки в знак любви и верности. Наступали зимние каникулы и одинокая тридцатилетняя женщина, предложила на школьном собрании свозить детей в Москву на все праздники.
И так в январе пятьдесят пятого года Надежда прибыла в столицу вместе с пятью третьеклашками, остальных попросту не пустили родители. Надежда Владимировна хотела было пойти на автобусную остановку, но дети ее слезно просили поехать на метро. Спустившись в подземку, дети поразевали рты. Им не хотелось ехать в гостиницу они молили прокатиться еще и посмотреть другие станции. Надежда Владимировна пошла на уступку и вместе с детьми выбрала несколько станций. Она взрослая женщина едва не прослезилась когда увидела внешний декор и убранство, лепнину на потолках, узорчатые колонны из серого и черного мрамора. Они потеряли счет времени и только когда почувствовали голод, нашли нужную им станцию и поехали в гостиницу.
Встретила их администраторша с пышной перигидрольной шевелюрой на голове. Она была не довольна, что они так припозднились, и пока дети раскладывали вещи в комнатах, Надежда Владимировна выслушивала правила проживания в нумерах и осознавала как им тут не рады. И вот наступил долгожданный поход в Третьяковку. Школьники были очень воспитанными, и учительница в сердцах порадовалась, что именно эта пятерка учеников поехала с ней. Мальчикам, конечно, понравился Айвазовский, Верещагин, на втором этаже, а девочек поразил Шишкин, перед картиной « Утро в сосновом лесу» они замерли и провели не менее десяти минут. Надежда, не подумав о масштабах галереи, надела сапоги на высоком каблуке, и пока дети любовались русскими художниками, она присела на скамью, чтобы отдохнуть и подождать, пока боль в ногах утихнет.
Юрий Васильевич трудился инженером, а в свободное от работы время проводил за изучением живописи. Он прекрасно расписывал актовые залы в школах, рисовал плакаты ко дню Победы и Революции. Ему недавно исполнилось тридцать пять лет, он ни разу не был женат и думал, что уже никогда не встретит женщину своей мечты. Впервые за все годы решил побаловать себя и выбрался из своего городка в Первопрестольную. И вот проведя очередной день в галерее, и направляясь к лестнице, ведущей в гардероб, он заметил её. Она скромно сидела на скамейки напротив творчества Шишкина, ее каштановые волосы аккуратно были заплетены в толстую косу на манер сельским женщинам. Одета она была скромно, на ней было черное платье с белым отложным воротничком. На вид ей было лет тридцать, а в руках держала театральный репертуар. Юра по жизни застенчивый мужчина не мог оторвать от нее своего взгляда, и она, заметив это, смутилась и густо покраснела. Наконец поборов свою скромность Юрий подошел к даме и заговорил с ней. – Вижу, вы тоже приезжая, как и я? – И что же меня выдало?— удивилась учительница. Вы в художественной галерее и держите в руках театральную брошюру. Вывод вы приехали на несколько дней и составляете план куда пойти, москвичи как мне кажется, последний раз были в Третьяковке еще, когда учились в школе, а по театрам ходят по рекомендациям театральных критиков, а не выбирают спектакль из купленного в киосках репертуара. – Он указал взглядом на книжку в ее руках, и она засмеялась. – Какой вы внимательный. Да вы правы. Я приехала в Москву на каникулы со своим классом. Я учительница рисования – и она с гордостью кивнула в сторону школьников. – Меня зовут Юра, я тоже увлекаюсь живописью, всегда мечтал попасть сюда. Мои любимые картины Грачи прилетели и Боярыня Морозова… — Не может быть — перебила его Надежда – это и мои любимые картины. Кстати меня зовут Надежда Владимировна, можно просто Надя. Тут к ней подбежали дети и стали тянуть в разные стороны. Мальчикам хотелось одно посмотреть девочкам другое. Юрий вызвался им провести экскурсию. Оказалось, что он уже третий день сюда приходит и почти наизусть знает где, что висит. Пока новый знакомый рассказывал детям историю той или иной картины Надежда любовалась им. Юра не был похож ни на одного мужчину из их села. Он был красив, обходителен, умен. Когда в гардеробе им выдали одежду, он помог надеть ей пальто, а детям повязать шарфы. Путь от галереи к метро был не длинным, а ей безумно хотелось, чтобы их прогулка не кончалась никогда. Подойдя к метро, оба топтались на месте, не спускаясь в подземку. Они не могли наговориться. А дети канючили, что им холодно. – Это будет наглостью с моей стороны, напроситься с вами вечером в театр? – спросил Юра. – Нет, что вы? – Воскликнула Надя – мы будем безумно рады. И договорившись о встрече у большого театра в половине седьмого, разошлись. Она спустилась вместе с детьми в метро, он направился к автобусной остановке.
С того самого дня они не расставались ни на минуту. Юра так переживал, что пришел на сорок минут раньше. В руках держал красные розы, завернутые в газетку, чтобы не замерзли. Надежда приехала с опозданием и очень долго извинялась перед кавалером. Поднявшись в ложу, он, наконец, вручил ей цветы и нежно поцеловал в щеку. Дети захихикали и расселись на свои места. Во время балета Лебединое озеро, по ее щекам текли слезы. Юра накрыл своей ладонью ее руку. Надя еще никогда не была так счастлива. Она была впервые на балете, ранее она только читала о нем в газетах и представляла в своих мечтах, и впервые влюбилась. То, что она влюбилась, было важнее балета, но не хотела в этом признаваться даже самой себе. Во время антракта Юра повел их в буфет, но увидев длиннющую очередь, дети расстроились, и ему вновь пришлось побороть свою стеснительность и пролезть без очереди. Школьники впервые ели такие вкусные пирожные и запивали их лимонадом дюшес. А для себя и Нади он взял два бокала советского шампанского и бутерброды с колбасой. После, они гуляли по Красной площади, яркий свет фонарей освещал величественный кремль и его соборы, дети кидались снежками, а влюбленные шли под ручку и рассказывали о своей жизни.
Всю оставшуюся неделю они провели вместе, каждое утро посещали музеи, а по вечерам ходили в театры и один раз даже на каток. Перед самым отъездом Юра сделал Наде предложение. Она согласилась выйти за него замуж и переехать к нему в Мурманск. Он жил с родителями в большой трехкомнатной квартире. Отец его тоже был инженером, мама музыкальным работником в детском саду. У Юрия был еще младший брат, но он недавно женился и переехал к супруге. Надежда с гордостью возвращалась в поселок с женихом. Когда на вокзал пришли мамаши встречать своих детей, они были поражены красотой и статностью Юрия. Надежда вошла в дом под руку с женихом, она по — прежнему жила с матерью, которая бросила пить, как только от пьянства скончался муж. Наутро все село шепталось о новом мужчине в их захолустье. По окончанию каникул Надя написала заявление об уходе из школы и как ее не уговаривали остаться, она провела чаепитие и со всеми душевно попрощалась. Надина мать проревела весь вечер накануне их отъезда, но в душе была рада за дочь, которая, не отличаясь красотой, наконец, встретила мужчину, да еще какого! Провожать молодых отправился весь третий класс, в котором преподавала Надежда. Мама крепко обняла дочь, перекрестила три раза, чего ранее никогда не делала и втолкнула ее в вагон. Как только поезд тронулся, Надя заплакала горькими слезами. Она осознала, что больше, никогда, не увидит мать, никогда, не вернется в свой отчий дом.
Родители Юры, хотя и были интеллигентными людьми, не смогли сдержать своего недовольства невесткой, особенно мать. Они надеялись, что она будет значительно моложе и миловиднее. И как не пытался вразумить их сын, что любит Надю, в семье произошел раскол. Тем временем Надежда пыталась во всем угодить свекрови, ходила по магазинам, поддерживала чистоту в доме, стряпала пироги. Юрий устроил жену в школу. Но и в школе Надя не прижилась, дети были избалованней, чем в поселке, огрызались, не тянулись к знаниям. Тем временем Юра пытался получить повышение, пропадал на работе и приходил за полночь. У Нади так и не появилось подруг, на работу ходила как на каторгу, а свекровь и вовсе перестала с ней разговаривать. Спасалась она только письмами к матери. Но однажды не пришел ответ на ее очередное письмо, Надя написала еще одно, потом еще и когда наконец дала телеграмму соседке, почувствовала, что матери больше нет. Ее предчувствие подтвердилось, соседка написала ей, что мать умерла во сне, не мучилась, хоронили всем селом.
Шел восьмой год совместный жизни, детей все не было, и в семье начались конфликты. Надежда, потеряв мать, замкнулась, мужа никогда не было дома, и она хотела родить ребеночка для себя. Но Юра все время просил ее подождать, пока сделает карьеру. Время шло, а повышения все не было. И вот однажды Юра заявил жене, что хочет ребенка.— Но мне уже сорок, тебе сорок пять, когда ребенок пойдет в школу, нас будут принимать за бабушку с дедушкой— с улыбкой объяснялась Надя с мужем.— Но Юра был не приклонен, к тому, же на него стали давить родители, которые требовали внуков. – Брат твой уже двоих воспитывает, вот невестка всем невесткам, уже третий на подходе, а вы все никак одного заделать не можете – возмущенно шипела на всю квартиру свекровь. И спустя год Наденька ушла в декрет, пообещав скоро вернуться.
Когда Алла появилась на свет, отца Юры уже не было в живых, и всем в доме заправляла его мать. Надежда родила в мае месяце и даже тут не угодила свекровке, которая все время причитала, что рожденные в мае всю жизнь маяться будут. На выписку в роддом Юра пришел с красными розами, точно такими же какие подарил Наде у большого театра в первый их вечер. Он взял дочку на руки и больше никогда не выпускал. Для него теперь не было ничего важнее семьи. Бабушка же все чаще стала уходить из дома к другому сыну и внукам. Она не взлюбила внучку, как и ее мать. И даже часто намекала на то, что уж больно не похожа она на Юрия, и нос картошкой, и глаза узковаты и темненькая не в их породу, а уж то, что она крупновата для своих лет и вовсе доводило ее до исступления. Так постепенно все стало сводиться к ежедневным скандалам дома, Надя уходила с дочкой в комнату, пока сын выслушивал все доводы того, что Аллу нагуляли. Надя тем временем вновь стала увлекаться искусством, она часто бывала в театре, пока муж сидел с их дочкой дома. Надежда снова почувствовала себя живой с рождением дочери, и даже заметила, что после родов стала интереснее как женщина, нежели в молодости. На нее стали обращать внимание мужчины, чего отродясь не было. Юра став отцом осознал, какое счастье он чуть не прозевал, гоняясь за прибавкой к зарплате и благодарственными грамотами. Их жизнь наладилась. Аллочка росла шумным, озорным ребенком, что так сильно раздражало бабушку. Она каждый раз демонстративно вздыхала и закатывала глаза.— А у Сережи, между прочим, твоего младшего брата старший сын уже в школу собирается. А вы я так понимаю, не сможете и дневник подписывать, зрение уже будет не важным – продолжала ерничать старушка. Но как бы она не старалась уколоть невестку, сына все, же любила и очень. Она все не могла взять в толк, почему ее сын, ее Юрочка, отличник, интеллектуал, красивый мальчик, да да именно мальчиком он для нее и являлся, женился на такой неказистой бабенке, деревенской учительнице. Она все могла понять, Москва, балет, закрутился роман, но зачем, же было жениться? Почему нельзя было все закончить там же где и началось. И внучка эта ее раздражала, не сказать, что она очень любила внуков от другой невестки, ей попросту было все равно как и на младшего сына. А Юра был ее старшим любимым сыном. И она никак не ожидала, что он так ее подведет. Ей нравилось, что он живет холостяком и даже принимала это за преданность родителям и благодарность за все, что они для него сделали. А сделали они многое. Ну, прежде всего, родили, так она считала, а так как она его выносила и родила, значит, он полностью должен принадлежать ей.
На дворе стоял март шестьдесят восьмого года. Аллочке исполнилось три годика, когда раздался телефонный звонок в их квартире, изменивший всю ее дальнейшую жизнь. К телефону подошла бабушка, и из ее уст раздался пронзительный вопль, из комнаты выбежала Надежда, она увидела свекровь, лежащую на полу вниз лицом и рвавшую на себе волосы. Надя подбежала к ней, попыталась поднять, успокоить, выяснить, в чем дело, но свекровь словно впала в транс, повторяла – Мой мальчик! Бедный мой мальчик! На похороны Юры собралось человек семьдесят. Плакали, говорили теплые слова, ободряющие речи, те, кто изрядно выпил, стал петь песни. Надя не могла понять, как у такого еще молодого мужчины мог случиться инфаркт. Вся родня мужа обвиняла, конечно, ее, что она не уследила за супругом, не уберегла его, а он и на работе себя изматывал и по дому все делал, с ребенком часто сидел, пока она разгуливала по музеям. Неожиданно для всех мама Юры стала терпимее относиться к невестке и внучке. Надя вернулась в школу, а Алла осталась дома сидеть с бабушкой, которая со дня смерти сына стала ранимой и одинокой. Когда Алле исполнилось семь, ее определили в школу, в которой преподавала ее мама. Бабушка стала с внучкой разучивать нотную грамоту, в первом классе отвела ее в музыкальную школу, училась Алла не важно, зато любила петь. Надя не могла нарадоваться тому, как изменилась свекровь. — Неужели должно было произойти такое горе, — думала она, — чтобы в доме наступил мир.
Алла перешла в шестой класс, когда ее мать стала замечать за ней странности. Однажды вернувшись, домой пораньше, Надежда зашла в комнату к дочери и остолбенела. Дочурка раздела кукол и положив, друг на дружку двигала их, вверх вниз издавая стоны. Когда Надя поинтересовалась, что это за игра такая, Алла ответила, что сама придумала и продолжила играть. Надежда попыталась объяснить, что это плохая игра. Но уже через день Алла вновь раздела кукол и повторила все, то, же самое. Как ни ругала ее мать, Аллочка игнорировала все запреты до того дня пока ее мама не выбросила всех кукол. Не знавшая ни о чем свекровь уже через неделю подарила внучке новую куклу. Надежда, было, испугалась но, увидев равнодушие дочери к игрушкам, успокоилась. Алла и правда потеряла интерес к запретной игре. У нее появилось новое хобби. Через месяц после событий с куклами, Надежда, собираясь с дочкой в гости, зашла в детскую. – Аллусик ты в этом платье пойдешь? – поинтересовалась мать – давай подберем тебе другой наряд! – и, желая открыть дверцу шкафа, получила неожиданный шлепок по рукам. Не смей!— прорычала Алла, загородив собой шкаф – Я сама! Надя сразу почуяла не ладное и, оттолкнув дочь от шифоньера открыла эту злосчастную дверь. Не увидев ничего ужасного, она хотела уже уйти, но тут на глаза ей попался бюстгальтер. Красный. Большой. Чужой. Вульгарный.– Откуда это у тебя? – Закричала Надя.— Я уже взрослая, а ты одеваешь меня как ребенка, на меня уже мальчики смотрят – оправдывалась дочь. – Я не спросила для чего он тебе, я спросила откуда? – Надежда была в ярости. Алла, впервые видя свою мать в таком состоянии, и решив с ней не спорить, рассказала всю правду. Оказалось, что она ворует белье у мам своих подруг. Алла клятвенно заверила маму, что больше так делать не будет и попросила ничего не рассказывать бабушке. Два месяца в их доме была идиллия, но ближе к лету Алла стала частенько приходить домой позднее обычного. Бабушка стала провожать и встречать внучку с музыкальной школы. Но однажды бабушке стало плохо, и она не смогла встретить Аллу. Надежда, придя домой с работы, застала свекровь бездыханной в кресле. Скорая приехала быстро и констатировала смерть. Наденька сообщила по телефону эту печальную весть своему деверю и тот в скором времени к ней примчался. Пока они сидели на кухне, обсуждали предстоящие похороны, на часах пробило полночь, и только тогда Надя спохватилась о дочери. Она стала обзванивать всех ее одноклассников. Но нигде ее не было. Надя впала в истерику, Сергей пытался ее успокоить предложил пойти поискать на улице. И уже выходя из квартиры, они увидели поднимающуюся по ступенькам Аллу. Волосы ее были взъерошены, ярко красная помада размазана вокруг рта, тушь сбилась в комочки в уголках глаз. Надежда едва окинула дочь взглядом, развернулась и пошла домой.
