Три дня не переставая, лил дождь, такой холодный, какой бывает только ранней весной. Для апреля в их краю это обычное дело. Олаф стоял в кабинете у окна и смотрел на улицу. Окна кабинета выходили на унылый двор, в конце которого расположился семейный склеп. Низкое строение, покрытое мхом, Олафу напоминало мертвеца. Зомби, пытающегося выбраться из могилы. Отогнав мрачные мысли, Олаф Крюгер вспомнил о встрече.
Сегодняшняя встреча значила для Олафа многое. После этого ужина он мог стать вице-президентом компании по перевозке грузов. Крупнейшей компании в Восточной Пруссии. Высокий блондин двадцати семи лет, ариец, как сейчас модно говорить, достоин быть президентом компании. Это успеется. Главное сегодня произвести впечатление на Фрица Кайзера. Кроме того, что Крюгер прекрасный руководитель, у него был конек. Его жена Марта. Пусть ее наружность немного разнилась с представлением ученых о истинно арийской внешности. Марта, кареглазая брюнетка среднего роста, происходила из старинного рода рыцарей Тевтонского ордена. Вот именно это, по мнению Олафа, должно было или уже сыграло свою роль.
Олаф по широкой лестнице спустился вниз. Ковровые дорожки заглушили шаги. Марта читала у камина.
– Ты почему еще не готова? – спросил Олаф.
– Мне что-то нездоровится. Сходи один.
Она попыталась улыбнуться.
– Позови Грету, пусть приготовит тебе...
– Я отпустила их.
– Ты отпустила? Ты отпустила Грету и Шульца?
Олаф сел в кресло напротив Марты.
– Ну, у них же должен быть выходной?
Она снова улыбнулась. Крюгер хотел закричать на нее, чтоб она перестала скалиться. Он не любил ее. Никогда. Ему нужна была ее фамилия. Фамилия грязного рыцаря была пропуском в чистую и сытую жизнь.
– Ладно.
Олаф посмотрел на огонь в камине. Танец пламени завораживал.
– Отдыхай. Сам съезжу. В следующий раз, будь добра, советуйся со мной.
Крюгер встал и пошел к лестнице. Остановился у столика с телефоном.
– Может доктору позвонить?
Олаф взял трубку, но Марта запротестовала:
– Не надо. Я выпила таблетку. Провожу тебя и лягу.
Сука! Ляжет она.
Все ни к черту. И это несмотря на то, что Олаф обладал новым автомобилем «Фюрерваген», единственным в Восточной Пруссии (другие восемь принадлежали высшему руководству Третьего Рейха). Машина заглохла в двух километрах от дома. Олаф с силой захлопнул дверь. День явно не заладился. Пнул по колесу и направился в сторону дома.
В прихожей Олаф снял мокрый плащ. Пошел к лестнице. У камина никого не было. Наверное, Марта пошла спать. Олаф поднял трубку телефона. Тишина. Может, где линия повреждена? Еще один телефон находился в его кабинете.
Он поднялся на второй этаж. Как можно тише прошел мимо спальни. У гостевой Олаф остановился. Звуки. Странные звуки ему послышались из собственной спальни. Он вернулся.
Марта там не одна! Ему хотелось ворваться в спальню и разнести там все. Но…
Здравомыслие взяло верх над безрассудством. Он осторожно прошел в кабинет. Толстые ковровые дорожки заглушали шаги. Он подошел к столу и выдвинул ящик. Достал «Вальтер». Положил в карман пиджака.
Я сделаю это. Я напугаю этого козла до усрачки. А потом пугну эту суку. Я... Да я их...
Олаф начал задыхаться от злобы и... Да, бессилия. Слезы подобно дождю за окном, заструились по щекам. Они удивили Крюгера не меньше стонов Тевтонской сучки.
Он остановился у двери спальни. Достал пистолет.
Стоны из спальни стали еще громче. Похотливая тварь! Как может так кричать приличная женщина?! Даже если она из рода Тевтонских рыцарей, это не дает ей права трахаться с кем попало. Ох, как ему хотелось заткнуть ее прямо сейчас. Зайти в спальню и выпустить в нее всю обойму. Нет, он не станет ломать свою жизнь из-за этой твари.
Почему она поступает с ним так?! Да, он ее не любит! Но в остальном, же все замечательно. Почему?!
Она все знала! Она кого-то ждала. Поэтому отпустила прислугу. Поэтому у нее заболела голова. Именно поэтому она сейчас визжит как шлюха в спальне. С кем? Олаф догадывался. Давно догадывался, но ему было, прямо сказать, наплевать. Если честно, Крюгер не думал, что его затворница-жена может привести кого-нибудь в дом. Пусть даже в свой.
Дитер Рот работал в компании по перевозкам вместе с Олафом. Симпатичный молодой человек, еще моложе, чем Марта и Олаф, нравился к Крюгеру. Хороший работник, умный собеседник и просто славный малый. Они часто приглашали к себе Рота поужинать.
Доужинались.
