ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНИЕ
Очередь двигалась медленно. Незыблемое правило – заходить по одному – строго соблюдалось. А день выдался особо жаркий: солнце палило нещадно, и даже слабый ветерок не тревожил язычки пламени на пиках ограды. Может быть, именно из-за них, многочисленных маленьких огоньков, горевших по всей окружности крепостной стены, двор чем-то напоминал охотничий загон. Еще и эти номера! Клерк выкрикивал их, перегибаясь через перила верхней площадки Башни Желаний, и всякий раз пренебрежительно щурился. Как будто он сам не такой же, как все они. Как будто только вчера не был таким же. Ведь давеча томился в той же очереди, покорный и заискивающе улыбчивый, а сегодня – уже орел, парящий над своими скорыми жертвами.
Молодой человек, на вид лет двадцати, достал платок и вытер пот со лба. Поправив на груди картонку с номером, съехавшую набок, он нетерпеливо оглянулся. Сегодня за ним стоял долговязый светловолосый парень, как две капли воды похожий на клерка: те же безучастные бесцветные глаза, та же угодливая ухмылка. Этот далеко пойдет – хозяину нравятся подобные типы. Впереди застыла, словно изваяние, спина сутулого мужчины. Вид остальных ожидающих тоже не располагал к общению. Можно было подумать, что люди, поглощенные собственными проблемами, не замечали друг друга. Однако Л52 знал: все они неотступно следили за продвижением длинной череды просителей, исподтишка провожая мрачными взглядами каждого входящего.
Да уж, публика подобралась, и поговорить-то не с кем! Скучно просто так торчать на солнцепеке. Разве что познакомиться с той девушкой с грустными глазами. Правда, имена здесь не приняты – в очереди они не нужны, номера достаточно. У нее Р37, значит, не так давно зарегистрировалась – серия «Р» только началась. И чего раньше не приходила? Красивая эта Р37! Миленькое личико, каштановые локоны волос, стройная фигурка. Впрочем, каждый мог пожелать себе любую внешность… Тем не менее Л52 очень хотелось подойти и заговорить с незнакомкой, но девица стояла слишком далеко, а он почти добрался до заветной двери и не собирался пропускать кого бы то ни было, тем более, белобрысого. Ничего, будет еще время на обратном пути.
За порядком следили монстры – омерзительные крылатые чудовища. Казалось, с каждым разом их становилось все больше. В треугольных сужающихся книзу приплюснутых мордах ощущалась звериная беспощадность, глубоко посаженные круглые глаза сверлили демоническим взором. Не очень приятное соседство, но страшноватых охранников давно уж никто не боялся – к ним привыкли, как к неотъемлемой принадлежности Башни Желаний. А ведь когда-то прекрасно обходились без них! Скучающий юноша где-то их видел. Где-то в другом месте, но, где именно, никак не мог вспомнить. Наверное, решил он, события, связанные с ними, были не столь значительны. А может, ему и показалось.
– У хозяина совести нет! – сутулый мужчина вдруг обернулся и нарушил молчание: – И почему нас не пускают на лестницу? Там хоть тень. Но нет, нельзя и все тут! Ну, кому, скажите на милость, интересно подслушивать чужие желания?
Л52 вежливо кивнул. Он тоже догадывался, из-за чего на Башню поднимаются по одному. В принципе, правильно, процедура исполнения желаний должна быть конфиденциальной. В то же время жара. И опять понятно: климат изменили ради теплолюбивых монстров.
– Знаете, любезный, и мы должны понять хозяина. А то один пожелает одно, а другой ему назло совершенно противоположное. И что же тогда получится? Надо потерпеть, ведь такое дело!
– Н-да… – сутулый тяжко вздохнул. – Потерпим, конечно, куда ж деться. Но могли бы хоть навес какой-нибудь соорудить.
– Так никто ж не пожелал навес-то. Вот его и нет.
«А кто станет тратить желание на всякую ерунду? Они ж дорогие, желания наши…»
Юноша вновь погрузился в собственные мысли. Воспоминания, воспоминания… Сколько раз он приходил сюда! Быстро взбегал по кривым ступенькам, небрежно бросал в урну плату – год жизни. Целый год за одно желание! Хотя, как посмотреть… Можно и по-другому: сокровенное, взлелеянное и выстраданное желание за какой-то жалкий годочек – пролетит, и не заметишь. В общем, поистратился… И остался всего один год. И что теперь? Научная работа, экспедиции, планы на будущее – все в прошлом. Неплохо устроился хозяин желанного заведения: благодатная это почва – людские страсти.
Однако Л52 не унывал. У него имелось кое-что про запас. Маленький сюрприз для большого скряги!
Раздался очередной окрик клерка, и монстр у двери лязгнул челюстями, пропуская в Башню сутулого мужчину. Слыша, как тяжело тот взбирается по винтовой лестнице, юноша искренне ему посочувствовал: не догадался, бедолага, вовремя возжелать здоровья и молодости. А теперь уж, видать, тоже маловато годков осталось, жалко тратить. Обычные дела.
*
Наконец-то она опять перед ним – закрученная в многоярусную спираль, сверкающая металлической облицовкой долгожданная лестница! Поднявшись на открытую площадку, Л52 подмигнул сидевшему в конторке клерку. Худой, болезненного вида человек с глазами неопределенного цвета никак не отреагировал на приветствие. Юноша, ничуть не смутившись, уверенно занял позицию между двумя одноименными колоннами и улыбнулся, так радостно вдруг стало у него на душе.
– Желаю жить вечно! – спокойно и с достоинством сказал он.
Что-то не сработало: Башня Желаний не приняла плату. А ведь до сих пор исполняла любую прихоть, даже самую наиглупейшую!
– Хозяина не интересует последний год. Он не обладает ценностью, – полный глубокого презрения взгляд клерка словно пронзал насквозь.
– Чем же он плох?
– Ну… – стеклянные глаза смотрели насмешливо. – Что может сделать человек на исходе жизни? Старый, больной, разочаровавшийся во всех и всем. Вряд ли подобная личность на что-либо способна.
– Неправда! Существует масса примеров… – Л52 задыхался от переполнявшего его возмущения. – И вообще, вы не имеете права!
Гневные фразы растаяли в воздухе. Блеклый служака сидел в той же позе и так же безучастно разглядывал щербатые колонны.
– Что же мне делать? – Л52 невольно произнес эти слова вслух, ни к кому не обращаясь, но клерк неожиданно проявил участие:
– Попроситесь на службу к хозяину. Если вы ему понравитесь, будете получать жалованье годами.
– А что за работа?
Клерк загадочно улыбнулся:
– Зайдите завтра. Но не сюда, разумеется. Спуститесь вниз, в подвальные помещения Башни. Там вам разъяснят…
*
Л52 шел к Башне Желаний в приподнятом настроении. Светило солнце, пели птицы, и на душе у юноши тоже было светло. Конечно, он сглупил – надо было раньше вечную жизнь пожелать. Но кто ж знал, что последний год здесь не в чести? Да ничего, не все еще потеряно, – вот, работу предложили. А что если его опять обставят? Пусть только попробуют! Все-таки он ученый, хоть и бывший! Непременно найдет какой-нибудь выход.
У ворот стояла девушка – та, с грустными глазами. Юноша сразу ее узнал. Вчера, спустившись вниз после постигшей его неудачи, он прошел мимо, даже не взглянув на каштановые локоны, так был расстроен. Теперь же вновь почувствовал легкое волнение. Может, она того пожелала? Что ж, приятно, коль на тебя тратят годы жизни.
Незнакомка загородила проход:
– Вы не должны идти туда! – быстро проговорила она без всякого вступления. – Нас обманывают: наши желания наталкиваются на противоположные и...
– Знаете, мне уж поздно советовать. У меня остался всего один год.
– Как? Не может быть! Вы отдали всю жизнь за удовольствия?
Л52 был разочарован. Видимо, красотка вовсе им не интересовалась, а просто возомнила себя самой умной и поучала всех и каждого, отлавливая у входа.
– Попрошу меня пропустить, – произнес он ледяным тоном, – я тороплюсь. И как-нибудь сам разберусь со своей жизнью, без советчиков!
Однако нахалка не сдвинулась с места. Чтобы пройти на территорию Башни, юноше пришлось бы ее отодвинуть. Никто не назначал ему время приема, но Л52 не хотел показаться безответственным с первого же раза. И девица, с которой он совсем недавно мечтал познакомиться, теперь его раздражала.
Между тем девушка молча смотрела на него. Ее грустные глаза опечалились еще сильнее. В них было нечто особенное – необъяснимое, но ужасно притягательное. Несомненно, что-то они сделали с ним, эти грустные глаза. И что-то в нем изменили. И юноша, забыв недавнюю обиду, вдруг высказал им все. О том, как искал счастье, о победах и разочарованиях, о своей неудавшейся хитрости и даже о совсем уж тайных помыслах, о которых еще никому не рассказывал. Р37 улыбнулась:
– Вы совершенно правы! Надо отбирать годы, так опрометчиво отданные ни за что. Много мы за них получили? Да ничего! А хозяин пожелал, чтобы всегда жара стояла и – пожалуйста, его уродливые любимцы прекрасно себя чувствуют. До нас же ему и дела нет. Я вот, например, дождь люблю. И что, часто он бывает? Да этот тип просто бандит! Жестокий и властолюбивый. Мы для него и не люди, а лишь номера в очереди! Подождите…
Девушка торопливо достала из сумочки два флакончика – серебряный и золотой.
– Вот, возьмите, раз уж вам непременно туда надо. Это вода – живая и мертвая. Два года потратила, чтобы заполучить. Берите, берите.
– Я не могу принять такой дорогой подарок. А как же вы?
– Мне уж не успеть…
– Не успеть что?
Однако незнакомка, ничего более не объясняя, сунула волшебные флакончики в руки ошеломленного юноши и убежала – подошла ее очередь, и монстр-охранник нетерпеливо порыкивал. Вскоре девушка с грустными глазами скрылась на винтовой лестнице.
*
В облике хозяина было что-то отталкивающее. Л52 никак не мог понять, что именно: перед ним сидел обычный человек. Шаровидное тело и маленькие юркие глазки на лоснящемся лице еще не повод для осуждения. Невысокого роста, ну, толстый, ну, с лысиной, но разве все обязаны быть стройными и красивыми?
Большой светлый кабинет, в который юноша прошел после нескольких часов ожидания в не менее просторной приемной, был заставлен мебелью, сверкавшей безукоризненной полировкой. В высоких, до потолка, шкафах, на подвесных полках, в тумбочках и даже на столе, покрытом бархатной скатертью, красовались бесчисленные пухлые папки самых разных расцветок. Зато здесь не оказалось ни одного стула, только кресло, на котором, развалившись, сидел владелец Башни Желаний.
– Тебя уж просветили, – сказал он, с усмешкой поглядывая на остановившегося в нерешительности посетителя. – За службу я плачу годами. А потому и требую, так сказать. Будешь бухучет вести. Что? Не умеешь? Научишься. Проявишь рвение, доверю кое-что… Разбогатеешь – во как! И запомни: желаешь жить долго – служи верно.
Говорил хозяин отрывистыми короткими фразами, презрительно глядя на собеседника, и, видимо, привычно тыкая.
– Вы должны мне бессмертие… – напомнил юноша.
– Забудь. Хорошо придумано, хоть и не ново, так сказать! Я первый пожелал себе бессмертия и ни с кем делиться им не собираюсь. Да и зачем оно тебе – вечно в земле копаться?
Хозяин противно захихикал, и его маленькие глазки почти совсем исчезли, превратившись в узенькие щелки.
– Башня обязана исполнять любые желания просителей!
– Вижу, ты не уразумел… Ладно, посмотрим, как служить будешь. Кто ты там у нас? – толстяк смерил посетителя злобным взглядом и взял со стола лист бумаги. – А, ну да, археолог. Ученый, так сказать… Вот и подсчитай – чем дольше служишь, тем дольше живешь.
Хозяин постучал пухлым кулаком по столу. Вошел знакомый светловолосый парень, который вчера тоже стоял в очереди.
– Вот, бери с него пример! Перед тобой пришел, а уж освоился, так сказать.
Л52 выходил из кабинета со смятенными чувствами. Да кто он такой, этот хозяин? Раньше о нем никто ничего и не слышал, а теперь вдруг стал важной фигурой, завладел Башней. Устраиваются же люди как-то!