Поминки провели дома, собрались только родственники. За столом все благодарили Надю, что она так долго ухаживала за пожилой женщиной. Под вечер все стали расходиться и лишь Сережа задержался, чтобы помочь с уборкой. — Нам надо серьезно поговорить – заявил родственник. – Конечно, а о чем? – Поинтересовалась Надежда. – Я даже не знаю с чего начать. Ты же в курсе, что у меня большая семья и эта квартира по закону моя! Так вот мы решили переехать сюда, но не волнуйся, на улице ты со своей дочуркой не окажешься. Мы совершим обмен. Вы переедите в нашу квартиру в старом доме на Петушинке. – Подожди, подожди – перебила его Надя, – какой обмен? Вам ведь дали не так давно квартиру в новострое. И что из этого? – Возмущенно воскликнул деверь. Там будет жить мой старший с невестой. А Ты будь добра начинай собирать вещи. А с чего ты взял, что я соглашусь? – Надя едва не плакала. — Сергей расхохотался. – Я законный наследник, а ты кто такая? Да моя мать тебя терпеть не могла, неужели ты думала, что приедешь из своей дыры и получишь шикарную квартиру в центре? Ты не беспокойся квартирка та нормальная, для вас сойдет. И ничего, что за водой надо на колонку ходить она рядом. Ну, тебе думаю не привыкать к таким условиям. И контингент там как раз под стать твоей дочери. — Последнюю фразу он произнес медленно и отчетливо. От такой наглости Надежда не нашлась, что ответить.
В седьмой класс Алла пошла в другую школу. Она быстро прижилась в новом районе, у нее появилось много подруг. Квартира находилась в двухэтажном деревянном доме, и оставляла желать лучшего, мыться ходили, раз в неделю в центральную баню. На колонку за водой Надя долго не могла привыкнуть ходить. Ведь в селе за нее это делала мать. Она все чаще стала вспоминать свою деревню. — Надо же отчего бежала всю жизнь это, и настигло в конце жизни! – думала Надя. Район напоминал Гетто, от центра его отделяла железная дорога. Ночью не давал уснуть шум поездов, а днем гул с овощной базы, которая, находилась рядом. Надежде пришлось уволиться, так как она не могла больше ездить на работу так далеко. Всего один автобус ходил в их сторону. Да и к тому же дочку надо было провожать в школу. Алле пришлось бросить музыкальную школу, так как родственники ее папы даже пианино им не отдали. Переехав в новую квартиру, а точнее в старую, Надя поклеила обои веселой расцветочки, приобрела на барахолке кое – какую мебель и решила завести, наконец, дружбу с соседями. Но вот парадокс, если раньше ее не принимали в обществе, потому что она была не достаточно образована для них теперь, же было все наоборот. Соседи алкоголики считали себя недостаточно хорошими для ее персоны и опять же сторонились ее. Так год, за годом просыпаясь по утрам, готовя завтрак дочери и провожая ее в школу, Надежда возвращалась в пустую квартиру и погружалась в свои мысли ровно до двух дня, затем готовила обед и шла встречать дочь. Надя уже вышла на пенсию когда дочка забеременела в первый раз. Алла ездила с хором выступать в воинскую часть, а через пару месяцев сообщила матери, что ее тошнит и голова кружится. Вызвали врача. Когда открылась ужасная правда, Надежда отхлестала дочку по щекам. – Мало я тебя порола за твои ночные гульки, потаскуха, и в кого ты такая!?— разорялась мать.— На следующий день они пошли в больницу и по тихому за почти месячную зарплату Алле сделали операцию. Ребенка у ребенка больше не было.
Перейдя в новую школу, Алла сразу стала звездой класса. Она была развита не погодам. Веселая, полная, с большой грудью, что так нравилось мальчишкам. Девочки тоже ее полюбили, ведь это так здорово иметь некрасивую подружку рядом с собой красавицей. Весь район учился в одной школе, поэтому все знали друг друга. Старшеклассники сразу заприметили новенькую и как-то после уроков предложили покурить всем вместе за теплицей. Алла не стала отказываться от сигаретки и даже не закашлялась, когда впервые затянулась. Потом они распили дешевое вино и один из самых борзых полез ей под кофту. Ребята думали, сейчас начнет визжать, брыкаться, но не тут, то было. Алла вся обмякла в руках школьника, расставила ноги пошире и попросила потрогать ее там. Парни были в шоке но, быстро придя в себя, стали прикрывать эту парочку от посторонних глаз. Молва о новенькой давалке разлеталась по району так стремительно, что Алла не успевала обслуживать ребят. Стало доходить до такого, что ее спрашивали с уроков под разными предлогами, чтобы потом как следует насладиться ей в туалете. После аборта Алла на какой-то период решила завязать с парнями. Но однажды придя за теплицу ее, сразу начали лапать, она стала сопротивляться, сказала, что просто хотела поговорить. Но парней это не остановило и лишь когда Алла стала плакать, ребята прогнали ее, сказав на последок, что для разговоров у них есть свои девушки, а она просто шлюха. Возвращаясь, домой Алла ругала себя, на чем свет стоит. – Какая же я дура, я то — думала, что меня все любят!— Прошло всего две недели Аллиного воздержания, как у нее внизу стало все свербеть. И проглотив обиду на ребят, она вновь пошла за теплицу. На этот раз она не сопротивлялась, а даже наоборот чуть ли — не умоляла мальчиков поиграть с ней в запретную игру. Школу Алла закончила с горем пополам. Учителя кое-как поставили ей тройки из уважения к ее матери. Теперь надо было определиться, что делать ей дальше. Учиться она не хотела, значит, надо было искать работу. Рядом находилась судоверфь куда ее, и взяли буфетчицей в столовую. Работа была не пыльной, зарплату платили исправно, и остатки выпечки можно было забирать домой, не официально конечно. Весна наступила в конце мая, и как это часто бывает в северных краях на земле местами лежал еще грязный снег. Алла пригласила коллег домой отпраздновать свое восемнадцатилетие. Надежда накрыла шикарный стол, наготовила много вкусностей, но к назначенному часу никто не явился. Прошло еще не меньше часа как появились первые и последние гости. На пороге стояли две молоденькие девушки брюнетка и блондинка, они работали поварами, подарили красивый чайный сервиз и букет красных гвоздик. Оказалось, что у всех дела, семья, и лишь они смогли вырваться. – Ну, что ж, если никто больше не придет, значит, будем начинать – и Алла проводила девочек за стол. Сперва коллеги попробовали селедку под шубой, затем приступили к холодцу, когда открыли шампанское, девушки стали отнекиваться, но из уважения к имениннице произнесли первый тост за ее маму и осушили бокалы до дна. – А это кто? – спросила одна из подружек, взяв с комода фотографию Юры? – А, это мой папка, он умер, когда мне было три года – чавкая, ответила Алла. — Красивый. На Гагарина чем – то похож — улыбнувшись, сказала девушка. — Ой, и правда мам, наш папка то на Гагарина похож – обрадовалась Алла. — На кого? – не расслышала Надя. – На первого космонавта, вот на кого. На Юру Гагарина. Ой, так ведь и нашего папку Юра зовут – Алла посмотрела на мать с подозрением. Распив бутылку до дна, девчонки включили магнитофон и стали танцевать. Шипучка ударила всем в голову и уже когда Надежда доставала утку из духовки, девчонки распивали третью бутылку шампанского. Алла стала горланить песни. Осколки графина из под морса уже валялись на полу. А одна из девиц танцевала в обнимку с фотографией Юрия. — Что вы себе позволяете? – Надежда была в бешенстве, и, выхватив фотографию мужа из рук настырной девицы, выбежала из квартиры вместе с фоторамкой. А девушки, как ни в чем не бывало, продолжили застолье.
Прошло какое-то время, и Алле от судоверфи дали комнату в девятиэтажном общежитие, рядом с их деревянным домом. Самое главное там была вода, и не надо было больше ходить на колонку. Комната была маленькая метров двенадцать, кухня была общая на этаж, но зато туалет и ванная были у каждого своя, как и коридор. Многие жильцы ставили себе в комнату конфорочную плитку, чтобы не пользоваться общественной. Переехав в общежитие, Надежда лишилась квартиры, так как родственники сразу выставили ее на продажу. Жить с дочерью становилось все не выносимее. Алла ежедневно приводила домой новых мужчин, застолья затягивались до утра. Надежде ничего не оставалось, как снять соседнюю комнату, для этого ей пришлось устроиться уборщицей на полставки в магазин. Алла перебрала всех мужчин на работе, и теперь переехав в общежитие, принялась за местных ребят. С некоторыми она была знакома по школе, но большинство из них уже были женаты и любили своих жен. На дворе стоял 87 год, время глобальной перестройки. Горбачев с глупой улыбкой вещал с черно-белых телеэкранов, о свободой стране. К женщинам легкого поведения стали относиться терпимее даже равнодушно. И в том же году Алла впервые влюбилась. Его звали Гера, жил он этажом ниже, у него была жена и двое маленьких детей. Его супруга тоже любила выпить, потанцевать, на этом они и сошлись с Аллой. Лида жена Геры была миниатюрной блондинкой с голубыми глазами. Но характер у нее был сложный. Выросла в детдоме, и своих детей воспитывала так же как там. Часто кричала на них, лупила. Все время находилась на своей волне, но муж все терпел, так как очень любил ее, и на Аллу просто не обращал внимания. Тогда – то Алла и прекратила спать со всеми подряд, стала меньше пить, перекрасила волосы в ярко-рыжий цвет и сменила имидж. Но Гера не мог надышаться на свою Лидусю, и хоть стал замечать симпатию со стороны Аллы, все равно ее игнорировал. В какой-то момент Алла поняла, что вновь беременна. Придя к врачу, оказалось, что для аборта слишком много недель и уже ничего не изменить. Она пыталась дома сделать искусственно выкидыш, но ничего не получилось. Пришлось рожать. Надежда была в полном ужасе.— Какая из тебя мать? – кричала она на дочь? – Ты же о себе позаботиться не можешь! У тебя одни пьянки, да мужики на уме. Кто отец ребенка хоть знаешь? – Алла молчала.
В январе 88 года, в роддоме номер один, у рыжеволосой молодой женщины родился мальчик. Он не издал ни единого писка, а лишь улыбался. Надежда полюбила мальчика сразу как его увидела, и все мысли сдать его в дом малютки мигом улетучились. Назвали его Толиком. Мальчик сразу после выписки переехал жить в бабушке, Алла жила по соседству и приходила лишь покормить грудью и то пару месяцев, затем стала сцеживать молоко в бутылочку. Надежде пришлось уволиться, теперь она всецело посвятила себя внуку. Мальчик рос милым, скромным ребенком. То ли из-за репутации его матери, то ли по какой-то другой необъяснимой причине но у него не было друзей. Толика отвели в сад, но уже через пару недель забрали оттуда. В садике он подцепил чесотку, и, бабушка посчитала, лучше она его будет воспитывать дома сама. Маму Толик видел раз в день и то пару минут. Она заходила к ним в комнату целовала сына, рассказывала в вкратце последние сплетни и уходила. Маму Толик любил, а вот бабушку боялся и даже ненавидел. Ему казалось, это бабушка разлучила его с мамой и не дает чаще видеться. Ему нравился аромат маминых духов приторно-сладких, очень любил, когда мама слегка подвыпившая сажала его на колени, и, поцеловав в щечки, оставляла следы красной помады. Она ему казалась идеалом красоты, вся такая большая, яркая, громкая, веселая. Бабушка же напротив, была сухая, маленькая женщина с сальными волосами, связанными в пучок на затылке. Толик очень хотел жить с мамой и, видя, как она играет с детьми дяди Геры, очень им завидовал. Время шло, Надежда не молодела. В первый класс на 1 сентября Толика повела бабушка. У мамы попросту не было ни времени, ни желания. В школе он, было, обрел друзей, не из местных, но уже через пару дней они отказались от него, узнав, что он не с благополучной семьи. Над ним не издевались, не дразнили, а просто игнорировали. Бабушка, опасаясь за внука, как бы его не обидели, все время провожала и встречала со школы. Чем еще больше оттолкнула одноклассников от общения с ним.
В одном классе с Толиком учился один мальчик Виталик, которого тоже провожала бабушка. На этой почве они и сдружились, и их бабушки тоже. Бабушка Виталика Ирина Петровна, была верующим человеком и все пыталась затащить в церковь Надежду с внуком. – Ну, зачем мне это?— Не понимала Надя — у меня столько проблем, и времени нет совсем — оправдывалась она перед подругой. – В церковь надо ходить, чтобы найти равновесие в мирской жизни, поднятия силы духа, воли — убеждала ее Ирина Петровна. – Просто ты веришь, что тебе это поможет и эта вера дает тебе силы – отвечала ей Надежда, — а я верю только в своего внука, в его будущее. Толик учился на одни тройки, способностей никаких не было ни в спорте, ни в учебе. Бабушка почти ежедневно на него кричала, заставляла сидеть рядом с ней и делать уроки, от ее крика содрогались стены, соседи думали, что там убивают ребенка. Но Надежда боялась одного — упустить внука как свою дочь. А Толик лишь мечтал об одном – о нормальном детстве. Ему очень хотелось играть с другими детьми, хотелось, есть мороженое, ходить в кино как все его одноклассники, но на все просьбы слышал один ответ — отрицательный. Их окна выходили на сопки, а за ними был залив. Летом, когда все остальные дети разъезжались по отпускам, Толик вместе с бабушкой поднимался на эти сопки и собирал чернику, а иногда даже попадались грибы. Грибов хватало, чтобы пожарить вместе с картошкой на один раз, а вот ягоды было море. Они с нее и пирог пекли и сырой ели. В третьем классе, Толик понял, что для него значит его бабушка. Он полюбил ее всем сердцем, а мать свою стеснялся. У него пропала та щенячья любовь, то восхищение ей, когда однажды увидел ее у магазина с другими мужиками громко хохочущую и распивающую пиво. Перестав недооценивать свою бабушку, Толик стал прилежнее учиться, помогать ей в уборке, перестал клянчить вещи, которые были не по карману. Надежда не могла нарадоваться своему внуку. Она пообещала, что сходит в собес и выбьет им путевку на море. У Толика появилась мечта. Теперь он спал и видел, как они с бабушкой едут в поезде на море, он занимает верхнюю полку как взрослый, а приехав на место, они, не разбирая вещей, бегут купаться. Толик даже записался в бассейн, чтобы научиться плавать. В бассейне он познакомился с девочкой, которая тоже воспитывалась бабушкой. Девочку звали Таня. Она была очень красивая и воспитанная не похожая на девочек с общежития. У Тани была длинная русая коса, брови и ресницы черные, а цвет кожи белый-белый. Теперь у Толика появилась новая мечта – Таня. Бабушка девочки пригласила Толика с его бабушкой в гости, так они стали дружить семьями. У Татьяны родители погибли в автокатастрофе, жили они почти в центре, училась она в гимназии. Толику очень нравилось бывать в гостях у Тани, где все было чисто, красиво и пахло выпечкой, но каждый раз возвращаясь в свой район, он жалел, что знает как живут другие люди и даже думал лучше бы, он не знал Таню.