Крюгер ничего не имел против общения Марты с Дитером. Марта увлеклась оккультизмом. Дитер стал ей хорошим собеседником. Крюгеру даже казалось, что кроме него оккультизмом больна вся Германия. Вот и эти двое не стали исключением.
Олаф пару раз, вернувшись домой вечером, заставал Дитера и Марту за разговорами о каких-то дурацких обрядах у камина. Крюгер был не против. Во-первых, он не любил ее. Во-вторых, с кем ей разговаривать? Не с сородичами же из склепа? Ну, наконец, в-третьих, Олаф не думал, что их увлечение чернокнижием перейдет на новый уровень.
Марта знала, что Олаф все равно пойдет на встречу. С ней или без нее – пойдет. Но она не могла знать, что машина Олафа окажется полной развалиной, несмотря на то, что «Фюрервагену» всего год. Так этого он и сам не знал.
Олаф накинул сухой плащ и вышел на улицу. Посмотрел по сторонам. Склеп. Горб мстительного зомби, торчащий из земли. Олаф ненавидел это строение. Это только полоумному может прийти в голову у собственного дома хоронить мертвых. Пусть даже своих, но мертвецов.
Он подошел к строению, кое-где покрытым мхом. Присел на камень и стал ждать.
Минут через двадцать из дома вышел Дитер. Олаф видел его машину. Ее можно было увидеть только с того места, где сейчас сидел Олаф. Конспирируется скотина. У ублюдка нет денег даже на нормальное авто, вот и ездит на народном. «Жук» 1937 года выпуска по сравнению с «Фюрервагеном» выглядел, словно котенок у лап тигра. А может подонок задумал пересесть на мой Мерседес? Вот и задабривает мою женушку-чернокнижницу?
Дитер подошел к машине. Открыл дверь. Замер. Холод металла обжег ухо.
– Садись в машину, – прошипел Крюгер.
– Олаф?! А я только от тебя...
– И что?! Неужели меня нет?
– Послушай...
– Заткнись и полезай в машину!
Олаф подтолкнул его пистолетом.
Рот не спеша сел за руль. Крюгер, не сводя с него глаз, расположился рядом.
– Поехали!
– Как скажешь, Олаф...
– Не произноси моего имени, – сказал Крюгер. Ствол с силой ткнулся Дитеру в ухо.
Машина ехала по извилистой дороге. Олаф жестами показывал направление, хотя толком и не знал, куда они едут. Он просто хотел попугать придурка. Ублюдку еще повезло, что я не люблю ее, а то бы еще в спальне... Не люблю, но обида какая-то есть. Что-то подобное Крюгер чувствовал в детстве, когда мама или папа уделяли больше внимания младшим сестрам. Своего рода ревность. Да не черта это не ревность! Это чувство собственника. Она моя собственность и только я имею право в нее совать свой хер!
Олаф не заметил, как у Дитера в руках оказался нож. Мгновение. Удар ножа. Выстрел. Все заканчивалось немного не так, как Олаф планировал. Дитер обмяк и завалился на руль. Неуправляемая машина выскочила с дороги. Словно желая отомстить за хозяина, она понеслась к обрыву. Олаф попытался откинуть тело. Безрезультатно. Будто машина и покойник стали одним целым. Да и цель у них одна.
Олаф открыл дверь. Земля проносилась. Он прыгнул. Еще бы секунда, и он, хоть и отдельно от машины, но летел бы в пропасть. Через мгновение раздался взрыв. Все.
Крюгер подполз к обрыву. Выглянул вниз, «Жука» поглотил огонь. Он встал. Осмотрел себя. Весь мокрый и грязный. Махнул рукой и тут же скривился от боли. Левое плечо болело. Крюгер еще раз глянул через край. Сплюнул и побрел в сторону дома. Теперь у него были совершенно другие планы насчет «любимой» жены.
Дождь то усиливался, то переставал. Порыв ветра развевал полы грязного плаща, висящего саваном на Олафе. Перед домом он снова осмотрел себя. Крюгер походил на завсегдатая сточных канав. Плевать. Когда все закончится, у него будет время отмыться.
Олаф вошел в гараж. Подошел к большому стеллажу с инструментом. Взял молоток, подержал в руке, будто взвешивая, и отложил. Ему нужен топор. За стеллажом стоял большой колун. То, что надо. Олаф улыбнулся. Не любил он этих кровавых сцен. С пистолетом он чувствовал себя куда как лучше. Но «Вальтер» остался в утробе «Жука».
Она сидела на своем излюбленном месте, у камина. У Олафа сложилось впечатление, что жена его ждала. У нее в руках была книга, но Марта не читала. Как только Олаф вошел, она положила книгу на колени и улыбнулась. Марта убрала с колен книгу. Взяла пистолет и, не целясь, выстрелила. Большая ваза, в метре от ноги Крюгера, взорвалась. Марта хохотнула. Олаф остановился.
– Ты что и меня хочешь убить? – спросила Марта.
