Памяти Петра Михайловича Алексеева, солдата, прошедшего Венгрию 56-го
«Нам не выйти из боя.
Не вернуться назад,
И гитар не настроить
На лирический лад...»
Июль 1994 года Лето наваливалось на большой город тридцатиградусной жарой. Плавился асфальт, желтела зелень, все живое пряталось от невыносимой духоты...
Зной пролез бы, наверное, и в этот кабинет, если бы не японский кондиционер, героически выполняющий свои охлаждающие функции. Тем не менее, пить хотелось дико. И сифон – вот он, рядом, на журнальном столике. Но Дмитриев не хотел давать лишнего козыря человеку, который стоял у окна и укоризненно покачивал головой с идеальным пробором в волосах.
– Не получается у нас приличный разговор, Алексей Павлович, совсем не получается. Плохо это...
– Послушайте! – Дмитриев вдруг осознал, что сейчас взорвется. – Не понимаю, что вашей конторе от меня надо!..
-Да? – Удивился стоящий у окна. – Не понимаете, значит... Ну-ну!.. Кстати, – будто бы спохватился он, – вы в Белоруссии, вроде, недавно проживаете?
-А вы не знаете?
– В этом кабинете вопросы задаю я, Алексей Палыч!
– С ноября 93-го...
– Восемь месяцев, значит... Трудно, наверное, на новом месте...
– Всяко бывает... – Дмитриев вспомнил сгоревший неделю назад коровник и ухмылявшиеся бородатые морды соседей-доброхотов. Может, все же к делу перейдем? Мне бы понять, для чего вы повестку прислали...
– Ну, что же... – Человек вздохнул будто бы сожалеючи. – К делу – так к делу... Он отошел от окна, сел, подвинул к себе лист бумаги, взял карандаш, щелкнул клавишей магнитофона.
– Итак... Дмитриев Алексей Павлович, уроженец города Павлодара Казахской ССР. Год рождения – шестьдесят второй. Женат, двое детей... Та-а-к... – Он перевернул лист в тонкой папке с надписью «Дело». – Служил в батальоне спецназа в 1981-83-ем, ДРА... Коллеги мы с вами. В некотором роде... Я тоже в Кабуле служил... – Быстрым взглядом окинул Дмитриева поверх папки и вновь углубился в чтение.
«Ну вот, пошло, значит, кино крутиться. Е-мое! Бача!» Ты где?.. В Кунаре? А я в Кабуле... А помнишь!.. А знаешь!.. Ну, какже ты здесь!..Ничего, своему поможем...Это в первой серии. А во второй – начнет про Саньку с Серегой вытягивать. Вот тут и хрен тебе, пес гэбэшный! В Кабуле, значит, служил? Может быть... Сидел, наверное, в какой-нибудь канцелярии особистской, письма солдатские почитывал да рвал те, где о чем писать нельзя было. Попутно и на карандаш брал... Награды наверняка имеешь... Как же, штабной – и без награды!.. А истории, что ты бабам своим по пьяни вкручиваешь, наверняка не твои. Они – от тех «каскадеров», что водку пить умели и песни петь любили, но на «боевых» за спины солдатские не прятались. И на караваны ходили они, а не ты и от пуль духовских они гибли, а не ты, крыса канцелярская!..»
Дмитриев чуть усмехнулся своим мыслям, глянул на гэбиста. Тот, похоже, уловил настроение посетителя – дураков в этом учреждении не держат.
– ...Награжден тремя боевыми наградами СССР... Орден ДРА... Подписка о неразглашении до 1 января 1995 года. Все верно, Алексей Палыч?
– Работает разведка...
Вот и славно. Нас интересует кое-что из вашей афганской службы...
-Хм... Подписка...
– Напоминаю, она не распространяется на работников службы безопасности.
– Спрашивайте.., – пожал плечами Дмитриев.
– Расскажите для начала о своих сослуживцах по батальону... – Гэбист аккуратно заштриховал нарисованного чертенка.
– О ком?
– О сослуживцах. – Гэбист был само терпение. – О всех, кого вы помните... ;, Дмитриев пожал плечами – мол, воля ваша, – и понес... Вспоминал зеленых салабонов, пришедших по весне, «стариков», ушедших по осени, прыгал с пятое на десятое, путая фамилии и даты, откровенно «вешая лапшу», и хозяин кабинета понял это в два счета. Он выдвинул ящик стола, выложил на стол фотографию.
– Узнаете?
Дмитриев, холодея, увидел глянцевый кусок картона. «Ну вот, и к делу подошли... Я-то узнал, а откуда она у тебя? И какой тебе интерес, если я узнаю себя, Серегу и Саньку на фоне раздолбанного артиллерией Асмара?» Он пожал плечами:
– Конечно... Я с ребятами... А что?
– Фамилии, – следователь усмехнулся, – «ребят» помните?
– Помню, – с вызовом подтвердил Дмитриев. – Фамилии своих боевых друзей я всегда помню – Саша Сергеев, Сергей Рябоконь...
– Отлично, – улыбнулся следователь. – О них поподробнее...
– О чем конкретно?
– Конкретно? Скажите, Дмитриев, зачем к вам приезжал Рябоконь?..
«...Все равно ведь не поверишь. Скажу, что от войны отдохнуть человек приехал – не поверишь, в голове не уложится. «Солдат удачи» – и на отдых, в деревню?! Другое там дело, Багамы, Канары, Сочи на худой конец... Поверишь? То-то и оно... Что Серегу с 92-го вся молдавская полиция ищет, а с 93-го – хорватская и мусульманская разведки, – я и без тебя знаю. А вот откуда тебе про его визит ко мне известно?... Фамилия моя не Шушкевич, Серега тоже не Ельцин – откуда же ВАМ известно? Впрочем, «откуда» – догадаться не трудно... Вопрос в другом: сколько ВАМ сребренников отвалили, чтобы выявить и задержать на территории суверенного государства Беларусь заместителя командира диверсионно-разведывательного подразделения краинских сербов Рябоконя Сергея Васильевича? Выявить-то вы его выявили, а задержать... Тут, похоже, кишка тонка... Серега с Сашкой уже в Венгрии. А я... Дурак, что с ними не ушел... Продал бы, что можно, на радость дорогим соседям, Женьке бы с пацанами на полгода хватило... Все равно хуже чем здесь уже не будет! Там, по крайней мере, не надо отстраиваться по третьему разу, снова ждать поджогов. И за что? Что по двадцать часов в сутки на земле вкалываешь? Что с пьяной рожей в блевотине не валяешься? Что ты, пришлый из Казахстана, лучше, чем они, коренные, жить начал?.. За это? Нет, хватит, пожалуй!.. Стройте ваше светлое будущее без меня!.. Я, как покойный классик сказал, пойду другим путем!..»
– Значит, вы не знаете, где сейчас находятся ваши бывшие сослуживцы Рябоконь и Сергеев?
– Не знаю.
– Зря вы так, Алексей Палыч, зря... Вам не хуже меня известно, что Сергеев – бывший уголовник, а в розыске Рябоконя заинтересованы спецслужбы нескольких государств...