В пятом классе во время урока математики, в класс вошла, завуч и попросила Толика выйти в коридор. Алла стояла, облокотившись о подоконник с заплаканными глазами, Толик сразу почувствовал, что случилась беда. – Сынок, деточка, у нас такое горе – навзрыд начала Алла — ой, не знаю, как тебе сказать – она захлебывалась слезами. Толик смотрел то на маму, то на завуча. – Толик – начала было говорить завуч, но ее перебила Алла – я сама должна сказать ему об этом – и она посмотрела на сына серьезным взглядом. – Нашей бабушки больше нет. У Толика все потемнело в глазах. Ему показалось, что пол под ним дал трещину, и он летит вниз. Мама, что-то ему пыталась объяснить, но он уже ничего не слышал. Придя домой Толик впервые в жизни пошел не в свою комнату, где жил с бабушкой, а в мамину. Воздух был наполнен запахом перегара, на диване спал какой-то мужик, на столе стояла начатая бутылка водки. – Я хочу к себе домой – произнес, наконец, то первые слова Толик. – Это и есть теперь твой дом,— ответила Алла— та комната была не ваша, твоя бабушка ее снимала. Она взглянула на спящего мужика – Ой, если ты беспокоишься об этом, так я его быстро выпровожу – и, сказав это, она стала будить друга. Мужчина пару раз ругнулся но, очухавшись, извинился перед мальчиком и, выпив на посошок, покинул комнату. – Теперь мы вдвоем. Ты не волнуйся, бабушка теперь в лучшем мире. – Алла сев за стол, налила себе граненый стакан водки, и, произнеся – За тебя мамочка – осушила стакан до дна. Толик стоял в проеме комнаты и вспоминал по крупицам сегодняшнее утро. Вот бабушка его будит поцелуем в лоб, на столе уже стоит завтрак, отварные яйца, бутерброд с сыром и чай с лимоном как он любит. Вот бабушка стоит уже в коридоре, причитает, что вспотела, пока он копается со шнурками на обуви. Вот они идут через железные пути, ждут пока проедет поезд, он ей рассказывает выученное стихотворение к уроку, а она его ругает, чтоб не открывал рот, а то заболеет. От воспоминаний его пробудила мать – Есть будешь?— спросила она, убираясь в комнате. — Нет, я не голоден. Как она умерла? – Толик смотрел на мать в упор, но не видел ее. – Не волнуйся сына, бабушка недолго мучилась. Проводив тебя, она зашла в магазин, и видимо там у нее прихватило сердце, скорая приехала поздно, но вряд ли бы они ее спасли, сам понимаешь, она у нас была уже старенькая. Тут в дверь раздался стук и женский голос – Аллка открывай, давай — стук продолжился. Толик открыл дверь и увидел перед собой тетю Лиду. Она начала охать, причитать, обнимать Толика и его мать.— Как же так? Как же теперь жить? Тетя Надя такая женщина была, памятник ей нужно поставить. Я тут чекушку принесла, помянуть ее. – И достав из внутреннего кармана плаща бутылку, Лида уселась за стол. – Давай мою сначала допьем, потом уже твою откроем. Толик давай с нами, тебе можно в такой день 50 грамм пропустить – Алла хотела было обнять сына, но он, схватив бутылку, бросил ее в мать, но Алла шустро увернулась и бутылка разбилась о стену в дребезги. Толик выбежал из комнаты с криком — Ненавижу. – Нет, ну ты видела? – Алла едва не плакала. – Да он это от шока, он не ненавидит тебя, не переживай — Лида пыталась утешить подругу. – Да я про бутылку говорю, вот гаденышь не зарабатывает, а уже портит чужое имущество. Ладно, я пока убираю, ты давай свою открывай – и Алла стала собирать осколки с пола.
Выбежав из комнаты, Толик бегом по лестнице спустился вниз и вышел во двор. Куда идти он не знал. Он решил поехать к Тане и рассказать ей обо всем, что случилось, адрес он знал, маршрут как ехать помнил. Простояв на остановке не меньше часа, околев и уже собираясь идти, домой вдалеке показался автобус. И только сев в него Толик вспомнил, что у него нет денег. Кондукторша, сердитая ярко намалеванная тетка смотрела на него как цербер. Толик стал шарить по карманам, делая вид, что потерял деньги, но кондукторша была неумолима и, говоря громко, чтоб слышал весь автобус, стала стыдить мальчика. Он густо покраснел, и не найдя оправдания сказал, что выйдет на следующей остановке. Но тут какая-то женщина сжалилась над ним и оплатила за него проезд. Выйдя на нужной ему остановке, он направился к дому девочки. Зайдя в подъезд, в нос ударил жуткий запах клея. Толик увидел группу ребят сидящих на корточках у стены и держащих в руках целлофановые пакеты. Боясь идти через них, он вышел на улицу и решил дождаться Таню или ее бабушку во дворе. Не прошло и двадцати минут, как он услышал знакомый звонкий смех и, приглядевшись, увидел Таню, прыгающую вокруг бабушки бурно размахивая руками. Толик кинулся им навстречу и, поравнявшись с ними, впервые за целый день расплакался. Бабушка Тани сразу все поняла. Накормив дома детей борщом, она вышла с кухни и стала кому-то звонить. Таня стала уверять Толика, что она уговорит бабушку, чтобы он остался с ними жить. Покончив с чаепитием, Таня повела Толика в свою комнату и шепотом затараторила. — Мы с бабушкой ходили сегодня в посольство, так вот нам дали разрешение на выезд. – На выезд, откуда?— не понял Толик.— Из России, откуда еще?! – надулась девочка. Мы теперь будем жить в Америке. У нас там родственники. И ты с нами поедешь. – Толик заметно повеселел. И только когда стало темнеть, он вспомнил о матери, которая, наверное, о нем беспокоится и, попрощавшись с будущей семьей, побежал на остановку. Зайдя в общежитие, Толик направился к лифту, но на него накричала вахтерша, что молодой может и пешком подняться. Пройдя пять пролетов у него заныли ноги. На шестом этаже, стояли старшики, которые, не хотели его пропускать. Стали расспрашивать, а правда ли его дед Гагарин и громко смеясь, стянули с него шапку и, пнув напоследок, отпустили. Поднявшись на седьмой этаж, Толик направился к своей двери. Потоптавшись на месте и боясь зайти в дом он, наконец, решился постучать. Толик уже был готов, что мать его отлупит, за утреннюю выходку, или за то, что так поздно пришел но он никак не ожидал того, что произошло. Дверь открыл незнакомый мужчина. Толик хотел было пройти в комнату но, встретив сопротивление, мальчик попытался объяснить, что он тут живет. Не поверив ему на слово, мужчина крикнул кому-то, знает ли он мальчика по имени Толик и, услышав отрицательный ответ, закрыл перед ребенком дверь. Толик пошел в конец длинного коридора и стал смотреть в окно. Крупные слезы текли по его щекам. Ему так хотелось, чтобы бабушка была рядом. Прикоснувшись лбом к холодному стеклу и глядя вниз ему, захотелось прыгнуть. Толику показалось, что кто-то невидимой рукой подталкивает его вниз. Рука опустилась ему на плечо, и он обернулся, перед ним стояла мама. – А чего ты тут? Чего домой не идешь? – Толик так обрадовался матери, что крепко к ней прижался и произнес — мамочка, прости меня за то, что сделал утром, больше такого не повторится. Алла была тронута словами сына и, придя в комнату, прогнала своих собутыльников. Она пообещала сыну, что больше не притронется к спиртному, и они заживут новой лучшей жизнью.
Алла продержалась без выпивки и мужчин чуть больше месяца, даже на похоронах матери не пила. Она по-прежнему была влюблена в Геру и как только выдавалась свободная минутка шла к нему домой. Лида совсем стала, не управляема, каждый раз напиваясь, она, рыдала, говорила, что не хочет жить, что ненавидит своих детей. Толику нравился дядя Гера, и он хотел бы иметь такого отца. Гера работал, выпивал изредка, делал с детьми уроки, и никогда ни при каких обстоятельствах не бил жену. Бассейн Толик забросил, школу часто просыпал, уроки не делал и быстро скатился на одни двойки. Он по-прежнему дружил с Таней, но чувствовал, как она отдаляется от него. Девочка только и говорила про Америку. Толику тоже хотелось уехать в эту сказочную страну, жить с чужой бабушкой. И хотя его мать держала слово, и дома все было нормально, Толику не хватало той любви и заботы, которую дарила ему бабушка. Таня и вправду поговорила с бабушкой на счет Толика. Но девочке раз и навсегда дали ясно понять, что это плохая идея. – Ты пойми — говорила ей бабушка— Толик не сирота, я бы с радостью хотела ему помочь. Но у него есть мама, да и к тому, же нам и так с трудом дали визы. Я его люблю, но для меня самое главное твое будущее. Девочке было грустно расставаться с другом, ей было его жаль. А Толик спал и видел, как он летит на большом самолете в другую страну, в страну, где сбываются мечты. Одним субботним днем, Толик после школы поехал в гости к Тане. Пройдя вглубь квартиры, он увидел кучу коробок, пустые книжные шкафы и суетящуюся бабушку. Девочка объяснила другу, что они завтра улетают в Москву, а оттуда уже в Америку. Толик понял, что его не возьмут с собой, что он останется тут навсегда со своей мамой. Бабушка отправила детей играть на улицу, чтобы они не мешались под ногами. Выйдя во двор, Таня заговорила — я правда пыталась уговорить бабушку взять тебя с нами, но она сказала, у тебя есть мама и значит, тебя не отпустят — девочка посмотрела на него грустными глазами — прости меня, я обещаю тебе, что буду писать большие письма, а когда ты вырастишь, приедешь к нам. Накатавшись на качелях, дети вернулись в дом, коробок уже не было, бабушка сидела на кухни и пила чай с соседкой. Перед уходом Толик попросился их провожать, но ему сказали, что аэропорт находится в поселке Мурмашах, это далеко, но он может прийти к ним завтра домой в 9 утра и попрощаться. Толик не сомкнул глаз, боялся проспать, и уже в 7 утра стоял у дверей подруги. Бабушка Тани накормила его остатками еды, что были в холодильнике, и напоследок торжественно вручила Толику тяжеленную икону в деревянной раме. – Это тебе деточка! Храни тебя Господь — и с этими словами перекрестила его три раза. Таня клятвенно пообещала, что как только они приедут в Америку, она сразу напишет ему письмо, и еще раз перепроверив правильность адреса, поцеловала его в щеку, крепко обняла и села вместе с бабушкой в такси. Когда машина тронулась, Толик сорвался с места и побежал за ней. – Я хочу с вами – кричал мальчик,— я буду послушным, возьмите меня с собой! Машина скрылась уже из вида, а Толик все бежал и бежал, пока его дыхание не сбилось, ноги не подкосились и он не упал в снег. Он рыдал во весь голос, он не хотел терять людей, которые хоть как-то напоминали ему о его прошлой жизни, о его бабушке.
Придя домой Толик, поставил подаренную икону на обеденный стол. На него смотрела грустная женщина с младенцем на руках. – Ну и какой прок мне от тебя? – Произнес Толик. – Лучше бы фотографию на память мне подарила, а не этот дурацкий портрет. – Толик открыл холодильник в поисках еды, но там стояла лишь бутылка водки и разделанная селедка с костями. Налив себе в стакан этого пойла, мальчик сделал глоток и его тут же вывернуло наизнанку. Но пересилив себя Толик все, же допил стакан, до конца. У него закружилась голова, и он решил вздремнуть. Его разбудили крики матери. – Ах ты, скотина недоразвитая. Кто тебе разрешил водку пить? – Толик пытался оправдаться, извиниться, но было поздно. Алла уже достала ремень с железной бляхой и стала лупить его по спине, по рукам, по лицу. Толик не проронил ни единой слезинки. Было ли ему больно? Конечно. Но он боялся, что как только расплачется, мать взбесится еще больше. Немного успокоившись, Алла пошла, готовить ужин, а Толик сел за уроки. И только раскладывая макароны по тарелкам, Алла заметила икону. – А это еще откуда? Спер что ли где? – Нет, что ты? – Толик замотал головой, это Бабушка Тани подарила мне. Я ж тебе говорил, они сегодня уехали. – А, эти буржуи! – Алла говорила с набитым ртом как в детстве. – Так она может ценная, надо будет ее в ломбард отнести узнать. – Мамочка прошу не надо — Толик жалобно заныл. Ладно, не скули только, и доедай, давай. Посуду помоешь и ляжешь спать, я приду поздно. И уже в дверях Алла, словно что-то вспомнила, остановилась, подошла к сыну и поцеловала его в щеку как в детстве. Зима выдалась особенно холодной. Окна в домах трещали от мороза и покрывались тонкой паутиной льда. Толик обматывал не только горло, но и рот шерстяным шарфом, сверху шапки натягивал капюшон и застегивал его на две кнопки. В таком виде он был похож на космонавта, за что справедливо и получил такое прозвище. Старшики не давали ему прохода и всё стебались над его внешним видом. Это погоняло, дошло и до ушей однокашников и прицепилось к Толику на всю оставшуюся жизнь. Аллу это очень забавляло, и она считала это знаком свыше. – Значит все — таки я дочь великого космонавта – говорила она окружающим.
Однажды после школы Виталик позвал Толика с собой в церковь. — Пойдем, чего ты ломаешься? Там тепло водички попить можно, выпечка вкусная продается. Толик, по правде говоря, не то чтобы не хотел идти туда, он просто боялся. – Бабушка не одобрила бы, да и к тому же я не крещенный – оправдывался он. – Вот и отлично — обрадовался Виталик, — тебя покрестят, может, даже в церковную школу пойдешь, если тебе понравится ну и ты им.
