Пять шагов
1
За окном забрезжил тусклый рассвет. С трудом пробивая утренний туман, солнечные лучи оставляли зеленоватые следы на металлическом полу комнаты. На этой планете зелёным было всё: рассветы и закаты, буйство джунглей и заросшие вековой тиной озёра. Временами казалось, будто сам воздух начинал отливать зеленью. Единственное, что выделялось из равномерного, однотонного пейзажа – это земная база – серо-стальная полусфера, установленная на расчищенной площадке посреди джунглей под защитой силового поля.
Сейчас база только начинала просыпаться. Первым, как всегда, был Николай – командир экспедиции, – пятнадцатилетний опыт космолётчика приучил его затрачивать минимум времени на сон. К тому же, текущие дела не позволяли расслабиться ни на минуту.
Умывшись, Николай отправился в пищеблок, перешагнув через солнечные блики на полу – он до сих пор не смог привыкнуть к их неестественной зелени, и ему было неприятно наступать на эти пятна.
После завтрака на Николая сразу же навалилась куча дел, каждое из которых требовало неотложных решений, так что только к полудню он сумел в очередной раз встретиться с пленным инопланетянином.
Инопланетянин стоял посреди комнаты и не мигая смотрел на Николая. За всё время нахождения на базе – а прошло уже около месяца – инопланетянин не промолвил ни слова. Более того, он ни разу не притронулся к еде, отказывался и от воды, и было непонятно, откуда он черпает энергию для своей жизнедеятельности – по заверениям биологов, в течение всего периода наблюдения вес аборигена оставался неизменным.
Инопланетянин был невысокого, около метра двадцати, роста гуманоидом. Всё его тело покрывала гладкая зелёная кожа, представлявшая собой что-то вроде защитной оболочки. Она не была кожей в строгом смысле этого слова, скорее это было нечто среднее между кожей и одеждой, способной согревать тело и предотвращать повреждение органов гуманоида. Кроме того, её цвет позволял легко укрываться в джунглях от преследования. Исследователям не удалось найти на планете каких-либо крупных хищников, так что, по-видимому, способность к мимикрии носила атавистический характер. Помимо прочего, должен был существовать механизм, позволяющий инопланетянину на время «выходить» из защитного кокона хотя бы для удовлетворения естественных потребностей организма, но определить его пока не удалось – сам абориген демонстрировать подобное умение, похоже, не собирался, а проводить над ним эксперименты биологам не позволяли морально-этические нормы, поскольку инопланетянин явно был разумным существом.
Поймать аборигена удалось совершенно случайно. На второй неделе экспедиции сенсоры базы зафиксировали крупный движущийся объект вблизи защитного поля, и автоматика заблокировала дальнейшее его продвижение при помощи силового кокона. Поднятая по тревоге группа быстрого реагирования нашла внутри кокона этого гуманоида. Тот не стал сопротивляться пленению, и был препровождён на базу. С тех пор большинство разведывательных групп отправлялись в джунгли с единственной целью, однако ни одной из них не удалось обнаружить и следа собратьев арестованного аборигена.
В то же время не прекращались попытки установить контакт с пленным инопланетянином. Попеременно это пытались сделать едва ли не все члены экспедиции, однако все их старания пропадали втуне.
Теперь инопланетянин неизвестно в какой по счёту раз стоял перед Николаем. За время их одностороннего общения командир экспедиции перепробовал, казалось, всё, но гуманоид одинаково реагировал на любые попытки добиться его ответной реакции – он просто тупо смотрел на Николая, не мигая и не двигаясь с места, пока его снова не уводили в камеру. Порою Николаю казалось, что инопланетянин не столь уж и разумен, однако заключения биологов, наблюдавших за ним двадцать четыре часа в сутки, убеждали его в обратном.
Тем не менее, контакт нужно было устанавливать, причём на это осталось дней пять, от силы неделя – с Земли вот-вот должен прибыть второй корабль. Если до этого времени общение с аборигеном не начнёт налаживаться, его заберут на Землю, и уже другим людям достанется честь быть первыми, кто установит контакт с внеземной цивилизацией.
– Ну как, так и будем молчать? – поинтересовался Николай у инопланетянина. Тот продолжал смотреть на него, не отрываясь. – Ну чего ты уставился на меня, как баран на новые ворота? Нет бы лучше пролопотал что-нибудь по-своему? Ведь несложно, а?
Лопотать по-своему в планы инопланетянина, похоже, не входило. Николай вздохнул.
– И что же мне с тобой делать? Может, ты путешественник в душе, на Землю хочешь съездить? Смотри, погулять-то тебе там особо не дадут. Запрут в лаборатории, и баста. А… ладно, – Николай махнул рукой. – На, хоть музыку послушай, может, проймёт… Станцуй чего-нибудь, танец дождя, или что вы там танцуете? Ты хоть танцевать-то умеешь? – Николай показал, как надо танцевать.
Танцевать инопланетянин тоже не пожелал. Играла музыка, а он всё так же неподвижно стоял и смотрел на Николая. Николай же откинулся в кресле и разглядывал джунгли за окном.
Ему вдруг вспомнился выпускной экзамен пятнадцать лет назад. Тогда межзвёздные перелёты уже не были в диковинку, что, впрочем, не уменьшало притягательности профессии космолётчика для многих миллионов людей. На пути их мечтаний мог встать не только огромный конкурс в Космическое Училище, но даже самый рядовой экзамен в процессе обучения там. Вытягивать неудачников никто не собирался. Исключением не был и выпускной экзамен. Он состоял из порядка пятидесяти вопросов, причём не только по профильным дисциплинам, таким как космонавигация. Например, там содержались вопросы по созданию благоприятной психологической обстановки в экипаже и даже по правилам установления контакта с внеземной цивилизацией (это при том, что к тому времени не удалось встретить ни одной). Экзамен проводился в письменной форме, и результат должен был стать известным через два дня после сдачи.
Однако уже на следующий день после написания экзамена Николая вызвал к себе пожилой профессор, декан факультета. Войдя в его кабинет, Николай увидел свою работу на столе. Подтвердились его самые худшие ожидания – всё дело было в ней.
– Я хотел поговорить с вами насчёт вашей работы, – сказал профессор, надевая очки. – В целом она производит хорошее впечатление, ответы чётки и ясны. В общем, работа подтверждает ваши оценки в предыдущие годы учёбы. И всё-таки поставить за неё «отлично» я не могу.
– Но почему? Если всё правильно? – невольно вырвалось у Николая.
– Всё-то, да не всё, – парировал профессор. – Что касается профильных дисциплин, то тут претензий нет. Да и с практическими занятиями вы всегда справлялись успешно, так что это неудивительно… Но вот в вопросе «перечислите основные правила поведения при первом контакте с инопланетным разумным существом» у вас ошибка. А на этот случай мне даны достаточно жёсткие инструкции. Вот вы перечисляете: «не показывать оружие, говорить спокойным голосом, попытаться определить какие-то общие понятия доступным для инопланетянина способом». И так далее, и так далее…
– Ну да…
– Но вы забыли самое главное! Надо дать ему понять, что мы пришли с благими намерениями!
2
Рабочий день закончился, и толпы людей, уставших от дневной суеты, выплеснулись из дверей разнообразных фирм и фирмочек. Людская река растеклась по асфальту деловой части города, разделяясь на широкие – к метро и остановкам общественного транспорта – и более узкие потоки.
Николай всегда ощущал себя потерянным и одиноким в этой толпе. Вокруг мелькали сотни одинаковых равнодушно-безразличных лиц, внезапно появляясь и мгновенно растворяясь в мельтешении часа пик. Нити судеб на мгновение перекрещивались и тут же разъединялись, не оставляя друг на друге и следа.
Николай двигался в своём потоке по направлению к метро. С раннего детства метро внушало ему какой-то смутный, суеверный страх, и сейчас, в двадцать три года, он так до конца и не избавился от этого ощущения. Метро представлялось ему чем-то вроде живого существа, флегматично пережёвывающего свою пищу. С механическим клацаньем турникетов оно проглатывало очередную порцию людей, проталкивало её по пищеводу эскалатора туда, к поездам, которые уносили свои жертвы вглубь огромного тела этого подземного монстра.
Привычно работая локтями, Николаю удалось пробраться в середину вагона и занять относительно удобное место в вечерней давке.
По мере удаления от центра вагон пустел – насытившись, метро выплёвывало наружу, на свежий воздух недопереваренных, помятых в сутолоке людей. За несколько станций до дома вагон освободился настолько, что Николай смог найти себе сидячее место. До конца пути оставалось ещё минут пятнадцать, и он раскрыл книгу, чтобы скоротать время дороги. «Мы пришли с благими намерениями», – начал читать он.
3
Разговор с профессором затянулся тогда надолго, но, в конце концов, тот позволил Николаю дописать строчку о благих намерениях, тем более, место на стандартном экзаменационном бланке ещё оставалось.
Когда Николай вышел из здания, был уже полдень, и летняя жара плавила город. Листья на деревьях, казалось, пожухли и свернулись от зноя, но Николай не чувствовал жары, а только лишь неимоверную усталость, как следствие нервного напряжения. Близость провала после пяти лет безупречной учёбы высосала все силы Николая.