Она слышала взрыв и поняла, что ее хахаля больше нет.
– Ну что ты молчишь?! Ты убьешь меня или нет?
Марта снова хохотнула. Что-либо говорить у Олафа не было желания ровно, как и желания подохнуть от шальной пули. Марта стрелок тот еще. Она бы в него и с двух шагов не попала, но... Лучше не провоцировать ее. Она точно свихнулась.
Вторая пуля вошла в ковер у самых ног Крюгера. Он дернулся. Плечо накрыла волна боли.
– Ты мне так и не ответил. Ты меня убьешь? Убьешь?! Как Дитера?!
Олаф даже присел в ожидании выстрела. Марта засмеялась.
– Ты смешон, Олаф Крюгер. Портным ты был, портным и умрешь.
– Я не портной, – медленно выговаривая каждое слово, сказал Олаф.
– Прости. Гончар?
Она издевалась.
– Ты на себя посмотри! Твои предки, таких как ты, на костре сжигали!
Тираду осмелевшего Олафа прервал третий выстрел. Пуля впилась в стену у двери.
– Заткнись! Заткнись, ублюдок! Они все слышат.
Марта уже не улыбалась. Упоминание о гниющих родичах разозлило ее.
– Что?! Ты боишься, что они выйдут из склепа и сожгут тебя?!
Четвертая пуля прошла в дюйме над головой, едва не сделав в его арийских волосах второй пробор. Пятая обдала жаром правую щеку. Вместо шестого выстрела раздался сухой щелчок. Он для Олафа прозвучал как предложение. И он принял его. С ревом бросился на жену. Дальше все произошло быстро. Одного удара было достаточно, но Олаф не мог остановиться. Он поднимал топор над головой. Опускал. И снова поднимал. Слезы текли по щекам. Опускал. Лицо, забрызганное кровью, перекосило от злости. Слезы становились красными.
Олаф отбросил топор. Посмотрел на жену... на то, что от нее осталось. Ему показалось, что Марта ему улыбнулась. Он оступился и упал в кресло. Быстро поднялся. Посмотрел. Нет, показалось.
Олаф спиной пошел к лестнице. Все еще боясь отвернуться от трупа, он медленно поднялся наверх. Вошел в спальню.
Гадина! Она даже не соизволила убрать постель!
Олаф подошел к широкой двуспальной кровати. С силой дернул простыню и пошел вниз. Подошел к лестнице и замер. В гостиной беседовали. Он четко различал голоса. Голоса Марты и Дитера. Чертовщина какая-то. Этого не могло быть. Либо мертвые восстали, либо он сходит с ума. В обоих случаях дело хреново. Он прислушался: то, что минуту назад он принял за разговор покойников, на деле оказалось завыванием ветра и шумом дождя. Спустился вниз. Тело Марты лежало в черной луже. Олаф взял ее на руки и положил на простыню.
На улице стемнело. Дождь припустил, казалось, оплакивая погибших.
Олаф, спотыкаясь и ступая по лужам, нес к склепу страшную ношу. Благоверная удостоилась чести лечь вместе с его славными предками. А вот захотят ли они соседствовать с ведьмой? Выбора ни у кого из них все равно нет.
Простыня, намокшая от дождя и крови, липла к рукам. Он спустился в темное помещение. Положил тело у лестницы и включил свет. Жуткое ощущение, что он здесь не один, вдруг окутало его холодным коконом. Олаф встряхнулся. Надо заканчивать. Иначе придется провести остаток дней в психушке.
Он взял тело Марты за ноги и волоком подтянул к ближайшему каменному гробу. С большим усилием отодвинул крышку. На дне каменного ящика лежали чьи-то кости.
Я думаю, в обиде никто не будет. Предки моей женушки наверняка были гостеприимными.
Он поднял труп, перевалил через край и отпустил. Череп обитателя гроба взорвался со звуком лопнувшего гриба-дождевика. Олаф хотел задвинуть плиту, но она не поддалась. Кто придумал такие гробы? Будто боялись, что мертвые выберутся из них.
Олаф развернулся и пошел к выходу. Ему хотелось как можно скорее покинуть это жуткое место. Ноги не слушались. Каждый шаг давался с трудом. Страх сковал его. Он уже подошел к лестнице, когда ему показалось... Нет, он ясно слышал – за спиной начали отодвигаться крышки гробов. Он побежал.
В спальне он скинул с себя всю одежду и прошел в ванную. Приняв душ, Олаф почувствовал себя лучше. Подошел к зеркалу и осмотрел рану на плече. Ничего страшного – до свадьбы заживет. На щеке небольшая царапина. В аптечке нашел бинт и вышел в спальню.
Вдруг он услышал шорох. Едва уловимый звук, доносившийся из коридора. Ковры и дорожки, расстеленные по всему дому, очень хорошо заглушали шаги. Олаф прислушался. Следующий звук заставил его подпрыгнуть. Кто-то дернул за ручку.