Подходя все ближе и ближе к церкви, Толику хотелось дать деру, чувствовал он, что это не его. Но Виталик так радовался, что они теперь вместе будут чем-то заниматься, что он не решился бросить друга на полпути. – А вот и она, наша красавица – мальчик с гордостью указал Толику на маленькую белую церквушку в дали. — Идем скорее, а то бабушка, наверное, уже заждалась. — Проходя паперть мальчишки, прошмыгнули быстро, чтобы не смотреть в глаза попрошайкам. Перед огромной дверью ведущей внутрь здания, висела икона. И все входящие крестились и кланялись. Толик повторял все телодвижения за другом, но ему было смешно, и он едва сдерживал улыбку. И тут в дверях показалась Ирина Петровна. – Я уже тебя потеряла, служба скоро начнется. Толик – она изумленно вскрикнула и хохотнула – а, бабка твоя говорила, что вы не верующие, давно надо было прийти к Богу, глядишь, пожила бы еще немного. Ну ладно давайте заходите и тихо только не балуйтесь. Виталик я надеюсь, ты рассказал товарищу как себя вести в таком месте? На улице было солнечно, так что когда ребята зашли в храм в глазах резко замелькали белые круги. Так бывает, когда из темноты выходишь на свет и наоборот. Людей было много, а батюшка одетый весь в черное и только фартук был золотистого цвета, что-то громко бормотал, а потом и вовсе перешел на пение. Толик все время вертел головой. Ему все было в новинку, и только в конце посмотрев на своего друга, он перестал рассматривать иконы, развешанные по всему залу, и решил, прислушаться в батюшке. Но, не поняв, ни слова, мальчик принялся рассматривать публику. Тут были сплошь старухи и несколько молодых женщин с детьми. Когда служба закончилась, Ирина Петровна повела Толика к батюшке. — Познакомься Толик, это отец Михаил. Отец Михаил, это Толик. Я вам про него рассказывала, это у него бабушка умерла так и не покрестив ребенка. – Она, все говорила и говорила, но Толик уже ничего не слышал, так как у него закружилась голова, и он упал в обморок. Очнувшись, он увидел лицо батюшки, но уже без золотого фартука, а просто в черном балахоне, держащего в руках огромную тарелку с пирогами. – Ты, наверное, с голоду потерял сознание, или с непривычки так долго стоять – он дружелюбно улыбнулся мальчику. – А где Виталик? – Толик стал искать глазами одноклассника. – Они с бабушкой уже ушли, но ты не волнуйся, я тебя провожу до дома, но сперва ты должен поесть.— Толик взял один пирожок и надкусил его, начинки не оказалось, и он еще раз надкусил, на этот раз ягодный сок брызнул ему в лицо и он засмеялся. Батюшка протянул салфетку, чтобы мальчик вытер варенье. – А что это за странный запах? У меня от него голова болит — Толик доедал последний пирожок.— Это запах ладана, знаю, он не всем нравится, но так принято, так что тебе придется привыкать. – Зачем? – удивился Толик – Я не крещенный. – Мы уже этот вопрос обсудили с Ириной Петровной. В это воскресенье тебя и покрестим. Тебе лишь надо принести крестик, полотенце и именную икону. – Но как, же мама? Мальчик изумленно смотрел на мужчину. – Странно мне сказали она не против, но если есть какие-то сомнения сегодня, же их и решим. Давай попей святой водички и показывай дорогу домой.
Отец Михаил был не молодой, но и не старый Толик не мог определить, сколько ему лет, скорее всего из-за его бороды. Выйдя из церкви, они направились в сторону железных путей, снег хрустел под ногами, вдали лаяли собаки, завывал ветер, но у Толика впервые за последнее время было легко на душе. Мужчина взял ребенка за руку и шел с ним через дорогу как отец с сыном. Батюшка оказался очень веселым собеседником. Толик давно так не смеялся, и только подойдя к дому, стих. Расстегнув куртку и сняв с шеи резинку, на которой висел ключ от дома, мальчик открыл дверь. – Проходите, мамы, наверное, нет еще дома. Будите чай? У нас конфеты есть, правда, не верите? – и в подтверждение своих слов ребенок полез на антресоль, но священник его остановил. – Спасибо огромное, но я сыт, мне бы с мамой твоей поговорить. А вы значит вдвоем с ней живете?— И не успев получить ответ, в комнату вошла странная женщина. У нее была короткая стрижка огненно-рыжего цвета и приклеенная длинная белая коса. – Ой, какой мужчина, а я вас не знаю. Вы ко мне? Я Аллусик – и она кокетливо подмигнула священнику. – Мама— Толик густо покраснел,— Это отец Михаил. Я сегодня был в церкви с Виталиком и я, и мне, в общем, меня хотят покрестить в это воскресенье. Ты не против? – Интересно, со священником я еще ни разу, ну вы понимаете, того?— и Алла, повторно подмигнув, развязно рассмеялась. Толик извиняющимся взглядом посмотрел на отца Михаила. – Собственно, а зачем вы пожаловали? Спросить моего согласия, так я не против, всё лучше, чем дома болтаться под ногами. Уже провожая мужчину к лифту, мальчик попросил прощения за мать, на что священник лишь улыбнулся и спросил — А откуда у тебя икона Божьей Матери Умиление?— Толик не сразу сообразил, о чем речь. – А вы о картине, что стоит на столе?— Это не картина, а икона — поправил его священник. – Извините. Мне ее подарил очень близкий человек. – Произнося это, у Толика защипали глаза. Ему захотелось убежать в комнату и, уткнувшись в подушку разрыдаться. Когда за священником двери лифта закрылись, мальчик еще долго стоял и смотрел в одну точку.
Наступил долгожданный день крестин. Толик рано проснулся, принял душ, надел белоснежно чистую как первый снег рубашку, синие прошитые желтыми китайскими нитками джинсы, положил в пакет с вечера приготовленное белое местами протертое махровое полотенце и вышел из дома. Подойдя к церкви в 9 утра, он теперь ясно увидел все убожество здания. Одиноко стоящий маленький дом цвета мокрого асфальта, и единственное украшение, которое так радовало глаз в дали, голубой огромный купол, выглядел вблизи убого и бедно. Краска местами облупилась, а по бокам виден был птичий помет. Толик зашел в храм, все еще сомневаясь в правильности решения. Но увидев отца Михаила, все его сомнения улетучились. От священника исходило таким теплом, таким светом, что мальчику становилось хорошо на душе. Крестной стала бабушка Виталика, которого не было в церкви в связи с каникулами. Он уехал с родителями в Питер. Серебряный крестик с цепочкой и именную иконку подарила все та же крестная. Отец Михаил облачился в белые одежды. Зажгли свечи, Толику помазали руки, колени, спину между лопатками, грудь и лоб елеем. Полили голову святой водой, и надели на шею нательный крест, с произнесением молитвы. Затем священник с новокрещенным трижды обошел купель, а после торжественных песнопений прочел Послание Апостолов и Евангелие. В заключении Толику состригли немного волос, в знак предания христианина воле Божьей.
Толик думал, что его жизнь изменится к лучшему, но ничего не менялось. Он всё ждал письма от Тани, проверял ежедневно почтовый ящик, но там лежали лишь извещения о задолжности по квартплате. Алла с годами стала сильнее пить, на сына не обращала никакого внимания, порой не приходила домой неделями, и ее совсем не волновало, чем ее сын занимается, как учится, не голоден ли. Толик пробовался в церковный хор, но у него не оказалось, ни слуха, ни голоса. Отец Михаил относился к мальчику как к родному. Теперь Толик после школы не спешил домой. Он ежедневно приходил в храм и помогал бабушкам-прихожанкам по хозяйству. Мыл полы, вычищал церковную утварь. Со временем его друг Виталик отошел от церкви, стал играть в футбол, пошел в секцию по боксу и их дружба с Толиков закончилась.
Был последний день лета, Толик возвращался с церкви, про себя повторял выученные молитвы, рядом с ним бежали три дворняги, которые провожали его ежедневно до дома и были его единственными друзьями. Подойдя к общежитию, он увидел машину скорой помощи, толпу людей и рыдающего, сидячего на земле дядю Геру. Придя домой Толик, увидел собирающую вещи маму.— Лидка выбросилась из окна! Представляешь? Бедный Гера, что теперь с ним будет, с его детками? Я сынок вот что, пока поживу с ними, буду помогать, присматривать, а ты уже взрослый мальчик, сам сможешь о себе позаботиться.— Толик смотрел на нее, широко раскрыв от удивления глаза, от отвращения к собственной матери к горлу подступили рвотные спазмы, и он едва смог их подавить. Покидая сына, Алла поцеловала его в щеку и оставила немного денег на столе. Но уже через пару часов раздался громкий голос Аллы, она горланила на весь этаж последний хит, услышанный по радио. Придя домой, завалилась пьяная в одежде на кровать и захрапела. Рассказывали, что Лида была, не так уж и пьяна, детей с мужем не было в комнате, за пять минут до смерти она заходила к соседке и жаловалась, что её всё достало и жить не хочется. Толику было очень её жаль, как и всех впрочем.
В школе к Толику относились снисходительно, у одноклассников был другой объект для унижений девочка Женя. Ее просили лизать батареи, и она с радостью это выполняла. Толик пытался за нее заступиться, но его побили в раздевалке и больше он не проявлял мужества. Он здоровался с товарищами, подходил к ним на переменке, но они его игнорировали. Впрочем, его устраивало быть невидимкой. Он очень любил природу. В конце лета уезжал на другой берег, на Абрам— Мыс за грибами и ягодами. Ему везло на большие кусты, покрытые темно-синим покрывалом из крупной черники. Несколько литров оставлял для варенья, а остальное собирал для продажи. Из грибов он собирал лисички и подосиновики, и жарил их с картошкой, как любила его бабушка, а остальное засушивал на зиму. Осенью привлекали его взор огненные гроздья рябины. Ему нравился ее горький вкус и ощущения терпкости, стягивания языка. Зимой поднимался на сопки и ложился на снег, глядя на черное небо, усыпанное блестящими точками. Звезды были так далеко и так близко, казалось, стоит лишь протянуть немного руки и они на тебя посыпятся. На уроках труда Толик лучше всех мастерил кормушки для снегирей. Эти маленькие, кругленькие птички радовали его. Ему нравилась их красная немного выпуклая вперед грудка, черная с двумя бусинками вместо глаз головка, и острые крылышки серого, голубого, а порой и зеленого цвета. Около церкви всегда сновали стаи бездомных собак. Толик выносил им горбушки черствого хлеба, и ведро воды. Природа стала его домом, а собаки друзьями. – А почему люди не заберут с улиц всех этих собак? – Спросил однажды мальчик у батюшки.— Так это ж уже старые собаки, больные, к тому же почти все дворняги – отвечал отец Михаил. – Ну, может тело и дворняги, а сердце — чистейшей породы — парировал Толик. – Священник восхитился таким ответом – ты прав — сказал он – дворняги менее капризны, неприхотливы в еде, устойчивее к болезням. И если ими заниматься, то двор будут охранять не хуже немецкой овчарки. Собаки ежедневно провожали его от общаги до школы, от школы до церкви и домой. Их было три, две рыжие молодые суки, одна с порванным ухом и один старый черный кобель, вернее когда-то у него была белая шерсть, но о грязи она потемнела. Толик не знал, как к ним обращаться и придумал свои имена. С порванным ухом назвал Ариэль, вторую Гайка, а старого пса Бетховен. Животные так прикипели к мальчику, что каждый раз расставаясь с ним на ночь, выли под дверьми общежития. Толик сильно оброс, перестал бриться, над ним еще больше стали смеяться, узнав, что он хочет стать священнослужителем. Прошло шесть лет со дня отъезда Тани, а писем всё не было. Толик на автомате проверял почту, но безрезультатно. Алла так и не смогла влюбить в себя Геру. Со дня смерти Лиды он стал пить, детей забрали в детдом, но выйдя из запоя, Гера опомнился, вышел на работу, встретил другую женщину и ему вернули детей. Толик относился к матери снисходительно, в душе жалел ее, про бабушку уже и не вспоминал. С годами память вытесняет ненужные воспоминания. Окончив школу, Толик не пошел учиться, да и троечный аттестат не позволил бы ему поступить на бюджет. Толик решил посвятить свою жизнь богослужению. – Ты станешь диаконом — сказал ему отец Михаил. – Посвящаемый во диакона получает благодать служить при совершении таинств. Диакон находится в числе клириков. Толик был счастлив, что и ему нашлось место в этой жизни, что и он будет при деле. Но в двадцать лет он оказался перед сложным выбором. Чтобы стать диаконом надо было либо жениться, либо принять обет безбрачия. Отец Михаил не давил, ничего не советовал, он считал, что Толик сам должен прийти к какому-либо решению. Но годы шли, Толик душой и телом принадлежал Господу Богу, ему даже выдали черную рясу, хотя он по прежнему просто занимался уборкой в храме, и кормлением собак. Работал Толик за еду. В храме, как и в школе, был свой лидер, свои интересы, Толик и тут оказался без друзей. Стоило отцу Михаилу отлучиться, как остальные диаконы надсмехались над Толиком. И единственные его друзья собаки были всегда рядом. Толику исполнилось 25 лет. Он не отмечал день рождения, мать в очередной раз забыла об этом дне. Она пришла под утра с кабака и вырубилась в кресле. Толик расстелил постель, раздел мать и уложил ее спать. Он сел рядом на пол и стал смотреть на нее. У Аллы были красивые длинные черные ресницы. Она была ярко нарумянена. Ее пышные рыжие волосы рассыпались на подушке. Толик провел ладонью по ее щеке. Алла пошевелилась, повернулась к сыну спиной и засопела.
Толик шел по снеговой поляне, сон и явь – все переплелось в его сознании. Природа вокруг живая, земная: бегущий ручей, мостик, сделанный из жердочек, сквозь вершины осин, и берез нагих, сиял луч солнца… Снег рыхлый, по колено ему, Толик оглядывался, но не было никого, он один. Хотел сделать шаг вперед, но не смог пошевелить ногами, они окаменели, он пытался кричать, но голос предательски пропал, поднял голову к небу и стал взывать о помощи Господа Бога. Ему стало страшно. Он пытался идти вперед сквозь снег, но ноги не слушались, а со всех сторон доносился жуткий протяжный волчий вой и громогласный медвежий рык. Услышав приближающихся диких зверей, пульс его участился, на лбу выступили испарины пота. На его глазах выступили слезы, ему стало настолько жаль себя, что он закричал и услышал свой голос ноги его, сделали шаг вперед, он воспрянул духом, набрал побольше воздуха в легкие и только собрался бежать как со всех сторон налетели на него собаки. Толик не успел опомниться, как десятки дворняг своими острыми клыками вгрызлись ему в руки, ноги, шею. Боль была настолько невыносима — Вот он Ад — подумал в этот момент Толик! Он не вспоминал Бога, не читал молитву, он думал только о маме. Псины прогрызали ему кости, он закричал — Мамочка! Мамочка! Спаси, Помоги! В его глазах потемнело, кровь струилась по его телу, он чувствовал, как почти не осталось кожи на его лице и... последний завершающий его жизненный путь укус стал для него смертельным.
Толик был растерзан собаками на берегу залива Баренцева моря. Звери еще немного покружили вокруг него в поисках, чем еще насыться, и когда полностью обглодали его тело убежали в лес.
