Клаустрофобия
Вновь в Дебелянова направлен выстрел –
История на почести скупится.
В ней воинов разжалывают быстро,
Едва успеют выйти на страницу.
И подпоручик Димчо Дебелянов
На пограничье оказался лишним.
И страшно, и печально, что так рано
Цветут вокруг воспетые им вишни.
Попутно
К.А.
Останется обида тенью гордой,
Как тот орёл, что на скале сидит.
Пусть вороньё кружится стаей чёрной,
Его удел – тащиться позади.
У нас в глазах свет солнечный сияет,
Ведь кто-то солнца ждёт от нас с тобой.
Всё остальное – это жизнь земная,
Где бесконечны битвы света с тьмой.
Элегия о белых рубахах
Всё потому, что до восхода шью
я белые рубахи воеводе,
благие сны в бессонницу мою
на очи воспалённые не сходят.
Не знаю в колыбельных песнях толк,
лишь заклинанья повторяю рьяно.
За мною ходит, как собака, волк,
а новолунье кажется мне раной.
Но современный день встаёт в окне,
шлёт в телефон морзянку сообщений
и что-то в душу втискивает мне
из новых политических решений.
Верёвки бельевые станут вдруг
без стираных рубах легки с восходом…
О, Боже, сколько же мужчин вокруг!
И до сих пор не видно воеводы!
Обручение у Кровавого колодца
В 1876 году возле этого колодца омыта
от крови отрезанная голова Г. Бенковского
Вот и дошла до тебя, воевода.
Долго к Рыбарице тропки мотала.
Тот лишь клубок и остался сегодня,
сердце которым с тобою связала.
Помнишь ли шившую знамя княгиню?
Я на коне уже многие годы…
Это обман, что могла я загинуть,
не попрощавшись с тобой, воевода.
Я добралась до святого колодца
и поднимаю ведёрко с водою,
горькое эхо во мне раздаётся,
очи от пыли дорожной омою.
Косы свои расчешу звёздным гребнем.
Вот и подарки сватам благородным…
Вот и рубаха девичья, и требник…
Я готова. Принимай, воевода!
Знамя со мной, что тебе вышивала.
Что ж ты молчишь? Даже сердце не бьётся.
Эту судьбу я сама выбирала…
Мне подойдёт и кольцо от колодца!
Фотовзгляд с Рожена
Наверно, потому, что род когда-то
пошёл от белых роженских высот,
я в белое уверовала свято,
мой путь, как речка горная, течёт,
ни пристаней не зная, ни вокзалов,
сверхскорость жизни – это естество!
Взгляд с Рожена…с Болгарией связал он
и ни за что не изменить его!
С вершины этой вижу все границы,
мой славный Добрич и Дуная нить.
А ближе – ослеплённых вереницы
бредут, чтоб зло войны похоронить…
Но под землёй истории не спится,
покоя не приносит страшный сон,
она к монахам Рожена стремится,
под чудотворный омофор икон.
И сходят к ней под пенье и под звоны
знакомые – из всех святых углов –
красивые болгарские мадонны,
чтоб на знамёнах вышить наших львов.
Неравновесие
Мне в душу что-то острое вошло.
Как будто птицу в небе подстрелили.
Поранено одно её крыло,
Другое вдвое напрягает силы.
Пограничное кладбище
Валерию Станкову
Там за границей – отчие могилы.
Нелепые барьеры – на меже.
Таможенник – осенний ветер стылый –
Копается в душе, как в багаже.
Что ищет он? Товара нету с нами.
«Откуда тяжесть?» - силится понять.
Мы в мыслях носим пограничный камень,
Чтобы под ним рожать и умирать.
На это место наши дети снова,
От возмужанья захмелев, придут
Мужчинами – с бессмертным духом Йова
И Яну непременно сберегут.
Как Йову Балканджи, им хватит силы
Стоять неотвратимо на своём.
От зноя пересохшие могилы
Они польют живительным вином!
Чужбина
В нашей вселенной с домами пустыми,
где тишина заскучала под клёнами,
странник усталый назвал моё имя
и светофоры все стали зелёными…
На чемодане наклейкам нет места.
Только вот сам человек неприкаянный.
Под пиджаком старомодным и тесным
будто бы крылья топорщатся каменно.
Ездит с трубой он по белому свету,
воя трубы мир не слышит пресыщенный.
Стал он давно человеком планеты,
но заскучал по ракие под вишнями.
И почему уезжать ему надо
от берегов, куда вновь возвращается,
к старому дому в лозе винограда,
к розам, что в сердце его распускаются?
Родину он вспоминал не однажды
и Белоногу – своё наваждение.
Вот и стоит, изнывая от жажды.
Только кувшин раскололся от времени.