Белобрысый провел нового сотрудника в маленькую каморку, грязную и обшарпанную. Почти всю ее занимал большой письменный стол, заваленный теми же многоцветными папками, и два полуразвалившихся стула. Невольно вспомнились слова незнакомки с грустными глазами: о людях здесь действительно не заботились.
И началась служба. Работенка, и впрямь, оказалась несложной, но нудной и однообразной. Оплачивалась она весьма скудно, и за неделю напряженного труда Л52 и Белобрысый заработали всего по несколько секунд жизни. Целыми днями они составляли длинные списки: перечисляли номера людей и желания, загаданные каждым из них, фиксировали, кому и сколько осталось, и вычеркивали горемык, которые, поистратив все, отошли в мир иной. Записи сортировали и переплетали в цветные обложки – чем мрачнее оттенки, тем хуже для попавших в них клиентов.
Вскоре Л52 научился управляться без напарника. Он быстро находил нужный гроссбух, вносил сведения и передавал их хозяину. И лишь одну папку, обтянутую блестящей клетчатой тканью, разрешалось открывать только Белобрысому.
«Из-за чего такое неравноправие? – возмущался юноша. – Работаю я не хуже и по времени почти столько же».
Вслух он, однако, ничего не говорил и не требовал справедливости. И без того было ясно – на службу в Башню Желаний набирали людей определенного типа, к которому Л52 не относился. Тогда чем же он заслужил такую честь, почему выбрали его, а не еще одного охотно пресмыкавшегося безучастного лакея?
Как-то вечером в каморку зашел клерк. Сгибаясь под тяжестью большого мешка со свеженькими годами, он сообщил, обращаясь к Л52:
– Хозяин вами доволен и предлагает новую работу. Высокооплачиваемую.
И снова загадка. Почему ему, а не его напарнику, которому доверяли значительно больше?
Освещая дорогу тусклым фонариком и волоча за собой тяжелую ношу, клерк повел сослуживцев в подземную часть Башни. Всю дорогу они с Белобрысым перешептывались и то и дело удивленно оглядывались на идущего сзади юношу, словно недоумевая, как такой недотепа сумеет справиться с таинственным поручением. Л52 их понимал – он и сам не представлял, чем снискал доверие хозяина.
Пройдя длинный темный коридор, вся компания свернула в боковой отсек подземелья. Здесь было еще темнее, чем во всех предыдущих, а грязи и сырости значительно больше. У стен неровными холмами высились горы мусора, пахло гнилью, а под ногами шныряли крысы. Бывший археолог привык ко всякому, но запущенность башенных подвалов поразила даже его:
«Ну и клоака! – думал он. – Ничего себе, фирма, исполняющая желания!»
*
Огромный зал, в который они вошли, оказался на удивление теплым и светлым. Со всех сторон со стен на них смотрели знакомые монстры, но не живые, а нарисованные, вернее, вырезанные в камне. Те же треугольные морды с раскрытыми пастями и спиралевидные туловища-скелеты. Только теперь юноша, наконец, вспомнил, где видел чудовищ, охранявших Башню Желаний – то были наскальные рисунки древних людей или, по научному, петроглифы. Он сам нашел и спас их когда-то от разрушения, но… Каким образом редчайшие ископаемые попали сюда?
Зал был проходным – Л52 заметил вдалеке еще одну дверь. Однако, куда она вела, пока оставалось тайной.
Клерк развязал мешок, зачерпнул несколько лет и швырнул их на ближайшую стену. Мифические рисунки сразу же ожили и неуклюже спрыгнули на пол. От стражников Башни они отличались только размерами – были слишком малы и потому не так страшны. Вот, значит, на что шли годы: людей становилось все меньше, а чудовищ все больше! И зачем хозяину столько охранников? Ну и дела…
Ретивый служака небрежно кидал годы. Один за другим наскальные рисунки превращались в маленьких страшилищ, а на освободившихся местах появлялись иные, космические, картины – изображения звезд и планет. Они выглядели совсем как настоящие и даже излучали свет. Юноша прикоснулся к самой маленькой из звездочек, словно лампочки включавшихся то там, то сям, и почувствовал приятное тепло.
«Здорово сделано! – подумал он, разглядывая необычные светильники. – Почти как настоящие…»
Несколько лет было оставлено про запас. Мешок, в котором они хранились, клерк завязал и подвесил к потолку – повыше от голодных чудовищ.
– Ну-с, – произнес он довольным тоном, потирая руки, когда последний монстр покинул каменную стену, – я свою часть работы выполнил, теперь дело за вами. Принимайте смену. Время от времени будете забирать у меня новые партии годов. Ваша задача – растить и воспитывать этих милых существ, – клерк захихикал, почти совсем как хозяин. – Только не перекармливайте! Будущим охранникам не положено быть сытыми. Дорогу запомнили? Впрочем, это у вас профессиональное…
Л52 мотнул головой. Высокооплачиваемая работа совершенно ему не понравилась, но он не стал возражать и только спросил:
– А почему именно я?
– Понимаете ли… – служащий замялся. – Хозяин полагает, что вы, будучи специалистом в данной области… Ну, одним словом, поладите со своими подопечными. Сейчас, пока монстры не подросли и еще не научились летать, каждый мог бы справиться, но потом... Знаете, у всех свои характеры, даже у чудовищ, и иногда они бывают непредсказуемыми.
– Но я археолог, а не дрессировщик!
– Годы хотите заработать? Вот и изобретайте. Вы же ученый, придумайте что-нибудь. При должном старании все и получится.
На обратном пути Белобрысый и Клерк снова без конца перешептывались. В их коротких взглядах, время от времени бросаемых на Л52, сквозило смешанное чувство жалости и презрения. Возмущение юноши достигло предела. Он догадывался, что его напарник давно стал поверенным лицом хозяина и, вероятно, втихаря получал приличную зарплату. И Белобрысый, и клерк негласно считались своими людьми в Башне Желаний, а Л52 – чужим. Ему и не хотелось становиться здесь своим. Заработать несколько десятков лет и уйти, чтобы снова заняться научными исследованиями, было его единственной мечтой. Может быть, даже и жениться… В общем, зажить нормальной полноценной жизнью. Однако юноша уже понял: вряд ли ему позволят осуществить эти планы. Хозяин вознамерился или погубить его, скормив монстрам, или вечно держать на привязи, интригуя хорошими заработками, а на деле платя жалкие копейки.
Рассуждая так, Л52 вошел в каморку и вдруг обнаружил, что оказался там один. Его более успешные сотрудники задержались в коридоре – видимо, все еще шушукались.
«Очень удачно! – подумал юноша. – Самое время раскрыть тайну клетчатой папки».
Не зря, рассуждал он, ему не разрешалось к ней прикасаться. Возможно, там имелось нечто, компрометировавшее хозяина, например, доказательства мошенничества. Завладев ими, Л52 смог бы вернуть себе хотя бы несколько опрометчиво отданных лет.
Она лежала на столе – никто ее не прятал. Черная решетка на белом фоне. Какая странная обложка! Покосившись на дверь, Л52 решительно открыл заветную папку. На первый взгляд казалось, что в документах, хранившихся в ней, не было ничего особенного. И, в то же время, кое-какая закономерность прослеживалась. Люди, номера которых значились в секретных списках, потратили на желания незначительную часть жизни. И, тем не менее, среди живых они не числились. И среди мертвых их тоже не было.
Юноша отметил эти факты, но объяснения им так и не нашел. Зато он неожиданно наткнулся на знакомый номер… Р37! Почему здесь?
«Как она тогда сказала? – припомнил Л52. – Чего-то ей уже не успеть».
Еще толком не разобравшись с содержимым клетчатой папки, он был уверен: девушка с грустными глазами в опасности.
– Хозяин так и сказал: «Ученые – очень любознательные люди!»
В проеме двери, ухмыляясь, стоял Белобрысый. И отчего все усердные служаки неизменно приобретают один и тот же уничтожающе презрительный взгляд? Однако Л52 некогда было выяснять причины столь удивительного преображения. Проигнорировав насмешку блеклого напарника, он выскочил в коридор и побежал к знакомому кабинету.
– Хозяин на охоте.
Еще один пресмыкающийся тип!
– Где это?
– Наверху, на открытой площадке Башни. Беспокоить его не…
Взволнованный юноша весьма неделикатно отпихнул клерка, заслонившего проход на винтовую лестницу.
*
Хозяин в камуфляжной форме выглядел браво. В руках он держал винтовку с лазерным прицелом.
– Всегда мечтал поохотиться, – сообщил он, улыбаясь. – Вот, наконец, довелось, так сказать.
Солнце еще не село, но на открытой площадке Башни было почти совсем темно – небо заслонили монстры, и лишь в зыбком свете огней, горевших на многочисленных пиках крепостной стены, выделялись нечеткие силуэты.
– Что происходит?
Крики, топот… Л52 перегнулся через перила. По территории, прилегавшей к Башне Желаний, метались люди. Чудовища набрасывались на них, орудуя когтями и клыками. Какая-то девица, вероятно, обезумев от страха, кинулась к воротам, прямо на охранявших выход грозных стражников. Она или показалось? Невероятно, но ей удалось прорваться! Вернее, монстры ее пропустили… Беглянка помчалась по дороге, ведущей в город. Однако два гигантских чудища быстро догнали девушку, подхватили и понесли обратно. Хозяин прицелился.
– Хорошо, соколы мои, молодцы. Порадовали папочку…
Л52 вовремя выбил оружие у него из рук.
– Что вы делаете? – заорал он и схватил толстяка за горло.
Невидимая сила разжала пальцы и бросила юношу на каменный пол. Человек в камуфляже с перекошенным от злости лицом, сам похожий на монстра, завис над ним:
– Забыл? Я ж бессмертен, меня нельзя убить, так сказать, – процедил он сквозь зубы. – А ты мне поначалу понравился. Нет, не ты, одно из твоих желаний… Досадно, что последнее не удалось осуществить, так сказать!
Хозяин вдруг залился икающим смехом, и маленькие глазки утонули в холмах толстых щек. Отсмеявшись, он вновь посуровел:
– Чего переполошился? Никого убивать я не собирался. Эти зловредные людишки просто спят. Вечным сном, так сказать. Почивают себе на здоровье, а я наслаждаюсь их сновидениями вместе с ними. Как в кино, так сказать. Гляди-ка.
Он достал из кармана пульт управления и нажал на кнопку. Люди тут же исчезли. Монстры ошарашено завертели мордами и один за другим начали опускаться на балюстраду Башни. Небо очистилось и засияло в лучах заката.
Юноша молча смотрел на лихого стрелка. Говорить он не мог – дух захватывало. Надо же такое придумать! Когда-то давно, в детстве, Л52 тяжело болел, и ему снились кошмары. Они терзали его не очень долго, болезнь отступила, и все прошло. А эти несчастные были обречены на нескончаемые муки.
– За что вы их так… жестоко?
– Сами виноваты. Что заслужили, то и получили, так сказать. Нечего было мне смерти желать! Я ж говорю, дурья твоя башка: убить меня нельзя. А они все равно желали. Теперь вот расплачиваются, так сказать, за собственную глупость.
Владелец фирмы желаний присел на бортик башни и вытер со лба выступивший пот. Один из монстров, примостившийся рядом, недовольно зарычал и показал кривые клыки. Хозяин сразу же отошел и устроился в безопасном месте, в конторке клерка.
– Так-то, – сказал он, перебирая оставленные служащим бумаги. – Видел ведь, небось, уже клетчатую папку? Это я подстроил, чтоб ты с ней наедине остался – думал, сработаемся. Да-да, правильно мыслишь, все они там, голубчики. За решеткой сидят, так сказать. А где та решетка, не скажу. Были еще и такие умники – вроде тебя, бессмертия желали. Не догадывались бедолаги, что я их давно опередил. А зачем мне другие бессмертные? Да ни за чем. Вот я и заблокировал кое-что в Башне, кое-какие детали изменил, так сказать. Теперь, стоит лишь кому пожелать бессмертия, сразу же засыпает. И крепко так спит, и долго! И никогда уж не проснется, так сказать.
– Все имеют право на желания! – выдохнул Л52. – Для того и Башня.
– Слышал уже! Представь: сколько людей на свете! Если все подряд начнут желать, один то, другой се, что же получится? Чтобы путаницы не было, все дурацкие желания должны быть наказаны! Так я пожелал – тоже имею право, как и остальные, так сказать, Но меня связывали некоторые обязательства. Тут ты прав! Какими бы ни были желания, Башня обязана их выполнять. Пришлось поломать голову над этим парадоксом. И, знаешь, мне удалось найти решение, так сказать.