Эти самые благие намерения запомнились ему на всю жизнь, вот и сейчас он вспомнил о них. По инструкции требовалось внушить аборигену, что он находится в безопасности, но как это сделать, если он не желает идти на контакт? Да даже если бы и шёл, попробуй-ка убеди его! Только сейчас осознал Николай всю глупость ситуации. Гулял себе абориген по джунглям, никого не трогал, вдруг его схватили и приволокли на базу, а потом ещё пытаются объяснить, что это для его же пользы. Какие уж тут благие намерения! Контакт в таких условиях невозможен, понял Николай. Мы сами себя загнали в пат.
Инопланетянина увели в его камеру, а Николай отправился в обход по базе. Он прошёл по этажам, заходя в многочисленные лаборатории, интересуясь ходом исследований. За этим занятием как-то незаметно подкрался вечер, болотными сумерками накрывший планету. Вскоре стемнело окончательно. Наступила ночь.
Выспаться Николаю, однако, в эту ночь было не суждено. Едва он закрыл глаза, как его разбудил пронзительный сигнал интеркома. Звонок шёл из биологического сектора. В это время все лаборатории уже закрыты, следовательно, произошло что-то чрезвычайное. Николай нажал кнопку приёма. На экране появилось лицо Аманды – главного биолога. В этот неурочный час она была в белом лабораторном халате с вышитым значком биологической службы, и только часто моргающие глаза выдавали то, что она была так же недавно разбужена. Не тратя времени на приветствия, оно коротко сказала: «Гуманоид исчез».
– Как исчез? – опешил Николай. Сонливость с него словно рукой сняло. – Куда?
– Неизвестно. Пятнадцать минут назад датчики зафиксировали его исчезновение. Камера показывает пустую комнату.
– Понял. Через пять минут буду, - сказал Николай и выключил интерком. Он вышел из комнаты и повернул красный рычаг у двери, объявляя общую тревогу. Тоскливо завыла сирена.
Когда Николай прибыл в биологический сектор, все учёные уже были в сборе. Связавшись с мобильными группами и направив их на поиски аборигена по базе, он отменил общую тревогу, сам же, прихватив с собой Аманду и ещё нескольких биологов, отправился к камере инопланетянина. По пути он выяснял подробности произошедшего.
Инопланетянин исчез в половине первого по времени базы. Камера зафиксировала, что до этого он, как и обычно, сидел неподвижно на стуле у стены. Затем на пять секунд наступило затемнение, будто бы внезапно вырубился свет. Когда картинка проявилась, комната была уже пуста. Примечательно, что в записях показаний всех датчиков, следящих за узником, также обнаружились лакуны. Иначе говоря, исчезновение инопланетянина стало в буквальном смысле тайной, покрытой мраком.
Осмотр камеры гуманоида также ничего не дал – дверь комнаты, спешно переоборудованной в тюрьму, была заперта, замки нетронуты, а внутри – никаких следов инопланетянина.
Взбудораженная база успокоилась только к утру, когда поисковые группы прочесали всё здание и ближайшие его окрестности.
На следующие несколько дней жизнь на базе замерла – все земляне ломали голову над загадочным исчезновением инопланетянина, подозрительные взгляды ощупывали зелень зарослей за окном, а обычная работа шла побоку.
Ситуация изменилась только после прибытия земного корабля, чьё появление отвлекло внимание людей от бегства аборигена. К тому же, с момента происшествия прошла уже почти неделя, и эта загадка успела всем наскучить, так что она с лёгкостью была переведена в разряд неразрешимых.
4
Николай жил на окраине города, к тому же, довольно далеко от метро, поэтому домой он пришёл в восьмом часу, когда на улице начало смеркаться, и зажглись редкие фонари, которым повезло остаться неразбитыми. Николай вошёл в подъезд параллелепипеда-многоэтажки, в которой он обитал, и проверил свой почтовый ящик со смятой, незакрывающейся дверцей. Ящик был доверху набит газетным спамом, рекламирующим всё и вся. Среди рекламной пестроты с трудом обнаруживались затесавшиеся туда счета за квартиру и телефон. Вытащив их из общей кучи, Николай оставил газетный мусор сверху на ящиках и направился к себе.
Пока разогревался ужин, Николай ещё раз просмотрел счета. Без рекламы не обошлось и здесь – под неё была отведена обратная сторона обеих квитанций. Причём и там, и здесь всё место занимало объявление одной фирмы. «ООО "Спите с нами", – гласили крупные буквы. – Любой сон по желанию заказчика. Вам надоели серые будни? Жизнь потеряла для Вас смысл? Мы поможем Вам! ООО "Спите с нами" – мы сделаем Ваши мечты реальностью!» Ниже был указан адрес и телефон.
Своевременно ребята подсуетились, подумал Николай. Сейчас, когда люди замкнулись в ритме муравейника-мегаполиса, как в колесе сансары, возрождаясь каждое утро для очередного прохода по циклу и забываясь на ночь во сне без сновидений, сейчас услуги этой фирмы, по-видимому, будут иметь спрос. Николай саркастически усмехнулся и отложил счета в сторону. В это время сковородка, еда на которой уже успела пригореть, решила напомнить о себе недовольным шипением, и Николай бросился на кухню к плите.
5
В тишине раздался резкий противный звук сигнала к пробуждению. В тот же момент комнату залил тусклый, мертвенный свет.
– Доброе утро Николай, – произнёс до боли знакомый, лишённый всяких эмоций металлический голос.
– Уже утро?
– Шесть часов. Завтрак через пятнадцать минут.
Николай сел на кровати. Вокруг была привычная обстановка его комнаты-ячейки, квадратного помещения размером три на три метра с однотонными стенами неопределённо-серого цвета, без окон, зато с двумя дверями друг напротив друга. Одна дверь вела в санузел, другая – наружу. Также в комнате имелся крохотный деревянный стол с единственным стулом, которые занимали всё место между узкой койкой и входной дверью, а также серая металлическая конструкция у свободной стены.
Это был божок, своего рода искусственный интеллект, единственный собеседник Николая на протяжении вот уже многих лет. Сконструирован он был весьма необычно: две массивные стойки в форме спрямлённой буквы «С» соединялись горизонтальными балками на верхнем и нижнем концах. К верхней балке крепился шарообразный блок памяти. Между вертикальными частями стоек был установлен «мозг» божка – прямоугольный чёрный блок, снабжённый микрофоном и динамиком. Возле правой стойки располагался жёлоб с двумя старыми, архивными блоками памяти. Каждый из них был рассчитан на четыре года, в течение которых он накапливал информацию. По истечении этого срока появлялся робот-ремонтник с новым блоком. После замены божок мог использовать архивы только для чтения информации, интерпретировать же он был способен только данные из активного блока.
Кто и зачем придумал такую машину, Николай не знал, сам же божок также не смог дать ему ответа на этот вопрос. Тем не менее, разговоры с божком составляли единственное занятие Николая – больше в тесной комнате делать было просто нечего.
Бесшумно отворилась дверь, и робот-разносчик принёс завтрак – какую-то пресную, но питательную баланду и напиток яркого оранжевого цвета со странным вкусом. Насытившись, Николай начал очередную бесконечную беседу:
– Божок, зачем я здесь? – этот вопрос уже стал традиционным. С него начиналось практически каждое утро.
– Мне недоступен ответ на этот вопрос.
– Где я был, прежде чем попал сюда? Что я там делал? Я не помню ничего, кроме этой комнаты.
– Моя память содержит данные за одиннадцать лет. Все годы ты находился здесь. До этого меня не существовало. Наверное, тебя не существовало тоже.
– Так не бывает. Ведь не из воздуха же я взялся!
– Мне недоступен ответ на этот вопрос. Если хочешь, я могу воспроизвести тебе наш первый разговор. Может, он будет тебе полезен.
– Нет уж, не надо. А то зависнешь опять на полдня, как в прошлый раз, так мне здесь совсем скучно станет…
– Божок, а почему ты называешься божком?
– Моё полное наименование – божок ЛР351-А стационарный. Можешь называть меня так, если тебе это будет удобней.
– Да я не о том. В чём смысл такого имени? Ведь бог – это высшее существо, а божок – идол, его изображающий. Какое высшее существо ты олицетворяешь, а?
– Вопрос твой весьма странен для меня, Николай. Я не знаю, о каком высшем существе ты толкуешь. Насколько мне известно, все существа равны.
– Не знаешь? Что ж, другого я от тебя и не ожидал. Но я, пожалуй, скажу тебе. Я долго думал и понял, что именно ты олицетворяешь. Ты олицетворяешь идею. Идею несвободы.
– Но ты свободен.
– Где ж свободен, если я сижу здесь взаперти вот уже одиннадцать лет в этой… клетке?! И ты, божок, приставлен ко мне сторожем. Что же тогда есть свобода?
– Свобода – это то, что ты сам понимаешь под этим словом. Ты считаешь, что свобода – это возможность выйти за дверь. Твоя проблема в том, что ты сам не хочешь сделать свои пять шагов до свободы. Клетка существует лишь в твоей голове, ты сам загнал себя в неё. Фактически, ты свободен, и одиннадцать лет назад ты был свободен. Но по-настоящему свободным ты станешь лишь тогда, когда сам осознаешь это в полной мере и ни секундой раньше.