Бабушка Толика Надежда Владимировна была строгой женщиной, муж ее скончался от инфаркта, когда ее дочери Алле исполнилось три годика. С тех пор она растила её одна. Алла была поздним ребенком. Ее родители поженились, когда обоим было за сорок. Надежда Владимировна работала сельским учителем младших классов, с мужем познакомилась в Москве в Третьяковской галерее. Она всю жизнь мечтала стать артисткой, мечтала приобщиться к культуре, хотела вырваться из этого проклятого села, которое так ненавидела. Уехать подальше от пьющих родителей и не образованных односельчан. Но в августе сорок первого Германия объявила войну. Надежда только окончила школу и, похоронив мечту о театральном, отправилась на завод изготовлять снаряды для боевых орудий. Одержав победу над фашистами, в мае сорок пятого из хрупкой мечтающей об искусстве девушки вернулась в родное село взрослая женщина повидавшая жизнь. Она больше не питала иллюзий о сцене, о столице и ее ненависть к местным жителям исчезла. Она заочно окончила художественный техникум и стала работать учителем рисования. Впоследствии из-за нехватки учителей ее назначили классным руководителем младших классов. Дети ее просто обожали, а ей нравилось поклонение пусть и не зрителей с охапками роз после спектакля так хоть детей приносящих ей конфетки в знак любви и верности. Наступали зимние каникулы и одинокая тридцатилетняя женщина, предложила на школьном собрании свозить детей в Москву на все праздники.
И так в январе пятьдесят пятого года Надежда прибыла в столицу вместе с пятью третьеклашками, остальных попросту не пустили родители. Надежда Владимировна хотела было пойти на автобусную остановку, но дети ее слезно просили поехать на метро. Спустившись в подземку, дети поразевали рты. Им не хотелось ехать в гостиницу они молили прокатиться еще и посмотреть другие станции. Надежда Владимировна пошла на уступку и вместе с детьми выбрала несколько станций. Она взрослая женщина едва не прослезилась когда увидела внешний декор и убранство, лепнину на потолках, узорчатые колонны из серого и черного мрамора. Они потеряли счет времени и только когда почувствовали голод, нашли нужную им станцию и поехали в гостиницу.
Встретила их администраторша с пышной перигидрольной шевелюрой на голове. Она была не довольна, что они так припозднились, и пока дети раскладывали вещи в комнатах, Надежда Владимировна выслушивала правила проживания в нумерах и осознавала как им тут не рады. И вот наступил долгожданный поход в Третьяковку. Школьники были очень воспитанными, и учительница в сердцах порадовалась, что именно эта пятерка учеников поехала с ней. Мальчикам, конечно, понравился Айвазовский, Верещагин, на втором этаже, а девочек поразил Шишкин, перед картиной « Утро в сосновом лесу» они замерли и провели не менее десяти минут. Надежда, не подумав о масштабах галереи, надела сапоги на высоком каблуке, и пока дети любовались русскими художниками, она присела на скамью, чтобы отдохнуть и подождать, пока боль в ногах утихнет.
Юрий Васильевич трудился инженером, а в свободное от работы время проводил за изучением живописи. Он прекрасно расписывал актовые залы в школах, рисовал плакаты ко дню Победы и Революции. Ему недавно исполнилось тридцать пять лет, он ни разу не был женат и думал, что уже никогда не встретит женщину своей мечты. Впервые за все годы решил побаловать себя и выбрался из своего городка в Первопрестольную. И вот проведя очередной день в галерее, и направляясь к лестнице, ведущей в гардероб, он заметил её. Она скромно сидела на скамейки напротив творчества Шишкина, ее каштановые волосы аккуратно были заплетены в толстую косу на манер сельским женщинам. Одета она была скромно, на ней было черное платье с белым отложным воротничком. На вид ей было лет тридцать, а в руках держала театральный репертуар. Юра по жизни застенчивый мужчина не мог оторвать от нее своего взгляда, и она, заметив это, смутилась и густо покраснела. Наконец поборов свою скромность Юрий подошел к даме и заговорил с ней. – Вижу, вы тоже приезжая, как и я? – И что же меня выдало?— удивилась учительница. Вы в художественной галерее и держите в руках театральную брошюру. Вывод вы приехали на несколько дней и составляете план куда пойти, москвичи как мне кажется, последний раз были в Третьяковке еще, когда учились в школе, а по театрам ходят по рекомендациям театральных критиков, а не выбирают спектакль из купленного в киосках репертуара. – Он указал взглядом на книжку в ее руках, и она засмеялась. – Какой вы внимательный. Да вы правы. Я приехала в Москву на каникулы со своим классом. Я учительница рисования – и она с гордостью кивнула в сторону школьников. – Меня зовут Юра, я тоже увлекаюсь живописью, всегда мечтал попасть сюда. Мои любимые картины Грачи прилетели и Боярыня Морозова… — Не может быть — перебила его Надежда – это и мои любимые картины. Кстати меня зовут Надежда Владимировна, можно просто Надя. Тут к ней подбежали дети и стали тянуть в разные стороны. Мальчикам хотелось одно посмотреть девочкам другое. Юрий вызвался им провести экскурсию. Оказалось, что он уже третий день сюда приходит и почти наизусть знает где, что висит. Пока новый знакомый рассказывал детям историю той или иной картины Надежда любовалась им. Юра не был похож ни на одного мужчину из их села. Он был красив, обходителен, умен. Когда в гардеробе им выдали одежду, он помог надеть ей пальто, а детям повязать шарфы. Путь от галереи к метро был не длинным, а ей безумно хотелось, чтобы их прогулка не кончалась никогда. Подойдя к метро, оба топтались на месте, не спускаясь в подземку. Они не могли наговориться. А дети канючили, что им холодно. – Это будет наглостью с моей стороны, напроситься с вами вечером в театр? – спросил Юра. – Нет, что вы? – Воскликнула Надя – мы будем безумно рады. И договорившись о встрече у большого театра в половине седьмого, разошлись. Она спустилась вместе с детьми в метро, он направился к автобусной остановке.
С того самого дня они не расставались ни на минуту. Юра так переживал, что пришел на сорок минут раньше. В руках держал красные розы, завернутые в газетку, чтобы не замерзли. Надежда приехала с опозданием и очень долго извинялась перед кавалером. Поднявшись в ложу, он, наконец, вручил ей цветы и нежно поцеловал в щеку. Дети захихикали и расселись на свои места. Во время балета Лебединое озеро, по ее щекам текли слезы. Юра накрыл своей ладонью ее руку. Надя еще никогда не была так счастлива. Она была впервые на балете, ранее она только читала о нем в газетах и представляла в своих мечтах, и впервые влюбилась. То, что она влюбилась, было важнее балета, но не хотела в этом признаваться даже самой себе. Во время антракта Юра повел их в буфет, но увидев длиннющую очередь, дети расстроились, и ему вновь пришлось побороть свою стеснительность и пролезть без очереди. Школьники впервые ели такие вкусные пирожные и запивали их лимонадом дюшес. А для себя и Нади он взял два бокала советского шампанского и бутерброды с колбасой. После, они гуляли по Красной площади, яркий свет фонарей освещал величественный кремль и его соборы, дети кидались снежками, а влюбленные шли под ручку и рассказывали о своей жизни.
Всю оставшуюся неделю они провели вместе, каждое утро посещали музеи, а по вечерам ходили в театры и один раз даже на каток. Перед самым отъездом Юра сделал Наде предложение. Она согласилась выйти за него замуж и переехать к нему в Мурманск. Он жил с родителями в большой трехкомнатной квартире. Отец его тоже был инженером, мама музыкальным работником в детском саду. У Юрия был еще младший брат, но он недавно женился и переехал к супруге. Надежда с гордостью возвращалась в поселок с женихом. Когда на вокзал пришли мамаши встречать своих детей, они были поражены красотой и статностью Юрия. Надежда вошла в дом под руку с женихом, она по — прежнему жила с матерью, которая бросила пить, как только от пьянства скончался муж. Наутро все село шепталось о новом мужчине в их захолустье. По окончанию каникул Надя написала заявление об уходе из школы и как ее не уговаривали остаться, она провела чаепитие и со всеми душевно попрощалась. Надина мать проревела весь вечер накануне их отъезда, но в душе была рада за дочь, которая, не отличаясь красотой, наконец, встретила мужчину, да еще какого! Провожать молодых отправился весь третий класс, в котором преподавала Надежда. Мама крепко обняла дочь, перекрестила три раза, чего ранее никогда не делала и втолкнула ее в вагон. Как только поезд тронулся, Надя заплакала горькими слезами. Она осознала, что больше, никогда, не увидит мать, никогда, не вернется в свой отчий дом.
Родители Юры, хотя и были интеллигентными людьми, не смогли сдержать своего недовольства невесткой, особенно мать. Они надеялись, что она будет значительно моложе и миловиднее. И как не пытался вразумить их сын, что любит Надю, в семье произошел раскол. Тем временем Надежда пыталась во всем угодить свекрови, ходила по магазинам, поддерживала чистоту в доме, стряпала пироги. Юрий устроил жену в школу. Но и в школе Надя не прижилась, дети были избалованней, чем в поселке, огрызались, не тянулись к знаниям. Тем временем Юра пытался получить повышение, пропадал на работе и приходил за полночь. У Нади так и не появилось подруг, на работу ходила как на каторгу, а свекровь и вовсе перестала с ней разговаривать. Спасалась она только письмами к матери. Но однажды не пришел ответ на ее очередное письмо, Надя написала еще одно, потом еще и когда наконец дала телеграмму соседке, почувствовала, что матери больше нет. Ее предчувствие подтвердилось, соседка написала ей, что мать умерла во сне, не мучилась, хоронили всем селом.
Шел восьмой год совместный жизни, детей все не было, и в семье начались конфликты. Надежда, потеряв мать, замкнулась, мужа никогда не было дома, и она хотела родить ребеночка для себя. Но Юра все время просил ее подождать, пока сделает карьеру. Время шло, а повышения все не было. И вот однажды Юра заявил жене, что хочет ребенка.— Но мне уже сорок, тебе сорок пять, когда ребенок пойдет в школу, нас будут принимать за бабушку с дедушкой— с улыбкой объяснялась Надя с мужем.— Но Юра был не приклонен, к тому, же на него стали давить родители, которые требовали внуков. – Брат твой уже двоих воспитывает, вот невестка всем невесткам, уже третий на подходе, а вы все никак одного заделать не можете – возмущенно шипела на всю квартиру свекровь. И спустя год Наденька ушла в декрет, пообещав скоро вернуться.
Когда Алла появилась на свет, отца Юры уже не было в живых, и всем в доме заправляла его мать. Надежда родила в мае месяце и даже тут не угодила свекровке, которая все время причитала, что рожденные в мае всю жизнь маяться будут. На выписку в роддом Юра пришел с красными розами, точно такими же какие подарил Наде у большого театра в первый их вечер. Он взял дочку на руки и больше никогда не выпускал. Для него теперь не было ничего важнее семьи. Бабушка же все чаще стала уходить из дома к другому сыну и внукам. Она не взлюбила внучку, как и ее мать. И даже часто намекала на то, что уж больно не похожа она на Юрия, и нос картошкой, и глаза узковаты и темненькая не в их породу, а уж то, что она крупновата для своих лет и вовсе доводило ее до исступления. Так постепенно все стало сводиться к ежедневным скандалам дома, Надя уходила с дочкой в комнату, пока сын выслушивал все доводы того, что Аллу нагуляли. Надя тем временем вновь стала увлекаться искусством, она часто бывала в театре, пока муж сидел с их дочкой дома. Надежда снова почувствовала себя живой с рождением дочери, и даже заметила, что после родов стала интереснее как женщина, нежели в молодости. На нее стали обращать внимание мужчины, чего отродясь не было. Юра став отцом осознал, какое счастье он чуть не прозевал, гоняясь за прибавкой к зарплате и благодарственными грамотами. Их жизнь наладилась. Аллочка росла шумным, озорным ребенком, что так сильно раздражало бабушку. Она каждый раз демонстративно вздыхала и закатывала глаза.— А у Сережи, между прочим, твоего младшего брата старший сын уже в школу собирается. А вы я так понимаю, не сможете и дневник подписывать, зрение уже будет не важным – продолжала ерничать старушка. Но как бы она не старалась уколоть невестку, сына все, же любила и очень. Она все не могла взять в толк, почему ее сын, ее Юрочка, отличник, интеллектуал, красивый мальчик, да да именно мальчиком он для нее и являлся, женился на такой неказистой бабенке, деревенской учительнице. Она все могла понять, Москва, балет, закрутился роман, но зачем, же было жениться? Почему нельзя было все закончить там же где и началось. И внучка эта ее раздражала, не сказать, что она очень любила внуков от другой невестки, ей попросту было все равно как и на младшего сына. А Юра был ее старшим любимым сыном. И она никак не ожидала, что он так ее подведет. Ей нравилось, что он живет холостяком и даже принимала это за преданность родителям и благодарность за все, что они для него сделали. А сделали они многое. Ну, прежде всего, родили, так она считала, а так как она его выносила и родила, значит, он полностью должен принадлежать ей.
На дворе стоял март шестьдесят восьмого года. Аллочке исполнилось три годика, когда раздался телефонный звонок в их квартире, изменивший всю ее дальнейшую жизнь. К телефону подошла бабушка, и из ее уст раздался пронзительный вопль, из комнаты выбежала Надежда, она увидела свекровь, лежащую на полу вниз лицом и рвавшую на себе волосы. Надя подбежала к ней, попыталась поднять, успокоить, выяснить, в чем дело, но свекровь словно впала в транс, повторяла – Мой мальчик! Бедный мой мальчик! На похороны Юры собралось человек семьдесят. Плакали, говорили теплые слова, ободряющие речи, те, кто изрядно выпил, стал петь песни. Надя не могла понять, как у такого еще молодого мужчины мог случиться инфаркт. Вся родня мужа обвиняла, конечно, ее, что она не уследила за супругом, не уберегла его, а он и на работе себя изматывал и по дому все делал, с ребенком часто сидел, пока она разгуливала по музеям. Неожиданно для всех мама Юры стала терпимее относиться к невестке и внучке. Надя вернулась в школу, а Алла осталась дома сидеть с бабушкой, которая со дня смерти сына стала ранимой и одинокой. Когда Алле исполнилось семь, ее определили в школу, в которой преподавала ее мама. Бабушка стала с внучкой разучивать нотную грамоту, в первом классе отвела ее в музыкальную школу, училась Алла не важно, зато любила петь. Надя не могла нарадоваться тому, как изменилась свекровь. — Неужели должно было произойти такое горе, — думала она, — чтобы в доме наступил мир.