Хозяин встал, прошелся по площадке и, остановившись возле одной из колонн, любовно ее похлопал:
– Хорошая штука!
Указав пальцем в просветлевшие небеса, он добавил:
– Не дураки сидят!
– Да, и не хуже вас понимают, как сложно угодить каждому желающему. И все же они придумали Башню Желаний, чтобы осчастливить человечество. И доверили ее нам. Всем людям без исключения! А вы…
– А что я? Делаю все, как положено, так сказать. Исправно отсылаю, куда следует, годы, которые платят желающие. Оставляю, конечно, немного на мелкие расходы… И просители получают то, что заказывают. Желаете бессмертия? Пожалуйста! С небольшим уточнением, так сказать, – хозяин хихикнул. – Могут ведь бессмертные спать? Почему бы и нет?
Толстяк снова вернулся в конторку и стукнул ладонью по пачке бумаг:
– Во, сколько их за день прошло! А за все время, как Башня стоит? О-го-го! Чего только ни выдумывали! Бывали и такие, которые власть над всем миром желали. Их я тоже на всякий случай обезвредил, почивать отправил. Там они и властвуют, в сновидениях своих, так сказать. Или вот этот красавчик, – хозяин достал один из листов, исписанных клерком. – Свеженький типчик, сегодняшний. Пожелал заведовать Башней. Вместо меня, так сказать. Теперь спит, болезный, упивается своим счастьем. Пусть себе радуется, я убогих не тревожу. Все они безмятежно почивают у себя дома. А с умниками, которые смерти мне желали! – лицо хозяина искривилось от переполнявшей его ненависти. – С этими у меня разговор короткий. Их я тоже спать отправляю, но не домой, а прямиком в тюремную камеру. Покой, так сказать, им только снится! – владелец Башни Желаний снова расхохотался.
– Эти люди не желали ни бессмертия, ни власти. Возможно, они и не правы, но закон есть закон. Все желания должны исполняться!
– Правильно, они и исполняются. Подумай сам: для того чтобы убить бессмертного, нужна вечность. Вот мои враги и борются со мной, и наша битва будет продолжаться бесконечно долго. Как видишь, все по-честному, я не отступаю от правил.
Хозяин помолчал, оглядывая недовольно урчавших монстров. Надменная улыбка на лоснящемся лице вновь сменилась злобной гримасой:
– А тебя я почему взял? Приютил, так сказать, не стал, как других идиотов, усыплять. Думал, воспитаешь мне достойную охрану. Видал, как два крылатых дурня раскисли и пропустили ошалевшую девицу? Никак не могу понять, откуда даже среди монстров жалостливые берутся. Но ведь берутся же, черт их дери! Я надеялся, ты сумеешь с этим разобраться, так сказать. Но, видать, зря надеялся. А раз так, убирайся вон! Оставайся со своим никчемным последним годом. Тебя и убивать-то не стоит – ты и так уж почти покойник.
Здоровенный монстр сопроводил несостоявшегося служащего до ворот.
*
Юноша уныло брел по дороге, по которой только что бежала девушка. То есть ей снилось, будто она убегала, но последнее даже хуже – у пленников хозяина не было ни одного шанса на свободу. Теперь Л52 знал: все эти люди желали убить обманщика, завладевшего Башней, за что и томились в своей сонной тюрьме. Никто и не подозревал, куда они подевались, вернее, предполагали, будто пропавшие отправились в неизвестном направлении по собственному желанию. А как могло быть иначе? Ведь уже давно все так жили: пришел, пожелал, осуществил. И никаких проблем.
У Л52 их тоже раньше не было. И вот все изменилось, и он судорожно искал выход из глупейшего положения, в котором оказался. Понадеялся добиться справедливости у хозяина, а тот скармливал годы чудовищам! Годы, которые следовало отсылать на какую-то дальнюю планету, то ли создателям, то ли бывшим владельцам Башни. Может быть, поэтому и желания исполнялись из рук вон плохо. А ведь незнакомка с грустными глазами уверенно называла хозяина бандитом и пыталась отговорить юношу от опрометчивых поступков. Почему же он, живя с ней в одном городе, разгуливая по тем же улицам и наведываясь в ту же Башню Желаний, ничего не замечал? К сожалению, они встретились слишком поздно. А она… Она знала, на что шла. Сколько их было, таких же добровольцев? Еще и еще раз пожелать, чтобы никогда не вернуться… На что они надеялись? Понятно, на что: вдруг у кого-то да получилось бы.
Неожиданно в голову пришла здравая мысль: для откормки чудовищной стаи необходимы большие запасы. Одним мешком в день тут не отделаешься! Значит, где-то в подвалах Башни Желаний должна быть кладовка с годами. Найти тот тайник и разорить его – вот чем следовало заняться, а не раскисать, переживая о том, чего уже не вернуть. Подземелье для археолога – что дом родной. Главное, туда проникнуть, а уж там! Монстры юношу не пугали: от их страшных когтей и зубов у него имелись волшебные флакончики. Те, что дала она…
Л52 стало стыдно. Получалось, хозяин был прав: человек в последний год жизни действительно ни на что не годится. А все потому, что думает лишь об одном – о себе.
«Я ему докажу, что бывает и по-иному! А заодно проучу этого самодовольного болвана. Запомнит он мой последний год и мое последнее желание!»
Подумав так, юноша резко развернулся и пошел обратно с твердым намерением разыскать темницу, в которой томились пленники. Он не сомневался: она, несомненно, тоже находилась в Башне Желаний. Устраивать ее в другом месте было бы неумно и опасно. А здесь, за крепостными стенами да под прикрытием яростных охранников, хозяин мог не опасаться, что кто-нибудь вздумает освободить спящих узников. Однако на поиски темницы могли уйти годы. Поэтому Л52 тщательно обдумал план действий: сначала он найдет кладовку и завладеет ее бесценным содержимым, а уж тогда и займется спасением попавших в беду людей.
*
Л52 умел становиться невидимым, правда, лишь на короткое время, всего на полчаса в день. Когда-то пожелал – надо было кое-что подсмотреть… Вспоминать о той давней истории ему не хотелось… Да и с кем не бывает! В общем-то, он намеревался стать волшебником, но это оказалось слишком дорогим удовольствием, причисленным хозяином к так называемым сложным желаниям. Пришлось довольствоваться малым.
Человек-невидимка без труда преодолел ворота и проник в подземную часть Башни. Не понадобился даже металлический столбик, предусмотрительно выломанный им из ограды. Клыкастые стражники, было, занервничали, но, чуть поводив носами, вскоре успокоились. Соображали они, видать, не особенно хорошо, а юноша постарался пройти как можно быстрее. Правда, оказавшись в подземелье, он немного растерялся. Куда же дальше?
«Пожалуй, в зал с оживленными петроглифами, – решил Л52. –Если я не ошибаюсь, кладовка должна находиться где-то поблизости. Ведь ее надо как-то охранять, а прогуливаться мимо своры голодных монстров мало охотников найдется. Точно! Там и вторая дверь была».
Пробираясь по темным коридорам подземелья, юноша время от времени останавливался и прислушивался. Никто не преследовал незваного гостя, но фонарик, который всегда был при нем, он все-таки включать не спешил. Память его не подвела, к тому же помогало чутье археолога. Поэтому до знакомого помещения Л52 добрался быстро. Как и следовало ожидать, зал не запирали – не было необходимости. Монстры, заметно подросшие, расползлись по полу. Скуля от голода, они грызли каменные стены с изображениями звезд и планет. То и дело какой-нибудь забияка норовил попробовать на вкус своего соседа. Разъяренные пострадавшие отвечали тем же, пуская в ход кривые когти и клыкастые пасти. Юноша смело двинулся вперед, надеясь миновать опасное место, пока будущие охранники были заняты разборками.
Однако ему не удалось проскользнуть незамеченным. Сразу несколько монстров-недоростков потянулись в его сторону, учуяв человека. Самый крупный из них тут же вознамерился отхватить у незнакомца пятку. Отбиваясь своим единственным орудием, падая, вставая и вновь отступая ко второй двери, Л52 уж и не чаял доковылять до нее живым, как вдруг наткнулся на мешок с годами, подвешенный к потолку.
Чьи они? Может, и его… А может, сутулого мужчины, который стоял перед ним в очереди за желаниями в тот роковой день. Или ее… Несмотря на щемящую боль в сердце, юноша выхватывал эти неизвестные годы и швырял в средневековых чудищ. Монстры, бросив преследовать невидимую цель, резво уминали наживку. Мешок быстро опустел, и, улучив момент, Л52 юркнул в заветную дверь. И вовремя: отпущенные ему полчаса истекли. Теперь, чтобы снова стать невидимкой, надо было дождаться следующего дня.
Он попал в ухоженную часть подземелья. Никакого мусора и плесени здесь не было. Крысы, как видно, тоже тут не водились. Длинный коридор сверкал мраморной облицовкой, горели яркие лампы, пол был застлан ковровой дорожкой. И – множество дверей по обе стороны. Впрочем, все они оказались запертыми. Откуда-то доносились приглушенные звуки, которым измученный недавней борьбой юноша поначалу не придал особого значения. Он прошел до самого конца сверкающего коридора и свернул в следующий, а потом в другой такой же. И везде видел одно и то же – чистота и блеск мрамора. И неприступные двери, за каждой из которых могла скрываться кладовка с годами.
Неожиданно в подземелье погас свет. На всякий случай Л52 спрятался в нише, которую как раз кстати нащупал рядом с собой. Вряд ли она послужила бы достойным убежищем в случае серьезной опасности, но ничего лучшего все равно не нашлось. Вжавшись в самую стену, юноша коснулся чего-то большого и шершавого и почувствовал, как в руку вонзилась острая игла.
*
Он рискнул включить фонарик. Рядом стояла засохшая елка. Гирлянды из разноцветных лампочек, опоясывали погибшее дерево. Чудом сохранилась зеленой лишь одна ветка, на которую капала вода с потолка. Драгоценные струйки стекали на единственный стеклянный шарик, висевший на кусочке проволоки, а с него – на пол. Ничего удивительного: юноша уже забрался очень глубоко под землю, куда вполне могли просачиваться грунтовые воды. Под елью валялись осколки былых украшений, хлопья пожелтевшей ваты и обертки от конфет. Среди всей этой ветоши поблескивали старинные куранты. Их стрелки неподвижно застыли на двенадцати.
Л52 погладил зеленую веточку – новогодний праздник всегда напоминал ему детство. С дерева сразу же посыпались сухие иглы, а гирлянды зажглись, озарив темное помещение слабым мерцающим светом. Часы, словно только того и ждали: тут же начали отбивать полночь.
"Говорят, под Новый Год, что ни пожелается, все всегда произойдет, все всегда сбывается", – промелькнуло в голове юноши, и он тут же подумал: Эх, мне бы ключи!»
Ель зашуршала – множество каких-то существ, ростом не более мизинца каждый, один за другим выползали из-под сухих сучьев. Выбравшись и отряхнув налипшие иголки, они деловито устремлялись к едва заметной щели в стене и исчезали во тьме. Гномы! Только очень уж махонькие… Глядя на очередного удиравшего лихача, Л52 задумался. Почему он решил, что ключи от таинственных дверей должны быть похожи на квартирные? А у шустрых бегунов, кстати, и бородки имелись… Опомнившись, юноша принялся ловить разбегавшихся гномиков. Малютки оказались строптивыми: они отчаянно вырывались, кусаясь, царапаясь и молотя его крохотными кулачками. Но и он не растерялся: распотрошил одинокую елочную игрушку и скрутил колечко из проволоки, к которому и привязал драчунов за длинные бороды. Живые ключи сразу же присмирели.
Просигналив в последний раз, часы остановились. Стало тихо – из-под елки больше никто не вылезал. Л52, немного подождав, пошарил рукой на полу под ветками, но не обнаружил больше ни одного гнома. Только зря исколол руки.
*
Свет зажегся так же неожиданно, как и погас. Коридор по-прежнему был пуст, спокойствие нарушали только далекие невнятные звуки, не смолкавшие ни на минуту. Теперь они были похожи на голоса, но никакой угрозы в них не чувствовалось. Убедившись, что никто не собирался на него нападать, юноша подсчитал свои трофеи – всего четыре ключа. Эх, соображать надо было быстрее! Ведь он находился не где-нибудь, а в Башне Желаний, в самом ее нутре. Похоже, тут все возможно, только пожелай!