Николай не нашёлся, что ответить. Он никак не ожидал от машины подобной проповеди. Хотя произнесена она была ровным механическим голосом, эффект речь божка произвела колоссальный.
Повинуясь какому-то безотчётному импульсу, Николай вскочил на ноги и в два прыжка оказался у выхода. Он рывком распахнул дверь…
Вверх и вниз и во все стороны простиралась голубизна неба, сияющая и ослепительная, уходя в бесконечность по всем направлениям. Чистоту небесной беспредельности нарушали лишь редкие эфемерные облачка, да два ряда серых прямоугольников дверей, одной из которых была дверь комнаты Николая…
6
Корабль с Земли привёз новых учёных и дополнительное оборудование – планету признали перспективной, и её исследования расширялись, – однако главной целью его прилёта был инопланетянин. Узнав о его исчезновении, командир корабля попытался даже затеять собственное расследование сопутствующих обстоятельств, но быстро убедился в тщетности этого занятия и прекратил свои изыскания. Через неделю корабль отправился в обратный путь, и жизнь базы начала входить в привычное русло.
На третий день, однако, случился очередной сюрприз. В середине дня, когда Николай только вернулся из северной части купола, где он наблюдал за подготовкой экспедиции океанологов, отправляющейся к океану на обратной стороне планеты, его опять вызвала по интеркому главный биолог Аманда.
– У нас гости, – сказала она.
– Кто?
– Десяток аборигенов у границы защитного поля, на северо-запад от базы.
– Что они делают? – Николай, как и подобает командиру экспедиции, говорил спокойным и уверенным голосом.
– Ничего. Стоят и, по-видимому, ждут, когда мы их впустим.
Николай вывел картинку с внешней камеры на монитор. Десять аборигенов действительно стояли возле силового поля, построившись в треугольник, и терпеливо ждали, не пытаясь ничего предпринять. Оружия у них, похоже, не было, лишь передний инопланетянин держал в руках небольшую чёрную коробочку, но она, скорее, напоминала какой-то научный прибор, нежели что-либо другое. После минутных сомнений Николай решил пустить гостей внутрь. Как только в силовом поле образовалось окно, они синхронно, будто роботы, двинулись вперёд. Николай в этот момент даже подумал о коллективном разуме.
Пройдя половину расстояния до базы, аборигены остановились, ожидая ответных действий землян.
Атмосфера планеты была земного типа, поэтому выход наружу не требовал дополнительной подготовки, так что вскоре группа землян отправилась навстречу делегации аборигенов. Впереди всех шёл Николай, сразу за ним следовали ведущие учёные экспедиции, а поодаль на всякий случай маячили скрывающие оружие охранники.
Приближаясь к инопланетянам, Николай разглядывал их, пытаясь определить, есть ли среди них бывший пленник. Сделать это было весьма затруднительно – лица аборигенов мало отличались одно от другого, рост же и комплекция и вовсе были одинаковыми.
Вскоре делегации сошлись, и предводительствующий абориген издал звуки, отдалённо напоминающие человеческую речь, однако фонетически более богатую. Договорив, инопланетянин щёлкнул каким-то невидимым переключателем, и коробочка, которую он держал в руках, произнесла:
– Здравствуйте, посланцы Земли! Мы пришли, чтобы установить контакт, как вы это называете. Находясь в вашем куполе, я понял, что вы достойны этого. А теперь я прошу вас следовать за мной.
– Простите, но почему и куда должны мы идти с вами? – удивился Николай.
– У нас мало времени. Портал далеко и вот-вот закроется. Я прошу вас поверить мне. Я всё вам расскажу по дороге.
– Но мы могли бы воспользоваться вездеходом. Тогда путь отнимет гораздо меньше времени.
– Возле Портала не действуют никакие устройства, даже мой переводчик будет там бесполезен. Прошу вас, пойдёмте, мы только лишь зря теряем время. И пожалуйста, не надо охраны – мы как и вы руководствуемся благими намерениями. Вы ведь сами пытались мне это внушить.
Договорив, абориген опустил руку с переводчиком вниз, показывая, что разговор окончен. Подождав с минуту, делегация инопланетян развернулась и отправилась прочь. Николай быстро переглянулся со своими спутниками. Большинство ответило на его взгляд утвердительным кивком, и земляне поспешили за удаляющимися инопланетянами.
7
– Божок, зачем я здесь?
– Мне недоступен ответ на этот вопрос.
Начинался очередной день. Накануне Николай так и не смог перебороть себя и переступить порог. И дело было даже не в боязни провалиться в пустоту – Николай понимал, что пустота иллюзорна, ведь удавалось же роботам перемещаться там, не падая, – страх неизвестности не пускал Николая наружу. Здесь он заранее и наверняка знал, что его ждёт завтра, и через неделю, и даже через год, знал, что здесь он всегда будет обеспечен баландой и однотипными разговорами с божком. Там же, за дверью, его ожидала абсолютная неопределённость, шагнуть в которую он так и не решился.
– Божок, неужели я буду сидеть здесь вечно?
– Что есть «вечно» в твоём понимании?
– До конца жизни… Почему я не могу освободиться?
– Ты сам должен дать себе ответ на этот вопрос. Свободным снаружи ты станешь только тогда, когда освободишься внутри, я уже говорил тебе.
– Когда же это произойдёт?
– Мне недоступен ответ на этот вопрос.
В бесплодных беседах прошёл весь день…
Этой ночью Николаю не спалось. Он лежал на спине и вглядывался в темноту. Она давила непроницаемостью – искусственное освещение выключалось с сигналом отбоя, а естественному в закрытой комнате взяться было неоткуда.
Николай вспоминал все свои неудавшиеся попытки освободиться, коих за последние одиннадцать лет накопилось немало, вспоминал, как стоял на пороге, не в силах сдвинуться с места, и как раз за разом он всё-таки закрывал дверь и оставался в комнате. Стать свободным внутри, чтобы освободиться и снаружи – была своя правда в этих словах. А может быть, настал момент?
Николай встал с кровати и подошёл к двери. За время сидения взаперти он настолько хорошо изучил помещение, что темнота не составляла для него препятствия. Он распахнул дверь – за ней было светло как днём, и уходило в бесконечность голубое небо. В этих условиях мрак комнаты практически ощущался кожей – вопреки всем законам физики в помещение не проникало ни лучика света. Николай зажмурил глаза и шагнул вперёд. Ничего не произошло: земля не разверзлась, небо не обрушилось, а под ногами ощущалась привычная твёрдость.
Николай открыл глаза и едва не закричал – под ногами сверкала пустота; визуально казалось, будто он завис в небе. Николай присел на корточки и ощупал то место, где, как он предполагал, должен был находиться пол. Пальцы ощутили сухую шероховатость бетона.
Успокоенный, он встал и обернулся назад. Из чёрного провала двери, казалось, тянуло каким-то сверхъестественным холодом. Никогда он не думал, что комната, которую он считал самым спокойным и безопасным местом в мире, может выглядеть вот так.
Переборов страх, он протянул руку в темноту и, нащупав гладкую ручку двери, с силой захлопнул её, отсекая ставшую чужой комнату от коридора. Хлопок двери прокатился громом и исчез, оставляя Николая наедине с тишиной и ощущением свободы.
8
Зазвенел будильник, возвещая новый день. Быстрый завтрак и вниз – к метро, туда, где офис, компьютер, телефон, беготня и суета… Новый день – всего лишь очередной виток жизненного цикла, слабо отличимый от того, что был вчера, или от того, что будет завтра. Эта мысль свербила в мозгу у Николая всё то время, что он ехал на работу. В течение дня её вытеснили из сознания другие мысли, порождённые круговертью дел, но Николай знал, что не сегодня, так завтра она обязательно вернётся.
Рабочий день, тем не менее, пролетел незаметно, как бывает всегда, когда есть, чем заняться, и Николай отправился домой уставший, но в хорошем настроении.
Уже спускаясь в метро, Николай вспомнил, что днём ему позвонил школьный приятель и пригласил его после работы на свой день рождения. Николая приглашение удивило – с этим человеком они в последние несколько лет виделись крайне редко, но он пообещал прийти.
Добравшись до нужной станции, Николай по пути к приятелю зашёл в магазин, чтобы купить какой-нибудь символический подарок. Пока он находился внутри, снаружи начал накрапывать мелкий дождик, когда же Николай вышел, дождь зарядил со всей весёлой молодецкой удалью, свойственной летнему ливню. Воздух был тёплый, и дождевые капли не холодили – прогуляться под ними было даже приятно. Тем не менее, к концу пути Николай промок уже насквозь, впрочем, та же участь постигла и других гостей.
На дне рождения было шумно и людно – из знакомых Николаю людей пришло несколько одноклассников, большинство же гостей он вообще в первый раз видел.
Николай не любил подобных массовых сборищ, он предпочитал встречаться более узкой компанией, где можно было спокойно пообщаться. В таких же ситуациях все, как правило, начинали говорить разом, и понять что-либо из общей беседы представлялось весьма проблематичным, поэтому Николай в ней обычно не участвовал, ограничиваясь разговорами с ближайшими соседями по столу.