Алла перешла в шестой класс, когда ее мать стала замечать за ней странности. Однажды вернувшись, домой пораньше, Надежда зашла в комнату к дочери и остолбенела. Дочурка раздела кукол и положив, друг на дружку двигала их, вверх вниз издавая стоны. Когда Надя поинтересовалась, что это за игра такая, Алла ответила, что сама придумала и продолжила играть. Надежда попыталась объяснить, что это плохая игра. Но уже через день Алла вновь раздела кукол и повторила все, то, же самое. Как ни ругала ее мать, Аллочка игнорировала все запреты до того дня пока ее мама не выбросила всех кукол. Не знавшая ни о чем свекровь уже через неделю подарила внучке новую куклу. Надежда, было, испугалась но, увидев равнодушие дочери к игрушкам, успокоилась. Алла и правда потеряла интерес к запретной игре. У нее появилось новое хобби. Через месяц после событий с куклами, Надежда, собираясь с дочкой в гости, зашла в детскую. – Аллусик ты в этом платье пойдешь? – поинтересовалась мать – давай подберем тебе другой наряд! – и, желая открыть дверцу шкафа, получила неожиданный шлепок по рукам. Не смей!— прорычала Алла, загородив собой шкаф – Я сама! Надя сразу почуяла не ладное и, оттолкнув дочь от шифоньера открыла эту злосчастную дверь. Не увидев ничего ужасного, она хотела уже уйти, но тут на глаза ей попался бюстгальтер. Красный. Большой. Чужой. Вульгарный.– Откуда это у тебя? – Закричала Надя.— Я уже взрослая, а ты одеваешь меня как ребенка, на меня уже мальчики смотрят – оправдывалась дочь. – Я не спросила для чего он тебе, я спросила откуда? – Надежда была в ярости. Алла, впервые видя свою мать в таком состоянии, и решив с ней не спорить, рассказала всю правду. Оказалось, что она ворует белье у мам своих подруг. Алла клятвенно заверила маму, что больше так делать не будет и попросила ничего не рассказывать бабушке. Два месяца в их доме была идиллия, но ближе к лету Алла стала частенько приходить домой позднее обычного. Бабушка стала провожать и встречать внучку с музыкальной школы. Но однажды бабушке стало плохо, и она не смогла встретить Аллу. Надежда, придя домой с работы, застала свекровь бездыханной в кресле. Скорая приехала быстро и констатировала смерть. Наденька сообщила по телефону эту печальную весть своему деверю и тот в скором времени к ней примчался. Пока они сидели на кухне, обсуждали предстоящие похороны, на часах пробило полночь, и только тогда Надя спохватилась о дочери. Она стала обзванивать всех ее одноклассников. Но нигде ее не было. Надя впала в истерику, Сергей пытался ее успокоить предложил пойти поискать на улице. И уже выходя из квартиры, они увидели поднимающуюся по ступенькам Аллу. Волосы ее были взъерошены, ярко красная помада размазана вокруг рта, тушь сбилась в комочки в уголках глаз. Надежда едва окинула дочь взглядом, развернулась и пошла домой.
Поминки провели дома, собрались только родственники. За столом все благодарили Надю, что она так долго ухаживала за пожилой женщиной. Под вечер все стали расходиться и лишь Сережа задержался, чтобы помочь с уборкой. — Нам надо серьезно поговорить – заявил родственник. – Конечно, а о чем? – Поинтересовалась Надежда. – Я даже не знаю с чего начать. Ты же в курсе, что у меня большая семья и эта квартира по закону моя! Так вот мы решили переехать сюда, но не волнуйся, на улице ты со своей дочуркой не окажешься. Мы совершим обмен. Вы переедите в нашу квартиру в старом доме на Петушинке. – Подожди, подожди – перебила его Надя, – какой обмен? Вам ведь дали не так давно квартиру в новострое. И что из этого? – Возмущенно воскликнул деверь. Там будет жить мой старший с невестой. А Ты будь добра начинай собирать вещи. А с чего ты взял, что я соглашусь? – Надя едва не плакала. — Сергей расхохотался. – Я законный наследник, а ты кто такая? Да моя мать тебя терпеть не могла, неужели ты думала, что приедешь из своей дыры и получишь шикарную квартиру в центре? Ты не беспокойся квартирка та нормальная, для вас сойдет. И ничего, что за водой надо на колонку ходить она рядом. Ну, тебе думаю не привыкать к таким условиям. И контингент там как раз под стать твоей дочери. — Последнюю фразу он произнес медленно и отчетливо. От такой наглости Надежда не нашлась, что ответить.
В седьмой класс Алла пошла в другую школу. Она быстро прижилась в новом районе, у нее появилось много подруг. Квартира находилась в двухэтажном деревянном доме, и оставляла желать лучшего, мыться ходили, раз в неделю в центральную баню. На колонку за водой Надя долго не могла привыкнуть ходить. Ведь в селе за нее это делала мать. Она все чаще стала вспоминать свою деревню. — Надо же отчего бежала всю жизнь это, и настигло в конце жизни! – думала Надя. Район напоминал Гетто, от центра его отделяла железная дорога. Ночью не давал уснуть шум поездов, а днем гул с овощной базы, которая, находилась рядом. Надежде пришлось уволиться, так как она не могла больше ездить на работу так далеко. Всего один автобус ходил в их сторону. Да и к тому же дочку надо было провожать в школу. Алле пришлось бросить музыкальную школу, так как родственники ее папы даже пианино им не отдали. Переехав в новую квартиру, а точнее в старую, Надя поклеила обои веселой расцветочки, приобрела на барахолке кое – какую мебель и решила завести, наконец, дружбу с соседями. Но вот парадокс, если раньше ее не принимали в обществе, потому что она была не достаточно образована для них теперь, же было все наоборот. Соседи алкоголики считали себя недостаточно хорошими для ее персоны и опять же сторонились ее. Так год, за годом просыпаясь по утрам, готовя завтрак дочери и провожая ее в школу, Надежда возвращалась в пустую квартиру и погружалась в свои мысли ровно до двух дня, затем готовила обед и шла встречать дочь. Надя уже вышла на пенсию когда дочка забеременела в первый раз. Алла ездила с хором выступать в воинскую часть, а через пару месяцев сообщила матери, что ее тошнит и голова кружится. Вызвали врача. Когда открылась ужасная правда, Надежда отхлестала дочку по щекам. – Мало я тебя порола за твои ночные гульки, потаскуха, и в кого ты такая!?— разорялась мать.— На следующий день они пошли в больницу и по тихому за почти месячную зарплату Алле сделали операцию. Ребенка у ребенка больше не было.
Перейдя в новую школу, Алла сразу стала звездой класса. Она была развита не погодам. Веселая, полная, с большой грудью, что так нравилось мальчишкам. Девочки тоже ее полюбили, ведь это так здорово иметь некрасивую подружку рядом с собой красавицей. Весь район учился в одной школе, поэтому все знали друг друга. Старшеклассники сразу заприметили новенькую и как-то после уроков предложили покурить всем вместе за теплицей. Алла не стала отказываться от сигаретки и даже не закашлялась, когда впервые затянулась. Потом они распили дешевое вино и один из самых борзых полез ей под кофту. Ребята думали, сейчас начнет визжать, брыкаться, но не тут, то было. Алла вся обмякла в руках школьника, расставила ноги пошире и попросила потрогать ее там. Парни были в шоке но, быстро придя в себя, стали прикрывать эту парочку от посторонних глаз. Молва о новенькой давалке разлеталась по району так стремительно, что Алла не успевала обслуживать ребят. Стало доходить до такого, что ее спрашивали с уроков под разными предлогами, чтобы потом как следует насладиться ей в туалете. После аборта Алла на какой-то период решила завязать с парнями. Но однажды придя за теплицу ее, сразу начали лапать, она стала сопротивляться, сказала, что просто хотела поговорить. Но парней это не остановило и лишь когда Алла стала плакать, ребята прогнали ее, сказав на последок, что для разговоров у них есть свои девушки, а она просто шлюха. Возвращаясь, домой Алла ругала себя, на чем свет стоит. – Какая же я дура, я то — думала, что меня все любят!— Прошло всего две недели Аллиного воздержания, как у нее внизу стало все свербеть. И проглотив обиду на ребят, она вновь пошла за теплицу. На этот раз она не сопротивлялась, а даже наоборот чуть ли — не умоляла мальчиков поиграть с ней в запретную игру. Школу Алла закончила с горем пополам. Учителя кое-как поставили ей тройки из уважения к ее матери. Теперь надо было определиться, что делать ей дальше. Учиться она не хотела, значит, надо было искать работу. Рядом находилась судоверфь куда ее, и взяли буфетчицей в столовую. Работа была не пыльной, зарплату платили исправно, и остатки выпечки можно было забирать домой, не официально конечно. Весна наступила в конце мая, и как это часто бывает в северных краях на земле местами лежал еще грязный снег. Алла пригласила коллег домой отпраздновать свое восемнадцатилетие. Надежда накрыла шикарный стол, наготовила много вкусностей, но к назначенному часу никто не явился. Прошло еще не меньше часа как появились первые и последние гости. На пороге стояли две молоденькие девушки брюнетка и блондинка, они работали поварами, подарили красивый чайный сервиз и букет красных гвоздик. Оказалось, что у всех дела, семья, и лишь они смогли вырваться. – Ну, что ж, если никто больше не придет, значит, будем начинать – и Алла проводила девочек за стол. Сперва коллеги попробовали селедку под шубой, затем приступили к холодцу, когда открыли шампанское, девушки стали отнекиваться, но из уважения к имениннице произнесли первый тост за ее маму и осушили бокалы до дна. – А это кто? – спросила одна из подружек, взяв с комода фотографию Юры? – А, это мой папка, он умер, когда мне было три года – чавкая, ответила Алла. — Красивый. На Гагарина чем – то похож — улыбнувшись, сказала девушка. — Ой, и правда мам, наш папка то на Гагарина похож – обрадовалась Алла. — На кого? – не расслышала Надя. – На первого космонавта, вот на кого. На Юру Гагарина. Ой, так ведь и нашего папку Юра зовут – Алла посмотрела на мать с подозрением. Распив бутылку до дна, девчонки включили магнитофон и стали танцевать. Шипучка ударила всем в голову и уже когда Надежда доставала утку из духовки, девчонки распивали третью бутылку шампанского. Алла стала горланить песни. Осколки графина из под морса уже валялись на полу. А одна из девиц танцевала в обнимку с фотографией Юрия. — Что вы себе позволяете? – Надежда была в бешенстве, и, выхватив фотографию мужа из рук настырной девицы, выбежала из квартиры вместе с фоторамкой. А девушки, как ни в чем не бывало, продолжили застолье.
Прошло какое-то время, и Алле от судоверфи дали комнату в девятиэтажном общежитие, рядом с их деревянным домом. Самое главное там была вода, и не надо было больше ходить на колонку. Комната была маленькая метров двенадцать, кухня была общая на этаж, но зато туалет и ванная были у каждого своя, как и коридор. Многие жильцы ставили себе в комнату конфорочную плитку, чтобы не пользоваться общественной. Переехав в общежитие, Надежда лишилась квартиры, так как родственники сразу выставили ее на продажу. Жить с дочерью становилось все не выносимее. Алла ежедневно приводила домой новых мужчин, застолья затягивались до утра. Надежде ничего не оставалось, как снять соседнюю комнату, для этого ей пришлось устроиться уборщицей на полставки в магазин. Алла перебрала всех мужчин на работе, и теперь переехав в общежитие, принялась за местных ребят. С некоторыми она была знакома по школе, но большинство из них уже были женаты и любили своих жен. На дворе стоял 87 год, время глобальной перестройки. Горбачев с глупой улыбкой вещал с черно-белых телеэкранов, о свободой стране. К женщинам легкого поведения стали относиться терпимее даже равнодушно. И в том же году Алла впервые влюбилась. Его звали Гера, жил он этажом ниже, у него была жена и двое маленьких детей. Его супруга тоже любила выпить, потанцевать, на этом они и сошлись с Аллой. Лида жена Геры была миниатюрной блондинкой с голубыми глазами. Но характер у нее был сложный. Выросла в детдоме, и своих детей воспитывала так же как там. Часто кричала на них, лупила. Все время находилась на своей волне, но муж все терпел, так как очень любил ее, и на Аллу просто не обращал внимания. Тогда – то Алла и прекратила спать со всеми подряд, стала меньше пить, перекрасила волосы в ярко-рыжий цвет и сменила имидж. Но Гера не мог надышаться на свою Лидусю, и хоть стал замечать симпатию со стороны Аллы, все равно ее игнорировал. В какой-то момент Алла поняла, что вновь беременна. Придя к врачу, оказалось, что для аборта слишком много недель и уже ничего не изменить. Она пыталась дома сделать искусственно выкидыш, но ничего не получилось. Пришлось рожать. Надежда была в полном ужасе.— Какая из тебя мать? – кричала она на дочь? – Ты же о себе позаботиться не можешь! У тебя одни пьянки, да мужики на уме. Кто отец ребенка хоть знаешь? – Алла молчала.
В январе 88 года, в роддоме номер один, у рыжеволосой молодой женщины родился мальчик. Он не издал ни единого писка, а лишь улыбался. Надежда полюбила мальчика сразу как его увидела, и все мысли сдать его в дом малютки мигом улетучились. Назвали его Толиком. Мальчик сразу после выписки переехал жить в бабушке, Алла жила по соседству и приходила лишь покормить грудью и то пару месяцев, затем стала сцеживать молоко в бутылочку. Надежде пришлось уволиться, теперь она всецело посвятила себя внуку. Мальчик рос милым, скромным ребенком. То ли из-за репутации его матери, то ли по какой-то другой необъяснимой причине но у него не было друзей. Толика отвели в сад, но уже через пару недель забрали оттуда. В садике он подцепил чесотку, и, бабушка посчитала, лучше она его будет воспитывать дома сама. Маму Толик видел раз в день и то пару минут. Она заходила к ним в комнату целовала сына, рассказывала в вкратце последние сплетни и уходила. Маму Толик любил, а вот бабушку боялся и даже ненавидел. Ему казалось, это бабушка разлучила его с мамой и не дает чаще видеться. Ему нравился аромат маминых духов приторно-сладких, очень любил, когда мама слегка подвыпившая сажала его на колени, и, поцеловав в щечки, оставляла следы красной помады. Она ему казалась идеалом красоты, вся такая большая, яркая, громкая, веселая. Бабушка же напротив, была сухая, маленькая женщина с сальными волосами, связанными в пучок на затылке. Толик очень хотел жить с мамой и, видя, как она играет с детьми дяди Геры, очень им завидовал. Время шло, Надежда не молодела. В первый класс на 1 сентября Толика повела бабушка. У мамы попросту не было ни времени, ни желания. В школе он, было, обрел друзей, не из местных, но уже через пару дней они отказались от него, узнав, что он не с благополучной семьи. Над ним не издевались, не дразнили, а просто игнорировали. Бабушка, опасаясь за внука, как бы его не обидели, все время провожала и встречала со школы. Чем еще больше оттолкнула одноклассников от общения с ним.