Олаф смотрел на дверь, как кролик на удава. Она открылась, и в спальню вошли Марта и Дитер. Ну, прямо не разлей вода. В этот момент Олаф больше всего поразило собственное спокойствие, с которым он встретил мертвецов. Марта, вся в крови, с проломленным черепом, еще как-то могла сойти за смертельно раненую, но чудом выжившую. О Дитере этого нельзя было сказать. Даже с натяжкой. То, что эта головешка на ногах – Дитер, можно было только догадываться.
Олаф понял, что они пришли отомстить ему. Они стояли у него на пути. Он разобрался с ними живыми, разберется и с мертвыми. В комнату вошли еще три полуразложившихся трупа. Спокойствие Олафа улетучилось, как дым. Ему хотелось завизжать, как маленькому мальчику: «Им-то что я сделал?» Он схватил стул и кинулся на непрошеных гостей. Расчистив себе дорогу стулом, он выбежал в коридор. Забежал за угол.
Думать. Думать. Голова отказывалась работать. Как и все тело. Страх буквально парализовал его.
Надо бежать!
Его машина стоит в двух милях к западу. Если ее не смыло дождем. И если она заведется.
Он посмотрел на себя. В одном полотенце далеко не уедешь. Олаф заглянул за угол. Мысли об одежде мигом улетучились. По длинному коридору, волоча ноги, шла целая армия мертвецов. А точнее скелетов в доспехах Тевтонского ордена. Они заполнили весь дом. Стоны, завывания. Запах… Коридоры, комнаты наполнились запахом тления.
Олаф собрался с силами. Он развернулся и столкнулся с мертвым монахом. Мертвец вцепился в его плечо. Боль пронзила тело. Олаф закричал. Землистого цвета лицо перекосила гримаса блаженства. Единственный глаз мертвеца свисал из глазницы, и казалось, смотрел на обнажившиеся гениталии. Рот, забитый грязью и запекшейся кровью, растянулся в ухмылке.
Олаф, не глядя, ударил его. Голова мертвеца дернулась. Глаз выпал к ногам борющихся. Живой труп отступил, но хватки не ослабил. Кровь побежала по руке. Олаф дернул плечом. Жгучая боль. Крюгер упал на колени. Кровь красными ручейками текла по предплечью.
Надо спасаться! Он не мог понять, что происходит. Единственное в чем Олаф был уверен так это в том, что без Марты и ее оккультной литературы здесь не обошлось.
Олаф со всей силы ударил монаха по ногам. Кости с треском подломились, и тварь завалилась на спину. Предок Марты попытался схватить Крюгера за ноги, когда тот вскочил. Олаф отбрыкнулся и, не оглядываясь, побежал к кабинету. Захлопнув дверь, он кинулся к стене, возле которой стоял дубовый стол. Олаф сбросил какие-то бумаги и, позабыв о боли в руке, передвинул его к выходу.
В дверь колотили. Он не знал, сколько продержится его баррикада.
Его охватил ужас. Олаф медленно сполз на пол. Ведь я хотел всего лишь их напугать! И кому теперь страшно? Кому?! Олаф опустил голову и заплакал.
– Олаф, Олаф.
Крюгер поднял голову. На подоконнике сидел мужчина лет сорока в старом растянутом свитере под горло. Несмотря на то, что Олафу было лет семь, когда мужчина пропал, он вспомнил его. Это был его отец. Ганц Крюгер был деревенским портным. Когда его мастерская сгорела, Ганц тоже куда-то пропал, оставив четверых детей и жену.
– Ты как? Ты тоже? Ты с ними?
Олаф захлебнулся в собственных вопросах.
– Нет, сынок. Я с тобой.
Мужчина спрыгнул с подоконника. Олаф тоже встал. Вспомнив о своей наготе, прикрылся руками. Они напоминали двух футболистов. Один собирался пробить штрафной, а второй – не пропустить мяч и при этом остаться с возможным потомством.
– Ты нас бросил.
– Нет. У меня просто не было другого выхода.
– Выход есть всегда! – крикнул Олаф и заплакал как семилетний ребенок.
– Да. Именно им я тогда и воспользовался.
Ганц Крюгер вывернул запястья к Олафу. Глубокие разрезы на обеих руках, словно два кошмарных рта улыбались Крюгеру-младшему.
– Я им и воспользовался, – повторил призрак и исчез.
Он пришел помочь мне.
Вдруг сильный порыв ветра ударил в окно. Стекло не выдержало натиска и разлетелось. Олаф боялся пошевелиться. В окне, развеваемая ветром, висела петля.
Ну, слава богу! А то уж я думал, что не выберусь отсюда. Он улыбнулся.
Мертвецы скребли дверь. Олаф направился к окну. Кровь текла по руке и тяжелыми каплями падала на пол. По дороге он взял стул. Поставил его у подоконника.
Именно им я и воспользовался.
Как только Олаф встал на стул у окна, за дверью замолчали.
Он ступил на подоконник. Посмотрел вниз. Под окном стояли Марта и Дитер. Они ждали.