– ...А вы им помогаете по мере сил? – Перебил Дмитриев.
Гэбист царапнул его взглядом, не выражающим ничего хорошего, покачал головой и повторил:
– Зря вы так... – Он протянул руку. – Давайте вашу повестку...
Дмитриев был уже у выхода, когда гэ-бист сказал ему в спину:
– А все же попытайтесь вспомнить! Поверьте, Алексей, это для вашего же блага...
– Обязательно, – пообещал через плечо Дмитриев и, выходя, звучно хлопнул дверью.
1.
Март 1983 г.
Рота отходила с вершины. Драпала. Ничего зазорного в этом драпе для десантников разведроты не было. Четыре часа они потратили на подъем, который начался в семь утра. На полпути «сдох» новый ротный и четверым солдатам пришлось тащить его вниз. Еще три часа просидели на вершине, лениво перестреливаясь с «духами», долбящими с соседней горы, и наблюдая за «вертушками», прилетающими второй раз бомбить кишлак, возле которого залег пехотный батальон... А потом откуда-то с флангов загрохотало мощным огнем, «духи» полезли во весь рост из дымящегося кишлака, и пехота начала откатываться назад из ущелья... Прошел еще час, и два матерых прапора – командиры взводов – неожиданно сообразили, что их рота торчит на этой скале без флангового прикрытия. Запросили полк, еще через полчаса пришел приказ отходить... Легко сказать, когда «духи» уже с трех сторон лезут на вершину, а «вертушки» грохочут где-то за перевалом, выручая зажатую в скалах пехоту. Остался один выход – драп, и драп быстрый, когда летели на камни бушлаты, каски, автоматные магазины и прочий, по мнению солдат, лишний груз. Внизу ждала «броня», которая, задрав вверх стволы тяжелых пулеметов, поливала огнем вершину, где уже обосновались басмачи. «Духи» били в спину уходящей роты, а поверх голов десантников неслись к вершине светящиеся трассы КПВТ...
Эфир трещал, выл, дрожал от переговоров, работы корректировщиков, команд, мата и чужой гортанной речи. Именно этот эфир слушали в семи километрах от боя двое мужчин, лет по 30-35, в тертых бушлатах, изредка делающих пометки на служебной карте. Сидели они в мощном крытом грузовике возле такой же мощной радиостанции, не обращая внимания ни на рев трех бэтээров, ни на ругань разводящего сержанта.
Один из них оторвался наконец от наушников, подтянул к себе карту, нанес новые координаты, подвинул ее второму – рыжеусому мужику:
– Ну что, Игорек, теперь скажешь? Второй подтянул к себе карту, некоторое время внимательно изучал, потом неохотно подтвердил:
– С меня бутылка, Юрок...
– Ящик, – поправил первый. – Все сходится, Игорь. Здесь база... – Его острый карандаш аккуратно обвел кружок на карте. -Где-то здесь что-то вроде укрепрайона...
– Хорошо сказал – «где-то», – второй досадливо чиркнул зажигалкой, закуривая.
– В кружочке-то километров... сколько?
– Искать надо, – подтвердил первый.
– Сами, отрядом, не потянем...
– Само собой... Как ни крути, Игорь, без соседей не обойтись.
– Не нам это решать, Юра. Ведомство другое. Без Кабула – никак.
– Знаю... Не знаю только, когда этот бардак кончится.
-Меня спрашиваешь?
– У тебя звезды большие...
-Ох, и трепло...
Так, беззлобно поругиваясь, они вылезли из грузовика и неспешно двинулись к головному бэтээру, возле которого курил крепкий сержант. Увидев приближающихся офицеров, он выбросил окурок, отделился от брони.
– Что, Витя, застоялся?
– Есть малость, товарищ майор... – Ответил первому.
– Передай группе – уходим...
– Куда? – Оживился сержант.
-А ты рискни-ка помыслить! – Насмешливо посоветовал второй.
– До дому до хаты пора бы, товарищ капитан, – сверкнув стальным зубом, ухмыльнулся сержант.
Через пять минут колонна из двух грузовиков и трех бэтээров двинулась на Джела-лабад, меся скатами мартовскую грязь горной дороги...
***
Кто-то, споткнувшись на входе, громко матюгнулся. От этого нежданного голоса Дмитриев открыл глаза и приподнялся на локте... Нет, он не ошибся, по проходу меж кроватей действительно шел Серега. Вообще-то, ему полагалось быть не в расположении батальона спецназа, а где-нибудь подальше, в Кабуле или даже в Ташкенте, на излечении после осколочного ранения. Тем не менее, в противоположность всем мыслимым законам, Рябоконь был тут.
– Привет, – буркнул он, пожимая руку Дмитриеву и швыряя на свою койку потертый вещмешок. Бухнулся в сапогах поверх одеяла и, блаженно потянувшись, поинтересовался: – Как житуха?
– Можно жить, – Дмитриев улегся. – Ты-то как тут? t-А чего?
– Да нет, так... Я думал, Серега дома уже вино дует да девок лапает...
– Угу. Через пару месяцев займусь... До дембеля тут покантуюсь... Парадку доделать надо, альбом... Гитара моя где?
-У Шкурата...
– Во, хохлу доверили!.. Он же ее, наверно, давно у бачей на сало махнул!..
Дмитриев на шутку не среагировал, молча уставившись в потолок. Шутить, да и просто болтать, настроения у него не было. Мотаться по расположению, срывая злость на всех подряд, тоже осточертело. Но он не мог забыть Снегирева и его булькающий, кровавый хрип... Сколько он перевидел смертей за свою службу, а в глазах всегда маячил умирающий Снегирев – зеленый пацан, прикрепленный к нему на «обкатку» во время того клятого февральского каравана...
– Покурим? – предложил Серега. – Аида на воздух!..
-Не... Здесь давай...
– Подъем, Леший! Кончай киснуть! – Рябоконь сдернул ноги Дмитриева на пол.
– Кабан! В санбате отожрался?
– Эт-точно... Там такие лапочки, ого-го...
Рябоконь, чуть хромая, двинулся к выходу, вытаскивая из кармана мятую пачку «Примы».
Двое «чижей», увидев выходящего Дмитриева, поспешно свернули в сторону.
Дмитриев не обратил на них внимания, зато Рябоконь хмыкнул и, давая Алексею подкурить, прямо спросил:
– Не круто порядок наводишь?
– Уже доложили?
– Разведка мы.., – вздохнул Рябоконь. – Давай-ка, кончай волну гнать! До дембеля совсем чуток осталось. За решетку греметь не обидно? Нас-то совсем мало! А помнишь, сколько по осени приехало?.. Леха, все найдем!.. Заначка есть... Покумарим малость!..
Дмитриев молча курил, рассматривая небо. «Эх, Серега, братан! Все знаю, все понимаю... И что «чижи» эти, которых по стенке размазываю, ни при чем, тоже понимаю. Только как Снегирева убитого забыть – тут не знаю!»