В этот раз слева от Николая сидела незнакомая ему темноволосая девушка лет двадцати пяти, справа же стояла кадка с фикусом.
– Аманда, – представилась девушка, когда Николай решил с ней познакомиться.
– Необычное имя, – ответил он.
– Так уж родители назвали, – улыбнулась она.
Постепенно Николай и Аманда разговорились и перешли на «ты». В ходе беседы выяснилось, что работает она в фирме, реклама которой была на вчерашних счетах – ООО «Спите с нами».
– И чем занимается твоя фирма? Действительно любой сон сооружает по заказу, или это так, для отвода глаз анонсировано?
– Действительно. Для клиентов у нас специальные капсулы – они подключаются к мозгу и создают соответствующие иллюзии.
– И что, есть желающие?
– Достаточно много. У нас даже постоянные клиенты имеются.
– Но тогда получается, ваша капсула – что-то вроде наркотика.
– Ну не знаю. Люди ищут свободы, и мы её им даём…
– Но разве это свобода? – Николая тянуло пофилософствовать на эту тему, благо выпито было к тому времени уже изрядно. – Ведь ты сама говоришь, что вы создаёте иллюзию. А иллюзия свободы – это далеко не свобода, это порой может быть даже хуже рабства! Люди приходят к вам, чтобы избавиться от чего-то… от проблем, от рутины, не важно, от чего. Но через час, или сколько там у вас длится сеанс, они снова попадают в те же проблемы, в ту же рутину. Это ли не удар? Сильный человек, конечно же, плюнет на это и больше не придёт, для слабого же это может стать страшнейшим наркотиком, слезть с которого ему не удастся за всю оставшуюся жизнь. Нет ничего более жестокого, чем наркотик свободы!
– Ты слишком категоричен, видишь только чёрное и белое. А что, если этот глоток свободы раз в неделю помогает людям выживать под грузом их проблем? Подумай над этим! А вообще, тебе не помешало бы прийти и самому убедиться, что всё не так страшно, как ты себе малюешь.
– Нет уж, спасибо. Мне, конечно, многое не нравится в моей жизни, но добровольно менять её на иллюзию, суррогат я не намерен. Тут мы к согласию не придём, только поругаемся, так что давай-ка сменим тему.
День рождения затянулся до глубокой ночи, и Николай с Амандой успели поговорить ещё о многом. К теме свободы они, однако, в этот вечер больше не возвращались.
9
Николая переполняло ощущение свободы: он был свободен делать, что хочет, он был никому неподконтролен и мог идти, куда угодно, однако первые несколько минут он стоял неподвижно посреди коридора, привыкая к новому для себя статусу.
Было время сна, но спать ему совершенно не хотелось, значит, надо идти. Николай огляделся: по обеим сторонам «небесного» коридора тянулись ряды дверей, между которыми, очевидно, находилась стена, так что возможных направлений движения оставалось всего два. Не озабочиваясь по поводу выбора одного из них, Николай просто пошёл вперёд мимо череды совершенно одинаковых дверей.
Коридор закончился через пять минут – нога провалилась в пустоту, и Николай едва кубарем не покатился вниз – это началась лестница. С превеликой осторожностью спустившись по ней, Николай увидел ещё один коридор, точно такой же, как и предыдущий. Сквозь небесный потолок двери верхнего яруса были не видны, что, впрочем, ничуть не удивило Николая, однако он постарался пройти этот новый коридор побыстрей. Лестница в конце его, вопреки ожиданиям, вела наверх. Подъём вслепую занял времени даже больше, чем спуск. И вновь – коридор, причём, не совпадающий с первым – лестница не делала поворотов.
Тут нервы Николая не выдержали, и он побежал. Он потерял счёт коридорам и лестницам, на которых он запинался, падал, вставал и снова бежал, и которым не было конца. Он бежал, пока совсем не обессилел. В висках бешено стучало, и Николай опустился на пол, чтобы успокоить пульс. Пол оказался холодным, но встать уже не было сил, ни физических, ни моральных.
Николай лёг на пол и уснул тяжёлым беспробудным сном.
Проснувшись наутро, Николай решил не паниковать и оценить ситуацию трезво. Во-первых, он окончательно заблудился. Во-вторых, если бы и не заблудился, это бы ему ровным счётом ничего не дало. И в-третьих, он очень хотел есть, и не меньше – пить. Следовательно, первоочередная задача – раздобыть пропитание.
По ощущениям Николая сейчас был как раз час разноски пищи, значит, надо было всего лишь поймать робота-разносчика и позаимствовать у него немного еды. На практике всё оказалось гораздо сложнее – роботы со своими тележками ловко уворачивались от Николая, когда он заступал им путь, двери же в комнаты они открывали ровно настолько, чтобы пройти самим и не пропустить Николая. Когда он попробовал подкараулить разносчика на выходе, тот не появлялся, пока Николай не сдался и не отошёл от комнаты. Он даже пытался открыть некоторые двери, но те не поддавались, словно были заперты, хотя он видел, что роботы спокойно проходят внутрь, не встречая сопротивления.
Вскоре час разноски закончился, и Николай остался голодным. Весь день он бесцельно бродил по этажам. Под вечер, подойдя к одной из дверей, он вдруг заметил на серой краске слаборазличимую надпись «ЛК027-А» почти того же цвета, что и сама дверь. Подобная надпись обнаружилась и на соседней двери, и на всех остальных. Номера образовывали возрастающую последовательность. Дойдя по ним до номера ЛР351-А – номера своего божка, – он толкнул дверь. Она на удивление легко поддалась. Внутри за его столом сидел лысый пожилой человек. Он ошарашено уставился на Николая, и тот захлопнул дверь.
На третьи сутки от голода пустой желудок скручивало болью, а во рту пересохло так, что Николай едва мог пошевелить языком. Он сдался и уже не пытался никуда идти – просто сидел, привалившись к стене, решив тихо и спокойно умереть.
Внезапно в конце коридора возникло тёмное пятно и стало приближаться. Галлюцинации, подумал Николай. Когда пятно увеличилось настолько, что приобрело конкретные очертания, стало понятно, что это девушка, одетая в чёрные джинсы и чёрную же кожаную куртку, застёгнутую на «молнию» до горла. Длинные тёмные волосы были собраны в хвост.
– Привет, – сказала девушка, подойдя. – Меня зовут Аманда.
10
Уже больше часа продолжалось путешествие через джунгли. Привычные к таким условиям инопланетяне быстро и ловко пробирались сквозь заросли, и земляне, отбиваясь от веток, норовящих заехать им по лицу, едва поспевали за ними. Отстать было нельзя – с расстояния аборигены становились совершенно неразличимы среди зелени.
Когда на пути попадались менее заросшие участки, Николай беседовал с инопланетянином, у которого имелся переводчик. Вопросов было море, а время поджимало, поэтому разговор получался несколько сумбурным.
– Почему вы не отвечали на наши попытки установить контакт, когда находились на базе? – спрашивал Николай.
– Мне необходимо было определённое время, чтобы оценить вашу цивилизацию, к тому же, у меня отсутствовал переводчик, а общаться с помощью маловразумительных жестов недостойно представителей двух развитых культур. Кстати, можешь обращаться ко мне на «ты», по-моему, раньше ты так и делал.
– Хорошо. Но как тебе удалось исчезнуть с базы?
– Я мог бы тебе ответить, но ты всё равно не поймёшь – ваша цивилизация ещё не доросла до этого. Просто прими, как должное, что мы можем быстро и легко перемещаться в пространстве. Сейчас мы могли тоже прийти прямо на вашу базу, а не ждать у внешнего периметра, но решили, что подобное вторжение будет невежливым. Однако вы долго нас не впускали, и теперь надо торопиться – до закрытия Портала остаётся очень мало времени.
– Кстати, что это за Портал? Ты говорил, что возле него не работают никакие приборы. Но мы в своё время тщательно обследовали территорию вокруг базы и с подобной аномалией не сталкивались.
– Вы и не могли с ней столкнуться. Портал открывается раз в столетие, во время большого парада планет, и закрывается ровно через сутки. Мы сами не знаем, по какому принципу он устроен, но предполагаем, что его оставила какая-то древняя цивилизация, побывавшая на планете ещё до нашего появления. Пока Портал открыт, через него может пройти одно разумное существо. Тогда ему откроется особое знание, связанное с проблемами его цивилизации.
– Если только одно существо может воспользоваться Порталом, то почему вы уступаете это право нам?
– У нашей цивилизации нет проблем.
– А у нашей, получается, есть?
– Есть.
– И какие, если не секрет?
– У вас множество проблем. Я, конечно, не успел изучить все – слишком недолго я пробыл на вашей базе. Но очевидно, что основная ваша проблема – это проблема свободы.
– Неужели? И в чём же она выражена?
– Да во всём! Вы просто не желаете этого замечать. Вот посуди сам: вы прилетели на планету, которую считали необитаемой, навезли с собой целую армию охраны и, в довершение всего, спрятались от окружающего мира внутри силового кокона. Кого и от кого надо так охранять?
– Но это простая предосторожность!
– Как же, предосторожность Вы охраняете себя от себя же. Вы сами ограничиваете свою свободу, но не желаете это признавать. Но что толку спорить – скоро один из вас пройдёт через Портал, и вы сами во всём убедитесь.