Олаф надел петлю на шею. Слезы текли по щекам.
Портным ты был, портным и умрешь.
Я не портной!
Он улыбнулся и шагнул вниз.
Утром дождь закончился. К вечеру следующего дня пошел снег.
Сегодняшняя встреча значила для Олафа многое. После этого ужина он мог стать вице-президентом компании по перевозке грузов. Крупнейшей компании в Восточной Пруссии. Высокий блондин двадцати семи лет, ариец, как сейчас модно говорить, достоин быть президентом компании. Это успеется. Главное сегодня произвести впечатление на Фрица Кайзера. Кроме того, что Крюгер прекрасный руководитель, у него был конек. Его жена Марта. Пусть ее наружность немного разнилась с представлением ученых о истинно арийской внешности. Марта, кареглазая брюнетка среднего роста, происходила из старинного рода рыцарей Тевтонского ордена. Вот именно это, по мнению Олафа, должно было или уже сыграло свою роль.
Олаф по широкой лестнице спустился вниз. Ковровые дорожки заглушили шаги. Марта читала у камина.
– Ты почему еще не готова? – спросил Олаф.
– Мне что-то нездоровится. Сходи один.
Она попыталась улыбнуться.
– Позови Грету, пусть приготовит тебе...
– Я отпустила их.
– Ты отпустила? Ты отпустила Грету и Шульца?
Олаф сел в кресло напротив Марты.
– Ну, у них же должен быть выходной?
Она снова улыбнулась. Крюгер хотел закричать на нее, чтоб она перестала скалиться. Он не любил ее. Никогда. Ему нужна была ее фамилия. Фамилия грязного рыцаря была пропуском в чистую и сытую жизнь.
– Ладно.
Олаф посмотрел на огонь в камине. Танец пламени завораживал.
– Отдыхай. Сам съезжу. В следующий раз, будь добра, советуйся со мной.
Крюгер встал и пошел к лестнице. Остановился у столика с телефоном.
– Может доктору позвонить?
Олаф взял трубку, но Марта запротестовала:
– Не надо. Я выпила таблетку. Провожу тебя и лягу.
Сука! Ляжет она.
Все ни к черту. И это несмотря на то, что Олаф обладал новым автомобилем «Фюрерваген», единственным в Восточной Пруссии (другие восемь принадлежали высшему руководству Третьего Рейха). Машина заглохла в двух километрах от дома. Олаф с силой захлопнул дверь. День явно не заладился. Пнул по колесу и направился в сторону дома.
В прихожей Олаф снял мокрый плащ. Пошел к лестнице. У камина никого не было. Наверное, Марта пошла спать. Олаф поднял трубку телефона. Тишина. Может, где линия повреждена? Еще один телефон находился в его кабинете.
Он поднялся на второй этаж. Как можно тише прошел мимо спальни. У гостевой Олаф остановился. Звуки. Странные звуки ему послышались из собственной спальни. Он вернулся.
Марта там не одна! Ему хотелось ворваться в спальню и разнести там все. Но…
Здравомыслие взяло верх над безрассудством. Он осторожно прошел в кабинет. Толстые ковровые дорожки заглушали шаги. Он подошел к столу и выдвинул ящик. Достал «Вальтер». Положил в карман пиджака.
Я сделаю это. Я напугаю этого козла до усрачки. А потом пугну эту суку. Я... Да я их...
Олаф начал задыхаться от злобы и... Да, бессилия. Слезы подобно дождю за окном, заструились по щекам. Они удивили Крюгера не меньше стонов Тевтонской сучки.
Он остановился у двери спальни. Достал пистолет.
Стоны из спальни стали еще громче. Похотливая тварь! Как может так кричать приличная женщина?! Даже если она из рода Тевтонских рыцарей, это не дает ей права трахаться с кем попало. Ох, как ему хотелось заткнуть ее прямо сейчас. Зайти в спальню и выпустить в нее всю обойму. Нет, он не станет ломать свою жизнь из-за этой твари.
Почему она поступает с ним так?! Да, он ее не любит! Но в остальном, же все замечательно. Почему?!
Она все знала! Она кого-то ждала. Поэтому отпустила прислугу. Поэтому у нее заболела голова. Именно поэтому она сейчас визжит как шлюха в спальне. С кем? Олаф догадывался. Давно догадывался, но ему было, прямо сказать, наплевать. Если честно, Крюгер не думал, что его затворница-жена может привести кого-нибудь в дом. Пусть даже в свой.
Дитер Рот работал в компании по перевозкам вместе с Олафом. Симпатичный молодой человек, еще моложе, чем Марта и Олаф, нравился к Крюгеру. Хороший работник, умный собеседник и просто славный малый. Они часто приглашали к себе Рота поужинать.
Доужинались.
Крюгер ничего не имел против общения Марты с Дитером. Марта увлеклась оккультизмом. Дитер стал ей хорошим собеседником. Крюгеру даже казалось, что кроме него оккультизмом больна вся Германия. Вот и эти двое не стали исключением.