Впрочем, что толку от ключей, если Л52 и представления не имел, как ими пользоваться. И вообще, какую из дверей следовало выбрать и что за ней могло обнаружиться, он тоже не знал. Спрашивать у гномов не имело смысла: непокорные ключики, зло поглядывая на своего растерявшегося конвоира, показывали ему крохотные язычки, кулачки и фиги.
Уныло проходя мимо одинаковых на вид бесчисленных лакированных дверей, юноша задумался:
«А ведь за каждой что-то скрывается, недаром они заперты. Выбрать бы самую главную. Только разберешься тут, как же!»
Так и не обнаружив никаких отличительных признаков, указывавших на значительность той или иной двери, Л52 в нерешительности остановился возле одной из них и, не долго думая, приложил связку гномиков к ее замочной скважине.
– Ну, который из вас отсюда? Полезай!
Послышалась какая-то невнятная трескотня с присвистами и хлопками – маленькие наглецы, висевшие на проволочном колечке, смеялись над своим бестолковым тюремщиком. Один из них от переизбытка чувств похлопывал себя по бокам крошечными ладошками, другие держались за колыхавшиеся животики. Бородки натянулись, рискуя оборваться. Но у ключей они не для украшения! Обрадовавшись неожиданной догадке, Л52 развязал один из узлов и, ухватив покрепче самого нахального из пересмешников, пропихнул мягкую кисточку бороды в замочную скважину. Дверь поддалась, пропустив человека в небольшую каморку. Прежде чем войти, он прикрепил ключ обратно к брелку. Однако старания его были напрасны: тщательно затянутая петля тут же распустилась, и гномик, без труда освободившись, сиганул прочь и был таков. С таким трудом добытые ключики оказались одноразовыми!
Содержимое комнаты тоже не порадовало: под потолком парил большой воздушный шар цвета небесной синевы, а на полу сиротливо покоилась опрокинутая на бок полуразвалившаяся корзина. Зачем хозяину Башни понадобился старинный летательный аппарат, и почему он хранил его здесь, в подвале? Может, обманщик, проштрафившись, готовился к побегу? Странный способ. Однако, так или иначе, первую из отворенных дверей никак нельзя было бы назвать главной. Впрочем, юноша быстро потерял интерес к непонятной находке, ведь сейчас его заботило другое: хоть сколько-то лет безмятежной жизни – он за тем и шел!
К своему величайшему удивлению, за следующей дверью Л52 обнаружил мешок с годами. Несколько штук – целое богатство! Правда все, как на подбор, одинокие… Впрочем, он такие и загадывал – спокойные, без проблем и тревог. Чтобы наконец-то нормально поработать, чтобы никто не отвлекал и не мешал делать, что хочется, отдыхать, как нравится. Он всегда мечтал так пожить – без хлопот и обязательств… Но теперь, глядя на эти серые, тоскливые годы, вдруг понял: не нужны они ему. Не нужны без девушки с грустными глазами. И вообще ничего без нее не нужно. Он разыщет ее и спасет. Пока не знает, как, но спасет. Они будут вместе, пусть всего один год…
Нет, целый год!
*
Он оставил мешок там, где нашел, но от него все равно сбежал и второй ключ.
«Ну вот, зря два желания потратил! – сокрушался расстроенный юноша. – Первое вообще неизвестно, на что, а второе неправильно загадал. Теперь бы не ошибиться и разыскать сонную темницу».
С каждым его шагом загадочные голоса слышались яснее и громче. Л52 уже различал отдельные слова, стоны и вздохи. И, словно завороженный, шел туда, откуда они доносились, все более углубляясь в нескончаемый лабиринт подземелья. И, когда, потеряв еще один ключ, проник в очередную каморку и подошел к решетке, ничуть не удивился. Прижавшись к холодным металлическим прутьям и осветив фонариком неподвижные фигуры, юноша сразу увидел ее. Вокруг застыли в странных позах, словно окаменевшие, остальные узники Башни. Их было много, очень много. Напряженные, искаженные ужасом бледные лица твердили о чем-то посиневшими губами. Будить бесполезно, надо было спасать. Всех.
Без сомнения, ключи находили именно те комнаты, которые пожелал найти их временный владелец. Башня Желаний в действии! Захотел годы, получил. Мечтал найти девушку с грустными глазами – пожалуйста. Только синий шар не укладывался в общую схему. Вряд ли он был тут самой важной вещью, но два других желания вроде бы исполнились. Вот именно, вроде бы… И годы ему не подошли, и узников он не освободил.
«Что-то с этой Башней не так, – думал Л52. – Все-то она не то делает. Не припомню, чтобы кого-то осчастливила, а горя принесла предостаточно! Странно… И что же мне теперь делать, когда остался всего один ключ?»
Конечно, можно было предположить и другое. Башня работала исправно, но он загадывал желания неточно, не особенно надеясь на их исполнение. А в таком случае достаточно и одного ключа. Чтобы отворить единственную дверь, за которой спрятано объяснение всего этого безобразия. Ту, за которой найдутся ответы на все мучившие юношу вопросы. И Л52 пожелал найти эту дверь, и на всякий случай произнес свое последнее желание громко и отчетливо, более никого и ничего не опасаясь:
– Пусть пленники станут свободными! Люди не должны страдать! Слышишь ты, последний ключ?
*
Вопреки ожиданиям, следующая комната опять его разочаровала. На полу валялись какие-то бумажные обрывки – множество серебряных звезд на синем фоне. Ну, и как же с исполнением последнего желания? Человек-невидимка в недоумении остановился. Нет, Башня словно издевалась над ним!
«Этот зарвавшийся тип плел о каких-то изменениях, – вспомнил Л52. – Внес исправления в сложнейшую конструкцию и полагает – ничего страшного? Наверняка все испортил, а сам о том и не подозревает!»
Еще следуя за клерком по подвалам Башни, юноша заметил, что она прогнила насквозь и вот-вот могла рухнуть. С одной стороны, это было бы прекрасно, ведь тогда перестали бы осуществляться все желания, в том числе и хозяина. Однако, с другой стороны, одновременно и ужасно – под завалами зверского изобретения, несомненно, погибли бы люди, томившиеся в темнице.
И откуда только взялась эта жуткая Башня Желаний? Вроде бы ее кто-то доставил на Землю, кажется, представители какой-то непонятной цивилизации. Возможно, тогда хозяин сразу же и внес свои изменения. Л52 прежде мало интересовала история волшебного строения. Он работал в экспедиции и не помышлял о каких-то желаниях. До тех пор, пока… Ему пришлось прийти сюда, обстоятельства вынудили. Ну, а потом пошло, поехало… Однако со времени его первого посещения Башня как будто и не изменилась. Кроме, пожалуй, одного: как-то раз в ней появились монстры-охранники. Сначала их было немного, но становилось все больше и больше.
Юноша поднял небольшой клочок картона, на котором сияла серебряная звезда, и невольно ею залюбовался. И заметил сбоку еще что-то, словно какой-то нечеткий завиток. К чему он тут? На других обрывках тоже имелись дополнительные линии, у некоторых звезд были отрезаны кончики, а от иных и вовсе остались жалкие ошметки, словно они были кем-то разорваны. Собери паззл…
Минут пять Л52 машинально прикладывал друг к другу кривые кусочки и вдруг увидел чью-то голову в длинном синем колпаке, усыпанном серебряными звездами.
– Ну наконец-то! – произнесла голова. – Теперь, пожалуйста, сложите все остальное.
Удивленный юноша продолжил работу, и вскоре перед ним на полу уже лежал маленький картонный человечек. Он был одет в широкий синий плащ, на котором сияли точно такие же серебряные звезды, как и на головном уборе.
– Будьте так добры, – продолжал командовать он, – обрызгайте меня водами из Ваших чудных флакончиков.
Л52 колебался:
– Кто вы такой?
– Разрешите представиться: бывший заведующий Башней Желаний. Один из Звездочетов, подаривших вам это чудо.
*
Незнакомец в звездном одеянии поднялся на ноги. Был он небольшого роста, чуть толстоват и неуклюж. Л52 никогда раньше не встречался с жителями других планет и представлял их совершенно иными. А что спасенный им человечек – инопланетянин, он почти не сомневался.
Бывший заведующий Башней Желаний достал из кармана громоздкую конструкцию, отдаленно напоминавшую пенсне, напялил ее себе на нос и тут же засуетился:
– Надо найти одну очень важную вещь в моей обсерватории.
– Это там, где монстров выращивают?
– Нет, – поморщился Звездочет, – то зал космических свиданий, ныне безнадежно испорченный.
Юноша снова шел по коридорам подземелья, теперь уже за спасенным им человечком. Шлейф плаща бывшего заведующего тянулся за ним, касаясь пола, и потрескавшиеся камни чудесным образом склеивались и начинали сиять не хуже звезд на необычном наряде инопланетного гостя. Л52 это не радовало. Все ключи от него сбежали, а флакончики опустели – их содержимого хватило лишь на оживление смешного Звездочета, шагавшего впереди. А между тем кладовка с годами так и не была найдена, и узники продолжали томиться в ужасной сонной тюрьме, на которую к тому же могла в любую минуту обрушиться Башня.
– Что-то я никак не могу понять, – наконец решился спросить расстроенный юноша, – почему вы оставили свою планету и прилетели на нашу? Разве желания имеют какое-то отношение к подсчету звезд?
– Звездочетом прозвали меня вы, люди, – ответил его спутник. – В космосе много таких, как я, но мы не подсчитываем звезды, а занимаемся совсем другим делом.
Бывший заведующий остановился и провел рукой по серой стене. Тут же на том месте, до которого дотронулся звездный рукав, засверкали граненые самоцветы.
– Видите? Это драгоценные камни. Они всегда здесь были, с тех пор как сделали Башню, но потом потускнели. И, знаете, почему? Нарушено равновесие.
– Равновесие чего? – не понял Л52.
– Природы, мира, если хотите. Без равновесия все разрушается. Поэтому одному из Звездочетов надо было постоянно находиться при Башне, наблюдать за соблюдением законов Вселенной. Я остался и многие годы беседовал с падающими звездами, отмечал противостояние планет и сверял по ним желания просителей. И первое время все было в порядке. До тех пор пока не появился хозяин. Воля светил его не устраивала! И тогда… Вы видели, во что он меня превратил. И стал распоряжаться Башней, как своей собственностью.
Некоторое время они шли молча. Затем маленький человечек снова заговорил:
– Звездочеты – будем уж так нас называть – живут не на планетах, а между ними. Иногда мы задерживаемся где-нибудь и снова улетаем. Наша задача – поддерживать согласованность мира, восстанавливать баланс природы.
Л52, который мало что понял, решил переменить тему:
– Ну ладно, кочуете по космосу, что-то с чем-то согласовываете – ваше дело. Подарили нам Башню из хороших побуждений, а вышло не очень... Тоже понятно. А как сюда попали петроглифы бронзового века? Наши, земные, между прочим! Я, видите ли, археолог, и когда-то мне довелось их изучать…
– Да-да, помню. Я ведь должен был быть в курсе всех событий, и в космосе, и на Земле. Поэтому присматривал за деятельностью людей. И за вами тоже наблюдал. Как-то произошел такой случай: во время одной из экспедиций, на ваших глазах в реку обвалился целый пласт скалы с наскальными рисунками. Тогда вы пришли сюда в первый раз, с единственной целью – спасти от обрушения оставшиеся древние памятники. Благодаря вашему желанию, берега укрепились и покрылись защитной пленкой. Хозяин, узнав об этом, заинтересовался, но, разумеется, не археологическими проблемами. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, он не тронул защищенные камни, а переместил в Башню только те, которые утонули – о них в суматохе забыли…
– Мог бы придумать что-нибудь посовременнее!
– Зачем? Древние инстинкты – самые стойкие. Чаще всего люди не приемлют чужаков, боятся высоты, замкнутого пространства и чудовищ.
– Так ведь то были просто личины. Ну, маски такие. Шаманы их надевали, якобы для общения с духами.
– Вы правы: маска – она и есть маска и ничего более. Другое дело, кто ею владеет. Раньше Башня никому не принадлежала, я был лишь наблюдателем. Многим это не нравилось, особенно тем, чьи желания не исполнились. А счастливчики, которым повезло, вдруг обнаруживали, что получили не совсем то, что хотели. Так и должно быть, это нормально, но, тем не менее, на Башню стали косо поглядывать, даже пытались взорвать! Тогда-то хозяину и удалось доказать, будто ее следует оградить от посягательств. И думается мне, что нападения на нее им же и были подстроены.
– И никто об этом не догадался?