Вскоре Николай не смог больше общаться с инопланетянином – у того отказал переводчик. Ещё через час путники достигли Портала.
Портал располагался на небольшой поляне и вполне оправдывал своё название. Это была высокая белая арка с ребристой, как у древних колонн, поверхностью. Внутри арки словно повисла дымка – очертания предметов, находящихся за ней, размылись и выглядели нереальными.
Рассматривая сооружение, земляне обошли его кругом. Стоящие поодаль инопланетяне делали приглашающие жесты, напоминая о том, что надо поторапливаться.
Земляне пару минут посовещались, и Николай шагнул в арку. В тот же миг его поглотила тьма…
11
На следующий день Николай проснулся в двенадцатом часу. Голова раскалывалась, а горло саднило, будто бы он накануне накричался где-нибудь на футбольном матче.
После работы столько пить нельзя, подумал Николай и решил прогуляться и проветрить тяжёлую голову, тем более была суббота, и время его не ограничивало.
Завтракать не хотелось, и после длительного умывания холодной водой, которое, однако, не помогло, Николай пошёл на улицу.
На улице было уже жарко – июнь, и голова не проходила, а наоборот, заболела ещё сильнее. Теперь мысль о том, чтобы забыться в искусственном сне, уже не казалась крамольной – по крайней мере, во сне головная боль не будет ощущаться. К тому же, в кармане обнаружилась визитка Аманды, «старшего оператора морфеокапсулы», с указанием адреса фирмы, и Николай подумал, а почему бы один раз не попробовать?
Он добрался на метро до центра и, поплутав, нашёл серое здание со скромной, неприметной табличкой «ООО "Спите с нами"». Справившись об Аманде и узнав, что она сегодня работает, он прошёл в её кабинет.
– Ты же вроде был против любых иллюзий? – удивилась Аманда его появлению.
– Ну… я подумал, что от одного раза ещё никто не умирал, – ответил Николай.
– И какой же сон ты хочешь посмотреть?
– Даже не знаю… – замялся Николай. – Не думал об этом. Подбери какой-нибудь на свой вкус.
– Хорошо, – Аманда пробежала пальцами по клавишам компьютера. – Проходи в соседнюю комнату к капсуле.
Капсула представляла собой металлическую конструкцию в форме сигары, окрашенной в белый цвет. Сверху на ней была крышка, открыв которую человек мог попасть внутрь. Голова фиксировалась с помощью некого подобия оплетённой проводами каски. Рядом с капсулой находился небольшой пульт, от которого к ней тянулся довольно толстый кабель.
– Готов? – спросила Аманда. – Тогда залезай.
Николай послушался. Аманда закрыла крышку и, сказав что-то вроде «включаю», нажала широкую кнопку на пульте.
Николай провалился в сон…
12
– Однако найти тебя было непросто, – произнесло привидение, назвавшееся Амандой.
Николай попытался сказать что-то в ответ, но пересохшее горло смогло исторгнуть из себя лишь невнятный хрип.
– Да ты, наверно, голодный? – сказала Аманда. – Ну ничего, тут недалеко. Ты идти-то хоть можешь?
Николай утвердительно кивнул и поднялся на ноги. Аманда повела его за собой по коридорам, уверенно преодолевая невидимые лестницы, словно вовсе их не замечая, и Николаю с трудом удавалось не отстать. В итоге они остановились у двери с совсем уж неразличимой надписью «Служебная лестница» на ней.
Аманда открыла дверь и стала спускаться, Николай последовал за ней. Теперь идти стало легче – эта лестница уже не была невидимой. Она состояла из многочисленных пролётов в пять железных ступеней, в конце каждого из которых располагалась узкая площадка, на которой лестница делала поворот.
Спустившись вниз, Николай и Аманда оказались в длинном помещении с каменными стенами, в котором над огромными чанами суетились сотни роботов. Судя по запахам, тут находилась кухня.
– Готовая пища в дальнем конце, – сказала Аманда. – Возле чанов обычно достаточно черпаков. Иди и наедайся, а потом возвращайся сюда, я тебя буду ждать. Этих роботов не бойся – они только повара и тебя не тронут, если же появятся другие, маленькие – сразу же беги. Постарайся управиться побыстрее – у нас мало времени.
Наконец-то Николай чувствовал себя сытым. Он поел впервые за последние дни, и теперь его клонило в сон. Однако Аманда ему расслабиться не дала и вновь потащила за собой по каким-то мрачным сырым подвалам и переходам.
Монотонность помещений притупляла восприятие, и тем неожиданней оказалось открытое пространство, резанувшее солнечным светом по глазам, когда Николай и Аманда всё-таки вышли из здания после долгих блужданий.
Вскоре зрение адаптировалось к новым условиям, и Николай смог оглядеться вокруг. Откуда-то из глубин памяти стали вдруг всплывать подзабытые понятия: луг, деревья, трава, ветер. Николай понял, что когда-то давно он всё это уже видел.
– Теперь мы выбрались, и можно не спешить, – сказала Аманда. – Вижу, ты потрясён. Спрашивай, если хочешь что-то узнать, может быть, я смогу тебе ответить.
– Что это за место? – спросил охрипшим от волнения голосом Николай.
– Земля, – пожала плечами Аманда. – А ты что думал, мы на другую планету попали?
– А то место, где я был, что это?
– Это Дом. Может, он имеет какое-то более осмысленное название, но мы привыкли называть его именно так, с большой буквы. Когда мы отойдём подальше, ты увидишь, насколько он огромен – его стены скрываются за горизонт.
– Но зачем он нужен, этот Дом?
– Вопрос непростой… Кому-то в своё время показалось, что нужен. Это было что-то вроде глобального эксперимента. Земля тогда страдала от перенаселения, и объединённое правительство планеты решило провести своеобразную селекцию. По всему миру были построены подобные Дома, и в них заключили всё население Земли. Прежде чем заточить человека в его ячейке, ему стирали память. Те, кому удавалось освободиться, оставались жить на воле, остальные же обрекались на смерть в плену Дома без права на потомство. Чтобы система не рухнула до появления первых освободившихся, было построено огромное количество роботов – от поваров до божков, – поддерживающих её функционирование. Управление Домами поручили специальным компьютерам – Оракулам. Оракулы также предназначены для возвращения памяти освободившимся.
– Но неужели те, кто создал эту систему, не понимал, что она бесчеловечна?!
– Понимали. Только кого это волновало?
– И многим удаётся освободиться?
– Увы, нет. Большинство просто не находит выхода, и их водворяют обратно, стерев повторно память. Поэтому мы и стараемся помочь тем из них, до кого успеваем добраться.
– Мы это кто?
– Мы – это люди, живущие в городе там за лесом, – показала Аманда направление. – Многие из нас освободились уже давно, кто-то совсем недавно. Нам удалось добыть карту Дома со всеми техническими переходами, и мы теперь можем перемещаться по нему незаметно для Оракула. Ты тоже будешь жить в нашем городе, но сначала нам нужно сходить к Оракулу, чтобы он вернул тебе память и признал как поселенца. Так что вставай, путь неблизкий.
Камера общения с Оракулом располагалась на высоте примерно пятидесяти метров на массивном столбе, подпёртом с трёх сторон внушительными наклонными балками, а с четвёртой – крутой узкой каменной лестницей без перил. Сама же камера напоминала большую зелёную тыкву с двумя серыми створками раздвижных дверей.
– Иди, – сказала Аманда. – Чем скорее ты закончишь, тем скорее мы отсюда уйдём. И старайся не смотреть вниз, а то голова закружится.
Николай осторожно начал подъём. Через пять минут он был наверху. Двери раздвинулись, когда ему оставалось пять ступеней. Остановившись на пороге, чтобы отдышаться, он оглянулся назад. Аманда, увидев это, что-то крикнула ему снизу. Николаю показалось, что это было слово «заходи», и он зашёл.
В комнате за столом сидели двое. Один, помоложе, был одет по-летнему – в светлые штаны и рубашку с коротким рукавом. Тот, что постарше, был облачён в форму. Несмотря на разницу в возрасте, они походили друг на друга как братья, и черты их лиц казались Николаю смутно знакомыми.
Двери за спиной закрылись…
13
– Всё, капсула закрылась. Теперь они нам для наблюдения недоступны, – сказала Аманда, снимая мнемошлем. В сгустившейся темноте выделялись оранжевые круги света от настольных ламп, да тихо гудело оборудование.
– Долго они будут совещаться? – спросил один из ассистентов.
– Не знаю. Возможно, до утра. Главное, что мы угадали с мотивом свободы, и нам не придётся начинать процесс заново. Необходимые данные у них есть, так что всё должно получиться.
– Аманда Васильевна, но ведь это – Нобелевская премия! – воскликнул второй ассистент.
– Поживём – увидим. Всё. Я пошла домой. Знаете, это весьма утомительно – находиться сразу в трёх местах… и в трёх возрастах. Наблюдайте за пациентом. Если что-нибудь случится – сразу звоните.
– Как ты думаешь, кто из них останется? – спросил первый ассистент, когда Аманда ушла домой.
– Мне кажется, капитан. Он – наиболее сильная личность из трёх, – ответил второй.