Олаф пару раз, вернувшись домой вечером, заставал Дитера и Марту за разговорами о каких-то дурацких обрядах у камина. Крюгер был не против. Во-первых, он не любил ее. Во-вторых, с кем ей разговаривать? Не с сородичами же из склепа? Ну, наконец, в-третьих, Олаф не думал, что их увлечение чернокнижием перейдет на новый уровень.
Марта знала, что Олаф все равно пойдет на встречу. С ней или без нее – пойдет. Но она не могла знать, что машина Олафа окажется полной развалиной, несмотря на то, что «Фюрервагену» всего год. Так этого он и сам не знал.
Олаф накинул сухой плащ и вышел на улицу. Посмотрел по сторонам. Склеп. Горб мстительного зомби, торчащий из земли. Олаф ненавидел это строение. Это только полоумному может прийти в голову у собственного дома хоронить мертвых. Пусть даже своих, но мертвецов.
Он подошел к строению, кое-где покрытым мхом. Присел на камень и стал ждать.
Минут через двадцать из дома вышел Дитер. Олаф видел его машину. Ее можно было увидеть только с того места, где сейчас сидел Олаф. Конспирируется скотина. У ублюдка нет денег даже на нормальное авто, вот и ездит на народном. «Жук» 1937 года выпуска по сравнению с «Фюрервагеном» выглядел, словно котенок у лап тигра. А может подонок задумал пересесть на мой Мерседес? Вот и задабривает мою женушку-чернокнижницу?
Дитер подошел к машине. Открыл дверь. Замер. Холод металла обжег ухо.
– Садись в машину, – прошипел Крюгер.
– Олаф?! А я только от тебя...
– И что?! Неужели меня нет?
– Послушай...
– Заткнись и полезай в машину!
Олаф подтолкнул его пистолетом.
Рот не спеша сел за руль. Крюгер, не сводя с него глаз, расположился рядом.
– Поехали!
– Как скажешь, Олаф...
– Не произноси моего имени, – сказал Крюгер. Ствол с силой ткнулся Дитеру в ухо.
Машина ехала по извилистой дороге. Олаф жестами показывал направление, хотя толком и не знал, куда они едут. Он просто хотел попугать придурка. Ублюдку еще повезло, что я не люблю ее, а то бы еще в спальне... Не люблю, но обида какая-то есть. Что-то подобное Крюгер чувствовал в детстве, когда мама или папа уделяли больше внимания младшим сестрам. Своего рода ревность. Да не черта это не ревность! Это чувство собственника. Она моя собственность и только я имею право в нее совать свой хер!
Олаф не заметил, как у Дитера в руках оказался нож. Мгновение. Удар ножа. Выстрел. Все заканчивалось немного не так, как Олаф планировал. Дитер обмяк и завалился на руль. Неуправляемая машина выскочила с дороги. Словно желая отомстить за хозяина, она понеслась к обрыву. Олаф попытался откинуть тело. Безрезультатно. Будто машина и покойник стали одним целым. Да и цель у них одна.
Олаф открыл дверь. Земля проносилась. Он прыгнул. Еще бы секунда, и он, хоть и отдельно от машины, но летел бы в пропасть. Через мгновение раздался взрыв. Все.
Крюгер подполз к обрыву. Выглянул вниз, «Жука» поглотил огонь. Он встал. Осмотрел себя. Весь мокрый и грязный. Махнул рукой и тут же скривился от боли. Левое плечо болело. Крюгер еще раз глянул через край. Сплюнул и побрел в сторону дома. Теперь у него были совершенно другие планы насчет «любимой» жены.
Дождь то усиливался, то переставал. Порыв ветра развевал полы грязного плаща, висящего саваном на Олафе. Перед домом он снова осмотрел себя. Крюгер походил на завсегдатая сточных канав. Плевать. Когда все закончится, у него будет время отмыться.
Олаф вошел в гараж. Подошел к большому стеллажу с инструментом. Взял молоток, подержал в руке, будто взвешивая, и отложил. Ему нужен топор. За стеллажом стоял большой колун. То, что надо. Олаф улыбнулся. Не любил он этих кровавых сцен. С пистолетом он чувствовал себя куда как лучше. Но «Вальтер» остался в утробе «Жука».
Она сидела на своем излюбленном месте, у камина. У Олафа сложилось впечатление, что жена его ждала. У нее в руках была книга, но Марта не читала. Как только Олаф вошел, она положила книгу на колени и улыбнулась. Марта убрала с колен книгу. Взяла пистолет и, не целясь, выстрелила. Большая ваза, в метре от ноги Крюгера, взорвалась. Марта хохотнула. Олаф остановился.
– Ты что и меня хочешь убить? – спросила Марта.
Она слышала взрыв и поняла, что ее хахаля больше нет.
– Ну что ты молчишь?! Ты убьешь меня или нет?