– ...Сегодня и сообразим!.. – Серега горячо что-то предлагал, но Дмитриев прервал его холодным вопросом: «Эти кто?» – И кивнул в сторону столовой, куда неторопливо двигалась группа незнакомых мужиков в новых «эксперименталках».
– Где? – Серега оглянулся. – А, эти... Соседи... С ними я из Джелалабада ехал...
– С шестьдесят шестой?
– Да не, покруче... Спецы какие-то! Из «Каскада», кажись...
– А к нам чего?
– Я тебе штаб, что ли? – Разозлился Серега. – Так, меж собой болтали. Вроде бы, с нашими куда-то на боевые двигают... – Он неожиданно умолк, ошалело уставившись на Дмитриева, потом сграбастал его за ремень и рывком притянул к себе: – Сдурел?! Дембель на носу, а все туда же?!
– Ремень не порви! – Вырвался Дмитриев, провожая взглядом «каскадеров».
– Я тебе порву, патриот хренов! Мы что с тобой, на складе отъедались?! Сколько раз башку подставляли, забыл?..
– Заглохни!.. – Отрезал Дмитриев и резко отбросил Серегину руку.
– Дурак ты, Лешка! – Грустно сообщил тот. – Псих... Хочешь со смертью поиграть? Давай-давай... А мне, пожалуй, хватит. Пусть другие кувыркаются...
– Куда тебе, хромоногому, – иронично усмехнулся Дмитриев и ободряюще хлопнул друга по плечу. – Чего ты меня раньше времени хоронишь! Мы еще с тобой не раз «Тревогу» сбацаем. А это так, аккорд дембельский, если хочешь...
***
... – Батальон был атакован с флангов мощным бандформированием, оснащенным орудиями и минометами. Батальон отошел, понеся потери личного состава и техники. Откуда к мятежникам подошло подкрепление – пока неизвестно. Авиаразведка ничего не засекла. Предполагаем следующее – где-то в этом районе находится укрепрайон или база оппозиции, где имеет место сосредоточение крупных сил мятежников, оружия и боеприпасов. Оттуда наносятся удары по постам и «бетонке», производится переброска подкреплений в места наших операций. Задача – скрытно обнаружить укрепрайон или подходы к нему с последующей наводкой авиации и артиллерии... Работает наше подразделение с вашей поддержкой. – Майор Игорь Холодов положил карандаш на карту.
– Моя задача? – Хмуро поинтересовался комбат.
– Люди, горючее, связь.... – По взводу из роты хватит? – Вполне... Только салабонов не надо. Но нужны разведчики...
-Дам десятерых...
– Договорились.
– Срок выхода?
-Послезавтра, под утро...
Комбат, подумав, осторожно сказал:
– Подтверждения я пока не получил...
– Понимаю, – кивнул майор. – Джелалабад просит помочь, но ваше руководство из Кабула пока молчит. Так? Поэтому срок выхода перенесен на послезавтра...
* **
Старшина Вахрушев готовился к отпуску. Апрель был не за горами, документы почти оформлены. Оставалась главная и особо важная задача – прикрепить к кителю новенькую «За отвагу», когда совсем некстати явился Дмитриев.
Выслушав его просьбу, Вахрушев пожал плечами, всем своим видом давая понять -«дембель» свихнулся. В отношении этого младшего сержанта старшина имел четкие распоряжения старшего лейтенанта Кожухова: на «боевые» парня не посылать. А здесь он является сам и за десять дней до приказа просится на операцию с «Каскадом». Нормальному «дембелю» придет в голову что-нибудь подобное?.. Поэтому старшина поинтересовался, не забывая натирать и без того блестящую медаль:
– Моча в голову ударила? Кожухов же распорядился!..
– Разрешите выйти на «боевые», – безучастно повторил Дмитриев, желая лишь одного – чисто формального «да» старшины, который временно замещал Кожухова.
-Делом лучше займись! Аккорд дембельский кто за тебя тянуть будет? – Старшина аккуратно подышал на медаль. – Или что, решил под дембель еще «звездочку» срубить? Мало тебе?
– Заткни пасть, кусок поганый! – Едва сдерживаясь, с холодной яростью ответил Дмитриев. – Или помочь?..
Старшина, ошалев, несколько секунд не мигая смотрел на Дмитриева, затем аккуратно сунул медаль в карман кителя и встал – мощный, стокилограммовый облом с пудовыми кулаками.
– Ты вякнул чего-то? Не слышу!..
– Уши промой!
– Сейчас промою, – пообещал Вахрушев, выбираясь из-за стола. – Сейчас промою тебе...
– Ну давай!.. – Дмитриев, оглянувшись, протянул руку к стене, где болтался новенький «лифчик», выхватил оттуда холодный кругляш РГД-5. Взялся за кольцо, отогнул усики, поинтересовался недобро: «Начнем?».
Вахрушев застыл в двух шагах, неотрывно глядя на гранату. Кашлянув, хрипло сказал;
– Убери... Поговорим...
– Зачем? – Удивился Дмитриев. • Ты же побоксировать хотел... – И потянул пальцем за кольцо...
Придушенно ахнув, старшина проворно метнулся назад, налетел на стол и, перевернувшись, грохнулся на пол, прикрыв голову руками.
Дмитриев стоял, с трудом выравнивая дыхание. Выдернутое кольцо дрожало на пальце левой руки, тогда как правая крепко сжимала гранату, зажав предохранительный рычаг...
«Ну, чего ж скис, сволочь! Помирать не хочешь? Представь, мне тоже неохота... Ничего, полежи, подумай! Штаны потом застираешь... Узнай, как костлявая в затылок дышит! Хоть раз узнай! Ты же за полгода ни разу на боевые не ходил! А медаль, неизвестно за что неделю назад врученную, начистить еще успеешь... Чью награду будешь носить, гнида? Кто-то за нее кровью платит, а ты, похоже, с каким-то писарюгой сметаной с продсклада рассчитался... Ничего-ничего, поумнеешь, про чужие награды зря языком мести не будешь...»
Дмитриев вздохнул, переводя дыхание, и осведомился:
– Отлежался, воин?
Старшина осторожно встал, подошел, мутным взором уставился на Дмитриева.
– Колечко-то возьми... – Дмитриев метнул кольцо Вахрушеву. Тот ловко поймал его и быстро, но бестолково затолкал в запал, старательно загнув усики.
-Так я пошел?
– Иди, – голос старшины сорвался на дискант. – Я распоряжусь... – Он тяжело опустился на табурет, долго и тупо глядя на позорную лужу. «А если бы этот псих рычаг отпустил?» Старшине стало вдруг душно, и он рванул на груди «нулевую» тельняшку...
***
Сейчас будет поворот... Там должно еще сохраниться... Да, так и есть: семь сгоревших наливников, сброшенных с бетонки. Последняя «духовская» засада прошлого октября. Тогда они гнали банду – сначала в «зеленке», потом полезли в горы. Говорят, в тех боях мулла Гафур потерял почти половину своих людей. Но сам ушел. Черт его знает, может, перезимовал в Пакистане и снова сейчас на бетонку выползает...