– А мне кажется, житель города. Он ближе всех к реальности.
– Пари?
Три Николая сидели за столом, присматриваясь друг к другу и ничего не говоря. Перед каждым из них лежала бумажка, сообщавшая им, что они – три личности одной множественной личности.
«По последним исследованиям, – также было написано там, – отдельно взятая личность множественной личности, будучи изолированной от реальности, создаёт свой собственный, наиболее подходящий для неё мир. Если человек, страдающий множественностью личности, находится без сознания, то подобную операцию можно провести со всеми его личностями. При определённом вмешательстве в миры каждой личности, апеллируя к их определённым общим чувствам, можно добиться того, что все личности встретятся в одном месте…»
– Ночь длинная, а делать всё равно нечего, пока эти не договорятся… Может, в картишки?
14
Николай проснулся в залитой солнечным светом одиночной палате. Часы на стене показывали девять. Николай потянулся и сел на кровати. Через секунду открылась дверь и вошла Аманда.
– Доброе утро, – сказала она.
– К-кто вы?
– Я ваш доктор.
– Слушай, мы оба были неправы.
– Ты о чём?
– Ну, насчёт личностей. Это не капитан и не горожанин.
– Но не может же…
– Сам посмотри, если не веришь.
«Заикание неестественно». – «Будь натуральней». – «Они должны думать, что ты остался один, иначе нам отсюда не выбраться». – «Да отстаньте вы, не мешайте! Помню я всё!»
– Что, простите? – спросил Николай, не услышав обращённой к нему реплики.
– Я говорю, как вы себя чувствуете? – повторила Аманда.
– А. Я чувствую себя отлично, – ответил Николай и улыбнулся.
Планета лесов и степей
Был уже поздний закат, когда Василий Степанов, поужинав, вышел из кафе. Заканчивался очередной день его пребывания на Форстеппе. Сорокалетний чиновник Налогового Управления Земли, он впервые покинул родную планету. Однако с первых же минут после приземления Василия не покидало ощущение, будто он никуда не улетал – настолько этот недавно колонизированный мир напоминал ему Землю.
Инспекционная проверка, с которой Василий прилетел на Форстеппу, отнимала у него много времени и сил, поэтому сейчас он решил дойти до гостиницы пешком, чтобы немного развеяться.
Медленно догорал закат. Последние лучи солнца оранжево-красными бликами застывали на стёклах домов. По улицам неспешно прогуливались прохожие, наслаждаясь тёплым вечером. В безветренном воздухе раздавались мелодичные звуки гитары. Гитарист со спутанными, давно не стрижеными волосами, в поношенном кителе некогда синего цвета стоял на углу. Перед ним лежала шляпа, в которую прохожие иногда бросали мелочь.
Проходя мимо музыканта, Василий пробормотал себе под нос: «И здесь эти бездельники. Земли им мало».
Гитара издала резкий звук и затихла.
– Зря вы так.
Василий остановился и обернулся назад.
– Я говорю, зря вы так, – повторил гитарист. – Про бездельников и про Землю… Вот вы, наверно, недавно прилетели. А я видел эту планету, ещё не испорченную человеком, и многое могу рассказать. Хотя вряд ли вам будет интересна моя история…
Только сейчас Василий обратил внимание на взгляд незнакомца – пронзительный взгляд многое испытавшего человека. Извинившись за грубость, Василий попросил гитариста рассказать свою историю.
– Вы думаете, я всегда зарабатывал игрой на гитаре? Вы ошибаетесь. Когда-то я был пилотом, командиром космического корабля.
Вы, наверно, помните, какой поднялся шум, когда была обнаружена Форстеппа. Ещё бы – первая планета земного типа среди тысяч, непригодных для жизни. Все только и судачили о колонизации. Уже больше десяти лет прошло с той поры…
Двадцать три года мне тогда было, я совсем недавно закончил Высшее Космическое училище и успел совершить едва ли с десяток самостоятельных рейсов. Да и то были всего лишь грузовые перевозки в пределах Солнечной системы. Каково же было моё удивление, когда именно меня назначили командиром экспедиции на Форстеппу.
Я как сейчас помню тот день. У меня был двухнедельный отпуск после очередного рейса, и я сидел дома, отдыхая. И вдруг меня срочно вызывают в Генеральное управление Космических Полётов. Первая мысль была – я где-то ошибся во время последнего рейса, и буду за это отчитан. То, что вызов связан с Форстеппой, мне тогда и в голову не приходило.
Не буду утомлять вас описанием предполётной подготовки и самого перелёта – они прошли без неожиданностей. Через два с небольшим месяца после начала приготовлений наша экспедиция достигла Форстеппы.
Нам предстояло осуществить первичный сбор данных о планете для того, чтобы потом земные аналитики решили вопрос о её колонизации. Задание казалось достаточно простым, поэтому нам было дано две недели для его выполнения.
Помимо меня на борту было четыре человека: второй пилот Иван, Ганс, биолог из Германии, английский химик Дуглас, пожилой уже дядька, и наш физик Фёдор.
По данным американцев, открывших Форстеппу, планета была очень комфортной для людей. Как и на Земле, большую часть поверхности занимали океаны, климат же был более мягкий и ровный. Почти вся суша была покрыта степями, перемежавшимися лесами, и это странное чередование наблюдалось даже в высоких широтах. За это американцы и назвали планету Форстеппой. [forest – лес, steppe - степь]
Облетев вокруг планеты по высокой орбите и сделав несколько снимков поверхности, мы выбрали место для посадки.
Приземление прошло благополучно. Взяв пробы воздуха и убедившись, что он близок земному, мы вышли наружу. Оказалось, что при посадке корабль на полметра ушёл в рыхлую почву и немного накренился, так что перед полётом нам пришлось бы потрудиться. Впрочем, это обстоятельство не могло отвлечь нас от удивительных пейзажей, представших перед нами.
Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась степь, и в этой степи, вы не поверите, гуляли волны! Именно волны, будто бы мы приземлились посреди океана! Они возникали на горизонте и стремительно накатывали, разбиваясь у кромки леса в полукилометре от входного люка. Нас эти волны пока обходили стороной, как течение огибает остров. Присмотревшись повнимательнее, мы заметили, что некоторые из них идут от леса, а не к нему.
Лес тоже был необычен. Он начинался внезапно, словно возносясь над ровной степью. Деревья с широкой, раскидистой кроной стояли плотной группой, переплетаясь ветвями. Было что-то жутковатое в этой безмолвной живой стене, трепетавшей тёмно-зелёными листьями на ветру.
Как заворожённые смотрели мы на эту загадочную картину, не в силах оторвать взгляд. Стало смеркаться, вскоре и вовсе потемнело, и лишь тогда мы смогли скинуть с себя оцепенение и вернуться на корабль.
На следующий день мы приступили к исследованиям. Иностранцы отправились в лес – их он интересовал прежде всего. Фёдор укатил на вездеходе в степь и весь день гонялся за волнами, но так и не поймал ни одной. Мы же с Иваном принялись выравнивать корабль.
Тем, кто этим никогда не занимался, ни за что не понять, насколько трудно поставить эту консервную банку вертикально. Проваландавшись весь день, мы заканчивали работу уже при свете фонаря.
К тому времени Фёдор уже приехал из степи и разочарованно уплетал тушёнку, Ганса с Дугласом ещё не было. Они не вернулись ни через час, ни через два. На Форстеппе наступила уже глубокая ночь, и было ясно, что с ними что-то стряслось.
Тем не менее, мы не решились выехать на поиски до утра – нам попросту было страшно. Представьте себе: кромешная тьма – только тусклые звёзды мерцают в черноте небес, – тьма и проносящиеся мимо с сухим шелестом волны. Думаю, немного найдётся смельчаков, готовых покинуть корабль в такой ситуации. На Земле хотя бы Луна есть…
За всю ночь мы практически не сомкнули глаз. Как только рассвело, мы взяли винтовки, зарядили пулемёт вездехода, и отправились к лесу на поиски.
Объехав лес по периметру, мы обнаружили оборудование учёных, лежащее у подножия огромного дерева на самой границе со степью.
Соблюдая осторожность, мы слезли с вездехода и осмотрелись. Никаких следов учёных, оборудование выглядело неповреждённым. Складывалось такое впечатление, что учёные сами оставили его здесь.
Нервы у нас к тому времени были уже напряжены до предела. Накатывавшие волны с глухим шлепком разбивались о стволы деревьев, заставляя нас каждый раз вздрагивать.
Решив проникнуть в лес на вездеходе, мы направились к нему, как вдруг очередная встречная волна не пожелала изменить курс и поглотила Фёдора с Иваном!
Я не помню, как добрался до вездехода, как доехал до корабля… Первое осмысленное воспоминание после того момента – я сижу на полу рубки и пытаюсь унять трясущиеся руки.
Следующие три месяца я провёл в каком-то полубредовом состоянии…
– Вы не улетели сразу? Но почему? – прервал рассказчика Василий.
– Я не был до конца уверен, что мои товарищи погибли. А для капитана бросить экипаж – это всё равно, что пустить себе пулю в лоб.