Марта снова хохотнула. Что-либо говорить у Олафа не было желания ровно, как и желания подохнуть от шальной пули. Марта стрелок тот еще. Она бы в него и с двух шагов не попала, но... Лучше не провоцировать ее. Она точно свихнулась.
Вторая пуля вошла в ковер у самых ног Крюгера. Он дернулся. Плечо накрыла волна боли.
– Ты мне так и не ответил. Ты меня убьешь? Убьешь?! Как Дитера?!
Олаф даже присел в ожидании выстрела. Марта засмеялась.
– Ты смешон, Олаф Крюгер. Портным ты был, портным и умрешь.
– Я не портной, – медленно выговаривая каждое слово, сказал Олаф.
– Прости. Гончар?
Она издевалась.
– Ты на себя посмотри! Твои предки, таких как ты, на костре сжигали!
Тираду осмелевшего Олафа прервал третий выстрел. Пуля впилась в стену у двери.
– Заткнись! Заткнись, ублюдок! Они все слышат.
Марта уже не улыбалась. Упоминание о гниющих родичах разозлило ее.
– Что?! Ты боишься, что они выйдут из склепа и сожгут тебя?!
Четвертая пуля прошла в дюйме над головой, едва не сделав в его арийских волосах второй пробор. Пятая обдала жаром правую щеку. Вместо шестого выстрела раздался сухой щелчок. Он для Олафа прозвучал как предложение. И он принял его. С ревом бросился на жену. Дальше все произошло быстро. Одного удара было достаточно, но Олаф не мог остановиться. Он поднимал топор над головой. Опускал. И снова поднимал. Слезы текли по щекам. Опускал. Лицо, забрызганное кровью, перекосило от злости. Слезы становились красными.
Олаф отбросил топор. Посмотрел на жену... на то, что от нее осталось. Ему показалось, что Марта ему улыбнулась. Он оступился и упал в кресло. Быстро поднялся. Посмотрел. Нет, показалось.
Олаф спиной пошел к лестнице. Все еще боясь отвернуться от трупа, он медленно поднялся наверх. Вошел в спальню.
Гадина! Она даже не соизволила убрать постель!
Олаф подошел к широкой двуспальной кровати. С силой дернул простыню и пошел вниз. Подошел к лестнице и замер. В гостиной беседовали. Он четко различал голоса. Голоса Марты и Дитера. Чертовщина какая-то. Этого не могло быть. Либо мертвые восстали, либо он сходит с ума. В обоих случаях дело хреново. Он прислушался: то, что минуту назад он принял за разговор покойников, на деле оказалось завыванием ветра и шумом дождя. Спустился вниз. Тело Марты лежало в черной луже. Олаф взял ее на руки и положил на простыню.
На улице стемнело. Дождь припустил, казалось, оплакивая погибших.
Олаф, спотыкаясь и ступая по лужам, нес к склепу страшную ношу. Благоверная удостоилась чести лечь вместе с его славными предками. А вот захотят ли они соседствовать с ведьмой? Выбора ни у кого из них все равно нет.
Простыня, намокшая от дождя и крови, липла к рукам. Он спустился в темное помещение. Положил тело у лестницы и включил свет. Жуткое ощущение, что он здесь не один, вдруг окутало его холодным коконом. Олаф встряхнулся. Надо заканчивать. Иначе придется провести остаток дней в психушке.
Он взял тело Марты за ноги и волоком подтянул к ближайшему каменному гробу. С большим усилием отодвинул крышку. На дне каменного ящика лежали чьи-то кости.
Я думаю, в обиде никто не будет. Предки моей женушки наверняка были гостеприимными.
Он поднял труп, перевалил через край и отпустил. Череп обитателя гроба взорвался со звуком лопнувшего гриба-дождевика. Олаф хотел задвинуть плиту, но она не поддалась. Кто придумал такие гробы? Будто боялись, что мертвые выберутся из них.
Олаф развернулся и пошел к выходу. Ему хотелось как можно скорее покинуть это жуткое место. Ноги не слушались. Каждый шаг давался с трудом. Страх сковал его. Он уже подошел к лестнице, когда ему показалось... Нет, он ясно слышал – за спиной начали отодвигаться крышки гробов. Он побежал.
В спальне он скинул с себя всю одежду и прошел в ванную. Приняв душ, Олаф почувствовал себя лучше. Подошел к зеркалу и осмотрел рану на плече. Ничего страшного – до свадьбы заживет. На щеке небольшая царапина. В аптечке нашел бинт и вышел в спальню.
Вдруг он услышал шорох. Едва уловимый звук, доносившийся из коридора. Ковры и дорожки, расстеленные по всему дому, очень хорошо заглушали шаги. Олаф прислушался. Следующий звук заставил его подпрыгнуть. Кто-то дернул за ручку.
Олаф смотрел на дверь, как кролик на удава. Она открылась, и в спальню вошли Марта и Дитер. Ну, прямо не разлей вода. В этот момент Олаф больше всего поразило собственное спокойствие, с которым он встретил мертвецов. Марта, вся в крови, с проломленным черепом, еще как-то могла сойти за смертельно раненую, но чудом выжившую. О Дитере этого нельзя было сказать. Даже с натяжкой. То, что эта головешка на ногах – Дитер, можно было только догадываться.