– У него много сторонников было. Все теперь в темнице, а тогда требовали защитить бесценный дар.
– Получается, Башня нормальная, но люди не доросли до вашего щедрого подарка?
Звездочет ничего не ответил, только вздохнул.
*
Вскоре они вошли в большой зал, заставленный причудливыми аппаратами, и маленький человечек сразу же забегал от одного агрегата к другому, что-то подвинчивая и то и дело прижимая к окулярам свое удивительное пенсне. Л52 застыл у порога, не решаясь войти, потому что весь пол был устлан небесными картами. Подождав немного, он решительно заявил:
– Знаете, можете считать меня неблагодарным, но я хотел бы уничтожить ваш подарок. Единственно, что меня останавливает – люди в темнице. Да только, боюсь, Башня и сама вот-вот развалится.
Маленький человечек ничуть не смутился:
– Правильное решение, – сказал он, продолжая как ни в чем не бывало осматривать приборы. – И, может быть, мне удастся вам помочь. Но только в том случае, если найдется главная деталь обсерватории. К сожалению, сам я не участвовал в создании Башни, а связь с моими друзьями утеряна из-за монстров. Хозяин не зря придумал выращивать их в зале космических свиданий. Я, конечно, мог бы улететь, все узнать и вернуться на Землю, но на это уйдет очень много времени, а узники, как вы правильно заметили, в опасности. Но не из-за того что Башня на них обрушится – она просто распадется, как карточный домик, не причинив никому вреда. Им грозит другая опасность: нервное перенапряжение и полное расстройство психики. Поэтому нам надо действовать как можно быстрее.
– Но как?
– У Башни должно быть какое-то новое ограничение. Обязательно! Нельзя желать неограниченно. Хозяин сделал так, чтобы все желания исполнялись. С его поправками, но тем не менее. То есть он убрал важнейшее ограничение, нарушив тем самым баланс, и просто обязан был ввести другое. Равновесие восстановилось не полностью, и в конструкции появилось слабое звено. Так называемое тонкое место, а оно, как известно, легко рвется. Стоит лишь его чуть-чуть поворошить, и вся структура рухнет.
Бывший заведующий на минуту умолк, доставая что-то из широченной трубы огромного устройства, похожего на телескоп. Л52 терпеливо ждал, чувствуя важность момента. И тут же разочаровался, увидев на ладони Звездочета светящуюся серебряную звездочку:
– Нашли еще один обрывок плаща?
– Что вы! Это же небесный талисман! Его я и искал, остальные приборы уже бесполезны. Он вернет вам утерянные годы. Но сначала надо разломать Башню, иначе ничего не получится.
«Да уж! – подумал Л52. – Это-то самое сложное».
Тонким местом могло оказаться все, что угодно, любое звено, подвергшееся изменению. Но как определить, какое? Монстры, хоть и появились сравнительно недавно, существовали сами по себе, их гибель вряд ли повлияла бы на устойчивость Башни. Одноименные колонны, несомненно, были здесь и раньше – желания загадывали, вставая между ними. И лестница понятно, зачем нужна. Расплачиваться годами тоже не хозяин додумался, слишком уж мудро для него. Тогда что же?
– А ваш небесный талисман не может подсказать, где находится тонкое место?
– К сожалению, нет. Стержнем нашего изобретения была вероятность. Она, конечно, несовершенна с точки зрения разума, но все в мире на ней зиждется. Мы добавили также силу, разум, изобретательность и прочее. Все это придумано не нами, а той же природой и всегда действует в совокупности. Однако мы дополнили систему существенной деталью. Хотите знать, какой? Я вам скажу: добротой. Желания должны были быть добрыми, не причинять никому зла. Это наше кредо, и мы надеялись, что и ваше тоже. Однако хозяин действовал по своим принципам. О доброте и речи нет! К тому же никакой вероятности, исполнялись все желания без исключения, а по существу только его. Взамен, как я уже говорил, ему пришлось ввести другое ограничение. Нечто такое, что позволило расправляться со всеми неугодными желаниями. И, вместе с тем, Башня должна была это принять.
Л52 опять задумался. Какая-то очень важная мысль все время ускользала от него. Казалось, вот-вот, и он поймет. Догадается.
– Хозяин, понятно, негодяй. Но если вы такие добрые, зачем эта плата. Кто придумал отбирать годы, разве не вы?
– Мы. А как же иначе? Прежде чем желать, надо подумать и решить: а стоит ли оно того, желание ваше, чтобы отдать за него такое бесценное сокровище, как жизнь.
– Ладно, пусть так. Тогда почему не каждому человеку было позволено желать?
– Опять-таки поймите: это невозможно. Многие желания попросту самоуничтожаются, но это еще полбеды. Некоторые из них могут нарушить естественный ход развития мира. Даже разрушающие его – и такие, случается, загадывают. Поэтому мы позаботились о том, чтобы не любой человек мог воспользоваться Башней. А что хозяин сделал? Пристроил эту ужасную лестницу, и теперь, кто ни попадя, желает все подряд! Разве так можно?
– Так что?.. Вы хотите сказать, будто раньше никакой лестницы не было? Как же на Башню взбирались?
– О! То целая церемония была – сложная, но красивая. Люди поднимались наверх на воздушном шаре, а он не всегда доставлял их в нужное место. Редко кому удавалось точно меж колоннами повиснуть.
– Так вот в чем дело… – Л52 осенила догадка: – Лестница – вот то самое пресловутое тонкое место! Она чем-то помогает хозяину, вряд ли он пристроил ее для удобства посетителей.
*
Да, она была хитроумно устроена. Спираль – один из элементов древней живописи, наверняка, хозяин позаимствовал ее оттуда. Все помыслы человека, ступавшего на нее, были об одном – о своем желании. А витая пружина, сжавшись, поглощала мысли, и, если считала их вредными для хозяина, распрямлялась и выталкивала беднягу в темницу. Поэтому и пускали по одному… Ну, и что?
Человек-невидимка, прислонившись к колонне, угрюмо размышлял. Время, в течение которого он мог удерживать невидимость, истекало. Тонкое место нашлось, оставалось лишь его порвать, а он не знал, как.
Мысли юноши путались. Он перебирал их снова и снова, пытаясь поставить себя на место хозяина и выстроить логическую схему. Башня – волшебная, значит, не приняла бы обычную переделку. Хозяин подсунул ей какой-то обман, основанный на неведомом принципе, который она и «скушала». Его и следовало разгадать. Это мог быть, скажем, афоризм. Или известная присказка. «Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли...» Или устоявшееся выражение, заброшенное кем-то когда-то. Но ведь их миллионы! Например, «Без бумажки ты букашка». Это подошло бы, ведь на каждого просителя заведено дело. Но к лестнице неимоверная куча бумаг не имела никакого отношения.
Как утверждал Звездочет, должно быть ограничение. Почему именно ограничение, а не, наоборот, вседозволенность? Потому что без ограничения нельзя желать, и Башня это знала. Или оставляла лазейку для проявления собственной власти. А то, что сама при этом сломалась бы… Так она ж волшебная, а не разумная.
Лестница, лестница… Упругая спираль, крутая и надежная, как спина лошади. Почему же только по одному?
«Боливар не выдержит двоих!»
Вот и последний желающий расстался с годом жизни. Кое-как сформулировав свою мечту, он сам невольно удивился сухости прозвучавших слов и понуро поплелся восвояси. Клерк опорожнил урну в мешок и, взвалив на плечи тяжелую ношу, ждал, когда освободится лестница. Незыблемое правило… Нарушившего его ожидала страшная кара. Но Л52 поздно чего-то бояться в последний год жизни! Надо проверить эту бестию на прочность.
Служитель начал спускаться, и Л52 пошел следом за ним. Ступеньки отчаянно взвизгнули, и лестница, громко охая, вздыбилась и забилась в конвульсиях. Перепуганный клерк, не удержавшись, упал и покатился вниз. За ним, подскакивая, несся огромный мешок, из которого вываливались годы. Спираль разорвалась, потянув за собой Башню, и та обрушилась, рассыпавшись миллиардами пылинок.
*
Они сидели на земле, обнявшись. Р37, которая теперь оказалась Светланой, первая нарушила молчание:
– Сознайся: ты приворожил меня!
Монстры лопались один за другим. Из них вылетали годы. Бывший заведующий ловил их своим колпаком, в котором сверкала звездочка-талисман, и раздавал освобожденным узникам. Люди снова выстроились в очередь и знакомились, называя истинные имена.
Л52 тоже представился:
– Виктор.
– Я знаю, ведь ты – победитель!
– Без волшебных флакончиков у меня ничего не вышло бы.
– Учтите, – предупредил их звездочет, – больше исполнений желаний не будет. И все, полученное ранее, пропало!
Выходит, никто никого не привораживал. Любовь возникла сама собой, как ей и положено, с первого взгляда.
Пошел дождь, но люди, получив свои годы, не спешили расходиться. Лишь один человек семенил по дороге: бывший хозяин убегал от возмездия. За ним, однако, никто не гнался – все взоры были устремлены наверх. Вырвавшись из темницы, в небо улетал воздушный шар – большой, лазурный и недосягаемый. Он устремился туда, где маленькие звездные человечки поддерживали согласованность мира, переносясь с одной планеты на другую. Туда, где его установят на новую Башню Желаний и, возможно, подарят каким-то другим людям из другой, дальней галактики.
– А жаль…
/Использованы материалы о событиях в Приамурье (Т. Митиенко – журнал "Статус-Кво". Дальний Восток. Web-статья)/.
ВТОРАЯ ЖИЗНЬ ДЛЯ МАЛЫШКИ
(сказка для взрослых детей)
1
Как только из спальни хозяев перестали доноситься истеричные крики, маленькая тряпичная кукла Катя, которую все почему-то называли Упрямой Милой, (1) потянулась, сбросила одеяло и села в своей кроватке. Взгляд ее миндалевидных голубых глаз с длинными густыми ресницами уныло проскользнул по полутемной комнате, освещенной лишь светом уличного фонаря, и, в который уж раз, задержался на картине, висевшей на стене напротив. Горы, коричневато-серые и неприглядные… Что же в них хорошего? Но там, вдали, окутанные нежной лазурной дымкой, они чудесным образом преображались, наполняясь какой-то неземной, фантастической сущностью. Одинокий Нарисованный Альпинист, самозабвенно стремившийся к вершине и так никогда ее не достигавший, подмигнул старой знакомой:
– Доброй ночи, красотка! Люди, наконец-то, угомонились и спят – можно и нам поболтать, не правда ли?
– Ох, и долго же они сегодня разбирались! – вместо ответа посетовала Упрямая Мила. – Я уж думала, придется пролежать всю ночь без движения.
– А вы могли бы и раньше встать, – раздался надменный скрипучий голос. – Хозяева все равно ничего не замечают, когда бранятся. И что за народ нынче пошел! То ли дело в былые времена, когда вокруг меня хлопотали знаменитые виноделы…
Ворчала толстая Старинная Ваза, занимавшая почти всю нижнюю полку серванта. Ее нудные разглагольствования давно никто не слушал, потому что она всегда говорила только о себе.
– Да знают все, какая вы были красивая и неповторимая! – Упрямая Мила, наизусть выучившая историю сварливой вазы, довольно похоже передразнила ее надрывное скрежетание. – И что вас для королевских подвалов готовили, и все прочее…
– Опять ругаетесь! – сердито просипел Высокий Графин и, прокашлявшись, добавил: – А еще на хозяев наговариваете!
Слишком узкое длинное горлышко не позволяло ему активно участвовать в дискуссиях, что, впрочем, вполне его устраивало, и он почти всегда молчал. Лишь время от времени Высокий Графин важно и неторопливо выдавливая короткие реплики, отчего прослыл солидным и рассудительным.
– Правильно, правильно, не надо ссориться, – протараторило Глиняное Блюдо, забытое на подоконнике вместе с половинкой печенья. – У нас и так до утра мало времени осталось. Давайте-ка, лучше о чем-нибудь интересном поговорим.
– О чем тут поговоришь? – все уж обговорено. Одно и то же каждую ночь! – Упрямая Мила с надеждой взглянула на большую Пивную Кружку, сверкавшую стеклянными гранями на почетной центральной полке серванта: – Вы – самая из нас осведомленная, новости разные узнаете…
– Уж эти мне приближенные к высшим сферам особы! – презрительно фыркнула Старинная Ваза. – Кто только сегодня не попадает в фавориты!