Дмитриев невольно осмотрел начинающееся предгорье – оттуда в прошлом году били ДШК и гранатометы, сжигая колонну. Сейчас эти горы молчали. Колонна замедляла ход, прижимаясь к обочине, пропуская задние машины. «Все, дальше не по пути. Танковой роте, десятку наливников, «КамАЗАм» с зерном, нескольким «бурбухайкам», конвою – им дальше, на Джелалабад... А нам – здесь с «бетонки» соскочить и напрямик вон к тому кишлаку... Там и заночуем»...
Третий день они были в поиске. Третий день их отряд, состоящий из БРДМ, четырех БТР, «Камаза» со спаренной зениткой в открытом кузове и двух «Уралов», двигался по бетонке, часто сворачивая к горным кишлакам. Задача была проста, как апельсин: отыскать подступы к укрепрайону, где обосновались «духи». В кишлаках их встречали молчаливые старики, твердящие одно: «Не знаем, не видели», -да вездесущие бачата, клянчущие бакшиш. Изредка уходили в предрассветную темень группы «каскадеров», прочесывая безлюдные склоны и дальние распадки. Результаты были невелики: двое подорвавшихся на «растяжках» да «духовская» стоянка в небольшом ущелье... «Духи» ушли отсюда недавно – окровавленные бинты еще не высохли, зола не остыла... И главное – труп. Пацан лет девятнадцати в изодранном хэбэ с чудом уцелевшим ярко-красным погоном и желтыми буквами на нем – «СА». Лицо парня было избито до неузнаваемости, глаз не было вообще. Связанный по рукам и ногам, он, похоже, брошен был здесь умирать. И час или два назад скончался... Этого парня и раненых поздним вечером отправили «вертушкой». Так закончился третий день поисков.
***
Все-таки приятно щелкать по носу спецов из «Каскада». Не знали они про эту площадку в горах! Слева – обрыв, Кунар шумит, справа – Чахорак притулился в предгорье... Подходы – как на ладони. Идеальная стоянка! Он-то знал, а они – нет!
Впрочем, кто про нее помнит? Те, кто помнили, либо уже в Союзе пиво садят, либо в оасположении «парадку» ушивают. И тропой горной, после стольких дней тряски на броне, точно уж не топают. Нормальные люди, одним словом. Дмитриев чуть усмехнулся, взглянул вниз, на кишлак, куда спускалась тропа... Ты посмотри, кишлак-то живет! В октябре их батальон выжимал вон из той «зеленки» людей Гафура. Часть ушла по кяризам, других они вышибли в предгорье. «Духи» рванули в кишлак, стараясь продержаться до ночи. Крутая тогда была здесь каша... Сколько стволов по Чахораку долбили, «восьмерки» даже пару раз проутюжили. Казалось, все, конец кишлаку, нет, восстал из пепла!.. Живет все в той же мешанине дувалов, домишек, окруженных крохотными садами...
– Подтянись! – Раздалась команда Холодова, подстегивая их группу из десяти человек, спускающуюся по тропе к месту ожидания бэтээра. Майор чуть задержался, проверяя слитность цепочки,поравнялся с замыкающим Дмитриевым и пошел рядом.
– А я ведь тебя узнал... – Вдруг сказал он, обращаясь к Алексею. – Да ты на меня не пялься... Ты тогда в стельку был... На аэродроме с вертуханами, с «коровы», крепко вы тогда насандалились... Припоминаешь?
Дмитриев хмыкнул. Вообще-то, он и не забывал. Рассказать кому – не поверят! А ведь было... Горная дорога в Пакистане, «кишмишевка» теплая потом, на аэродроме под Джелалабадом...
– Помню, почему же.
– Во-во! Всей толпой пришли на героя посмотреть, а герой лыка не вяжет... Слышь, сержант, правда, ты тогда за старшего был?
– Был. А что такого?
– Нет, ничего... Давай-ка поднажмем, вон капитан чего-то семафорит... Что-то он сегодня нервный...
***
БТР пробирался по кишлаку, петляя узкими улочками и ныряя в полузасыпанные воронки.
«Чахорак, Чахорак, не забыть тебя никак...» Чахорак или Чаквардак? Какая, к дьяволу, разница! Осенью гибли в Чахора-ке так же, как и в далеком Чаквардаке. Из-за того дувала подожгли бэтээр, а с того минарета лупила «сварка»... А вот арык, который они с Клименко, Мамедовым и Рябоконем пахали на брюхе, стараясь обойти «духов» в винограднике... Е-мое: и чинара стоит, хоть тогда ее пулями и осколками корежило! И кишлак живет... Приехать бы сюда лет через десять, поглядеть, за что столько жизней положили – своих и чужих! Или не будет здесь ни хрена?..
Дмитриев поправил автомат, спрыгнул с остановившегося БТР. Приехали. Вон бабаи под чинарой сидят, ждут...
Майор Холодов, напротив, не торопился. Закурил, мельком взглянув в сторону чинары и, перегнувшись, спросил в командирский люк:
-Ну, чего там?..
– Не гоните, товарищ майор, – гулко отозвался люк голосом капитана Юрия Кира-сова. Через минуту из нутра снова прогудело: – Здесь двое... Первый справа... Двое сыновей Гафура... Третий слева... Крепко сидишь. Игорь? Это отецАмирмамада!..
Холодов поперхнулся дымом, закашлялся, кто-то из солдат присвистнул... Такого сюрприза никто не ожидал. Гроза бетонки и постов, главарь одной из крупных банд Кунара Амирмамад давно был головной болью 66-й и спецназа. Никто не предполагал, что его отец живет здесь, а не в близком Пакистане. Если, конечно, наводчик, скрытый нутром бэтээра и разглядывающий с Кирасовым стариков через триплекс, не врет или не ошибся.
– Может, напутал? – Тихо спросил Холодов.
-Не похоже...
-. В масть попали, а, капитан?
– Не скажи «гоп», Игорь...
– Поглядим... – Холодов спрыгнул с брони. – Турсунов, Дмитриев – за мной! Остальным ухо востро держать!..
** *
Холодов спрашивал, Турсунов переводил, старики отвечали, Турсунов опять переводил... Неспешный разговор шел о семенах к посеву, лекарствах, продуктах. Старики охотно отвечали до тех пор, пока Холодов не дошел до главного:
– Где Амирмамад, почтенные?
Как отрезало. Молчали старики, молчал Холодов. Потом он негромко, будто размышляя, заговорил:
– Народная власть дала вам землю... Из Кабула в ваши кишлаки приходят семена для сева, мука, керосин... Правительство присылает учителей и врачей, чтобы ваши внуки были грамотными и здоровыми. Скажите, почтенные, зачем ваши мужчины уходят к душманам? Зачем люди Амирма-мада и Гафура жгут колонны с хлебом и топливом? – Холодов внимательным взглядом обвел стариков. – Люди Амирмамада снова выходят на дорогу. Опять начнется война...