Олаф понял, что они пришли отомстить ему. Они стояли у него на пути. Он разобрался с ними живыми, разберется и с мертвыми. В комнату вошли еще три полуразложившихся трупа. Спокойствие Олафа улетучилось, как дым. Ему хотелось завизжать, как маленькому мальчику: «Им-то что я сделал?» Он схватил стул и кинулся на непрошеных гостей. Расчистив себе дорогу стулом, он выбежал в коридор. Забежал за угол.
Думать. Думать. Голова отказывалась работать. Как и все тело. Страх буквально парализовал его.
Надо бежать!
Его машина стоит в двух милях к западу. Если ее не смыло дождем. И если она заведется.
Он посмотрел на себя. В одном полотенце далеко не уедешь. Олаф заглянул за угол. Мысли об одежде мигом улетучились. По длинному коридору, волоча ноги, шла целая армия мертвецов. А точнее скелетов в доспехах Тевтонского ордена. Они заполнили весь дом. Стоны, завывания. Запах… Коридоры, комнаты наполнились запахом тления.
Олаф собрался с силами. Он развернулся и столкнулся с мертвым монахом. Мертвец вцепился в его плечо. Боль пронзила тело. Олаф закричал. Землистого цвета лицо перекосила гримаса блаженства. Единственный глаз мертвеца свисал из глазницы, и казалось, смотрел на обнажившиеся гениталии. Рот, забитый грязью и запекшейся кровью, растянулся в ухмылке.
Олаф, не глядя, ударил его. Голова мертвеца дернулась. Глаз выпал к ногам борющихся. Живой труп отступил, но хватки не ослабил. Кровь побежала по руке. Олаф дернул плечом. Жгучая боль. Крюгер упал на колени. Кровь красными ручейками текла по предплечью.
Надо спасаться! Он не мог понять, что происходит. Единственное в чем Олаф был уверен так это в том, что без Марты и ее оккультной литературы здесь не обошлось.
Олаф со всей силы ударил монаха по ногам. Кости с треском подломились, и тварь завалилась на спину. Предок Марты попытался схватить Крюгера за ноги, когда тот вскочил. Олаф отбрыкнулся и, не оглядываясь, побежал к кабинету. Захлопнув дверь, он кинулся к стене, возле которой стоял дубовый стол. Олаф сбросил какие-то бумаги и, позабыв о боли в руке, передвинул его к выходу.
В дверь колотили. Он не знал, сколько продержится его баррикада.
Его охватил ужас. Олаф медленно сполз на пол. Ведь я хотел всего лишь их напугать! И кому теперь страшно? Кому?! Олаф опустил голову и заплакал.
– Олаф, Олаф.
Крюгер поднял голову. На подоконнике сидел мужчина лет сорока в старом растянутом свитере под горло. Несмотря на то, что Олафу было лет семь, когда мужчина пропал, он вспомнил его. Это был его отец. Ганц Крюгер был деревенским портным. Когда его мастерская сгорела, Ганц тоже куда-то пропал, оставив четверых детей и жену.
– Ты как? Ты тоже? Ты с ними?
Олаф захлебнулся в собственных вопросах.
– Нет, сынок. Я с тобой.
Мужчина спрыгнул с подоконника. Олаф тоже встал. Вспомнив о своей наготе, прикрылся руками. Они напоминали двух футболистов. Один собирался пробить штрафной, а второй – не пропустить мяч и при этом остаться с возможным потомством.
– Ты нас бросил.
– Нет. У меня просто не было другого выхода.
– Выход есть всегда! – крикнул Олаф и заплакал как семилетний ребенок.
– Да. Именно им я тогда и воспользовался.
Ганц Крюгер вывернул запястья к Олафу. Глубокие разрезы на обеих руках, словно два кошмарных рта улыбались Крюгеру-младшему.
– Я им и воспользовался, – повторил призрак и исчез.
Он пришел помочь мне.
Вдруг сильный порыв ветра ударил в окно. Стекло не выдержало натиска и разлетелось. Олаф боялся пошевелиться. В окне, развеваемая ветром, висела петля.
Ну, слава богу! А то уж я думал, что не выберусь отсюда. Он улыбнулся.
Мертвецы скребли дверь. Олаф направился к окну. Кровь текла по руке и тяжелыми каплями падала на пол. По дороге он взял стул. Поставил его у подоконника.
Именно им я и воспользовался.
Как только Олаф встал на стул у окна, за дверью замолчали.
Он ступил на подоконник. Посмотрел вниз. Под окном стояли Марта и Дитер. Они ждали.
Олаф надел петлю на шею. Слезы текли по щекам.
Портным ты был, портным и умрешь.
Я не портной!
Он улыбнулся и шагнул вниз.
Утром дождь закончился. К вечеру следующего дня пошел снег.