Перевёл с болгарского Валерий ЛАТЫНИН
Вновь в Дебелянова направлен выстрел –
История на почести скупится.
В ней воинов разжалывают быстро,
Едва успеют выйти на страницу.
И подпоручик Димчо Дебелянов
На пограничье оказался лишним.
И страшно, и печально, что так рано
Цветут вокруг воспетые им вишни.
Попутно
К.А.
Останется обида тенью гордой,
Как тот орёл, что на скале сидит.
Пусть вороньё кружится стаей чёрной,
Его удел – тащиться позади.
У нас в глазах свет солнечный сияет,
Ведь кто-то солнца ждёт от нас с тобой.
Всё остальное – это жизнь земная,
Где бесконечны битвы света с тьмой.
Элегия о белых рубахах
Всё потому, что до восхода шью
я белые рубахи воеводе,
благие сны в бессонницу мою
на очи воспалённые не сходят.
Не знаю в колыбельных песнях толк,
лишь заклинанья повторяю рьяно.
За мною ходит, как собака, волк,
а новолунье кажется мне раной.
Но современный день встаёт в окне,
шлёт в телефон морзянку сообщений
и что-то в душу втискивает мне
из новых политических решений.
Верёвки бельевые станут вдруг
без стираных рубах легки с восходом…
О, Боже, сколько же мужчин вокруг!
И до сих пор не видно воеводы!
Обручение у Кровавого колодца
В 1876 году возле этого колодца омыта
от крови отрезанная голова Г. Бенковского
Вот и дошла до тебя, воевода.
Долго к Рыбарице тропки мотала.
Тот лишь клубок и остался сегодня,
сердце которым с тобою связала.
Помнишь ли шившую знамя княгиню?
Я на коне уже многие годы…
Это обман, что могла я загинуть,
не попрощавшись с тобой, воевода.
Я добралась до святого колодца
и поднимаю ведёрко с водою,
горькое эхо во мне раздаётся,
очи от пыли дорожной омою.
Косы свои расчешу звёздным гребнем.
Вот и подарки сватам благородным…
Вот и рубаха девичья, и требник…
Я готова. Принимай, воевода!
Знамя со мной, что тебе вышивала.
Что ж ты молчишь? Даже сердце не бьётся.
Эту судьбу я сама выбирала…
Мне подойдёт и кольцо от колодца!
Фотовзгляд с Рожена
Наверно, потому, что род когда-то
пошёл от белых роженских высот,
я в белое уверовала свято,
мой путь, как речка горная, течёт,
ни пристаней не зная, ни вокзалов,
сверхскорость жизни – это естество!
Взгляд с Рожена…с Болгарией связал он
и ни за что не изменить его!
С вершины этой вижу все границы,
мой славный Добрич и Дуная нить.
А ближе – ослеплённых вереницы
бредут, чтоб зло войны похоронить…
Но под землёй истории не спится,
покоя не приносит страшный сон,
она к монахам Рожена стремится,
под чудотворный омофор икон.
И сходят к ней под пенье и под звоны
знакомые – из всех святых углов –
красивые болгарские мадонны,
чтоб на знамёнах вышить наших львов.
Неравновесие
Мне в душу что-то острое вошло.
Как будто птицу в небе подстрелили.
Поранено одно её крыло,
Другое вдвое напрягает силы.
Пограничное кладбище
Валерию Станкову
Там за границей – отчие могилы.
Нелепые барьеры – на меже.
Таможенник – осенний ветер стылый –
Копается в душе, как в багаже.
Что ищет он? Товара нету с нами.
«Откуда тяжесть?» - силится понять.
Мы в мыслях носим пограничный камень,
Чтобы под ним рожать и умирать.
На это место наши дети снова,
От возмужанья захмелев, придут
Мужчинами – с бессмертным духом Йова
И Яну непременно сберегут.
Как Йову Балканджи, им хватит силы
Стоять неотвратимо на своём.
От зноя пересохшие могилы
Они польют живительным вином!
Чужбина
В нашей вселенной с домами пустыми,
где тишина заскучала под клёнами,
странник усталый назвал моё имя
и светофоры все стали зелёными…
На чемодане наклейкам нет места.
Только вот сам человек неприкаянный.
Под пиджаком старомодным и тесным
будто бы крылья топорщатся каменно.
Ездит с трубой он по белому свету,
воя трубы мир не слышит пресыщенный.
Стал он давно человеком планеты,
но заскучал по ракие под вишнями.
И почему уезжать ему надо
от берегов, куда вновь возвращается,
к старому дому в лозе винограда,
к розам, что в сердце его распускаются?
Родину он вспоминал не однажды
и Белоногу – своё наваждение.
Вот и стоит, изнывая от жажды.
Только кувшин раскололся от времени.
Перевёл с болгарского Валерий ЛАТЫНИН