Отец Амирмамада, все время смотрящий поверх головы Холодова, что-то резко сказал. Турсунов, чуть запнувшись, перевел:
– Он говорит, Амирмамад ходит по земле своих предков, и он не входил в дома «шу-рави» с оружием...
Холодов помолчал, играя желваками, потом сказал:
– Нас позвали на вашу землю... Правительство из Кабула... Позвали, чтобы принести вашим кишлакам мир!.. Ты переведи ему, Турсунов, что мы пришли сюда с миром, но если нам стреляют в спину – мы будем отвечать огнем. И еще переведи, – поднажал Холодов, заметив усмешку на сухом, смуглом лице старика. – Если в моих солдат будут стрелять возле кишлака – все родственники душманов будут отправлены в ХАД! Просто отвезем в ХАД – и все. А что там с ними произойдет – это не мы решаем... И точнее, точнее переводи, Турсунов!..
***
...– Что дальше, аналитик хренов?
-Не психуй, Игорь!..
– Психуй, не психуй – дальше-то что? Бабаи только в глотку не вцепились...
– Значит, Амирмамад где-то неподалеку ... Район его тут. Вот они и борзеют...
– Обшарили же две трети!..
– В последней трети и найдем... Три группы завтра в поиск... И вот что, Игорь. Одну группу Дмитриев пускай ведет...
-Ты опять?..
– Опять, Игорь, опять... Этот парень – наш! За него я, товарищ майор, зубами держаться буду...
– Ну-ну... А с этим, папашей Амирмамада?..
– Не бери в голову. Кузнецов ночью сработает... У дедушки сердце не выдержит. Возраст...
– Не лишнее?
– Нет, в самый раз. Из-за таких как он, мы здесь еще долго барахтаться будем...
***
– Разрешите обратиться, товарищ майор! – Обращайтесь, – Холодов что-то промерял по карте.
– Я только что с караула... – Дмитриев глядел на майора исподлобья. – А мне назавтра в поиск, старшим группы...
-Ну, дальше...
-Я, вообще-то, уже дембель...
– Буреешь, младший сержант! – Холодов наконец понял, в чем дело, и оторвался от карты. – Не рановато?
-Я...
– Молчать! – Холодов вылез из «десанта» бэтээра, где сидел с картой. – Во-первых, мартовский приказ еще не опубликован. Во-вторых, на боевую ты напросился сам. Зачем? Чтобы фордыбачить?... В третьих, что в Уставе о тяготах и лишениях воинской службы записано, помнишь?.. Вопросы?.. Кругом!.. Отставить! Сказки любишь?
– Чего? – Опешил Дмитриев. – Какие сказки?..
– Вот послушай одну... Жили-были два друга, сдружились на срочной, когда лямку солдатскую вместе тянули. Потом судьба раскидала их. Встретились через семь лет, уже офицерами, в Афгане. Да вот беда – ведомства разные. Сильно не пооткровенничаешь. И вот как-то передает один другому оказией письмецо – так, мол, и так, брат, выручай. Есть у меня парень один, по сути своей – самородок, хотя сам этого не понимает. В 81-м, салабоном зеленым, выволок на себе с минного поля подорвавшегося сержанта. Весной 82-го в кишлаке одном полночи просидел на крыше с пулеметом. Огнем отсек «духов», не дал банде уйти в горы. В той же операции умудрился найти трех пленных, которых мамы их в Союзе давно схоронили... Летом 82-го был старшим группы на некоей операции, после которой Пакистан месяц орал по всему эфиру о русских диверсантах... Без доказательств, правда. Их «почему-то» не оказалось. Вывел из той операции группу практически без потерь... Для справки скажу тебе, сержант, – проходи он по другому ведомству и имей звезды на погонах, давно бы Героя носил, или «Знамя» на худой конец... Дальше... Всякого там полно... Короче, вывод такой: парень – профессионал, и терять такого на «гражданке» обидно. «Дембель» ему скоро. Вот и просит один другого – найди его и к делу приспособь, у твоей конторы перспективы шире... И вот вышел тот, кто письмо получил, на боевую в горы. И прибегал к нему старшина некий, губами с испугу шлепающий, просил взять на боевую одного дембеля чокнутого... И оказался тот дембель, как ни странно, тем, о ком письмо писал Виктор Кожухов другу своему Юрию Кирасову... Дошло?
– Так точно, – хрипло ответил Дмитриев.
– Ну, если ясно, иди, к выходу готовься... ...Четвертые сутки поиска снова прошли впустую...
***
...Вообще-то, об этих подразделениях легенды ходят. Попасть туда не каждый может. А ему предлагают чуть ли не в открытую... «Капитан Дмитриев»... А что, звучит... Элитные спецчасти, Москва, Ленинград, Киев... Или Папуа – Новая Гвинея, на брюхе с автоматом. Тоже вариант возможный... Впрочем, чем плохо? Склеилось ведь как-то в жизни, что этим ремеслом он лучше всего владеет... Полтора года с автоматом в обнимку... Это сейчас все осточертело, а домой придешь – что дальше? Завод... Но сможешь ли ты снова на молоте колотить? Сможешь жить и работать, как раньше, после двух лет такой жизни?..
От этой простой, но неожиданной мысли Дмитриев аж головой закрутил, что заставило сидевшего рядом с ним на броне рядового Баландина опасливо отодвинуться.
«Ладно, разберемся... Сейчас некогда башку забивать. А отчего перед этим ущельем второй час торчим – вопрос...»
***
... – Сколько им надо времени, Хаким? – Спросил Холодов, провожая взглядом юркую БРДМ, скрывшуюся в ущелье.
Хаким – горбоносый, черноусый «хадовец» из местных – пожал плечами:
– Один час туда, другой час сюда. Кишлак там... Два часа...
– Ну что? – Холодов обернулся к Кирасову, выбирающемуся из люка.
– Пока спокойно. Склоны чистые...
– Чистые... – Эхом повторил майор, глядя на ущелье. В горах было тихо, но сердце. отчего-то неприятно замирало. Этот, еле уловимый холодок тревоги он однажды уже испытал, с год назад, за несколько минут до того, как из-под ската их бэтээра рванул фугас. И вот – снова...
Дилемма простая: пройти это чертово ущелье за два часа либо пилить в обход часов двенадцать, через бетонку и перевал. Но ребята с БРДМ докладывают через каждые десять минут. Все спокойно. За ущельем – приграничный кишлак, где-то там обосновался Амирмамад. Там, пока еще далеко. Но отчего же так ноет сердце?..
Солнце уже лезло в зенит, а майор все думал, смоля очередную сигарету. Давно вернулись разведчики, проскочившие ущелье до кишлака. Все тихо...
Наконец, откинув дошедший до фильтра «бычок», майор кивнул Кирасову: «Двигаем»...