Итак, три месяца я просидел, не вылезая, внутри корабля, пока это вынужденное затворничество не было прервано возвращением Ганса. Его одежда была вся в пыли, но в остальном он не изменился, лишь глаза светились какой-то надеждой.
Сбиваясь и путая русские слова, он рассказал мне, что был поглощён волной и провёл эти три месяца внутри. По его словам, волна на самом деле – это аморфное существо, нечто вроде большой амёбы. Волны подчиняются деревьям, являясь в некотором роде сателлитами для связи между лесами.
Деревья, как вы, наверно, догадались, были настоящими хозяевами планеты. Каждый лес являлся носителем разума, части культуры Форстеппы.
Ганс говорил, что деревья одиноки, они жаждут контакта с другими разумами, с людьми. Посредством «амёб» деревья транслировали ему в мозг какие-то удивительные картины, которые Ганс пытался, но не мог передать словами.
Он рвался сам и звал меня к лесу, чтобы слиться с разумом планеты. В конце концов, мне пришлось запереть его в каюте, чтобы он чего-нибудь не натворил.
Я решил дождаться возвращения остальных, прежде чем лететь на Землю. Однако моим планам не суждено было сбыться – через неделю за нами прилетела спасательная экспедиция, которая насильно утащила нас домой.
А после этого началась жестокая колонизация планеты. Вместо того, чтобы попытаться изучить и понять цивилизацию Форстеппы, люди принялись методично истреблять её. Леса вырубались под корень, а «амёбы» расстреливались из автоматов. И всё это, чтобы создать вторую Землю!
Напрасно я ходил по инстанциям и угрожал, и требовал установления контакта с цивилизацией Форстеппы – её уничтожили. Лишь считанные десятки форстеппских деревьев остались в городах землян в качестве «достопримечательностей». По официальной же версии, планета изначально была необитаемой.
Мне же все мои попытки спасти Форстеппу аукнулись аннулированием личной карточки – теперь меня формально не существует, и мне остаётся зарабатывать на жизнь лишь так, – он провёл рукой по струнам. – А Ганс закончил свои дни в психушке…
* * *
– Что-то заболтался я тут с вами, – сказал музыкант и исчез в темноте улицы, прихватив с собой шляпу. Вслед за ним бодро протопали двое полицейских.
* * *
Василий медленно брёл через парк к гостинице, размышляя над только что услышанным. Раскидистая крона какого-то дерева, затесавшегося среди тополей, тянула ветви-руки в немом крике…
В клетке
Гудок.
Пауза.
Снова гудок.
Я открыл глаза. В темноте комнаты растворялись очертания предметов. Пять утра.
Очередной гудок пронзил сознание. И кому я понадобился в такую рань? "Всё! Меня нет, я сплю", – решил я и закрыл глаза. Гудки продолжались.
Пролежав так минуты две, я не выдержал и сжал челюсти, надавливая на искусственный зуб, в который был вмонтирован телефон. Тут же в сознание ворвался раздражённый голос шефа:
– Белов! Почему опять виз-сеть не работает? Через полчаса чтоб был на рабочем месте, иначе можешь считать себя уволенным!
Не желая слышать никаких возражений, шеф отключился.
С трудом заставив себя встать, я медленно побрёл в ванную в тягостном предвкушении очередного муторного дня.
Две недели катастрофического недосыпания сказывались – то, что смотрело на меня из зеркала над умывальником, лишь отдалённо напоминало человеческое лицо. И всё из-за этой чёртовой виз-сети. Зачем только она понадобилась нашей фирме?
Умывание холодной водой не прогнало сонливость, а лицо, к тому же, приобрело какое-то жалкое выражение. Пришлось создавать иллюзию бодрости с помощью голограммы.
Голокамера у меня была из дешёвых, поэтому ей требовалось около десяти минут для работы над моей внешностью, впрочем, пользовался этой возможностью я не часто, и обычно мог позволить себе подождать. Разглядывая царапину на мониторе голокамеры, я мечтал, как бы было хорошо хотя бы на пару дней избавиться от звонков в пять утра, от офиса с его вечными проблемами и вообще от техники.
Если в двадцатом веке прогресс носил преимущественно технический характер, то в двадцать первом столетии он всё больше проникал в сферу биологии. Первым шагом стал искусственный зуб-телефон, появившийся в начале века. На этом развитие технологии не остановилось, и впоследствии появился целый ряд вживляемых в организм устройств. Всякие экзотические приборы вроде инфракрасного третьего глаза вымирали так же быстро, как и рождались, некоторые более осмысленные устройства прижились и вошли в жизнь (и организм) многих людей.
Так что в наши дни каждый может изменять себя, как он только захочет, были бы деньги. Не скажу, что я любитель подобных преобразований себя, но многие находят в этом какое-то удовольствие. Правда, зачастую это выглядит смешно. Вот наш шеф, например. Не знаю, что он там себе имплантировал, но на вид он – двухметровый атлет с рекламного плаката, хотя самому ему уже лет семьдесят, и реальный рост – метр с кепкой. То ли он считает, что такая внешность помогает ему при общении с клиентами, то ли он таким образом даёт выход своим комплексам… Впрочем, это его личное дело.
Я же привык использовать минимум технических примочек к своему организму – только те, которые необходимы для нормальной жизни в современном обществе и, к тому же, предписаны законом. Волновой модулятор, зуб-телефон и идентификационный чип в правой руке – вот и всё, что мне нужно. Модулятор у меня простенький – он был вживлён в мозг, когда мне было пять лет, и служит лишь для поддержания лицевой голограммы в течение дня и для транслирования информации из телефона непосредственно в сознание.
Голокамера издала резкий звук, и на мониторе появилось сообщение: "Создание голограммы завершено успешно". Я выключил питание и подошёл к зеркалу.
Подглазины исчезли, и бледность стала не такой явной. Обычные черты обычного лица двадцатипятилетнего жителя большого города. В общем, в таком виде можно спокойно идти на работу.
В свой отдел я пришёл только около шести. Шеф к тому времени дошёл до той стадии бешенства, когда волны гнева уже практически ощущаются кожей. До моего появления он в ярости мерил шагами комнату, не находя выхода своей злобе. Увидев меня, он тотчас подошёл, если не сказать подбежал, и сразу же вылил на меня поток упрёков, отчаянно жестикулируя.
Из его слов я понял, что не проходили какие-то транзакции, которые должны были быть завершены ещё ночью. И виновником этого вопиющего безобразия назначили, конечно же, меня. Речь шла о сделках на крупные суммы, и фирме грозила потеря ценного клиента. В общем, на этот случай шеф уже придумал мне штук пять страшных кар.
Словоизлияния шефа заняли минут пятнадцать столь драгоценного для него времени. Наконец, его запал иссяк, и я смог пройти в техническую комнату.
В технической комнате находился центр управления виз-сетью.
Визуальная сеть, или виз-сеть представляла собой альтернативу обычной компьютерной сети. В виз-сети было удобней работать, функциональных же отличий не было, либо их очень хорошо спрятали. Да и соединялись её узлы обычными кабелями.
Работа в виз-сети осуществлялась с помощью специального шлема, подключаемого к системному блоку – узлу сети. После надевания на голову шлем связывался с волновым модулятором оператора, создавая оптические и тактильные иллюзии.
Перед оператором появлялось изображение сети в виде соединённых линиями друг с другом узлов. Если это было ему позволено, то, дотрагиваясь до узла, пользователь входил внутрь него и мог использовать его функции. Все необходимые данные вводились с обычной клавиатуры.
Не знаю, зачем нашей фирме, занимающейся оптовыми поставками за рубеж всего, что только можно, вдруг срочно понадобилась виз-сеть. Технология была совсем новой и не до конца отлаженной, в чём я уже имел возможность многократно убедиться.
Виз-сеть просто не поддавалась нормальной настройке! Следование инструкциям разработчиков приводило к тому, что любой пользователь имел доступ к любому узлу сети. Это приводило к постоянным сбоям, и в рабочем состоянии система находилась не более полудня после наладки.
В этот раз повторилась уже привычная ситуация: надев шлем, я увидел, что больше половины узлов светятся красным, провозглашая свою неработоспособность. Наверняка опять какой-нибудь складской умник из ночной смены решил поэкспериментировать с сетью.
В общем, фронт работы был налицо, и мне ничего не оставалось, кроме как приступить к ней.
Настройка виз-сети отняла достаточно много времени. Я бы мог управиться и быстрее, но с девяти часов на меня обрушился шквал звонков от пришедших на работу людей. Некоторые были недовольны, кричали и требовали поторопиться, другие же, наоборот, весёлыми голосами ("Так можно сегодня не работать?") интересовались, как у меня идут дела.
Когда я наконец закончил, время обеда уже прошло. Позавтракать я не успел, и голод жгутом скручивал пустой желудок.
Я пришёл в столовую в третьем часу, и там уже почти никого не было. В приоткрытое окно задувал свежий зимний ветер, остужая и разгоняя душный воздух помещения. Залетавшие на хвосте ветра снежинки садились на стоявший у окна стол, превращаясь в маленькие капли, тускло поблёскивающие в искусственном свете.
Столовую обволакивала какая-то сонная атмосфера: неторопливо ели немногочисленные посетители, медленно передвигались раздатчицы у стойки, зевала, не прикрывая рта, толстая кассирша.