В одном классе с Толиком учился один мальчик Виталик, которого тоже провожала бабушка. На этой почве они и сдружились, и их бабушки тоже. Бабушка Виталика Ирина Петровна, была верующим человеком и все пыталась затащить в церковь Надежду с внуком. – Ну, зачем мне это?— Не понимала Надя — у меня столько проблем, и времени нет совсем — оправдывалась она перед подругой. – В церковь надо ходить, чтобы найти равновесие в мирской жизни, поднятия силы духа, воли — убеждала ее Ирина Петровна. – Просто ты веришь, что тебе это поможет и эта вера дает тебе силы – отвечала ей Надежда, — а я верю только в своего внука, в его будущее. Толик учился на одни тройки, способностей никаких не было ни в спорте, ни в учебе. Бабушка почти ежедневно на него кричала, заставляла сидеть рядом с ней и делать уроки, от ее крика содрогались стены, соседи думали, что там убивают ребенка. Но Надежда боялась одного — упустить внука как свою дочь. А Толик лишь мечтал об одном – о нормальном детстве. Ему очень хотелось играть с другими детьми, хотелось, есть мороженое, ходить в кино как все его одноклассники, но на все просьбы слышал один ответ — отрицательный. Их окна выходили на сопки, а за ними был залив. Летом, когда все остальные дети разъезжались по отпускам, Толик вместе с бабушкой поднимался на эти сопки и собирал чернику, а иногда даже попадались грибы. Грибов хватало, чтобы пожарить вместе с картошкой на один раз, а вот ягоды было море. Они с нее и пирог пекли и сырой ели. В третьем классе, Толик понял, что для него значит его бабушка. Он полюбил ее всем сердцем, а мать свою стеснялся. У него пропала та щенячья любовь, то восхищение ей, когда однажды увидел ее у магазина с другими мужиками громко хохочущую и распивающую пиво. Перестав недооценивать свою бабушку, Толик стал прилежнее учиться, помогать ей в уборке, перестал клянчить вещи, которые были не по карману. Надежда не могла нарадоваться своему внуку. Она пообещала, что сходит в собес и выбьет им путевку на море. У Толика появилась мечта. Теперь он спал и видел, как они с бабушкой едут в поезде на море, он занимает верхнюю полку как взрослый, а приехав на место, они, не разбирая вещей, бегут купаться. Толик даже записался в бассейн, чтобы научиться плавать. В бассейне он познакомился с девочкой, которая тоже воспитывалась бабушкой. Девочку звали Таня. Она была очень красивая и воспитанная не похожая на девочек с общежития. У Тани была длинная русая коса, брови и ресницы черные, а цвет кожи белый-белый. Теперь у Толика появилась новая мечта – Таня. Бабушка девочки пригласила Толика с его бабушкой в гости, так они стали дружить семьями. У Татьяны родители погибли в автокатастрофе, жили они почти в центре, училась она в гимназии. Толику очень нравилось бывать в гостях у Тани, где все было чисто, красиво и пахло выпечкой, но каждый раз возвращаясь в свой район, он жалел, что знает как живут другие люди и даже думал лучше бы, он не знал Таню.
В пятом классе во время урока математики, в класс вошла, завуч и попросила Толика выйти в коридор. Алла стояла, облокотившись о подоконник с заплаканными глазами, Толик сразу почувствовал, что случилась беда. – Сынок, деточка, у нас такое горе – навзрыд начала Алла — ой, не знаю, как тебе сказать – она захлебывалась слезами. Толик смотрел то на маму, то на завуча. – Толик – начала было говорить завуч, но ее перебила Алла – я сама должна сказать ему об этом – и она посмотрела на сына серьезным взглядом. – Нашей бабушки больше нет. У Толика все потемнело в глазах. Ему показалось, что пол под ним дал трещину, и он летит вниз. Мама, что-то ему пыталась объяснить, но он уже ничего не слышал. Придя домой Толик впервые в жизни пошел не в свою комнату, где жил с бабушкой, а в мамину. Воздух был наполнен запахом перегара, на диване спал какой-то мужик, на столе стояла начатая бутылка водки. – Я хочу к себе домой – произнес, наконец, то первые слова Толик. – Это и есть теперь твой дом,— ответила Алла— та комната была не ваша, твоя бабушка ее снимала. Она взглянула на спящего мужика – Ой, если ты беспокоишься об этом, так я его быстро выпровожу – и, сказав это, она стала будить друга. Мужчина пару раз ругнулся но, очухавшись, извинился перед мальчиком и, выпив на посошок, покинул комнату. – Теперь мы вдвоем. Ты не волнуйся, бабушка теперь в лучшем мире. – Алла сев за стол, налила себе граненый стакан водки, и, произнеся – За тебя мамочка – осушила стакан до дна. Толик стоял в проеме комнаты и вспоминал по крупицам сегодняшнее утро. Вот бабушка его будит поцелуем в лоб, на столе уже стоит завтрак, отварные яйца, бутерброд с сыром и чай с лимоном как он любит. Вот бабушка стоит уже в коридоре, причитает, что вспотела, пока он копается со шнурками на обуви. Вот они идут через железные пути, ждут пока проедет поезд, он ей рассказывает выученное стихотворение к уроку, а она его ругает, чтоб не открывал рот, а то заболеет. От воспоминаний его пробудила мать – Есть будешь?— спросила она, убираясь в комнате. — Нет, я не голоден. Как она умерла? – Толик смотрел на мать в упор, но не видел ее. – Не волнуйся сына, бабушка недолго мучилась. Проводив тебя, она зашла в магазин, и видимо там у нее прихватило сердце, скорая приехала поздно, но вряд ли бы они ее спасли, сам понимаешь, она у нас была уже старенькая. Тут в дверь раздался стук и женский голос – Аллка открывай, давай — стук продолжился. Толик открыл дверь и увидел перед собой тетю Лиду. Она начала охать, причитать, обнимать Толика и его мать.— Как же так? Как же теперь жить? Тетя Надя такая женщина была, памятник ей нужно поставить. Я тут чекушку принесла, помянуть ее. – И достав из внутреннего кармана плаща бутылку, Лида уселась за стол. – Давай мою сначала допьем, потом уже твою откроем. Толик давай с нами, тебе можно в такой день 50 грамм пропустить – Алла хотела было обнять сына, но он, схватив бутылку, бросил ее в мать, но Алла шустро увернулась и бутылка разбилась о стену в дребезги. Толик выбежал из комнаты с криком — Ненавижу. – Нет, ну ты видела? – Алла едва не плакала. – Да он это от шока, он не ненавидит тебя, не переживай — Лида пыталась утешить подругу. – Да я про бутылку говорю, вот гаденышь не зарабатывает, а уже портит чужое имущество. Ладно, я пока убираю, ты давай свою открывай – и Алла стала собирать осколки с пола.
Выбежав из комнаты, Толик бегом по лестнице спустился вниз и вышел во двор. Куда идти он не знал. Он решил поехать к Тане и рассказать ей обо всем, что случилось, адрес он знал, маршрут как ехать помнил. Простояв на остановке не меньше часа, околев и уже собираясь идти, домой вдалеке показался автобус. И только сев в него Толик вспомнил, что у него нет денег. Кондукторша, сердитая ярко намалеванная тетка смотрела на него как цербер. Толик стал шарить по карманам, делая вид, что потерял деньги, но кондукторша была неумолима и, говоря громко, чтоб слышал весь автобус, стала стыдить мальчика. Он густо покраснел, и не найдя оправдания сказал, что выйдет на следующей остановке. Но тут какая-то женщина сжалилась над ним и оплатила за него проезд. Выйдя на нужной ему остановке, он направился к дому девочки. Зайдя в подъезд, в нос ударил жуткий запах клея. Толик увидел группу ребят сидящих на корточках у стены и держащих в руках целлофановые пакеты. Боясь идти через них, он вышел на улицу и решил дождаться Таню или ее бабушку во дворе. Не прошло и двадцати минут, как он услышал знакомый звонкий смех и, приглядевшись, увидел Таню, прыгающую вокруг бабушки бурно размахивая руками. Толик кинулся им навстречу и, поравнявшись с ними, впервые за целый день расплакался. Бабушка Тани сразу все поняла. Накормив дома детей борщом, она вышла с кухни и стала кому-то звонить. Таня стала уверять Толика, что она уговорит бабушку, чтобы он остался с ними жить. Покончив с чаепитием, Таня повела Толика в свою комнату и шепотом затараторила. — Мы с бабушкой ходили сегодня в посольство, так вот нам дали разрешение на выезд. – На выезд, откуда?— не понял Толик.— Из России, откуда еще?! – надулась девочка. Мы теперь будем жить в Америке. У нас там родственники. И ты с нами поедешь. – Толик заметно повеселел. И только когда стало темнеть, он вспомнил о матери, которая, наверное, о нем беспокоится и, попрощавшись с будущей семьей, побежал на остановку. Зайдя в общежитие, Толик направился к лифту, но на него накричала вахтерша, что молодой может и пешком подняться. Пройдя пять пролетов у него заныли ноги. На шестом этаже, стояли старшики, которые, не хотели его пропускать. Стали расспрашивать, а правда ли его дед Гагарин и громко смеясь, стянули с него шапку и, пнув напоследок, отпустили. Поднявшись на седьмой этаж, Толик направился к своей двери. Потоптавшись на месте и боясь зайти в дом он, наконец, решился постучать. Толик уже был готов, что мать его отлупит, за утреннюю выходку, или за то, что так поздно пришел но он никак не ожидал того, что произошло. Дверь открыл незнакомый мужчина. Толик хотел было пройти в комнату но, встретив сопротивление, мальчик попытался объяснить, что он тут живет. Не поверив ему на слово, мужчина крикнул кому-то, знает ли он мальчика по имени Толик и, услышав отрицательный ответ, закрыл перед ребенком дверь. Толик пошел в конец длинного коридора и стал смотреть в окно. Крупные слезы текли по его щекам. Ему так хотелось, чтобы бабушка была рядом. Прикоснувшись лбом к холодному стеклу и глядя вниз ему, захотелось прыгнуть. Толику показалось, что кто-то невидимой рукой подталкивает его вниз. Рука опустилась ему на плечо, и он обернулся, перед ним стояла мама. – А чего ты тут? Чего домой не идешь? – Толик так обрадовался матери, что крепко к ней прижался и произнес — мамочка, прости меня за то, что сделал утром, больше такого не повторится. Алла была тронута словами сына и, придя в комнату, прогнала своих собутыльников. Она пообещала сыну, что больше не притронется к спиртному, и они заживут новой лучшей жизнью.
Алла продержалась без выпивки и мужчин чуть больше месяца, даже на похоронах матери не пила. Она по-прежнему была влюблена в Геру и как только выдавалась свободная минутка шла к нему домой. Лида совсем стала, не управляема, каждый раз напиваясь, она, рыдала, говорила, что не хочет жить, что ненавидит своих детей. Толику нравился дядя Гера, и он хотел бы иметь такого отца. Гера работал, выпивал изредка, делал с детьми уроки, и никогда ни при каких обстоятельствах не бил жену. Бассейн Толик забросил, школу часто просыпал, уроки не делал и быстро скатился на одни двойки. Он по-прежнему дружил с Таней, но чувствовал, как она отдаляется от него. Девочка только и говорила про Америку. Толику тоже хотелось уехать в эту сказочную страну, жить с чужой бабушкой. И хотя его мать держала слово, и дома все было нормально, Толику не хватало той любви и заботы, которую дарила ему бабушка. Таня и вправду поговорила с бабушкой на счет Толика. Но девочке раз и навсегда дали ясно понять, что это плохая идея. – Ты пойми — говорила ей бабушка— Толик не сирота, я бы с радостью хотела ему помочь. Но у него есть мама, да и к тому, же нам и так с трудом дали визы. Я его люблю, но для меня самое главное твое будущее. Девочке было грустно расставаться с другом, ей было его жаль. А Толик спал и видел, как он летит на большом самолете в другую страну, в страну, где сбываются мечты. Одним субботним днем, Толик после школы поехал в гости к Тане. Пройдя вглубь квартиры, он увидел кучу коробок, пустые книжные шкафы и суетящуюся бабушку. Девочка объяснила другу, что они завтра улетают в Москву, а оттуда уже в Америку. Толик понял, что его не возьмут с собой, что он останется тут навсегда со своей мамой. Бабушка отправила детей играть на улицу, чтобы они не мешались под ногами. Выйдя во двор, Таня заговорила — я правда пыталась уговорить бабушку взять тебя с нами, но она сказала, у тебя есть мама и значит, тебя не отпустят — девочка посмотрела на него грустными глазами — прости меня, я обещаю тебе, что буду писать большие письма, а когда ты вырастишь, приедешь к нам. Накатавшись на качелях, дети вернулись в дом, коробок уже не было, бабушка сидела на кухни и пила чай с соседкой. Перед уходом Толик попросился их провожать, но ему сказали, что аэропорт находится в поселке Мурмашах, это далеко, но он может прийти к ним завтра домой в 9 утра и попрощаться. Толик не сомкнул глаз, боялся проспать, и уже в 7 утра стоял у дверей подруги. Бабушка Тани накормила его остатками еды, что были в холодильнике, и напоследок торжественно вручила Толику тяжеленную икону в деревянной раме. – Это тебе деточка! Храни тебя Господь — и с этими словами перекрестила его три раза. Таня клятвенно пообещала, что как только они приедут в Америку, она сразу напишет ему письмо, и еще раз перепроверив правильность адреса, поцеловала его в щеку, крепко обняла и села вместе с бабушкой в такси. Когда машина тронулась, Толик сорвался с места и побежал за ней. – Я хочу с вами – кричал мальчик,— я буду послушным, возьмите меня с собой! Машина скрылась уже из вида, а Толик все бежал и бежал, пока его дыхание не сбилось, ноги не подкосились и он не упал в снег. Он рыдал во весь голос, он не хотел терять людей, которые хоть как-то напоминали ему о его прошлой жизни, о его бабушке.
Придя домой Толик, поставил подаренную икону на обеденный стол. На него смотрела грустная женщина с младенцем на руках. – Ну и какой прок мне от тебя? – Произнес Толик. – Лучше бы фотографию на память мне подарила, а не этот дурацкий портрет. – Толик открыл холодильник в поисках еды, но там стояла лишь бутылка водки и разделанная селедка с костями. Налив себе в стакан этого пойла, мальчик сделал глоток и его тут же вывернуло наизнанку. Но пересилив себя Толик все, же допил стакан, до конца. У него закружилась голова, и он решил вздремнуть. Его разбудили крики матери. – Ах ты, скотина недоразвитая. Кто тебе разрешил водку пить? – Толик пытался оправдаться, извиниться, но было поздно. Алла уже достала ремень с железной бляхой и стала лупить его по спине, по рукам, по лицу. Толик не проронил ни единой слезинки. Было ли ему больно? Конечно. Но он боялся, что как только расплачется, мать взбесится еще больше. Немного успокоившись, Алла пошла, готовить ужин, а Толик сел за уроки. И только раскладывая макароны по тарелкам, Алла заметила икону. – А это еще откуда? Спер что ли где? – Нет, что ты? – Толик замотал головой, это Бабушка Тани подарила мне. Я ж тебе говорил, они сегодня уехали. – А, эти буржуи! – Алла говорила с набитым ртом как в детстве. – Так она может ценная, надо будет ее в ломбард отнести узнать. – Мамочка прошу не надо — Толик жалобно заныл. Ладно, не скули только, и доедай, давай. Посуду помоешь и ляжешь спать, я приду поздно. И уже в дверях Алла, словно что-то вспомнила, остановилась, подошла к сыну и поцеловала его в щеку как в детстве. Зима выдалась особенно холодной. Окна в домах трещали от мороза и покрывались тонкой паутиной льда. Толик обматывал не только горло, но и рот шерстяным шарфом, сверху шапки натягивал капюшон и застегивал его на две кнопки. В таком виде он был похож на космонавта, за что справедливо и получил такое прозвище. Старшики не давали ему прохода и всё стебались над его внешним видом. Это погоняло, дошло и до ушей однокашников и прицепилось к Толику на всю оставшуюся жизнь. Аллу это очень забавляло, и она считала это знаком свыше. – Значит все — таки я дочь великого космонавта – говорила она окружающим.
Однажды после школы Виталик позвал Толика с собой в церковь. — Пойдем, чего ты ломаешься? Там тепло водички попить можно, выпечка вкусная продается. Толик, по правде говоря, не то чтобы не хотел идти туда, он просто боялся. – Бабушка не одобрила бы, да и к тому же я не крещенный – оправдывался он. – Вот и отлично — обрадовался Виталик, — тебя покрестят, может, даже в церковную школу пойдешь, если тебе понравится ну и ты им.