***
С чего все началось, Дмитриев так и не понял. БРДМ, шедшая первой в колонне, рванулась на дыбки и на несколько секунд исчезла в фугасном разрыве. Юрка Баландин, резко мотнув головой, ватной, безвольной куклой навалился на Дмитриева. Его шапка полетела под колеса, а голова, зияя окровавленной дыркой на стриженном виске, свободно качалась в такт рванувшему на скорости бэтээру...
Гулко, забивая уши, грохнуло за спиной, и скала медленно рухнула вниз, отсекая отход грудой камней и взметая тучи вековой пыли...
Группа стопорила ход, пытаясь как-то развернуться, зажатая в узком каменном мешке. Задрав до упора стволы пулеметов, вели огонь бэтээры, обрабатывая плотным огнем правый склон ущелья.
Пригнувшись, Дмитриев спрыгнул с брони, сдернул с плеча автомат. Уцепившись за безвольно-мягкую руку Баландина, потянул его вниз, стараясь одновременно оглядеться.
Били справа, с двух соседних гор. Били грамотно, долбя из всех стволов не по громадам бэтээров, а по «Уралам» и «Камазу» с зенитчиками. Солдаты прыгали из кузовов, разбегались, залегая за камнями, скатами машин, укрываясь за броней. Все кругом грохотало. Гулко били по склонам пулеметы бэтээров, кашляла рваными вспышками спаренная зенитка с «Камаза», трещали автоматы...
Распахнулся задний люк «десанта», оттуда высунулась чья-то чумазая морда:
«Под броню, быстро!»
Дмитриев прыгнул внутрь, разом окунаясь в грохот пулемета, копоть машины, чей-то разъяренный мат. Прильнув к бойнице, он стрелял, как все, менял магазин, снова стрелял, стараясь дотянуться трассами до мерцающих вспышек на склонах.
А потом рвануло яркой вспышкой в голове. Очнулся от чего-то горячего, падающего ему на лицо – раз, второй... Открыл глаза, увидел свою откинутую руку, на которой плотно стояла чья-то нога в сапоге. Незнакомый сержант, раскорячившись, полулежал на валуне, ожесточенно паля куда-то влево, и его гильзы сыпались на Дмитриева. Он дернулся, освобождая руку, и охнул от грохота в голове. Сержант оглянулся на Дмитриева, крикнул: «Живой? Стрелять можешь?..» И, не дождавшись ответа, скомандовал: «Отсекай слева! По распадку работай, у них там гранатомет!..»
Дмитриев с трудом сел за камнем и, морщась от звона в ушах, подтянул к себе АКМС. Непослушными руками сменил магазин, выглянул из-за камня. Дорога горела. Горели «Уралы», ярко пылая брезентовыми верхами, горел их бэтээр, хлеща из распахнутых люков ярко-желтыми космами пламени. Тягучим дымом занимался и «026-й» – бэтээр Кирасова, но пулемет еще стрелял, долбя трассами левый склон. Наконец он смолк, будто обрубив очередь, и кто-то, скрываясь за дымом, выскользнул из-под брюха боевой машины, метнулся за валуны, яростно давясь кашлем...
– Стреляй!.. Твою мать!.. – Завопил сержант, ныряя за валун, уходя от щелкающих по камням пуль. А Дмитриев перевернулся на спину и закрыл глаза, пытаясь унять дрожь в ногах.
«Тихо, сержант, тихо... Спасибо, братан, что с бэтээра подбитого выволок, но... Стрелять-то, вроде, можно... А где он, эта сволочь с гранатометом? Умно рассчитали... Весь огонь сначала отвлекли на правый склон. А гранатомет сюда перебросили, на левый, он не такой крутой, и обзор с распадка позволяет всю колонну держать, как на ладони... Два бэтээра уже угробили, сейчас по распадку дальше пролезут – другим хана...»
Дмитриев глубоко вздохнул и рывком бросился вперед.
– К-куда?! Псих!.. – Запоздало спохватился сержант, но огонь открыл щедро, поливая распадок длинными очередями.
«Вот спасибо, брат... Самое то... А я вперед, сержант, к распадочку, что скалой прикрыт! А по нему – потихоньку, на брюхе, на ту скалу... Оттуда мы их и окантуем... 0-ох, г-голова, бля-я...»
***
«...Ну, где же ты, а? Давай высунься. Ага, вот где!.. Даже не «ты», а «вы», четверо... Пальнули, теперь позицию меняют... Умники... Устроились... Так... Заряжают... Последний бэтээр поджечь намылились? Ну, это зря... Теперь мой ход...»
Дмитриев подполз поближе к скальному выступу, который нависал над распадком, где суетились «духи», прикинул на глаз расстояние, метров двадцать, и потянул кольцо мощной «эфки». «Воинам ислама от Дмитриева Алексея на долгую память... Ап!»
Он влип в скалу, пережидая взрыв и свист осколков, потом быстро вскинул автомат и выпустил, не глядя, несколько очередей... Выглянул. Трое, разметанные взрывом, лежали неловко-покореженно. Четвертый, совсем молодой, катался по камням, судорожно вцепившись в живот. Некоторое время Дмитриев смотрел на него, потом поднял автомат и, поймав в прицел раскрытый в безмолвном вопле черный провал рта, сильно нажал на спуск...
***
Огонь прекратился так же неожиданно, как и начался. Дмитриев некоторое время еще держал под прицелом гребень горы, по которой пять минут назад бежала цепочкой группа «духов», потом опустил раскаленный ствол автомата, протер воспаленные глаза рукавом бушлата...
К сержанту, оставшемуся у валуна, пробилось от сгоревшего бэтээра еще шестеро, им удалось пройти по склону до скалы, где залег Дмитриев.
Дважды «духи» снова пытались пробиться к распадку, но плотный огонь и шестеро трупов, оставшихся на камнях, «чуток» их охладили...
«Все, что ли? Сколько же они молотились?..» Он отдернул рукав бушлата, выма-терился почему-то шепотом – трофейные «Сейко», его краса и гордость с мая 82-го, были безнадежно разбиты. Глянул в небо, пытаясь определиться по солнцу... «Часа два, наверное, уже...Чего же они смолкли? Не для того их зажали в этом капкане, чтобы давать перерыв на обед! Бронегруппу они разнесли в клочья... Сожгли три бэтээра, БРДМ, «Уралы»... Досталось и «Камазу», но, похоже, зенитчики уцелели...»
– Раз, раз, раз, два... Внимание!.. – От неожиданного в этих местах мегафонного голоса Дмитриев вздрогнул.
– Внимание, советские солдаты и офицеры, сдавайтесь! Вы окружены, живыми не уйти... Амирмамад обещает жизнь каждому, кто выйдет с оружием и поднятыми руками... Предлагаю сдаться... – Голос умолк, но через несколько секунд продолжил, сменив интонацию: – Даем пять минут, потом, пеняйте на себя!..
– Во чешет! – Подивился сержант, обматывая бинтом ладонь. – По-русски, да как чисто!
– Ты!.. Рот е...! – Заорал кто-то снизу. – орду покажи!
– Щас, – прогундосил мегафон. – Штаны только подтяну...
– Что, очко-то не железное!