Взяв себе какой-то остывшей еды, я, стоя с подносом в руках, обвёл взглядом помещение в поисках знакомых. За одним из столов у стены я увидел Вику из соседнего отдела и подсел к ней. Она была невысокого роста и миловидной внешности, с тёмными, длинными, слегка волнистыми волосами медного оттенка, и с ясными глазами, смотрящими внимательно и дружелюбно. Мы немного поговорили о том, о сём, и, пользуясь моментом, я пригласил её вечером поужинать в одно неплохое кафе. Она, улыбнувшись, согласилась, и мы до вечера расстались, вернувшись каждый в свой отдел.
В отделе была всегдашняя суета – все куда-то бегали, с кем-то разговаривали, что-то выясняли, стараясь, видимо, нагнать время, упущенное из-за проблем с виз-сетью. Мне же, наоборот, было совершенно нечем заняться, и я, найдя самый незаметный, на мой взгляд, угол между шкафом и окном, клевал носом, периодически задрёмывая.
Ближе к вечеру в наш отдел вновь наведался шеф. На этот раз он выглядел куда более весёлым, нежели утром, и даже улыбался. Поговорив что-то для виду, он отпустил весь отдел раньше времени домой – не иначе тот клиент, которого он так боялся потерять, простил шефа.
На улице уже начало темнеть и заметно потеплело. С неба падали крупные мягкие хлопья снега, настилая пушистый ковёр, который не успевали счищать автоматические уборщики. Снег надевал белые шапки на яркие вывески увеселительных заведений и более строгие – фирм и госучреждений. На улице было мало прохожих – час пик пока не наступил, и люди ещё трудились в муравейниках своих организаций.
Когда я пришёл домой, до встречи с Викой оставалось ещё два часа, и я решил немного вздремнуть, чтобы прояснилась голова, гудевшая после рабочего дня. Чтобы не проспать, я завёл будильник в телефоне.
Разбудил же меня, однако, очередной звонок шефа. Его весёлое настроение уже успело куда-то улетучиться. Говорил он спокойно и беззлобно, но этот его тон меня особенно настораживал.
– Олег, – начал он, ¬– у нас опять проблемы с сетью. Второй раз за день, между прочим.
– Опять? Но когда я уходил, всё было нормально…
– А сейчас нет. Начались проблемы на каком-то узле в бухгалтерии, они там что-то попытались сами исправить. В общем, теперь ничего не работает. Так что ты сходи, посмотри, разберись.
– Да я и так с пяти часов на ногах. Неужели нельзя до завтра подождать?
– Нельзя.
– Но не могу же я работать двадцать четыре часа в сутки, в конце-то концов! И вообще, у меня свидание.
– Да начхать мне на твои свидания! – внезапно заорал шеф. Я так и представил, как побагровело его лицо. – У меня тоже своих дел по горло, а тут ещё с вами, недоумками, возиться! Уговаривать. Чтоб к десяти часам всё сделал, иначе выгоню к чёртовой матери! Да ещё в личную карту такую характеристику впишу, что тебя даже в магазин продавцом не возьмут.
С этими словами шеф отключился. Неуравновешенный он всё-таки тип. И лезть не в своё дело любит – половина отделов, наш в том числе, под его прямым руководством находится. Эта боязнь шефа поручить часть дел кому-нибудь другому напоминала паранойю, и удивительно, как под таким чутким руководством вся фирма ещё не развалилась.
Тем не менее, надо было идти на работу. Как бы ни хотелось обратного, но обстоятельства оказывались сильнее. Автоматизация ряда производств выгнала на улицы толпы людей. Многих тут же засосала в свои недра бурно развивающаяся сфера услуг. Те же, кто поспособней, получили образование и тоже нашли себе нишу, так что повальной безработицы не случилось. Однако найти теперь приличное место практически невозможно, поэтому мне бы не хотелось исполнения угроз шефа.
Перед тем, как уйти, я позвонил Вике:
– Вика, привет, это Олег.
– Привет. Что-то?..
– Слушай.. Извини меня, мы не сможем сегодня встретиться… Шеф взбеленился совершенно… Орёт, грозится с потрохами меня съесть, если сейчас же не приду.
– Хорошо. Я понимаю.
– Ты только не сердись…
– Я не сержусь.
С какой-то тяжестью на душе направился я на работу. На работу, которая, будучи интересной, уже успела, тем не менее, опостылеть. Изматывающий график с постоянной беготнёй и срочностью, с пятиминутной готовностью двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, припадки гнева идиота-шефа – всё это хотелось скомкать и выбросить, как ненужную бумажку, бумажку весом в полтонны…
Типизированный, конторско-офисный мир… он не терпит инакомыслия, не терпит свободы. Однотонно-монотонная череда коридоров, ряды однотипных офисов – они нивелируют понятие личности. Личность не нужна в их мире. Да и зачем вообще нужен человек в этом мире? Быть винтиком и смазкой в чудо-машине, спицей в колесе прогресса. Сверять время по часам каждые десять минут в предвкушении передышки и страхе не успеть, не сделать вовремя, выбиться из расписания, нарушить утверждённый график. Жить для общества, чтобы изредка получать от него подачки. Служить прогрессу, чтобы рабски самозабвенно радоваться его красивым подаркам-безделушкам, вроде различных имплантатов и волновых модуляторов последних моделей, завёрнутых в блестящие обёртки из глянца.
Не таким видели прогресс в девятнадцатом, двадцатом и даже в начале двадцать первого века. С каждым годом человек всё больше становится машиной, и даже не машиной, а её крошечной частью, всё большим винтиком. И всё больше замыкается в клетке противоречий, запутывается в многоцветьи проводов, не в силах вырваться из замкнутого круга.
* * *
Следующий день прошёл неожиданно спокойно, без суеты. Казалось, что у каждого человека в фирме внезапно закончилась работа – все занимались преимущественно своими делами. Время еле волочило ноги, и в отделе воцарилась скука. Люди, поддавшись этой расслабляющей обстановке, непрестанно зевали и, чтобы не заснуть, вступали в длинные бессодержательные разговоры друг с другом.
Наконец рабочий день кончился, и все дружно ринулись к выходу. Идя по коридору, я встретил Вику. Хотя она и говорила, что всё нормально, было заметно, что она обижена вчерашним. Несмотря на то, что она пыталась это всячески скрыть, в её взгляде проскальзывало недовольство, и фразы получались порою резковатыми.
К концу разговора она, однако, немного оттаяла, и согласилась в выходные съездить за город покататься на лыжах. Я клятвенно заверил её, что на этот раз никуда не пропаду.
* * *
Настала суббота. Наконец-то мне удалось выспаться, так что голограмма сегодня была явно не нужна. Умывшись и позавтракав, я позвонил Вике и сообщил, что выхожу (мы жили на противоположных концах города, поэтому договорились встретиться прямо на лыжной базе).
День выдался солнечным и тёплым – градусов пять мороза. Возле лыжной базы лежали сугробы, и их ослепительная белизна резала глаз. Белоснежную чистоту поля несколько оттенял сосновый бор, начинавшийся в ста метрах за зданием. От базы были проложены несколько лыжных трасс, и по ним уже катились немногочисленные лыжники.
Весь вид этой залитой солнечным светом зимней природы заряжал оптимизмом и наполнял душу какой-то необъяснимой радостью.
Любуясь картиной, я неторопливо подошёл к базе. Это было приземистое одноэтажное бревенчатое здание, в котором, помимо самой базы, располагалась также и небольшая закусочная.
Не успел я войти внутрь, как раздался звонок телефона. Думая, что это Вика, я ответил, но, услышав голос шефа, сразу же отключился. Телефон тут же зазвонил вновь.
Не обращая на него внимания, я вошёл в закусочную. Взяв с одного из столиков коробочку с зубной нитью, я сунул её в карман и подошёл к стойке. Спросив у стоящего за ней человека, где туалет, я направился туда. Телефон продолжал трезвонить.
Звонки не прекратились и в туалете. Приходя через волновой модулятор непосредственно в сознание, они вызывали раздражение большее, нежели сотня назойливых комаров.
Я достал из кармана зубную нить. Отмотав от неё кусок сантиметров сорок, я привязал один конец к искусственному зубу, другой – к металлическому крану умывальника, для чего пришлось над ним наклониться.
Глубоко вдохнув, я дёрнул первый раз. Челюсть пронзила резкая боль.
Я дёрнул второй раз. Зуб не поддавался, а челюстные нервы продолжали истерично посылать тревожные сигналы в мозг, и без того страдающий от звонков телефона.
Что было сил, я дёрнул головой в третий раз, и зуб всё-таки вырвался из десны. Он вылетел изо рта и со звонким стуком ударился о раковину окровавленным камешком. Однако он был ещё слишком близко, и звонки не переставали звучать в моём сознании.
Отвязав зуб от крана, я утопил его в раковине. Через пару секунд звонки наконец-то прекратились. Прощай, рабство!
Из развороченной десны текла кровь, но я сглатывал её, не чувствуя боли, ибо меня переполняла Она. Я первый раз в жизни ощущал Её так остро и так близко.
Это не могло быть ничем иным – это была именно Она.
СВОБОДА!