– Да вы не мешайтесь, – отмахнулась от нее кукла. – У меня вопрос есть. Когда маленькая хозяйка заболела, сюда разные люди приходили. И, помните, страшная такая старуха была? Карты раскладывала и шептала чего-то, о второй жизни говорила. Мне показалось это смешным тогда. А теперь я часто о том думаю и не могу понять, как такое произойти может…
– Может, может, – уверенно заявило Глиняное Блюдо, словно и не заметив, что обращались не к нему. – Вот у меня, например, печенье есть. А раньше конфеты были, шоколадные с ромом. И, знаете, в каких фантиках? В золотых прямо! Так что все может быть, не сомневайтесь.
– Уж в золотых ли? – ухмыльнулась Старинная Ваза. – Сомнительно больно. Посмотрите-ка на мои бока: на них завитки нарисованы. Могу заверить – это и есть настоящее золото! Точнее, напыление из золота. Не в пример каким-то там бумажкам…
– Такие они у вас тоненькие, завитки ваши, их и не видать-то почти! А мои фантики аж горели на свету. Так красиво, ну просто глаз не отвести!
– Кто бы говорил о красоте! Тоненькие, значит, изящные…
Беседа вещей была неожиданно прервана. Большой пушистый хозяйский кот с грозным именем Везувий неслышно вошел в гостиную и потерся об угол платяного шкафа. Затем он свернул в сторону подоконника и, легко на него запрыгнув, ухватил зубами половинку печенья, но есть не стал. Сбросив свой трофей в картонную коробку со старыми игрушками, сваленными в полном беспорядке, кот спланировал следом за ним.
Везувий, как обычно, походил по мягкой деревянно-тряпичной груде, похрустев кукольной мебелью, лопавшейся под его массивными лапами, раскрошил печенье и обнюхал Упрямую Милу. Он проделывал подобное уже много раз, почти еженощно, но и сегодня снова захотел убедиться в том, что она несъедобна. Так и оказалось, разумеется, и кот нехотя отправился на кухню.
•
Когда мохнатый хвост Везувия скрылся за дверью, Упрямая Мила облегченно вздохнула.
– Ну и противный! – сказала она шепотом, отдирая от лица липкие крошки. – Доломал-таки мою кровать. Не нравится мне это животное.
– А по-моему, нормальный котик, – злорадно усмехнулась Старинная Ваза. – Впрочем, у вас взаимная неприязнь. Ему тоже куклы не нравятся.
– Зря вы вредничаете. Везувий, кстати, куда-то уходил тогда… В тот день. И вернулся, когда уж все кончилось. Наверняка он тут замешан.
– Конечно, конечно! – поддержало Упрямую Милу Глиняное Блюдо, лишившееся печенья. – Несомненно, замешан! Видели, как он хозяйничал? Я так думаю: не просто замешан, а сам во всем и виноват!
Комнатные вещи не любили кота и, обрадовавшись возможности позлословить, принялись наперебой перебирать его многочисленные проказы. Вспомнили все: и как он разбил несчастную тарелку, воруя мясо из холодильника, и разодранные обои – где-то они сейчас? – и изжеванные цветы. Сомневавшихся быстро переубеждали, приводя новые примеры, чаще безвредные, но унижавшие достоинство пострадавшего. Особенно старалось Глиняное Блюдо – его трескотня не смолкала ни на минуту. Через некоторое время почти все собеседники были уверены в причастности Везувия к драме, разыгравшейся в доме несколько лет назад. Только Высокий Графин не согласился ни с одним из приведенных доводов:
– Верите во всякую ерунду... – сердито буркнул он. – Уходил, уходил!
Помолчав немного и убедившись, что никто, как всегда, не собирался ни прерывать его, ни передразнивать, Высокий Графин, напыжившись, снова важно засипел:
– Понимать надо: коты такое чувствуют. Потому и уходил.
– Чувствуют, значит, знают, – не сдавалась Упрямая Мила, распаленная спором. – А что они знают? А то: где отнятые жизни хранятся и кому да за какие заслуги их обратно раздают, вот что! Только у Везувия о том не спросишь – бесполезно: он никогда ни с кем не разговаривает.
– Да зачем же у него спрашивать? – вновь вмешалась Старинная Ваза, еле дождавшись окончания перепалки. – Спросите лучше у меня. Со мной как раз подобное и было. Ничего особенного тут нет: сначала я пребывала Бутылью. С очень древним и дорогим вином, между прочим! Когда меня открывал племянник хозяина – никудышный, надо сказать, мальчишка, – он разбил мое элегантное миниатюрное горлышко. Ему, конечно, нагоняй устроили – и поделом…
– Вы ближе к делу, пожалуйста! – вставила Упрямая Мила, которая слышала эту историю много раз.
– Ох, какая нынче молодежь нетерпеливая! Я же не просто так треплюсь впустую, как некоторые из присутствующих... Надо же вам объяснить, что мне по праву досталось мое необыкновенное стекло! Не простое оно, а особенное, старинное, для великосветских приемов предназначенное. Специальное, одним словом, а потому дорогостоящее. Даже завитки на нем золотые, что, надеюсь, уже все тут усвоили… Хозяева пожалели такое добро выбрасывать и отдали меня в мастерскую. Там надо мной колдовали великие мастера. Они подравняли сколы, отшлифовали их и покрыли лаком. С тех пор я стала называться Старинной Вазой. Теперь живу второй жизнью.
– Ах, я думала, вы что-нибудь новое добавите! – разочарованно вздохнула Упрямая Мила, едва дослушав. – То, что с вами произошло, называется изменением имиджа. Я сама ой сколько раз его меняла! Малышка любила превращать меня в разных дам – то балериной сделает, то невестой нарядит. А как-то сшила мне широкую юбку и усадила на чайник. Но все это было одной и той же жизнью. Мы же совсем о другом говорим.
– Однако позвольте! – воскликнул Нарисованный Альпинист. – Когда мне подрисовал усы один очень достойный гость нашего дома, я почувствовал себя настоящим человеком!
Упрямая Мила не выдержала и вспылила:
– Вот если бы вас стерли или, лучше, сожгли и пепел развеяли, а потом вы вновь возродились бы, как птица Феникс, – вот тогда это было бы настоящей второй жизнью. А так…
– Какие ужасы вы говорите, голубушка! – возмущенно заскрипела Старинная Ваза. – Да как же можно возродиться, ежели в пепел? Мне и слушать-то вас страшно. В порядочных обществах таким неприличным образом не выражаются.
Упрямая Мила вздохнула – она и сама уже жалела, что погорячилась. Но как им, непонятливым, объяснить? И кукла снова обратилась к Пивной Кружке:
– Уж вы-то, конечно, понимаете, о чем речь. Я ведь у вас у первой спрашивала, да Везувий помешал. Нас тут всех забросили, не нужны мы теперь! С вами с одной хозяин советуется…
Никто не возразил, лишь Старинная Ваза недовольно насупилась, но и она не произнесла ни слова. Все вещи были согласны с тряпичной куклой – в этом доме нынче не до них.
А молчавшая до сих пор Пивная Кружка радостно засверкала сияющими гранями:
– Ну уж советуется… – почти пропела она. – Я бы сказала – доверяет, вот. Самое свое сокровенное, о чем никому больше сказать не может. И всегда со мной делится всякими тайнами, вот! И не о чем вам тут спорить, господа! Хозяин мне все объяснил. Вот я, например, – кусок стекла. У меня никакой души нет, а у него, у человека, есть, вот…
Комнату наполнил тихий мелодичный звон – маленькие рюмочки, выстроившиеся в полукруглые ряды на верхней полке серванта, дружно захихикали.
– И не смейтесь, – обиделась Пивная Кружка. – Не только я, все мы – просто вещи, вот. Не может у нас настоящей другой жизни быть. А у человека может. И не две, а целых… Сколько же их там? Ах, вот, вспомнила: двенадцать! Потому что у него, у человека, душа есть, которая из тела в тело переходить умеет. Хозяин мне по секрету сообщил, вот.
– Ну-ну, – подбодрила ее Упрямая Мила.
– И он сказал так: «Вот ты тут стоишь, глупая стекляшка, а я, между прочим, третий раз живу!»
– Какая ж нынче молодежь безалаберная пошла! Сами себя не уважают. Если б меня глупой стекляшкой обозвали, я бы больше и слушать-то не стала. И эка невидаль, третий раз он живет! Да хоть пятидесятый…
– Не перебивайте! – осекла вазу кукла, которая очень хотела услышать продолжение.
– И хозяин мне вот что открыл, – польщенная вниманием Пивная Кружка торжественно продолжила: – Он, мол, в первой жизни был львом, во второй – персидской царевной. Сейчас вот пока, понятно, просто обыкновенным человеком пребывает, но временно. В следующий раз – ему гадалка предсказала – будет собакой. Зато потом – императором. А дальше пока неизвестно. Одним словом, куда душа перейдет, тем он и станет, вот...
– Фи, львом, собакой… Что за жизнь у них – одно несчастье!
– Опять вы прерываете! Интересно ведь узнать.
– Да зачем вам, милочка? Вы все равно не человек и никогда таковым не станете. И души у вас нет и быть не может. В крайнем случае, с чайника на кофейник пересядете, и все дела.
– Да откуда вам знать-то? Недаром меня кот все время обнюхивает. Ведь я в отличие от некоторых на человека похожа. А вдруг в меня какая-нибудь душа захочет переселиться? А вы слушать не даете, без конца перебиваете и всякие ненужные реплики вставляете. Может ведь такое произойти, правда? – Упрямая Мила снова повернулась к Пивной Кружке.
– Ну, да… Может, наверное… Хозяин вот прямо так не говорил, но намекал.
– И как он на это намекал, какими словами?
– Разными. Вот, например, будто бы ему куда угодно переселиться ничего не стоит. Куда захочет, туда и переберется. Особенно, ежели хозяйка за пьянку донимать станет, то и вовсе уйдет, куда глаза глядят, и переселится…
Пивную Кружку переполняло чувство гордости. От волнения она все перепутала, но, поняв свою ошибку, не решилась в том признаться. Ее еще никогда так внимательно не выслушивали. Наоборот, почти всегда ей самой приходилось это делать. И теперь, оказавшись в центре всеобщего внимания, признаться в собственной глупости? Ни за что!
– То есть переселиться он может, если захочет, в любой момент и в кого угодно. А уж в куклу тем более, запросто… То есть, его душа может перейти в ваше тело, а вы, то есть ваша… То есть, если бы у вас была душа, вы могли бы обменяться с ним телами. Вот!
Довольная тем, что сумела благополучно завершить столь сложную конструкцию, в которой чуть не увязла, Пивная Кружка даже закружилась от радости.
– Не разбейтесь, любезная! Я и то не позволяю себе эдаких вольностей, а Вас, случись чего, не в мастерскую понесут, а на помойку.
Высокий Графин, некоторое время молчавший, счел нужным вмешаться:
– Послушайте меня, старика. Ничего хорошего в том нет. Не нужна она, эта вторая жизнь. И душа никому из нас не нужна.
– Ой, да ладно. Вечно вы со своими нравоучениями! И чем плохо душу иметь? – на Упрямую Милу так подействовало сообщение Пивной Кружки, что ей и самой хотелось пуститься в пляс. – Ах, если б у меня душа была! Я бы какую-нибудь новую жизнь начала. Ведь днями напролет на стену гляжу. Скучно. А когда хозяева ругаются, еще грустней становится. Только ночью и живу. Раньше Малышка со мной играла... Она одна меня понимала, все мои желания предугадывала. Но, как уложила в кровать пять лет назад, так и лежу. Если бы она жива была…
•
Наступила долгая тишина. Прервать гнетущее безмолвие никто из вещей не отваживался. И Упрямая Мила, бывшая кукла Катя, тоже молчала. Она думала:
«Почему Малышка ушла? Может быть, тоже пожелала переселиться в какое-нибудь другое тело? Но зачем? Все было так хорошо, и хозяева не ругались, жили мирно. А она все равно ушла».
Кот! Мысль о нем не давала покою Упрямой Миле. Не зря он уходил куда-то в тот день. Незачем было Малышке переселяться, а значит, ее заставили. И тогда она, конечно же, хочет вернуться. Почему же не возвращается? Девочка жила всего лишь первый раз – в этом Упрямая Мила не сомневалась, – и в запасе у нее оставалось еще целых одиннадцать жизней. А вдруг она не может найти нужное тело? Наверняка все хорошие тела заняты, а на плохое маленькая хозяйка ни за что не согласится. Пусть бы тогда в ее, Катино, переселялась. Тело-то у нее хорошее, красивое – маленькой хозяйке нравилось… Души, правда, нет, а все остальное в очень даже неплохом состоянии. Но как это сделать, как…
– Как Малышке вторую жизнь получить? – кукла невольно произнесла последнюю фразу вслух.