– Через четыре минуты твое проверим, козел москальский!..
– Ого! Глянь, мужики, кажись, земеля объявился!.. Э, сучара, бакшиша много дашь?
Мегафонный голос официально объявил:
-Две минуты...
– Звать-то тебя как, рожа духовская? – Не унимался кто-то из «каскадеров».
– Богданом меня звали, каратель поганый! Запомнил?.. Ну, теперь молитесь
богу, если сможете...
* * *
Со склона их все же сбили. К тому времени смолкли зенитчики и пулемет бэтээра, и пришлось совсем кисло. «Духи» откуда-то подтащили миномет, принялись из-за гребня накрывать склон. Пришлось медленно отходить, отгоняя огнем напирающих «духов». Они уже почти дошли до распадка, когда их накрыло. Выволокший Дмитриева из бэтээра сержант погиб сразу, от осколка в голову. Еще одного солдата ранило в бедро, Дмитриеву же вскользь досталось по спине. И снова полезли «духи». Снова стреляли, отгоняя басмачей от распадка...
Бинтоваться довелось позже, минут через двадцать, когда из-за перевала вывалила пара «горбатых» и вспугнутыми шмелями закружилась над ущельем, вонзая в щетинистые скалы дымные щупальца огненных трасс. Потом над горящей дорогой пронеслись «восьмерки», разошлись, зависая над горами, выплевывая из утроб черные фигурки десанта.
Дмитриев стоял на коленях, вцепившись в полуобгорелый скат бэтээра, и, шипя от боли, терпел перевязку. В голове гудели с десяток колоколов, а сквозь ватную глухоту пробивалось монотонное бормотание санинструктора:
– ...Ерунда. Повезло тебе, парень. РД с цинком спас... Если бы не цинк, сейчас бы ты...
– Заткнись, а! – Грубо сказал Дмитриев, уткнувшись гудящей головой в скат бэтээра. – Дал бы закурить лучше...
– Минздрав предупреждает – курение опасно для здоровья, – назидательно указал санинструктор, набрасывая на плечи Дмитриева изодранный бушлат. – Не курю я...
– Брешешь... – Прикрыв глаза, пробурчал Дмитриев.
– Раз попробовал, в 15 лет, с тех пор в рот не беру, ей-богу!.. Ладно, посиди пока... Не дергайся шибко, тебе на сегодня хватит...
– Хоп, – Дмитриев – устало скрючился на боку, стараясь не шевелиться и лишний раз не причинять боль ноющей спине.
Бой уходил от дороги, взрывы НУРСов гремели далеко за гребнем, глуша треск очередей. А здесь уже не стреляли. Лишь тягучий дым горящей соляры, смешанный с запахом жженой резины и горелого мяса, да суетящиеся на дороге десантники напоминали о крутой каше, которую им пришлось сейчас расхлебывать. Солдаты на дороге работали молча и быстро, как привыкли работать десятки раз после боев. Кого-то бинтовали, кто-то орал от боли и крыл всех матом, кто-то долго и нудно выкликал по связи молчащего «Сокола»... Собирали оружие, складывали в ряд убитых...
Их было девять, не считая тех, кого еще не вытащили из сгоревших машин. Капитан Кирасов лежал третьим справа, неловко запрокинув голову в танковом шлеме. Умирал он, похоже, трудно – живот и грудь его были обмотаны толстым слоем окровавленных бинтов... Майора Холодова протащили на плащпалатке минут пять назад, он был жив, но досталось ему крепко – фельдшер, удерживая над ним капельницу, подгонял солдат...
А Дмитриев вдруг вспомнил слова недавно услышанной песни. «И встретимся снова у дома «второго», а, может, у проходной ДорНИИ...». Мужикам, похоже, больше не встретиться...
Метрах в пяти от Дмитриева сидел на валуне один из офицеров – «каскадеров». Его некогда щегольская «эксперименталка» была изодрана и заляпана пятнами копоти, вместо короткоствольного АКСУ на коленях лежал РПК... Офицер курил, тяжело вглядываясь в ряд убитых... Наконец, посмотрел в сторону, и они встретились взглядами, офицер и сержант. Некоторое время молча оценивали друг друга, потом офицер подмигнул Дмитриеву: «Живой?» Дмитриев слегка пожал плечами и сморщился от вспыхнувшей в спине боли. «Каскадер» встал, забросил пулемет на плечо и, обернувшись к Дмитриеву, сказал непонятно: «Вот и я тоже... не знаю...» Махнул рукой и пошел, тяжело переставляя ноги, ни на кого не обращая внимание…
-Помочь, братан? – На Дмитриева смотрел краснощекий пацан в каске, с лицом, явно не пробовавшим бритвы.
Сморщившись, Дмитриев с трудом встал, вцепившись в плечо десантника, постоял чуток, пережидая гул в голове, потом спросил хрипло:
– Тоже не куришь?
– Почему? – Искренне удивился гвардеец и, порывшись в кармане, вытянул мятую «Приму».
Дрожащими пальцами Дмитриев вытянул сигаретку, десантник тоже, и они закурили, привалившись к исцарапанному пулями борту бэтээра. Увидев, как пацан неумело затягивается, Дмитриев вдруг вспомнил старшину из 317-го, его «Стюардессу», которую они смолили далекой августовской ночью на чужой горной дороге. Старшина уже торопился домой, а для этого парня все только начиналось.
– Ты сколько тут?
– Я? Гм... Полгода тарабаню...
– О-о! Полгода... Это срок, братан!.. Ну, тронулись? – Дмитриев с трудом забросил автомат на плечо.
– «Лифчик» – то забыл... – Парень было вернулся за брошенным на камнях, пустым, замызганным снаряжением, но Дмитриев удержал:
– Оставь! Это барахло мне больше не понадобится...
Неторопливо ковыляя по камням, Дмитриев вяло размышлял, что часы все-таки жалко – в Союзе таких не найти. А до приказа – совсем ничего, каких-то два дня, и – домой! Наконец-то он будет спокойно спать, не вскакивая среди ночи и не хватаясь за автомат! И никогда больше не будет никого убивать – право или неправо... А самое главное: все долги за все и всех – отданы, и Снегирев ему больше сниться не будет...
Мысли в гудящей голове снова соскочили на разбитые «Сейко», и он слабо чертыхнулся: «Ничего, новые добуду...»
***
...Новые часы он действительно достал. Владел ими до июня, а потом они были благополучно пропиты во время «великого ташкентского сидения» в ожидании билетов на поезд до Москвы. Вместе с часами ушли кассетник Рябоконя, адидасовский костюм Шкурата и кроссовки Сашки Сергеева. Едва денег и хватило...
На предложение продать ордена они долго и вдохновенно молотили местного барыгу и его шестерых охранников, а потом петляли по темному парку, уходя от разъяренных свистков блюстителей порядка. Дембельские хлопоты, одним словом...
А тот клятый укрепрайон все же нашли и взяли. Вышибли оттуда «духов» и гнали аж по пакистанской территории! Правда, было это гораздо позже, в 1986-м, и работали там два батальона спецназа. Имя тому кишлаку и укрепрайону было – Карера. В тогдашних газетах, конечно, об этом ничего не писали...