Подходя все ближе и ближе к церкви, Толику хотелось дать деру, чувствовал он, что это не его. Но Виталик так радовался, что они теперь вместе будут чем-то заниматься, что он не решился бросить друга на полпути. – А вот и она, наша красавица – мальчик с гордостью указал Толику на маленькую белую церквушку в дали. — Идем скорее, а то бабушка, наверное, уже заждалась. — Проходя паперть мальчишки, прошмыгнули быстро, чтобы не смотреть в глаза попрошайкам. Перед огромной дверью ведущей внутрь здания, висела икона. И все входящие крестились и кланялись. Толик повторял все телодвижения за другом, но ему было смешно, и он едва сдерживал улыбку. И тут в дверях показалась Ирина Петровна. – Я уже тебя потеряла, служба скоро начнется. Толик – она изумленно вскрикнула и хохотнула – а, бабка твоя говорила, что вы не верующие, давно надо было прийти к Богу, глядишь, пожила бы еще немного. Ну ладно давайте заходите и тихо только не балуйтесь. Виталик я надеюсь, ты рассказал товарищу как себя вести в таком месте? На улице было солнечно, так что когда ребята зашли в храм в глазах резко замелькали белые круги. Так бывает, когда из темноты выходишь на свет и наоборот. Людей было много, а батюшка одетый весь в черное и только фартук был золотистого цвета, что-то громко бормотал, а потом и вовсе перешел на пение. Толик все время вертел головой. Ему все было в новинку, и только в конце посмотрев на своего друга, он перестал рассматривать иконы, развешанные по всему залу, и решил, прислушаться в батюшке. Но, не поняв, ни слова, мальчик принялся рассматривать публику. Тут были сплошь старухи и несколько молодых женщин с детьми. Когда служба закончилась, Ирина Петровна повела Толика к батюшке. — Познакомься Толик, это отец Михаил. Отец Михаил, это Толик. Я вам про него рассказывала, это у него бабушка умерла так и не покрестив ребенка. – Она, все говорила и говорила, но Толик уже ничего не слышал, так как у него закружилась голова, и он упал в обморок. Очнувшись, он увидел лицо батюшки, но уже без золотого фартука, а просто в черном балахоне, держащего в руках огромную тарелку с пирогами. – Ты, наверное, с голоду потерял сознание, или с непривычки так долго стоять – он дружелюбно улыбнулся мальчику. – А где Виталик? – Толик стал искать глазами одноклассника. – Они с бабушкой уже ушли, но ты не волнуйся, я тебя провожу до дома, но сперва ты должен поесть.— Толик взял один пирожок и надкусил его, начинки не оказалось, и он еще раз надкусил, на этот раз ягодный сок брызнул ему в лицо и он засмеялся. Батюшка протянул салфетку, чтобы мальчик вытер варенье. – А что это за странный запах? У меня от него голова болит — Толик доедал последний пирожок.— Это запах ладана, знаю, он не всем нравится, но так принято, так что тебе придется привыкать. – Зачем? – удивился Толик – Я не крещенный. – Мы уже этот вопрос обсудили с Ириной Петровной. В это воскресенье тебя и покрестим. Тебе лишь надо принести крестик, полотенце и именную икону. – Но как, же мама? Мальчик изумленно смотрел на мужчину. – Странно мне сказали она не против, но если есть какие-то сомнения сегодня, же их и решим. Давай попей святой водички и показывай дорогу домой.
Отец Михаил был не молодой, но и не старый Толик не мог определить, сколько ему лет, скорее всего из-за его бороды. Выйдя из церкви, они направились в сторону железных путей, снег хрустел под ногами, вдали лаяли собаки, завывал ветер, но у Толика впервые за последнее время было легко на душе. Мужчина взял ребенка за руку и шел с ним через дорогу как отец с сыном. Батюшка оказался очень веселым собеседником. Толик давно так не смеялся, и только подойдя к дому, стих. Расстегнув куртку и сняв с шеи резинку, на которой висел ключ от дома, мальчик открыл дверь. – Проходите, мамы, наверное, нет еще дома. Будите чай? У нас конфеты есть, правда, не верите? – и в подтверждение своих слов ребенок полез на антресоль, но священник его остановил. – Спасибо огромное, но я сыт, мне бы с мамой твоей поговорить. А вы значит вдвоем с ней живете?— И не успев получить ответ, в комнату вошла странная женщина. У нее была короткая стрижка огненно-рыжего цвета и приклеенная длинная белая коса. – Ой, какой мужчина, а я вас не знаю. Вы ко мне? Я Аллусик – и она кокетливо подмигнула священнику. – Мама— Толик густо покраснел,— Это отец Михаил. Я сегодня был в церкви с Виталиком и я, и мне, в общем, меня хотят покрестить в это воскресенье. Ты не против? – Интересно, со священником я еще ни разу, ну вы понимаете, того?— и Алла, повторно подмигнув, развязно рассмеялась. Толик извиняющимся взглядом посмотрел на отца Михаила. – Собственно, а зачем вы пожаловали? Спросить моего согласия, так я не против, всё лучше, чем дома болтаться под ногами. Уже провожая мужчину к лифту, мальчик попросил прощения за мать, на что священник лишь улыбнулся и спросил — А откуда у тебя икона Божьей Матери Умиление?— Толик не сразу сообразил, о чем речь. – А вы о картине, что стоит на столе?— Это не картина, а икона — поправил его священник. – Извините. Мне ее подарил очень близкий человек. – Произнося это, у Толика защипали глаза. Ему захотелось убежать в комнату и, уткнувшись в подушку разрыдаться. Когда за священником двери лифта закрылись, мальчик еще долго стоял и смотрел в одну точку.
Наступил долгожданный день крестин. Толик рано проснулся, принял душ, надел белоснежно чистую как первый снег рубашку, синие прошитые желтыми китайскими нитками джинсы, положил в пакет с вечера приготовленное белое местами протертое махровое полотенце и вышел из дома. Подойдя к церкви в 9 утра, он теперь ясно увидел все убожество здания. Одиноко стоящий маленький дом цвета мокрого асфальта, и единственное украшение, которое так радовало глаз в дали, голубой огромный купол, выглядел вблизи убого и бедно. Краска местами облупилась, а по бокам виден был птичий помет. Толик зашел в храм, все еще сомневаясь в правильности решения. Но увидев отца Михаила, все его сомнения улетучились. От священника исходило таким теплом, таким светом, что мальчику становилось хорошо на душе. Крестной стала бабушка Виталика, которого не было в церкви в связи с каникулами. Он уехал с родителями в Питер. Серебряный крестик с цепочкой и именную иконку подарила все та же крестная. Отец Михаил облачился в белые одежды. Зажгли свечи, Толику помазали руки, колени, спину между лопатками, грудь и лоб елеем. Полили голову святой водой, и надели на шею нательный крест, с произнесением молитвы. Затем священник с новокрещенным трижды обошел купель, а после торжественных песнопений прочел Послание Апостолов и Евангелие. В заключении Толику состригли немного волос, в знак предания христианина воле Божьей.
Толик думал, что его жизнь изменится к лучшему, но ничего не менялось. Он всё ждал письма от Тани, проверял ежедневно почтовый ящик, но там лежали лишь извещения о задолжности по квартплате. Алла с годами стала сильнее пить, на сына не обращала никакого внимания, порой не приходила домой неделями, и ее совсем не волновало, чем ее сын занимается, как учится, не голоден ли. Толик пробовался в церковный хор, но у него не оказалось, ни слуха, ни голоса. Отец Михаил относился к мальчику как к родному. Теперь Толик после школы не спешил домой. Он ежедневно приходил в храм и помогал бабушкам-прихожанкам по хозяйству. Мыл полы, вычищал церковную утварь. Со временем его друг Виталик отошел от церкви, стал играть в футбол, пошел в секцию по боксу и их дружба с Толиков закончилась.
Был последний день лета, Толик возвращался с церкви, про себя повторял выученные молитвы, рядом с ним бежали три дворняги, которые провожали его ежедневно до дома и были его единственными друзьями. Подойдя к общежитию, он увидел машину скорой помощи, толпу людей и рыдающего, сидячего на земле дядю Геру. Придя домой Толик, увидел собирающую вещи маму.— Лидка выбросилась из окна! Представляешь? Бедный Гера, что теперь с ним будет, с его детками? Я сынок вот что, пока поживу с ними, буду помогать, присматривать, а ты уже взрослый мальчик, сам сможешь о себе позаботиться.— Толик смотрел на нее, широко раскрыв от удивления глаза, от отвращения к собственной матери к горлу подступили рвотные спазмы, и он едва смог их подавить. Покидая сына, Алла поцеловала его в щеку и оставила немного денег на столе. Но уже через пару часов раздался громкий голос Аллы, она горланила на весь этаж последний хит, услышанный по радио. Придя домой, завалилась пьяная в одежде на кровать и захрапела. Рассказывали, что Лида была, не так уж и пьяна, детей с мужем не было в комнате, за пять минут до смерти она заходила к соседке и жаловалась, что её всё достало и жить не хочется. Толику было очень её жаль, как и всех впрочем.
В школе к Толику относились снисходительно, у одноклассников был другой объект для унижений девочка Женя. Ее просили лизать батареи, и она с радостью это выполняла. Толик пытался за нее заступиться, но его побили в раздевалке и больше он не проявлял мужества. Он здоровался с товарищами, подходил к ним на переменке, но они его игнорировали. Впрочем, его устраивало быть невидимкой. Он очень любил природу. В конце лета уезжал на другой берег, на Абрам— Мыс за грибами и ягодами. Ему везло на большие кусты, покрытые темно-синим покрывалом из крупной черники. Несколько литров оставлял для варенья, а остальное собирал для продажи. Из грибов он собирал лисички и подосиновики, и жарил их с картошкой, как любила его бабушка, а остальное засушивал на зиму. Осенью привлекали его взор огненные гроздья рябины. Ему нравился ее горький вкус и ощущения терпкости, стягивания языка. Зимой поднимался на сопки и ложился на снег, глядя на черное небо, усыпанное блестящими точками. Звезды были так далеко и так близко, казалось, стоит лишь протянуть немного руки и они на тебя посыпятся. На уроках труда Толик лучше всех мастерил кормушки для снегирей. Эти маленькие, кругленькие птички радовали его. Ему нравилась их красная немного выпуклая вперед грудка, черная с двумя бусинками вместо глаз головка, и острые крылышки серого, голубого, а порой и зеленого цвета. Около церкви всегда сновали стаи бездомных собак. Толик выносил им горбушки черствого хлеба, и ведро воды. Природа стала его домом, а собаки друзьями. – А почему люди не заберут с улиц всех этих собак? – Спросил однажды мальчик у батюшки.— Так это ж уже старые собаки, больные, к тому же почти все дворняги – отвечал отец Михаил. – Ну, может тело и дворняги, а сердце — чистейшей породы — парировал Толик. – Священник восхитился таким ответом – ты прав — сказал он – дворняги менее капризны, неприхотливы в еде, устойчивее к болезням. И если ими заниматься, то двор будут охранять не хуже немецкой овчарки. Собаки ежедневно провожали его от общаги до школы, от школы до церкви и домой. Их было три, две рыжие молодые суки, одна с порванным ухом и один старый черный кобель, вернее когда-то у него была белая шерсть, но о грязи она потемнела. Толик не знал, как к ним обращаться и придумал свои имена. С порванным ухом назвал Ариэль, вторую Гайка, а старого пса Бетховен. Животные так прикипели к мальчику, что каждый раз расставаясь с ним на ночь, выли под дверьми общежития. Толик сильно оброс, перестал бриться, над ним еще больше стали смеяться, узнав, что он хочет стать священнослужителем. Прошло шесть лет со дня отъезда Тани, а писем всё не было. Толик на автомате проверял почту, но безрезультатно. Алла так и не смогла влюбить в себя Геру. Со дня смерти Лиды он стал пить, детей забрали в детдом, но выйдя из запоя, Гера опомнился, вышел на работу, встретил другую женщину и ему вернули детей. Толик относился к матери снисходительно, в душе жалел ее, про бабушку уже и не вспоминал. С годами память вытесняет ненужные воспоминания. Окончив школу, Толик не пошел учиться, да и троечный аттестат не позволил бы ему поступить на бюджет. Толик решил посвятить свою жизнь богослужению. – Ты станешь диаконом — сказал ему отец Михаил. – Посвящаемый во диакона получает благодать служить при совершении таинств. Диакон находится в числе клириков. Толик был счастлив, что и ему нашлось место в этой жизни, что и он будет при деле. Но в двадцать лет он оказался перед сложным выбором. Чтобы стать диаконом надо было либо жениться, либо принять обет безбрачия. Отец Михаил не давил, ничего не советовал, он считал, что Толик сам должен прийти к какому-либо решению. Но годы шли, Толик душой и телом принадлежал Господу Богу, ему даже выдали черную рясу, хотя он по прежнему просто занимался уборкой в храме, и кормлением собак. Работал Толик за еду. В храме, как и в школе, был свой лидер, свои интересы, Толик и тут оказался без друзей. Стоило отцу Михаилу отлучиться, как остальные диаконы надсмехались над Толиком. И единственные его друзья собаки были всегда рядом. Толику исполнилось 25 лет. Он не отмечал день рождения, мать в очередной раз забыла об этом дне. Она пришла под утра с кабака и вырубилась в кресле. Толик расстелил постель, раздел мать и уложил ее спать. Он сел рядом на пол и стал смотреть на нее. У Аллы были красивые длинные черные ресницы. Она была ярко нарумянена. Ее пышные рыжие волосы рассыпались на подушке. Толик провел ладонью по ее щеке. Алла пошевелилась, повернулась к сыну спиной и засопела.
Толик шел по снеговой поляне, сон и явь – все переплелось в его сознании. Природа вокруг живая, земная: бегущий ручей, мостик, сделанный из жердочек, сквозь вершины осин, и берез нагих, сиял луч солнца… Снег рыхлый, по колено ему, Толик оглядывался, но не было никого, он один. Хотел сделать шаг вперед, но не смог пошевелить ногами, они окаменели, он пытался кричать, но голос предательски пропал, поднял голову к небу и стал взывать о помощи Господа Бога. Ему стало страшно. Он пытался идти вперед сквозь снег, но ноги не слушались, а со всех сторон доносился жуткий протяжный волчий вой и громогласный медвежий рык. Услышав приближающихся диких зверей, пульс его участился, на лбу выступили испарины пота. На его глазах выступили слезы, ему стало настолько жаль себя, что он закричал и услышал свой голос ноги его, сделали шаг вперед, он воспрянул духом, набрал побольше воздуха в легкие и только собрался бежать как со всех сторон налетели на него собаки. Толик не успел опомниться, как десятки дворняг своими острыми клыками вгрызлись ему в руки, ноги, шею. Боль была настолько невыносима — Вот он Ад — подумал в этот момент Толик! Он не вспоминал Бога, не читал молитву, он думал только о маме. Псины прогрызали ему кости, он закричал — Мамочка! Мамочка! Спаси, Помоги! В его глазах потемнело, кровь струилась по его телу, он чувствовал, как почти не осталось кожи на его лице и... последний завершающий его жизненный путь укус стал для него смертельным.
Толик был растерзан собаками на берегу залива Баренцева моря. Звери еще немного покружили вокруг него в поисках, чем еще насыться, и когда полностью обглодали его тело убежали в лес.