Откликнулся Нарисованный Альпинист:
– Кажется, в тех дальних синих горах в неприступной пещере маг живет. Он, наверное, знает, как. Сам я его никогда не видел, но слышал о нем. Художник, когда меня рисовал, спрашивал: чего, мол, молчишь, Молчаливый Маг. Скажи, мол, что-нибудь, ведь там ты, там – в бирюзовой дымке притаился…
– Никаких магов не бывает! – сердито просипел Высокий Графин.
– Да даже если они и бывают, – тут же встряла Старинная Ваза, – то как же можно в картине так укрыться, чтоб совсем не видно было? Во мне можно, я из темного стекла сделана и внутри полая. А картина плоская. В ней никак не спрячешься.
Однако Упрямая Мила думала иначе. Маг на то и маг, чтоб уметь исчезать. Он, если захочет, где угодно скроется. И раз уж сам Художник с ним разговаривал, значит, все правильно. Кому как не ему знать, кого рисовал? И кукла тут же потребовала от Нарисованного Альпиниста подробностей:
– А Художник не уточнил, где этот Молчаливый Маг живет, в какой именно пещере? Их ведь там, в тех горах, небось, немало!
– Да нет, ничего такого, конкретного, он не говорил. Сказал только, будто попасть туда, где маг притаился, можно всего лишь один раз. Если повезет, конечно. Горы там, мол, неприступные. А кто с первого раза не сумеет их преодолеть, потом уж Молчаливого Мага не найдет, сколько ни будет стараться.
– И вы так никогда его и не видели? Ну хоть когда-нибудь, хоть на чуть-чуть он показывался?
– Нет, никогда…
Почему-то именно эти слова убедили Упрямую Милу, ведь настоящие маги не станут без нужды показываться. Они всегда в пещерах или еще в каких-нибудь недоступных местах скрываются, чтобы им не мешали магическими делами заниматься.
И, подумав так, тряпичная кукла приняла важное решение: она должна найти Молчаливого Мага.
– Только я в синие горы не полезу – уж увольте, – на всякий случай предупредил Нарисованный Альпинист, поймав мечтательный взгляд Упрямой Милы. Кому нужно, тот пусть и лезет, а у меня своя задача – на пик самой высокой сопки взобраться.
– Да вы, дорогуша, туда уж сколько лет карабкаетесь, и ни с места не сдвинулись! – Старинная Ваза опять не удержалась от реплики. – Смотрю я да поражаюсь, какая у вас участь убогая. То ли дело у меня…
– Ох, пожалуйста, умоляю, только не надо продолжения! – Упрямая Мила, воодушевленная новой идеей, не представляла, как можно говорить о чем-то еще. – Ну кто-нибудь, вспомните, пожалуйста, все, что знаете о магах. Как с ними беседуют, где они живут, чего любят и прочее. Я тут подумала и решила: разыщу Молчаливого Мага и спрошу у него, как Малышке вторую жизнь получить.
– А что толку, голуба? Он же мол-ча-ли-вый, то есть, не говорит совсем. Как же вы его расспрашивать будете?
Старинной Вазе до того понравилось собственное мудрое изречение, что она разразилась громким надрывистым смехом, и стеклянные дверцы серванта задребезжали от хрипов, издаваемых ее склеенным горлышком. Упрямая Мила не обиделась – она была слишком увлечена:
– Чем ехидничать, лучше подсказали бы, как Молчаливого Мага разговорить. Может, ему какой подарок принести нужно? Я бы свою ленточку отдала… Самую красивую, золотистую. Ведь она красивая, правда?
Упрямая Мила с надеждой смотрела на участников ночной беседы. Однако никто не смог помочь кукле, да и не воспринимали домашние вещи всерьез ее затею. Пивная Кружка лишь вежливо покивала, ничего не понявшее Глиняное Блюдо тупо уставилось в потолок, а Высокий Графин демонстративно молчал, не желая участвовать в обсуждении бредней недалеких соседей. Только Старинная Ваза пыталась советовать, но, увы, безрезультатно, потому что очень быстро перешла на свою любимую тему.
Поэтому, кроме сомнительных сведений Нарисованного Альпиниста, больше ничего не удалось прояснить. Да и он пересказывал услышанное неуверенно, ведь хорошо известно, что все художники – неутомимые фантазеры. Тем не менее, кукла не оставила свой дерзкий план. Ее недаром называли Упрямой Милой: если уж она что задумывала, обязательно выполняла.
2
По коричневато-серым горам маленькая тряпичная кукла легко взобралась почти на самый верх. Нарисованный Альпинист остался далеко внизу и с завистью наблюдал за тем, как она преодолевала каменные уступы. Бедняга не мог последовать ее примеру, потому что Художник напутал с веревочной обвязкой, и несчастный спортсмен оказался подвешенным на петле. Если б не это досадное обстоятельство, он мог бы, как все вещи в доме, путешествовать по ночам. Опасаясь насмешек, Нарисованный Альпинист никому не рассказывал о своем бедственном положении и старательно делал вид, будто готовится к восхождению.
А Упрямая Мила вскоре уже любовалась лазурными горами. Здесь, вблизи, они оказались еще красивее. Мутные прежде краски почему-то стали сочными и глубокими, хоть солнца и не было. В первый момент куклу испугало такое непостижимое преображение, но она все-таки ступила на сияющий камень.
И тут же все резко изменилось. Бирюзовые горные хребты, то острые, то скользкие, словно не хотели пускать маленькую странницу, и она то и дело ранилась или съезжала вниз. Откуда-то подул сильный ветер, и он тоже мешал. Сделав неловкое движение, Упрямая Мила оступилась, но чудом удержалась, успев вцепиться в торчавший из трещины кол. Видимо, он предназначался для Нарисованного Альпиниста и был достаточно крепок. Тряпичная кукла повисла на нем, размышляя, в какую сторону поставить ногу. В тот же момент сильный порыв ветра вырвал из ее ослабевших пальцев золотистую ленточку и унес в неизвестном направлении.
Упрямая Мила очень расстроилась: что же она принесет Молчаливому Магу? Он и без того всегда молчал, даже Художнику не захотел ответить, а теперь, после потери ленточки, последняя надежда разговорить его пропала.
А потом пошел дождь, и промокшая насквозь кукла так отяжелела, что каждый шаг удавался ей с большим трудом. По пути попадались болота, заполненные странной массой, напоминавшей канцелярский клей. Их приходилось обходить, взбираясь на крутые сопки.
И все же, невзирая на все несчастья, упрямица лезла и лезла, с трудом карабкаясь по красочным уступам. Парадное платье, надетое в дорогу, давно изодралось в клочья, а запасного у Упрямой Милы с собой не было. И острые каменные зубцы безжалостно рвали маленькое тряпичное тельце. И, хоть кукла не испытывала боли, она все равно страдала, ведь красивое тело – это было все что она могла дать Малышке.
Маленькая путешественница не знала, на самом ли деле Молчаливый Маг жил в горной пещере или нет, и, если жил, сумеет ли она его найти. Да и какой он, этот странный маг, которого никто никогда не видел и даже не слышал? Прийти к нему можно было лишь один раз, вернешься – и все пропало. Наверное, он так надумал специально, чтобы его по пустякам не беспокоили. И захочет ли такой жестокий маг помогать Малышке? Об этом Упрямая Мила также понятия не имела, но о других магах ей вообще ничего не было известно.
И она не останавливалась. До восхода солнца кукле следовало вернуться и лечь в свою сломанную кроватку. У нее была только ночь. Всего одна ночь. И зыбкая надежда на помощь непонятно кого.
•
Вдруг над горами прокатился глухой гул. Упрямая Мила посмотрела наверх и увидела, что из самой высокой бирюзовой вершины тянется к небу струйка черного дыма. Дождь кончился, и стало тепло. Так тепло, что промокшая кукла очень быстро обсохла. Чудно, с чего бы это? Впрочем, маленькая странница не особенно удивилась. Здесь, в этой удивительной картине, было столько непонятного – и изменившиеся цвета, и разбушевавшаяся непогода, и даже клей в болотах!
Однако Упрямую Милу ждало еще одно неожиданное препятствие. Вскоре она почувствовала, как земля под ней закачалась. Обхватив руками голубой камень, кукла еле удерживалась на нем, а кто-то невидимый там, внутри, стучал и стучал, и чудовищные толчки все сильнее раскачивали бирюзовые горы.
Струйка черного дыма росла прямо на глазах и вскоре превратилась в огромного многоголового дракона. Он был такой большой, что почти заслонил небо. Упрямая Мила не знала, что ей делать, куда бежать от этого страшилища, которое теперь хоть и почти не видела из-за наступившей темноты, но зато хорошо слышала. И от этого ей было еще страшней.
Дракон зловеще шипел, громко рыкал и угрожающе свистел, а потом вдруг изрыгнул столб огня, осветив округу мрачным красноватым светом. И горячая лава потекла по горам, подобно огненной реке, огибая лишь очень большие каменные глыбы. На одну из них успела забраться Упрямая Мила. Идти было некуда – вокруг полыхало пламя.
Черный дракон расправил гигантские крылья и полетел прямо на перепуганную путешественницу. Кукла понимала – это ненастоящий дракон. Просто ожил вулкан. А вулкана чего бояться? Тем более нарисованного… Но ей все равно было страшно. Может быть, из-за того что горячий пепел обжигал лицо, забивался в глаза и в рот.
«Нет, только не это! – думала бедная кукла. – Пусть лучше чудовище разорвет меня на куски! Ведь если мое лицо обгорит, я стану совсем некрасивой, и разонравлюсь Малышке».
Наверное, дракон услышал мысли куклы – ему стало смешно, и он захохотал, хлопая себя крыльями по бокам и брызгаясь слюной. И сразу же как-то сник и сгорбился, а потом и вовсе убрался восвояси, скрывшись в бирюзовой вершине.
«Что это с ним? – удивилась Упрямая Мила. – Какой-то слабенький вулкан мне попался… Ну и прекрасно! Значит, я смогу идти дальше».
И она снова двинулась в путь, осторожно перешагивая через обмелевшие огненные ручейки.
•
Наконец вдали забрезжило какое-то слабое золотое свечение. Оно чуть озаряло высокую скалу, гладкую и без уступов, перед которой зияла глубокая расщелина.
Приблизившись к краю пропасти, Упрямая Мила замерла в нерешительности. Там, внизу, еще струилась раскаленная лава, и жар от нее доносился до места, где остановилась кукла. Пойти в другую сторону? Но в золотом сиянии на том, отвесном, берегу огненной реки было что-то необъяснимое. И оно манило, очень осторожно, как будто боялось вспугнуть, но в то же время и настойчиво. Словно кто-то неслышно звал: «Сюда, сюда…».
Удрученно стояла Упрямая Мила перед неприступной расщелиной, не зная, как поступить, и все больше убеждаясь в бесполезности своего трудного похода. Через огненную бездну ей не перепрыгнуть. Может быть, вернуться и попросить снаряжение у Нарисованного Альпиниста? Эх, вовремя надо было об этом подумать! Говорил ведь Художник, что нельзя возвращаться… Оставалось лишь одно: спуститься в объятый пламенем овраг, каким-то образом перебраться через поток огня, а затем подняться по абсолютно гладкой каменной стене до золотого свечения – слишком долгий, да и, наверное, невозможный путь. Однако ничего другого кукла так и не смогла придумать.
Впрочем, сдаваться она не собиралась – все-таки вероятность достичь цели, хоть и крохотная, но была. И поэтому, отринув унылые мысли, Упрямая Мила решила побродить вдоль берега огненной реки – вдруг найдется какой-нибудь переход. Или, может быть, ей удастся сбросить вниз один из гигантских валунов и пройти по нему на ту сторону, как по мостику.
Приободрившись от мелькнувшей надежды, кукла отправилась искать подходящий камень. И тут из-за соседнего хребта показалась огромная усатая морда с горящими глазами. Зверь, похожий на саблезубого тигра, оскалился и зарычал, а еще через мгновение страшная пасть разверзлась над маленькой странницей. Второе чудище пришло на помощь первому?
Собрав последние силы, Упрямая Мила закричала. Крик получился слабеньким, еле слышным, но чудовище, тем не менее, ошеломленно отпрянуло. Кукла сразу же его узнала:
– Везувий! Это ты?