(События марта 1983 г.)
Лето 1995 года.
...Этот лес скоро начнет просыпаться. Солнце тронет первыми лучами листву, и она взорвется блеском росы, наполняя лес светом и покоем. Начнут подавать голоса местные пичуги, стрекоча о своих птичьих заботах. Так просыпается лес и где-нибудь в Подмосковье. Только в Подмосковье, на какой-нибудь проселочной дороге, не горят пока ранним утром бронемашины, освещая пламенем место засады, и не лежат, расшвырянные смертоносным свинцом, каратели из какой-нибудь элитной дивизии...
Кусты вдоль обочины зашевелились, выпуская из объятий настороженно пригнувшиеся фигуры в маскхалатах. И, словно подстегивая их, в воздухе повисло родное, русское: «Мать вашу за ногу!.. Шевелись!..»
Серега нервами бренчит. Оно и понятно
– за группу он отвечает. А сейчас, пожалуй, не разберешь, где свои, где чужие. Это наступление чертово все планы сломало!.. Назад опять сквозь хорватов идти придется, 25 кэмэ, если не больше...
Стоп! Ну-ка, ну-ка!.. Шевельнулся тот, за колесом, или?.. Ага... Не торопись, родимый...
Сухо треснула короткая очередь, и пулеметчик-хорват, затаившийся за колесом грузовика, ткнулся головой в утрамбованный дорожный грунт...
Дмитриев оторвался от автомата, обшаривая взглядом неподвижные тела усташеи, вскочил и побежал на дорогу.
Людей Ирвича они пытались накрыть уже неделю, но каратели работали сторожко, предпочитая уничтожать не успевших уйти беженцев-сербов и не ввязываясь в бои. Но эту наживку майор Ирвич сглотнул с хрустом и торопился сегодня в ночь к селу, где якобы остались раненые бойцы из разбитого сербского батальона. А вместо раненых усташей его бойцов ждала засада. И в этой засаде были профессионалы, а не сопливые стригуны-новобранцы...
Опережая всех, первым к крытому «джипу» подбежал Сергеев. Рывком откинув продырявленную очередью дверь, резко отпихнул в сторону ткнувшегося лбом в стекло шофера, пролез в салон...
– Ну?.. – Нетерпеливо спросил Рябоконь, пытаясь открыть вторую заклинившую дверцу.
– Он... – Донеслось из машины. – Он, сука!..
– Да помоги ты! – Взорвался Рябоконь, увидев Дмитриева.
Рванули дверь вдвоем, и та распахнулась, выпуская грузное тело, неуклюже сползшее на землю. Кто-то чиркнул зажигалкой, поднеся ее к лицу убитого. Огонек осветил бритую голову с оставленным над ухом клоком волос, – старый знак усташей,
– и шрам через щеку, видно, от ножа какого-то старика из вырезанной сербской деревни...
Рябоконь вытащил фотографию, взглянул на нее, потом вновь на лицо убитого.
– Он... – Подтвердил коротко. – Ирвич это, мужики!
– Светает... – Пробурчал Сергеев. – Как этого кабана потащим?
– Не надо его тащить... – Разогнулся молчавший до сих пор Бранко. – Одной детали хватит... – Он вытащил из ножен убитого майора длинный острый кинжал, склонился над распластанным телом и рывком оголил шею...
Дмитриев отвернулся. Бранко, бывшего преподавателя русского и английского, он знал пятый месяц. Знал еще, что тот никогда не берет хорватов в плен. В 91-м его жену и четырнадцатилетнюю дочь пьяные хорваты насиловали чуть ли не три часа. После этого жена повесилась в сарае, а девочка сошла с ума. И он не мог судить этого молчаливого мужика, работающего с мясницкой сосредоточенностью над шеей Ирвича.
Рябоконь оглядел столпившихся возле джипа диверсантов, рявкнул:
– Чего встали? Собрать все, уходим! Диверсанты зашевелились, сбрасывая оцепенение, вызванное видом деловито мстящего бывшего учителя.
...«Сколько еще до наших?» Он вдруг поймал себя на мысли, что в который уже раз называет сербов «нашими». Сам себе не мог объяснить, почему он здесь, в Сербской Крайне, на стороне сербов. Русские воевали и на стороне хорватов, там и платили больше. Но он здесь, у сербов, которых дружно осуждает мировое сообщество, дирижируемое откуда-то с Потомака – ООН голосует за нанесение бомбовых ударов по сербам. Россия, лицемерно вздыхая, продает их оптом и в розницу... С разных сторон нажимают хорваты и мусульмане... Почему же он здесь, почему также рискует головой, как давным-давно когда-то в Афгане?..
Деньги? Это есть... Хватает и Женьке, и пацанам в Беларуси... Но деньги он мог бы делать и дома, вступив в какую-нибудь коммерческую фирму с громким «афганским» имиджем... Но он здесь, также, как Сашка и Серега. Они, похоже, уже разобрались. ,,0собо Серега, который тут с 92-го, после Приднестровья, где от румынских снарядов погибли его родители и беременная жена.
Ну ладно, разберется и он. Время есть... Только бы последние километры проскочить... Все громче канонада, все ниже идут самолеты хорватов, спешащие уничтожить колонны беженцев...
Ничего, обломали их в 91-м, обломаем и сейчас... Только проскочить бы... Ох, не нравится мне эта опушка • все, как на ладони... В возрасте Иисуса Христа умирать все-таки обидно...
Ч-черт!!! Гулко протрещавшая пулеметная очередь швырнула их группу на землю... Кто-то за деревьями отрывисто командовал, темные фигуры мелькали слева и справа, обходя с флангов...
Как там раньше-то пели? «Это есть наш последний и решительный бой...» Ну, насчет «последнего» – это мы еще поглядим, а насчет «решительного» – давай, подходи!..
Он перекатился в сторону, защищаясь от сухо бьющих в землю пуль, привычно сбросил предохранитель и выпустил очередь по мелькнувшей в кустах вражеской «камуф-ле»...
Да, Алексей Дмитриев снова вернулся на войну. Правую или неправую – не нам. судить. Таких, как он, называют по-разному: «наемники, «псы войны», «красные волки», «солдаты удачи»... Среди «афганцев» таких – тысячи... По разные стороны баррикад бывшие сослуживцы воевали и воюют в Приднестровье, Абхазии, Осетии, Карабахе, Таджикистане, Чечне, Югославии...
Бывшему «афганцу» Дмитриеву удалось мирно прожить одиннадцать лет, с 83-го по 94-й. Семь лет он проработал на заводе, остальные четыре года пытался заниматься то коммерцией, то фермерством... Что ждет его дальше, какие пути начертит ему судьба – известно лишь Богу.
Я желаю ему никогда не встретиться с «его» пулей и пусть ему светит Удача! Остаюсь его преданным другом.
Юрий АЛЕКСЕЕВ.