Кот ухмыльнулся и, по своему обыкновению ничего не ответив, снова осклабился, показав клыки. Но Упрямую Милу уже не пугал его грозный вид, ведь Везувий никогда прежде не причинял ей никаких неприятностей, если не считать сломанной игрушечной мебели. Правда, и кукла раньше по картинам не ползала.
– Везувий, пропусти, пожалуйста…
Однако вредный котяра выгнул спину и зашипел. Нахальная мышка, так резво и бесцеремонно взбиравшаяся по картине, оказалась матерчатой игрушкой. И все равно она его раздражала: никто не должен елозить по стенам!
И два ряда острых зубов вновь нависли над несчастной.
– Прекрати сейчас же! Я знаю: это ты лишил Малышку жизни!
Кот даже отскочил в сторону от неожиданности, и его жуткая пасть захлопнулась. Везувий призадумался. Видно было, что мысль ему понравилась.
– Может, и я… – промяукал он неуверенно. – Нечего было за хвост дергать.
– Неправда! Маленькая хозяйка никогда этого не делала!
– Ну, положим, не делала. Но могла бы сделать.
Везувий, заняв боевую позицию на бирюзовом камне, зло ухмылялся. Глаза его сверкали, и в их стеклянной глубине отражалась обида на весь мир.
– Пока девчонки не было, – снова заговорил он, – хозяева меня любили, а когда она появилась, даже замечать перестали.
– И что, разве теперь тебе лучше стало? Теперь они все время только ругаются, и больше ничего на свете им не нужно.
– Пусть ругаются, мне-то что? Только тебя я не пущу туда, куда ты идешь. Все равно лучше от этого не будет, а хуже может.
С этими словами кот прыгнул на Упрямую Милу. Ей чудом удалось увернуться, и острые когти лишь распороли и без того изодранное платье. К сожалению, спрятаться было негде, если только съехав обратно, к коричневым горам. Но кукла помнила, что этого ни в коем случае нельзя делать и старалась хоть как-то укрыться от страшных когтистых лап за бирюзовыми выступами. Однако изрядно истертые ноги плохо ее слушались. Везувий же с поразительной для его веса легкостью скакал по скользким камням.
– Да перестань же ты, перестань, – запыхавшись, с трудом проговорила Упрямая Мила.
Они с котом уже несколько минут бегали вокруг одного и того же круглого синего валуна то в одну, то в другую сторону. Везувию, похоже, тоже надоело такое пустое занятие:
– Ладно, иди себе, если хочешь. Начхать мне на тебя и на твою затею, потому что не добьешься ты ничего. Да и не успеешь – рассветет скоро…
– Но ведь ты же смог. Значит, и у меня получится.
– У тебя не получится.
– Это почему же?
Везувий, ничего не ответив, зачем-то принялся усердно точить свои и без того острые когти. Так усердно, что из синего камня даже посыпались искры. Сверкая и шипя, они падали в пропасть. И Упрямой Миле вдруг стало ясно, почему ее противник молчит. И у него не получилось…
Кот зло сверлил глазами маленькую тряпичную куклу:
– Поняла, да? Правильно, пытался я это сделать, очень хотел, но не смог. Мне действительно кое-что известно, о чем твоя смазливая головешка, набитая тряпками, и не догадывается. Но моих сил не хватило… И все равно по-моему вышло, хоть и не из-за меня. Но ты об этом никому не расскажешь, потому что сейчас я сброшу тебя в огненную реку!
Разъяренный тем, что ничтожная игрушечная девчонка разгадала его тайну, Везувий снова и снова бросался в атаку. Наконец, ему удалось, изловчившись, ухватить добычу зубами, и он поднял ее над расщелиной, на дне которой текла раскаленная лава. Упрямой Миле стало так страшно, что она не смогла даже вскрикнуть, и просто застыла от ужаса, глядя в зияющую красную бездну.
И там, внизу, в отвесной стене расщелины, она увидела еле заметное оконце. Это из него струились золотые блики, словно в нем жил солнечный лучик. Или, может быть, хранились драгоценные самоцветы. Или… Да, не зря кукла так стремилась к зовущему ее волшебному свечению.
«Ну вот, – подумала Упрямая Мила, вися над огненной пропастью, – неужто, почти дойдя до цели и увидев ее, я превращусь в жалкую горстку пепла? И мне никогда уж не удастся вернуться сюда, чтобы помочь Малышке…».
И, не отрывая глаз от чудесного сияния, бедная кукла все больше и больше убеждалась: именно туда ей и надо.
И тут из озаренного золотым светом окна вдруг послышалось очень тихое: «Кыш!». И даже не «кыш», а словно чей-то выдох. Или это было дуновение воздуха?
Везувий тоже услышал тот же звук и, задрожав от ужаса, выронил куклу. В следующий же момент кот исчез, словно испарился.
А Упрямая Мила полетела вниз, но почему-то не быстро, а медленно, будто превратилась в пушинку, которую подхватил и качал ветер. Она и была почти таковой – ее истерзанное и обгоревшее тряпичное тельце имело довольно жалкий вид.
Из золотого окошка высунулась чья-то рука, и хозяин горного жилья ловко поймал куклу. И Упрямая Мила улыбнулась, догадавшись, что нашла Молчаливого Мага. Или он ее нашел…
•
– Ленточка… – только и смогла промямлить бедняжка, едва ступив на каменный пол, и сразу же расплакалась.
Достигнув цели, она вдруг осознала, как близка была к той неведомой черте, которую люди называли смертью. Что стало бы с ней, если б Везувий осуществил свою угрозу, кукла не знала. Может быть, у нее началась бы вторая жизнь? Не настоящая, конечно, и еще более скучная, чем первая, даже скучнее, чем у Старинной Вазы. Или наступила бы вечная тьма. Но главное – Малышка так и осталась бы без помощи.
– Вот твоя ленточка. Держи и не реви! – старик в цветастом атласном халате протянул маленькой путешественнице ее заветное украшение.
– Это… я… вам, – всхлипывая, еле выговорила Упрямая Мила, с удивлением глядя на хозяина пещерной каморки, в которую она попала.
Кукла замолчала в растерянности, не зная, что еще сказать. Ведь тот, к кому она шла, не должен был ничего говорить, но, тем не менее, говорил. А еще раньше произнес это необыкновенное слово «кыш», прогнавшее взбешенного кота.
«Молчаливый Маг нарушил обет молчания? Да он ли это? – думала Упрямая Мила. – Наверное, я попала к какому-то другому волшебнику. Или же этот сердитый тип и не волшебник вовсе».
Кукла прикидывала и так, и эдак. Вряд ли тут много магов прячется. Нарисованный Альпинист упоминал только об одном – молчаливом. К нему и обращался Художник. И хозяин пещерного жилья, несомненно, был магом, ведь ему удалось найти крохотную ленточку, унесенную ураганом! И волшебные слова он знал. «Кыш», например.
Выходило, что найденный маг, хоть и разговаривал, но все же был настоящим. Однако высокий и грубоватый, совсем «не волшебный» старец, угрюмо смотревший на нежданную гостью из-под сдвинутых бровей, казался чужим в этих сказочных лазурных горах. У него и бороды-то не было, и в своем потертом домашнем халате, с шаркающими тапочками и испещренным морщинами лицом он выглядел, как обычный человек, явившийся из совсем другого, реального мира. Художнику, рисовавшему картину, конечно, виднее – наверняка он встречался с магами и знал, как они выглядят. Впрочем, вздорный старик мог и сам сюда забраться и спрятаться в расщелине, – может быть, поэтому он и не пожелал ни с кем общаться. И все-таки теперь почему-то заговорил.
И еще этот странный, очень странный волшебник какими-то неуловимыми черточками напоминал смешливого дракона, вылетевшего из вулкана. И даже на злобного кота Везувия был чем-то похож! Возможно, из-за того что смотрел так же, как он – недоверчиво и недовольно.
Хоть кукла и сомневалась, действительно ли беседует с настоящим Молчаливым Магом, она поняла одно: неприветливому пещерному жителю, стоявшему перед ней, не нужна ее жалкая ленточка, даже и золотистая… Так что же ему было нужно? Эх, если б знать! Упрямая Мила раздобыла бы чудесную вещь, чего бы ей это ни стоило. Может статься, сердитый волшебник пошлет ее куда-нибудь очень далеко. Что ж, пусть только скажет, куда надо идти и чего принести.
Молчаливый Маг – а это был точно он, – вновь заговорил. Однако теперь его голос заметно потеплел, и в нем появились какие-то новые, нежные нотки.
– Если бы ты не была куклой, – сказал старик, – я подумал бы, что у тебя есть душа. А может быть, она у тебя и есть…
– Но ведь у игрушек не бывает…
Молчаливый Маг сел на стул и пристроил Упрямую Милу на своем колене. И тут, вблизи, она увидела, какие у него добрые и одновременно печальные глаза. Наверное, такие и должны быть у настоящего волшебника.
– Да, верно, – согласился подобревший вдруг старец, и улыбка осветила его мрачноватое морщинистое лицо. – Может, и не бывает. Так принято считать. Но никто не знает наверняка…
– Даже вы? – удивилась Упрямая Мила и радостно продолжила: – Значит, мы с Малышкой могли бы обменяться телами?
Молчаливый Маг вздохнул и опять замолчал, глядя на маленькую тряпичную куклу. Долго он на нее смотрел, разодранную, но счастливую, и смотрел с таким нескрываемым изумлением, словно только сейчас понял, что она говорила правду.
А потом назвал ее по имени:
– Скажи мне, Катя, после всего того, что с тобой случилось в горах, ты действительно так спокойно поменялась бы? Так просто, не требуя ничего взамен, согласилась бы отдать свою жизнь Малышке и уйти в небытие?
– Да, конечно! – Упрямая Мила ответила, не задумавшись ни на минуту. – Ведь ей нужнее. А мне… Мне все равно без нее делать нечего. Так давайте же, меняйте нас скорей!
– Да кто ж тебе сказал, что такое возможно?
– Ну как же! Человеку ведь дано двенадцать жизней… Мой хозяин говорил, и еще…
Кто же еще говорил? Пивная Кружка, но она от хозяина и слышала. Везувий? Нет, и он о другом. А больше и никто вроде…
– Вот видишь? Есть ли, нет ли, может ли душа в другое тело переходить или нет – неведомо сие нам.
– Получается… я зря пришла?
Молчаливый Маг снова улыбнулся:
– Почему же зря? Ничего зря не происходит. Ты пришла, я заговорил, – благодаря тебе, да-да. Теперь нам обоим известно больше, чем раньше. Вот давай, вместе и подумаем, могу ли я чем-нибудь тебе помочь.
– Но что же такого нам стало известно? – удивилась Катя. – По-моему, ничего. Наоборот, все еще больше запуталось!
Горный житель хитро усмехнулся, и морщинки на его старческом лице весело забегали:
– Да, простых путей нам не дали… Зато их много, глядишь, и отыщем нужный. Но для начала придется, пожалуй, чуть-чуть тебя подремонтировать.
Старик взял иголку с ниткой и принялся зашивать тряпичную куклу.
•
Когда Упрямая Мила вернулась домой, она сразу почувствовала: что-то изменилось. Суматоха, беготня, все вверх дном.
– Чего случилось-то? – спросила кукла у Пивной Кружки.
– Если б я знала! Видишь, под батареей пылюсь, вот. Хозяин меня совсем забросил…
– Да ребенка они ждут. Тоже мне, событие!
Старинная Ваза произносила слова небрежно, но при этом вся так и раздувалась от удовольствия: наконец-то она осведомлена лучше бывшей хозяйской фаворитки.
– Удивляюсь я на современный народ! – продолжала она, все более воодушевляясь. – То ли дело раньше, когда меня носили на руках…
Упрямая Мила, не дослушав, юркнула в свою кроватку и накрылась одеяльцем. Она сразу поняла: это Молчаливый Маг помог Малышке. Нарочно сказал, будто не знает, может ли душа переселяться и все такое, а сам взял да и помог. Наверное, для того чтобы ей, Кате, сюрприз сделать. И за что он, такой хмурый и неласковый, вдруг ее полюбил?
А вскоре у хозяев родился мальчик. Об этом сообщил Высокий Графин, который переехал в ванную комнату – в нем разводили отвары трав для купания младенца.
Мальчик… Значит, он не захочет играть в куклы. Неважно, главное, что душа Малышки переселилась.
Примечание (1): имя Людмила – означает «милая людям»